Честертон Гилберт Кийт. Избранное

в нее открыт и вплотную к порогу подходит дорожка, соединяющая беседку с
домом. В то же время ясно, что незаметно войти в беседку убийца не мог, так
как и тропинка и дверь постоянно находились в поле зрения нескольких
свидетелей, подтверждающих показания друг друга. Беседка стоит в дальнем
углу сада, где никаких калиток и лазов нет. По обе стороны дорожки растут
высокие цветы, посаженные так густо, что через них нельзя пройти, не оставив
следов. И цветы и дорожка подходят к самому входу в беседку, и совершенно
невозможно подобраться туда незаметно каким-либо обходным путем.
Секретарь убитого Патрик Флойд заявил, что видел весь сад с той минуты,
когда полковник Дрюс в последний раз мелькнул на пороге беседки, и до того
момента, когда был найден труп; все это время он стоял на самом верху
стремянки и подстригал живую изгородь. Его слова подтверждает дочь убитого,
Дженет Дрюс, которая сидела на террасе и видела Флойда за работой. В
какой-то мере ее показания подтверждает и Дональд Дрюс, ее брат, который,
проспав допоздна, выглянул, еще в халате, из окна своей спальни. И, наконец,
все эти показания совпадают со свидетельством соседа Дрюсов, доктора
Валантэна, который ненадолго зашел к ним и разговаривал на террасе с мисс
Дрюс, а также свидетельством стряпчего, мистера Обри Трейла. По всей
видимости, он последним видел полковника в живых, - исключая, надо полагать,
убийцу.
Все эти свидетели единодушно утверждают, что события развивались
следующим образом: примерно в половине третьего пополудни мисс Дрюс зашла в
беседку спросить у отца, когда он будет пить чай. Полковник ответил, что чай
пить не будет, потому что ждет своего поверенного мистера Трейла, которого и
велел прислать к себе, когда тот явится. Девушка вышла и, встретив на
дорожке Трейла, направила его к отцу. Поверенный пробыл в беседке около
получаса, причем полковник проводил его до порога и, судя по всему, пребывал
не только в добром здравии, но и в отличном расположении духа. Незадолго до
того мистер Дрюс рассердился на сына, узнав, что тот еще не вставал после
ночного кутежа, но довольно быстро успокоился и чрезвычайно любезно встретил
и стряпчего, и двух племянников, приехавших к нему погостить на денек.
Полиция не стала допрашивать племянников, поскольку в то время, когда
произошла трагедия, они были на прогулке. По слухам, полковник был не в
ладах с доктором Валантэном, впрочем, доктор зашел лишь на минутку
повидаться с мисс Дрюс, в отношении которой, кажется, имеет самые серьезные
намерения.
По словам стряпчего Трейла, полковник остался в беседке один, это
подтвердил и мистер Флойд, который, стоя на своем насесте, отметил, что в
беседку больше никто не входил. Спустя десять минут мисс Дрюс снова вышла в
сад и, еще не дойдя до беседки, увидела на полу тело отца: на полковнике был
белый полотняный френч, заметный издали. Девушка вскрикнула, сбежались все
остальные и обнаружили, что полковник лежит мертвый возле опрокинутого
плетеного кресла. Доктор Валантэн, который еще не успел отойти далеко,
установил, что удар нанесен каким-то острым орудием вроде стилета,
вонзившимся под лопатку и проткнувшим сердце. В поисках такого орудия
полиция обшарила всю окрестность, но ничего не обнаружила".

- Значит, на полковнике был белый френч? - спросил отец Браун,
откладывая заметку.
- Да, он привык к такой одежде в тропиках, - слегка опешив, ответил
Финз. - С ним там случались занятные вещи, он сам рассказывал. Кстати,
Валантэна он, по- моему, недолюбливал потому, что и тот служил в тропиках.
Уж не знаю отчего - но так мне кажется. В этом деле ведь все загадочно.
