Алексеев Александр. Покаяние пророков

-- В таком случае вы -- старообрядец! -- заключил Палеологов.
-- Верно, -- с удовольствием согласился Космач. -- Только я вот что-то
толку не дам... Дворян давно нету, в семнадцатом еще к ногтю, а ты
предводитель? Это как понимать?
Палеологов взял длинную паузу -- делал заказ официанту, обсуждал, что
лучше съесть, все время поднимал палец, как ствол пистолета; короче,
задумался над чем-то, и уж точно не над ответом по поводу дворян и
предводительства. На этот счет все было заготовлено, обкатано много раз и
только бы от зубов отскакивало. Как-то неприятно насторожила его догадка,
что новый знакомый старообрядец и приехал из Сибири.
Космач изображал из себя мужичка, а попросту валял дурака по привычке,
с неким тайным, мстительным желанием подурачить людей, которые ему не
нравились. Но даже в этом случае, например, расставаясь, обязательно бы
рассмеялся, признался, что разыгрывал, однако тут мысленно зажал себя в
кулак. Отрабатывать назад было уже поздно, тем более что предводитель
вскинул головой челку и заговорил так, словно подкрадывался гусиным шагом:
-- Значит, ты кержак, Ярий... Это замечательно. А не взять ли нам
водочки? Под хорошую закуску...
-- Не-е, нам нельзя, -- замотал бородой. -- Упаси бог...
-- Совсем не пьешь? Важно было не переиграть.
-- Как сказать... Бывает, да ныне великий пост начался.
-- Я тоже верующий человек и понимаю. Ты же в дороге, а путешествующим
и болезным можно.
-- Ну, раз так, давай... Только помаленьку.
Он тут же подозвал официанта и заказал бутылку "смирновки".
-- Дак чего насчет дворян-то? -- напомнил Космач, намереваясь
перехватить инициативу. -- Неужто сохранились?
-- Представь себе!
-- Ты погляди! -- Космач достал деревянный гребешок, заготовленный на
этот случай, расчесал волосы на прямой пробор и бороду. -- Значит, и ты тоже
из благородных?
-- Все мои предки -- морские офицеры, -- сказал Палеологов не без
гордости, но и без особого удовольствия, что-то другое заботило.
-- Ну сегодня и денек! -- восхитился Космач. -- Живого президента
видал! Настоящего дворянина видал!.. А сейчас-то как? Опять помещиками
будете?
-- Время покажет, -- увернулся тот. -- Скажи мне, Ярий, а чем нынче
живут кержаки? Точнее, как выживают? Ты, например, на чем зарабатываешь?
Знахарством в деревне много бабок не нарубишь. Или натуральное хозяйство?
-- Да лесом выживаем, -- вздохнул Космач. -- Делянки в лесхозе берем,
рубим да продаем. А то и на корню... Воруем, конешно, прости господи!
Официант прикатил тележку, накрыл на стол и пожелал приятно отдохнуть.
Космач покрестился в сторону, тарелки покрестил и стал есть крутую,
наваристую солянку. Палеологов разлил водку.
-- Ну что, Ярий, за знакомство!
Космач посмотрел на крохотную рюмку, покачал головой.
-- Ты что это мне налил-то? Лекарство?
-- Нет, водка, настоящая смирновская...
-- Ежели водка -- сюда наливай. -- Подставил стакан для напитков. --
Это вы, баре, привыкли стопочками...
Палеологов с готовностью набулькал до краев и прищурился с усмешкой --
наблюдал. Космач поднял стакан и неторопливо выпил до дна, как воду. Утер
ладонью усы, хлебнул солянки.
-- Ох, хорош супчик! Спросить бы, как варят да что кладут... Заставил
бы тещу...
-- Послушай, Ярий... -- Сотрапезник почти не ел, так, для вида. -- А
есть сейчас настоящие кержаки? Которые бы в скитах жили, молились, как
раньше.
-- Да откуда ж?.. Молодые разбежались по селам... Может, и остались где
старухи... Да и те мрут! Ходить некому, кормить-поить...
-- Говорят, еще лет сорок назад существовала целая система снабжения у
староверов. Даже своя почта была.
