Васина Нина. Приданое для Царевны-лягушки

   — Значит, мальчики теперь у тебя? — задумался Кока. — Они знают, как именно умер их отец?
   — В общих чертах, — пожал плечами Платон. — Они не считают, что причиной этому был сердечный приступ, и уже предприняли некоторые попытки установления справедливости.
   Кока побледнел и резко взял с места.
   — Извини, Платоша, — сказал он на очередном лихом развороте. — Я тебя домой подбросить не смогу — дела. У какого метро ты просил остановиться?
   — Да высади меня немедленно, пока ты нас обоих не угробил! — потребовал Платон.
   Выбравшись из автомобиля, он хотел поскорей уйти, но Кока вдруг схватил его за рукав пиджака.
   — Забери свои деньги! — он протягивал в горсти бумажки и отводил глаза.
   — Какая муха тебя укусила? — выдернул рукав Платон. — Оставь меня. Не возьму я деньги обратно, у нас уговор!
   — Я достаточно богат, чтобы сделать тебе приятное бесплатно!
   — Ты разговариваешь, как строптивая проститутка!
   — Тогда я раздам твои деньги как милостыню у церкви!
   — Да хоть съешь их с помидорами!
   Удивленно провожая глазами резко отъехавший «Мерседес» Коки, Платон развел руками.
   — Какая муха его укусила?
   Потом он подумал, что с людьми вокруг него творится что-то странное. Он осмотрелся. Можно было прогуляться по набережной канала до метро «Невский проспект», но есть ли у него время? Ощупав карманы, Платон вздохнул: мобильного нет. Не везет ему с мобильными. Позвонить с уличного телефона? Нет карточки. Потоптавшись, Платон развернулся и пошел к маленькому кафе на Театральной площади. Кафе держал его старый знакомый, там можно будет и позвонить, и посетить туалет.
   Он начал с туалета. Потом понюхал кофе, приготовленный для него и поджидавший у телефона на стойке. Некоторое время колебался — звонить или сначала попробовать кофе? Помучившись, решил начать с кофе — кто знает, что ему сейчас скажут? Вдруг церемония уже началась, нужно срочно срываться с места и бежать ловить такси. И, проглотив первый глоток, Платон ехидно отругал сам себя: лицемер, трус! Сидит тут, цедит кофе, а сам выискивает разные причины, чтобы только не оказаться в загсе! Он взялся за телефон.
   — Папик! — звонким голосом сообщила Илиса, — мы выезжаем, и ты уже не успеешь приехать домой переодеться! Встретимся на церемонии. Ты — главный, без тебя нельзя начинать, так что подъезжай сразу к загсу, я привезу твой парадный костюм, там и переоденешься.
   — Что значит — главный? — струсив, зашипел Платон в трубку. — Какой такой — главный?
   — Ты должен подвести меня к алтарю. То есть к этому столу, за которым регистрируют браки. Понимаешь? Подведешь под ручку и передашь жениху. Без тебя не начнем. Да! Чуть не забыла. У тебя есть деньги?
   — В каком смысле? — совсем потерял голос Платон.
   — В смысле — наличка — зелень или рубли. Феденька поиздержался — боюсь, на свадебную прогулку не хватит.
   — А куда вы собрались прогуляться?
   — Да так, прошвырнемся по Питеру.
   — По Питеру — хватит, — отдышался Платон и залпом допил кофе.
   — Ну и ладненько. Считай, что это будет твоим свадебным подарком. Что? Тут Федя спрашивает, отвечаешь ли ты за…
   — За базар! — ехидно закончил Платон.
   — Ну да, за базар. Потому что ты не знаешь, какая это будет прогулка. Двадцать три байкера — залпом — прошвырнутся по набережной, серпантином по мостам. Туда-сюда, понимаешь? Можем нечаянно побить витрины или еще что попадется под колеса. Короче, на статью по хулиганству это вполне может потянуть.
