Чапыгин Алексей. Разин Степан

   Она упала навзничь на постель, слезы высохли, глаза затуманились, с усилием глядя на мертвую голову, неподвижно уставившую в стену взор, Ириньица шептала:
   – Сон по лавке… сон! Сон по лавке… придет пора… будим… раз… будим… – Вытянулась, слегка запрокинула голову, кинула одну руку вдоль тела, другую согнула на грудь…
   – Мама! Нашел я его, игреца-гостя, идет ужо. Ты спишь?
   Сын, войдя в подвал, говорил все тише и тише, шагнул было, но сел на лавку пятясь. Оглядывал как будто первый раз горницу; скатерть постелила? кувшин кинула и воду… а? Обмыла, вишь, мертвое… На столе, на серебряном блюде, сверкавшем алмазами, стояла голова атамана, и глаза его, которых не видел сидевший юноша, ему казалось, глядели на сонную Ириньицу, спавшую тихо.
   – Оченно уж тишь! Жуть… Ой, да я часы не поднял! не завел… дай-ка!
   Василий встал и оглянулся на дверь. В сенях завозилось. Дверь толкнули, в подвал, сгибаясь, влез старик в серой бараньей шапке, с домрой в руке. Юноша махнул ему:
   – Мать спит!
   Старик снял шапку, перекрестился на икону и, оглядывая горницу, неслышно ступая лаптями, подошел к столу, осмотрел мертвую голову, шепотом спросил:
   – Ты это, робятко, батюшкину голову принес?
   – Я, дед.
   – Чтоб не зорили дом и тебя, ежели хватятся, сыщут, поволокут, ухоронить ее надо…
   – Даст ли голову отца мама? Она спит, что ужо скажет?
   – Не баско как-то она возлегла, моя хозяйка! Дайкось!
   Старик пододвинулся, пригнулся к голове Ириньицы – опустил на пол домру и шапку из руки, широко двуперстно перекрестился:
   – Молись богу, родной, померла мать.
   – Ой ты?
   Сын, двинув на голове шляпу, обходя стол, припал к груди Ириньицы. Старик, косясь на него подслеповатыми глазами, подумал: «Ровно как отец шапку движет».
   Сын не заплакал по умершей и шапки не снял.
   – Померла, дед? Что с ей творить?
   – Ужли, робятко, тебе не жаль родную? Уж коли так, то крепок сердцем ты!
   – Жаль… только я не баба – выть не стану спуста… О могиле завсе поминала… Иножды уж думал: «Померла?» Послала искать тебя, а на дорогу обняла, цоловала и крестила… Нынче что творить, говорю?
   – Поди, робятко, к попу, снеси какое ему малое узорочье аль лопотину… Жадны они на мирское, и не все, да много их жадных… Церковной укажет, что с ей творить. Поди, родной! Я же в сей упряг проберусь, куда и голову батюшки земле предам… Попу ее казать не можно. Да на болото сброжу, воткну на тот высокий кол иную голову.
   – Заместо отцовой вздел я сам голову, и не ходи на Козье.
   – Сказала, что отец тебе Разин, дитятко?
   – Сказала, дед!
   – То-то. А ты – «вор-атаман».
   – Пошто не знал?
   – Поди, робятко, за попом! Я тут посижу… Житье-бытье наше удалое с атаманушкой попомню и про себя молитву сотворю…
   – Иду я!
   – А узорочье?
   – Посулю. Есть что дать.
   – Стой, дитятко! Поклонись земно отца твоего голове… Не много таких отцов на свете, и будут такие не скоро…
   Сын, сняв шляпу, склонился перед столом до полу, сказал:
   – Прости, родитель, что, не знаючи, лаял тебя!
   – Так, так, робятко.
   – От сей день буду я думать о воле вольной и другим сказывать ее и делать что…
   – Разумной ты, спаси тя бог! Матушку свою укрой гробными досками с честью… Ладная была, домовитая хозяйка и на тебя добра не жалела… Обучили тебя многому умные, а остаток, в миру чего знать, сам дойдешь.
   Юноша поднялся во весь рост, надел шляпу. Старик сел на скамью перед столом.
   – Теперь к попу, дед. Завтре матушку схороним по чести, и ты будь со мной…
   – Стой-ко, робя, забуду, гляди! Тут где мешок, не вижу, да лопата, штоб рыть?
   – Под твоей скамлей мешок… Лопата в сенях, от двери два локтя, справа…
   – Тут он, мешок… нащупал. К тебе я приду ночлегу для, озорко одному в такой тиши с упокойной, да и схороним ее, провожу ее на керсту, а там пойдем по белу свету: я песни играть про грозного атамана Степана Тимофеевича, ты же теки на Дон-реку. Чул я от упокойной, знаю: рожон ты на Москве, Василей, да кровь родителева от Дона-реки… И придет, може, тебе для время опробовать, сколь отцовой силы в тебе живет?.. Поди, родной!
   Юноша ушел. Старик посидел пригорюнясь, погладил обмытую мертвую голову атамана рукой и, повернувшись к лампадкам, горевшим тускло, начал молиться да кланяться в землю. Встал с земли, поцеловал в синие губы мертвую голову, также поцеловал Ириньицу. Неторопливо ощупав мешок, спрятал голову Разина, взял шапку и, нашарив в сенях лопату, сгорбясь, побрел в сумрак серой ночи, бормоча:
   – Бродить мне привышно… а это сделать безотговорно и надобно!