-- Говорят... -- Космач заел солянкой злой восторг: а парень кое-что
знает о кержаках! И щупает его не из любопытства и не ради застольной
беседы...
-- Должно быть, ты слышал, -- продолжал Палеологов, для отвода глаз
мешая ложкой в тарелке. -- Существовала Соляная Тропа... Соль по ней носили.
-- Со-оль? -- пропел Космач. -- Куда носили?
-- С солеварен на Урале через всю Сибирь до Дальнего Востока. И на
Запад.
-- А чего ее носить, коль соли этой в магазинах дополна?
Предводитель был терпелив, хорошо подкован и прочитал короткую и емкую
лекцию:
-- Это сейчас дополна. А еще лет двести назад в Сибири кержаки
бедствовали страшно. Когда в восемнадцатом веке царь издал указ не давать им
соли из государственной казны, они и наладили собственную доставку. Несли от
скита к скиту, и менее чем через месяц соль попадала к семейским. Потому
тропа и называлась -- Соляная.
Он не сказал, а возможно, не знал, что обратно таким же образом несли
контрабандную пушнину, золото и камни-самоцветы. Все это попадало в руки
московского купечества, состоящего на девяносто процентов из старообрядцев.
А уже от них, по своим каналам, -- раскольникам в Румынии, Болгарии,
Черногории и Словении, которые продавали все это по Европе.
-- Ну дак чего дальше? -- спросил Космач, накрывая стакан ладонью --
Палеологов тянулся к нему горлышком бутылки. -- Я пью один раз...
-- Дальше?.. Ты не мог не слышать о такой тропе. Всю историю у кержаков
было... своеобразное братство и общины поддерживали связь между собой.
Менялись продуктами питания, боеприпасами, невестами...
-- В старое время было. А сейчас-то уж какая тропа?
-- Но она же была!
Идти в полный отказ -- мог не поверить: на самом деле Соляная Тропа
своим европейским концом уходила в Карелию и Финляндию. Русский Север был
также привязан к ней из экономических соображений.
-- В детстве слышал от стариков. -- Космач смел с бороды крошки,
выпутал кусочек колбасы и съел. -- Странники проходили...
-- А слышал, на этой тропе намоленные камни есть? Будто из одного конца
в другой, и кто знает их, проходит по всему пути беспрепятственно?
Он слишком много знал для простого, даже знакомого с президентом,
обывателя. Такие камни действительно были, а намаливали их сонорецкие
старцы, чтоб всякий странник мог с Богом разговаривать. Существовало даже
поверье, что они обладают свойствами магического круга: если встать на него,
то никакие анчихристовы силы тебя не достанут. Говорили, будто путники
прятались на них от всевозможных карателей и разбойных людей.
-- Да всякое болтают. Токмо все это -- бабкины сказки.
-- Ярий, нас судьба свела вот так, у постели умирающего, за этим
столом. -- Палеологов подбирал слова. -- Мы два русских человека... Не будем
хитрить.
-- А чего мне хитрить? -- От еды и питья в шубе становилось жарко. --
Сам говоришь, сорок лет... Мне почти сорок и есть, дак чего я помню? Люди
какие придут -- нас на печь загонят.
-- Но ты же слышал о Соляной Тропе, о камнях и сонорецких старцах?
-- Слышал-то слышал... Но сам-то никуда не ходил. Десятый год шел,
когда тятя в леспромхоз подался.
Кажется, более сильных аргументов у предводителя не было.
-- Да... Очень жаль... А остались еще кержаки, которые ходили? Из твоих
знакомых?
-- Поспрашивать надо, поди, остались.
-- Ты не мог бы сделать это для меня? Разумеется, не бесплатно. На лесе
много не заработаешь, а вдруг поймают на воровстве?
-- Дак иди сам-то и поспрашивай.
Палеологов рассмеялся весело и настороженно, в голубых глазах блестел
лед.
-- Ну да, пустите вы, дождешься! Воды напиться не дадите.
-- Ежели в таком образе придешь, никто не даст.
-- А какой у меня образ?
-- Блядолюбивый.
-- Это как же понимать? Космач для порядка засмущался.
