Страница:
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Email: Yuri.Felshtinsky@verizon.net
Date: 29 Sep 2005
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского
и Г.И.Чернявского
Предлагаемый пятый том девятитомного "Архива Троцкого" открывается
единственным документом 1929 года, написанным Троцким еще на территории
СССР, - его письмом в Институт В.И.Ленина с требованием предоставить ему
фотокопии документов Ленина, подлинники которых он передал в этот институт.
Разумеется, никаких копий он не получил, как, видимо, и ответа от этого
учреждения, полностью зажатого в сталинский кулак и внесшего немалый вклад в
фальсификацию российской истории XIX-XX веков.
Несколько последующих документов, в том числе набросок его издательской
программы, написанный сразу после прибытия в Турцию в феврале 1929 г.,
свидетельствуют о том, что Троцкий намеревался активно использовать новейшую
историю в ходе своей политической борьбы. Действительно, появившаяся через
несколько лет его книга "Сталинская школа фальсификации"1
содержала несколько важных документов, обозначенных в издательской
программе, которые позволяли создать более сбалансированное представление по
важнейшим вопросам недавнего прошлого, в основном о политике большевистского
руководства в 1917 г., о разногласиях Ленина с Каменевым, Сталиным и другими
"внутренними" руководителями после возвращения большевистского руководителя
из эмиграции, о высокой оценке Лениным Троцкого и т. д.
Однако основная масса публикуемой документации связана с текущей
политической борьбой, которую Троцкий развернул непосредственно после
высылки из СССР, и его литературной деятельностью.
В предлагаемый том вошли статьи, заявления, интервью. Но особенно
широко представлена переписка лидера коммунистической оппозиции с его
сторонниками в различных странах, прежде всего во Франции, в Германии,
Австрии, а также с другими лицами, с которыми он активно сотрудничал. Среди
последних выделяется американец Макс Истмен, являвшийся литературным агентом
и переводчиком Троцкого в США. Переписка свидетельствует о том, что Троцкий
стремился наладить связи и с другими странами - встречаются письма в
Чехословакию, Польшу, Болгарию. Одно письмо было даже послано в далекую
Аргентину. Помимо писем самого Троцкого, в том вошли несколько писем других
лиц - сына Троцкого Л.Л.Седова, малограмотного и умственно нестабильного
большевистского фанатика Г.И.Мясникова (его переписка с Троцким достаточно
курьезна и свидетельствует, что "пророк в изгнании", вопреки обычаю,
проявлял подчас завидное терпение). В одном из писем Троцкого имеется
приписка его жены Н.И.Седовой.
Несколько документов связано с перспективами переезда Троцкого в
Германию, Великобританию или Чехословакию. Совершенно очевидно, что
пребывание в Турции его крайне тяготило, он стремился оказаться в одной из
развитых европейских стран, находиться как можно ближе к центрам
политических событий, но вынужден был пребывать в Турции, ибо, говоря более
близким к нашему времени языком, оставался "невыездным": ни одно из
правительств стран Европы не давало ему разрешения даже на краткий приезд
для лечения.
Публикуемые материалы отражают работу Троцкого над его книгами, его
взаимоотношения с издательствами Германии, Франции, США и других стран, в
частности конфликт с немецким издателем Г.Шуманом. Последний, заключая
договор с Троцким, скрыл от него, что выпустил перед этим воспоминания
А.Ф.Керенского со сведениями, компрометирующими В.И. Ленина и партию
большевиков в целом в связи с использованием последними тайных германских
субсидий. Троцкий негодовал, он обвинил Шумана в клевете, по всей видимости,
лицемерно2. Троцкий судился с ним, будучи уверенным (по крайней
мере, так он утверждал), что Шуман получает средства на тяжбу от Сталина.
Немало внимания в бумагах уделяется гонорарным и другим финансовым
делам, причем, как видно из текстов, доходы от изданий в основном
предназначались на нужды пропагандистской и организационной деятельности
сторонников Троцкого. Из переписки видно, что Троцкий внимательно следил за
качеством переводимых работ, был особенно требовательным и придирчивым к
передаче марксистской терминологии на разных языках.
Фиксируются отдельные стадии работы над книгами, которые Троцкий начал
писать в эмиграции. Устанавливается, например, что в конце мая 1929 г. он
начал параллельную работу над историей революции 1917 г. и книгой о Ленине -
первая была сделана быстро3, вторая так и не была написана, хотя
уже в 1929 г. Троцкий представлял себе ее состоящей из четырех частей:
биография, характеристика, воспоминания, переписка.
Из публикуемой документации видно, что в 1929-1930 гг. Троцкий уделял
основное внимание оценке ситуации в СССР, международным отношениям и
мировому революционному движению, сплочению своих сторонников в различных
странах, причем эти задачи он пытался решать в единстве, хотя в ответах,
которые давал на возникавшие вопросы, таились глубокие внутренние
противоречия.
В принципе Троцкий продолжал полностью поддерживать диктаторский режим
в СССР. "Фетишизм демократических форм нам, разумеется, чужд", - писал он
своей стороннице Р.Т.Адлер 27 февраля 1929 г., через две недели после
насильственной доставки в Турцию. Охрана диктатуры выше всех других
соображений, вздыхать о демократии - это фантастика, - такие и подобные
мысли изобилуют в публикуемой публицистике и корреспонденции.
Оценивая путь, пройденный Россией (СССР) с 1917 года, лидер
коммунистической оппозиции выделял в нем два этапа, полагая, что рубежом
между ними были болезнь и смерть В.И.Ленина. Политику властей на первом
этапе он в основном одобрял (возражения касались второстепенных вопросов, по
которым он еще в те годы высказывал особое мнение), считая, что на втором,
этапе начал устанавливаться режим "бюрократического централизма",
воплощением которого постепенно становился И.В.Сталин.
Для того чтобы совместить с этим свою концепцию сохранения в СССР
"диктатуры пролетариата", а не над пролетариатом и другими слоями населения,
он уже в начале 1929 г. придумал схему "двоевластия" в СССР, ибо, по его
мнению, "химически чистой диктатура могла бы быть только в безвоздушном
пространстве". Курс на "социализм в одной стране" Троцкий с первых месяцев
пребывания в Турции осуждал и оценивал как выражение "национального
социализма".
