Браст Стивен. Гвардия Феникса

   — Вы глупец. Речь не идет об оскорблении — это политика. Договор с людьми с Востока никогда не увидит свет — вот почему вы все должны умереть. Неужели вы думаете, что сумели спасти этого глупца Адрона? Нет, теперь мне придется обратиться к Сиодре, которая знакома с неким джарегом, — он за деньги сделает то, что вы отказались совершить во имя любви. Адрон унесет в могилу тайну договора, а ваши головы скатятся на мраморные плиты площади.
   Кааврена переполняло столько противоречивых чувств, что страх перед позорной смертью его не пугал. Он не перестал любить Иллисту, однако теперь любовь сочеталась с ненавистью — диковинная комбинация, но нам и раньше приходилось сталкиваться с подобными примерами. Он обожал Иллисту и в то же время презирал — словно она была Богиней и мерзкой рептилией, которую следует с отвращением от себя отбросить.
   — Ядовитая йенди, я разоблачу вас!
   — Вы? Разоблачите меня? Ха. Вы останетесь здесь и не сможете ни с кем связаться до тех пор, пока вас не поведут на Площадь Правосудия, — и, можете не сомневаться, вам не придется долго ждать. Два слова Сиодры, поручение главнокомандующей — и печать его величества на приговоре… Все будет кончено очень быстро.
   — Возможно, — пожал плечами Кааврен. — Но я разоблачу вас, когда меня поведут на казнь.
   — Увы, — возразила она и улыбнулась, словно криота норску, попавшему в ее сеть. — У вас во рту будет кляп — об этом позаботятся. Вы могли бы получить несколько дней наслаждения, а потом я отшвырнула бы вас прочь от себя. Теперь же вас ждет лишь топор. Надеюсь, вы получите удовольствие от своего выбора. — Иллиста дернула за шнурок, висевший у нее над головой, и крикнула: — Джуин! Выведите меня отсюда, мне больше нечего сказать этому негодяю.
   Она встала, повернулась спиной к Кааврену и направилась к двери. Когда створка распахнулась, Иллиста бросила на тиасу последний взгляд, полный презрения, и вышла из камеры, прошелестев напоследок юбками.
   Лишившегося дара речи Кааврена отвели обратно в камеру. Айричу, сразу заметившему, что с другом случилось нечто ужасное, ничего не удалось узнать, поскольку Кааврен молчал. Тиаса не видел смысла рассказывать другу о том, в каком безнадежном положении они оказались. Несколько слезинок упало из его глаз, после чего Кааврен улегся на свой соломенный тюфяк. Его скорбь была тем более жестокой, что он не мог поделиться ею с Айричем. Тиаса не хотел, чтобы радость, охватившая лиорна после мести Шалтре, вновь сменилась тоской.
   К счастью, прошло совсем немного времени после разговора с Иллистой, когда снова появился Джуин и попросил всех привести себя в порядок, насколько такое возможно в их положении, — им предстояла встреча с августейшей особой.
   Когда об этом сообщили Кааврену и Айричу, глаза тиасы сверкнули, и он спросил:
   — Разве палач теперь считается августейшей особой?
   — Какой палач? — удивился Джуин.
   — Или не о нем вы имели честь только что упомянуть?
   — Заверяю вас, мне об этом ничего не известно.
   — Значит, у вас нет оснований считать, что я ошибаюсь?
   — Я надеюсь, что это так.
   — Вы очень добры.
   — Гораздо более вероятно, — вмешался Айрич, — что речь идет о самом императоре.
   Кааврен покачал головой, но не стал убеждать Айрича в своей правоте. Он принял решение достойно встретить смерть. После того как они привели себя в порядок — что без мыла и одеколона сделать было весьма непросто, — Кааврен расправил плечи и сказал Джуину и остальным стражникам, что они готовы.
   Сначала их вывели на солнечный свет по так называемой Темной лестнице, которая была очень широкой и вела к одному из трех входов в это крыло; остальные назывались: Дверь Правосудия и Крылатая лестница. Темная лестница вела к темницам или, как в данном случае, от темниц к Павильону Йорича. Здесь постоянно находились на посту шесть пар воинов — причем каждая состояла из одного гвардейца феникса в золотом плаще и одного гвардейца йорича в черном капюшоне и с алебардой в руках. Следует добавить, что Кааврен, Айрич, Пэл и Тазендра тоже несколько раз несли здесь службу, но без особого удовольствия, поскольку гвардейцы йоричи отличались мрачной молчаливостью. Но какими бы нудными ни казались им раньше сии обязанности, никому из них не приходило в голову, что так скоро им придется проходить мимо стражи в качестве заключенных — не говоря уже о том, что один из наших друзей думал о скорой смерти.