-- Скажу, дак обидишься еще...
-- Говори, не обижусь!
-- Бритый ты, лицо голое, как у бабы.
-- При чем здесь... блядолюбивость? -- мягко подкрадывался Палеологов.
-- Если нет бороды, значит, сильно женщин люблю?
-- В том-то и суть, не женщин. Женщин любить -- хорошо...
-- А кого еще?
-- Мужиков...
-- Ну ты скажешь!
-- Не я это говорю, старые люди, -- начал оправдываться Космач. -- В
былое время коль человек без бороды, значит, мужиков любит. Вот как, паря.
Потому нам и нельзя бриться.
-- Все, отпускаю бороду! -- засмеялся сквозь лед подозрительности. --
Ну, что, можешь выяснить насчет Соляной Тропы?
-- Могу, конечно...
-- Теперь ведь по ней никто не ходит, и кержаки от властей не
скрываются... Никакой тайны нет.
Он имел очень слабое представление о Тропе, понимал ее географически,
как дорогу или определенный в пространстве путь, известный лишь староверам.
-- Ой, паря, мы с тобой не просидим тут? -- спохватился Космач. -- Ну
как очнется академик?
-- Мне позвонят. -- Кажется, Палеологов терял интерес к умирающему. --
Ну так что, Ярий? Тысячи долларов хватит для начала?
Каждый второй вкусивший цивилизации кержак согласился бы на такое
предложение, не думая о последствиях, ибо Тропа эта в их сознании была
никому не нужной и архаичной. И уйти по ней было нельзя...
Еще бы и радовался, что дурака надул...
-- Не, ты дай мне нашими.
-- Хорошо, дам нашими. И еще... Ты на самом деле собираешься протащить
академика сквозь хомут?
-- А вот это тебя не касается, -- резко сказал Космач. -- Коль позвали,
значит, люди верят.
-- Да ничего, делай что хочешь, -- мгновенно сдался предводитель. --
Есть только одна просьба... Будет возможность, _спроси у Академика имя
человека, который написал труд под номером 2219_.
* * *
У подъезда они снова попали под камеру, телевизионщики наглели все
больше, снимали крупным планом, лезли объективом в лицо -- борода будет во
весь экран...
-- А леший бы вас побрал, изверги! -- беззлобно выругался Космач,
затыкая ладонью черный глаз камеры.
Когда они вернулись в квартиру, Цидик еще не пришел в себя и оставалось
время все хорошо обдумать. Космач прикинулся, будто дремлет после крепкого
ужина, и даже шапку уронил на пол.
За кем охотится этот дворянин, было ясно, а также становилось понятно,
что придуриваться все время не удастся: стоит Палеологову хоть на минуту
усомниться в нем, и, дошлый, въедливый, он раскроет его через ту же
секретаршу, которая знает, кто этот кержак на самом деле. В таком случае
следовало бы чуть-чуть опередить и раскрыться самому, чтобы посмеяться и
получить возможность наступления. Или как-то предупредить Лидию Игнатьевну,
чтобы держала язык за зубами.
Единственным утешением в этой ситуации был определенный и значительный
вывод: самозванец, сидящий сейчас в срубе, не имеет отношения к
предводителю, иначе бы зачем он искал Соляную Тропу, когда его человек давно
стоит на ней и, мало того -- забрался в один из самых потаенных скитов А
Космач поначалу связывал их: богатенький предводитель вполне мог
зафрахтовать вертолет, экипировать, придумать легенду и забросить своего
соратника поближе к Полурадам, чтоб ног не бил, и ждать результата. Однако
Палеологов никак не мог сфальсифицировать записку Космача, поскольку не
знал, чья диссертация зашифрована под номером 2219. И будь у него хорошие
отношения с Лидией Игнатьевной и самим академиком, узнал бы элементарно.
В принципе, Палеологов был не опасен, от его устремлений сильно
попахивало авантюризмом молодых, малообразованных, но состоятельных и в
какой-то мере романтичных людей. Можно было хоть сейчас раскрыться,
поставить его в дурацкое положение, посмеяться и послать. Но он искал
Соляную Тропу и готов был вкладывать деньги не из спортивного интереса...
