Страница:
пойдет таким же темпом, то секретариат себя сделает смешным.
6. Посылаю вам из "Интернациональной корреспонденции"
(Импрекор)530 вырезку об австромарксистах, присланную мне из Вены
тов. Франком. Чрезвычайно важно не только внимательно следить за содержанием
греческого еженедельника, но и давать переводы статей в "Веритэ" и
"Бюллетене". Надо греческим товарищам сообщить прилагаемую заметку. Вообще
необходимо рассеять всеми мерами легенду, которую пытается создать вокруг
них Коминтерн. Послано ли им, наконец, выработанное нами коллективное
письмо? Получили ли они его? Вынесли ли они резолюции по поводу поведения на
суде, применения насилия в отношениях между революционными фракциями и пр.?
Все это очень важно.
7. Болгарские товарищи жалуются, что не получают или почти не получают
ответов из Парижа. Правильное поддержание корреспонденции есть основа всей
организационной работы, чего, к сожалению, т. Навилль не понимал. В
Манифесте болгарской группы есть несколько мест, которые мне кажутся
сомнительными. Ставить этот вопрос официально нет пока никакого смысла. Так
как болгарские товарищи просили меня высказаться по поводу их манифеста, то
я им напишу сегодня письмо с критикой их манифеста и копию его пошлю вам для
сведения и для архива.
8. По вопросу об отставках нам надо будет выработать твердое правило.
Выход в отставку против воли организации означает оставление боевого поста,
т. е. поступок столь же недопустимый в революционной организации, как и в
армии. Есть немало элементов в оппозиции, которые смешивают разнузданный
анархизм и борьбу против бюрократизма. Но сразу всего сделать, конечно,
нельзя. Раньше надо наладить подобие "аппарата".
Пишу вам так часто и так подробно для того, чтобы обеспечить взаимное
понимание и максимальную солидарность, какая только возможна на таком
большом расстоянии.
[Л.Д.Троцкий]
29 ноября 1930 г.
Дорогие товарищи!
Только сегодня я получил возможность написать вам некоторые свои
соображения по поводу вашего Манифеста. Чрезвычайно ценно, что вы изложили
основные зигзаги сталинско-бухаринской политики в Болгарии, раскрыв тем
самым полный параллелизм болгарской "генеральной линии" с той же линией в
России, Германии, Китае и проч. Под разными меридианами, в разной форме
оппортунизм и авантюризм в своем чередовании и в своем сочетании везде
обнаруживали одни и те же основные черты. Для меня лично совершенно новыми
были два важных факта: оппортунистический избирательный блок [19]26
года532 и возрождение синдикального движения в том же
году533. Было бы крайне желательно, чтобы краткий исторический
очерк был составлен вами для международной печати, с более конкретным
выяснением основных обстоятельств каждого этапа.
Дальше позвольте с полной откровенностью высказать некоторые свои
сомнения, отчасти даже возражения. Весьма возможно, что в том или другом
случае я буду ломиться в открытую дверь, т. е. возражать против взглядов или
тенденций, которых вы вовсе не разделяете, как можно было бы предположить по
отдельным кратким формулировкам Манифеста. Тем лучше, если окажется так. В
политике лучше некоторая дружеская придирчивость друг к другу, чем
неряшливость и безразличие. Лучшее качество революционной политики --
ясность.
1. Вы справедливо осуждаете тактику индивидуального и группового
терроризма, когда она применяется вне условий массовой революции. Но мне
показалось, что вы придали вашему осуждению излишний морально-патетический
характер. Вы пишете о "бесславной эпохе русских эсеров"534. Я бы
так не сказал. В их тактике был элемент авантюризма, который мы осуждали, но
мы не говорили о бесславной эпохе даже по отношению к террористическому
героизму одиночек, хотя политически и предостерегали от этого пути.
Бесславной партия эсеров стала с того времени, как отказалась от
революционной борьбы вообще и вступила в блок с буржуазией.
2. На той же 6-ой странице вы говорите об авантюризме "нелегальной
коммунистической партии", а на странице 8-ой говорите о радости рабочих в
связи с возникновением рабочей партии535, как "легального
политического органа классового рабочего движения". Эти два места могут дать
повод думать, будто вы вообще осуждаете нелегальную форму организации,
принципиально противопоставляя ей легальную, как единственно достойную
массового движения. Разумеется, такая точка зрения была бы в корне неверна,
и я не сомневаюсь, что вы ее не разделяете. Очень может быть, что вы здесь
были связаны до известной степени цензурными условиями. Разумеется, с ними
приходится считаться. Но если цензура нас может вынудить говорить не все,
что мы думаем, то она никогда не должна заставлять нас говорить то, чего мы
не думаем, особенно когда речь идет о таком остром вопросе, как соотношение
между легальностью и нелегальностью в революционном движении.
3. По тем же причинам я считаю, что апрельское покушение536
достаточно назвать политически бессмысленным и совершенно излишне называть
его сверх того еще "чудовищно-преступным". Таких уступок буржуазному
общественному мнению мы не можем ни в коем случае позволять себе, как бы мы
ни осуждали данный террористический акт с точки зрения революционной
целесообразности. В этой связи я бы советовал прочитать письма Энгельса
Бернштейну и переписку Энгельса с Марксом (по поводу покушений на Бисмарка,
Наполеона III и пр. и пр.).
4. На странице 7-й вы вину за разложение синдикального движения
возлагаете в равной мере на Пастухова537 и на Димитрова, как бы
оставаясь сами посередине. И здесь, как я надеюсь, дело идет лишь о не
вполне удачной формулировке, отнюдь не о принципиальном разногласии между
нами. Пастухов есть агент буржуазии, т. е. наш классовый враг. Димитровцы же
являются путаными революционерами, сочетающими пролетарские цели с
мелкобуржуазными методами. Вы говорите, что те и другие хотят быть "полными
распорядителями" в синдикальном движении. Всякое течение социализма и
коммунизма хочет иметь максимальное влияние в синдикальном движении. Когда
ваша организация станет силой, вас тоже будут обвинять в том, что вы хотите
быть "полными распорядителями" в синдикальном движении, -- и я от всей души
желаю вам поскорее заслужить такое обвинение. Дело идет, таким образом, не в
стремлении тех и других влиять на синдикаты (это неизбежно), а в содержании
тех идей и методов, которые каждая группа вносит в синдикальное движение.