   К счастью, на этой неделе выпало дежурить батальону Ланмареи, так что никто не узнал наших друзей и им не пришлось краснеть понапрасну.
   У Темной лестницы их поджидали два экипажа со знаками йорича. Пэлу, Аттрику, Айричу и Кааврену предложили сесть в первый, а Тазендре и Катане — во второй. Мика шел пешком в сопровождении двух молчаливых стражников йоричей; впрочем следует отметить, что прогулка под открытым небом того стоила, тем более что идти пришлось совсем недалеко.
   Как только они оказались внутри экипажей, друзьям немедленно приказали хранить молчание, что для Кааврена оказалось последним ударом, однако он так ничего и не смог сказать друзьям. Экипаж сопровождали шестеро стражников йоричей — четверо внутри экипажа и двое наверху, — они следили за соблюдением правил, а также за тем, чтобы заключенные не предприняли попыток с кем-нибудь заговорить или сбежать. Поэтому наши друзья ограничились улыбками и гримасами. Стоит добавить, что окна карет были не только зарешечены, но и закрыты железными ставнями, и внутри царил полнейший мрак. Кроме того, пленники не знали, куда их везут, что позволило Кааврену опять предположить самое худшее.
   Вскоре им приказали покинуть экипаж, и, оставаясь в окружении стражи, они обнаружили, что находятся в Императорском крыле дворца.
   — Что такое? — вскричал Кааврен, который потерял всякую надежду.
   — Разве вы не знаете? — удивился Аттрик. — Мы в Императорском крыле. А куда вы думали нас…
   — Молчание! — приказал стражник.
   Айрич пожал плечами. Их провели внутрь, и после нескольких минут ожидания, за которые к ним присоединился Мика, а Кааврен почувствовал, как к нему стремительно возвращается надежда, они предстали перед его величеством, императором Тортааликом I.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В которой его величество пытается извлечь ниточку истины из клубка обвинений и, к счастью, получает помощь

   Наши друзья, за исключением Мики, были допущены к его величеству в Балконную комнату — узкое помещение напротив Посольского зала. Посольский зал служил основным местом приема официальных посетителей по важным государственным вопросам. Тут всегда собиралось множество придворных. Всякий раз, когда его величество появлялся здесь, рассматривался весьма серьезный вопрос или происходило какое-то торжественное событие, поэтому, чтобы быть допущенным в Балконную комнату, требовалось занимать определенное положение. И очень многие боролись за получение такого статуса — иными словами, пытались добиться расположения императора. Некоторые придворные проводили долгие часы в Посольском зале в надежде попасться на глаза его величеству.
   Балконная комната — длинное узкое помещение со светлыми стенами и тусклым освещением — отличалась скудной меблировкой. Хотя комната почти не использовалась другими императорами, она стала одним из самых любимых мест Тортаалика для личных встреч, поскольку камин здесь был небольшим, кресла удобными и обстановка создавалась интимная. Императору казалось, что это располагает к откровенности и помогает оценить искренность тех, с кем он беседует.
   Кааврена и его друзей привели в комнату и приказали встать напротив его величества. Следует добавить, что на аудиенции присутствовали также Литра э'Тенит и капитан Г'ерет, расположившиеся по левую и правую руку от императора. Лицо капитана оставалось абсолютно невозмутимым, в то время как главнокомандующая задумчиво смотрела на Катану.
   Теперь — хотя Кааврен и не имел ни малейшего представления, о чем думает главнокомандующая, — следует сказать пару слов о ее настроении. Мы стали свидетелями тихого разговора между Литрой и Аллистаром, во время которого он заявил, что император не должен узнать о том, что произошло на востоке. Аллистар пришел к выводу, что Кааврену и его друзьям известно слишком многое, они могут помешать исполнению их планов, и поведал Литре свое мнение.
   Но сама Литра уже не могла отказаться от аудиенции с его величеством, к тому же — обязаны добавить мы в защиту главнокомандующей — ее волновало справедливое разрешение данной проблемы. И потому изворотливый ум Литры искал способ не дать этим назойливым типам все испортить.
