Страница:
– Даже если он сбежал, я очень сомневаюсь, что он пережил падение Вьетнама.
– Он мог вернуться в Штаты до этого, к своим родственникам в Луизиану, ведь срок давности по обвинению в дезертирстве истек.
– Неужели? Кто пишет эти законы? И кто кроет их на каждом углу? Не Майкл Детонк и не я.
Карен довольно долго молчала, погруженная в собственные размышления.
– Даже в самом плохом можно найти хорошее. Ну это так, к слову. Если ничего больше не прояснится, тогда помогите комиссии по розыску пропавших без вести отыскать еще одного человека. Расскажите мне, что помните, и я передам информацию по делу Детонка в комиссию.
Тайсон подпер ладонью подбородок.
– После ранения, уже когда приземлился вертолет, чтобы забрать меня, ко мне подсел Майкл Детонк, раскурил для меня сигарету и сказал: "С сегодняшнего дня война для тебя закончилась. И для меня тоже. Встретимся снова в миру. Адьё, мон ами".
Карен наклонилась вперед.
– Я запишу ваши слова?
– Да.
Взяв блокнот и ручку, Карен дословно записала сказанное.
– Значит, у вас сложилось впечатление после его слов, да еще с учетом таких сложных обстоятельств, что он собирается в бега?
– Да.
– Спасибо. Кстати, на солдатском жаргоне «возвратиться в мир» – значит вернуться в Штаты, следовательно, он это и имел в виду.
– На это рассчитывали все до единого.
– Как вы считаете, может быть, публично обратиться к этим пятерым, чтобы они выступили с показаниями?
– Нет.
– Почему? Разве они не подтвердят вашу версию? Если вы выставите достаточное количество свидетелей в свою защиту, тогда, возможно, не будет никакого трибунала. – Она добавила с нотками угодливости в голосе: – Я же говорила, что могу помочь разыскать свидетелей для защиты. Это ведь моя работа.
– Тогда делайте ее. Трудитесь.
– Почему бы вам не помочь мне?
Тайсон, вертя в руке стакан виски с содовой, старался не смотреть ей в глаза. Желая уклониться от ответа, он принялся топить кончиком пальца кусочки льда, плавающие на поверхности. Но бесконечно молчать невозможно.
– Я подумал о том, что вы мне предлагаете, и решил, что несправедливо с вашей стороны делать мне такое странное предложение. Вы должны найти всех и каждого, а они, в свою очередь, должны решить, стоит ли им давать показания или нет. – Он мрачно посмотрел на нее. – Вы понимаете?
Она съежилась под его ледяным взглядом.
– Но вы, по крайней мере, хоть какие-то зацепки могли бы мне предоставить?
– В очень небольшом количестве.
– Хорошо. Тогда давайте продолжим. Получали ли вы известия от Дэна Келли?
Тайсон усмехнулся.
– Ничего себе начало.
– Как долго Келли был вашим радиооператором?
– Еще сигарету?
– Я понимаю, что около семи месяцев он был при вас и вас связывала тесная дружба, поэтому мне интересно, поддерживаете ли вы с ним прежние отношения.
– Нет.
– И никогда не поддерживали?
Тайсон сознавал, что рамки расследования расширяются, поскольку она держала в поле зрения достаточно многих. Она изучит все детали или притворится, что узнала все до тонкостей, тогда его шансы выпутаться из своей лжи сведутся к минимуму. Тайсон опасался, что у Карен уже состоялся разговор с Келли и тот все выложил как на духу, не зная о том, что эта хитрая бестия записывает на магнитофон его исповедь. Бен осторожно спросил:
– Вы уже беседовали с Келли?
– Нет. Если бы у нас состоялся разговор, то я должна была бы сообщить вам об этом.
– Верно.
– Что выслышали о Келли?
– По-моему, в августе шестьдесят восьмого и лет семь-восемь назад я получил от него по письму.
Она затянулась.
Тайсон не спеша закурил.
– Келли обожал военную службу. Война для него была просто праздником. Всегда найдется несколько человек, подобных ему... В своем письме в августе 68-го он сообщал, что вместо возвращения в Штаты уехал в Эфиопию на сооружение военного объекта. Возможно, вы об этом знаете из его личного дела.
– Да. Я знаю, что солдат может служить повсюду, где есть военные американские базы. Но мне показалось странным, что он выбрал Эфиопию, а не Рим, например.
– Ну, Рим никогда не блистал военными конфликтами. Хотя, постойте... былодин в Биафре. Помните? Во всяком случае, он написал мне о том, что собирается пойти наемником в Биафру. Я думал, что его там убили. Потом... да, это было в семьдесят шестом... на празднование столетия США, помните?.. Он написал мне из Португалии.
– Простите, а каким же образом он узнал ваш адрес после стольких лет?
– Ну, это не так сложно. Он сослался на то, что работал на гражданскую фирму. Во Вьетнаме под этим подразумевалось ЦРУ. А они-то уж узнают адрес любого, не так ли?
Не замечая его издевки, она спросила:
– О чем он вам писал?
– О своих фокусах в Португалии. Потом поделился впечатлениями о кратковременной поездке в Анголу, чтобы краем глаза взглянуть на тамошнюю гражданскую войну. Тысяча в неделю, деньги в швейцарском банке, все расходы оплачены.
– Вас это соблазнило?
Тайсон подумал с минуту.
– Я женился... потом у меня появился сын. Я помню, как невольно сравнивал: мне во Вьетнаме как пехотному офицеру платили 80 долларов в неделю, а ЦРУ за такую же говенную работу отстегивало на 120 процентов больше. – Он мрачно ухмыльнулся и прибавил: – Бьюсь об заклад, что ЦРУ никогда не задает своим людям такие вопросы, которыми меня пытает армия. Если вы желаете расследовать смертельные случаи при подозрительных обстоятельствах, разузнайте у ЦРУ о их операции «Феникс» во Вьетнаме. Они убили или приговорили к смерти около пяти тысяч граждан, безразлично, сочувствовали они вьетконгу или нет.
– Вы отвечали Келли?
– Нет.
– Были ли от него еще какие-нибудь известия?
– Нет. Помню, что мне попалась на глаза газета с именами американских наемников, захваченных в плен в Анголе и расстрелянных левыми силами после победного завершения войны. Но имя Келли там не значилось.
– Может быть, мне удастся уточнить это.
– Правильно. Пойдите и спросите у привидений, знают ли они хоть что-то о нем или о его местонахождении.