Пастухов стремится к тому, чтобы синдикальное движение подчинялось интересам
буржуазии. Димитровцы хотят этому противодействовать, но ложной политикой
помимо своей воли укрепляют успехи Пастухова. Ставить на одну доску тех и
других нельзя.
5. Мне неясно, в каком смысле успехи ликвидаторского "Нового
Пути"538 могут подкрепить марксистскую группу "Освобождение"
(стран[ица] 13)?
6. На странице 14-ой вы пишете, что вашей задачей не является основание
"некоторой новой политической рабочей группировки", конкурирующей с рабочей
партией. Этому вы противопоставляете создание марксистской группы, ставящей
себе чисто идейные задачи. Может быть, эта туманная формулировка также
вызвана чисто цензурными соображениями. Во всяком случае, марксистская
группа, которая хочет влиять на партию и на рабочее движение в целом, не
может не быть политической группировкой. Это не есть самостоятельная партия,
конкурирующая с официальной партией; но это есть самостоятельная фракция,
которая ставит своей задачей политическое вмешательство в жизнь партии и
рабочего класса.
Вот и все мои замечания. Буду очень рад услышать от вас, продвинулись
ли вы несколько вперед к поставленной вами себе ближайшей цели -- созданию
еженедельника?
"Критика программы Коминтерна" вам до сих пор не выслана потому, что
мы, будучи крайне заняты очередным номером "Бюллетеня", не успели до сих пор
сверить копию с оригиналом. Не позже, как дня через два, мы вам вышлем
рукопись.
С коммунистическим приветом и пожеланиями успехов [Л.Д.Троцкий]
P.S. Если в болгарской печати есть сколько-нибудь интересные материалы,
относящиеся к биографии Раковского539, то я очень бы просил
подобрать их и прислать мне: они мне сейчас очень понадобятся. После
использования они будут с благодарностью возвращены.
[Л.Д.Троцкий]
[29-30 ноября 1930 г.]
30 ноября 1930 г.
Дорогой товарищ Милль!
1. При сем посылается вам: копия письма к болгарским товарищам, две
статьи, предназначенные для "Бюллетеня", и статья тов. Франкеля по поводу
австро-оппозиционеров. Статья эта написана для "Интернационального
бюллетеня", но так как она во второй номер попасть уже не сможет (надеюсь,
по крайней мере), то следует ее разослать всем секциям от имени
секретариата, как оттиск из номера 3 "Бюллетеня". Я не знаю, думаете ли вы
реагировать немедленно же на письмо Фрея официально. Но независимо от вашего
решения на этот счет, статья Франкеля все-таки будет очень полезна благодаря
подбору материалов и правильному принципиальному освещению вопроса.
2. Все жалуются на недостаток оппозиционного освещения хозяйственных
вопросов СССР. Посылаю вам на эту тему большую статью. Как довести ее до
сведения оппозиционных секций? Может быть, ее можно было бы напечатать в
"Веритэ" или в "Лютт де клясс"540? Решайте уж там сами.
3. От Зейпольда получено письмо. Смысл его тот: не выступал в Ландтаге,
так как правление не могло помочь ему составить речь, будучи поглощено
внутренней склокой. Замечательная картинка нравов. Но это только для вашего
сведения.
. Что слышно с Трэном? Каковы его виды и намерения? Встречается ли
кто-нибудь с ним?
5. Сведения Раймона541 насчет Мальро542 очень
любопытны. Я обязательно напишу об его китайском романе статью.
6. Передайте, пожалуйста, Сюзо, что Сфорца преклоняется, разумеется,
перед Кавуром543 и Мадзини544. Мне бы хотелось иметь
критические данные о Кавуре, как человеке и как политическом деятеле.
[Л.Д.Троцкий]
Смешно и неуместно ныне даже ставить вопрос о совместных действиях с
Синдикалистской лигой546 или Комитетом синдикальной
независимости547. Монатт перешел Рубикон. Монат объединился с
Дюмуленом548 против коммунизма, против Октябрьской революции,
против пролетарской революции вообще. Ибо Дюмулен принадлежит к лагерю
особенно вредных и вероломных врагов пролетарской революции. Он это показал
на деле, в наиболее злостной форме: долго терся вокруг левого крыла, чтобы в
решающий момент объединиться с Жуо549, т. е. с наиболее
сервильным и развращенным агентом капитала.
Задача честного революционера, особенно во Франции, где безнаказанным
изменам нет счета, напоминать рабочим опыт прошлого, закалять молодежь в
непримиримости, повторять и повторять ей историю измены Второго
Интернационала и французского синдикализма, раскрывать позорную роль,
выполненную не только Жуо и Ко, но особенно такими "левыми" французскими
синдикалистами, как Мергейм550 и Дюмулен. Кто не выполняет этой
элементарной обязанности по отношению к новому поколению, тот навсегда
лишает себя права на революционное доверие. Можно ли, например, питать хотя
бы тень уважения к беззубым французским анархистам, когда они снова выводят
на сцену в качестве "антимилитариста" старого шута Себастьяна
Фора551, который торговал дешевыми пацифистскими фразами во время
мира и пал в объятия Мальви552, т. е. французской биржи в начале
войны? Кто набрасывает на такие факты покров забвенья, кто
октроирует553 предателям политическую амнистию, к тому мы можем
относиться только как к непримиримому врагу. Монатт переступил через
Рубикон. Из ненадежного союзника он стал сперва колеблющимся противником, а
теперь превращается в прямого врага. Об этом мы обязаны сказать рабочим,
ясно, громко, без смягчения.