 

 
   В ту же ночь, с шестого на седьмое июня 1671 года, у лобного места, где казнили атамана, звонец церкви Григория, Трошка, подошел к столбу, врытому у ямы. Там в назидание и устрашение народа прибит был длинный лист приговора «Разину Степану и брату его Фролке». Потянулся черный пономарь сорвать лист и вздрогнул – за ним послышались лапотные шаги. Трошка рванул конец листа, оторвал и, привычно сунув за пазуху, полубегом пошел прочь:
   – Испишу, а лист сожгу – не сыщут!
   Отойдя, оглянулся, увидал: около ямы, где торчали вверх руки-ноги казненных да чернела стриженая голова на высоком колу, медленно, не глядя по сторонам, ходил старик в кафтане, лаптях, мохнатой шапке, сгорбясь, поглядывал в землю и как будто искал чего…
   У себя под трапезной, завесив окошки, пономарь зажег на столе восковые огарки, очинил гусиное перо и, придвинув чернильницу, списывал кусок приговора, шевеля русой курчавой бородой, думал:
   «Остатки со столба сорву – испишу все…»
   Он переписывал:
   «Вы, воры, и крестопреступники, и изменники, и губители душ христианских, с товарыщи своими под Синбирском и в иных во многих местах побиты, а ныне по должности к великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея великия и малыя и белыя Русии самодержцу, службою и радением Войска донского атамана Корнея Яковлева и всего войска и сами вы пойманы и привезены к великому государю к Москве, в роспросе и с пыток в том своем воровстве винились. За такие ваши злые и мерзкие перед господом богом дела и к великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Русии самодержцу, за измену и ко всему Московскому государству за разоренье по указу великого государя бояре приговорили казнить смертью, четвертовать».

Словарь устаревших слов

   Аксамит – бархат.
   Альбо – либо, или.
   Антимонь – сурьма.

 
   Баско – хорошо, красиво.
   Бахарь – сказочник-певец.
   Бердыш – стрелецкое и вообще пехотное оружие: особый вид топора с лезвием в виде полумесяца на длинном древке.
   Бирюч (бирич) – глашатай, объявляющий царские и княжеские указы.
   Богобойные – богобоязненные.
   Бортные угодья – лесное пчеловодство, добыча меда диких пчел.
   Братина – большая деревянная или металлическая чаша для напитков.
   Брашно – еда, угощение.
   Бунчук – короткое древко с привязанным конским хвостом, символ власти атамана, гетмана.
   Бурдюга – шалаш, землянка.
   Буявая, супорисгая – беспокойная, упрямая.

 
   Вершить – вести дела, исполнять.
   Веса – деревни, села.
   Виска – виселица.
   Вицы – прутья, розги.
   Воину – воистину.
   Ворворш – пуговицы в виде шариков на шнурке.
   Вязень – колодник, узник.

 
   Гирло – устье реки.

 
   Долонь – ладонь.
   Доможирить – вести хозяйство по дому.
   Дуван – казачья добыча.

 
   Единорог – артиллерийское орудие с особым устройством казенника.
   Ера – беспутный, живой, подвижный человек.
   Ердань – бассейн, прорубь.

 
   Жаратка – загнетка: в русской печке место для выгребания жара.
   Жигало – жало.
   Жилец – дворянин, временно призывающийся для несения государственной службы.

 
   Завилья – узоры в виде завитков.
   Загунуть – затихнуть, угомониться.
   Замотчанье – промедление.
   Здынуть, здымать – поднять, вздымать.

 
   Изветчики – вестники.
   Изгада – изжога, тошнота.
   Исфагань (Исфахан, Испагань) – в XVII в. столица Персии.

 
   Кальян – восточный прибор для курения табака.
   Камкосиный – из камки, шелковой китайской ткани с разводами.
   Каптур – шапка, вообще головной убор.
   Каторги – галеры, гребные суда.
   Келарь – монах, ведающий монастырскими припасами или вообще светскими делами монастыря.
   Киота (киот) – подставка для икон.
   Киса – мошна, кошелек.
   Клескать – хлопать в ладоши.
   Копоский – разборчивый, придирчивый, беспокойный.
   Кортель – верхняя женская одежда на меху.
   Кошуля – сорочка, рубашка.
   Крамарь – торговец.
   Кресало – огниво.
   Кручной – кружечной двор, кабак.
   Крыга – льдина.
   Крыж – крест.
   Кузня – здесь: кованый сосуд.
   Кунтуш – род кафтана с откидными рукавами.
   Кюльзюм-море – Каспийское море.

 
   Лагалище – футляр.

 
   Махан – мясо; здесь: конина.
   Меледить – подпрыгивать.
   Менгун – деньги, плата.
   Мултанеи – индийцы.
   Мурмолка – шапка.
   Мухтояровый – то есть сделанный из бумажной ткани с шелком или шерстью.

 
   Накрачей – барабанщик.
   Натодельная – пригодная к делу, подходящая.

 
   Обнос – клевета, ложный оговор.
   Однорядка – долгополый кафтан без воротника.
   Односумка – подруга.
   Озорно – боязно, стыдно.
   Озям (азям) – верхняя крестьянская одежда.
   Опашень – верхняя мужская одежда: широкий долгополый кафтан с короткими широкими рукавами.
   Ордыны – кочевники.
   Оселедец – длинная прядь волос на темени.
   Охабень – верхняя одежда с откидным воротником.

 
   Пастись – опасаться, избегать.
   Паузок – речное судно для перевозки грузов.
   Плахта – яркая цветная ткань, обычно надевалась поверх юбки.
   Позовное – плата за приглашение на праздник, чаевые.
   Поминки – здесь: подарки, подношения.
   Помовать – кивать, покачивать.
   Поруб – погреб; яма со стенками из бревен.
   Послухи – свидетели.
   Потоки – желоба на скатах крыши.
   Прахоть – болезнь, немощь.
   Призор – порча от «дурного глаза».
   Прируб – пристройка к дому.
   Причетник – церковнослужитель: дьячок или пономарь, звонарь.
   Прыск – бросок, прыжок; также: возможность достичь чего-либо.
   Прясла – звенья изгороди.

 
   Распашница – верхняя женская одежда.
   Рейтары – конные солдаты, кавалеристы.

 
   Сажень – мера длины, равная трем аршинам (2,1 м).
   Свейская – шведская.
   Семо и овамо – сюда и туда.
   Скать – сучить.
   Скласть – положить.
   Скрыня – ларец, сундук.
   Сочельник – музыкант, играющий на сопели, народном деревянном духовом инструменте типа флейты.
   Сполох – набат, колокольный звон, служащий сигналом бедствия.
   Стрета – встреча.
   Сугрева – укрытие, приют.
   Сукман – суконный кафтан; одежда низших слоев населения.
   Сыроядцы – язычники, дикари.

 
   Таем – тайно, тайком.
   Тамашить – беспокоить.
   Терлик – верхняя одежда знатных лиц, надевавшаяся в торжественных случаях; шилась преимущественно из златотканой материи и украшалась драгоценностями.
   Терпентин – живица: смолистый сок, выделяемый хвойными деревьями.
   Терченин – горец, живущий на Тереке.
   Треух объяринной – шапка из плотной шелковой ткани с узорами.
   Турский – турецкий.
   Убаить – уговорить.
   Убрусы – вышивка.
   Углезнуть – сбежать, скрыться.
   Угобжает – угождает, потакает.
   Узорочье – предметы роскоши, драгоценности.
   Улус – становище кочевников.
   Упряг – здесь: определенный отрезок времени; срок от роздыха до роздыха.
   Усохутиться – спрятаться, скрыться.
   Утеклец – беглец.
   Уторопь – торопливо, спешно; в уторопь – вдогон.
   Уторы – нарезка в клепках бочек для крепления днища.

 
   Фальконет – старинная мелкокалиберная пушка.
   Ферязь – верхняя длинная мужская одежда.
   Фрязи – французы; фряжское – французское.

 
   Харкиз (харьюз) – хариус, семейство рыб подотряда лососевидных.
   Хвалынь (Хвалынское море) – Каспийское море.

 
   Шадрины – оспины.
   Шандал – подсвечник.
   Шанцы – военные укрепления, редуты.
   Шарпать – грабить; шарпальник – грабитель.
   Шемайка (шемая, синец) – рыба семейства карповых.
   Ширинка – короткое полотнище ткани: полотенце, платок (обычно вышитые).
   Шиш – бунтовщик, разбойник.
   Шугай – короткая кофта с рукавами.

 
   Эдиль-река – Волга.

 
   Ю – ее.
   Юкнуться – стукнуться, ушибиться.

 
   Ямы – путевые станции, на которых меняли лошадей.
   Яндова (ендова) – большая металлическая чаша.
   Япанча (епанча) – шерстяной плащ без рукавов.
   Ярыга – слуга в кабаке; низший чин полиции.
   Ясак – подать, собиравшаяся в пользу Русского государства с народов Поволжья и Сибири.