   Платон крепко зажмурился и нащупал в нагрудном кармане рубашки карточку.
   — Как-нибудь, — прошептал он, — разберемся. Свадебный подарок, да?.. Может, прошвырнетесь по набережной в парочке лимузинов? С трубками фейерверков на крышах. В сопровождении всадников в средневековых одеждах? По восемь всадников на каждый лимузин. С шиком, медленно, торжественно!
   — Не будь таким нудным! — засмеялась девочка на том конце трубки и назвала адрес.
   Мальчик, прислуживающий в кафе, вызвал ему такси и проводил до машины — Платон почти валился с ног.
   У загса ему помог выйти таксист. Платон попросил, и Шофер под руку отвел его в туалетную комнату огромного помпезного здания. Целый рой невест прошелестел юбками мимо, обдав Платона вихрем запахов, он покачнулся и несколько секунд балансировал, стараясь не упасть и не утонуть в чужих ожиданиях счастья.
   Одна невеста была в черном. Она помогла Платону сесть в кресло и едва не завалилась на него — не удержала когтистыми хищными руками вес его грузного тела. И Платон тут же в уме перешел от вариаций на тему чужого счастья к вариациям на тему смерти в черной фате, поджидавшей именно его в храме свадебной бюрократии.
   — Боитесь? — прошептала невеста в черном.
   — Боюсь, — подумав, кивнул Платон, наконец-таки обозначив свое состояние.
   Женщина задрала подол платья и вытащила из-за черной ажурной резинки чулка крошечную коробочку. Открыв крышечку одним движением длинного загнутого внутрь ногтя, она насыпала себе что-то на тыльную сторону ладони — туда, где кончались черные кружева длинного рукава. Платон Матвеевич как завороженный смотрел, как коробочка упрятывается обратно, в чулок, а освободившаяся рука медленно достает что-то из весьма откровенного разреза платья на груди.
   — Будете?
   Из лифчика невеста достала небольшую трубочку—на вид металлическую — и протянула ему. Платон испугался еще больше и осмотрелся.
   — Что?.. — настаивала черная дама. — Насморка боитесь?
   Поскольку Платон уставился на нее растерянно, она, криво усмехнувшись, предположила:
   — Другой кайф, да? Предпочитаете уколоться?
   — Что?.. Нет, я предпочитаю лягушек, — вдруг выпалил Платон, заметив, как через холл к туалетным комнатам вихрем несется небольшая компания. Впереди галопировал Федор — его голова в новеньком красном шлеме светилась среди бальных нарядов, как мухомор в хризантемах.
   Илиса еле поспевала за ним, семеня короткими ножками в крошечных туфельках на небольшом каблучке. Она тащила перед собой огромный ворох прозрачной материи, иногда спотыкаясь, тогда маленькая корона на голове сползала набок, она поправляла ее, дернув головой в нужную сторону. Волосы Царевны-лягушки сегодня были завиты мелкими кудряшками и взлетали при каждом резком движении головы, как пух у потревоженного одуванчика. Аврора, вытягивая шею, осматривала холл в поисках Платона, наконец, заметила его и развернула Илису в нужном направлении. Хмурый Вениамин нес цветы. А вот кого Платон не ожидал увидеть, это Гимнаста. Стараясь не отстать от Вени, тот шел, расталкивая толпу тростью, и брезгливо при этом кривился.
   Когда вся компания подошла к Платону, невеста в черном втянула свой порошок в одну ноздрю, Илиса уронила из рук на пол ворох прозрачной материи и бросилась стаскивать с Платона пиджак. Аврора молча стояла рядом, держа перед собой вешалку, на которой под полиэтиленом просвечивал темный костюм и рубашка. Радостный жених присел и стал развязывать Платону шнурки на ботинках. Вениамин и Гимнаст застыли в сторонке, наблюдая за возней молодоженов. Платон очнулся, когда Федор, подняв его правую ступню вверх, начал тянуть на себя штанину.