Заметка довольно точно излагает обстоятельства убийства. Меня там не было,
когда обнаружили труп, - мы с племянниками Дрюса как раз ушли гулять и
захватили с собой собаку, помните, ту самую, о которой я хотел вам
рассказать. Но описано все очень точно: прямая дорожка среди высоких синих
цветов, по ней идет стряпчий в черном костюме и цилиндре, а над зеленой
изгородью - рыжая голова секретаря. Рыжего заметно издали, и если люди
говорят, что видели его все время, значит, правда видели. Этот секретарь -
забавный тип: никогда ему не сидится на месте, вечно он делает чью-то
работу, - вот и на этот раз он заменял садовника Мне кажется, он американец.
У него американский взгляд на жизнь, или подход к делам, как говорят у них в
Америке.
- Ну, а поверенный? - спросил отец Браун. Финз ответил не сразу
- Трейл произвел на меня довольно странное впечатление, - проговорил он
гораздо медленнее, чем обычно. - В своем безупречном черном костюме он
выглядит чуть ли не франтом, и все же в нем есть что-то старомодное.
Зачем-то отрастил пышные бакенбарды, каких никто не видывал с времен
королевы Виктории. Лицо у него серьезное, держится он с достоинством, но
иногда, как бы спохватившись, вдруг улыбнется, сверкнет своими белыми
зубами, и сразу все его достоинство словно слиняет, и в нем появляется
что-то слащавое. Может, он просто смущается и потому все время то теребит
галстук, то поправляет булавку в галстуке. Кстати, они такие же красивые и
необычные, как он сам. Если бы я хоть кого-то мог... да нет, что толку
гадать, это совершенно безнадежно. Кто мог это сделать? И как? Неизвестно.
Правда, за одним исключением, о котором я и хотел вам рассказать. Знает
собака.
Отец Браун вздохнул и с рассеянным видом спросил:
- Вы ведь у них гостили как приятель молодого Дональда? Он тоже ходил с
вами гулять?
- Нет, - улыбнувшись, ответил Финз. - Этот шалопай только под утро лег
в постель, а проснулся уже после нашего ухода. Я ходил гулять с его
кузенами, молодыми офицерами из Индии. Мы болтали о разных пустяках.
Старший, кажется, Герберт, большой любитель лошадей. Помню, он все время
рассказывал нам, как купил кобылу, и ругал ее прежнего хозяина. А его братец
Гарри все сетовал, что ему не повезло в Монте-Карло. Я упоминаю это только
для того, чтобы вы поняли, что разговор шел самый тривиальный. Загадочной в
нашей компании была только собака.
- А какой она породы? - спросил Браун.
- Такой же, как и моя, - ответил Финз. - Я ведь вспомнил всю эту
историю, когда вы сказали, что не надо обожествлять собак. Это большой
черный охотничий пес; зовут его Мрак, и не зря, по-моему, - его поведение
еще темней и загадочнее, чем тайна самого убийства. Я уже говорил вам, что
усадьба Дрюса находится у моря. Мы прошли по берегу примерно с милю, а потом
повернули назад и миновали причудливую скалу, которую местные жители
называют Скалой Судьбы. Она состоит из двух больших камней, причем верхний
еле держится, - тронь - и упадет. Скала не очень высока, но силуэт у нее
довольно жуткий. Во всяком случае, на меня он подействовал угнетающе, а моих
молодых веселых спутников навряд ли занимали красоты природы. Возможно, я
уже что-то предчувствовал: Герберт спросил, который час и не пора ли
возвращаться, и мне уже тогда показалось, что надо непременно узнать время,
что это очень важно. Ни у Герберта, ни у меня не было с собой часов, и мы
окликнули его брата, который остановился чуть поодаль у изгороди раскурить
трубку. Он громко крикнул: "Двадцать минут пятого", - и его трубный голос в
наступающих сумерках показался мне грозным. Это вышло у него ненамеренно и
потому прозвучало еще более зловеще; а потом, конечно, мы узнали, что именно
в эти секунды уже надвигалась беда. Доктор Валантэн считает, что бедняга
Дрюс умер около половины пятого.