   Узники вошли в комнату и одновременно поклонились его величеству. Кааврен с трудом скрывал охватившее его волнение — ведь он впервые предстал перед императором. Аттрик выглядел совершенно спокойным. Тазендру так сильно заботило, какое впечатление она произведет, что леди дзур забыла о таких прозаических вещах, как страх. Пэл настолько глубоко погрузился в размышления, что все колесики его быстрого ума — если нам будет позволено подобное выражение — вращались с максимальной скоростью, он пытался просчитать возможные варианты исхода аудиенции. Катана несколько раз встречалась с императором еще до его восхождения на престол, когда он оказал ей честь, посмотрев некоторые работы: Тортаалик считал себя знатоком живописи. Айрич, прекрасно знавший, какие права дает ему титул, сохранял ту уверенность, которая приходит с полным осознанием собственного долга. Ну а Мика, как мы уже говорили, не присутствовал.
   Читатель должен понимать, что во времена, о которых мы имеем честь рассказывать, подобные вопросы часто решались без соблюдения формальностей, на основании доброй воли императора. При желании император мог созвать суд и устроить слушание дела, дать слово обвиняемым или произвести допрос лично, под эгидой Орба, и единовластно принять решение. Великодушие и чувство справедливости, свойственные нашей императрице, да хранят ее Боги, в те годы не были столь распространенным явлением.
   В данном случае главнокомандующая и капитан пришли к его величеству, заявили о несправедливости и нижайше попросили императора лично разобраться в сложном деле. Надо отметить, что Тортаалик хорошо знал историю — «несправедливость» служила самым распространенным предлогом для Дома Дракона, когда речь шла о развязывании войны против престола, поэтому он решил немедленно удовлетворить просьбу главнокомандующей. И не столько из-за того, обязаны мы уточнить, что император боялся последствий, — правление Феникса лишь началось, и время для опасений еще не пришло. Но Тортаалик не сомневался, что ему придется объяснять свое поведение его доверительности, герцогу Уэллборну, а подобные разговоры часто оказывались весьма неприятными, если император сам не был доволен принятыми решениями.
   Поэтому его величество, собрав всех, кто обратился к нему с жалобой, а также тех, кого это дело касалось, намеревался выслушать заинтересованные стороны с максимально возможной объективностью. Орб медленно вращался у него над головой и испускал светло-желтое свечение, показывая тем самым беспристрастность императора.
   — Ну что ж, милорды и миледи, — сказал Тортаалик, — с некоторыми из вас я знаком. Вы баронесса Каламская, обвиняемая в убийстве маркиза Пепперфилда. А вы сын маркиза, не так ли? Кажется, вас зовут Аттрик, баронет Куракай, до недавнего времени вы жили в Крепости Северного Соснового Леса, во владениях Пепперфилд.
   Аттрик и Катана молча поклонились.
   — Остальные, как я понимаю, — гвардейцы из батальона Красных Сапог капитана Г'ерета. Однако мне неизвестны ваши имена. Так, а теперь я готов вас выслушать.
   Первым заговорил Айрич. Он назвал свое имя и заверил императора в своей полнейшей преданности.
   — Айрич? Неподходящее имя для лиорна.
   — Прошу прощения у вашего величества. Я вступил в Гвардию именно под этим именем. В действительности, если ваше величество позволит, меня зовут Темма, герцог Арилльский, граф Брамоор, и, пользуясь случаем, я прошу у вашего величества графство Шалтре, принадлежащее мне по обычаям нашего Дома.
   Его величество нахмурился, и его глаза сверкнули. На мгновение Орб потемнел и начал испускать слабое красноватое свечение, однако почти сразу же вернулся к нейтральному желтому цвету.
   — Мы еще вернемся к вашему вопросу, — задумчиво произнес Тортаалик. — А вы?
   — Я Тазендра, — заявила леди дзур.
   Теперь гнев появился на лице Литры э'Тенит, — очевидно, это имя вызвало у нее неприятные ассоциации. Тортаалик нахмурился:
   — Еще одно вымышленное имя?
   — Я отреклась от своих титулов, сир.
   — Отреклись? Ну тогда назовите их.
   — Ваше величество мне приказывает? — спросила Тазендра с несчастным видом.
   — Вот именно!
   — Тогда я вам отвечу, что не могу гордиться своим именем, сир, из-за чего и отреклась от него навсегда.
   Его величество пожал плечами и сказал:
   — Тогда мы будем называть вас Тазендрой. Следующий?
   — Я Пэл, — представился йенди и грациозно поклонился.