   Он понял, что его переодевают. И настоял, чтобы это происходило в мужском туалете.
   Идти туда ему пришлось в носках — Федор лихо забросил совершенно потерявшие вид парадно-выходные ботинки в урну, обещая, что его ждет сюрприз.
   Платон хотел было полезть в урну, ему не дали. Невеста тоже пошла в мужской туалет, правда, сначала она запуталась в прозрачном шелке и упала. За нею вошла Аврора, одной рукой высоко задирая вверх вешалку с костюмом, а другой — подобрав с пола блестящий шелк, когда невеста, побарахтавшись, кое-как выбралась из него и стала на ноги.
   Тут только Платон понял, что это была фата.
   Его совершенно поразил вид целого вороха свадебной фаты на полу мужского туалета. Он так углубился в обдумывание этой метафоры, цедя по капле грусть в сердце, так зациклился на абсурдности местонахождения воздушного символа чистоты и счастья на плитках уборной: он сразу про себя так определил ситуацию — фата невесты на полу в мужской уборной, что совершенно не отследил, как его раздели до трусов. Опираясь на спину наклонившегося Федора в момент просовывания ног в штанины, Платон краем глаза заметил в большом зеркале отражение какого-то полуголого идиота с растерянной опухшей физиономией, но не узнал себя и потому так и не очнулся, пока не ощутил удушья. Он покашлял, повертел головой, нащупал бабочку и выпрямился перед зеркалом, чтобы поправить ее. И тут только Платон с суеверным ужасом обнаружил себя в зеркале — во фраке! Он изогнулся, стараясь рассмотреть сзади фалды. Сомнений нет — на него напялили фрак.
   — Ты, Платон Матвеевич, совсем, как дирижер, ей-богу! — заметил грустный Гимнаст.
   — Да, — кивнул Веня, — только в носках.
   — Туфли! — всплеснула ручками невеста. Федор снял с плеча лямку рюкзака и достал из него коробку.
   — Нет! — прошептал Платон при виде этой коробки.
   Они нашли его лаковые туфли для твиста.
   — Да! — крикнула невеста, открывая коробку. Платон свирепо уставился на Гимнаста. Тот пожал плечами.
   — Молодые, — извиняющимся тоном заметил он, — кого хочешь уговорят. А когда фотографии увидели!..
   В коробке с туфлями лежали его снимки. На большинстве из них Платон был снят в момент вы-танцовывания сложных «ридикюлей». Тридцать лет назад твист танцевали и парами, и в круге, девушки укладывали свои маленькие сумочки на полу перед собой, а особенно профессиональные танцоры обходили их все — по очереди, не задевая. Это был особый шик, на некоторых танцах за такое могли выбрать королем твиста и сфотографировать.
   — Опаздываем, — бесстрастно заметил Вениамин.
   Невеста присела, подставляя остроносые туфли к ступням Платона.
   — Надевай же, опаздываем! — приказала она, подняв вверх голову со сползшей набок крошечной короной, и Платон заметил бриллианты в серебре. Он удивился такому сочетанию.
   — Невозможно! Туфли на меня не налезут, — Платон отступил на шаг назад.
   — Не выделывайся, обувай! — повысила голос невеста. — Гимнаст сказал нам, что эти туфли ты заказал года два назад. — Девчонка подняла туфлю и злорадно заметила: — Подошва не новая! Спорим, ты до сих пор сам с собой танцуешь твист!
   Платон покачнулся, и его отвели обуваться к креслу. Усевшись, он равнодушно протянул ступни, борясь с сильным головокружением и больше всего заботясь, как бы не упасть в самый торжественный момент.
   Шнурки на остроносых лаковых туфлях завязал Федор, долбя его при этом шлемом в колено.
   — Омолов и Квака! — прокричала в холле распорядитель.
   — Что она сказала? — дернулся Платон.