Между тем шел уже двенадцатый час ночи, и Палеологов, сидящий напротив,
вроде бы заснул, откинув голову на дверцу шкафа, -- успокоился, что подрядил
настоящего кержака, или тоже прикидывался?..
Космач пересел к аспирантке -- предводитель не шевельнулся.
-- Тоже приема ждешь? -- поинтересовался.
-- Я была у него, -- безрадостным шепотом вымолвила она. -- Дежурю тут,
на дверях...
-- Тяжело тут тебе?
-- Иногда кажется, с ума сойду... Люди приходят какие-то неживые, запах
смерти -- не вынесу.
-- А ты молись, читай "Отче наш" про себя.
-- Читала, не помогает... Вы тоже устали?
-- Ничего, я привычный.
-- Идемте, покажу место, где можно прилечь и отдохнуть. Академик
очнется неизвестно когда...
-- Тихо, человека разбудим... Пошли, показывай.
Когда выходили из передней в зал, Палеологов остался в прежнем
положении. Аспирантка наугад, в темноте, прошла в какую-то боковушку и
открыла дверь.
-- Вот здесь тахта...
Космач взял аспирантку за руку, усадил рядом с собой.
-- Ты знаешь, кто я?
Она смутилась, в сумеречной комнате взгляд ее показался обиженным и
пугливым.
-- Я вас боюсь...
-- Нет, ты мне скажи, тебе известно, кто я и откуда приехал?
-- Сказали, ученый...
-- Слушай меня. Ни под каким предлогом не говори этому господину
Палеологову, кто я на самом деле. И Лидию Игнатьевну предупреди. Для него я
-- кержак из Архангельской области.
-- Мне сказали, вы откуда-то с Урала, что ли...
-- А ты скажи, кержак архангельский.
-- Не понимаю... Кто кержак? -- Она была еще и бестолковой...
-- Я! Я кержак. Приехал из деревни. Скажешь так, если вдруг спросит.
-- Я ничего этому... господину не скажу, -- вдруг заупрямилась
аспирантка.
-- Почему?
-- Он хам и наглец! Его никто не звал.
-- Что же не выгоните? Она смутилась.
-- Не знаю... Будто бы Мастер хорошо о нем отозвался. Будто он всегда
говорит правду, как божий человек... Я точно не знаю, Лидия Игнатьевна так
сказала.
-- Ничего себе! Я думал, проходимец и авантюрист.
-- Я тоже так думаю... Но академик спрашивает о нем, когда приходит в
себя, а мы не знаем, что делать.
-- Хорошо, иди, а я подремлю тут.
Он вытянул ноги, расслабился и вроде бы начал дремать, как вдруг в зале
послышались торопливые шаги и легкая суматоха,
-- Академик очнулся! -- сообщила секретарша. -- Идите к нему!
В зале уже стоял Палеологов, перекрытый спиной аспирантки. Смотрел и
улыбался, словно готовился задать каверзный вопрос.
-- Принесите-ка мне хомут! -- приказал Космач.
-- Какой... хомут? -- опешила Лидия Игнатьевна.
-- Да на улице, возле двери прикопанный! Токмо живо!
-- Леночка, спустись вниз и принеси, -- распорядилась она.
-- И сюда к нам не суйтесь! Караульте, чтоб близко никто не подходил!
Космач раскрыл дверь в кабинет и чуть не задохнулся от запахов;
пришлось втягивать воздух ртом и очень осторожно, чтоб не тошнило. Цидик
лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и напоминал мумию.
-- Мартемьян, -- даже не шевельнув губами, проговорил он. -- За мной
пришел...
-- Моя фамилия -- Космач, -- представился вошедший. -- Юрий Николаевич.
-- Да, помню... Я не обознался. Очень похожи на Мартемьяна... Прошу,
садитесь.
Подозрение, что слова академика -- бред, тут же улетучилось. О его
памяти и способностях складывали легенды, говорили, будто академик наизусть
читает летописный свод "Повесть временных лет", умеет одновременно говорить,
слушать и писать.
-- У вас много вопросов ко мне, не так ли? -- Он был абсолютно
неподвижен и смотрел в потолок не моргая, отчего становилось неприятно. -- И
я хотел бы на них ответить.