– Если вы услышите о любом из этой пятерки в результате широкого освещения расследования данного дела, то дайте мне знать.
– Хорошо. – Тайсон погасил окурок.
– Я вам немедленно сообщу, если разыщу хотя бы одного.
– И как можно быстрее, пожалуйста.
– У меня есть право сначала опросить возможных свидетелей.
– Так же, как и у меня, если я их найду первым.
– И еще один или два важных момента. – Карен пристально посмотрела на Тайсона и тихо сказала: – Конечно, есть еще один потенциальный свидетель, чьи показания, я думаю, будут безукоризненными.
– И кого же вы имеете в виду, майор?
– Вы знаете. Французское правительство и Ватикан сотрудничают с нами в организованном поиске. – Майор сделала глоток вина и продолжила: – Найти монахиню франко-вьетнамского происхождения не составляет труда, как и доказать, что она действительно существует. Мы считаем, что она все-таки была и есть, несмотря на то, что сказали вы и Пикар. Действительно в архивах католической организации милосердия числится сестра Тереза, причем возраст и место рождения совпадают с названными данными. Что вы о ней помните? Сколько ей было лет, например?
Тайсон охотно ответил:
– Насколько я помню, монахине тогда было лет двадцать пять. Она выделялась поразительной красотой, хотя едва ли католики могли засвидетельствовать этот факт в своих архивах. Она работала в аптеке при школе, а жила в монастыре, рядом.
– Откуда вы узнали, что она была монахиней?
– По монашеским привычкам. Во-первых, крест на шее, во-вторых, жизнь в монастыре, и в-третьих – она, по-моему, избегала встреч с кем-либо, на свидания явно не бегала.
– Не ерничайте. Я спрашиваю потому, что у Ватикана нет никаких сведений о ней.
Тайсону на память пришли слова сестры Терезы:
«Если мы согрешим, это не будет таким уж тяжким грехом, как ты думаешь?»Он сказал Карен:
– Вы знаете, там не особенно проверяли удостоверения личности. Если эту женщину воспитали католики в монастыре и если она изучала медицину, то она вполне могла выдать себя за медсестру.
Карен кивнула, явно соглашаясь с его аргументами.
– Итак... если она оказалась обманщицей и продолжала оставаться ею, когда ее встретил Пикар в одной из французских больниц, она и дальше могла заниматься подобным сожительством.
Тайсон пожал плечами.
– Возможно. Но вам все же не следует клеймить ее словом «обманщица».Поймите, что евразийки считаются изгоями во вьетнамском обществе. Женщина, подобная этой, найдет защиту, покой и средства существования в лоне католической церкви. Я уверен, что она зарабатывала себе на жизнь.
Карен передразнила его:
– И я уверена, что так оно и было. Трудно поверить в это, не так ли? Я имею в виду то, что общество, где в момент рождения автоматически становишься изгоем, ограничивает возможности и перспективы роста этого человека. Поэтому легче всего надеть маску, обезличивающую тебя... Монахини, к примеру, и вести жизнь... соответствующую социальному статусу.
– Безбрачие.
– Да.
– Большинство евразиек, рожденных от французских солдат и вьетнамских женщин, не мучаются выбором. У них две дороги – монастырь или публичный дом. Публичный дом также дает им защиту и комфорт, не требуя обета безбрачия.
– Наверное. Знали ли вы сестру Терезу до этого происшествия?
Тайсон не хотел лгать по мелочам, но и не имел ни малейшего желания разыгрывать из себя висельника для армии из-за каких-то крупиц правды. Чем меньше сказано о сестре Терезе, тем лучше. С другой стороны, она, как и другие, могла появиться на сцене в любой момент. Он сказал:
– Да. Я знал ее раньше.
– При каких обстоятельствах?
– До праздника Тэт я встречал ее несколько раз.
– Как?
– Случайно. На мессе в соборе Фукам.
– А что вы там делали?
– Искал свою собаку, – хмыкнул Бен.
– Я не хотела вас обидеть, но вы ведь не католик.
– Я пошел с офицером-католиком главным образом посмотреть на церковь.
– А еще когда?
– За неделю до Рождества. Я привез ящики с гуманитарной помощью в монастырь. Она случайно оказалась там. Потом на следующий день или чуть позже в школе должен был состояться утренник для детей. Мой приятель, офицер из соседнего взвода, искал того, кто умеет играть на фортепиано.
– Вы играете на фортепиано?
– Так же хорошо, как говорю по-французски. Но могу исполнить рождественские гимны. Я как-нибудь сыграю вам.
– Подождем до Рождества. Итак, вы встретили ее на рождественском утреннике. Разговаривали с ней?
– Да. Разговор был кратким.
– На каком языке?
– На французском, вьетнамском и английском.
– О чем же шла речь?
– Ни о чем таком, что бы могло заинтересовать следствие. Мы говорили о войне, детях, о Божьей милости... и всяких таких вещах.
– Вы христианин?
– Да. Сейчас это модно, только не в «Перегрин-Осаке». В своей конторе я буддист с девяти до пяти.
– А в шестьдесят восьмом, когда это не было так модно, вы были христианином?
– Я старался им быть. А что?
Она пожала плечами.
– А после утренника вы виделись с ней?
– Да.
– Как часто?
– Ну, раза четыре.
– При каких обстоятельствах?
– Что вы имеете в виду?
– Ваши встречи носили официальный характер или случайный? Или вы искали с ней встреч? А может быть, вы общались с ней по долгу службы?
– Все вместе взятое. А какое это имеет значение?
– Я пытаюсь установить ее добропорядочность. Теперь я вижу, что вы знали ее, поэтому она не может являться беспристрастным свидетелем, как я подумала с самого качала. Я бы хотела прояснить некоторые детали ваших встреч.
Тайсон промолчал, желая скрыть смущение, но выпрямился, сидя в кресле.
Она спросила:
– Когда и где вы видели сестру Терезу после Рождества?
– Я встречался с ней еще два раза в рождественские праздники. В честь Нового года наступила передышка, поэтому меня попросили через военно-медицинскую службу выполнить временную гражданскую работу в Хюэ.
– Могла ли сестра Тереза иметь связь с военно-медицинской службой и выполнять их поручения?
– Интрига становится все сложнее, не правда ли?
– Итак?
Тайсон отмахнулся.
– Все может быть.
– Итак, вы видели ее дважды в период рождественского перемирия. А после?
– В середине января. Меня отослали в Хюэ обсудить со службой медпомощи фронт нашей работы.
– Они предложили вам работу?
– Да.
– Вы согласились?