   — Нас вызывают уже третий раз. Можешь идти? — Илиса промокнула ему лоб душистым платочком. На ее пухлом запястье свободно болтался браслет — серебряная змейка с большим глазом-изумрудом.
   Платон протянул одну руку Гимнасту, а другую — Вениамину. Тот, поколебавшись, отдал невесте свадебный букет, чтобы поддержать дядюшку.
   — Платон Матвеевич, не раскисайте, у нас с вами сегодня твист на крыше. Для двоих, — пообещала Илиса.
   Аврора только хмыкнула.
   Перед огромными дверьми в торжественный зал Платон отказался от услуг сопровождающих, приосанился и протянул руку невесте. Она с важным видом ухватила его за локоть — рука оказалась слишком сильно поднята вверх, Платон опустил плечо и локоть пониже, но Илиса дернула его, чтобы шел прямо. Аврора перекинула ей фату через другую руку — с букетом, но большая часть шелка все равно волоклась по полу, отделяя невесту с Платоном от всех остальных, идущих сзади, на довольно большое расстояние. Платон оглянулся и был совершенно потрясен видом почтенной компании.
   Федор был одет в фиолетовый комбинезон и высокие ботинки на шнуровке. Шлем снять он отказался категорически, а на настойчивые требования распорядительницы шикнул, что «сечет момент». Аврора была в облегающем вечернем платье со страусовым боа на плечах. Гимнаст оделся в своем коронном стиле — темно-зеленый френч со стоячим воротником на китайский манер, холщовые брюки, мягкие кожаные мокасины. Дорогая трость и черные очки с круглыми стеклышками делали его похожим на известного булгаковского персонажа. Вениамин был в джинсах, рубашке с короткими рукавами, поверх которой он надел… вышитую в стиле украинского рушника льняную безрукавку!
   Платон мысленно дополнил общую картину собой — во фраке и лаковых туфлях, и невестой, больше всего похожей на цирковую лилипутку в пышных юбках.
   — Не нравлюсь я тебе, — словно подслушала его мысли Илиса. — А мне по фигу! Моя свадьба — делаю что хочу! А ты бы, Платон Матвеевич, шаг сбавил. Не поспеваю я за твоими «твистами».
   И Платон вдруг почувствовал, что улыбается. Он пошел медленней, Илиса вздернула подбородок вверх, и к большому столу в торжественной зале они подошли с такими отрешенно-счастливыми и серьезными лицами, что сбившийся было при появлении их компании небольшой оркестр выровнялся, рты устроителей закрылись.
   Платон дождался, пока Федор снимет шлем и устроит его под мышкой, после чего осторожно и бережно перенес ручку со своего локтя на локоть жениху. Аврора расправила фату сзади — пятясь, она почти уткнулась задом во входную дверь залы. Гимнаст снял очки и приготовился слушать, опершись обеими руками на трость, Вениамин отвернулся к окну. И окутанный проникновенным, с мастерски отработанными интонациями голосом ведущей, Платон вдруг отчетливо вспомнил тот вечер и ужин в доме Богуслава, как запавший в душу фильм — одного просмотра достаточно, второго раза не захочется.