Братья решили, что можно еще минут десять погулять, и мы прошлись чуть
подальше по песчаному пляжу, кидали камни, забрасывали в море палки, а
собака плавала за ними. Но меня все время угнетали надвигающиеся сумерки, и
даже тень, которую отбрасывала причудливая скала, давила на меня как тяжкий
груз. И тут случилась странная вещь. Герберт забросил в воду свою трость,
Мрак поплыл за ней, принес, и тут же Гарри бросил свою. Собака снова
кинулась в воду и поплыла, но вдруг остановилась, причем, кажется, все это
было ровно в половине пятого. Пес вернулся на берег, встал перед нами, а
потом вдруг задрал голову и жалобно завыл, чуть ли не застонал, - я такого
воя в жизни не слышал. "Что с этой чертовой собакой?" - спросил Герберт. Мы
не знали. Тонкий жалобный вой, огласив безлюдный берег, оборвался и замер.
Наступила тишина, как вдруг ее нарушил новый звук. На сей раз мы услышали
слабый отдаленный крик; казалось, где-то за изгородью вскрикнула женщина. Мы
тогда не поняли, кто это, но потом узнали. Это закричала мисс Дрюс, увидев
тело отца.
- Вы, я полагаю, сразу же вернулись к дому, - мягко подсказал отец
Браун. - А потом?
- Я расскажу вам, что было потом, - угрюмо и торжественно ответил Финз.
- Войдя в сад, мы сразу увидели Трейла. Я отчетливо помню черную шляпу и
черные бакенбарды на фоне синих цветов, протянувшихся широкой полосой до
самой беседки, помню закатное небо и странный силуэт скалы. Трейл стоял в
тени, лица его не было видно; но он улыбался, клянусь, я видел, как блестели
его белые зубы.
Едва пес заметил Трейла, он сразу бросился к нему и залился бешеным,
негодующим лаем, в котором так отчетливо звучала ненависть, что он скорее
походил на брань. Стряпчий съежился и побежал по дорожке.
Отец Браун вскочил с неожиданной яростью.
- Стало быть, его обвинила собака? Разоблачил Вещий пес? А не заметили
вы, летали в то время птицы и, главное, где: справа или слева? Осведомлялись
вы у авгуров, какие принести жертвы? Надеюсь, вы вспороли собаке живот,
чтобы исследовать ее внутренности? Вот какими научными доказательствами
пользуетесь вы, человеколюбцы-язычники, когда вам взбредет в голову отнять у
человека жизнь и честное имя.
Финз на мгновенье потерял дар речи, потом спросил:
- Постойте, что это вы? Что я вам такого сделал?
Браун испуганно взглянул на него - так же испуганно и виновато люди
смотрят на столб, наткнувшись на него в темноте.
- Не обижайтесь, - сказал он с неподдельным огорчением. - Простите, что
я так набросился на вас... Простите, пожалуйста.
Финз взглянул на него с любопытством.
- Мне иногда кажется, что самая загадочная из загадок - вы, - сказал
он. - А все-таки сознайтесь: пусть, по-вашему, собака непричастна к тайне,
но ведь сама тайна останется. Не станете же вы отрицать, что в тот миг,
когда пес вышел на берег и завыл, его хозяина прикончила какая-то невидимая
сила, которую никому из смертных не дано ни обнаружить, ни даже вообразить.
Что для стряпчего, дело не только в собаке: есть и другие любопытные
моменты. Он мне сразу не понравился - увертливый, слащавый, скользкий тип и
я вот что вдруг заподозрил, наблюдая за его ухватками. Как вы знаете, и врач
и полицейский прибыли очень быстро: доктора Валантэна вернули с полпути, и
он немедля позвонил в полицию. Кроме того, дом стоит на отлете, людей там
немного и было нетрудно всех обыскать. Их тщательно обыскали, но оружия не
нашли. Обшарили дом, сад и берег - с тем же успехом. А ведь спрятать кинжал
убийце было почти так же трудно, как спрятаться самому.