– Да. Честно говоря, я достаточно повоевал.
– Так как же случилось, что вы, раненый, все еще руководили взводом пехоты?
– Временно. С тридцатого января я должен был приступить к моим новым обязанностям – завоевывать сердца и умы. Штабной офицер попросил меня прибыть на вьетнамский новогодний праздник. Он несколько раз употребил слово «Тэт», но я не знал, что оно значит. Когда 30 января все праздновали Тэт, рота «Альфа», как обычно, удерживала позиции. Я решил вызвать вертолет с боеприпасами и продовольствием на вечер вместо утра. Я чувствовал себя виноватым, что оставил свой взвод и роту. Браудер разнес меня по косточкам, обозвав командирским лизоблюдом. Поэтому в то утро я пошел в свой последний дозор.
– Утро тридцатого января вы встретили на рыночной площади в Фулае?
– Да. Лежа в грязи, я дожидался смерти и думал, что все бы обернулось гораздо лучше, вызови я вертолет утром. Но судьба так распорядилась, что я остался жить, и к последнему дню января санчасть в Хюэ окружили тысячные отряды коммуняк. Они так и не прорвались, зато полегло много американцев, защищавших санчасть, а еще больше было схвачено за оградой санчасти как раз в разгар празднования Тэт. Потом их нашли со связанными за спиной руками и простреленными черепами. – Он закурил еще одну сигарету. – Наверное... все это было отмечено где-то в божьем календаре. Ведь верно? Тридцатого января Тайсон утром не вызывает вертолет. Вместо этого натыкается в Фулае на вьетконг. Пуля режет ухо. Днем – обед в роте «Альфа». Раздача пайков на кладбище. Начало Тэт-наступления. – Тайсон посмотрел на струящийся лилово-серый дымок. – Но судьба распорядилась так, что я не погиб в Фулае, в санчасти, в госпитале Мизерикорд или в Стробери-Пэтче. Судьбе было угодно, чтобы сегодня вечером я сидел здесь с вами.
Она внезапно притихла, обдумывая его слова. Наконец, взглянув на него, она спросила безразличным голосом:
– Значит, в течение какого-то времени вы в середине января находились в Хюэ, подыскивая административную работу. И там вам представилась возможность снова увидеть сестру Терезу. Сколько раз?
– Я точно не помню. Один или два раза. В Хюэ я пробыл около двух дней.
– И не видели ее до пятнадцатого февраля?
– Точно.
– Значит, появление сестры Терезы в госпитале Мизерикорд стало сюрпризом для вас?
– Мягко говоря.
– Разве вы не знали, что она работала там?
– Я вообще не подозревал о существовании этой больницы, майор.
– Конечно. Но она когда-нибудь упоминала, что работает в больнице?
– Нет. Я только знал, что она работала в католической аптеке для бедняков рядом со школой имени Жанны д'Арк и церковью.
– В каких местах вы встречались с ней после рождественского праздника? Где это можно сделать в Хюэ? Я имею в виду, где именно американский офицер овладел монахиней?
– Это сарказм или природное любопытство?
– Я заинтригована.
– Тогда мне непременно стоитзаняться мемуарами.
– Действительно, смотрите какой сюжет: экзотическое место действия, не вызывающий подозрения город накануне величайшего катаклизма, вы – молодой офицер, готовый в любую минуту отправиться на фронт, встречаете женщину потрясающей красоты – монахиню...
– Ваше толкование смахивает на мелодраму. Женское словоблудие.
– Не будьте женоненавистником. Итак, где вы соблазнили монахиню?
– Это мое дело.
– Хорошо. Как вы считаете, каким образом она очутилась в больнице Мизерикорд, вдали от города?
– Сие выше моего понимания.
– Рок?
– Да, рок.
Майор кивнула.
– И там вы ее видели в последний раз?
– Да.
– Вы когда-нибудь интересовались ее дальнейшей судьбой?
– Много раз.
– Тогда выходит, что книга Пикара донесла до вас добрые вести?
– Да. Конечно, добрые.
– А вы бы хотели с ней встретиться вновь?
– Нет.
– Почему же?
– Не могу объяснить.
– Не хотите предаваться воспоминаниям?
– Молодежь хочет, чтобы их страстные желания никогда не пропадали, а старики не любят, когда им напоминают о прошлом.
– Кто это сказал?
– Я.
– Вы с ней разговаривали тогда? В госпитале?
– Перебросились несколькими словами.
– Какими?
– Точно не помню. Ну, наверное, не трудно представить, что можно сказать второпях. Слова утешения, что ли. Потом... кто-то увел ее. Здание горело.
– И это была ваша последняя встреча?
– Я уже сказал. Да, последняя.
– Но куда же она ушла? Наверняка спряталась неподалеку и ждала, пока кончится стрельба. Увидев вас, она сразу же доверилась вам и вашему взводу. Ведь вы предлагали ей защиту, верно?
Тайсон буркнул:
– Нет...
Она чувствовала, как в ней закипает злоба: до чего же складно врет. Тайсон не развивал свою мысль, и она переспросила:
– Значит, не предложили?
– Я имею в виду, что они были... не в состоянии...
Их взгляды встретились, и они пристально посмотрели друг на друга. Подражая его сладко-лживым фразам, она поинтересовалась:
– Вы искали ее после окончания стрельбы?
– Конечно, искал. Но мы должны были двигаться вперед, преследовать врага. Я подумал, что она погибла.
– Преследование врага гораздо важнее, чем защита выживших?
– К сожалению, да. И этому есть оправдание – война.
– Но там же были европейцы, вьетнамцы-католики, раненые, в конце концов...
– Мы не различали национальности беженцев.
– Неужели? Как же часто вам приходилось сталкиваться с европейцами в такой глуши? С католическими монахинями? Простите, но если бы вы спасли этих людей и переправили их на американскую базу, это сделало бы вам огромную честь. Куда же ушли оставшиеся в живых?
Тайсон заметил, что, несмотря на осунувшийся, уставший вид, она в любую минуту была готова вступить в отчаянный спор. У него также сложилось впечатление, что тупиковый разговор разочаровывал и изводил ее.
Она чуть не взвизгнула:
– Куда они ушли,лейтенант?
– Они убежали.
– Почему они убежали от вас?
– Они убежали не от нас.Они просто спаслись бегством.
– И раненые убежали?
– Раненых унесли оставшиеся в живых.
Карен повысила голос.