Простачкам, а также некоторым хитрецам, прикидывающимся простачками,
наша оценка может показаться преувеличенной и "несправедливой": ведь Монатт
объединяется с Дюмуленом только для восстановления единства синдикального
движения. "Только!" Синдикалисты, мол, не партия и не "секта". Синдикалисты,
де, должны стремиться охватить весь рабочий класс, все его течения, на
синдикальной почве можно работать рядом с Дюмуленом, отнюдь не беря
ответственности ни за его прошлое, ни за его будущее. Такие рассуждения
представляют собой цепь дешевеньких софизмов из числа тех, которыми любят и
умеют жонглировать французские синдикалисты и социалисты, когда им
приходится прикрывать не очень пахучие сделки.
Если бы во Франции существовали объединенные синдикаты, то, разумеется,
революционеры не покинули бы эти организации из-за того, что в них
присутствуют изменники, перебежчики, клейменные агенты империализма.
Революционеры не взяли бы на себя инициативы раскола. Но вступая в такие
союзы или оставаясь в них, они направляли бы свои усилия на то, чтобы
разоблачать перед массами предателей как предателей, чтобы компрометировать
их на основе массового опыта, изолировать их, лишать их доверия и, в конце
концов, помочь массе вышвырнуть их вон. Только этим и может быть оправдано
участие революционеров в реформистских синдикатах.
Но Монатт ведь вовсе не работает рядом с Дюмуленом в рамках синдиката,
как большевикам не раз приходилось работать рядом с меньшевиками, ведя
против них систематическую борьбу. Нет, Монатт объединяется с Дюмуленом как
с союзником, на общей платформе, создавая с ним политическую фракцию или
"секту", говоря языком французского синдикализма, чтобы затем повести
политический поход для завоевания синдикального движения. Монатт не борется
с изменниками на синдикальной почве, наоборот, он объединяется с Дюмуленом,
рекламирует Дюмулена, выступает поручителем за него перед массами. Монатт
говорит рабочим, что с Дюмуленом можно идти рука об руку -- против
коммунистов, против Профинтерна, против Октябрьской революции,
следовательно, против пролетарской революции вообще. Такова неприкрашенная
правда, и о ней мы громко должны сказать рабочим.
Когда мы определяли Монатта раньше как центриста, сдвигающегося вправо,
Шамбеллан554 сделал попытку превратить это совершенно точное
научное определение в фельетонную шутку и даже попытался подбросить название
центристов нам, как футболисты отбивают головою мяч. Увы, иногда при этом
страдает голова! Да, Монатт был центристом, и в его центризме были заложены
все элементы его нынешнего открытого оппортунизма.
По поводу казненных весной этого года индокитайских революционеров
Монатт развивал задним числом следующий план действий: [...]555
С укоризненной снисходительностью школьного учителя Монатт подавал
советы коммунистам и социал-демократам, как надо бороться против
"колониалистов". Социал-патриоты и коммунисты являлись для него полгода тому
назад людьми одного и того же лагеря, которым нужно только послушаться
советов Монатта, чтобы выполнять правильную политику. Для Монатта даже не
существовало вопроса о том, каким образом могут бороться с "колониалистами"
социал-патриоты, которые являются сторонниками и практическими проводниками
колониальной политики. Разве можно завладеть колониями, т. е. народами,
племенами, расами, не расстреливая мятежников, революционеров, которые
пытаются сбросить с себя подлую колониальную петлю?
Господа Жиромские556 и им подобные при всяком удобном случае
не прочь предъявить салонный протест против колониальных "зверств"; но это
нисколько не мешает им принадлежать к социал-колониальной партии, которая
навязала французскому пролетариата шовинистический курс во время войны,
имевшей одной из своих важнейших задач сохранение за французской буржуазией
ее колоний и расширение их. Все это Монатт забыл. Он рассуждал так, как если
бы не было на свете ни мировой войны, ни позорного крушения Второго
Интернационала, ни столь же позорного крушения французского синдикализма с
его амьенским ветхим заветом557, как если бы не было после того
великих революционных движений в ряде стран Запада и Востока, как если бы
разные течения не проверили себя на деле, не показали себя на опыте.
Полгода тому назад Монатт делал вид, что он начинает историю сначала. А
история за это время снова посмеялась над ним. Единомышленник французских
социалистов Макдональд, которому Лузон давал недавно свои несравненные
советы, посылает в Индию не освободительные анкетные комиссии, а войска и
расправляется с индусами подлее всякого Керзона558. И все негодяи
британского тред-юнионизма559 поддерживают эту палаческую работу.
Или это случайно?
Вместо того, чтобы под влиянием нового урока отшатнуться от лицемерной
"нейтральности", от вероломной "независимости", Монатт, наоборот, сделал
новый -- на этот раз решающий -- шаг в объятия французских Макдональдов и
Томасов. С Монаттом нам больше разговаривать не о чем.
* * *
Блок "независимых" синдикалистов с открытыми агентами буржуазии имеет
крупное симптоматическое значение. В глазах филистеров дело рисуется так,
что представители двух лагерей сделали друг к другу шаг навстречу во имя
единства, прекращения братоубийственной борьбы и прочих сладких вещей. Не
может быть ничего противнее и фальшивее этой фразеологии. На самом деле
смысл блока совсем другой.
Монатт представляет те элементы в среде разношерстной рабочей
бюрократии, отчасти и в среде самих рабочих, которые пытались подойти к
революции, но на опыте последних 10-12 лет разочаровались в ней. Почему она,
видите ли, развивается такими сложными и путанными путями, приводит ко
внутренним конфликтам, к новым и новым расколам, после шага вперед делает
полшага, а иногда и целый шаг назад? Годы стабилизации буржуазии, годы
революционного отлива, накопляли разочарование, усталость,
оппортунистические настроения в известной части рабочего класса. Все эти
чувства созрели у группы Монатта только теперь и толкнули ее к
окончательному переходу из одного лагеря в другой. По пути Монатт встретился
с Луи Селье560, у которого были свои основания повернуть свою
заслуженную муниципальную спину революции. Монатт и Селье пошли рядом.
Навстречу им попался ни кто иной, как Дюмулен. Это значит, что в то время
как Монатт передвигался слева направо, Дюмулен счел своевременным
передвигаться справо налево. Чем это объясняется? Дело в том, что Монатт в
качестве эмпирика -- а центристы всегда эмпирики, иначе они не были бы
центристами -- дал выражение чувствам стабилизационного периода в такой
момент, когда самый этот период стал сменяться другим, гораздо менее
спокойным и устойчивым.