Политику большевистского руководства в 1929-1930 гг. Л.Д. Троцкий
продолжал определять как "центризм", имея в виду якобы наличествовавшие
колебания Сталина и его сторонников между социал-демократией и коммунизмом.
Такая дефиниция была дана объединенной оппозицией в 1926-1927 гг., и Троцкий
все еще придерживался ее, несмотря на чрезвычайные меры в области сельского
хозяйства, введенные в 1928 г. и подрывавшие нэп, несмотря на все более
учащавшиеся нападки Сталина на Н.И.Бухарина и А.И.Рыкова как "правых", а
затем открытую кампанию против них и смещение их с руководящих постов за
"правый уклон". Действия Сталина в 1930 г. - начавшаяся насильственная
сплошная коллективизация сельского хозяйства и отказ от нэпа -
квалифицировались, вопреки фактам и в угоду упорно сохранявшейся схеме, лишь
как "левый зигзаг" "центристов".
Далеко не адекватно воспринималась внутренняя ситуация в СССР,
соотношение классовых сил в заявлениях о том, что происходит рост
"политической самоуверенности буржуазных слоев".
Футурология - вообще весьма ненадежная отрасль, граничащая с
хиромантией. Что же касается конкретных политических прогнозов, то они в
переломные периоды подтверждаются крайне редко и скорее в результате
"случайной выборки" судьбы, а не доказанной логической раскладки. Троцкий
высказывал весьма самоуверенные предположения о развитии событий на "Олимпе
власти" в СССР, но, как правило, они были противоположны тому, что
происходило в действительности, или, по крайней мере, не совпадали с ней.
Достаточно упомянуть лишь его письмо единомышленникам в СССР (октябрь 1929
г., то есть перед самым началом сталинской "революции сверху"), чтобы в этом
убедиться. Здесь он выражал уверенность, что "при первом же серьезном напоре
термидорианской массовой стихии" "правые опрокинут сталинцев", что "кризис
будет направлен против сталинского режима" и т. п. Эти прогнозы скорее
отражали не анализ тенденций развития СССР, а образ мыслей самого Троцкого.
В то же время, предсказывая в 1929 г. новые зигзаги сталинской группы,
Троцкий был прав в том отношении, что сами зигзаги были неизбежными, что
никакие "принципы" не могли определять курс беспринципного Сталина, готового
брататься с любым дьяволом, лишь бы ему это было лично выгодно, главным
образом в смысле упрочения личной власти и устранения возможных соперников.
Лидер оппозиции весьма остро критиковал сталинскую "революцию сверху" и
в связи с этим выдвигал основные требования оппозиции, наиболее четко в это
время сформулированные в "Письме друзьям в СССР", написанным перед XVI
съездом ВКП(б) (июнь-июль 1930 г.). Невозможно установить, достигло ли это
письмо адресатов (в документации ссыльных оппозиционеров оно не
упоминается), но, судя по заявлениям Х.Г. Раковского, Л.С.Сосновского и
других не раскаявшихся сторонников Троцкого, документы, излагавшие позицию
их лидера, до них все еще доходили.
Троцкий требовал "отступления с позиций авантюризма", в частности
приостановления его проявлений - коллективизации и раскулачивания, "призовых
скачек индустриализации", считал необходимым перераспределение средств в
пользу улучшения положения трудящихся, жесткой финансовой дисциплины,
получения зарубежных кредитов под заказы на сельскохозяйственное
оборудование и т.д. Как видно, "левыми" (по сравнению с установками Сталина)
эти требования назвать было никак нельзя. Схематические представления о
"правых", "левых", "центре" все более проявляли себя как неспособные дать
реальное описание происходивших социально-политических событий, оставаясь
лишь формальными этикетками.
Наибольшую лояльность в отношении советских властей Троцкий проявлял в
области внешней политики, прежде всего в связи с советско-китайским
конфликтом 1929 г. в Маньчжурии, на Китайско-Восточной железной дороге
(КВЖД). Он полностью поддержал сталинский курс на сохранение КВЖД в руках
СССР любой ценой, хотя и обоснованно предположил, вопреки раздуваемой
военной тревоге, что конфликт не может привести к войне, так как советское
правительство, мол, не хочет, а китайское неспособно ее вести. Автор,
однако, не фиксировал внимания на том, что глава правительства Китая Чан
Кайши также ни в коем случае не собирался воевать против СССР, так что
различие в акцентах, сделанное Троцким, обосновано не было.
Советскую компартию Троцкий продолжал еще считать "пролетарским
авангардом", хотя за этой штампованной оценкой скрывалось глубокое
разочарование в "руководящей политической силе" СССР. Но лишь три раза - в
письме И. Фрею, в ответах оппозиционерам в СССР и письме своим сторонникам в
Болгарии - он сдержанно признал, что ВКП(б) "в нынешнем ее виде не есть
партия в подлинном смысле слова". Однако в первом из этих документов он
вновь, как бы оборвав себя, добавил, что партия включает в себя авангард
пролетариата. Лишь к концу 1930 г. в письме болгарам в двойственной оценке
ВКП(б) - "добровольный отбор пролетарского авангарда" и часть
государственной машины - автор склонился, наконец, к тому, что второй,
негативный момент решительно преобладает, что "основные функции партии -
коллективная выработка взглядов и решений, свободный выбор должностных лиц и
контроль над ними - окончательно ликвидированы". Можно полагать, что Троцкий
не был вполне искренним в заявлениях, что ранее большевистская партия
являлась партией в общепринятом смысле слова: кому как не ему было знать,
как Ленин выкручивал руки другим деятелем, чтобы добиться угодных ему
решений, и как этому примеру следовали на всех нижестоящих уровнях. В то же
время выражение "окончательно ликвидированы" можно рассматривать как одну из
первых предпосылок на пути к курсу создания параллельных компартий и нового
Интернационала.