   — Ага, — промолвил император, на лице которого промелькнула улыбка. — Ну я не стану больше задавать вопросов, поскольку это имя мне уже приходилось слышать в связи с некоторыми действиями, которые, если и не были благородными, отличались, однако, изяществом исполнения.
   Пэл поклонился.
   — Ну а вы, мой добрый тиаса?
   — Я Кааврен из Каслрока.
   — Что такое? — рассмеялся его величество. — Гвардеец, который называет свое истинное имя?
   — Другого у меня нет, сир, — ответил Кааврен.
   — Ну-ну, разве у вас нет никаких титулов?
   — Наши земли проданы тысячу лет назад, сир, — сказал тиаса.
   — В том нет никакого бесчестья, — заметил его величество. — Ну а теперь, мне кажется, вы хотите мне что-то рассказать?
   — Если ваше величество не возражает, — заявил Пэл, — мы надеемся, что наша история будет вам интересна.
   — Я ни о чем другом и не прошу. Кто начнет?
   Тут вперед выступила Катана:
   — Хочу заявить, что приехала в Драгейру с намерением сдаться вашему величеству, поэтому для меня арест не явился неожиданностью.
   — И что вы готовы нам рассказать? Ведь вы обвиняетесь в убийстве.
   — Я признаю себя виновной, сир, и глубоко сожалею о содеянном. Готова принять любой ваш приговор, ваше величество.
   — Что ж, тут все ясно. А что скажет сын убитого маркиза?
   — Сир, — ответил Аттрик, — со своей стороны, поскольку Катана раскаивается, я готов ее оправдать.
   — Вы ее оправдываете? — удивился Тортаалик.
   — Если ваше величество не возражает, я ее даже прощаю, поскольку она искренне раскаивается. Более того, мы сражались плечом к плечу с Катаной, так что теперь я ее хорошо знаю. Не сомневаюсь — хотя мне и горько в том признаваться, — что ее спровоцировали.
   — Хорошо, — кивнул его величество, — мы рассмотрим этот вопрос позднее. Теперь перейдем к остальным. Кто будет отвечать на предъявленные вам обвинения?
   Кааврен поклонился и произнес:
   — Сир, нам нечего сказать, поскольку нам неизвестно, в чем мы обвиняемся.
   — Вы не знаете, в каких преступлениях вас обвиняют?
   — Ни в малейшей степени, — заверил тиаса.
   — Однако, — вмешался Пэл, — мы бы очень хотели узнать.
   — Что ж… Вас обвиняют в убийстве графа Шалтре и лорда Гарланда.
   — Как, в убийстве? — воскликнула Тазендра. — Невозможно!
   — Мне показалось, миледи, — промолвил император, и Орб приобрел холодный синий цвет, — что вы мне возражаете.
   — Мы нижайше просим нас простить, ваше величество, — хладнокровно проговорил Пэл. — Только крайнее удивление явилось причиной несдержанности моей спутницы. Поверьте, никто из нас и не думал дерзить.
   Пока он говорил, Литра что-то прошептала императору на ухо, и цвет Орба стал холодно-синим, как лед.
   — Ну а что вы скажете об убийстве кавалера Кьюрича, младшего брата главнокомандующей, которое имело место перед тем, как вы покинули город?
   — Как, убийство? — снова спросила Тазендра.
   — Сир, вы употребили очень сильное слово, — промолвил Айрич.
   — А как вы назовете этот поступок?
   — О, — небрежно бросила Тазендра, — нам даже не пришлось сильно стараться.
   Литра побледнела и бросила гневный взгляд сначала на Тазендру, а потом на Г'ерета, который, однако, сохранял прежнее спокойствие.
   — Если ваше величество разрешит?.. — вмешался Кааврен.
   Тортаалик нахмурился, но кивнул.
   — У меня создается впечатление, что речь идет о четырех убийствах: Пепперфилда, Кьюрича, Шалтре и Гарланда.
   — Да, да, — подтвердил император. — И что дальше?
   — Вы позволите мне рассказать о каждом из них отдельно?
   — Не возражаю.
   — Что касается первого, несколько минут назад баронесса признала свою вину, но я надеюсь продемонстрировать вашему величеству, что она более чем искупила ее.
   — Посмотрим. Продолжайте.