- Спрятать кинжал, - повторил отец Браун, кивая. Он вдруг стал слушать
с интересом.
- Так вот, - продолжал Финз, - я уже говорил, что этот Трейл все время
поправлял то галстук, то булавку в галстуке... особенно булавку. Эта булавка
напоминает его самого - щегольская и в то же время старомодная. В нее
вставлен камешек - вы такие, наверное, видели - с цветными концентрическими
кругами, похожий на глаз Меня раздражало, что внимание Трейла так
сконцентрировано на этом камне. Мне чудилось, что он циклоп, а камень - его
глаз. Булавка была не только массивная, но и длинная, и мне вдруг пришло в
голову: может быть, он так ей занят оттого, что она еще длинней, чем
кажется? Может, она длиною с небольшой кинжал?
Отец Браун задумчиво кивнул.
- Других предположений насчет орудия убийства не было? - спросил он.
- Было еще одно, - ответил Финз. - Его выдвинул молодой Дрюс - не сын,
а племянник. Глядя на Герберта и Гарри, никак не скажешь, что они могут дать
толковый совет сыщику: Герберт и впрямь бравый драгун, украшение конной
гвардии и завзятый лошадник, но младший, Гарри, одно время служил в
индийской полиции и кое-что смыслит в этих вещах. Он ловко взялся за дело,
пожалуй, даже слишком ловко, - пока полицейские выполняли всякие
формальности, Гарри начал вести следствие на свой страх и риск. Впрочем, он
в каком-то смысле сыщик, хоть и безработный, и вложил в свою затею не только
любительский пыл. Вот с ним-то мы и поспорили насчет орудия убийства, и я
узнал кое-что новое. Я упомянул, что собака лаяла на Трейла, а он возразил:
если собака очень злится, она не лает, а рычит.
- Совершенно справедливо, - вставил священник.
- Младший Дрюс добавил, что он сам не раз слышал, как этот пес рычит на
людей, к примеру - на Флойда, секретаря полковника. Я очень резко возразил,
что это опровергает его собственные доводы: нельзя обвинить в одном и том же
преступлении несколько человек, тем паче Флойда, безобидного, как школьник.
К тому же он был все время на виду, над зеленой оградой, и его рыжая голова
бросалась всем в глаза. "Да, - отвечал Гарри Дрюс, - здесь у меня не совсем
сходятся концы с концами, но давайте на минутку прогуляемся в сад. Я хочу
показать вам одну вещь, которую, по-моему, никто еще не видел". Это было в
самый день убийства, и в саду все оставалось без перемен: стремянка
попрежнему стояла у изгороди, и, подойдя к ней вплотную, мой спутник
наклонился и что-то вынул из густой травы. Оказалось, что это садовые
ножницы; на одном из лезвий была кровь.
Отец Браун помолчал, потом спросил:
- А зачем приходил стряпчий?
- Он сказал нам, что за ним послал полковник, чтобы изменить завещание,
- ответил Финз. - Кстати, о завещании: его ведь подписали не в тот день.
- Надо полагать, что так, - согласился отец Браун. - Чтобы оформить
завещание, нужны два свидетеля.
- Совершенно верно. Стряпчий приезжал накануне, и завещание оформили,
но на следующий день Трейла вызвали снова - старик усомнился в одном из
свидетелей и хотел это обсудить.
- А кто были свидетели? - спросил отец Браун.
- В том-то и дело, - с жаром воскликнул Финз. - Его свидетелями были
Флойд и Валантэн - вы помните - врач-иностранец, или уж не знаю, кто он там
такой. И вдруг они поссорились Флойд ведь постоянно суется в чужие дела. Он
из тех любителей пороть горячку, которые, к сожалению, употребляют весь свой
пыл лишь на то, чтобы кого-нибудь разоблачить, он из тех, кто никогда и
никому не доверяет. Такие, как он, обладатели огненных шевелюр и огненных
темпераментов, всегда или доверчивы без меры, или безмерно недоверчивы; а
иногда и то и другое вместе. Он не только мастер на все руки, он даже учит
мастеров. Он не только сам все знает, он всех предостерегает против всех.