Троцкий отлично понимал, какую функцию несет культ личности Ленина на
грани 20-30-х годов, осознавал, что этот культ является подсобным
инструментом для оправдания и обоснования курса "социализма в одной стране",
которому Ленин по крайней мере до окончания гражданской войны, был явно
враждебен. "Эпигоны порезали его книги на цитаты и этим оружием стали
бороться против живого Ленина, воздвигая ему погребальные мавзолеи не только
на Красной площади, но и в сознании партии".
В документах встречаются образные и точные оценки деятелей ВКП(б), на
которые Троцкий был мастером. В них сочетались его публицистическая острота
и гнев первостепенного политика, отторгнутого, а затем изгнанного Сталиным
вкупе с угодными ему лакеями весьма посредственных способностей.
В.М.Молотова он, например, с полным основанием характеризовал как "наиболее
законченное воплощение той бюрократии, которая [...] глубоко убеждена, что
все вопросы решаются финансовыми и административными мерами". Троцкий был
беспощаден к своим прежним союзникам по объединенной оппозиции, особенно к
Г.Е. Зиновьеву, упрекал его и подобных ему в клевете, фальсификациях,
подделке цитат, моральном цинизме, оговариваясь при этом, что нелояльность
не есть монополия Сталина. В связи с этим, впрочем, встает вопрос и о
моральных основаниях самого блока Троцкого с Зиновьевым (1926-1927 гг.) -
человеком, по поводу которого до нынешнего дня в публицистике и
воспоминаниях лиц самых различных направлений не было произнесено почти ни
одного доброго слова.
Некоторые материалы рисуют ситуацию в сфере дезинтегрированной и по
существу дела разгромленной сталинистами коммунистической оппозиции в СССР.
Среди той части оппозиционеров, которые не поддавались капитулянтским
настроениям и в то же время требовали возвращения их в партию, вроде бы
делающую "заимствования" из платформы оппозиции, Троцкий с полным основанием
выделял Х.Г. Раковского. В то же время, если первоначально в отношении
перспектив оппозиции сохранялся оптимизм (необоснованный с самого начала),
то к лету 1930 г. он почти полностью истощился. Троцкий вынужден был
признать, что кадры оппозиции "размагничиваются [и] выдыхаются".
Много внимания в публикуемой документации уделено международным
сюжетам, главным образом в связи со стремлением Л.Д. Троцкого сплотить своих
сторонников в различных странах и превратить коммунистическую оппозицию во
влиятельную интернациональную силу. В эти годы лишь шла подготовка к разрыву
с Коммунистическим Интернационалом и входившими в него партиями,
непосредственной задачи создания параллельных компартий и нового
Интернационала Троцкий еще не выдвигал. Не случайно он уклонился от ответа
на вопрос социал-демократической печати, не может ли Коминтерн превратиться
в орудие национальной политики СССР - отрицать, что это есть очевидный,
свершившийся факт он не мог, а согласиться с утверждением означало почти
поставить крест на возможности реформировать Коминтерн по собственной схеме.
Мог ли надеяться Троцкий на такую трансформацию? Ретроспективно ясно,
что его курс был заранее обречен на неудачу. Но думается, что на рубеже
20-30-х годов, в условиях "великой экономической депрессии" и обострения
социальных противоречий он всерьез рассчитывал на позитивные, с его точки
зрения, сдвиги в мировой коммунистической организации.
Но Троцкий недооценивал значение финансовых субсидий партиям Коминтерна
со стороны советских руководителей, преувеличивал революционность и
самоотверженность коммунистов разных стран. Руководитель оппозиции полагал,
без должных к тому оснований, что сплочение и расширение коммунистической
оппозиции в отдельных странах и в международном масштабе обусловит изменение
курса Коминтерна и отдельных компартий в соответствии с его схемами. "С
конца 1923 года Интернационал жил и живет под дулом револьвера, на рукоятке
которого была сперва рука Зиновьева, затем Сталина. Все обязаны были
мыслить, говорить и особенно голосовать 'монолитно'. Это умерщвление идейной
жизни жестоко отомстило за себя ростом фракций и группировок", -
констатировал Троцкий. И тем не менее он предостерегал против того, чтобы
"законное возмущение негодным руководством не приводило [...] к
разочарованию в коммунизме [...] (Декларация для газеты "Верите", август
1929 г.).
В основу сплочения коммунистической оппозиции и эвентуального
"возрождения" интегрированного коммунистического движения Троцкий стремился
поставить свою теорию "перманентной революции", полагая, что в том
понимании, которое он теперь в нее вкладывал, эта теория совпадает с
сущностью ленинизма.
Сам ленинизм он в этом случае рассматривал как некую застывшую
данность. Но на самом деле прагматик Ленин просто не в состоянии был
придерживаться неизменных взглядов, постоянно приспосабливал их к менявшейся
обстановке, и в этом смысле ленинизма как единой системы воззрений просто не
существовало. Теория "перманентной революции" же, действительно, совпадала в
основном с позицией Ленина в 1917-1920 гг., но не в следующие годы.
Теперь же, через десять лет, Троцкий внес и в свою теорию существенные
коррективы. Он более не рассматривал европейскую революцию как стоящую на
повестке дня в ближайшей перспективе, считал, что "диктатура пролетариата"
может продержаться в СССР длительное время изолированно, хотя, конечно,
только при "правильной политике", что в СССР можно строить социализм, однако
построить его до победы революции в международном масштабе невозможно.
На базе теории "перманентной революции" и конкретной оценки ряда
вопросов, которые он считал уже разрешенными (классовый характер СССР, отказ
от создания параллельных компартий и др.) Троцкий прилагал максимум усилий к
стабилизации, сплочению, расширению оппозиционных коммунистических групп в
разных странах. В это годы тон его полемики был в основном спокойным, подчас
чувствовалась обычно не свойственная ему сдержанность, он добивался отказа
от личных нападок и сам стремился, далеко не всегда успешно, воздерживаться
от таковых.