– Там не осталосьживых, лейтенант!!! Там все погибли! Это рассказала Пикару сестра Тереза. Ваш взвод уничтожил всех до единого. Так она сказала. Вот почему католическая организация милосердия считает всех тех врачей и медсестер пропавшими без вести. Они погибли в госпитале Мизерикорд.
Тайсон порывисто встал и закричал от негодования:
– Их убили проклятые коммунисты до, во время и после штурма. Оставшиеся в панике бежали, и за деревней их накрыли вражеские отряды.
– Нет! Они умерли в госпитале! – Карен тоже резко поднялась с кресла. – Вопрос такой. Могла ли сестра Тереза, находясь в истеричном состоянии, как вы изволили выразиться, видеть вашу неудачную к, возможно, ошибочную... атаку, приведшую к смерти невинных людей и сожжению больницы? Или же она стала свидетелем хладнокровной расправы с последующим дерзким поджогом больницы в целях сокрытия следов преступления? – Харпер гневно посмотрела ему з глаза. – Бели вы допустили грубую ошибку, скажем так, мы можем забыть об убийстве. Забудьте и вы свое эго и свою гордость и признайтесь, что просчитались. Существует закон об исковой давности на дела такого рода, например, на непредумышленное убийство, и он уже потерял силу. Откройтесь мне.
– Если я признаюсь вам во всем, напишите ли вы рапорт о том, что я никого не убивал, а допустил непредумышленное убийство и что вы это также признаете?
– Да, я поступлю именно так.
– И этому наступит конец? Для меня? Для моих людей?
Карен колебалась с минуту, потом решительно сказала:
– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы положить этому конец.
– Вы? Почему вы?
Она устало тряхнула головой.
– Меня тошнит от этого.
– Вастошнит? Да всех уже блевать тянет. А как же быть с правдой и справедливостью?
– Да черт с ними! – Она, невольно расслабившись, потерла глаза кулаками, совсем как ребенок, потом собралась. – Извините. Я устала. – Сделав глубокий вдох, она посмотрела на него сосредоточенно и откашлялась. – Конечно, мы продолжим расследование, чтобы полностью обелить ваше имя, а если встанет необходимость, обратимся с требованием к комиссии высшего военного суда.
Он понял, что момент упущен, и почувствовал некоторое сожаление.
– Я думаю, вам лучше уйти.
– Да, это, пожалуй, лучшее, что можно сделать. – Она взяла свои вещи и направилась к двери. Тайсон следил, как она быстрой скользящей походкой пересекала длинную комнату, открыв дверь, оглянулась, посмотрела на него и скрылась.
Бен тупо озирал номер, утонувшие во тьме углы, изящный столик с напитками, пепельницу, стакан, бумаги. Его взгляд блуждал по полкам бара, рядом с которым на полу лежал опрокинутый фужер из-под шампанского. Он еще раз оглядел комнату, словно пытаясь вникнуть в суть того, что здесь произошло.
Шагнул к окну, в глазах замелькали ночные огни города. Упоительно-прекрасная ночь смотрела на него очами-звездами, сквозь шторы струился свет неоновых вывесок. Глядя вниз на тротуар, он заметил ее, идущую неспешным шагом вдоль Пенсильвания-авеню. Ее неуверенная, утомленная походка была сродни его душевному состоянию. Тайсон неосознанно порадовался, что больше не одинок.
Глава 21
– Он мог вернуться в Штаты до этого, к своим родственникам в Луизиану, ведь срок давности по обвинению в дезертирстве истек.
– Неужели? Кто пишет эти законы? И кто кроет их на каждом углу? Не Майкл Детонк и не я.
Карен довольно долго молчала, погруженная в собственные размышления.
– Даже в самом плохом можно найти хорошее. Ну это так, к слову. Если ничего больше не прояснится, тогда помогите комиссии по розыску пропавших без вести отыскать еще одного человека. Расскажите мне, что помните, и я передам информацию по делу Детонка в комиссию.
Тайсон подпер ладонью подбородок.
– После ранения, уже когда приземлился вертолет, чтобы забрать меня, ко мне подсел Майкл Детонк, раскурил для меня сигарету и сказал: "С сегодняшнего дня война для тебя закончилась. И для меня тоже. Встретимся снова в миру. Адьё, мон ами".
Карен наклонилась вперед.
– Я запишу ваши слова?
– Да.
Взяв блокнот и ручку, Карен дословно записала сказанное.
– Значит, у вас сложилось впечатление после его слов, да еще с учетом таких сложных обстоятельств, что он собирается в бега?
– Да.
– Спасибо. Кстати, на солдатском жаргоне «возвратиться в мир» – значит вернуться в Штаты, следовательно, он это и имел в виду.
– На это рассчитывали все до единого.
– Как вы считаете, может быть, публично обратиться к этим пятерым, чтобы они выступили с показаниями?
– Нет.
– Почему? Разве они не подтвердят вашу версию? Если вы выставите достаточное количество свидетелей в свою защиту, тогда, возможно, не будет никакого трибунала. – Она добавила с нотками угодливости в голосе: – Я же говорила, что могу помочь разыскать свидетелей для защиты. Это ведь моя работа.
– Тогда делайте ее. Трудитесь.
– Почему бы вам не помочь мне?
Тайсон, вертя в руке стакан виски с содовой, старался не смотреть ей в глаза. Желая уклониться от ответа, он принялся топить кончиком пальца кусочки льда, плавающие на поверхности. Но бесконечно молчать невозможно.
– Я подумал о том, что вы мне предлагаете, и решил, что несправедливо с вашей стороны делать мне такое странное предложение. Вы должны найти всех и каждого, а они, в свою очередь, должны решить, стоит ли им давать показания или нет. – Он мрачно посмотрел на нее. – Вы понимаете?
Она съежилась под его ледяным взглядом.
– Но вы, по крайней мере, хоть какие-то зацепки могли бы мне предоставить?
– В очень небольшом количестве.
– Хорошо. Тогда давайте продолжим. Получали ли вы известия от Дэна Келли?
Тайсон усмехнулся.
– Ничего себе начало.
– Как долго Келли был вашим радиооператором?
– Еще сигарету?
– Я понимаю, что около семи месяцев он был при вас и вас связывала тесная дружба, поэтому мне интересно, поддерживаете ли вы с ним прежние отношения.
– Нет.
– И никогда не поддерживали?