Зная за ним эту слабость, не следовало бы придавать слишком большое значение
его подозрениям, но в данном случае он, кажется, прав. Флойд утверждает, что
Валантэн на самом деле никакой не Валантэн. Он говорит, что встречал его
прежде и тогда его звали де Вийон. Значит, подпись его недействительна.
Разумеется, он любезно взял на себя труд растолковать соответствующую статью
закона стряпчему, и они зверски переругались.
Отец Браун засмеялся.
- Люди часто ссорятся, когда им нужно засвидетельствовать завещание.
Первый вывод, который тут можно сделать, что им самим ничего не причитается
по этому завещанию. Ну, а что говорит Валантэн? Ваш всеведущий секретарь,
несомненно, больше знает об его фамилии, чем он сам. Но ведь даже у доктора
могут быть кое- какие сведения о собственном имени.
Финз немного помедлил, прежде чем ответить.
- Доктор Валантэн странно отнесся к делу. Доктор вообще странный
человек. Он довольно интересен внешне, но сразу чувствуется иностранец. Он
молод, но у него борода, а лицо очень бледное, страшно бледное и страшно
серьезное. Глаза у него страдальческие - то ли он близорукий и не носит
очков, то ли у него голова болит от мыслей, но он вполне красив и всегда
безупречно одет - в цилиндре, в темном смокинге с маленькой красной
розеткой. Держится он холодно и высокомерно и, бывает, так на вас глянет,
что не знаешь, куда деваться. Когда его обвинили в том, что он скрывается
под чужим именем, он, как сфинкс, уставился на секретаря, а затем сказал,
что, очевидно, американцам незачем менять имена, за неимением таковых. Тут
рассердился и полковник и наговорил доктору резкостей: думаю, он был бы
сдержаннее, если бы Валантэн не собирался стать его зятем. Но вообще я не
обратил бы внимания на эту перепалку, если бы не один разговор, который я
случайно услышал на следующий день, незадолго до убийства. Мне неприятно его
пересказывать, ведь я сознаюсь тем самым, что подслушивал. В день убийства,
когда мы шли к воротам, направляясь на прогулку, я услышал голоса доктора
Валантэна и мисс Дрюс. По-видимому, они ушли с террасы и стояли возле дома в
тени за кустами цветов. Переговаривались они жарким шепотом, а иногда просто
шипели - влюбленные ссорились. Таких вещей не пересказывают, но, на беду,
мисс Дрюс повторила несколько раз слово "убийство". То ли она просила не
убивать кого-то, то ли говорила, что убийством нельзя защитить свою честь.
Не так уж часто обращаются с такими просьбами к джентльмену, заглянувшему на
чашку чая.
- Вы не заметили, - спросил священник, - очень ли сердился доктор после
той перепалки с секретарем и полковником?
- Да вовсе нет, - живо отозвался Финз, - он и вполовину не был так
сердит, как секретарь. Это секретарь разбушевался из-за подписей.
- Ну, а что вы скажете, - спросил отец Браун, - о самом завещании?
- Полковник был очень богатый человек, и от его воли многое зависело.
Трейл не стал нам сообщать, какие изменения внесены в завещание, но позже, а
точнее - сегодня утром, я узнал, что большая часть денег, первоначально
отписанных сыну, перешла к дочери. Я уже говорил вам, что разгульный образ
жизни моего друга Дональда приводил в бешенство его отца.
- Мы все рассуждаем об убийстве, - задумчиво заметил отец Браун, - а
упустили из виду мотив. При данных обстоятельствах скоропостижная смерть
полковника выгоднее всего мисс Дрюс.