-- Вопросов у меня нет, -- сказал Космач, присаживаясь на стул в
некотором отдалении от постели Цидика. -- По крайней мере, таких, которые
хотелось бы задать умирающему человеку.
Тот помолчал и вроде бы скосил глаза в его сторону.
-- Да... Я не ошибся, вспомнив о вас, Юрий Николаевич. В таком случае
сам попытаюсь спросить и ответить... Я виноват перед вами.
-- Не гожусь я на роль судьи. Тем более не собираюсь осуждать вас,
академика и нобелевского лауреата.
-- И еще интеллигента номер один... Меня так теперь называют.
-- Слышал...
-- Вас это возмущает, я знаю. Или вы просто смеетесь?.. -- Он повернул
голову, но взгляд, как гирокомпас, не повиновался движению. -- Нет, вы не
можете смеяться над старым человеком. Над позором старца... Поэтому я и
разыскал вас. Вы -- не судья, нет. Судья сейчас ожидает в передней... Видели
там молодого человека? Его фамилия Палеологов... Всю жизнь ждал его. Вас и
его... Он явился сам, мой Судья. Он не хам, не подлец и даже не авантюрист
-- Судья! И образ не имеет значения... А вас пришлось разыскивать... Но так
и должно быть. Пришел и сказал. И покатилось колесо... Правду сказал, не
могу я умереть... Так и будет корежить... Умирать следовало, когда час
пробил... Да... Я, как царь Ирод, младенцев избивал. Вот и вас отдал на
заклание... Но были обстоятельства, которых сейчас нет. Для меня их больше
нет! Я снял с себя крест... Теперь могу говорить.
Роговые веки его приподнялись, и глаза чуть ожили. Если он и видел
Космача, то лишь боковым зрением.
-- Да... Поздно... Я должен был еще тогда... Впрочем, нет, еще раньше
увидеть вас... И сделать своим учеником. А я не заметил/.. Даниленко прикрыл
вас, спрятал в пещере, как волчонка, и выкормил... Смотрел ваши первые
статьи... Ничего особенного... Обвел меня, хохол...
Цидик перевел дух и наконец-то взглянул прямо.
-- Почему вы... молчите?
-- Слушаю, -- в бороду обронил Космач.
-- Хорошо... Слушайте. Вы сделали открытие, я это подтверждаю и сейчас,
перед смертью... Но в русской истории... тем более в наше время, не делают
открытий. Невозможно... Тогда я выступил резко отрицательно... Жестокость и
несоразмерность наказания -- признак неправого дела, лжи и зла... Это я
цитирую вас... И вынужден согласиться с вашими определениями... Археология
русского языка, древность и величие... Переходные фазы русской истории...
Раскол и война против Третьего Рима... Смена элит... Все ваша концепция.
Видите, до сих пор помню... Но она противоречила всей исторической науке...
Сложившейся научной традиции. Она касалась и моих взглядов... Но, поверьте,
не это стало причиной. Ваше открытие рушило все, что было создано за
столетия... Да, я понимаю, у вас не было злого умысла. Скорее наивный
романтизм, но именно от него всегда исходит угроза... И самым опасным была
доказательная база, вновь открытые источники, фотокопии...
-- Поэтому вы и требовали представить оригиналы? Уничтожить базу, и
тогда научный труд превращается в беллетристику.
-- Уничтожить -- не поднялась бы рука... Существуют иные способы... А
вас хотел спасти для науки, поверьте, искреннее желание... Думал избавить от
ложных заблуждений.
Космач чувствовал, как вскипают в душе старые обиды, и готов был
высказать все умирающему, но за спиной щелкнула фиксатором дверь, и он
машинально обернулся.
-- Нет хомута у подъезда, -- растерянно произнесла Лидия Игнатьевна. --
Весь снег перерыли...
За ее спиной маячил Палеологов, улыбался и пожевывал губу, стервец...
-- Значит, сперли! -- возмутился Космач. -- Москва же, что ни оставь
без пригляда, вмиг упрут.
-- Что же делать?..
-- Закрой дверь!