Тайсон сознавал, что рамки расследования расширяются, поскольку она держала в поле зрения достаточно многих. Она изучит все детали или притворится, что узнала все до тонкостей, тогда его шансы выпутаться из своей лжи сведутся к минимуму. Тайсон опасался, что у Карен уже состоялся разговор с Келли и тот все выложил как на духу, не зная о том, что эта хитрая бестия записывает на магнитофон его исповедь. Бен осторожно спросил:
– Вы уже беседовали с Келли?
– Нет. Если бы у нас состоялся разговор, то я должна была бы сообщить вам об этом.
– Верно.
– Что выслышали о Келли?
– По-моему, в августе шестьдесят восьмого и лет семь-восемь назад я получил от него по письму.
Она затянулась.
Тайсон не спеша закурил.
– Келли обожал военную службу. Война для него была просто праздником. Всегда найдется несколько человек, подобных ему... В своем письме в августе 68-го он сообщал, что вместо возвращения в Штаты уехал в Эфиопию на сооружение военного объекта. Возможно, вы об этом знаете из его личного дела.
– Да. Я знаю, что солдат может служить повсюду, где есть военные американские базы. Но мне показалось странным, что он выбрал Эфиопию, а не Рим, например.
– Ну, Рим никогда не блистал военными конфликтами. Хотя, постойте... былодин в Биафре. Помните? Во всяком случае, он написал мне о том, что собирается пойти наемником в Биафру. Я думал, что его там убили. Потом... да, это было в семьдесят шестом... на празднование столетия США, помните?.. Он написал мне из Португалии.
– Простите, а каким же образом он узнал ваш адрес после стольких лет?
– Ну, это не так сложно. Он сослался на то, что работал на гражданскую фирму. Во Вьетнаме под этим подразумевалось ЦРУ. А они-то уж узнают адрес любого, не так ли?
Не замечая его издевки, она спросила:
– О чем он вам писал?
– О своих фокусах в Португалии. Потом поделился впечатлениями о кратковременной поездке в Анголу, чтобы краем глаза взглянуть на тамошнюю гражданскую войну. Тысяча в неделю, деньги в швейцарском банке, все расходы оплачены.
– Вас это соблазнило?
Тайсон подумал с минуту.
– Я женился... потом у меня появился сын. Я помню, как невольно сравнивал: мне во Вьетнаме как пехотному офицеру платили 80 долларов в неделю, а ЦРУ за такую же говенную работу отстегивало на 120 процентов больше. – Он мрачно ухмыльнулся и прибавил: – Бьюсь об заклад, что ЦРУ никогда не задает своим людям такие вопросы, которыми меня пытает армия. Если вы желаете расследовать смертельные случаи при подозрительных обстоятельствах, разузнайте у ЦРУ о их операции «Феникс» во Вьетнаме. Они убили или приговорили к смерти около пяти тысяч граждан, безразлично, сочувствовали они вьетконгу или нет.
– Вы отвечали Келли?
– Нет.
– Были ли от него еще какие-нибудь известия?
– Нет. Помню, что мне попалась на глаза газета с именами американских наемников, захваченных в плен в Анголе и расстрелянных левыми силами после победного завершения войны. Но имя Келли там не значилось.
– Может быть, мне удастся уточнить это.
– Правильно. Пойдите и спросите у привидений, знают ли они хоть что-то о нем или о его местонахождении.
– Если вы услышите о любом из этой пятерки в результате широкого освещения расследования данного дела, то дайте мне знать.
– Хорошо. – Тайсон погасил окурок.
– Я вам немедленно сообщу, если разыщу хотя бы одного.
– И как можно быстрее, пожалуйста.
– У меня есть право сначала опросить возможных свидетелей.
– Так же, как и у меня, если я их найду первым.
– И еще один или два важных момента. – Карен пристально посмотрела на Тайсона и тихо сказала: – Конечно, есть еще один потенциальный свидетель, чьи показания, я думаю, будут безукоризненными.
– И кого же вы имеете в виду, майор?
– Вы знаете. Французское правительство и Ватикан сотрудничают с нами в организованном поиске. – Майор сделала глоток вина и продолжила: – Найти монахиню франко-вьетнамского происхождения не составляет труда, как и доказать, что она действительно существует. Мы считаем, что она все-таки была и есть, несмотря на то, что сказали вы и Пикар. Действительно в архивах католической организации милосердия числится сестра Тереза, причем возраст и место рождения совпадают с названными данными. Что вы о ней помните? Сколько ей было лет, например?
Тайсон охотно ответил:
– Насколько я помню, монахине тогда было лет двадцать пять. Она выделялась поразительной красотой, хотя едва ли католики могли засвидетельствовать этот факт в своих архивах. Она работала в аптеке при школе, а жила в монастыре, рядом.
– Откуда вы узнали, что она была монахиней?
– По монашеским привычкам. Во-первых, крест на шее, во-вторых, жизнь в монастыре, и в-третьих – она, по-моему, избегала встреч с кем-либо, на свидания явно не бегала.
– Не ерничайте. Я спрашиваю потому, что у Ватикана нет никаких сведений о ней.
Тайсону на память пришли слова сестры Терезы:
«Если мы согрешим, это не будет таким уж тяжким грехом, как ты думаешь?»Он сказал Карен:
– Вы знаете, там не особенно проверяли удостоверения личности. Если эту женщину воспитали католики в монастыре и если она изучала медицину, то она вполне могла выдать себя за медсестру.
Карен кивнула, явно соглашаясь с его аргументами.
– Итак... если она оказалась обманщицей и продолжала оставаться ею, когда ее встретил Пикар в одной из французских больниц, она и дальше могла заниматься подобным сожительством.
Тайсон пожал плечами.
– Возможно. Но вам все же не следует клеймить ее словом «обманщица».Поймите, что евразийки считаются изгоями во вьетнамском обществе. Женщина, подобная этой, найдет защиту, покой и средства существования в лоне католической церкви. Я уверен, что она зарабатывала себе на жизнь.
Карен передразнила его:
– И я уверена, что так оно и было. Трудно поверить в это, не так ли? Я имею в виду то, что общество, где в момент рождения автоматически становишься изгоем, ограничивает возможности и перспективы роста этого человека. Поэтому легче всего надеть маску, обезличивающую тебя... Монахини, к примеру, и вести жизнь... соответствующую социальному статусу.
– Безбрачие.
– Да.
– Большинство евразиек, рожденных от французских солдат и вьетнамских женщин, не мучаются выбором. У них две дороги – монастырь или публичный дом. Публичный дом также дает им защиту и комфорт, не требуя обета безбрачия.
– Наверное. Знали ли вы сестру Терезу до этого происшествия?