Правда, лишь немногие оппозиционные коммунистические деятели
удостаиваются его положительной оценки. Французский деятель Борис Суварин
был первым из оппозиционеров, с которым Троцкий решительно порвал, объявив,
что его деятельность целиком направлена против идей Маркса и Энгельса. Во
второй половине 1929 г. одновременно последовали конфликты с германским
Ленинбундом (Ленинским союзом) и его лидером Гуго Урбансом и несколькими
австрийскими коммунистическими группами. Вслед за этим начались нападки на
другого француза Мориса Паза. Надо отметить, что оппоненты отвечали еще
резче, подчас используя совершенно недостойные методы полемики.
Особое внимание Троцкий уделял печатной пропаганде своих позиций,
созданию и функционированию газет и журналов коммунистической оппозиции в
разных странах. Он написал обширную декларацию для французской газеты
"Верите" ("Правда"), которая важна для уяснения его политических взглядов
(декларация публикуется в данном томе).
Вначале большие надежды возлагались на коммунистическую оппозицию в
Германии и Франции. Троцкий стремился поставить под свой контроль
сравнительно крупный Ленинбунд. В нескольких письмах Правлению этой
организации подвергались критике ультрарадикальные взгляды ее лидера
Урбанса, полагавшего, что Троцкий не идет "достаточно далеко" в критике
сталинского режима, не решается на окончательный с ним разрыв, имея в виду,
что в СССР уже произошел "термидорианский переворот". Троцкий пытался
добиться отстранения Урбанса от руководства, а когда из этого ничего не
вышло, стал стимулировать раскол в Ленинбунде, что вело ко все большей
дробности и аморфности коммунистического движения в Германии, где все
большую силу набирал нацизм.
Троцкий вынужден был считаться с крайней нестабильностью групп своих
сторонников, особенно в Германии, конфликтами между ними и внутри этих
групп. Первоначальный оптимизм постепенно и в этом отношении сменялся
чувством разочарования. "При продолжении этих нравов оппозиция себя навсегда
осрамит в глазах немецких рабочих", - писал он в феврале 1930 г. по поводу
склок в Ленинбунде. А через две недели он раздраженно сетовал, что
объединение оппозиции Ленинбунда с так называемой Веддингской группой
(другой оппозиционной ячейкой, оплот которой был в рабочем районе Берлина
Веддинг) осложняется тем, что "разодравшиеся интеллигенты возглавляют теперь
обе группы".
В конце марта 1930 г. произошло, наконец, объединение части Ленинбунда
с Веддингской группой. На объединительную конференцию в Берлин Троцкий
послал "тяжелую артиллерию" - своих доверенных представителей француза Пьера
Навилля и американца Макса Шахтмана. Но последние информировали его, что
личные склоки продолжаются. "Мне иногда приходит в голову, - писал Троцкий,
- нет ли в среде оппозиции лиц, специально подосланных сталинской
бюрократией для внесения разложения".
Это предположение имело все основания, но тайные агенты советских
спецслужб, проникшие в среду немецких "троцкистов", - братья Соболевичусы
(они действовали под псевдонимами Р. Вель и А. Сенин), - настолько втерлись
в доверие к Троцкому, что он мог заподозрить в провокаторстве кого угодно,
но только не этих лиц.
Действительно, относясь с подозрением ко многим своим сторонникам,
позиции которых хотя бы в чем-то расходились с его собственными, Троцкий
подчас совершенно не мог разобраться в качествах тех, кто имитировал полную
ему верность, и относился с доверием к тем, кто отнюдь не заслуживал этого с
точки зрения его принципов. Троцкого не раз предупреждали о весьма
подозрительном поведении Веля, о грязных махинациях француза Р. Молинье, но
все эти предостережения пока оставались втуне.
С начала 1930 г. значительные усилия Троцкий направлял на создание
некоего подобия международного объединения своих сторонников, в то же время
не уставая повторять, что речь не идет об организации нового Интернационала.
Позиции оппозиционного лидера были весьма противоречивыми, ибо, отвергая
курс на организационный разрыв с Коминтерном, он требовал, чтобы
международное объединение его сторонников приняло обязательную для всех
"секций" платформу, установило единую дисциплину, в частности в признании
его "основополагающих установок".
Более того, считая недопустимым образование параллельных компартий, он
вдруг уже в 1929 г. высказал предположение, что Коммунистическая лига США
имеет основания развернуться в самостоятельную партию, имея в виду, видимо,
как крайнюю слабость официальной компартии США и внутренние раздоры в ней,
так и высокую активность своих сторонников в заокеанской стране.
Ряд документов связан с подготовкой, проведением и последствиями
конференции европейских оппозиционных организаций, состоявшейся в Париже в
начале апреля 1930 г. Особое внимание проведению европейской конференции
было связано с тем, что Европа рассматривалась как континент, события в
странах которого определяли политические и организационные перспективы его
движения. Летом 1929 г. Троцкий впервые отметил опасность нацизма (или
фашизма, согласно коммунистической терминологии).
Оптимизм в отношение перспектив развития коммунистической оппозиции в
международном масштабе, как видно из публикуемых документов, продолжал
преобладать. Хотя в то же время Троцкий признавал, что образованные на
конференции в Париже Интернациональное бюро и Интернациональный секретариат
реально не функционируют, что объединение фактически не произошло. Об этом,
в частности, свидетельствуют письма М. Миллю, к которому оппозиционный
руководитель первоначально проявлял доверие как к техническому руководителю
Интернационального секретариата в Париже.
В публикуемой документации нашли выражение и многие другие аспекты
социально-политического и социокультурного развития на рубеже 20-30-х годов,
а также событий недавнего прошлого. Читатель с интересом познакомится с
оценками, которые Троцкий давал М.Горькому как общественному деятелю. Эти
оценки содержались в письме американскому ученому российского происхождения
А.Д.Кауну, который как раз в это время работал над книгой о
Горьком4. Некоторые из оценок Троцкого в данном случае весьма
любопытно корреспондируют с оценками писателя в современном исследовании о
нем5.