- Господи! Как вы хладнокровно говорите, - воскликнул Финз, взглянув на
него с ужасом. - Неужели вы серьезно думаете, что она...
- Она выходит замуж за доктора? - спросил отец Браун.
- Кое-кто не одобряет этого, - последовал ответ. - Но доктора любят и
ценят в округе, он искусный, преданный своему делу хирург.
- Настолько преданный, - сказал отец Браун, - что берет с собой
хирургические инструменты, отправляясь в гости к даме. Ведь был же у него
хоть ланцет, когда он осматривал тело, а до дому он, по-моему, добраться не
успел.
Финз вскочил и удивленно уставился на него.
- То есть вы предполагаете, этим же самым ланцетом он...
Отец Браун покачал головой.
- Все наши предположения пока что - чистая фантазия, - сказал он. - Тут
не в том вопрос - кто или чем убил, а - как? Заподозрить можно многих, и
даже орудий убийства хоть отбавляй - булавки, ножницы, ланцеты. А вот как
убийца оказался в беседке? Как даже булавка оказалась там?
Говоря это, священник рассеянно разглядывал потолок, но при последних
словах его взгляд оживился, словно он вдруг заметил на потолке какую-то
необыкновенную муху.
- Ну, так как же все-таки, по-вашему? - спросил молодой человек. - Что
вы посоветуете мне, у вас такой богатый опыт?
- Боюсь, я мало чем могу помочь, - сказал отец Браун, вздохнув. -
Трудно о чем- либо судить, не побывав на месте преступления, да и людей я не
видел. Пока вы только можете возвратиться туда и продолжить расследование.
Сейчас, как я понимаю, это в какой-то мере взял на себя ваш друг из
индийской полиции. Я бы вам посоветовал поскорее выяснить, каковы его
успехи. Посмотрите, что там делает ваш сыщик-любитель. Может быть, уже есть
новости.
Когда гости - двуногий и четвероногий - удалились, отец Браун взял
карандаш и, вернувшись к прерванному занятию, стал составлять план проповеди
об энциклике Rerum Novarum (1). Тема была обширна, и план пришлось несколько
раз перекраивать, вот почему за тем же занятием он сидел и двумя днями
позже, когда в комнату снова вбежала большая черная собака и стала
возбужденно и радостно прыгать на него. Вошедший вслед за нею хозяин был
также возбужден, но его возбуждение выражалось вовсе не в такой приятной
форме: голубые глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит, лицо
было взволнованным и даже немного побледнело.
- Вы мне велели, - начал он без предисловия, - выяснить, что делает
Гарри Дрюс. Знаете что он сделал?
Священник промолчал, и гость запальчиво продолжил:
- Я скажу вам, что он сделал. Он покончил с собой.
Губы отца Брауна лишь слегка зашевелились и то, что он пробормотал, не
имело никакого отношения ни к нашей истории, ни даже к нашему миру.
- Вы иногда просто пугаете меня, - сказа Финз. - Вы... неужели вы этого
ожидали?
- Считал возможным, - ответил отец Браун. - Я именно поэтому и просил
вас выяснить чем он занят. Я надеялся, что время еще есть.
- Тело обнаружил я, - чуть хрипловато начал Финз. - Никогда не видел
более жуткого зрелища. Выйдя в сад, я сразу почувствовал - там случилось еще
что-то, кроме убийства. Так же, как прежде, колыхалась сплошная масса
цветов, подступая синими клиньями к черному проему входа в старенькую серую
беседку; но мне казалось, что это бесы пляшут перед входом в преисподнюю. Я
поглядел вокруг; все как будто было на месте, но мне стало мерещиться, что
как-то изменились самые очертания небосвода. И вдруг я понял, в чем дело. Я
привык к тому, что за оградой на фоне моря видна Скала Судьбы. Ее не было.
Отец Браун поднял голову и слушал очень внимательно.