Тайсон не хотел лгать по мелочам, но и не имел ни малейшего желания разыгрывать из себя висельника для армии из-за каких-то крупиц правды. Чем меньше сказано о сестре Терезе, тем лучше. С другой стороны, она, как и другие, могла появиться на сцене в любой момент. Он сказал:
– Да. Я знал ее раньше.
– При каких обстоятельствах?
– До праздника Тэт я встречал ее несколько раз.
– Как?
– Случайно. На мессе в соборе Фукам.
– А что вы там делали?
– Искал свою собаку, – хмыкнул Бен.
– Я не хотела вас обидеть, но вы ведь не католик.
– Я пошел с офицером-католиком главным образом посмотреть на церковь.
– А еще когда?
– За неделю до Рождества. Я привез ящики с гуманитарной помощью в монастырь. Она случайно оказалась там. Потом на следующий день или чуть позже в школе должен был состояться утренник для детей. Мой приятель, офицер из соседнего взвода, искал того, кто умеет играть на фортепиано.
– Вы играете на фортепиано?
– Так же хорошо, как говорю по-французски. Но могу исполнить рождественские гимны. Я как-нибудь сыграю вам.
– Подождем до Рождества. Итак, вы встретили ее на рождественском утреннике. Разговаривали с ней?
– Да. Разговор был кратким.
– На каком языке?
– На французском, вьетнамском и английском.
– О чем же шла речь?
– Ни о чем таком, что бы могло заинтересовать следствие. Мы говорили о войне, детях, о Божьей милости... и всяких таких вещах.
– Вы христианин?
– Да. Сейчас это модно, только не в «Перегрин-Осаке». В своей конторе я буддист с девяти до пяти.
– А в шестьдесят восьмом, когда это не было так модно, вы были христианином?
– Я старался им быть. А что?
Она пожала плечами.
– А после утренника вы виделись с ней?
– Да.
– Как часто?
– Ну, раза четыре.
– При каких обстоятельствах?
– Что вы имеете в виду?
– Ваши встречи носили официальный характер или случайный? Или вы искали с ней встреч? А может быть, вы общались с ней по долгу службы?
– Все вместе взятое. А какое это имеет значение?
– Я пытаюсь установить ее добропорядочность. Теперь я вижу, что вы знали ее, поэтому она не может являться беспристрастным свидетелем, как я подумала с самого качала. Я бы хотела прояснить некоторые детали ваших встреч.
Тайсон промолчал, желая скрыть смущение, но выпрямился, сидя в кресле.
Она спросила:
– Когда и где вы видели сестру Терезу после Рождества?
– Я встречался с ней еще два раза в рождественские праздники. В честь Нового года наступила передышка, поэтому меня попросили через военно-медицинскую службу выполнить временную гражданскую работу в Хюэ.
– Могла ли сестра Тереза иметь связь с военно-медицинской службой и выполнять их поручения?
– Интрига становится все сложнее, не правда ли?
– Итак?
Тайсон отмахнулся.
– Все может быть.
– Итак, вы видели ее дважды в период рождественского перемирия. А после?
– В середине января. Меня отослали в Хюэ обсудить со службой медпомощи фронт нашей работы.
– Они предложили вам работу?
– Да.
– Вы согласились?
– Да. Честно говоря, я достаточно повоевал.
– Так как же случилось, что вы, раненый, все еще руководили взводом пехоты?
– Временно. С тридцатого января я должен был приступить к моим новым обязанностям – завоевывать сердца и умы. Штабной офицер попросил меня прибыть на вьетнамский новогодний праздник. Он несколько раз употребил слово «Тэт», но я не знал, что оно значит. Когда 30 января все праздновали Тэт, рота «Альфа», как обычно, удерживала позиции. Я решил вызвать вертолет с боеприпасами и продовольствием на вечер вместо утра. Я чувствовал себя виноватым, что оставил свой взвод и роту. Браудер разнес меня по косточкам, обозвав командирским лизоблюдом. Поэтому в то утро я пошел в свой последний дозор.
– Утро тридцатого января вы встретили на рыночной площади в Фулае?
– Да. Лежа в грязи, я дожидался смерти и думал, что все бы обернулось гораздо лучше, вызови я вертолет утром. Но судьба так распорядилась, что я остался жить, и к последнему дню января санчасть в Хюэ окружили тысячные отряды коммуняк. Они так и не прорвались, зато полегло много американцев, защищавших санчасть, а еще больше было схвачено за оградой санчасти как раз в разгар празднования Тэт. Потом их нашли со связанными за спиной руками и простреленными черепами. – Он закурил еще одну сигарету. – Наверное... все это было отмечено где-то в божьем календаре. Ведь верно? Тридцатого января Тайсон утром не вызывает вертолет. Вместо этого натыкается в Фулае на вьетконг. Пуля режет ухо. Днем – обед в роте «Альфа». Раздача пайков на кладбище. Начало Тэт-наступления. – Тайсон посмотрел на струящийся лилово-серый дымок. – Но судьба распорядилась так, что я не погиб в Фулае, в санчасти, в госпитале Мизерикорд или в Стробери-Пэтче. Судьбе было угодно, чтобы сегодня вечером я сидел здесь с вами.
Она внезапно притихла, обдумывая его слова. Наконец, взглянув на него, она спросила безразличным голосом:
– Значит, в течение какого-то времени вы в середине января находились в Хюэ, подыскивая административную работу. И там вам представилась возможность снова увидеть сестру Терезу. Сколько раз?
– Я точно не помню. Один или два раза. В Хюэ я пробыл около двух дней.
– И не видели ее до пятнадцатого февраля?
– Точно.
– Значит, появление сестры Терезы в госпитале Мизерикорд стало сюрпризом для вас?
– Мягко говоря.
– Разве вы не знали, что она работала там?
– Я вообще не подозревал о существовании этой больницы, майор.
– Конечно. Но она когда-нибудь упоминала, что работает в больнице?
– Нет. Я только знал, что она работала в католической аптеке для бедняков рядом со школой имени Жанны д'Арк и церковью.
– В каких местах вы встречались с ней после рождественского праздника? Где это можно сделать в Хюэ? Я имею в виду, где именно американский офицер овладел монахиней?
– Это сарказм или природное любопытство?
– Я заинтригована.
– Тогда мне непременно стоитзаняться мемуарами.
– Действительно, смотрите какой сюжет: экзотическое место действия, не вызывающий подозрения город накануне величайшего катаклизма, вы – молодой офицер, готовый в любую минуту отправиться на фронт, встречаете женщину потрясающей красоты – монахиню...