Л.Д.Троцкий как политический деятель и публицист был порождением своего
времени, своей среды, определенных политических взглядов, что обусловило
специфический образ мыслей и действий, ту ментальность, которая находит
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Email: Yuri.Felshtinsky@verizon.net
Date: 29 Sep 2005
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского
и Г.И.Чернявского
Предлагаемый пятый том девятитомного "Архива Троцкого" открывается
единственным документом 1929 года, написанным Троцким еще на территории
СССР, - его письмом в Институт В.И.Ленина с требованием предоставить ему
фотокопии документов Ленина, подлинники которых он передал в этот институт.
Разумеется, никаких копий он не получил, как, видимо, и ответа от этого
учреждения, полностью зажатого в сталинский кулак и внесшего немалый вклад в
фальсификацию российской истории XIX-XX веков.
Несколько последующих документов, в том числе набросок его издательской
программы, написанный сразу после прибытия в Турцию в феврале 1929 г.,
свидетельствуют о том, что Троцкий намеревался активно использовать новейшую
историю в ходе своей политической борьбы. Действительно, появившаяся через
несколько лет его книга "Сталинская школа фальсификации"1
содержала несколько важных документов, обозначенных в издательской
программе, которые позволяли создать более сбалансированное представление по
важнейшим вопросам недавнего прошлого, в основном о политике большевистского
руководства в 1917 г., о разногласиях Ленина с Каменевым, Сталиным и другими
"внутренними" руководителями после возвращения большевистского руководителя
из эмиграции, о высокой оценке Лениным Троцкого и т. д.
Однако основная масса публикуемой документации связана с текущей
политической борьбой, которую Троцкий развернул непосредственно после
высылки из СССР, и его литературной деятельностью.
В предлагаемый том вошли статьи, заявления, интервью. Но особенно
широко представлена переписка лидера коммунистической оппозиции с его
сторонниками в различных странах, прежде всего во Франции, в Германии,
Австрии, а также с другими лицами, с которыми он активно сотрудничал. Среди
последних выделяется американец Макс Истмен, являвшийся литературным агентом
и переводчиком Троцкого в США. Переписка свидетельствует о том, что Троцкий
стремился наладить связи и с другими странами - встречаются письма в
Чехословакию, Польшу, Болгарию. Одно письмо было даже послано в далекую
Аргентину. Помимо писем самого Троцкого, в том вошли несколько писем других
лиц - сына Троцкого Л.Л.Седова, малограмотного и умственно нестабильного
большевистского фанатика Г.И.Мясникова (его переписка с Троцким достаточно
курьезна и свидетельствует, что "пророк в изгнании", вопреки обычаю,
проявлял подчас завидное терпение). В одном из писем Троцкого имеется
приписка его жены Н.И.Седовой.
Несколько документов связано с перспективами переезда Троцкого в
Германию, Великобританию или Чехословакию. Совершенно очевидно, что
пребывание в Турции его крайне тяготило, он стремился оказаться в одной из
развитых европейских стран, находиться как можно ближе к центрам
политических событий, но вынужден был пребывать в Турции, ибо, говоря более
близким к нашему времени языком, оставался "невыездным": ни одно из
правительств стран Европы не давало ему разрешения даже на краткий приезд
для лечения.
Публикуемые материалы отражают работу Троцкого над его книгами, его
взаимоотношения с издательствами Германии, Франции, США и других стран, в
частности конфликт с немецким издателем Г.Шуманом. Последний, заключая
договор с Троцким, скрыл от него, что выпустил перед этим воспоминания
А.Ф.Керенского со сведениями, компрометирующими В.И. Ленина и партию
большевиков в целом в связи с использованием последними тайных германских
субсидий. Троцкий негодовал, он обвинил Шумана в клевете, по всей видимости,
лицемерно2. Троцкий судился с ним, будучи уверенным (по крайней
мере, так он утверждал), что Шуман получает средства на тяжбу от Сталина.
Немало внимания в бумагах уделяется гонорарным и другим финансовым
делам, причем, как видно из текстов, доходы от изданий в основном
предназначались на нужды пропагандистской и организационной деятельности
сторонников Троцкого. Из переписки видно, что Троцкий внимательно следил за
качеством переводимых работ, был особенно требовательным и придирчивым к
передаче марксистской терминологии на разных языках.
Фиксируются отдельные стадии работы над книгами, которые Троцкий начал
писать в эмиграции. Устанавливается, например, что в конце мая 1929 г. он
начал параллельную работу над историей революции 1917 г. и книгой о Ленине -
первая была сделана быстро3, вторая так и не была написана, хотя
уже в 1929 г. Троцкий представлял себе ее состоящей из четырех частей:
биография, характеристика, воспоминания, переписка.
Из публикуемой документации видно, что в 1929-1930 гг. Троцкий уделял
основное внимание оценке ситуации в СССР, международным отношениям и
мировому революционному движению, сплочению своих сторонников в различных
странах, причем эти задачи он пытался решать в единстве, хотя в ответах,
которые давал на возникавшие вопросы, таились глубокие внутренние
противоречия.
В принципе Троцкий продолжал полностью поддерживать диктаторский режим
в СССР. "Фетишизм демократических форм нам, разумеется, чужд", - писал он
своей стороннице Р.Т.Адлер 27 февраля 1929 г., через две недели после
насильственной доставки в Турцию. Охрана диктатуры выше всех других
соображений, вздыхать о демократии - это фантастика, - такие и подобные
мысли изобилуют в публикуемой публицистике и корреспонденции.
Оценивая путь, пройденный Россией (СССР) с 1917 года, лидер
коммунистической оппозиции выделял в нем два этапа, полагая, что рубежом
между ними были болезнь и смерть В.И.Ленина. Политику властей на первом
этапе он в основном одобрял (возражения касались второстепенных вопросов, по
которым он еще в те годы высказывал особое мнение), считая, что на втором,
этапе начал устанавливаться режим "бюрократического централизма",
воплощением которого постепенно становился И.В.Сталин.
Для того чтобы совместить с этим свою концепцию сохранения в СССР
"диктатуры пролетариата", а не над пролетариатом и другими слоями населения,
он уже в начале 1929 г. придумал схему "двоевластия" в СССР, ибо, по его
мнению, "химически чистой диктатура могла бы быть только в безвоздушном
пространстве". Курс на "социализм в одной стране" Троцкий с первых месяцев
пребывания в Турции осуждал и оценивал как выражение "национального
социализма".
