Васина Нина. Приданое для Царевны-лягушки

   — Платон, отпусти меня. Ты доиграешься — я разнервничаюсь и не смогу пойти на заседание. Я не понял намека с картой. Скажи честно, ты хочешь, чтобы Аврора еще посидела или чтобы она вышла сегодня хотя бы под залог? Я сделаю, как скажешь, брось галстук.
   — Да нет… — Платон задумчиво осмотрел отпущенного Коку, — пусть выходит, хватит ей уже сидеть. В конце концов, кто еще поставит тебе фингал принародно?
 
   Аврора Дропси была отпущена под залог. После короткой потасовки у дверей зала заседаний она убежала, а Кока, прижимая платок к левой скуле, подошел к Платону.
   — Откуда ты знал о фингале? — спросил он.
   — Гимнаст предсказал! — злорадно развел руками Платон в шутливом поклоне. — А я самый крайний, да?
   — Конечно, побеспокоился бы о ее освобождении заранее, она могла бы успеть предотвратить, нырнуть в нужное место, в конце концов!
   — Платон, мне нужно тебе кое-что сказать.
   — Валяй! Мне вчера вкололи большую дозу успокоительного.
   — Ходят слухи, — понизил голос Кока, — что один не очень чистоплотный человек из Службы безопасности интересуется деньгами Богуслава Омолова. Наводит справки о счетах. Ворошит в архиве дела, по которым твой брат привлекался.
   — Тоже мне новость! — фыркнул Платон.
   — Новость заключается в том, что этот человек уже давно не у дел. Он — бывший, понимаешь? Его заявка на просмотр архивов оказалась липовой, с просроченной печатью.
   — Такие — всегда на посту, — отмахнулся Платон.
   — Он может преследовать личную выгоду. Знаешь, что это значит? Это значит, что скорей всего он работает один или с помощником. Максимум — с двумя.
   — Почему только с двумя? — удивился Платон, считая в уме: двое под пледом в самолете, снайпер в Ялте, наверняка — не один, с помощником; кто-то, бросивший теплый «Москвич» в нужном месте…
   — Если больше, придется убирать много народу в конце, понимаешь? — перешел на шепот Кока.
   —Нет.
   — Бывший офицер Службы безопасности уходит на пенсию и начинает вести собственное расследование по делам умершего авторитета, — медленно втолковывает Кока. — О чем это говорит, понимаешь?
   — Не понимаю.
   — О деньгах, Платон, о деньгах, уверяю тебя!
   — Допустим, — кивнул Платон. — То есть никакого дела нет, Контора расследование не ведет, а этот бывший хочет найти что-то для себя лично. А зачем ты мне все это говоришь?
   — А затем, что он обязательно выйдет на тебя, обязательно! Будь начеку.
   — Начеку… — повторил Платон.
   — Брось. Я знаю, что ты всегда вел финансовые дела своего брата.
   Платон задержал дыхание и посмотрел на Коку таким тяжелым взглядом, от которого у адвоката задрожал подбородок.
   — Я не имел с братом никаких отношений почти десять лет, — медленно продекламировал Платон.
   — Извини, ну извини дурака, сунулся не в свое дело. Но я же от души, я же помочь хотел, Платон, ну извини. Какая-то стерва, которую я вытащил со скамьи подсудимых, делает мне хук правой. У меня от такого слабеет чувство такта, прости.
   — Такта? А ты знаешь, что племянники не так давно попросили меня съездить в Ялту и пристрелить там одного бандита? У него кличка на тему выпечки.
   — Почему — тебя?
   — Чувство такта им изменило, наверное. Они были уверены, что с расстояния в сто метров я попаду этому человеку в глаз. Ничего тебе мои слова не напоминают? Сообщения в прессе, по телевидению?
   — Ты что, стрелял? — упавшим голосом спросил Кока. — Это ты?
   — Точно в глаз. А знаешь, как я лечусь от депрессии?