– Ваше толкование смахивает на мелодраму. Женское словоблудие.
– Не будьте женоненавистником. Итак, где вы соблазнили монахиню?
– Это мое дело.
– Хорошо. Как вы считаете, каким образом она очутилась в больнице Мизерикорд, вдали от города?
– Сие выше моего понимания.
– Рок?
– Да, рок.
Майор кивнула.
– И там вы ее видели в последний раз?
– Да.
– Вы когда-нибудь интересовались ее дальнейшей судьбой?
– Много раз.
– Тогда выходит, что книга Пикара донесла до вас добрые вести?
– Да. Конечно, добрые.
– А вы бы хотели с ней встретиться вновь?
– Нет.
– Почему же?
– Не могу объяснить.
– Не хотите предаваться воспоминаниям?
– Молодежь хочет, чтобы их страстные желания никогда не пропадали, а старики не любят, когда им напоминают о прошлом.
– Кто это сказал?
– Я.
– Вы с ней разговаривали тогда? В госпитале?
– Перебросились несколькими словами.
– Какими?
– Точно не помню. Ну, наверное, не трудно представить, что можно сказать второпях. Слова утешения, что ли. Потом... кто-то увел ее. Здание горело.
– И это была ваша последняя встреча?
– Я уже сказал. Да, последняя.
– Но куда же она ушла? Наверняка спряталась неподалеку и ждала, пока кончится стрельба. Увидев вас, она сразу же доверилась вам и вашему взводу. Ведь вы предлагали ей защиту, верно?
Тайсон буркнул:
– Нет...
Она чувствовала, как в ней закипает злоба: до чего же складно врет. Тайсон не развивал свою мысль, и она переспросила:
– Значит, не предложили?
– Я имею в виду, что они были... не в состоянии...
Их взгляды встретились, и они пристально посмотрели друг на друга. Подражая его сладко-лживым фразам, она поинтересовалась:
– Вы искали ее после окончания стрельбы?
– Конечно, искал. Но мы должны были двигаться вперед, преследовать врага. Я подумал, что она погибла.
– Преследование врага гораздо важнее, чем защита выживших?
– К сожалению, да. И этому есть оправдание – война.
– Но там же были европейцы, вьетнамцы-католики, раненые, в конце концов...
– Мы не различали национальности беженцев.
– Неужели? Как же часто вам приходилось сталкиваться с европейцами в такой глуши? С католическими монахинями? Простите, но если бы вы спасли этих людей и переправили их на американскую базу, это сделало бы вам огромную честь. Куда же ушли оставшиеся в живых?
Тайсон заметил, что, несмотря на осунувшийся, уставший вид, она в любую минуту была готова вступить в отчаянный спор. У него также сложилось впечатление, что тупиковый разговор разочаровывал и изводил ее.
Она чуть не взвизгнула:
– Куда они ушли,лейтенант?
– Они убежали.
– Почему они убежали от вас?
– Они убежали не от нас.Они просто спаслись бегством.
– И раненые убежали?
– Раненых унесли оставшиеся в живых.
Карен повысила голос.
– Там не осталосьживых, лейтенант!!! Там все погибли! Это рассказала Пикару сестра Тереза. Ваш взвод уничтожил всех до единого. Так она сказала. Вот почему католическая организация милосердия считает всех тех врачей и медсестер пропавшими без вести. Они погибли в госпитале Мизерикорд.
Тайсон порывисто встал и закричал от негодования:
– Их убили проклятые коммунисты до, во время и после штурма. Оставшиеся в панике бежали, и за деревней их накрыли вражеские отряды.
– Нет! Они умерли в госпитале! – Карен тоже резко поднялась с кресла. – Вопрос такой. Могла ли сестра Тереза, находясь в истеричном состоянии, как вы изволили выразиться, видеть вашу неудачную к, возможно, ошибочную... атаку, приведшую к смерти невинных людей и сожжению больницы? Или же она стала свидетелем хладнокровной расправы с последующим дерзким поджогом больницы в целях сокрытия следов преступления? – Харпер гневно посмотрела ему з глаза. – Бели вы допустили грубую ошибку, скажем так, мы можем забыть об убийстве. Забудьте и вы свое эго и свою гордость и признайтесь, что просчитались. Существует закон об исковой давности на дела такого рода, например, на непредумышленное убийство, и он уже потерял силу. Откройтесь мне.
– Если я признаюсь вам во всем, напишите ли вы рапорт о том, что я никого не убивал, а допустил непредумышленное убийство и что вы это также признаете?
– Да, я поступлю именно так.
– И этому наступит конец? Для меня? Для моих людей?
Карен колебалась с минуту, потом решительно сказала:
– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы положить этому конец.
– Вы? Почему вы?
Она устало тряхнула головой.
– Меня тошнит от этого.
– Вастошнит? Да всех уже блевать тянет. А как же быть с правдой и справедливостью?
– Да черт с ними! – Она, невольно расслабившись, потерла глаза кулаками, совсем как ребенок, потом собралась. – Извините. Я устала. – Сделав глубокий вдох, она посмотрела на него сосредоточенно и откашлялась. – Конечно, мы продолжим расследование, чтобы полностью обелить ваше имя, а если встанет необходимость, обратимся с требованием к комиссии высшего военного суда.
Он понял, что момент упущен, и почувствовал некоторое сожаление.
– Я думаю, вам лучше уйти.
– Да, это, пожалуй, лучшее, что можно сделать. – Она взяла свои вещи и направилась к двери. Тайсон следил, как она быстрой скользящей походкой пересекала длинную комнату, открыв дверь, оглянулась, посмотрела на него и скрылась.
Бен тупо озирал номер, утонувшие во тьме углы, изящный столик с напитками, пепельницу, стакан, бумаги. Его взгляд блуждал по полкам бара, рядом с которым на полу лежал опрокинутый фужер из-под шампанского. Он еще раз оглядел комнату, словно пытаясь вникнуть в суть того, что здесь произошло.
Шагнул к окну, в глазах замелькали ночные огни города. Упоительно-прекрасная ночь смотрела на него очами-звездами, сквозь шторы струился свет неоновых вывесок. Глядя вниз на тротуар, он заметил ее, идущую неспешным шагом вдоль Пенсильвания-авеню. Ее неуверенная, утомленная походка была сродни его душевному состоянию. Тайсон неосознанно порадовался, что больше не одинок.