Политику большевистского руководства в 1929-1930 гг. Л.Д. Троцкий
продолжал определять как "центризм", имея в виду якобы наличествовавшие
колебания Сталина и его сторонников между социал-демократией и коммунизмом.
Такая дефиниция была дана объединенной оппозицией в 1926-1927 гг., и Троцкий
все еще придерживался ее, несмотря на чрезвычайные меры в области сельского
хозяйства, введенные в 1928 г. и подрывавшие нэп, несмотря на все более
учащавшиеся нападки Сталина на Н.И.Бухарина и А.И.Рыкова как "правых", а
затем открытую кампанию против них и смещение их с руководящих постов за
"правый уклон". Действия Сталина в 1930 г. - начавшаяся насильственная
сплошная коллективизация сельского хозяйства и отказ от нэпа -
квалифицировались, вопреки фактам и в угоду упорно сохранявшейся схеме, лишь
как "левый зигзаг" "центристов".
Далеко не адекватно воспринималась внутренняя ситуация в СССР,
соотношение классовых сил в заявлениях о том, что происходит рост
"политической самоуверенности буржуазных слоев".
Футурология - вообще весьма ненадежная отрасль, граничащая с
хиромантией. Что же касается конкретных политических прогнозов, то они в
переломные периоды подтверждаются крайне редко и скорее в результате
"случайной выборки" судьбы, а не доказанной логической раскладки. Троцкий
высказывал весьма самоуверенные предположения о развитии событий на "Олимпе
власти" в СССР, но, как правило, они были противоположны тому, что
происходило в действительности, или, по крайней мере, не совпадали с ней.
Достаточно упомянуть лишь его письмо единомышленникам в СССР (октябрь 1929
г., то есть перед самым началом сталинской "революции сверху"), чтобы в этом
убедиться. Здесь он выражал уверенность, что "при первом же серьезном напоре
термидорианской массовой стихии" "правые опрокинут сталинцев", что "кризис
будет направлен против сталинского режима" и т. п. Эти прогнозы скорее
отражали не анализ тенденций развития СССР, а образ мыслей самого Троцкого.
В то же время, предсказывая в 1929 г. новые зигзаги сталинской группы,
Троцкий был прав в том отношении, что сами зигзаги были неизбежными, что
никакие "принципы" не могли определять курс беспринципного Сталина, готового
брататься с любым дьяволом, лишь бы ему это было лично выгодно, главным
образом в смысле упрочения личной власти и устранения возможных соперников.
Лидер оппозиции весьма остро критиковал сталинскую "революцию сверху" и
в связи с этим выдвигал основные требования оппозиции, наиболее четко в это
время сформулированные в "Письме друзьям в СССР", написанным перед XVI
съездом ВКП(б) (июнь-июль 1930 г.). Невозможно установить, достигло ли это
письмо адресатов (в документации ссыльных оппозиционеров оно не
упоминается), но, судя по заявлениям Х.Г. Раковского, Л.С.Сосновского и
других не раскаявшихся сторонников Троцкого, документы, излагавшие позицию
их лидера, до них все еще доходили.
Троцкий требовал "отступления с позиций авантюризма", в частности
приостановления его проявлений - коллективизации и раскулачивания, "призовых
скачек индустриализации", считал необходимым перераспределение средств в
пользу улучшения положения трудящихся, жесткой финансовой дисциплины,
получения зарубежных кредитов под заказы на сельскохозяйственное
оборудование и т.д. Как видно, "левыми" (по сравнению с установками Сталина)
эти требования назвать было никак нельзя. Схематические представления о
"правых", "левых", "центре" все более проявляли себя как неспособные дать
реальное описание происходивших социально-политических событий, оставаясь
лишь формальными этикетками.
Наибольшую лояльность в отношении советских властей Троцкий проявлял в
области внешней политики, прежде всего в связи с советско-китайским
конфликтом 1929 г. в Маньчжурии, на Китайско-Восточной железной дороге
(КВЖД). Он полностью поддержал сталинский курс на сохранение КВЖД в руках
СССР любой ценой, хотя и обоснованно предположил, вопреки раздуваемой
военной тревоге, что конфликт не может привести к войне, так как советское
правительство, мол, не хочет, а китайское неспособно ее вести. Автор,
однако, не фиксировал внимания на том, что глава правительства Китая Чан
Кайши также ни в коем случае не собирался воевать против СССР, так что
различие в акцентах, сделанное Троцким, обосновано не было.
Советскую компартию Троцкий продолжал еще считать "пролетарским
авангардом", хотя за этой штампованной оценкой скрывалось глубокое
разочарование в "руководящей политической силе" СССР. Но лишь три раза - в
письме И. Фрею, в ответах оппозиционерам в СССР и письме своим сторонникам в
Болгарии - он сдержанно признал, что ВКП(б) "в нынешнем ее виде не есть
партия в подлинном смысле слова". Однако в первом из этих документов он
вновь, как бы оборвав себя, добавил, что партия включает в себя авангард
пролетариата. Лишь к концу 1930 г. в письме болгарам в двойственной оценке
ВКП(б) - "добровольный отбор пролетарского авангарда" и часть
государственной машины - автор склонился, наконец, к тому, что второй,
негативный момент решительно преобладает, что "основные функции партии -
коллективная выработка взглядов и решений, свободный выбор должностных лиц и
контроль над ними - окончательно ликвидированы". Можно полагать, что Троцкий
не был вполне искренним в заявлениях, что ранее большевистская партия
являлась партией в общепринятом смысле слова: кому как не ему было знать,
как Ленин выкручивал руки другим деятелем, чтобы добиться угодных ему
решений, и как этому примеру следовали на всех нижестоящих уровнях. В то же
время выражение "окончательно ликвидированы" можно рассматривать как одну из
первых предпосылок на пути к курсу создания параллельных компартий и нового
Интернационала.
Троцкий отлично понимал, какую функцию несет культ личности Ленина на
грани 20-30-х годов, осознавал, что этот культ является подсобным
инструментом для оправдания и обоснования курса "социализма в одной стране",
которому Ленин по крайней мере до окончания гражданской войны, был явно
враждебен. "Эпигоны порезали его книги на цитаты и этим оружием стали
бороться против живого Ленина, воздвигая ему погребальные мавзолеи не только
на Красной площади, но и в сознании партии".
В документах встречаются образные и точные оценки деятелей ВКП(б), на
которые Троцкий был мастером. В них сочетались его публицистическая острота
и гнев первостепенного политика, отторгнутого, а затем изгнанного Сталиным
вкупе с угодными ему лакеями весьма посредственных способностей.
В.М.Молотова он, например, с полным основанием характеризовал как "наиболее
законченное воплощение той бюрократии, которая [...] глубоко убеждена, что
все вопросы решаются финансовыми и административными мерами". Троцкий был
беспощаден к своим прежним союзникам по объединенной оппозиции, особенно к
Г.Е. Зиновьеву, упрекал его и подобных ему в клевете, фальсификациях,
подделке цитат, моральном цинизме, оговариваясь при этом, что нелояльность
не есть монополия Сталина. В связи с этим, впрочем, встает вопрос и о
моральных основаниях самого блока Троцкого с Зиновьевым (1926-1927 гг.) -
человеком, по поводу которого до нынешнего дня в публицистике и
воспоминаниях лиц самых различных направлений не было произнесено почти ни
одного доброго слова.
Некоторые материалы рисуют ситуацию в сфере дезинтегрированной и по
существу дела разгромленной сталинистами коммунистической оппозиции в СССР.
Среди той части оппозиционеров, которые не поддавались капитулянтским
настроениям и в то же время требовали возвращения их в партию, вроде бы
делающую "заимствования" из платформы оппозиции, Троцкий с полным основанием
выделял Х.Г. Раковского. В то же время, если первоначально в отношении
перспектив оппозиции сохранялся оптимизм (необоснованный с самого начала),
то к лету 1930 г. он почти полностью истощился. Троцкий вынужден был
признать, что кадры оппозиции "размагничиваются [и] выдыхаются".
Много внимания в публикуемой документации уделено международным
сюжетам, главным образом в связи со стремлением Л.Д. Троцкого сплотить своих
сторонников в различных странах и превратить коммунистическую оппозицию во
влиятельную интернациональную силу. В эти годы лишь шла подготовка к разрыву
с Коммунистическим Интернационалом и входившими в него партиями,
непосредственной задачи создания параллельных компартий и нового
Интернационала Троцкий еще не выдвигал. Не случайно он уклонился от ответа
на вопрос социал-демократической печати, не может ли Коминтерн превратиться
в орудие национальной политики СССР - отрицать, что это есть очевидный,
свершившийся факт он не мог, а согласиться с утверждением означало почти
поставить крест на возможности реформировать Коминтерн по собственной схеме.
Мог ли надеяться Троцкий на такую трансформацию? Ретроспективно ясно,
что его курс был заранее обречен на неудачу. Но думается, что на рубеже
20-30-х годов, в условиях "великой экономической депрессии" и обострения
социальных противоречий он всерьез рассчитывал на позитивные, с его точки
зрения, сдвиги в мировой коммунистической организации.
Но Троцкий недооценивал значение финансовых субсидий партиям Коминтерна
со стороны советских руководителей, преувеличивал революционность и
самоотверженность коммунистов разных стран. Руководитель оппозиции полагал,
без должных к тому оснований, что сплочение и расширение коммунистической
оппозиции в отдельных странах и в международном масштабе обусловит изменение
курса Коминтерна и отдельных компартий в соответствии с его схемами. "С
конца 1923 года Интернационал жил и живет под дулом револьвера, на рукоятке
которого была сперва рука Зиновьева, затем Сталина. Все обязаны были
мыслить, говорить и особенно голосовать 'монолитно'. Это умерщвление идейной
жизни жестоко отомстило за себя ростом фракций и группировок", -
констатировал Троцкий. И тем не менее он предостерегал против того, чтобы
"законное возмущение негодным руководством не приводило [...] к
разочарованию в коммунизме [...] (Декларация для газеты "Верите", август
1929 г.).
В основу сплочения коммунистической оппозиции и эвентуального
"возрождения" интегрированного коммунистического движения Троцкий стремился
поставить свою теорию "перманентной революции", полагая, что в том
понимании, которое он теперь в нее вкладывал, эта теория совпадает с
сущностью ленинизма.
Сам ленинизм он в этом случае рассматривал как некую застывшую
данность. Но на самом деле прагматик Ленин просто не в состоянии был
придерживаться неизменных взглядов, постоянно приспосабливал их к менявшейся
обстановке, и в этом смысле ленинизма как единой системы воззрений просто не
существовало. Теория "перманентной революции" же, действительно, совпадала в
основном с позицией Ленина в 1917-1920 гг., но не в следующие годы.
Теперь же, через десять лет, Троцкий внес и в свою теорию существенные
коррективы. Он более не рассматривал европейскую революцию как стоящую на
повестке дня в ближайшей перспективе, считал, что "диктатура пролетариата"
может продержаться в СССР длительное время изолированно, хотя, конечно,
только при "правильной политике", что в СССР можно строить социализм, однако
построить его до победы революции в международном масштабе невозможно.
На базе теории "перманентной революции" и конкретной оценки ряда
вопросов, которые он считал уже разрешенными (классовый характер СССР, отказ
от создания параллельных компартий и др.) Троцкий прилагал максимум усилий к
стабилизации, сплочению, расширению оппозиционных коммунистических групп в
разных странах. В это годы тон его полемики был в основном спокойным, подчас
чувствовалась обычно не свойственная ему сдержанность, он добивался отказа
от личных нападок и сам стремился, далеко не всегда успешно, воздерживаться
от таковых.