   — Не-е-ет…
   — Еду в Репине, заваливаю быка из колхозного стада и надрезаю ему вену на бедре…
   — Платоша, я не хотел…
   — Пью теплую кровь, милый мой Кока. Пью, пока не полегчает. Спроси у Гимнаста. Он в курсе.
   — Платон, я все понял! — Кока схватил уходящего Платона за рукав пиджака. — Клянусь, я все понял!
   — Конечно, ты все понял. А если все-таки чего-то недопонял, я могу тебе рассказать, что я делал недавно на крыше ночного клуба. В полночь.
   — Не надо, Платон! Я не хочу ничего знать!
   — Точно? Зря, — покачал головой Платон, поправляя освобожденный рукав. — Это — самое интересное.
 
   Злой до синих пятен перед глазами, Платон из машины позвонил Илисе.
   — Аврора на свободе.
   — Она знает, где это случилось?
   — Адвокат показал ей карту. Никого не нашли?
   — Никого.
   — Я сейчас поеду в одно место…
   — Платон Матвеевич, — перебила Квака, — назови адрес и приезжай домой. Я все найду, пока ты будешь ехать.
   — Разъезжая, шесть. До перестроечных переделок там располагался один из отделов КГБ.
   — Будет сделано.
   Через тридцать пять минут удивленный до вытаращенных глаз Платон просматривал листы распечаток.
   — Ты хочешь сказать, что можно залезть в Интернет и найти все? Номера отделов, классификацию и даже темы последних разработок?
   — Имея хорошего хакера.
   — Но это же закрытая информация, разве, проникая в эти файлы, ты не нарушаешь закон?
   — Не я. Хороший хакер.
   — Ну ладно… Это — конец восьмидесятых, а что теперь на Разъезжей, шесть?
   — Пожалуйста, — Илиса протянула еще один лист.
   Платон Матвеевич прочитал, что в данное время по этому адресу располагается одно из отделений службы МВД — отдел по розыску пропавших, а также отдел по охране реликвий Великой Отечественной войны.
   — Ясно, где теперь работает Цапель, — заметила Квака.
   — Где? — не может прийти в себя Платон.
   — Ну не в отделе же по охране реликвий войны!
   — И что… Что теперь с этим делать?
   — Выводы, — невозмутимо заметила Илиса. — Ты — первый.
   — Получается, что Птах вызвал меня на Разъезжую, посадил перед компьютером и изображал хорошо осведомленного человека из Конторы, чтобы… чтобы…
   — Что было на экране? — спросила Илиса.
   — Богомол пожирал лягушку, — пробормотал Платон. — Птах сказал о смерти Богуслава, о том, что племянники поживут некоторое время со мной, пока…
   — Пока? — торопила его, задумавшегося, Илиса.
   — Пока Федору не исполнится двадцать один. Тогда он должен получить доступ к счетам Богуслава и начать вести его финансовые дела.
   — Что это значит — вести финансовые дела?
   — Распределение прибыли, финансирование некоторых дел. Скоро выборы… — задумчиво произнес Платон.
   — И это все должен был делать Федька? — засомневалась Илиса. — Я думала, что у дяди Славы были для этого специалисты. Ну, хотя бы один специалист, — уточнила она.
   Платон поморщился от «дяди Славы», но ничего не сказал.
   — А этот Птах не сказал тебе, что будет, если племянники отпадут?
   — Отпадут? — не понял Платон.
   — Ну, если одного застрелят, а другой утонет, к примеру?
   — Тебе звонили, да? — дернулся Платон.
   — Мне не звонили. Я сама звонила. Известий — никаких. Так что тогда будет?
   — Тогда… Тогда нужно будет провести какой-то сход, я не знаю, как это называется…
   — Забить стрелку?
   — Нет. Стрелку забивают, когда встречаются представители разных группировок. Это мне племянники растолковали. А тут нужно будет провести собрание своих людей. Акционеров, если их можно так назвать. Потом, я уверен — кто-то стоял над Богуславом. Там, наверху… Пойди сейчас разберись.
   — Знаешь, что я думаю? — подалась Илиса к Платону.