Мировой кризис561 принял гигантский размах и пока все еще
продолжает углубляться. Никто не может предсказать заранее, на чем он
остановится и какие политические последствия повлечет за собой. Положение в
Германии крайне напряженное. Немецкие выборы внесли элемент острой тревоги
не только во внутренние, но в международные отношения, показав снова, на
каком жалком фундаменте стоит версальское здание562.
Экономический кризис перехлестнул через границы Франции, и мы видим в ней,
после большого перерыва, начало безработицы. В годы относительного
благополучия французские рабочие терпели политику конфедеральной
бюрократии563. В годы кризиса они могут ей припомнить ее измены и
преступления. Жуо не может не испытывать тревоги. Ему необходимо иметь левое
крыло, еще более, пожалуй, чем Блюму. Для чего же существует на свете
Дюмулен? Не надо, конечно, думать, будто здесь все расписано по нотам и
согласовано в форме заговора. В этом нет никакой надобности. Все эти люди
знают друг друга, знают, на что они способны, и, в частности, в каких
пределах кто из них способен леветь безнаказанно для себя и для своих
патронов564.
Дюмулен двинулся в поход в качестве левого крыла при Жуо как раз в тот
момент, когда Монатт, перемещавшийся все время вправо, решился перейти
Рубикон. Дюмулену нужно хоть немножко восстановить свою репутацию -- при
помощи Монатта и за его счет. Жуо не может иметь ничего против того, чтобы
его собственный Дюмулен скомпрометировал Монатта. Таким образом, все в
порядке: Монатт окончательно порвал с левым лагерем в тот момент, когда
конфедеральная бюрократия почувствовала потребность прикрыть левый фланг.
Мы анализируем эти персональные передвижки не ради Монатта, который был
некогда нашим другом, и уж, конечно, не ради Дюмулена, которого мы давно
считаем отъявленным врагом. Нас интересует симптоматическое значение личных
перетасовок, отражающих более глубокие процессы в самих рабочих массах.
Та радикализация, которую пустые крикуны провозглашали два года тому
назад, несомненно надвигается сейчас. Во Франции экономический кризис
наступил, правда, с запозданием; не исключено, что он пройдет в ней в
смягченном виде по сравнению с Германией. Проверить это может, однако,
только опыт. Но несомненно, что то равновесие пассивности, в каком находился
французский рабочий класс за годы мнимой "радикализации", будет в ближайшее
время уступать место возросшей активности и боевому духу. К этому новому
периоду революционеры должны повернуться лицом.
У порога нового периода Монатт собирает уставших, разочаровавшихся,
израсходовавшихся и переводит их в лагерь Жуо. Тем хуже для Монатта, тем
лучше для революции!
Открывающийся период будет не периодом роста фальшивой нейтральности
профсоюзов, а, наоборот, -- периодом укрепления коммунистических позиций в
рабочем движении. Левая оппозиция стоит перед большими задачами. Ее ожидают
верные успехи. Что ей для этого нужно? Только одно: оставаться верной себе
самой.
Но об этом в следующий раз.
Л.Троцкий
Принкипо, 5 декабря 1930 г.
1. Работа очень интересна, содержит много ценных мыслей, некоторые
главы и части глав хорошо разработаны теоретически. Работа удачна также в
литературном отношении.
2. Политически работа очень похожа на попытку ликвидировать связи с
оппозицией. К счастью для оппозиции, попытка эта опирается на ряд
теоретических и фактических ошибок.
3. Наиболее ошибочный характер имеет сравнение противоречий Октябрьской
революции с противоречиями коллективизации: как там условия "созрели" для
диктатуры пролетариата, а не для социализма, так здесь условия "созрели" для
коллективизации при недостаточности технической базы. Автор очень ругает
вульгарных марксистов (т. е. "Бюллетень" русской оппозиции) за непонимание
диалектических взаимоотношений между надстройкой и технической базой. На
самом деле, автор из марксистского применения диалектики по отношению к
Октябрьской революции сделал шаблон и применяет его там, где ему совсем нет
места. Диктатура пролетариата есть понятие чисто политическое, которое, как
говорит теория и показал опыт, можно в известных пределах абстрагировать от
экономической базы. Коллективизация сельского хозяйства объемлет
экономическое содержание и без него превращается в пустышку.
Когда мы говорим, что условия России созрели для диктатуры
пролетариата, то здесь имеется в виду совершенно определенный качественный и
количественный факт: установление господства пролетариата в границах
определенной страны. Построенная автором по аналогии фраза: условия
Советского Союза созрели для коллективизации, -- лишена как количественного,
так и качественного содержания, стало быть, всякого. Для коллективизации --
на 10%, 25% или на 100%? Для коллективизации с упразднением кулачества или
для коллективизации как нового питомника кулачества?
На все эти вопросы автор отвечает очень условно (и постольку -- он
прав). Но этим он совершенно дисквалифицирует свою аналогию.
Весь вопрос идет о темпах. Отвечать по поводу предмета спора, что
"условия созрели", но не говорить, для какого темпа и для какого масштаба,
это значит заменять конкретный вопрос шаблоном, хотя и хорошо
замаскированным.
Автор забыл, что диктатура пролетариата не может быть ни на десять, ни
даже на 90%. Коллективизация же может быть и на 10 и на 90%. Вся проблема
укладывается на расстоянии между этими двумя полюсами. Для автора же, в той
части, где он теоретизирует (полузамаскированно полемизируя с "Бюллетенем"),
эта проблема исчезает.
4. Весной этого года сталинское руководство провозгласило 62%
коллективизированным и собиралось в полтора-два года коллективизировать
100%. Не дожидаясь признания головокружения, мы крикнули в ряде писем в
Россию, а позже и в "Бюллетене": "осадите назад, иначе свалитесь в
пропасть". Тогда наш критик возмутился: как можно "назад", отступления
теперь уже нет. Через месяц-два Сталин заявил: если от 60 с лишком процентов
останется 40% -- и то хорошо. Наш автор оперирует теперь с цифрой
6. Посылаю вам из "Интернациональной корреспонденции"
(Импрекор)530 вырезку об австромарксистах, присланную мне из Вены
тов. Франком. Чрезвычайно важно не только внимательно следить за содержанием
греческого еженедельника, но и давать переводы статей в "Веритэ" и
"Бюллетене". Надо греческим товарищам сообщить прилагаемую заметку. Вообще
необходимо рассеять всеми мерами легенду, которую пытается создать вокруг
них Коминтерн. Послано ли им, наконец, выработанное нами коллективное
письмо? Получили ли они его? Вынесли ли они резолюции по поводу поведения на
суде, применения насилия в отношениях между революционными фракциями и пр.?
Все это очень важно.
7. Болгарские товарищи жалуются, что не получают или почти не получают
ответов из Парижа. Правильное поддержание корреспонденции есть основа всей
организационной работы, чего, к сожалению, т. Навилль не понимал. В
Манифесте болгарской группы есть несколько мест, которые мне кажутся
сомнительными. Ставить этот вопрос официально нет пока никакого смысла. Так
как болгарские товарищи просили меня высказаться по поводу их манифеста, то
я им напишу сегодня письмо с критикой их манифеста и копию его пошлю вам для
сведения и для архива.
8. По вопросу об отставках нам надо будет выработать твердое правило.
Выход в отставку против воли организации означает оставление боевого поста,
т. е. поступок столь же недопустимый в революционной организации, как и в
армии. Есть немало элементов в оппозиции, которые смешивают разнузданный
анархизм и борьбу против бюрократизма. Но сразу всего сделать, конечно,
нельзя. Раньше надо наладить подобие "аппарата".
Пишу вам так часто и так подробно для того, чтобы обеспечить взаимное
понимание и максимальную солидарность, какая только возможна на таком
большом расстоянии.
[Л.Д.Троцкий]
29 ноября 1930 г.
Дорогие товарищи!
Только сегодня я получил возможность написать вам некоторые свои
соображения по поводу вашего Манифеста. Чрезвычайно ценно, что вы изложили
основные зигзаги сталинско-бухаринской политики в Болгарии, раскрыв тем
самым полный параллелизм болгарской "генеральной линии" с той же линией в
России, Германии, Китае и проч. Под разными меридианами, в разной форме
оппортунизм и авантюризм в своем чередовании и в своем сочетании везде
обнаруживали одни и те же основные черты. Для меня лично совершенно новыми
были два важных факта: оппортунистический избирательный блок [19]26
года532 и возрождение синдикального движения в том же
году533. Было бы крайне желательно, чтобы краткий исторический
очерк был составлен вами для международной печати, с более конкретным
выяснением основных обстоятельств каждого этапа.
Дальше позвольте с полной откровенностью высказать некоторые свои
сомнения, отчасти даже возражения. Весьма возможно, что в том или другом
случае я буду ломиться в открытую дверь, т. е. возражать против взглядов или
тенденций, которых вы вовсе не разделяете, как можно было бы предположить по
отдельным кратким формулировкам Манифеста. Тем лучше, если окажется так. В
политике лучше некоторая дружеская придирчивость друг к другу, чем
неряшливость и безразличие. Лучшее качество революционной политики --
ясность.
1. Вы справедливо осуждаете тактику индивидуального и группового
терроризма, когда она применяется вне условий массовой революции. Но мне
показалось, что вы придали вашему осуждению излишний морально-патетический
характер. Вы пишете о "бесславной эпохе русских эсеров"534. Я бы
так не сказал. В их тактике был элемент авантюризма, который мы осуждали, но
мы не говорили о бесславной эпохе даже по отношению к террористическому
героизму одиночек, хотя политически и предостерегали от этого пути.
Бесславной партия эсеров стала с того времени, как отказалась от
революционной борьбы вообще и вступила в блок с буржуазией.
2. На той же 6-ой странице вы говорите об авантюризме "нелегальной
коммунистической партии", а на странице 8-ой говорите о радости рабочих в
связи с возникновением рабочей партии535, как "легального
политического органа классового рабочего движения". Эти два места могут дать
повод думать, будто вы вообще осуждаете нелегальную форму организации,
принципиально противопоставляя ей легальную, как единственно достойную
массового движения. Разумеется, такая точка зрения была бы в корне неверна,
и я не сомневаюсь, что вы ее не разделяете. Очень может быть, что вы здесь
были связаны до известной степени цензурными условиями. Разумеется, с ними
приходится считаться. Но если цензура нас может вынудить говорить не все,
что мы думаем, то она никогда не должна заставлять нас говорить то, чего мы
не думаем, особенно когда речь идет о таком остром вопросе, как соотношение
между легальностью и нелегальностью в революционном движении.
3. По тем же причинам я считаю, что апрельское покушение536
достаточно назвать политически бессмысленным и совершенно излишне называть
его сверх того еще "чудовищно-преступным". Таких уступок буржуазному
общественному мнению мы не можем ни в коем случае позволять себе, как бы мы
ни осуждали данный террористический акт с точки зрения революционной
целесообразности. В этой связи я бы советовал прочитать письма Энгельса
Бернштейну и переписку Энгельса с Марксом (по поводу покушений на Бисмарка,
Наполеона III и пр. и пр.).
4. На странице 7-й вы вину за разложение синдикального движения
возлагаете в равной мере на Пастухова537 и на Димитрова, как бы
оставаясь сами посередине. И здесь, как я надеюсь, дело идет лишь о не
вполне удачной формулировке, отнюдь не о принципиальном разногласии между
нами. Пастухов есть агент буржуазии, т. е. наш классовый враг. Димитровцы же
являются путаными революционерами, сочетающими пролетарские цели с
мелкобуржуазными методами. Вы говорите, что те и другие хотят быть "полными
распорядителями" в синдикальном движении. Всякое течение социализма и
коммунизма хочет иметь максимальное влияние в синдикальном движении. Когда
ваша организация станет силой, вас тоже будут обвинять в том, что вы хотите
быть "полными распорядителями" в синдикальном движении, -- и я от всей души
желаю вам поскорее заслужить такое обвинение. Дело идет, таким образом, не в
стремлении тех и других влиять на синдикаты (это неизбежно), а в содержании
тех идей и методов, которые каждая группа вносит в синдикальное движение.