Она недоуменно пожала плечами и плотно прикрыла створку.
Оторванный от реальности академик этого разговора будто не слышал, все,
что происходило вне его сознания, уже не привлекало внимания.
-- Неужели вы откровенно полагали... Кроме вас никто больше не видел,
не замечал странностей, расхождений и противоречий в средневековой истории?
-- продолжая он. -- Никто не понимал истинной роли христианства? Греческого
нашествия, никонианского раскола, наконец, инспирированного Папой римским?..
-- Раскола не было, -- отрезал Космач.
-- Да, помню... Извините... Но крестовый поход на Восток был... Не вы
первый догадались... Все уже было, Юрий Николаевич. Только на моей памяти вы
-- третий, кто делал попытку... Являлись и с фотокопиями Влесовой книги, и с
утраченной Раскольничьей летописью...
-- Не совсем понимаю... Зачем все это рассказываете мне?
-- Зачем?.. Вспомнил, как вы вошли в мой кабинет... Кажется, пять лет
назад... Я не преувеличиваю... ощутил дыхание смерти. И жажду покаяния... Я
испугался суда, нельзя умирать... Что-то говорил, а сам чувствовал страх.
Потом у меня случился инсульт... Мне сейчас не стыдно признаться в этом, тем
более вам... Вы молчали! И чем дольше, тем становилось страшнее. Почему вы
не спорили, не доказывали?.. Вы же были правы.
-- Вот потому и молчал.
-- Я не ошибся. -- Кажется, умирающий все больше оживал. -- И позвал
врагов своих к смертному одру... Катастрофа в том, что судья мой не лжет. Я
компилировал, воровал чужое... Но не ради собственной славы. Существовало
определенное условие... некая обязанность вкладывать в новые идеи старый,
традиционный смысл. Вам покажется странным... Но это было необходимо, чтобы
удерживать мир от соблазнов разрушения... Вы меня понимаете?
Космач пожал плечами.
-- Смутно... Не улавливаю смысла. Такое чувство, будто вы
оправдываетесь передо мной. К чему это?
-- Простите меня, Юрий Николаевич. -- Цидик наконец-то справился со
своим взглядом. -- Я пытаюсь... исповедаться вам, покаяться.
-- За что я удостоился такой чести?
-- В вашей диссертации нашел... Обычай некоторых староверов...
Исповедаться недругу своему, примиряющее начало, восстановление цельности
души...
-- Насколько мне известно, вы человек не старой веры...
-- Точнее сказать, никакой... Но есть... потребность покаяния.
Необходимость... Иначе не будет смерти, не будет покоя. Прошу вас,
выслушайте меня.
-- Ошиблись, я не старообрядец. Вы же знаете это.
-- Вы тот человек, перед кем можно быть откровенным. Перед смертью...
Не отказывайте. Вы очень похожи на Мартемьяна... И внешне, и внутренне.
Heслучайное сходство... Я же судьбу обманул! И спрятался... На землю лег...
Космачу показалось: начался бред, -- и что-то вроде жалости
шевельнулось в груди.
-- Я вас не понимаю...
-- Слушайте! -- Мастер потянул к нему руку, взял запястье судорожными
пальцами. -- Я десятый... Вы знаете, что такое -- десятый? Роковое число...
Ночью выстроили -- костры горят, ветер... А искры, искры! Вздымает к небу, а
потом будто огненный дождь... Расчет пошел... И каждого десятого, прямо в
строю... А люди стоят и ни с места. Будто считать не умеют... Или чему быть,
того не миновать?.. А я посчитал!.. Отскочил назад, в темноту, и на землю...
А Мартемьян от меня справа стоял, мой напарник. Сдвинулся немного, чтоб
просвет в шеренге заслонить... Не подумал, что на него падет! Я не подумал!
А он знал... Могучий был, одной пули мало, стоит... Так в него весь
барабан... Я лежу, и на меня все кровь брызгает... целая чаша, Святой
Грааль... Вот, смотрите! -- Он отер лицо и показал руку. -- Видите, до сих
пор есть... Потому что я десятый... Чужая кровь.
На руке были чернильные пятна...
-- Зачем мне это рассказали? Чтоб когда-нибудь написал? Рассказал, как
было на самом деле? Или должен блюсти тайну исповеди?
-- В том-то и дело. -- Цидик разжал пальцы и выпустил руку. -- Напишете
в воспоминаниях, никто не поверит. Тем более за давностью лет. Вас просто
обвинят во лжи. И проклянут... Никто не поверит, ни вам, ни мне, если бы
написал сам... Даже если сейчас позову журналистов и перед ними покаюсь --
ни одной строчки не опубликуют. А если кто и примет за откровенность,
непременно найдет оправдание... Скажут, судьба, провидение спасло нам
гения... Они создали из меня кумира! Признаюсь, я хотел этого величия... Но
теперь хочу умереть, как человек... И не могу! Кумиры бессмертны, и нет ни
кому дел а до мук их... Мне было так тяжело, еще при жизни корежило... Когда
возили свадебным генералом... И ждали моего слова по всякому случаю. Нет, не
ждали -- рассчитывали, как в Сиблаге, и я все время стоял десятым. Хрущев
заставил топтать Сталина, Брежнев -- Хрущева... Потом растоптать всех вместе
и восславить демократов... Проклясть путчистов, одобрить расстрел
парламента... Даже футбольные фанаты приходили за поддержкой. И нашли ее...
Я все это делал. Делал... Благословлял и проклинал! Меня каждый раз называли
десятым... Только враг способен поверить в мои прегрешения. Вы же понимаете,
о чем я говорю?
-- Понимаю, -- не сразу отозвался Космач. -- Страшно слушать вас. И в
ответ сказать нечего. Что я должен -- принять вашу исповедь? Избавить от
страстей и мук?.. Но я не священник, чтоб брать на себя чужие грехи.
-- Достаточно того... выслушали меня. А я высказал то, что не смел...
никогда, забыть старался... Мартемьян стоял и ждал... В вашем образе... Чем
могу отблагодарить вас?
-- От вас ничего не нужно.
-- Позвольте мне... до конца... Примиряющее начало исповеди... Скажите,
что сделать?
-- Вы уже все сделали... Академик приподнял голову.
-- Я исправлю положение... -- Он толчками потянулся к подушке, сунул
под нее пальцы и вытащил конверт. -- Это письмо профессору Желтякову в
Петербург. Поезжайте к нему, он все устроит. Через месяц вы защитите
докторскую...
-- Мне ничего не нужно, -- не сразу отозвался Космач, вспомнив
аспирантку с письмом академика. -- Неуместно и глупо...
-- Вы так считаете?
-- Дорога ложка к обеду. Я давно не занимаюсь наукой и возвращаться
назад не хочу.
-- Несправедливо! Как несправедливо!
-- И это говорите мне вы?
Цидик забормотал, лихорадочно тряся рукой с конвертом:
-- Я чувствую желание... искупить. Да, жажда искупления!.. Подобрей
воле совершить... жест. Нет, не жест -- деяние... Возьмите письмо. Это нужно
мне... Нет уже времени покаяться перед всеми, кого я... Невозможно искупить
вину... Но хотя бы перед вами... Как перед Мартемьяном... Вы так похожи, и
это рок. Возьмите же, умоляю вас!
Еще мгновением раньше и в голову не могла прийти такая мысль, а тут>
при взгляде на немощную, но страстную, дающую руку Цидика, Космача вдруг
осенило.
-- Хорошо. -- Он выдернул письмо из старческой руки. -- Но этого
слишком мало. Я могу взять это, если действительно почувствую жажду
искупления. И на самом деле увижу не жест, а деяние.
-- Скажите, что я должен сделать! И я сделаю! Космач встал, физически
ощущая момент истины.
-- Есть единственная возможность искупления... Ликвидировать ЦИДИК.
Упразднить его как институт. И это вы можете сделать по собственной доброй
воле, своими руками.
Старик не готов был к такому обороту, вдавил в подушку голову и прикрыл
веки, будто в ожидании удара. Космач наконец-то снял шубу, бросил в угол и
придвинулся к умирающему.
-- Уничтожить его как центр цензуры, подавляющий всякое проявление