   Они сидели в кабинете на лежанке. В открытой нише тайника на выдвинутой столешнице стоял ноутбук и принтер. В вазе на столике, покрытом шалью, — большой букет желтых хризантем. Платон посмотрел в близкие глаза холодного серого цвета, задержал дыхание, чтобы послушать ее. Вздохнул.
   Дышит так же тяжело. Кроме того, он услышал еще какие-то посторонние звуки.
   — Кто-то сейчас возится в кухне, да? — тихо спросил он. — Пока мы с тобой здесь сидим.
   — Никого! — мгновенно отреагировала Илиса. — Я думаю…
   — Возится, я же слышу. Ладно. Чем мы сейчас с тобой занимаемся?
   — Выясняем структуру организации, которая лишилась Богуслава Омолова.
   — Бесполезно. Это сложный механизм, в котором каждая из деталей существует помимо общего дела еще и сама по себе. Богуслав имел крышу в органах внутренних дел. Кто, где именно — закрытая информация. Но есть человек, который занимался этими связями. Уверен — он их постарается сохранить и сейчас. Или восстановить новые.
   — Платон Матвеевич, я думаю, что ты всегда занимался деньгами брата, — заявила Илиса.
   — И эта — туда же! С чего ты взяла? Мы давно поругались.
   — Вы поругались фиктивно.
   — Как?
   — Фиктивно. Чтобы тебя не зацепили.
   — Это Гимнаст распространяет такие слухи, да? Не очень доверяй своему дедушке! Он был информатором Конторы, когда жил у Богуслава.
   — Я знаю.
   — А потом, когда жил со мной, он доносил на меня!
   — Я знаю. Только доносить ему было нечего. Ты хороший конспиратор. Гимнаст до сих пор не уверен, что личным бухгалтером Богуслава был ты. Я думаю, что Птах тебя работает. Конкретно. Так понятно?
   — То есть он поселил ко мне племянников? Зачем?
   — Он даже создал тебе определенный имидж наемного убийцы. Такая игра.
   — Да зачем?
   — Чтобы ты их потерял. Ты должен быть очень уязвимым.
   — Давай закончим эту беседу, — лег на спину Платон. — Устал я доказывать, что не стреляю людей в глаз и не пью кровь из совхозного быка.
   — Завещание Богуслава Омолова существует?
   — Существует, — кивнул Платон.
   — Как бы Федор узнал, что ему нужно делать?
   — Ну-у-у… в нужный момент ему бы дали знать.
   — Отлично. Я бы закончила наш разговор так: в нужный момент тебе дадут знать. И Птах уверен — основная фигура в этой игре — ты!
   — Чепуха.
   Зазвонил телефон.
   — Вот и горюшко подоспело, — прошептал Платон.
   Подождав немного и убедившись, что он не собирается вставать, Илиса пошла в коридор. Через минуту она принесла ему трубку. Платон не брал, страдая глазами.
   — По делу! — прошептала Илиса.
   — Да, — сказал в трубку Платон. Он ужасно удивился, узнав голос Запада Ивановича.
   — Чей это милый голосок отвечал? — поинтересовался тот.
   — Это… Это, — не может выговорить Платон, покрываясь потом.
   — Ну! — прошептала Илиса. — Давай, скажи!
   — Вероятно, это жена твоего племянника, Платон Матвеевич?
   — Вероятно, — пробормотал Платон. — И вероятно, уже не жена, а вдова.
   — Наслышан о твоих неприятностях, наслышан. Может, не время сейчас отвлекаться от скорбных дел, но я хотел пригласить тебя на жрачку.
   — Когда? — спросил Платон, ужасно удивившись, потому что сам недавно думал собрать компанию для этого дела.
   — Послезавтра, и место уже заказано. Из трубочников будет Юг Иванович. Еще придет несколько новых людей. И вот о чем я хотел попросить… В городе слухи пошли, что твоя невестка красавица писаная.
   Платон вытаращил глаза на Илису. Та кивнула — что такое?
   — Я бы так уверенно этого не сказал, — пробормотал он в трубку, осмотрев Илису с головы до ног.