Правда, лишь немногие оппозиционные коммунистические деятели
удостаиваются его положительной оценки. Французский деятель Борис Суварин
был первым из оппозиционеров, с которым Троцкий решительно порвал, объявив,
что его деятельность целиком направлена против идей Маркса и Энгельса. Во
второй половине 1929 г. одновременно последовали конфликты с германским
Ленинбундом (Ленинским союзом) и его лидером Гуго Урбансом и несколькими
австрийскими коммунистическими группами. Вслед за этим начались нападки на
другого француза Мориса Паза. Надо отметить, что оппоненты отвечали еще
резче, подчас используя совершенно недостойные методы полемики.
Особое внимание Троцкий уделял печатной пропаганде своих позиций,
созданию и функционированию газет и журналов коммунистической оппозиции в
разных странах. Он написал обширную декларацию для французской газеты
"Верите" ("Правда"), которая важна для уяснения его политических взглядов
(декларация публикуется в данном томе).
Вначале большие надежды возлагались на коммунистическую оппозицию в
Германии и Франции. Троцкий стремился поставить под свой контроль
сравнительно крупный Ленинбунд. В нескольких письмах Правлению этой
организации подвергались критике ультрарадикальные взгляды ее лидера
Урбанса, полагавшего, что Троцкий не идет "достаточно далеко" в критике
сталинского режима, не решается на окончательный с ним разрыв, имея в виду,
что в СССР уже произошел "термидорианский переворот". Троцкий пытался
добиться отстранения Урбанса от руководства, а когда из этого ничего не
вышло, стал стимулировать раскол в Ленинбунде, что вело ко все большей
дробности и аморфности коммунистического движения в Германии, где все
большую силу набирал нацизм.
Троцкий вынужден был считаться с крайней нестабильностью групп своих
сторонников, особенно в Германии, конфликтами между ними и внутри этих
групп. Первоначальный оптимизм постепенно и в этом отношении сменялся
чувством разочарования. "При продолжении этих нравов оппозиция себя навсегда
осрамит в глазах немецких рабочих", - писал он в феврале 1930 г. по поводу
склок в Ленинбунде. А через две недели он раздраженно сетовал, что
объединение оппозиции Ленинбунда с так называемой Веддингской группой
(другой оппозиционной ячейкой, оплот которой был в рабочем районе Берлина
Веддинг) осложняется тем, что "разодравшиеся интеллигенты возглавляют теперь
обе группы".
В конце марта 1930 г. произошло, наконец, объединение части Ленинбунда
с Веддингской группой. На объединительную конференцию в Берлин Троцкий
послал "тяжелую артиллерию" - своих доверенных представителей француза Пьера
Навилля и американца Макса Шахтмана. Но последние информировали его, что
личные склоки продолжаются. "Мне иногда приходит в голову, - писал Троцкий,
- нет ли в среде оппозиции лиц, специально подосланных сталинской
бюрократией для внесения разложения".
Это предположение имело все основания, но тайные агенты советских
спецслужб, проникшие в среду немецких "троцкистов", - братья Соболевичусы
(они действовали под псевдонимами Р. Вель и А. Сенин), - настолько втерлись
в доверие к Троцкому, что он мог заподозрить в провокаторстве кого угодно,
но только не этих лиц.
Действительно, относясь с подозрением ко многим своим сторонникам,
позиции которых хотя бы в чем-то расходились с его собственными, Троцкий
подчас совершенно не мог разобраться в качествах тех, кто имитировал полную
ему верность, и относился с доверием к тем, кто отнюдь не заслуживал этого с
точки зрения его принципов. Троцкого не раз предупреждали о весьма
подозрительном поведении Веля, о грязных махинациях француза Р. Молинье, но
все эти предостережения пока оставались втуне.
С начала 1930 г. значительные усилия Троцкий направлял на создание
некоего подобия международного объединения своих сторонников, в то же время
не уставая повторять, что речь не идет об организации нового Интернационала.
Позиции оппозиционного лидера были весьма противоречивыми, ибо, отвергая
курс на организационный разрыв с Коминтерном, он требовал, чтобы
международное объединение его сторонников приняло обязательную для всех
"секций" платформу, установило единую дисциплину, в частности в признании
его "основополагающих установок".
Более того, считая недопустимым образование параллельных компартий, он
вдруг уже в 1929 г. высказал предположение, что Коммунистическая лига США
имеет основания развернуться в самостоятельную партию, имея в виду, видимо,
как крайнюю слабость официальной компартии США и внутренние раздоры в ней,
так и высокую активность своих сторонников в заокеанской стране.
Ряд документов связан с подготовкой, проведением и последствиями
конференции европейских оппозиционных организаций, состоявшейся в Париже в
начале апреля 1930 г. Особое внимание проведению европейской конференции
было связано с тем, что Европа рассматривалась как континент, события в
странах которого определяли политические и организационные перспективы его
движения. Летом 1929 г. Троцкий впервые отметил опасность нацизма (или
фашизма, согласно коммунистической терминологии).
Оптимизм в отношение перспектив развития коммунистической оппозиции в
международном масштабе, как видно из публикуемых документов, продолжал
преобладать. Хотя в то же время Троцкий признавал, что образованные на
конференции в Париже Интернациональное бюро и Интернациональный секретариат
реально не функционируют, что объединение фактически не произошло. Об этом,
в частности, свидетельствуют письма М. Миллю, к которому оппозиционный
руководитель первоначально проявлял доверие как к техническому руководителю
Интернационального секретариата в Париже.
В публикуемой документации нашли выражение и многие другие аспекты
социально-политического и социокультурного развития на рубеже 20-30-х годов,
а также событий недавнего прошлого. Читатель с интересом познакомится с
оценками, которые Троцкий давал М.Горькому как общественному деятелю. Эти
оценки содержались в письме американскому ученому российского происхождения
А.Д.Кауну, который как раз в это время работал над книгой о
Горьком4. Некоторые из оценок Троцкого в данном случае весьма
любопытно корреспондируют с оценками писателя в современном исследовании о
нем5.
Л.Д.Троцкий как политический деятель и публицист был порождением своего
времени, своей среды, определенных политических взглядов, что обусловило
специфический образ мыслей и действий, ту ментальность, которая находит