   — Что касается Кьюрича, сир, я присутствовал на дуэли и должен согласиться с тем, что действительно не все формальности были соблюдены. Но хочу добавить, что Кьюрич сам попросил о встрече, согласился на условия, сражался храбро и умер с честью. Не думаю, что он хотел бы, чтобы леди Тазендре было предъявлено обвинение в убийстве. Более того, если ваше величество прикажет допросить его секундантов, кавалеров Юлива и Рекова, мы не станем спорить с тем, что скажут по данному поводу сии достойные гвардейцы.
   Литра прикусила губу и посмотрела на его величество, который промолвил:
   — И к этому мы еще вернемся. А что относительно Шалтре?
   — Прошу вас поверить, что смерть Шалтре ни в коей мере нельзя назвать убийством, сир. Айрич вызвал его при свидетелях, то есть в присутствии нас, лорда Гарланда и лорда Адрона э'Кайрана. И все подтвердят, что в ответ на вызов Шалтре подло атаковал Айрича, а тот лишь защищался.
   — Что касается Адрона, — мрачно проговорил император, — у нас есть к нему лично несколько вопросов. Гарланд не может давать показания, поскольку он также убит. Что скажете?
   — Нам ничего не известно о гибели лорда Гарланда. Когда мы видели его в последний раз, он убегал в горы. Возможно, с ним приключилось какое-то несчастье, но заверяю вас, мы ничего о нем не знаем и не имеем к смерти Гарланда никакого отношения.
   Тортаалик нахмурился и ответил:
   — Возможно, он все еще жив. Известно лишь, что Гарланд так и не вернулся в Драгейру и от него нет никаких известий. Однако он может еще появиться.
   — Мы были бы только рады, сир, — заверил Кааврен.
   — Ну а что касается Кьюрича, Гарланда и Шалтре, готовы ли вы дать показания под Орбом?
   Айрич холодно взглянул на Орб, а затем поклонился его величеству:
   — Если слова дворянина недостаточно, сир, то я готов.
   — Как и все мы, — заявили остальные.
   Литра снова наклонилась и зашептала на ухо императору, тот кивнул.
   — Полагаю, одного будет вполне достаточно, — сказал его величество. Литра еще что-то тихо сказала, и Тортаалик добавил: — Мы хотим, чтобы на вопросы отвечал этот господин. — И он указал на Кааврена.
   — Что ж, — ответил Кааврен, — я буду счастлив встать под Орбом и ответить на любой вопрос, который задаст мне ваше величество.
   — Я не стану задавать вопросов, а предоставлю эту честь ее превосходительству главнокомандующей.
   Кааврен поклонился Литре и внимательно на нее посмотрел: тиаса сразу понял, что она постарается сделать все, что в ее силах, чтобы поймать его в ловушку или хотя бы помешать императору узнать правду. Он бросил быстрый взгляд на Г'ерета, но выражение лица капитана лишь убедило тиасу, что следует соблюдать осторожность.
   — Устраивает ли мое решение остальных?
   — Да, сир, — ответили они.
   — Прекрасно. В таком случае можете подождать снаружи. Вам будет сообщено о моем решении. — На это друзьям Кааврена было нечего возразить, и они вышли.
   Однако Пэл успел прошептать:
   — Будьте внимательны, дракон очень хитер.
   — Я постараюсь быть предельно осторожным.
   — Правильно, — ответил на прощание Пэл.
   Кааврен поклонился, чтобы показать, что готов к допросу, и с радостью отметил, что Г'ерет остался в качестве свидетеля. Орб переместился и начал вращаться над головой Кааврена. Однако тиаса даже не взглянул в его сторону, а продолжал смотреть в лицо Литре.
   — Я готов, ваше превосходительство, — спокойно проговорил тиаса.
   — В таком случае начнем.
   — Другого я и не желаю.
   — Тогда вот мой первый вопрос: каким было состояние лорда Гарланда, когда вы видели его в последний раз?
   — Его состояние, ваше превосходительство? — сказал Кааврен. — Ну он был вполне здоров. Я не думаю, что состояние его здоровья помешало ему доставить…
   — Вам следует ограничиться ответами на мои вопросы, юноша, — перебила его Литра.
   — И все же… — возразил Кааврен.
   — Прекратите, — сурово проговорил Тортаалик. — Главнокомандующая проводит расследование. Вам следует отвечать только на те вопросы, которые имеет честь задавать ее превосходительство.
   — Да, сир, — отозвался Кааврен, которого начало трясти от волнения.
   Литра, которая либо не заметила состояния тиасы, либо оно ее вовсе не заботило, продолжала:
   — Так вы утверждаете, что он чувствовал себя хорошо?