Пастухов стремится к тому, чтобы синдикальное движение подчинялось интересам
буржуазии. Димитровцы хотят этому противодействовать, но ложной политикой
помимо своей воли укрепляют успехи Пастухова. Ставить на одну доску тех и
других нельзя.
5. Мне неясно, в каком смысле успехи ликвидаторского "Нового
Пути"538 могут подкрепить марксистскую группу "Освобождение"
(стран[ица] 13)?
6. На странице 14-ой вы пишете, что вашей задачей не является основание
"некоторой новой политической рабочей группировки", конкурирующей с рабочей
партией. Этому вы противопоставляете создание марксистской группы, ставящей
себе чисто идейные задачи. Может быть, эта туманная формулировка также
вызвана чисто цензурными соображениями. Во всяком случае, марксистская
группа, которая хочет влиять на партию и на рабочее движение в целом, не
может не быть политической группировкой. Это не есть самостоятельная партия,
конкурирующая с официальной партией; но это есть самостоятельная фракция,
которая ставит своей задачей политическое вмешательство в жизнь партии и
рабочего класса.
Вот и все мои замечания. Буду очень рад услышать от вас, продвинулись
ли вы несколько вперед к поставленной вами себе ближайшей цели -- созданию
еженедельника?
"Критика программы Коминтерна" вам до сих пор не выслана потому, что
мы, будучи крайне заняты очередным номером "Бюллетеня", не успели до сих пор
сверить копию с оригиналом. Не позже, как дня через два, мы вам вышлем
рукопись.
С коммунистическим приветом и пожеланиями успехов [Л.Д.Троцкий]
P.S. Если в болгарской печати есть сколько-нибудь интересные материалы,
относящиеся к биографии Раковского539, то я очень бы просил
подобрать их и прислать мне: они мне сейчас очень понадобятся. После
использования они будут с благодарностью возвращены.
[Л.Д.Троцкий]
[29-30 ноября 1930 г.]
30 ноября 1930 г.
Дорогой товарищ Милль!
1. При сем посылается вам: копия письма к болгарским товарищам, две
статьи, предназначенные для "Бюллетеня", и статья тов. Франкеля по поводу
австро-оппозиционеров. Статья эта написана для "Интернационального
бюллетеня", но так как она во второй номер попасть уже не сможет (надеюсь,
по крайней мере), то следует ее разослать всем секциям от имени
секретариата, как оттиск из номера 3 "Бюллетеня". Я не знаю, думаете ли вы
реагировать немедленно же на письмо Фрея официально. Но независимо от вашего
решения на этот счет, статья Франкеля все-таки будет очень полезна благодаря
подбору материалов и правильному принципиальному освещению вопроса.
2. Все жалуются на недостаток оппозиционного освещения хозяйственных
вопросов СССР. Посылаю вам на эту тему большую статью. Как довести ее до
сведения оппозиционных секций? Может быть, ее можно было бы напечатать в
"Веритэ" или в "Лютт де клясс"540? Решайте уж там сами.
3. От Зейпольда получено письмо. Смысл его тот: не выступал в Ландтаге,
так как правление не могло помочь ему составить речь, будучи поглощено
внутренней склокой. Замечательная картинка нравов. Но это только для вашего
сведения.
. Что слышно с Трэном? Каковы его виды и намерения? Встречается ли
кто-нибудь с ним?
5. Сведения Раймона541 насчет Мальро542 очень
любопытны. Я обязательно напишу об его китайском романе статью.
6. Передайте, пожалуйста, Сюзо, что Сфорца преклоняется, разумеется,
перед Кавуром543 и Мадзини544. Мне бы хотелось иметь
критические данные о Кавуре, как человеке и как политическом деятеле.
[Л.Д.Троцкий]
Смешно и неуместно ныне даже ставить вопрос о совместных действиях с
Синдикалистской лигой546 или Комитетом синдикальной
независимости547. Монатт перешел Рубикон. Монат объединился с
Дюмуленом548 против коммунизма, против Октябрьской революции,
против пролетарской революции вообще. Ибо Дюмулен принадлежит к лагерю
особенно вредных и вероломных врагов пролетарской революции. Он это показал
на деле, в наиболее злостной форме: долго терся вокруг левого крыла, чтобы в
решающий момент объединиться с Жуо549, т. е. с наиболее
сервильным и развращенным агентом капитала.
Задача честного революционера, особенно во Франции, где безнаказанным
изменам нет счета, напоминать рабочим опыт прошлого, закалять молодежь в
непримиримости, повторять и повторять ей историю измены Второго
Интернационала и французского синдикализма, раскрывать позорную роль,
выполненную не только Жуо и Ко, но особенно такими "левыми" французскими
синдикалистами, как Мергейм550 и Дюмулен. Кто не выполняет этой
элементарной обязанности по отношению к новому поколению, тот навсегда
лишает себя права на революционное доверие. Можно ли, например, питать хотя
бы тень уважения к беззубым французским анархистам, когда они снова выводят
на сцену в качестве "антимилитариста" старого шута Себастьяна
Фора551, который торговал дешевыми пацифистскими фразами во время
мира и пал в объятия Мальви552, т. е. французской биржи в начале
войны? Кто набрасывает на такие факты покров забвенья, кто
октроирует553 предателям политическую амнистию, к тому мы можем
относиться только как к непримиримому врагу. Монатт переступил через
Рубикон. Из ненадежного союзника он стал сперва колеблющимся противником, а
теперь превращается в прямого врага. Об этом мы обязаны сказать рабочим,
ясно, громко, без смягчения.