   — Не прибедняйся. Ты знаешь правила — одно почетное место для гостя. В общем, я прошу тебя приехать с невесткой. Пусть украсит нашу бегемотскую компанию своей красотой. Уважь, Платон Матвеевич, нашу просьбу. До послезавтра. Как всегда — пришлю за тобой машину к шести вечера.
   Платон некоторое время слушал гудки с открытым ртом. Потом Илиса забрала трубку.
   — Что, язык не поворачивается назвать меня дочерью?
   — Ужас! — сказал Платон.
   — Кто это был?
   — Неважно. Послезавтра — жрачка.
   — Поздравляю. А я думаю, чего это ты так плохо ешь? А ты аппетит нагуливаешь, да?
   — Ты не понимаешь. Мне предложили привезти туда тебя.
   — Зачем это? — подозрительно прищурилась Илиса.
   — Говорят… говорят, что ты красавица писаная, что слух пошел по городу о твоей красоте.
   — Ну, этот ужас еще не ужас! — отмахнулась Илиса.
   — Ты не понимаешь. От такого приглашения нельзя отказаться.
   — Да все в порядке, расслабься.
   — Как это — расслабься? — не может прийти в себя Платон. — Когда они тебя увидят, то воспримут это как настоящее издевательство!
   — Все будет хорошо, — Илиса поднимает его ноги и закидывает на лежанку. Прилаживает под голову подушку. — Нельзя не явиться — явлюсь. Красавица писаная, так красавица писаная. Кстати! — Она задумалась. — Что у людей, собравшихся на… как это?
   — Жрачку, — простонал Платон.
   — То есть — на обжорство. А что у таких людей считается красотой? Как бы не ошибиться, Платон Матвеевич. Может быть, они тело меньше ста десяти килограммов и рассматривать не будут на предмет всяких красот?
   — Тебя не на жрачку пригласили! А для демонстрации красоты. В нашей компании есть две женщины, так что потребности в созерцании центнера женских прелестей уже полностью удовлетворены. А понятие о красоте, как мы недавно выясняли с Веней, — это вещь сугубо индивидуальная. Я вообще не понимаю, откуда эти слухи пошли? Любой из обжор в состоянии привести с собой самую дорогую фотомодель, укладывающуюся в стандарты до миллиметра. Чего же они хотят?
   — Перестань нервничать, все будет в порядке.
   — Действительно, — сник Платон. — У меня совсем мозги запарились, если я нервничаю по такому идиотскому поводу. Просят привести невестку. Ты — невестка?
   — И даже вдова, — кивнула Илиса.
   — Значит, будет им овдовевшая невестка.
   Он заснул там же, на лежанке, и, когда захрапел, был заботливо укрыт одеялом.
   Проснулся Платон от смеха. Кто-то смеялся, весело и самозабвенно. Платон не удержал улыбки, так это было заразительно даже на расстоянии.
   — Проснулся, — заметила Илиса. — Нравится тебе мой будильник?
   — Очень. А где это?
   — В коридоре.
   — Который час?
   — Восьмой. Вставай, Платон Матвеевич, у тебя дела.
   — Опять — дела? — Платон сел. — Что, позвонили?
   — Позвонили, но не о Веньке. Нашли два женских тела, просят прийти на опознание.
   — Не пойду я ни на какие женские тела! — возмутился Платон.
   — Одно подходит по описанию Лужане. Я оставила заявление в милиции о происшествии на катере. Дала описание Вени и Лужаны.
   — Ерунда! Гимнаст говорил, она не могла утонуть.
   — Платон Матвеевич, придется ехать. У меня плохое предчувствие.
   — У тебя предчувствие, вот ты и езжай. А я на женские тела не поеду. Только осмотра покойников мне с утра не хватало!
   — Мы должны поехать. Пожалуйста, сделай мне одолжение! — процедила сквозь зубы Илиса.
   — Ничего себе, одолжение — опознать с утречка двух утопленниц!
   — Если ты сейчас же не поднимешь свою задницу и не поедешь со мной в морг, не будет тебе завтра красавицы невестки на обжираловке!
   — Ах вот как — шантаж? — встал Платон Матвеевич.
   — Я долго просила, — сменила тон Илиса.
   — Куда нужно ехать?
   — На Арсенальную улицу.
   — Так это же черт знает где!
   — Я могла бы сказать, что нужно попросить привезти утопленниц сюда, в квартиру, чтобы ты сильно не напрягался, но это будет ужасный юмор, да?
   — Отвратительный, — содрогнулся Платон.
   — Тогда иди ешь тосты с яйцами.
   — Это что, из той же серии? Какие тосты? Какие яйца? Я никогда не видел утопленниц, не представляю, что будет с моим желудком.
   — Отлично. Я так и думала и ничего не приготовила. Пошли?
   Направляясь к выходу, Платон заглянул в кухню. Действительно, на столе — пусто и чисто.
   По дороге они не сказали ни слова. В морге пришлось ждать почти полчаса.
   — Платон Матвеевич, — прошептала Илиса, когда они просидели в коридоре на шатающихся стульях минут двадцать. — Я не могу туда идти. Я боюсь. Вид смерти сильно повредит моему энергетическому полю.
   — Неужели?.. — Платон покосился на оборки ее многоярусной цветной юбки. — Поэтому ты нарядилась, как для балагана? Одна шляпка с кружевами чего стоит.
   — Ты не мог бы зайти туда один посмотреть на них. Сначала — на Лужану, а потом на Аврору.
   — Как — на Аврору? — дернулся всем телом Платон, разворачиваясь.
   Стул издал предсмертный скрежет.
   — Мне кажется, что Аврора тоже там, — прошептала Илиса. — Я взяла с собой фотографию. — Она открыла небольшую сумочку и достала что-то в конверте.
   — Не нужно мне фотографий! Если они имеют такой… такое состояние, что я не смогу их узнать визуально, то фотографии тоже не помогут!
   — Нормальное у них состояние. Авроре пришлось потратить время на поиски, значит, они утонули недавно. Это фотография татуировки на спине Лужаны.
   — Ты настояла на моем приезде сюда, а теперь говоришь, что не можешь опознавать?
   — Я потому так и настаивала, что не могу. Очень тебя прошу. Представь, что я — твой ребенок. Ты бы потащил маленькую дочку в ту комнату опознавать бывших домработниц своего брата?
   — Замолчи! — прошипел Платон, топнул ногой, и стул под ним развалился.
   Еще через пятнадцать минут от когда-то гордого, уверенного в себе и спокойного Платона Матвеевича не осталось и следа.
   — Не пей, это гадость, настоящая отрава, — жалобно предупредила его Илиса, когда Платон открывал зубами пробку на водочной бутылке, купленной в киоске недалеко от морга.
   — А вот теперь — ты поведешь! — объявил он, ополовинив бутылку.
   Илиса села за руль и обнаружила, что достает до педали только носком туфли. И то, если тянуться изо всех сил.
   Платона такой поворот дела рассмешил.
   — Ты опознал Лужану? — спросила Илиса, дождавшись, пока он отсмеется.
   — Да, — кивнул он.
   — И Аврору?
   —Да.
   — И как… они?
   — Говорят, их нашли вместе у Елагина острова. Совершенно запутавшихся в сетях. Ничего выглядят. Прилично. Там недалеко есть Серафимовское кладбище, а при нем — церквушка. Вероятно, туда монашенка Лужана после заплыва в Губе и подалась. Как ее Аврора вычислила — это вопрос, но вычислила. На сегодняшний день у них больше утопленников нет. Будем тут сидеть и ждать, когда появится еще кто?
   — А что делать? — спросила Илиса. — Ловить такси?
   — Боюсь, это не выход. Я бы не рискнул бросить в таком месте джип.
   — Ладно, — кивнула Илиса и вышла из машины.
   Ее не было минут пять. Вернувшись, она привела за руку высокого тощего парнишку лет двадцати в спецовке и с черными от машинной смазки руками автослесаря. Парнишка, ни слова не говоря, сел за руль, Илиса — сзади. Платон только хмыкнул, когда при выезде с Литейного моста лихой шофер стал копаться своими руками в бардачке — искал сигареты.
   — Здесь не курят, — заметил Платон.
   — А жаль, — флегматично заметил водитель.
   Выбрав оптимальный путь, он довез их к дому в два раза быстрее, чем Платон доехал до Арсенальной.
   — Карбюратор барахлит, — это было второе, что сказал умелец.
   Когда Платон и Илиса вышли, он с непроницаемым лицом уехал на джипе.
   — В чем дело?.. — опешил Платон.
   — Не беспокойся. Вечером он пригонит его сюда, во двор.
   — Ладно, — согласился Платон. — Не буду беспокоиться. Раз ты знаешь этого человека…
   — Я его первый раз вижу. Он честный парень. Сказал, что ему нужна машина до вечера. Согласился нас подвезти. Услуга за услугу.
   — Подвезти?.. — повысил голос Платон.
   — Сам виноват — зачем пил?
   — А я тебе сейчас расскажу с самого начала, зачем я пил! Ты решила покататься по заливу на прогулочном катере, но тебе было скучно одной, и ты взяла с собой Вениамина и монашенку Лужану… Не надо меня толкать в задницу! Я сам дойду. Знаешь, что было дальше? Монашенка утопила Вениамина, а Аврора тогда… Подожди, а вдруг нам понадобится машина сегодня?
   — Не понадобится, — тяжело дышит Илиса сзади. — Ты будешь спать весь день.
   — Запыхалась? — обернулся Платон. — Ну извини, я немного побузил. Иди ко мне на руки. Давай-давай, вот так, молодец. Что у нас? Астма? Молчишь… Ладно, придется заняться твоим здоровьем.
   Он донес девчонку в пышных юбках до разложенного в гостиной дивана. Даже дверь открыл, прижимая ее к себе одной рукой. Бережно усадив Илису, постоял над нею, покачиваясь, и попросил:
   — Ладно, я съездил в морг, скажи теперь, где Венька?
   — Его не найдут, — ответила Илиса и добавила: — Нам нужно вымыть как следует руки. Я очень хочу их вымыть, а ты?
   — Хватит уже водить меня за нос, — Платон пошел за нею в ванную. — Ты думаешь, что можешь все рассчитать, предусмотреть, да?
   — Я так не думаю.
   — Думаешь, самая умная, да?
   — Ты у нас самый умный. Ты всех провел. Иди в кровать, я тебя раздену.
   — А кофе горький будет?
   — Нет.
   — Ну давай, подари мне иллюзию счастья, покажи Алевтину.
   — Ты пьян. А пьяным иллюзии ни к чему.
 
   Поздно ночью зазвонил телефон. Платон дождался звука шагов в коридоре. Вот за спокойными пробежали еще одни, быстрые и легкие. А это что? Явно тяжелые, мужские… Что же это такое, не квартира — балаган!
   Пыхтя, он с большим трудом встал — на часах три двадцать. От долгого лежания тело отказывалось быстро повиноваться. Выйдя в коридор, Платон никого не обнаружил. Он пошел в кухню, на свет. Гимнаст и Илиса сидели за столом друг напротив друга. Перед ними горела свечка на блюдце, они смотрели на нее, не дыша.
   Нависнув над столом, Платон сначала вгляделся в лицо Илисы. Его сильно поразило это лицо — настолько оно было безжизненным, с застывшими неморгающими глазами. Но Гимнаст удивил Платона еще больше — тот смотрел на свечку жалобно, почти молясь лицом, сведенным в судорогу страдания. На ум не шло ни одно из известных Платону определений такого странного состояния присутствующих. Вот Венечка… Венечка бы сказал…
   — Балдеете? — усмехнулся Платон. От его дыхания свечка погасла. Илиса очнулась и в отчаянии посмотрела на Гимнаста.
   — Все! — выдохнул тот.
   — Значит, так тому и быть, — кивнула Илиса.
   — Смотри на дым! — потребовал Гимнаст. — Сколько ему осталось?
   — Мало.
   — Что это вы делаете? — вклинился в их напряженные переговоры Платон.
   — Все, Платоша, ты потушил свечку.
   — Быстро одевайся, тебе нужно ехать в больницу, — вскочила Илиса. — Ты успеешь, только двигайся! Двигайся!
   — Не гони его, может, я все расскажу? — спросил Гимнаст.
   — Да, пусть он все расскажет, какая больница в три часа ночи? Я не хочу никуда ехать! — сопротивлялся Платон.
   — Он должен узнать это от Кивы! Не мешай мне! — сверкая потемневшими от гнева глазами, набросилась Квака на Гимнаста.
   — А если он не успеет? Третий покойничек за одни сутки — это для Платоши может быть перегиб!
   — Опять — покойник? Я никуда не поеду! — ужаснулся Платон.
   — Заткнись наконец! — крикнула Илиса Гимнасту.
   — Платон должен быть в форме на своей обжираловке, — не успокаивается Гимнаст. — А он тогда будет совсем никакой.
   — Тихо! — крикнул Платон. Дождался, когда из звуков осталось только тяжелое дыхание троих людей, и предложил: — Пусть Илиса скажет, что случилось.
   — Адвокат в больнице. Он умирает. Скорей всего, не доживет до утра, — покосилась она на все еще чуть тлеющий фитилек свечи. — Нам позвонили, он просит тебя приехать. Он должен сказать что-то важное. Прошу, поторопись.
   — Кока умирает? — не поверил Платон. — От чего?
   — От полученных травм, несовместимых с жизнью. Одевайся!
   — А где он получил эти травмы? — интересуется Платон, лихорадочно натягивая на себя рубашку.
   — На улице он их получил, — путается в пуговицах его рубашки Илиса.
   — Автомобильная авария?
   — Нет. На него напали.
   — И он хочет меня видеть?
   — Очень! — уверила Илиса.
   — А если… Если он умрет до моего приезда?
   — Ты тогда, Платоша, не ходи на него смотреть, не ходи! Возвращайся быстрее домой. У тебя вечером очень важное дело, очень!.. — бормотал Гимнаст, надевая Платону туфли.
   — Замолчи! Он не умрет. Он дождется Платона.
   Подойдя к двери, Платон осмотрел Гимнаста и Кваку, в душе надеясь, что все можно отменить.
   — Может, позвонить, в эту больницу, узнать, как его состояние? — предложил он.
   — Критическое! — заверила его Илиса. — Вот адрес больницы, — она засунула в карман его пиджака бумажку.
   — А… А на чем я поеду?
   — Твой джип во дворе.
   — А?..
   — Иди с богом, Платон Матвеевич, — перекрестил его Гимнаст, развернул и подтолкнул к открытой двери.
   Сев за руль, Платон застонал — стойкий запах табачного дыма.
 
   Стоя у окна в квартире Платона, Гимнаст спросил Илису:
   — Почему он не заводит?
   — Машина прокурена — чертыхается.
   — Он так будет до утра сидеть проветривать! — нервничает Гимнаст.
   — Не будет. Сейчас закурит и поедет.
   — Закурит?.. Платон?
 
   Рассерженный Платон некоторое время задумчиво смотрел на бардачок, потом открыл его. Початая пачка «Мальборо». Он вытащил сигарету и понюхал ее. Засунул руку в бардачок подальше. Пластмассовая газовая зажигалка.
   Первая глубокая затяжка замутила голову, но со второй пришло некоторое просветление.
 
   В больнице ему предложили надеть халат — идти нужно было в реанимацию, но халат этот совершенно не налезал, тогда медсестра укутала одним халатом правое плечо Платона, а другим — левое.
   Увидев Коку под капельницей, с забинтованной головой и одним глазом, смотрящим из повязки, Платон решил сразу воспользоваться предложенным медсестрой табуретом и сел, скривившись — давал о себе знать ушиб.