   Кааврен глубоко вздохнул, стараясь успокоиться:
   — Да, у меня сложилось такое впечатление.
   — Почему?
   — Ну у него не было ранений, и он бежал.
   — Бежал? И куда?
   — В горы, ваше превосходительство.
   — И от чего же он убегал?
   Кааврен вздрогнул. Выстрел попал в цель.
   — От нас, ваше превосходительство.
   — Значит, он испугался?
   — Весьма возможно, ваше превосходительство.
   — Его жизни угрожала опасность?
   — Дело обстояло именно так, ваше превосходительство, — он бежал, словно опасался за свою жизнь.
   — Он уносил от вас ноги?
   — От меня и моих друзей, ваше превосходительство.
   — Перейдем к следующему вопросу.
   — Как? Мне кажется…
   — Вам следует лишь отвечать на вопросы, которые вам задают, — снова перебила его Литра.
   Кааврен посмотрел на его величество и капитана Г'ерета — Тортаалик хмурился, словно пытался разобраться в происходящем, а Г'ерет прикусил губу до крови. Тиаса понял, какую игру затеяла с ним главнокомандующая.
   «Какой же ты глупец, — сказал он себе. — Тебе не следовало соглашаться на допрос. Это как раз для Пэла, он бы заставил ходить Литру кругами. Айрич сумел бы произвести на них впечатление своим достоинством и вынудил бы задать нужные вопросы, а Тазендра выпалила бы всю правду прежде, чем ее успели остановить».
   — Что же до лорда Шалтре, — продолжала главнокомандующая, улыбаясь так, словно тиаса уже попался к ней на крючок, — вы сказали, что он атаковал герцога Арилльского.
   — О да, ваше превосходительство, он обнажил свой клинок и попытался снести голову Айричу.
   — Значит, — заявила литра, — он казался испуганным?
   — Откровенно говоря, ваше превосходительство, он был в ужасе.
   — И по какой причине он так испугался?
   — Айрич его вызвал, и…
   — И в какой форме прозвучал вызов?
   — Айрич сказал, что убьет графа Шалтре.
   — Однако герцог Арилльский — воин-лиорн, разве Шалтре не настаивал на том, что, по обычаям их Дома, герцог не имеет права вызывать его на поединок?
   — Да, но Айрич объяснил…
   — Отвечайте только на заданный вопрос, юноша, — прервал его император.
   — Да, сир, — дрожа, промолвил Кааврен.
   — Хорошо, — продолжала Литра, — а приготовился ли герцог Арилльский, иными словами, ваш сообщник Айрич, атаковать Шалтре?
   — Дело в том, что он…
   — Да или нет, господин Кааврен?
   — Да.
   Г'ерет смертельно побледнел.
   — Значит, Шалтре напал исключительно от отчаяния, поскольку понимал, что ему грозит неминуемая смерть, — ведь против воина-лиорна у него не было никаких шансов на успех, не так ли?
   — Да, — кивнул Кааврен.
   Литра повернулась к императору:
   — Ваше величество, совершенно очевидно, что Шалтре, хотя и нанес первый удар, на самом деле был убит, а Гарланд убежал, опасаясь за свою жизнь. Без сомнения, он погиб в горах.
   Кааврен попытался что-то сказать, но император жестом заставил его замолчать и обратился к капитану:
   — Лорд Г'ерет, хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я вынесу приговор?
   Если такое вообще возможно, то Г'ерет побледнел еще сильнее. Не вызывало сомнений, что он понимал коварство Литры, но, не зная, что произошло на самом деле, был не в силах сформулировать вопрос, который позволил бы Кааврену дать необходимые объяснения. Придворные, находившиеся в комнате в этот момент, взглянули на капитана: одни — с любопытством, другие — с триумфом, в соответствии со своими интересами.
   Император открыл рот, и тиаса вдруг понял, что уже знает, какое будущее их ждет: его величество призовет стражу, их уведут обратно в темницу, а вскоре казнят. История так и останется нерассказанной, договор не будет подписан, а враги посмеются, когда топор палача опустится на их головы.
   В нашем далеком от идеала мире, где полно примеров несправедливости, Кааврену вряд ли стоило удивляться подобному повороту событий, однако ему еще никогда не приходилось присутствовать при таком чудовищном заговоре, а ведь юный тиаса оказался его жертвой. И, испытывая невыразимые мучения, Кааврен бросил отчаянный взгляд на капитана, ставшего его последней надеждой, и одними губами произнес: «Кьюрич».