   Мальчики, изводившие новую домработницу своими шуточками, вроде хлопушек в соуснике. Какие-то гости, сомнительного вида дамочки, слишком громко разбрасывающие свой смех и слишком неряшливо — пепел из длинных сигарет. Старичок, жадно подъедающий все с тарелки. С полузакрытыми глазами. Парочка нужных Богуславу мужчин возраста парламентской зрелости, их секретари шустрого темперамента. Он вспомнил Коку, тогда — Кокина Илью, работающего на Богуслава в невнятной должности — что-то типа мозгового центра. Богуслав за столом ругал евреев, доморощенных аристократов, покупавших себе бумаги с дворянскими родословными, норвежскую семгу — слишком вялая, домработницу — и эта уже беременна, сыновей — оболтусы, черти! — учиться не хотят, старичка с закрытыми глазами — еще подавится, чертов консультант по Закавказью, цены на нефть и визовые проволочки. Потом старичок вдруг прекратил есть, как будто его отключили, открыл глаза и оглядел всех сидящих с хищным любопытством вампира, привыкшего закусывать теплой кровью. Он переключил Богуслава на военные темы. Платону стало скучно, хотя и немного страшно слушать о ценах на зенитные установки и системы наведения, еще даже не поступившие в распоряжение армии, а уже продававшиеся «туда»! Он встал, чтобы выйти из-за стола, да, видно, не смог скрыть выражения брезгливости и некоторого отчаяния на лице, и старичок тут же сменил тему и стал клеймить «чистюль, отслеживающих чеченскую кампанию только из новостей по телевизору и ничего не смысливших в политике войны». Поскольку Платон молчал и глаз не поднимал, тема войны как-то вдруг отошла в сторону, а попытавшийся всех примирить Илья Кокин вдруг попал старику на зубок.
   — Грустно, — сказал Кокин, — когда война становится политикой, а политики жиреют за счет войны.
   — И что же в этом грустного? — взвился старичок. — Во все времена так было!
   — Да не во все, — отмахнулся Кокин, — а грустно, потому что в таком случае эта война никогда не кончится.
   — Да вы, любезнейший, никак пацифист! — повысил голос старичок. — А ведь войны развязывают не военные, а штатские! Служили? Наверняка не служили! И как же отмазались? Деньгами или доказывали свою принадлежность к сексуальным меньшинствам?
   Кокин молчал, играя желваками. Платон попытался выйти из-за стола.
   — Сидеть! — крикнул вдруг генерал, заметив его неуклюжие попытки и цепко ухватив за рубашку сухой лапкой с толстыми отполированными ногтями.
   Платон отяжелел телом, как это у него бывало от злости и желания драться.
   — Руки мыл, вояка? — тихо спросил он, отдирая лапку. — Смотри, сколько кровищи на себе принес.
   Генерал резко встал, опрокинув свой стул, и чеканным шагом демонстративно направился в коридор. Наступила тишина. Платон исподлобья смотрел на брата. Богуслав чертил вилкой по скатерти, потом скривил рот в ухмылке и развел руками, призывая в свидетели гостей.
   — Вот и все кино, — сказал он. — Сворачивайте свои папочки, договора не будет. Черт знает что! Гнешься, гнешься, добиваешься! И что в результате? Гомик и педофил, видите ли, захотели поговорить о вреде войны. Ну не умора?
   Платон до сих пор помнил, как племянники посмотрели на него. Вообще-то они всегда смотрели на него, когда отец выражался. Но тогда ему стало страшно, и он ушел.
   — Тони! Очнись!
   — А-а?.. — дернулся Платон, с облегчением обнаружив себя в загсе, пусть даже и во фраке.
   — Тони, — шептал Вениамин, — кольца!
   — Что — кольца?
   — У кого кольца? — шипел племянник. — Все ждут!
   Действительно, в наступившей паузе Федор, оглядываясь, сверлил глазами Веньку, тот запаниковал.
   — Я вот тут захватил с собой, на всякий случай… — вдруг выступил вперед Гимнаст, протягивая что-то, завернутое в носовой платок. Он разворачивал его почти торжественно.
   Два серебряных кольца. Одно — совсем крошечное, другое — большого размера и массивное. Платон застыл, ощутив внутри себя уже знакомый холодок ужаса.
   — Минуточку! — крикнул он громко, когда Гимнаст поднес кольца Федору. — По правилам бракосочетания ведущий должен спросить, не имеет ли кто из присутствующих достаточных оснований, чтобы помешать этой свадьбе. Конечно, в церкви это спрашивает священник, но раз уж вы берете на себя обязанности соединителя сердец…
   — Как это?.. — опешила ведущая. — В каком смысле — помешать?
   — В смысле, если кто-то знает уважительную причину, по которой брак не может состояться, то этот человек должен огласить причину до обмена кольцами.
   Порывшись в справочнике, ведущая пошепталась со своей помощницей и отправила ее куда-то.
   — Тони, ты что, хочешь отменить мою свадьбу? — зловеще поинтересовался Федор.
   — Нет, конечно, — забегал Платон глазами. — Но есть некоторые обстоятельства… — он украдкой взглянул на невесту.
   Невеста улыбалась.
   В залу вошли заведующая загса и маленький юркий человечек с потрепанным портфелем. Он оказался юристом и сразу же стал уговаривать Платона выйти с ним в холл побеседовать.
   — Я никуда не пойду!
   — Поймите, по сегодняшним законам брак можно признать недействительным только судебным путем, — шептал юрист, подталкивая Платона к выходу. — Жених и невеста вступают в союз по обоюдному согласию. Что касается таких казусов, как, например, двоеженство или сексуальные отклонения у кого-то из брачующихся…
   — Какие еще сексуальные отклонения?! — начал звереть Платон, обнаружив, что они с юристом топчут фату.
   — Я хочу, чтобы Платон Матвеевич огласил причину, по которой моя свадьба не может состояться! — громко потребовала невеста.
   — А я хочу, чтобы он заткнулся! — крикнул Федор. — Я женюсь на ней, хоть бы она оказалась инопланетянкой!
   Все присутствующие уставились на Платона. Сойдя с фаты и осторожно расправив ее носком блестящей туфли, Платон отдышался, придал своему лицу скорбный вид (для чего он сначала вспомнил тело брата на фотографиях, но это мало помогло, тогда он просто представил себя во фраке, в танцевальных лаковых туфлях!..).
   — Я только хотел сказать, что негоже жениться, когда в семье траур. И не просто траур! — Он повысил голос, потому что Аврора захихикала, а Вениамин захлопал в ладоши и стал странно жестикулировать, пытаясь привлечь его внимание. — Не просто траур, а вообще — не захороненный покойник. Между прочим — отец жениха! — выкрикнул Платон. Сразу же наступила тишина, Платон выждал несколько секунд и спокойно продолжил: — Это налагает некоторые обязательства на всех нас… я имею в виду родственников, и потому прошу отложить этот торжественный момент хотя бы до похорон и поминок.
   — Извини, Тони, — выступил вперед Веня. — Я не хотел говорить до свадьбы, но раз уж ты затеял все это… Я бы тебе все равно дома рассказал. Принял бы для храбрости и рассказал.
   — В чем дело? — почувствовав неладное, перешел на шепот Платон.
   — Не говори ему! — приказала Аврора. — Он чокнутый. Он позвонит в милицию.
   — Умолкни, — зловеще приказал Федор. Аврора спряталась за спину Гимнаста. Платон огляделся в поисках стула, но стулья стояли только за столом ведущей.
   — Короче, Тони, тут такая фишка. Мы бы не посмели жениться, пока батя не предан земле, мы же не аборигены какие. Понимаешь?
   — Нет, — честно признался Платон.
   — Напряги мозги! — устало попросил Федор. — Ты все испортил. Подождал бы до вечера и узнал, что мы похоронили отца, как положено.
   — С венками и ленточками! — вступил Гимнаст. — «Дорогому бате от любящих сыновей». А я, знаешь, что на ленточке написал? «Дураку и прожигателю жизни от Иуды». А Аврора…
   — Помолчи, Гимнаст. Потом расскажешь, что на ленточках написано. — Венечка подошел к Платону и взял его под локоть, поддерживая. — Тони, дай Федьке закончить эту лажу, а то он очень нервничает. У него до срока осталось мало дней. Он должен жениться как можно быстрей.
   — Но как же вы это сделали?.. Почему мне не сказали? Когда?
   — Когда… Ну, в общем, тогда же.
   — Тогда же?..
   — Ну да, когда забрали из морга стекляшку с яйцами богомола. Я просто не дорассказал тебе до конца, — виновато улыбнулся Вениамин.
   — Да ведь ты!.. Ты же предлагал мне сходить и самому все посмотреть!
   — Предлагал. Я хитрый. Я знал, что ты не пойдешь. И еще… Понимаешь, мы не совсем законно его похоронили.
   — То есть вы просто избавились от трупа? — в ужасе прошептал Платон. — По понятиям, да? Никаких концов?!
   — Тони, успокойся. Батя лежит в хорошей могиле, и надпись на ней имеется, и венки, и оркестр был, как полагается. Просто мы не стали дожидаться окончания следствия и увезли батю из морга. Без бумажек.
   — То есть вы просто украли труп Богуслава и похоронили его?..
   — Ну так Федьке же было иначе никак не пожениться, — развел руками Веня, потом улыбнулся от души: — Ну?! Ты рад?
   С еле слышным стоном на пол упал в обмороке юрист. Обе женщины за столом стояли, как солдаты на посту — не мигая и не двигаясь. Головы они не поворачивали, только скосили глаза на упавшего юриста.
   — Короче, — заторопился Федор, — мы батю похоронили, и отпели, и помянули. Все, что надо, мы сделали. Можно уже надеть кольца?
   Ведущая толкнула локтем заведующую. Та как будто очнулась, оправила на себе пышное жабо, потрогала серьги и убедилась, что большой золотой кулон находится на месте — где-то в пяти сантиметpax от пупка.
   — В данных обстоятельствах, — сказала она, покосившись на валяющегося юриста, — завершение процедуры несколько затруднено.
   — А если так? — Федор достал пистолет.
   Массивное кольцо наделось Федору на безымянный палец без проблем — даже с запасом получилось. А вот с кольцом невесты вышел казус. Оно едва доползло до сустава. Тогда Илиса, помочив его слюной, с большим трудом надела кольцо на мизинец. Когда молодые уже должны были закрепить свой союз поцелуем, Аврора охнула и закрыла глаза ладонями: в нервной суматохе Илиса натянула кольцо на мизинец левой руки. Некоторое время ушло на попытки стащить его. Под поздравительные бормотания заведующей, пританцовывая и подвывая, невеста помучилась-помучилась да и плюнула.
   — Тьфу! — помахала уставшей ручкой Илиса. — Не слезает, как вросло!
   — А где музыка? — громко поинтересовался Федор, подхватив молодую жену на руки.
   Оркестр грянул сначала марш Мендельсона, потом, когда жених бегом бросился из зала, сбился. Аврора еле успела сгрести фату в охапку и поднять ее с пола, спеша за молодоженами. Гимнаст шел неторопливо и что-то тихо втолковывал Вене. Платон вышел из здания загса на плохо слушающихся ногах — последним.
   Он один оказался не обсыпанным рисом.
   Дюжина заросших бицепсами байкеров бросалась крупой и громко гоготала. Остальные приветствовали молодоженов ревом включенных двигателей, отчего разукрашенные автомобили на площади пропали из виду под густыми выхлопами, а собравшиеся зеваки просто разбежались. Две байкеровские подружки пытались музицировать — одна на трубе, а другая била в литавры. В общем, грохот и шум стояли устрашающие. Уже слышались завывания милицейских сирен. Почти в обморочном состоянии Платон увидел сквозь клубы вонючих выхлопов, как Федор надел шлем и сел на мотоцикл, обвешанный почему-то кукурузными початками. Илиса села сзади, прижавшись к его спине, они вырулили первыми. Платон охнул, показывая рукой на ее взлетевшую фату.
   — Айседора Дункан!.. — только и прошептал он, не в силах быстро и понятно объяснить свои страхи.
   — Ничего страшного, — успокоил его Веня. — Вся фишка в том, чтобы остальные мотоциклы располагались по обе стороны от фаты. Замыкающий повезет конец.