Глава 21
Бен выключил свет в номере, приготовил себе выпить и сел поглубже в кресло, страдальчески закинув ноги на стол. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым. Бесцельно устремив взгляд в открытое окно, он увидел в темном летнем небе мерцающие огоньки самолета, с гулким рокотом идущего на посадку в Национальный аэропорт.
Столичный город, город достопримечательностей. Хюэ. Вашингтон.Все смешалось у него в голове. Он закрыл глаза.
~~
"Лейтенант Бенджамин Тайсон развернул на заднем сиденье джипа карту города, держа наготове автоматический кольт 45-го калибра.
Хюэ поделен на три части: старый город в пределах цитадели, построенной на северном берегу реки Конг; район Жиахой – новая окраина, выросшая за стенами старого города; и Саут-сайде – европейский квартал, расположенный на левом берегу реки.
Он осторожно завернул на неотмеченную улицу в Саут-сайде и внимательно дом за домом изучил весь квартал. Когда он брал джип в Комитете начальников штабов Вьетнама, начальник гаража проинструктировал его насчет движения по городским улицам.
– Остерегайтесь безлюдных улиц, – наставлял высокий, поджарый сержант нз Южной Каролины.
– Хорошо.
– Выбирайте улицы, где есть дети. Даже Чарли не обстреливают улицы с детьми. По дороге никого не подвозите, даже местных красоток, и внимательно следите за мотоциклами. Чарли любят пострелять с них.
– Может быть, мне понадобится танк?
– И еще. Хюэ сейчас под надежной защитой, и здесь гораздо безопаснее, чем на улицах Нью-Йорка, лейтенант.
– Возможно. – Но Тайсон подумал, что скорее предпочел бы оказаться на 3-й авеню, чем здесь.
– Верните мне джип в целости и сохранности. О'кей?
Тайсон не преминул сострить, что если джип разнесут на мелкие кусочки, то у него есть все шансы оказаться точно в таком же состоянии.
Бен тщательно проверил белые оштукатуренные дома и прилегающие к ним дворы. Ничего подозрительного. Машина с ревом рванулась с места, и он вырулил на длинную прямую улицу.
Выезжая из гаража Комитета начальников штабов, Тайсон обратил внимание на великолепие архитектуры старого спортивного клуба с его террасами, увитыми зеленым бархатом плюща и лиан, выходящими на реку. Ухоженные теннисные корты, красиво убранная подъездная аллея. Неожиданно он вспомнил об одном инциденте, имевшем место в ноябре, в его первую поездку в Хюэ. Сидя в одном французском кафе на улице Тин Там, Тайсон завел на французском языке задушевный разговор с пожилым барменом-полукровкой. В это время к стойке подошел худощавый француз средних лет и представился как мсье Бурнар – владелец заведения. Он неожиданно пригласил Тайсона в спортивный клуб поиграть в теннис.
После нескольких сетов в большой теннис они устроились на веранде беломраморной виллы, купавшейся в горячем южном солнце. Поделившись новостями и потягивая холодное пиво, мсье Бурнар заметил:
– Хюэ мало изменился со времен моего детства. В буддийском мифе Хюэ представляется цветком лотоса, появляющимся из грязи. Он олицетворяет безмятежность и красоту в море кровавой резни, Хюэ вечен, потому что собрал под своими крышами коммунистов, буддистов и христиан. Он переживет эту войну, лейтенант, а вы, может, и нет.
– А вы? – лукаво спросил Тайсон.
Француз поморщился и сказал, напыжившись:
Столичный город, город достопримечательностей. Хюэ. Вашингтон.Все смешалось у него в голове. Он закрыл глаза.
~~
"Лейтенант Бенджамин Тайсон развернул на заднем сиденье джипа карту города, держа наготове автоматический кольт 45-го калибра.
Хюэ поделен на три части: старый город в пределах цитадели, построенной на северном берегу реки Конг; район Жиахой – новая окраина, выросшая за стенами старого города; и Саут-сайде – европейский квартал, расположенный на левом берегу реки.
Он осторожно завернул на неотмеченную улицу в Саут-сайде и внимательно дом за домом изучил весь квартал. Когда он брал джип в Комитете начальников штабов Вьетнама, начальник гаража проинструктировал его насчет движения по городским улицам.
– Остерегайтесь безлюдных улиц, – наставлял высокий, поджарый сержант нз Южной Каролины.
– Хорошо.
– Выбирайте улицы, где есть дети. Даже Чарли не обстреливают улицы с детьми. По дороге никого не подвозите, даже местных красоток, и внимательно следите за мотоциклами. Чарли любят пострелять с них.
– Может быть, мне понадобится танк?
– И еще. Хюэ сейчас под надежной защитой, и здесь гораздо безопаснее, чем на улицах Нью-Йорка, лейтенант.
– Возможно. – Но Тайсон подумал, что скорее предпочел бы оказаться на 3-й авеню, чем здесь.
– Верните мне джип в целости и сохранности. О'кей?
Тайсон не преминул сострить, что если джип разнесут на мелкие кусочки, то у него есть все шансы оказаться точно в таком же состоянии.
Бен тщательно проверил белые оштукатуренные дома и прилегающие к ним дворы. Ничего подозрительного. Машина с ревом рванулась с места, и он вырулил на длинную прямую улицу.
Выезжая из гаража Комитета начальников штабов, Тайсон обратил внимание на великолепие архитектуры старого спортивного клуба с его террасами, увитыми зеленым бархатом плюща и лиан, выходящими на реку. Ухоженные теннисные корты, красиво убранная подъездная аллея. Неожиданно он вспомнил об одном инциденте, имевшем место в ноябре, в его первую поездку в Хюэ. Сидя в одном французском кафе на улице Тин Там, Тайсон завел на французском языке задушевный разговор с пожилым барменом-полукровкой. В это время к стойке подошел худощавый француз средних лет и представился как мсье Бурнар – владелец заведения. Он неожиданно пригласил Тайсона в спортивный клуб поиграть в теннис.
После нескольких сетов в большой теннис они устроились на веранде беломраморной виллы, купавшейся в горячем южном солнце. Поделившись новостями и потягивая холодное пиво, мсье Бурнар заметил:
– Хюэ мало изменился со времен моего детства. В буддийском мифе Хюэ представляется цветком лотоса, появляющимся из грязи. Он олицетворяет безмятежность и красоту в море кровавой резни, Хюэ вечен, потому что собрал под своими крышами коммунистов, буддистов и христиан. Он переживет эту войну, лейтенант, а вы, может, и нет.
– А вы? – лукаво спросил Тайсон.
Француз поморщился и сказал, напыжившись: