Страница:
– Достаточно.
Корва подумал, прежде чем сказать.
– Как я уже говорил, вердикт – далеко идущее умозаключение.
– Верно. Подзащитному нравится слышать это от своего адвоката.
– Тогда я попытаюсь придумать для вас сценарий похуже. Это старая адвокатская уловка. В реальности же дело обстоит не очень гладко. Сейчас вы имеете кучу разложившихся солдат, чья смерть говорит сама за себя. Вполне возможно, что присяжные будут озадачены и разочарованы тем, что правительство не оставило это дело за пределами разумного сомнения. Следовательно, у них не останется выбора, как зачитать приговор «невиновен», хотя они знают, что это не так. Но позвольте мне кое-что пояснить. Меня больше всего беспокоит монахиня. Если она появится как гром среди ясного неба и займет место свидетеля, они примут ее показания на веру. И я уверен, что эти показания окажутся для вас роковыми.
– Вы знаете, что она скажет?
– Не совсем. Если они ее разыщут, вы сможете подбросить мне массу одиозных подробностей. А если же этого не случится, тогда можно облегченно вздохнуть. Учтите, монахини не лгут. Во всяком случае, это непреложное правило в процессуальном законодательстве. И защитники не собираются оспаривать или извращать показания монахинь, священников, раввинов, капелланов на свой страх и, риск.
– Интересно, почему ее до сих пор не разыскали?
Корва задумчиво потер подбородок.
– Если бы у меня была паранойя, я бы сказал, что правительству уже хорошо известно местонахождение не только монахини, но также Фернандо Белтрана, Ли Уолкера, Луиса Калана. Келли и Детонк – совсем другое дело. Ваши бывшие герои притаились по совету защитника. Их могут так никогда и не призвать к ответу. Но если это случится, они наверняка станут вашими свидетелями. Правильно?
– Возможно.
– Потому как все дали кровавую клятву лгать. Вы все поклялись словом чести, что будете стоять один за другого. Правильно?
– Очень проницательно, Винсент, с вашей стороны.
– Да куда там! Даже адвокат из военной прокуратуры может догадаться об этом. Что написала Харпер в своем рапорте? Лейтенант изложил версию, поразительно схожую с тем, что рассказали Садовски и Скорелло. Как вы думаете, что она хотела этим сказать? Ваш рассказ был готов почти двадцать лет назад, вы отрепетировали его так, что уже сами поверили в свою версию. Боже, если бы правительство свело меня с тремя или пятью свидетелями защиты, сомневаюсь, что я бы их всех подвел к месту дачи свидетельских показаний, повторять одно и то же. Но никто не может осудить меняв натаскивании их. Вынатаскали их двадцать лет назад. Вы были их командиром, это вам пришло в голову обернуть резню в героический эпос. Вот так вы впоследствии спасли свою жизнь.
Тайсон встретился с Корвой взглядом.
– Не надо скромничать, Винс. Вы на редкость проницательный человек.
– Вы правы, – согласился Корва. – Дело в том, что все истории о войне – сплошное вранье. Я говорил вам об этом?
– Вы же знаете, что говорили.
– Не забывайте об этом. Увидимся позже. Встретимся в моем офисе.
Тайсон повернулся и пошел к воротам. Всякий раз, когда он прощался с Корвой, ему становилось немного страшно и спокойно одновременно. Свобода выглядела подозрительной химерой, готовой в одно мгновение ускользнуть из рук. Проходя мимо поста, он не отдал честь. Забыл.
Глава 35
Корва подумал, прежде чем сказать.
– Как я уже говорил, вердикт – далеко идущее умозаключение.
– Верно. Подзащитному нравится слышать это от своего адвоката.
– Тогда я попытаюсь придумать для вас сценарий похуже. Это старая адвокатская уловка. В реальности же дело обстоит не очень гладко. Сейчас вы имеете кучу разложившихся солдат, чья смерть говорит сама за себя. Вполне возможно, что присяжные будут озадачены и разочарованы тем, что правительство не оставило это дело за пределами разумного сомнения. Следовательно, у них не останется выбора, как зачитать приговор «невиновен», хотя они знают, что это не так. Но позвольте мне кое-что пояснить. Меня больше всего беспокоит монахиня. Если она появится как гром среди ясного неба и займет место свидетеля, они примут ее показания на веру. И я уверен, что эти показания окажутся для вас роковыми.
– Вы знаете, что она скажет?
– Не совсем. Если они ее разыщут, вы сможете подбросить мне массу одиозных подробностей. А если же этого не случится, тогда можно облегченно вздохнуть. Учтите, монахини не лгут. Во всяком случае, это непреложное правило в процессуальном законодательстве. И защитники не собираются оспаривать или извращать показания монахинь, священников, раввинов, капелланов на свой страх и, риск.
– Интересно, почему ее до сих пор не разыскали?
Корва задумчиво потер подбородок.
– Если бы у меня была паранойя, я бы сказал, что правительству уже хорошо известно местонахождение не только монахини, но также Фернандо Белтрана, Ли Уолкера, Луиса Калана. Келли и Детонк – совсем другое дело. Ваши бывшие герои притаились по совету защитника. Их могут так никогда и не призвать к ответу. Но если это случится, они наверняка станут вашими свидетелями. Правильно?
– Возможно.
– Потому как все дали кровавую клятву лгать. Вы все поклялись словом чести, что будете стоять один за другого. Правильно?
– Очень проницательно, Винсент, с вашей стороны.
– Да куда там! Даже адвокат из военной прокуратуры может догадаться об этом. Что написала Харпер в своем рапорте? Лейтенант изложил версию, поразительно схожую с тем, что рассказали Садовски и Скорелло. Как вы думаете, что она хотела этим сказать? Ваш рассказ был готов почти двадцать лет назад, вы отрепетировали его так, что уже сами поверили в свою версию. Боже, если бы правительство свело меня с тремя или пятью свидетелями защиты, сомневаюсь, что я бы их всех подвел к месту дачи свидетельских показаний, повторять одно и то же. Но никто не может осудить меняв натаскивании их. Вынатаскали их двадцать лет назад. Вы были их командиром, это вам пришло в голову обернуть резню в героический эпос. Вот так вы впоследствии спасли свою жизнь.
Тайсон встретился с Корвой взглядом.
– Не надо скромничать, Винс. Вы на редкость проницательный человек.
– Вы правы, – согласился Корва. – Дело в том, что все истории о войне – сплошное вранье. Я говорил вам об этом?
– Вы же знаете, что говорили.
– Не забывайте об этом. Увидимся позже. Встретимся в моем офисе.
Тайсон повернулся и пошел к воротам. Всякий раз, когда он прощался с Корвой, ему становилось немного страшно и спокойно одновременно. Свобода выглядела подозрительной химерой, готовой в одно мгновение ускользнуть из рук. Проходя мимо поста, он не отдал честь. Забыл.
Глава 35
Бенджамин Тайсон вышел из поезда, ступив на до слез знакомую платформу Гарден-Сити. Был один из тех жарких, сухих августовских дней, когда все движется, как в замедленном кадре, и воздух неподвижен и тих. Тайсон развязал душивший его галстук и повесил на плечо спортивную куртку. Спустившись с платформы, он добрел до стоянки такси.
Три черных «кадиллака» стояли, ожидая своих пассажиров. Трое черных водителей сидели под навесом, просматривая газеты и попивая из банок содовую. Один из них, завидев Тайсона, встал и расплылся в улыбке.
– Мистер Тайсон. Приехали?
– Привет, Мейсон. Несколько часов трясся в поезде. Подвезешь меня?
– О чем речь.
Тайсон поравнялся с Мейсоном, тучным мужчиной среднего возраста, одетым в черную форму.
– Ну и жара сегодня, – заметил он.
– Да. По крайней мере, сухо. – Мейсон распахнул заднюю дверь своего «кадиллака» перед клиентом, сел за руль и завел мотор.
– Ну и как вы здесь все поживаете? – начал Тайсон.
– Отлично. А вы как?
– Неплохо.
– Выглядите хорошо. Спортом занимаетесь?
– Гоняю по пять миль в день, – улыбнулся Тайсон.
– Это действительно здорово. А когда курить бросите?
– В новом году.
Мейсон рассмеялся.
– Куда едем?
– Сначала домой.
Мейсон надел на голову фуражку и потихоньку стал выруливать со стоянки. Он ехал медленно вдоль городских улиц под сенью кудрявой мощной листвы высаженных в ряд деревьев. Город, казалось, вымер.
– Похоже, в мое отсутствие взорвалась нейтронная бомба, – сострил Тайсон.
Мейсон снова засмеялся.
– Август. Жители разъехались. У меня всего несколько поездок в день. В основном в аэропорты.
– Почему ты не возьмешь отпуск на месяц?
– В августе счета не перестанут приходить.
– И то верно. – Тайсон поинтересовался: – Как поживает миссис Уильямс?
– Стареет, как и я. Тяжело ей уже подниматься по лестнице. Сейчас подыскиваю дом с лифтом, кондиционером.
Тайсон решил пригласить Уильямсов пожить в его доме следующие несколько месяцев. Но его общение с разными социальными прослойками было ограничено, и он засомневался в благонадежности своего решения. Он подумал, что Мейсон и его жена везде чувствовали себя как дома, где бы этот дом ни находился. Тайсон оглядел салон машины.
– Помнишь тот «линкольн», на котором ты ездил?
– Ну а как же. Шестьдесят четвертый. Такой широченный, точно зад моей тещи. Сейчас их делают поменьше. Такую машину теперь не найдешь. Что эти индюки в Детройте думают об этом?
– Мир мелеет и скудеет, Мейсон. Только прошу тебя, не покупай японскую машину.
– Черт! Ни в коем случае. Вы видели их машины? У меня холодильник больше.
Еще несколько минут они обсуждали марки машин. Мейсон плавно повернул к дому Тайсона.
– Пошли со мной. – Бен открыл дверь машины и вышел на тротуар, любуясь родными пенатами. Садовник, прислуга, без всякого сомнения, содержали дом в чистоте. Фирма, которой Тайсоны поручили проводить дезинфекцию, регулярно присылала своих людей опрыскивать помещение. Охранная и противопожарная системы были подключены к пультам дежурных служб перехвата. Дом, как говорится, работал на автопилоте. Он не нужен был Тайсонам.
Подойдя к дому, Тайсон отключил сигнализацию и открыл дверь. Из помещения дохнуло спертым, незнакомым запахом. Остановившись на пороге, Тайсон с шофером принюхались к странной смеси синтетических ароматов, добавляемых в чистящие средства. Тайсону подумалось, что это домработница, должно быть, исправно исполняя свои обязанности, чистит пустой дом каждую неделю.
Повесив спортивную куртку на вешалку, Тайсон подошел к комоду, где громоздилась стопка корреспонденции. Он порылся в надежде отыскать нечто интересное. Фил Слоун, имея ключ от почтового ящика, добросовестно сортировал почту и отсылал наиболее важные новости Тайсону в Форт-Гамильтон. С одной стороны Слоун сложил письма, с другой – счета. Было еще несколько посылок на полу, которые он, видимо, забрал из почтового отделения. Тайсон поднял одну из них размером с коробку из-под обуви с надписью «Не кантовать!». Вскрыв ее перочинным ножом, достал пакет с приложенной карточкой. «Дражайший братец, я хранила твое сокровище после того, как мне передала его тетя Милли. Но, помня о том, как ты всегда восхищался этим, я с трепетом посылаю это тебе в час нужды. Не падай духом. Передавай привет Марси и Дэвиду, Твоя сестра Лори».
Тайсона несколько развеселил архаичный слог сестры, и, усмехнувшись, он положил карточку на стол. Сунув руку в пакет, он извлек из него свой полевой журнал и сунул в карман брюк.
Бен повернулся к Мейсону:
– Ты бы не мог мне помочь разобраться в подвале?
– Конечно, помогу.
Тайсон спустился по каменным ступенькам в подвал и нагнулся над старым черным паровым котлом. На нем, как и раньше, висел замок, но отсутствие пыли говорило о том, что кто-то здесь уже похозяйничал. Ах, ублюдки!Они отключили сигнализацию и, вероятно, мастерски поработали с дверными замками, а потом, не сомневался Тайсон, обыскали весь дом, каждый шкаф, каждую полку, даже успели порыться в его столе, в еженедельниках, фотоальбомах, справочниках, записных книжках, деловых бумагах. Они вторглись в самую сердцевину его частной жизни и, уж конечно, все запротоколировали, сфотографировали и зарегистрировали. Ублюдки!
– Что такое?
– Так, ничего. – Он был абсолютно уверен, что эти подосланные мерзавцы вскрывали его корреспонденцию тоже. Но плотно упакованная посылка от его сестры не вызвала никакого подозрения. Тайсон почувствовал какое-то моральное удовлетворение от того, что выиграл в затеянной ими же глупой игре в прятки. Он обратился к Мейсону: – Давай-ка попробуем вытащить этот котел наверх.
Взяв котел за ручки, они принесли его в гостиную и поставили перед камином. Тайсон бросил за каминную решетку охапку мелко нарубленной щепы и, зажег огонь целой коробкой спичек.
Мейсон восторженно осматривал гостиную и причмокивая, говорил:
– У вас здесь, как в замке, мистер Тайсон. Как в замке!
– Да, что-то вроде этого. – Он пошел на кухню и вернулся с двумя заиндевевшими банками пива. Одну передал Мейсону. Бен поднял воображаемый бокал и произнес: – За мою свободу и независимость!
– Аминь. – Они чокнулись.
С первого же захода Тайсон ополовинил банку. Достав ключ из портмоне, он нагнулся над котлом и открыл замок.
С левой стороны разделенного на две части котла лежали аккуратно сложенные армейская и рабочая формы, пара брезентовых ботинок, панама. Справа располагался фотоальбом, карты, перевязанные лентой письма от Хоуп Лоуэлл – девушки, провожавшей его во Вьетнам. Здесь также были патронная сумка, в которой хранились полевой компас, командирские часы, фонарик, и другие присвоенные Тайсоном казенные вещи.
Вещи, предметы, казалось, лежали в прежнем порядке, но, пролистав альбом, он заметил, что несколько фотографий исчезли. Также пропало удостоверение о награждении его за боевые действия 15 февраля 1968
года. Пропавшим можно было бы считать и его полевой журнал, но он сам убрал его из котла до начала бурного поворота событий.
Бен повернулся к Мейсону, который во все глаза смотрел на содержимое парового котла:
– Не знаю, почему мужчины хранят хлам вроде этого.
– У меня брат воевал в Корее. Все, что было, осталось там. Единственное, что он привез домой, – нижнее белье, три ворованные сумки подштанников.
– Твой брат – человек практичный, – заметил Тайсон. Он вынул связку писем. – Вот... – Помешкав немного, он бросил письма на дымящиеся щепки, наблюдая, как занявшийся огонь с аппетитом лижет их края. Тайсон подкармливал огонь содержимым котла до тех пор, пока не добрался до металлических предметов, ботинок и фотоальбома. Он подержал в руках ботинки, соскабливая с подошвы засохшую грязь. «Юго-Восточная Азия. Быстрорастворимый Вьетнам; только добавь воды». Какой своеобразный образец почвы. Три тысячи лет интенсивной рециркуляции: рис, навоз, кровь, рис, пепел, кровь, рис, навоз и так далее. Бросив ботинки в котел, Тайсон пролистал фотоальбом. Он достал единственную фотографию, где был снят с сестрой Терезой перед собором в Хюэ, остальные две исчезли. Бережно сунул ее в нагрудный карман, а альбом бросил в огонь.
От чада горевших трофеев пот градом катился по лицу, в ноздри бил затхлый запах плесени и едкого дыма. Он захлопнул котел и повесил замок, защелкнув его ключом. Отдавая Мейсону ключ, сказал:
– Можешь взять эту бандуру, если хочешь, вместе с фонарем и оставшимся хламом. Я бы хотел, чтобы ботинки и все остальное ты выбросил на помойку.
– Хорошо, сэр. – Мейсон аккуратно поставил недопитую банку на журнальный стол. Он встревоженно посмотрел на хозяина дома. – Вам лучше или хуже?
– Мне никак.
Чернокожий понимающе кивнул.
– Ты можешь забрать с собой этот котел? Мне нужно еще сделать кое-что.
– Конечно, сэр. – Мейсон играючи взвалил на плечо полупустой котел.
– Я сейчас выйду. – Бен залез в карман брюк II достал средних размеров тетрадку – бывший полевой журнал. Он сел на пол, скрестив по-турецки ноги, и начал листать выцветшие страницы. Капля пота скатилась с его подбородка и упала на страницу, уже обильно политую потом и дождем двадцать лет назад. Наконец он добрался до даты 15 февраля и прочел последние строки: «Взвод на грани мятежа. Невольно услышал о грозящей расправе. Передал фальшивое радиосообщение: бои в госпитале сегодня утром. Веду расследование. Господь...»
Тайсон попытался вспомнить, что он чувствовал после кровопролития в больнице, но единственное, что ему приходило на память, – страх за свою жизнь. Он пытался представить, что серьезно размышлял, как лучше всего доложить капитану Браудеру или командиру батальона о своем взводе. Но мозг отказывался работать. На самом же деле он прекрасно понимал, что никогда не станет давать показания против своих подчиненных.
Тайсон продолжал листать журнал и обнаружил, что в последующие после 15 февраля дни он записывал лишь координаты и радиосводки. И вот добравшись до 29 февраля – дня своего ранения, он заметил, что записал два предложения: «Битва под Хюэ официально закончена, как передано по радио. Слава Богу!»
Следующая запись была датировала 3 марта. Он прочел: «Южно-Китайское море. Сегодня санитар вернул мне полевой журнал. Читал ли кто-нибудь запись за 15 февраля? Мне все равно. Как хорошо жить! Какие удивительно чистые руки. Колено болит. А морфий не дают. Доктор говорит, что я плохо переношу его. Если бы ему дали тройную дозу, он бы тоже его плохо перенес».
Тайсон отложил полевой журнал и мысленно вернулся в тот день в Стробери-Пэтч.
~~
Бен Тайсон лежал в дренажной канаве или, точнее, в местной компостной яме – месте, куда собирали отходы, очистки для продажи овощеводам. Зеленые трассы снарядов полосовали серое хмурое небо. До него доносились дружные автоматные очереди и редкие взрывы небольших зарядов, выпускаемых 60-миллиметровым минометом и 50-миллиметровыми подствольными гранатами. Беспорядочная стрельба, затеянная двумя выдохшимися армиями, напоминала удары уставших боксеров, еле двигавших налитыми свинцом конечностями и изредка делавших несколько обязательных выпадов. Еще месяц назад он воспринимал это очень серьезно, но сегодня, 29 февраля, Тайсон описал бы вооруженный инцидент, как небольшую перестрелку. Единственной необычной деталью этого боя, с его точки зрения, было то, что его наконец-то подстрелили.
Как только шок прошел, невыносимая боль проникла в каждую клеточку его тела, целиком затуманив сознание. Его не волновало ни зловонное испарение гниющих отходов, ни ощущение неприятного холода от попадавшей на голую кость воды, ни редкие выстрелы минометов, направленные именно сюда, где нашли укрытие десятки людей.
В последующие несколько минут в яму забрались вьетнамцы: старики, несколько молодых инвалидов – бывших солдат армии Северного Вьетнама, женщины и дети. Никто не плакал. Кричали только младенцы.
Свинья, решившая поживиться очистками, подошла поближе к Тайсону, принюхиваясь к запахам, потом начала слизывать кровь с его колена. Тайсон, очнувшись, изо всей силы пнул животное здоровой ногой. Около десятка его людей подобрались к яме и сползли в нее, проклиная на чем свет стоит беженцев и грязь, в которую они влезли. Один из солдат, Гарольд Симкокс, крикнул, показывая на Тайсона:
– Врача! Лейтенанта ранило!
Из двух оставшихся в роте медиков первым откликнулся на зов Брандт. Он работал быстро и профессионально, сначала осмотрел Тайсона на предмет более серьезных ранений, потом приступил к колену. Он посчитал удары пульса, пощупал его лоб и посмотрел зрачки. Только после этого Брандт отрезал штанину армейских брюк и выдавил из тюбика антибиотик на открытую рану. Собрав разорванную плоть на коленной чашечке, Брандт встал так, чтобы Тайсон не мог наблюдать за перевязкой.
– Не возникать, – сказал Брандт. Он привык так говорить во время перевязки. – Если не хотите, чтобы вас вывернуло на меня.
– Я видел и похуже, чем это, – раздраженно ответил Тайсон.
– Но не у себя. Расслабьтесь. – Брандт наложил повязку, стараясь затягивать ее не очень сильно. – Больно?
– Немного.
– Морфию хотите?
Тайсону было необходимо унять боль, но он не хотел, чтобы его развезло, пока идет бой.
– Может, просто аспирину выпить?
– Хорошо. – Брандт положил ему в рот две таблетки аспирина, а в нагрудный карман сунул целую упаковку. Потом достал красный химический карандаш и написал на лбу Бена: «Не давать морфий».
Грохнуло орудие, и Тайсон заметил, что еще несколько человек из роты скатились в яму. Брандт подобрал в воде каску и надел ее на голову Тайсону.
– Спасибо.
Брандт пристально посмотрел на раненого, раскурил сигарету и сунул Бену в рот, потом облегченно закурил сам, не заметив больше на тот момент ни одного пациента.
– Хорошая рана. Прощай Вьетнам.
– Неужели выплатят миллион долларов?
– Восемьсот тысяч. Вы будете хромать, но дохромаете до Нью-Йорка.
– Хорошо. – Опершись рукой о мусорную кучу, Тайсон оглядел канаву. Около десятка солдат, стоя на коленях, строчили короткими очередями по фруктовому саду, откуда противник вел орудийный огонь. Но лейтенанту почудилось, что рота больше не в состоянии давать ответный огонь. Уцелевшие члены роты «Альфа» решили не участвовать в перестрелке; они устроились на дне канавы, курили, доедали остатки сухого пайка, вели шутливую беседу с местными жителями. У Фарли на голове сидел цыпленок, и один вьетнамец нашел это очень комичным. Майкл Детонк очень серьезно беседовал с молодой девушкой, и Тайсон, не слыша разговора, понял, о чем шла речь. Ли Уолкер, схватив свинью за шею, что-то писал и рисовал на морде животного. Сгрудившиеся вокруг него солдаты посчитали эту издевку невинной забавой. Тайсон был доволен, что его люди расслабились.
Бен лежал на мусорной куче с подложенной под голову каской. И не в первый раз думал о том, что ему будет всего этого не хватать и что ему не придется больше потворствовать таким вот дурацким выходкам. Теперь, когда для него все уже кончилось, он признал восторг боя: когда жизнь находится на волоске и ты волен выплеснуть всю свою агрессию. Ему будет также недоставать того сплоченного братства, которое, рождаясь в бою, связывает солдат крепкими узами, более крепкими, чем любовников. Эти узы в отличие от брака нельзя было ослабить ни разводом, ни разлукой, ничем другим, только ее величеству Смерти под силу было порвать их раз и навсегда.
Лежа на гниющей куче мусора, он снова мысленно вернулся к тому, что они натворили в том госпитале. Его не преследовало ощущение невыполненного долга, хотя по всем канонам морали, статьям закона и чувству логики он поступал неверно.
Тайсон повернул голову к Брандту:
– Кто еще ранен?
– Двое ребят из третьего взвода. Легко.
– Кто-нибудь вызвал вертолет?
– Наверное, Келли.
– А где Келли?
– Где-то там. Но он в порядке. Я слышал его голос, когда он передавал координаты по радио. Как же вас разлучили?
Тайсон никогда не отходил от своего радиооператора дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и теперь без Келли и без личного радиоконтакта с внешним миром чувствовал себя удивительно беспомощным.
– Когда раздался взрыв, толпа паникующих вьетов разъединила нас. Вы уверены, что с ним все в порядке?
– Так точно. Я не вру. Вы не настолько тяжело ранены, чтобы я лгал вам. – Брандт швырнул горящий окурок вьетнамскому мальчику, который притулился у холмика, образованного взрывом. Мальчик осмотрел его с видом знатока и сунул в рот до того, как Брандт успел выпустить струю дыма.
Тайсон приободрился.
– Вы знаете... Я чувствую себя лучше. Может быть, я возьму на себя командование этим стадом?
– Нет. Лежите спокойно. У вас слабый пульс, и если бы вы увидели цвет собственного лица, мысль о командовании не пришла бы вам в голову.
Тайсон старался вспомнить, кто из оставшихся в живых носил офицерские погонь!, но странное чувство легкости не давало сосредоточиться. Он попросил:
– Сделайте мне одолжение, док. Узнайте, есть ли среди уцелевших старший сержант. Пусть он мне доложит обстановку.
– О'кей, – безразличным тоном ответил Брандт. – Но я не думаю, чтобы кто-нибудь рвался в командиры роты.
Тайсон добавил слабеющим голосом:
– А также найдите Келли. И если у меня не будет возможности, передайте всем мои прощальные слова. Ладно?
– Ладно. – Но Брандт пальцем не пошевелил, чтобы выполнить приказ. Вместо этого он сказал: – У нас безвыходное положение. Не осталось ни одного офицера. Нас вызволят отсюда, да?
– Конечно. Удачи, Брандт.
– Спасибо.
– У меня какое-то странное чувство. Чудно как-то...
– Это шок.
– Да нет... очень забавно... все плывет...
– Неужели?
– А вы мне... дали что-то...
Затуманенное сознание не давало Тайсону реально оценивать происходящее вокруг: предметы плыли перед глазами, в ушах стоял легкий звон. Откуда ни возьмись появился Майкл Детонк и начал говорить ему что-то о дезертирстве. Поначалу Тайсону показалось, что это галлюцинация, но потом он понял, что Детонк был реальным человеком. Затем к нему подошел Боб Муди, недавно вернувшийся из госпиталя, и сказал:
– Вы уже через неделю вернетесь, лейтенант, как и я.
Тайсон мысленно ответил ему, что он не вернется, но вслух не смог произнести ни слова.
Неожиданно рядом с собой он увидел Келли. Он вызвал по радиотелефону командира батальона полковника Уомрата. Полковник похвалил Тайсона за выполненное задание и отметил его как хорошего командиры роты. Тайсон ответил полковнику так же высокопарно, хотя и бессвязно, что для него, мол, высокая честь служить под его командованием в рядах седьмого полка и если бы он был в силах, то сделал бы то же самое. Детонк взвизгнул:
– Вранье.
Келли добавил:
– Аминь.
Потом солдаты по очереди подходили к нему, сначала крепко жали руки, потом отдавали честь; Ричард Фарли стоял первым с цыпленком на голове, потом подошли Симкокс и Тони Скорелло. Скорелло сказал:
– Спасибо за то, что спасли мне жизнь, – хотя Тайсон совсем не помнил, чтобы он делал это.
Фернандо Белтран, остановившись в нескольких шагах, попрощался на испанском:
– Адиос, амиго.
Селиг пожелал ему всего хорошего, потом Луис Калан пустил в ход одну из своих дежурных шуток, за ним Пол Садовски подарил ему амулет, а Курт Холзман нечаянно хлопнул Тайсона по колену. Наконец чернокожий Ли Уолкер приблизился к лейтенанту, крепко держа свинью за шею. Он развернул морду животного так, чтобы Тайсон увидел нарисованные ресницы, брови и оранжевые усы. Уолкер сказал:
– Чарлитоже шлет низкий поклон.
Свинья хрюкнула и попыталась вывернуться из цепких рук Уолкера. Тайсон чувствовал, что какая-то тяжелая пелена начинает застилать глаза, и все, что он смог увидеть, были налитые красной злобой глаза животного, потом исчезло и это.
~~
Тайсон посмотрел на книгу, лежавшую у него на коленях, потом захлопнул ее. Долгое сидение на полу с согнутыми ногами болью отдалось в колене, и, вытянув правую ногу, он начал массировать затекшее место. Тайсон смутно помнил, как его погрузили в вертолет и доставили на борт санитарного судна.
После того как он очнулся, лечащий врач сообщил, что он, находясь в шоке, возможно, наркотическом, чуть не почил с миром. Доктор поинтересовался, получил он или нет в бою дозу морфия. Тайсон ответил, что не уверен в этом. Но анализы крови и мочи показали высокое содержание морфия в организме. Он подслушал, как врач называл это не иначе, как несчастный случай при лечении.Все сошлись на том, что Тайсон, будучи офицером, имеющим разрешение иметь при себе морфий, принял для облегчения боли некоторую дозу. Далее один или оба ротных медика, не зная о принятой им дозе, снова ввели ему морфий, и наконец врач, взявший его на борт вертолета, добавил чуть ли не фатальную дозу наркотика. Врачи согласились с общим мнением, что надпись на лбу Тайсона «Не давать морфий», написанная сокращенно, не объясняла ситуации. У Тайсона создалось впечатление, что медики хотели придать гласности это дело. Тайсон сказал им, что, по его мнению, Брандт просто пытался убить его. Почему же Господь отвел его руку? Брандт чуть не совершил отличное преступление, а Тайсон не менее отлично выжил.
Бен тупо смотрел на потрепанную тетрадку и, поддавшись импульсу, бросил ее в огонь. Потом взял каминные щипцы и переворошил кучу пылающего хлама, предавая огню последние доказательства его причастности к той войне.
Тайсон встал и начал обход дома. На каждом шагу ему чудилось дыхание прошлого: тени ушедших из жизни дорогих ему людей – друзья семьи, сидящие за обеденным столом, стоявшие у фортепиано, гости за игрой в бридж в «кабинете». В гостиной он увидел стул, на котором, бывало, часто сидел его отец, а вот место у окна, где всегда устанавливали новогоднюю елку. Войдя на кухню, Тайсон сразу вспомнил, в каком углу сидел маленький Дэвид на своем высоком стульчике во время кормления. А здесь, в прихожей, сын сделал свои первые шаги.
Три черных «кадиллака» стояли, ожидая своих пассажиров. Трое черных водителей сидели под навесом, просматривая газеты и попивая из банок содовую. Один из них, завидев Тайсона, встал и расплылся в улыбке.
– Мистер Тайсон. Приехали?
– Привет, Мейсон. Несколько часов трясся в поезде. Подвезешь меня?
– О чем речь.
Тайсон поравнялся с Мейсоном, тучным мужчиной среднего возраста, одетым в черную форму.
– Ну и жара сегодня, – заметил он.
– Да. По крайней мере, сухо. – Мейсон распахнул заднюю дверь своего «кадиллака» перед клиентом, сел за руль и завел мотор.
– Ну и как вы здесь все поживаете? – начал Тайсон.
– Отлично. А вы как?
– Неплохо.
– Выглядите хорошо. Спортом занимаетесь?
– Гоняю по пять миль в день, – улыбнулся Тайсон.
– Это действительно здорово. А когда курить бросите?
– В новом году.
Мейсон рассмеялся.
– Куда едем?
– Сначала домой.
Мейсон надел на голову фуражку и потихоньку стал выруливать со стоянки. Он ехал медленно вдоль городских улиц под сенью кудрявой мощной листвы высаженных в ряд деревьев. Город, казалось, вымер.
– Похоже, в мое отсутствие взорвалась нейтронная бомба, – сострил Тайсон.
Мейсон снова засмеялся.
– Август. Жители разъехались. У меня всего несколько поездок в день. В основном в аэропорты.
– Почему ты не возьмешь отпуск на месяц?
– В августе счета не перестанут приходить.
– И то верно. – Тайсон поинтересовался: – Как поживает миссис Уильямс?
– Стареет, как и я. Тяжело ей уже подниматься по лестнице. Сейчас подыскиваю дом с лифтом, кондиционером.
Тайсон решил пригласить Уильямсов пожить в его доме следующие несколько месяцев. Но его общение с разными социальными прослойками было ограничено, и он засомневался в благонадежности своего решения. Он подумал, что Мейсон и его жена везде чувствовали себя как дома, где бы этот дом ни находился. Тайсон оглядел салон машины.
– Помнишь тот «линкольн», на котором ты ездил?
– Ну а как же. Шестьдесят четвертый. Такой широченный, точно зад моей тещи. Сейчас их делают поменьше. Такую машину теперь не найдешь. Что эти индюки в Детройте думают об этом?
– Мир мелеет и скудеет, Мейсон. Только прошу тебя, не покупай японскую машину.
– Черт! Ни в коем случае. Вы видели их машины? У меня холодильник больше.
Еще несколько минут они обсуждали марки машин. Мейсон плавно повернул к дому Тайсона.
– Пошли со мной. – Бен открыл дверь машины и вышел на тротуар, любуясь родными пенатами. Садовник, прислуга, без всякого сомнения, содержали дом в чистоте. Фирма, которой Тайсоны поручили проводить дезинфекцию, регулярно присылала своих людей опрыскивать помещение. Охранная и противопожарная системы были подключены к пультам дежурных служб перехвата. Дом, как говорится, работал на автопилоте. Он не нужен был Тайсонам.
Подойдя к дому, Тайсон отключил сигнализацию и открыл дверь. Из помещения дохнуло спертым, незнакомым запахом. Остановившись на пороге, Тайсон с шофером принюхались к странной смеси синтетических ароматов, добавляемых в чистящие средства. Тайсону подумалось, что это домработница, должно быть, исправно исполняя свои обязанности, чистит пустой дом каждую неделю.
Повесив спортивную куртку на вешалку, Тайсон подошел к комоду, где громоздилась стопка корреспонденции. Он порылся в надежде отыскать нечто интересное. Фил Слоун, имея ключ от почтового ящика, добросовестно сортировал почту и отсылал наиболее важные новости Тайсону в Форт-Гамильтон. С одной стороны Слоун сложил письма, с другой – счета. Было еще несколько посылок на полу, которые он, видимо, забрал из почтового отделения. Тайсон поднял одну из них размером с коробку из-под обуви с надписью «Не кантовать!». Вскрыв ее перочинным ножом, достал пакет с приложенной карточкой. «Дражайший братец, я хранила твое сокровище после того, как мне передала его тетя Милли. Но, помня о том, как ты всегда восхищался этим, я с трепетом посылаю это тебе в час нужды. Не падай духом. Передавай привет Марси и Дэвиду, Твоя сестра Лори».
Тайсона несколько развеселил архаичный слог сестры, и, усмехнувшись, он положил карточку на стол. Сунув руку в пакет, он извлек из него свой полевой журнал и сунул в карман брюк.
Бен повернулся к Мейсону:
– Ты бы не мог мне помочь разобраться в подвале?
– Конечно, помогу.
Тайсон спустился по каменным ступенькам в подвал и нагнулся над старым черным паровым котлом. На нем, как и раньше, висел замок, но отсутствие пыли говорило о том, что кто-то здесь уже похозяйничал. Ах, ублюдки!Они отключили сигнализацию и, вероятно, мастерски поработали с дверными замками, а потом, не сомневался Тайсон, обыскали весь дом, каждый шкаф, каждую полку, даже успели порыться в его столе, в еженедельниках, фотоальбомах, справочниках, записных книжках, деловых бумагах. Они вторглись в самую сердцевину его частной жизни и, уж конечно, все запротоколировали, сфотографировали и зарегистрировали. Ублюдки!
– Что такое?
– Так, ничего. – Он был абсолютно уверен, что эти подосланные мерзавцы вскрывали его корреспонденцию тоже. Но плотно упакованная посылка от его сестры не вызвала никакого подозрения. Тайсон почувствовал какое-то моральное удовлетворение от того, что выиграл в затеянной ими же глупой игре в прятки. Он обратился к Мейсону: – Давай-ка попробуем вытащить этот котел наверх.
Взяв котел за ручки, они принесли его в гостиную и поставили перед камином. Тайсон бросил за каминную решетку охапку мелко нарубленной щепы и, зажег огонь целой коробкой спичек.
Мейсон восторженно осматривал гостиную и причмокивая, говорил:
– У вас здесь, как в замке, мистер Тайсон. Как в замке!
– Да, что-то вроде этого. – Он пошел на кухню и вернулся с двумя заиндевевшими банками пива. Одну передал Мейсону. Бен поднял воображаемый бокал и произнес: – За мою свободу и независимость!
– Аминь. – Они чокнулись.
С первого же захода Тайсон ополовинил банку. Достав ключ из портмоне, он нагнулся над котлом и открыл замок.
С левой стороны разделенного на две части котла лежали аккуратно сложенные армейская и рабочая формы, пара брезентовых ботинок, панама. Справа располагался фотоальбом, карты, перевязанные лентой письма от Хоуп Лоуэлл – девушки, провожавшей его во Вьетнам. Здесь также были патронная сумка, в которой хранились полевой компас, командирские часы, фонарик, и другие присвоенные Тайсоном казенные вещи.
Вещи, предметы, казалось, лежали в прежнем порядке, но, пролистав альбом, он заметил, что несколько фотографий исчезли. Также пропало удостоверение о награждении его за боевые действия 15 февраля 1968
года. Пропавшим можно было бы считать и его полевой журнал, но он сам убрал его из котла до начала бурного поворота событий.
Бен повернулся к Мейсону, который во все глаза смотрел на содержимое парового котла:
– Не знаю, почему мужчины хранят хлам вроде этого.
– У меня брат воевал в Корее. Все, что было, осталось там. Единственное, что он привез домой, – нижнее белье, три ворованные сумки подштанников.
– Твой брат – человек практичный, – заметил Тайсон. Он вынул связку писем. – Вот... – Помешкав немного, он бросил письма на дымящиеся щепки, наблюдая, как занявшийся огонь с аппетитом лижет их края. Тайсон подкармливал огонь содержимым котла до тех пор, пока не добрался до металлических предметов, ботинок и фотоальбома. Он подержал в руках ботинки, соскабливая с подошвы засохшую грязь. «Юго-Восточная Азия. Быстрорастворимый Вьетнам; только добавь воды». Какой своеобразный образец почвы. Три тысячи лет интенсивной рециркуляции: рис, навоз, кровь, рис, пепел, кровь, рис, навоз и так далее. Бросив ботинки в котел, Тайсон пролистал фотоальбом. Он достал единственную фотографию, где был снят с сестрой Терезой перед собором в Хюэ, остальные две исчезли. Бережно сунул ее в нагрудный карман, а альбом бросил в огонь.
От чада горевших трофеев пот градом катился по лицу, в ноздри бил затхлый запах плесени и едкого дыма. Он захлопнул котел и повесил замок, защелкнув его ключом. Отдавая Мейсону ключ, сказал:
– Можешь взять эту бандуру, если хочешь, вместе с фонарем и оставшимся хламом. Я бы хотел, чтобы ботинки и все остальное ты выбросил на помойку.
– Хорошо, сэр. – Мейсон аккуратно поставил недопитую банку на журнальный стол. Он встревоженно посмотрел на хозяина дома. – Вам лучше или хуже?
– Мне никак.
Чернокожий понимающе кивнул.
– Ты можешь забрать с собой этот котел? Мне нужно еще сделать кое-что.
– Конечно, сэр. – Мейсон играючи взвалил на плечо полупустой котел.
– Я сейчас выйду. – Бен залез в карман брюк II достал средних размеров тетрадку – бывший полевой журнал. Он сел на пол, скрестив по-турецки ноги, и начал листать выцветшие страницы. Капля пота скатилась с его подбородка и упала на страницу, уже обильно политую потом и дождем двадцать лет назад. Наконец он добрался до даты 15 февраля и прочел последние строки: «Взвод на грани мятежа. Невольно услышал о грозящей расправе. Передал фальшивое радиосообщение: бои в госпитале сегодня утром. Веду расследование. Господь...»
Тайсон попытался вспомнить, что он чувствовал после кровопролития в больнице, но единственное, что ему приходило на память, – страх за свою жизнь. Он пытался представить, что серьезно размышлял, как лучше всего доложить капитану Браудеру или командиру батальона о своем взводе. Но мозг отказывался работать. На самом же деле он прекрасно понимал, что никогда не станет давать показания против своих подчиненных.
Тайсон продолжал листать журнал и обнаружил, что в последующие после 15 февраля дни он записывал лишь координаты и радиосводки. И вот добравшись до 29 февраля – дня своего ранения, он заметил, что записал два предложения: «Битва под Хюэ официально закончена, как передано по радио. Слава Богу!»
Следующая запись была датировала 3 марта. Он прочел: «Южно-Китайское море. Сегодня санитар вернул мне полевой журнал. Читал ли кто-нибудь запись за 15 февраля? Мне все равно. Как хорошо жить! Какие удивительно чистые руки. Колено болит. А морфий не дают. Доктор говорит, что я плохо переношу его. Если бы ему дали тройную дозу, он бы тоже его плохо перенес».
Тайсон отложил полевой журнал и мысленно вернулся в тот день в Стробери-Пэтч.
~~
Бен Тайсон лежал в дренажной канаве или, точнее, в местной компостной яме – месте, куда собирали отходы, очистки для продажи овощеводам. Зеленые трассы снарядов полосовали серое хмурое небо. До него доносились дружные автоматные очереди и редкие взрывы небольших зарядов, выпускаемых 60-миллиметровым минометом и 50-миллиметровыми подствольными гранатами. Беспорядочная стрельба, затеянная двумя выдохшимися армиями, напоминала удары уставших боксеров, еле двигавших налитыми свинцом конечностями и изредка делавших несколько обязательных выпадов. Еще месяц назад он воспринимал это очень серьезно, но сегодня, 29 февраля, Тайсон описал бы вооруженный инцидент, как небольшую перестрелку. Единственной необычной деталью этого боя, с его точки зрения, было то, что его наконец-то подстрелили.
Как только шок прошел, невыносимая боль проникла в каждую клеточку его тела, целиком затуманив сознание. Его не волновало ни зловонное испарение гниющих отходов, ни ощущение неприятного холода от попадавшей на голую кость воды, ни редкие выстрелы минометов, направленные именно сюда, где нашли укрытие десятки людей.
В последующие несколько минут в яму забрались вьетнамцы: старики, несколько молодых инвалидов – бывших солдат армии Северного Вьетнама, женщины и дети. Никто не плакал. Кричали только младенцы.
Свинья, решившая поживиться очистками, подошла поближе к Тайсону, принюхиваясь к запахам, потом начала слизывать кровь с его колена. Тайсон, очнувшись, изо всей силы пнул животное здоровой ногой. Около десятка его людей подобрались к яме и сползли в нее, проклиная на чем свет стоит беженцев и грязь, в которую они влезли. Один из солдат, Гарольд Симкокс, крикнул, показывая на Тайсона:
– Врача! Лейтенанта ранило!
Из двух оставшихся в роте медиков первым откликнулся на зов Брандт. Он работал быстро и профессионально, сначала осмотрел Тайсона на предмет более серьезных ранений, потом приступил к колену. Он посчитал удары пульса, пощупал его лоб и посмотрел зрачки. Только после этого Брандт отрезал штанину армейских брюк и выдавил из тюбика антибиотик на открытую рану. Собрав разорванную плоть на коленной чашечке, Брандт встал так, чтобы Тайсон не мог наблюдать за перевязкой.
– Не возникать, – сказал Брандт. Он привык так говорить во время перевязки. – Если не хотите, чтобы вас вывернуло на меня.
– Я видел и похуже, чем это, – раздраженно ответил Тайсон.
– Но не у себя. Расслабьтесь. – Брандт наложил повязку, стараясь затягивать ее не очень сильно. – Больно?
– Немного.
– Морфию хотите?
Тайсону было необходимо унять боль, но он не хотел, чтобы его развезло, пока идет бой.
– Может, просто аспирину выпить?
– Хорошо. – Брандт положил ему в рот две таблетки аспирина, а в нагрудный карман сунул целую упаковку. Потом достал красный химический карандаш и написал на лбу Бена: «Не давать морфий».
Грохнуло орудие, и Тайсон заметил, что еще несколько человек из роты скатились в яму. Брандт подобрал в воде каску и надел ее на голову Тайсону.
– Спасибо.
Брандт пристально посмотрел на раненого, раскурил сигарету и сунул Бену в рот, потом облегченно закурил сам, не заметив больше на тот момент ни одного пациента.
– Хорошая рана. Прощай Вьетнам.
– Неужели выплатят миллион долларов?
– Восемьсот тысяч. Вы будете хромать, но дохромаете до Нью-Йорка.
– Хорошо. – Опершись рукой о мусорную кучу, Тайсон оглядел канаву. Около десятка солдат, стоя на коленях, строчили короткими очередями по фруктовому саду, откуда противник вел орудийный огонь. Но лейтенанту почудилось, что рота больше не в состоянии давать ответный огонь. Уцелевшие члены роты «Альфа» решили не участвовать в перестрелке; они устроились на дне канавы, курили, доедали остатки сухого пайка, вели шутливую беседу с местными жителями. У Фарли на голове сидел цыпленок, и один вьетнамец нашел это очень комичным. Майкл Детонк очень серьезно беседовал с молодой девушкой, и Тайсон, не слыша разговора, понял, о чем шла речь. Ли Уолкер, схватив свинью за шею, что-то писал и рисовал на морде животного. Сгрудившиеся вокруг него солдаты посчитали эту издевку невинной забавой. Тайсон был доволен, что его люди расслабились.
Бен лежал на мусорной куче с подложенной под голову каской. И не в первый раз думал о том, что ему будет всего этого не хватать и что ему не придется больше потворствовать таким вот дурацким выходкам. Теперь, когда для него все уже кончилось, он признал восторг боя: когда жизнь находится на волоске и ты волен выплеснуть всю свою агрессию. Ему будет также недоставать того сплоченного братства, которое, рождаясь в бою, связывает солдат крепкими узами, более крепкими, чем любовников. Эти узы в отличие от брака нельзя было ослабить ни разводом, ни разлукой, ничем другим, только ее величеству Смерти под силу было порвать их раз и навсегда.
Лежа на гниющей куче мусора, он снова мысленно вернулся к тому, что они натворили в том госпитале. Его не преследовало ощущение невыполненного долга, хотя по всем канонам морали, статьям закона и чувству логики он поступал неверно.
Тайсон повернул голову к Брандту:
– Кто еще ранен?
– Двое ребят из третьего взвода. Легко.
– Кто-нибудь вызвал вертолет?
– Наверное, Келли.
– А где Келли?
– Где-то там. Но он в порядке. Я слышал его голос, когда он передавал координаты по радио. Как же вас разлучили?
Тайсон никогда не отходил от своего радиооператора дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и теперь без Келли и без личного радиоконтакта с внешним миром чувствовал себя удивительно беспомощным.
– Когда раздался взрыв, толпа паникующих вьетов разъединила нас. Вы уверены, что с ним все в порядке?
– Так точно. Я не вру. Вы не настолько тяжело ранены, чтобы я лгал вам. – Брандт швырнул горящий окурок вьетнамскому мальчику, который притулился у холмика, образованного взрывом. Мальчик осмотрел его с видом знатока и сунул в рот до того, как Брандт успел выпустить струю дыма.
Тайсон приободрился.
– Вы знаете... Я чувствую себя лучше. Может быть, я возьму на себя командование этим стадом?
– Нет. Лежите спокойно. У вас слабый пульс, и если бы вы увидели цвет собственного лица, мысль о командовании не пришла бы вам в голову.
Тайсон старался вспомнить, кто из оставшихся в живых носил офицерские погонь!, но странное чувство легкости не давало сосредоточиться. Он попросил:
– Сделайте мне одолжение, док. Узнайте, есть ли среди уцелевших старший сержант. Пусть он мне доложит обстановку.
– О'кей, – безразличным тоном ответил Брандт. – Но я не думаю, чтобы кто-нибудь рвался в командиры роты.
Тайсон добавил слабеющим голосом:
– А также найдите Келли. И если у меня не будет возможности, передайте всем мои прощальные слова. Ладно?
– Ладно. – Но Брандт пальцем не пошевелил, чтобы выполнить приказ. Вместо этого он сказал: – У нас безвыходное положение. Не осталось ни одного офицера. Нас вызволят отсюда, да?
– Конечно. Удачи, Брандт.
– Спасибо.
– У меня какое-то странное чувство. Чудно как-то...
– Это шок.
– Да нет... очень забавно... все плывет...
– Неужели?
– А вы мне... дали что-то...
Затуманенное сознание не давало Тайсону реально оценивать происходящее вокруг: предметы плыли перед глазами, в ушах стоял легкий звон. Откуда ни возьмись появился Майкл Детонк и начал говорить ему что-то о дезертирстве. Поначалу Тайсону показалось, что это галлюцинация, но потом он понял, что Детонк был реальным человеком. Затем к нему подошел Боб Муди, недавно вернувшийся из госпиталя, и сказал:
– Вы уже через неделю вернетесь, лейтенант, как и я.
Тайсон мысленно ответил ему, что он не вернется, но вслух не смог произнести ни слова.
Неожиданно рядом с собой он увидел Келли. Он вызвал по радиотелефону командира батальона полковника Уомрата. Полковник похвалил Тайсона за выполненное задание и отметил его как хорошего командиры роты. Тайсон ответил полковнику так же высокопарно, хотя и бессвязно, что для него, мол, высокая честь служить под его командованием в рядах седьмого полка и если бы он был в силах, то сделал бы то же самое. Детонк взвизгнул:
– Вранье.
Келли добавил:
– Аминь.
Потом солдаты по очереди подходили к нему, сначала крепко жали руки, потом отдавали честь; Ричард Фарли стоял первым с цыпленком на голове, потом подошли Симкокс и Тони Скорелло. Скорелло сказал:
– Спасибо за то, что спасли мне жизнь, – хотя Тайсон совсем не помнил, чтобы он делал это.
Фернандо Белтран, остановившись в нескольких шагах, попрощался на испанском:
– Адиос, амиго.
Селиг пожелал ему всего хорошего, потом Луис Калан пустил в ход одну из своих дежурных шуток, за ним Пол Садовски подарил ему амулет, а Курт Холзман нечаянно хлопнул Тайсона по колену. Наконец чернокожий Ли Уолкер приблизился к лейтенанту, крепко держа свинью за шею. Он развернул морду животного так, чтобы Тайсон увидел нарисованные ресницы, брови и оранжевые усы. Уолкер сказал:
– Чарлитоже шлет низкий поклон.
Свинья хрюкнула и попыталась вывернуться из цепких рук Уолкера. Тайсон чувствовал, что какая-то тяжелая пелена начинает застилать глаза, и все, что он смог увидеть, были налитые красной злобой глаза животного, потом исчезло и это.
~~
Тайсон посмотрел на книгу, лежавшую у него на коленях, потом захлопнул ее. Долгое сидение на полу с согнутыми ногами болью отдалось в колене, и, вытянув правую ногу, он начал массировать затекшее место. Тайсон смутно помнил, как его погрузили в вертолет и доставили на борт санитарного судна.
После того как он очнулся, лечащий врач сообщил, что он, находясь в шоке, возможно, наркотическом, чуть не почил с миром. Доктор поинтересовался, получил он или нет в бою дозу морфия. Тайсон ответил, что не уверен в этом. Но анализы крови и мочи показали высокое содержание морфия в организме. Он подслушал, как врач называл это не иначе, как несчастный случай при лечении.Все сошлись на том, что Тайсон, будучи офицером, имеющим разрешение иметь при себе морфий, принял для облегчения боли некоторую дозу. Далее один или оба ротных медика, не зная о принятой им дозе, снова ввели ему морфий, и наконец врач, взявший его на борт вертолета, добавил чуть ли не фатальную дозу наркотика. Врачи согласились с общим мнением, что надпись на лбу Тайсона «Не давать морфий», написанная сокращенно, не объясняла ситуации. У Тайсона создалось впечатление, что медики хотели придать гласности это дело. Тайсон сказал им, что, по его мнению, Брандт просто пытался убить его. Почему же Господь отвел его руку? Брандт чуть не совершил отличное преступление, а Тайсон не менее отлично выжил.
Бен тупо смотрел на потрепанную тетрадку и, поддавшись импульсу, бросил ее в огонь. Потом взял каминные щипцы и переворошил кучу пылающего хлама, предавая огню последние доказательства его причастности к той войне.
Тайсон встал и начал обход дома. На каждом шагу ему чудилось дыхание прошлого: тени ушедших из жизни дорогих ему людей – друзья семьи, сидящие за обеденным столом, стоявшие у фортепиано, гости за игрой в бридж в «кабинете». В гостиной он увидел стул, на котором, бывало, часто сидел его отец, а вот место у окна, где всегда устанавливали новогоднюю елку. Войдя на кухню, Тайсон сразу вспомнил, в каком углу сидел маленький Дэвид на своем высоком стульчике во время кормления. А здесь, в прихожей, сын сделал свои первые шаги.