- Это было все равно, как если бы снялась с места гора или луна упала с
неба; а ведь я всегда, конечно, знал, что эту каменную глыбу очень легко
свалить. Что-то будто обожгло меня; я пробежал по дорожке и прорвался
напролом через живую изгородь, как сквозь паутину. Кстати, изгородь и
вправду оказалась жиденькой, она лишь выглядела плотной, поскольку до сих
пор никто сквозь нее не ломился. У моря я увидел каменную глыбу свалившуюся
с пьедестала; бедняга Гарри Дрюс лежал под ней, как обломок разбитого судна.
Одной рукой он обхватывал камень, словно бы стаскивая его на себя; а рядом
на буром песке большими расползающимися буквами он нацарапал "Скала Судьбы
да падет на безумца".
- Все это случилось из-за завещания, - заговорил отец Браун. - Сын
попал в немилость, и племянник решил сыграть ва-банк; особенно - после того,
как дядя пригласил его к себе в один день со стряпчим и очень ласково
принял. Это был его последний шанс, из полиции его выгнали; он проигрался
дотла в Монте-Карло. Когда же он узнал, что убил родного дядю понапрасну, он
убил и себя.
- Да погодите вы! - крикнул растерянный Финз. - Я за вами никак не
поспею.
- Кстати о завещании, - невозмутимо продолжал отец Браун, - пока я не
забыл или мы с вами не перешли к более важным темам. Мне кажется, эта
история с доктором объясняется просто. Я даже припоминаю, что слышал где-то
обе фамилии. Этот ваш доктор - французский аристократ, маркиз де Вийон. Но
при этом он ярый республиканец и, отказавшись от титула, стал носить давно
забытое родовое имя. Гражданин Рикетти (2) на десять дней сбил с толку всю
Европу.
- Что это значит? - изумленно спросил молодой человек.
- Так, ничего, - сказал священник. - В девяти случаях из десяти люди
скрываются под чужим именем из жульнических побуждений, здесь же соображения
- самые высокие. В том-то и соль шутки доктора по поводу американцев, не
имеющих имен - то есть титулов. В Англии маркиза Хартингтона никто не
называет мистером Хартингтоном, но во Франции маркиз де Вийон сплошь и рядом
именуется мсье де Вийоном. Вот ему и пришлось заодно изменить и фамилию. А
что до разговора влюбленных об убийстве, я думаю, и в том случае повинен
французский этикет. Доктор собирался вызвать Флойда на дуэль, а девушка его
отговаривала.
- Вот оно что! - встрепенувшись, протянул Финз. - Ну, тогда я понял, на
что она намекала.
- О чем вы это? - с улыбкой спросил священник.
- Видите ли, - отозвался молодой человек, - это случилось прямо перед
тем, как я нашел тело бедного Гарри, но я так переволновался, что все забыл.
Разве станешь помнить об идиллической картинке после того, как столкнулся с
трагедией? Когда я шел к дому полковника, я встретил его дочь с доктором
Валантэном. Она, конечно, была в трауре, а доктор всегда носит черное, будто
собрался на похороны, но вид у них был не такой уж похоронный. Мне еще не
приходилось встречать пары, столь радостной и веселой и в то же время
сдержанной. Они остановились поздороваться со мной, и мисс Дрюс сказала, что
они поженились и живут в маленьком домике на окраине городка, где доктор
продолжает практиковать. Я удивился, так как знал, что по завещанию отца
дочери досталось все состояние. Я деликатно намекнул на это, сказав, что шел
в усадьбу, где надеялся ее встретить. Но она засмеялась и ответила: "Мы от
всего отказались. Муж не любит наследниц". Оказывается, они и в самом деле
настояли, чтобы наследство отдали Дональду, надеюсь, встряска пойдет ему на
пользу и он наконец образумится. Он ведь, в общем-то, не так уж плох, просто
очень молод, да и отец вел себя с ним довольно неумно. Я все это вспоминаю
потому, что именно тогда мисс Дрюс обронила одну фразу, которую я в то время
не понял; но сейчас я убежден, что ваша догадка правильна. Внезапно