Простачкам, а также некоторым хитрецам, прикидывающимся простачками,
наша оценка может показаться преувеличенной и "несправедливой": ведь Монатт
объединяется с Дюмуленом только для восстановления единства синдикального
движения. "Только!" Синдикалисты, мол, не партия и не "секта". Синдикалисты,
де, должны стремиться охватить весь рабочий класс, все его течения, на
синдикальной почве можно работать рядом с Дюмуленом, отнюдь не беря
ответственности ни за его прошлое, ни за его будущее. Такие рассуждения
представляют собой цепь дешевеньких софизмов из числа тех, которыми любят и
умеют жонглировать французские синдикалисты и социалисты, когда им
приходится прикрывать не очень пахучие сделки.
Если бы во Франции существовали объединенные синдикаты, то, разумеется,
революционеры не покинули бы эти организации из-за того, что в них
присутствуют изменники, перебежчики, клейменные агенты империализма.
Революционеры не взяли бы на себя инициативы раскола. Но вступая в такие
союзы или оставаясь в них, они направляли бы свои усилия на то, чтобы
разоблачать перед массами предателей как предателей, чтобы компрометировать
их на основе массового опыта, изолировать их, лишать их доверия и, в конце
концов, помочь массе вышвырнуть их вон. Только этим и может быть оправдано
участие революционеров в реформистских синдикатах.
Но Монатт ведь вовсе не работает рядом с Дюмуленом в рамках синдиката,
как большевикам не раз приходилось работать рядом с меньшевиками, ведя
против них систематическую борьбу. Нет, Монатт объединяется с Дюмуленом как
с союзником, на общей платформе, создавая с ним политическую фракцию или
"секту", говоря языком французского синдикализма, чтобы затем повести
политический поход для завоевания синдикального движения. Монатт не борется
с изменниками на синдикальной почве, наоборот, он объединяется с Дюмуленом,
рекламирует Дюмулена, выступает поручителем за него перед массами. Монатт
говорит рабочим, что с Дюмуленом можно идти рука об руку -- против
коммунистов, против Профинтерна, против Октябрьской революции,
следовательно, против пролетарской революции вообще. Такова неприкрашенная
правда, и о ней мы громко должны сказать рабочим.
Когда мы определяли Монатта раньше как центриста, сдвигающегося вправо,
Шамбеллан554 сделал попытку превратить это совершенно точное
научное определение в фельетонную шутку и даже попытался подбросить название
центристов нам, как футболисты отбивают головою мяч. Увы, иногда при этом
страдает голова! Да, Монатт был центристом, и в его центризме были заложены
все элементы его нынешнего открытого оппортунизма.
По поводу казненных весной этого года индокитайских революционеров
Монатт развивал задним числом следующий план действий: [...]555
С укоризненной снисходительностью школьного учителя Монатт подавал
советы коммунистам и социал-демократам, как надо бороться против
"колониалистов". Социал-патриоты и коммунисты являлись для него полгода тому
назад людьми одного и того же лагеря, которым нужно только послушаться
советов Монатта, чтобы выполнять правильную политику. Для Монатта даже не
существовало вопроса о том, каким образом могут бороться с "колониалистами"
социал-патриоты, которые являются сторонниками и практическими проводниками
колониальной политики. Разве можно завладеть колониями, т. е. народами,
племенами, расами, не расстреливая мятежников, революционеров, которые
пытаются сбросить с себя подлую колониальную петлю?
Господа Жиромские556 и им подобные при всяком удобном случае
не прочь предъявить салонный протест против колониальных "зверств"; но это
нисколько не мешает им принадлежать к социал-колониальной партии, которая
навязала французскому пролетариата шовинистический курс во время войны,
имевшей одной из своих важнейших задач сохранение за французской буржуазией
ее колоний и расширение их. Все это Монатт забыл. Он рассуждал так, как если
бы не было на свете ни мировой войны, ни позорного крушения Второго
Интернационала, ни столь же позорного крушения французского синдикализма с
его амьенским ветхим заветом557, как если бы не было после того
великих революционных движений в ряде стран Запада и Востока, как если бы
разные течения не проверили себя на деле, не показали себя на опыте.
Полгода тому назад Монатт делал вид, что он начинает историю сначала. А
история за это время снова посмеялась над ним. Единомышленник французских
социалистов Макдональд, которому Лузон давал недавно свои несравненные
советы, посылает в Индию не освободительные анкетные комиссии, а войска и
расправляется с индусами подлее всякого Керзона558. И все негодяи
британского тред-юнионизма559 поддерживают эту палаческую работу.
Или это случайно?
Вместо того, чтобы под влиянием нового урока отшатнуться от лицемерной
"нейтральности", от вероломной "независимости", Монатт, наоборот, сделал
новый -- на этот раз решающий -- шаг в объятия французских Макдональдов и
Томасов. С Монаттом нам больше разговаривать не о чем.
* * *
Блок "независимых" синдикалистов с открытыми агентами буржуазии имеет
крупное симптоматическое значение. В глазах филистеров дело рисуется так,
что представители двух лагерей сделали друг к другу шаг навстречу во имя
единства, прекращения братоубийственной борьбы и прочих сладких вещей. Не
может быть ничего противнее и фальшивее этой фразеологии. На самом деле
смысл блока совсем другой.
Монатт представляет те элементы в среде разношерстной рабочей
бюрократии, отчасти и в среде самих рабочих, которые пытались подойти к
революции, но на опыте последних 10-12 лет разочаровались в ней. Почему она,
видите ли, развивается такими сложными и путанными путями, приводит ко
внутренним конфликтам, к новым и новым расколам, после шага вперед делает
полшага, а иногда и целый шаг назад? Годы стабилизации буржуазии, годы
революционного отлива, накопляли разочарование, усталость,
оппортунистические настроения в известной части рабочего класса. Все эти
чувства созрели у группы Монатта только теперь и толкнули ее к
окончательному переходу из одного лагеря в другой. По пути Монатт встретился
с Луи Селье560, у которого были свои основания повернуть свою
заслуженную муниципальную спину революции. Монатт и Селье пошли рядом.
Навстречу им попался ни кто иной, как Дюмулен. Это значит, что в то время
как Монатт передвигался слева направо, Дюмулен счел своевременным
передвигаться справо налево. Чем это объясняется? Дело в том, что Монатт в
качестве эмпирика -- а центристы всегда эмпирики, иначе они не были бы
центристами -- дал выражение чувствам стабилизационного периода в такой
момент, когда самый этот период стал сменяться другим, гораздо менее
спокойным и устойчивым.
Мировой кризис561 принял гигантский размах и пока все еще
продолжает углубляться. Никто не может предсказать заранее, на чем он
остановится и какие политические последствия повлечет за собой. Положение в
Германии крайне напряженное. Немецкие выборы внесли элемент острой тревоги
не только во внутренние, но в международные отношения, показав снова, на
каком жалком фундаменте стоит версальское здание562.
Экономический кризис перехлестнул через границы Франции, и мы видим в ней,
после большого перерыва, начало безработицы. В годы относительного
благополучия французские рабочие терпели политику конфедеральной
бюрократии563. В годы кризиса они могут ей припомнить ее измены и
преступления. Жуо не может не испытывать тревоги. Ему необходимо иметь левое
крыло, еще более, пожалуй, чем Блюму. Для чего же существует на свете
Дюмулен? Не надо, конечно, думать, будто здесь все расписано по нотам и
согласовано в форме заговора. В этом нет никакой надобности. Все эти люди
знают друг друга, знают, на что они способны, и, в частности, в каких
пределах кто из них способен леветь безнаказанно для себя и для своих
патронов564.
Дюмулен двинулся в поход в качестве левого крыла при Жуо как раз в тот
момент, когда Монатт, перемещавшийся все время вправо, решился перейти
Рубикон. Дюмулену нужно хоть немножко восстановить свою репутацию -- при
помощи Монатта и за его счет. Жуо не может иметь ничего против того, чтобы
его собственный Дюмулен скомпрометировал Монатта. Таким образом, все в
порядке: Монатт окончательно порвал с левым лагерем в тот момент, когда
конфедеральная бюрократия почувствовала потребность прикрыть левый фланг.
Мы анализируем эти персональные передвижки не ради Монатта, который был
некогда нашим другом, и уж, конечно, не ради Дюмулена, которого мы давно
считаем отъявленным врагом. Нас интересует симптоматическое значение личных
перетасовок, отражающих более глубокие процессы в самих рабочих массах.
Та радикализация, которую пустые крикуны провозглашали два года тому
назад, несомненно надвигается сейчас. Во Франции экономический кризис
наступил, правда, с запозданием; не исключено, что он пройдет в ней в
смягченном виде по сравнению с Германией. Проверить это может, однако,
только опыт. Но несомненно, что то равновесие пассивности, в каком находился
французский рабочий класс за годы мнимой "радикализации", будет в ближайшее
время уступать место возросшей активности и боевому духу. К этому новому
периоду революционеры должны повернуться лицом.
У порога нового периода Монатт собирает уставших, разочаровавшихся,
израсходовавшихся и переводит их в лагерь Жуо. Тем хуже для Монатта, тем
лучше для революции!
Открывающийся период будет не периодом роста фальшивой нейтральности
профсоюзов, а, наоборот, -- периодом укрепления коммунистических позиций в
рабочем движении. Левая оппозиция стоит перед большими задачами. Ее ожидают
верные успехи. Что ей для этого нужно? Только одно: оставаться верной себе
самой.
Но об этом в следующий раз.
Л.Троцкий
Принкипо, 5 декабря 1930 г.
1. Работа очень интересна, содержит много ценных мыслей, некоторые
главы и части глав хорошо разработаны теоретически. Работа удачна также в
литературном отношении.
2. Политически работа очень похожа на попытку ликвидировать связи с
оппозицией. К счастью для оппозиции, попытка эта опирается на ряд
теоретических и фактических ошибок.
3. Наиболее ошибочный характер имеет сравнение противоречий Октябрьской
революции с противоречиями коллективизации: как там условия "созрели" для
диктатуры пролетариата, а не для социализма, так здесь условия "созрели" для
коллективизации при недостаточности технической базы. Автор очень ругает
вульгарных марксистов (т. е. "Бюллетень" русской оппозиции) за непонимание
диалектических взаимоотношений между надстройкой и технической базой. На
самом деле, автор из марксистского применения диалектики по отношению к
Октябрьской революции сделал шаблон и применяет его там, где ему совсем нет
места. Диктатура пролетариата есть понятие чисто политическое, которое, как
говорит теория и показал опыт, можно в известных пределах абстрагировать от
экономической базы. Коллективизация сельского хозяйства объемлет
экономическое содержание и без него превращается в пустышку.
Когда мы говорим, что условия России созрели для диктатуры
пролетариата, то здесь имеется в виду совершенно определенный качественный и
количественный факт: установление господства пролетариата в границах
определенной страны. Построенная автором по аналогии фраза: условия
Советского Союза созрели для коллективизации, -- лишена как количественного,
так и качественного содержания, стало быть, всякого. Для коллективизации --
на 10%, 25% или на 100%? Для коллективизации с упразднением кулачества или
для коллективизации как нового питомника кулачества?
На все эти вопросы автор отвечает очень условно (и постольку -- он
прав). Но этим он совершенно дисквалифицирует свою аналогию.
Весь вопрос идет о темпах. Отвечать по поводу предмета спора, что
"условия созрели", но не говорить, для какого темпа и для какого масштаба,
это значит заменять конкретный вопрос шаблоном, хотя и хорошо
замаскированным.
Автор забыл, что диктатура пролетариата не может быть ни на десять, ни
даже на 90%. Коллективизация же может быть и на 10 и на 90%. Вся проблема
укладывается на расстоянии между этими двумя полюсами. Для автора же, в той
части, где он теоретизирует (полузамаскированно полемизируя с "Бюллетенем"),
эта проблема исчезает.
4. Весной этого года сталинское руководство провозгласило 62%
коллективизированным и собиралось в полтора-два года коллективизировать
100%. Не дожидаясь признания головокружения, мы крикнули в ряде писем в
Россию, а позже и в "Бюллетене": "осадите назад, иначе свалитесь в
пропасть". Тогда наш критик возмутился: как можно "назад", отступления
теперь уже нет. Через месяц-два Сталин заявил: если от 60 с лишком процентов
останется 40% -- и то хорошо. Наш автор оперирует теперь с цифрой