Страница:
– Передай привет Винсу, – напомнила Марси. – Да, кстати, что будет сегодня, Бен?
– Затрудняюсь сказать. Корва хочет, чтобы Левин занял свидетельское место. – Зевнув, Тайсон спросил: – А ты не хочешь дать показания? Жены часто характеризуют своих мужей на военных судах.
Марси лукаво улыбнулась.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала правду? Признайся, ведь тебе будет неприятно видеть меня в качестве свидетеля?
– Нет. Неприятно. Это не в моем вкусе, хотя Корва считает, что идея неплохая. Ты ведь знаешь, как эти итальяшки носятся со своей семьей. В итальянских судах присутствуют и старики, и даже младенцы, и все кричат, переругиваются.
Марси нахмурилась.
– Терпеть не могу, когда ты занимаешься этническими обобщениями.
– А Корву, наоборот, это забавляет. – Тайсон кивнул в сторону бумаг и кейса. – У тебя сегодня встреча днем?
– Да, – небрежным тоном ответила Марси. – Я договорилась на пять в центре. Если суд отложит заседание или перенесет его на четыре тридцать, то меня бы это очень устроило.
– Я передам записку судье Спроулу, – усмехнулся Тайсон.
За окном взвизгнули тормоза, и Тайсон услыхал звуковой сигнал, подаваемый Ларсоном. Они поцеловались, и Бен, уходя, тихо прикрыл дверь.
Ларсон не стал надевать наручники подсудимому и спросил, едва машина тронулась с места:
– К Корве?
– Угу, – буркнул Тайсон, поглядывая из окна на бежавшие по утреннему небу темные тучи, подгоняемые лихим наездником бореем. Сырой, насыщенный влагой воздух не оставлял никакой надежды на возвращение сухой погоды.
Выйдя из машины, припаркованной у общежития, Тайсон мигом преодолел три лестничных пролета и постучал в дверь Корвы. Нетерпение, с которым адвокат ожидал Тайсона, выразилось уже в том, как внезапно и резко Корва открыл дверь.
Они чинно уселись за обеденный стол, Корва предложил Тайсону кофе из термоса и, пока наливал, учтиво осведомился о здоровье его семьи. Получив исчерпывающий ответ, Корва напомнил, что нынешнее заседание должно быть последним. Прорабатывая все детали защиты, он сказал:
– Подполковник Левин готов свидетельствовать в вашу пользу.
– Винс, оставьте в покое Левина. Я не желаю, чтобы из-за меня у него возникли проблемы с продвижением по службе. Перед выходом на пенсию он хочет получить полковничьи погоны.
– Может быть, тогда Марси? – спросил с еще большим нетерпением адвокат.
– Отпадает, – резко оборвал Тайсон.
– А может быть, преподобный Саймс выступит в вашу защиту? Он очень рвался замолвить за вас словечко, – предлагал варианты неутомимый Корва.
– Только Саймса не хватает. Он начнет прямо с моего баптизма.
– Как же быть, – волновался Корва, – ведь показания любого свидетеля о вашем характере и душевных качествах – последнее, что услышат присяжные перед вынесением приговора.
– Зачем им мой характер? Ведь у присяжных есть факты, – недоумевал Тайсон.
– Что-то вы сегодня не в настроении, мой друг, – пришел к выводу защитник. – Ну да ладно. У меня есть для вас новости о сестре Терезе.
– Она умерла? – всполошился Тайсон.
– Нет-нет. Она пока что здравствует. Интерпол установил место ее пребывания. Она живет в одном монастыре в местечке Каза Пастор Ангеликус, недалеко от Рима. Ведет затворнический образ жизни; церковь отлучила ее от мира.
– Может быть, это и к лучшему, – произнес упавшим голосом Тайсон. – Хорошо, что есть на свете такие места, где человек может жить в абсолютном покое. – В задумчивости он добавил: – Слава Богу, что кому-то не суждено испытать всего этого.
Корва согласился:
– Может быть, вы и правы. Но я очень хотел, чтобы сестра Тереза рассказала суду, что вы спасли ей жизнь.
– Зачем, Винс? Что это изменит? Вьетнам в моем понимании – это потеря чести, невинности, потеря облика и души человеческой. Не надо смущать суд историей о двух людях, которые симпатизировали друг другу. Я не желаю, чтобы моя личная жизнь, пусть даже прошлая, выносилась на обсуждение публики. Я бы никогда не позволил вам вызвать ее в суд на место дачи показаний.
– Я знаю. Я просто хотел найти ее для вас, – признался Корва.
– Спасибо вам.
– Ну ладно. Нам пора.
Глава 54
– Затрудняюсь сказать. Корва хочет, чтобы Левин занял свидетельское место. – Зевнув, Тайсон спросил: – А ты не хочешь дать показания? Жены часто характеризуют своих мужей на военных судах.
Марси лукаво улыбнулась.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала правду? Признайся, ведь тебе будет неприятно видеть меня в качестве свидетеля?
– Нет. Неприятно. Это не в моем вкусе, хотя Корва считает, что идея неплохая. Ты ведь знаешь, как эти итальяшки носятся со своей семьей. В итальянских судах присутствуют и старики, и даже младенцы, и все кричат, переругиваются.
Марси нахмурилась.
– Терпеть не могу, когда ты занимаешься этническими обобщениями.
– А Корву, наоборот, это забавляет. – Тайсон кивнул в сторону бумаг и кейса. – У тебя сегодня встреча днем?
– Да, – небрежным тоном ответила Марси. – Я договорилась на пять в центре. Если суд отложит заседание или перенесет его на четыре тридцать, то меня бы это очень устроило.
– Я передам записку судье Спроулу, – усмехнулся Тайсон.
За окном взвизгнули тормоза, и Тайсон услыхал звуковой сигнал, подаваемый Ларсоном. Они поцеловались, и Бен, уходя, тихо прикрыл дверь.
Ларсон не стал надевать наручники подсудимому и спросил, едва машина тронулась с места:
– К Корве?
– Угу, – буркнул Тайсон, поглядывая из окна на бежавшие по утреннему небу темные тучи, подгоняемые лихим наездником бореем. Сырой, насыщенный влагой воздух не оставлял никакой надежды на возвращение сухой погоды.
Выйдя из машины, припаркованной у общежития, Тайсон мигом преодолел три лестничных пролета и постучал в дверь Корвы. Нетерпение, с которым адвокат ожидал Тайсона, выразилось уже в том, как внезапно и резко Корва открыл дверь.
Они чинно уселись за обеденный стол, Корва предложил Тайсону кофе из термоса и, пока наливал, учтиво осведомился о здоровье его семьи. Получив исчерпывающий ответ, Корва напомнил, что нынешнее заседание должно быть последним. Прорабатывая все детали защиты, он сказал:
– Подполковник Левин готов свидетельствовать в вашу пользу.
– Винс, оставьте в покое Левина. Я не желаю, чтобы из-за меня у него возникли проблемы с продвижением по службе. Перед выходом на пенсию он хочет получить полковничьи погоны.
– Может быть, тогда Марси? – спросил с еще большим нетерпением адвокат.
– Отпадает, – резко оборвал Тайсон.
– А может быть, преподобный Саймс выступит в вашу защиту? Он очень рвался замолвить за вас словечко, – предлагал варианты неутомимый Корва.
– Только Саймса не хватает. Он начнет прямо с моего баптизма.
– Как же быть, – волновался Корва, – ведь показания любого свидетеля о вашем характере и душевных качествах – последнее, что услышат присяжные перед вынесением приговора.
– Зачем им мой характер? Ведь у присяжных есть факты, – недоумевал Тайсон.
– Что-то вы сегодня не в настроении, мой друг, – пришел к выводу защитник. – Ну да ладно. У меня есть для вас новости о сестре Терезе.
– Она умерла? – всполошился Тайсон.
– Нет-нет. Она пока что здравствует. Интерпол установил место ее пребывания. Она живет в одном монастыре в местечке Каза Пастор Ангеликус, недалеко от Рима. Ведет затворнический образ жизни; церковь отлучила ее от мира.
– Может быть, это и к лучшему, – произнес упавшим голосом Тайсон. – Хорошо, что есть на свете такие места, где человек может жить в абсолютном покое. – В задумчивости он добавил: – Слава Богу, что кому-то не суждено испытать всего этого.
Корва согласился:
– Может быть, вы и правы. Но я очень хотел, чтобы сестра Тереза рассказала суду, что вы спасли ей жизнь.
– Зачем, Винс? Что это изменит? Вьетнам в моем понимании – это потеря чести, невинности, потеря облика и души человеческой. Не надо смущать суд историей о двух людях, которые симпатизировали друг другу. Я не желаю, чтобы моя личная жизнь, пусть даже прошлая, выносилась на обсуждение публики. Я бы никогда не позволил вам вызвать ее в суд на место дачи показаний.
– Я знаю. Я просто хотел найти ее для вас, – признался Корва.
– Спасибо вам.
– Ну ладно. Нам пора.
Глава 54
Ровно в десять утра началось последнее заседание трибунала. Защита, обвинение, присяжные пришли за несколько минут до начала, и только полковник Спроул вошел в зал суда с последним ударом часов.
Суд начался после выполнения всех процессуальных норм. Публика заняла все места, а многие еще стояли в проходе.
Тайсон оглядел церковь, свежие лица присутствующих и мельком посмотрел на хоры. У паперти появился Чет Браун и помахал рукой. Тайсон сделал вид, что не заметил его.
Бен перевел взгляд на свою семью. Марси послала ему воздушный поцелуй, Дэвид улыбался, сжимая над головой руки в знак солидарности, а мать смахнула упавшую на щеку слезинку. Рядом с Марси сидела Карен Харпер. Тайсон отметил, к своему неудовольствию, их оживленный разговор, видимо, о нем.
Состав обвинения казался в этот день на редкость гуманным. Все трое активно перешептывались. От него также не ускользнуло, с каким обожанием смотрит на Пирса майор Джудит Вейнрот, и Тайсон предположил, что у них бурный любовный роман.
Полковник Спроул перебирал документы, разложенные на кафедре. Прежде чем начать судебное заседание, он кивнул Пирсу, который объявил о присутствии всех участников суда, и только потом произнес:
– Подсудимый, встаньте.
Тайсон поднялся.
Спроул обратился к нему с заявлением:
– Лейтенант Тайсон, на сегодняшнем заседании вы можете дать показания о существовании смягчающих вину обстоятельств, а также обстоятельств, которые помогут уменьшить срок наказания. Вы можете свидетельствовать, присягая, а можете сделать заявление, не давая присягу. Но в последнем случае ваше заявление нельзя рассматривать как показание, поэтому обвинение не станет вам устраивать перекрестный допрос, а только попросит в случае надобности уточнить что-либо, вызывающее сомнение.
Тайсон отвечал громко и торжественно:
– Я хочу сделать заявление под присягой. Ваша честь.
Спроул одобрительно кивнул и, не теряя времени даром, пригласил Тайсона к месту дачи показаний.
Бен почувствовал, как сильно колотится его сердце, как трясутся руки первый раз с начала процесса. Он помешкал немного, и уже вставая, услышал голос Корвы:
– Я не собираюсь задавать вам вопросы или чего-то добиваться от вас. Вы предоставлены сами себе, лейтенант.
– Вот и отлично, – отходя от стола защиты, бросил Тайсон. – Всего, чего вы тут наговорили, хватит мне до конца жизни. – И, нисколько не колеблясь, приблизился к месту дачи показаний одновременно с Пирсом. Двое мужчин остановились в нескольких футах друг от друга, с этого расстояния Тайсону хорошо удалось рассмотреть веснушки на необыкновенно красном лице прокурора.
Пирс напустил на себя строгий вид.
– Поднимите правую руку.
Подняв руку, Тайсон заглянул в воспаленные глаза Пирса, пока тот декламировал:
– Клянетесь ли вы говорить суду правду, одну только правду и ничего, кроме правды, до поможет вам Бог?
– Клянусь.
– Пожалуйста, садитесь, – сдержанно пригласил обвинитель.
Видя садящегося Тайсона, Корва сказал с места:
– Ваша честь, члены жюри, лейтенант Тайсон готов сделать заявление.
Тайсон увидел множество встревоженных взглядов; все с нетерпением ждали его показаний. Для него более не существовал полковник Спроул с его суетливостью и беспокойством, проявленными в ходе слушания дела, а был только Пирс, чуть подавшийся вперед, со сложенными на груди руками, приготовившийся внимать. У Тайсона мелькнула догадка, что прокурор ведет себя так нарочито для того, чтобы позлить его. Но, поразмыслив немного, он нашел в этом что-то нелепое. Вейнрот и Лонго сидели прямо, даже скованно, как подобает военнослужащим. Команда присяжных находилась слева от него, и он заметил их слегка повернутые в его сторону лица.
– Я понимаю, – заговорил Бенджамин Тайсон спокойным и уверенным голосом, – что любое сделанное мной здесь заявление по поводу смягчающих вину обстоятельств может быть истолковано как самозащита. Но военное судопроизводство уникально в том смысле, что позволяет осужденному человеку выносить на суд определенные факты, способные смягчить его приговор. Однако я не уверен, что будет правильным еще раз вникать в детали моей личной жизни, поскольку вы знаете их достаточно хорошо благодаря неустанному вниманию, окружившему меня еще до процесса. У меня также нет уверенности, что необходимо еще раз попытаться рассказать об ужасах войны, о которых вам уже поведали. Я понимаю, что кодекс признает изнуренность солдат боями за смягчающее вину обстоятельство в таком преступлении, как убийство. Но мы с вами знаем, что преступление, за которое меня осудили, произошло не в том госпитале, а несколькими днями позже в базовом лагере, когда я прошел мимо штаба батальона и не сумел войти туда, чтобы выполнить свой долг. И я не могу с уверенностью сказать, что, случись такое со мной еще раз, я бы как положено доложил командиру роты. Наоборот, попади я в такую ситуацию вновь, я бы сделал то же самое. И хотя от этого зависит моя жизнь и свобода, мне трудно сказать, почему я добровольно пошел на сокрытие преступления. Я помню, у меня возникла вскользь мысль о том, что следует составить рапорт о совершении массового убийства. Но только вскользь. Это явилось результатом моей офицерской подготовки и нравственного воспитания. Меня недолго мучили угрызения совести, когда я решил манкировать своими обязанностями офицера и никогда в жизни не рассказывать об этом преступлении. Я чувствовал, что поступаю правильно. Если бы я изложил вам это иначе, то вы бы поинтересовались, собственно, почему это я не изменил своего первоначального решения, которое, как я знал, было аморальным и незаконным. Поэтому я и осужден.
Тайсон ободрился, глядя на серьезные лица, полные сочувствия, и продолжил:
– Что же касается моих подчиненных, то у вас может возникнуть филантропическая мысль о том, что я защищал их из чувства товарищества, лояльности и покровительства. Может быть, в этом есть доля правды, хотя мы с вами знаем, что отношения офицеров и солдат не должны доходить до панибратства. Мне искренне жаль их, чьи жизненные обстоятельства, вероятно, после свидетельских показаний изменятся в худшую сторону, однако это хоть небольшая, но плата за то зло, которое солдаты первого взвода роты «Альфа» совершили в том госпитале. Я выражаю сочувствие их семьям, узнавшим о своих сыновьях и мужьях много нелестных вещей. Через день или два после убийства Лэрри Кейна я написал письмо его матери, выразив соболезнование по поводу понесенной ею утраты. Я сообщил ей, что ее сын погиб в бою смертью храбрых. Он действительно был отважным человеком во многих отношениях, но умер он так, как не подобает умирать солдату, и я вновь приношу его семье свои соболезнования.
Тайсон смело взглянул в сторону присяжных.
– Когда мой защитник, мистер Корва, спросил меня, хотел бы я сделать заявление под присягой для уменьшения срока наказания или заявление, способное смягчить мою вину, то я ответил ему, что не могу думать ни о каких смягчающих вину обстоятельствах. – Он передохнул немного, потом заглянул в глаза каждому присяжному. – А сидеть на этом месте я больше не хочу.
Полковник Спроул подождал некоторое время, но, поняв, что Тайсон больше ничего не может предложить суду, обратился к полковнику Пирсу:
– Желает ли обвинение опровергнуть заявление подсудимого?
Пирс уже поднялся и хотел подать голос, но его опередил Корва, вынырнувший на середину зала:
– Подсудимый еще не закончил, Ваша честь.
Удивление читалось в глазах старика Спроула.
– Мне показалось, что он сказал все, мистер Корва.
– Нет, Ваша честь. – Корва повернулся к Тайсону, лицо которого исказилось от злости. Несмотря на это, защитник задал ему вопрос: – Пребывали ли вы после инцидента в состоянии полного раскаяния?
Откинувшись на спинку стула, Тайсон закинул ногу на ногу.
– Да.
– А сейчас вы раскаиваетесь? – жалил его Корва.
– Думаю, что да, – кратко ответил Тайсон.
– А можете ли вы сказать, что вас до сих пор преследуют мысли и сны о том кровопролитии?
Тайсон с тяжелым вздохом взглянул на своего защитника. Он понял, что Корва не намерен оставлять его заявление без точки над "i". По выражению его лица Тайсон определил, что в душе итальянца царят смятение и беспокойство.
– Вас преследуетслучившееся в госпитале?
– А вас бы не преследовало? – огрызнулся Тайсон.
– Обращались ли вы за помощью к психиатру по возвращении из Вьетнама?
Тайсон покосился на присяжных и заметил, что некоторые от неловкости заерзали на стуле. Он промолчал.
– Вы обращались к специалисту, не так ли? – настаивал на ответе Корва. – Убив Лэрри Кейна, вы подумали, что сделали все возможное, чтобы подавить мятеж и остановить резню?
– Трудно сказать.
– Разве вы не можете давать полные ответы? – повысил голос Корва.
Публика заволновалась. Тайсон смущенно посматривал то на Корву, то на Пирса. Вейнрот и Лонго недоуменно переглянулись.
– Разве вы не думали, – Корва перешел на крик, – что физическое переутомление после боевых операций или тяжелых сражений списывает то, что произошло в том госпитале? И если «Кодекс военных законов» признаёт это, тогда, может быть, вы тоже признаете?
– Не хотел бы я, чтобы мое дело прямо сейчас заслушали еще раз, – устало процедил Тайсон.
– Отвечайте на вопрос, – горячился Корва. – Испытывали ли вы физическую усталость или нет от недавнего боя?
Тайсон встал.
– Я сказал суду то, что должен был сказать! В моем заявлении нет ни смягчающих вину обстоятельств, ни каких-либо других заслуживающих внимания сообщений.
Корва хотел ответить, но Спроул помешал притворным кашлем.
– Мистер Корва, ваш клиент желает закончить свое заявление?
– Нет.
– Да, – отозвался Тайсон и шагнул в сторону от свидетельского места, но Корва преградил ему дорогу.
Из зала послышались громкие реплики. Спроул призвал присутствующих к порядку и сказал негодующему Корве:
– Это довольно странно.
И только посмотрев защитнику в глаза, Тайсон осознал, в каком страшном напряжении, безусловно, хорошо завуалированном, находится Корва. Он сел на место и спокойно сказал:
– Считаю, что физическая усталость после боевых действий может объяснить почти все, что случилось.
Корва, казалось, успел взять себя в руки и, удовлетворенный ответом, быстро кивнул.
Спроул, желая снять напряжение, обратился к адвокату:
– Мистер Корва, может быть, вам нужен перерыв?
Корва тыльной стороной ладони потер щеку.
– Нет, Ваша честь.
– Ваша честь, я закончил свою речь, – без колебаний сказал Тайсон и посмотрел на качающегося словно под гипнозом Корву.
– Очень хорошо. – В голосе судьи послышались нотки облегчения. Он рассеянно посмотрел на Пирса. – Желает ли обвинение опровергнуть заявление подсудимого?
Заносчивый Пирс делал ударение на каждом слове:
– Кажется, защитник уже сделал это без меня.
Зрители встретили шутку Пирса громким смехом. Судья покосился в сторону смеявшихся и спросил полковника Мура:
– У присяжных есть вопросы к подсудимому? – Получив отрицательный ответ, Спроул сказал Тайсону с легким сердцем: – Вы свободны, лейтенант.
– Слушаюсь, – отчеканил Тайсон, поднимаясь со стула, и подтолкнул Корву в сторону стола защиты, за который тот сел как подкошенный.
Полковник Спроул заговорил извиняющимся тоном:
– Объявляю пятиминутный перерыв без выхода из зала суда. – Судья сделал вид, что разбирает бумаги. Его примеру последовали обвинители и присяжные.
– С вами все в порядке? – нагнулся Тайсон к взмыленному Корве.
Корва отпил немного воды.
– Сейчас лучше.
– Ну, как вам понравилось наше единоборство?
Корва смущенно улыбнулся.
– Я просто поскользнулся на повороте.
– Никогда не идите на личный контакт со своими клиентами, – посоветовал Тайсон.
Корва молча допил воду. Минуты отсчитывались тишиной зала. Потом Спроул оживился и спросил Пирса:
– Желает ли обвинение представить суду аргументы для вынесения приговора?
Пирс выдержал паузу, потом уклончиво ответил:
– Присяжные располагают фактами, благодаря которым достигнут решения по вынесению соответствующего приговора.
Спроул повторил тот же вопрос Корве, но уставший защитник отвечал, не вставая:
– Защита тоже считает, что присяжные располагают необходимыми фактами для того, чтобы вынести соответствующий приговор.
– Итак, настало время дать наставления присяжным заседателям, – заговорил Спроул непринужденно, – относительно мер наказания. – Он откашлялся и начал: – Вы берете на себя ответственность за вынесение приговора, во время обсуждения которого бы можете учесть все смягчающие вину обстоятельства. Вы имеете право принять в расчет происхождение и характер подсудимого, его репутацию и послужной список, включая награды, медали, благодарности, полученные во время службы в армии. Вы также должны учитывать, что желаемым результатом приговора является не само наказание, не устрашение или восстановление в правах и не защита общества. Конечный продукт осуждения высшим военным судом и вынесенный приговор должны отражать военные задачи, включающие в себя поддержание дисциплины, выполнение приказа, службу на благо отечества и сохранение таких служебных понятий, как честь и долг. Если подсудимый – офицер, от него по армейским традициям и закону следует потребовать более строгого соблюдения военной дисциплины.
Спроул немного выдохся, поэтому прервался на некоторое время. Вес ждали, когда он продолжит. Судья обвел взглядом вершителей судеб и заявил в заключение:
– Вынося приговор, вы также обязаны принять во внимание доминирующие условия в момент совершения воинского преступления. Хотя не существует и по идее не должна существовать оговорка о давностных сроках в отношении такого преступления, как убийство, но тем не менее вы можете учесть при вынесении приговора, что подсудимый совершил проступок восемнадцать лет назад. А поскольку все эти годы он являлся гражданским лицом, то вы можете подвергнуть более тщательному изучению его общественное положение, достижения, его возраст и статус семейного человека. – Спроул обратился к старшине присяжных: – Вопросы есть?
Полковник Мур переглянулся с присяжными.
– Вопросов нет.
– Для вынесения приговора можете пройти в совещательную комнату. Если к четырнадцати тридцати вы не придете к согласованному решению, вы имеете право остаться в совещательной комнате до окончательного решения. Пожалуйста, держите суд в курсе. На этом заседание считаю закрытым.
~~
Подсудимый и защитник медленно побрели по длинному коридору к кабинету раввина Вейтца. Раввин встретил их и начал наставлять Тайсона:
– Я пришел. Я пробыл здесь все утро и так и не понял, на чьей вы стороне.
– Вот и я бы хотел это знать, – огорченно признался Корва. – Это было худшее заявление, которое я когда-либо слышал от подсудимого.
Тайсон обратил внимание, что Корва пришел немного в себя, но казался каким-то угрюмым.
– Поделом вам, упрямец вы этакий, если присяжные дадут вам годков так... дцать... за ваш гнусный язык, – окатил его презрением защитник.
Раввин Вейтц вступил в разговор, одобряя порицания Корвы:
– Если бы у вас наблюдались изменения душевного состояния, тогда бы вас сюда не вызвали. Тайсон раздраженно отмахнулся от них:
– Я сказал, что должен был сказать.
– Вам нужно было сегодня спрятать свое самолюбие подальше, – возразил Корва.
– Вы сказали мне, что я могу говорить все, что захочу.
– Я предполагал, что вы скажете о том, как убийцы разгуливают на свободе. И прежде чем выносить приговор, присяжные должны учесть это. Я-то думал, что вы поняли, какую цель мы преследуем... ну да ладно... черт с ним.
Раввин взял кейс и направился к выходу. На пороге он остановился и недовольно пробормотал:
– В следующий раз, когда они соберутся созывать трибунал, пусть подыщут более подходящее место. Да благословит вас Господь.
Корва услышал в коридоре тяжелые шаги уходившего раввина. Он сел за его стол выпить охлажденной воды.
Тайсон стоял у окна и наблюдал за грязными потоками дождя, бегущими по тротуарам в сточную канаву. В десяти футах от здания церкви на газончике мокли двое полицейских, повесив на плечи свои М-16.
– Да. Отсюда не убежишь.
– Что вы там увидели такого интересного? – продолжал дуться Корва.
– Они выставили охрану с автоматами.
– А вы чего ждали? – огрызнулся защитник.
Тайсон скорчил гримасу.
– Почему вы это сделали?
– Сделал что? – отбивался адвокат.
– Вы прекрасно знаете, черт бы вас побрал, что я имею в виду.
Корва ответил не сразу. Он объяснил, странно округлив глаза:
– Я сделал это потому... в общем, я не мог сидеть и смотреть, как вы корчитесь на горячей сковородке, плотно сжав губы.
– Ладно. Вы поступили по-своему, а я по-своему. И в результате получилось... кто в лес, а кто по дрова. – Тайсон сверил часы. – Сколько времени это займет? И сколько мне дадут?
Корва заговорил примирительно:
– Им очень многое нужно взвесить и решить. Иногда на приговор уходит больше времени, чем на вердикт. Бывает, что присяжные в течение нескольких дней не могут вынести приговор. – Корва ухмыльнулся. – Пятнадцать лет я имею дело с судом. И все равно никогда не знаю, что получится.
Тайсон в раздумье сел на стул для прихожан и взглянул на часы.
– Двенадцать пятнадцать.
– Ничего не остается, как ждать. – Адвокат силился улыбнуться.
– Вы по доброй воле остаетесь с подсудимым? – проверил лояльность Корвы Тайсон.
– Думаю, что это так. Но если вы чувствуете себя здесь неуютно, мы можем посидеть в кутузке.
– Пожалуй, мы останемся здесь. – Тайсон углубился в свои мысли и некоторое время молчал. Корве, наоборот, захотелось выговориться.
– Помните, как мы бывало говорили во Вьетнаме? Нельзя отличить хороших парней от плохих. Поэтому убей их всех, а святой Петр отберет лучших. Когда я первый раз услышал об этом, мне показалось это забавным. Но когда это произошло – убийство местных жителей, – ничего забавного я больше в этом не видел. И только приготовившись к отъезду домой, я начал понемногу осмысливать происходящее. Думаю, не ошибусь, если скажу, что, находясь во Вьетнаме, вы потеряли связь с внешним миром и создали свой собственный. Это вы забыли сказать в своей маленькой речи. Это разрыв между сознанием своего долга, решением его не выполнять и добровольным приходом к этому решению, хотя оно противостоит вашим принципам.
Тайсон закурил, нервно щелкая зажигалкой.
– Я продолжаю возвращаться к прошлому. Стараюсь вспомнить, что чувствовал раньше, какие мысли приходили ко мне тогда. Но чем больше я прикладываю усилий, тем иллюзорнее становится эта история. Смешно сказать, что самые яркие впечатления от Вьетнама я получил в первые и последние дни службы. Вначале я еще открыто впитывал реальность, но недели проходили за неделями, и с каждым прожитым месяцем я все больше погружался в себя, начинал что-то отбрасывать, что-то искажать и особенно отрицать. Например, утром убили пятерых из взвода, а к обеду думаешь, что они вообще не существовали. Ты мог небрежно выстрелить в крестьянина и едва успеть перезарядить автомат, как выяснялось, что он – вооруженный до зубов солдат вьетконга. Поэтому все, что произошло в госпитале на самом деле, не стыкуется с показаниями Брандта, Фарли, Келли. Может быть, это было что-то другое. И если бы я пошел в штаб батальона и, увидев полковника, рассказал бы ему, что случилось, он бы, наверное, посчитал меня за сумасшедшего. Он бросил бы мне в лицо наспех написанный рапорт и показал бы мне приказ о моем награждении Серебряной звездой, а потом бы посоветовал взять себя в руки.
Корва похлопал по плечу Тайсона и сказал с грустью в голосе:
– Боже, Бен! В каком аду мы жили! Мы никогда уже не станем нормальными людьми.
– Еще бы!
– Да. Я совсем забыл передать вам от Карен Харпер привет и еще кое-что. Хотите услышать? – Лукавая ухмылка появилась на лице Корвы.
– Нет.
– Ну тогда ладно.
Сделав последнюю затяжку, Тайсон спросил безразличным тоном:
– Ну и что она хочет?
– Она просила передать, что сегодня в полночь кончается срок ее действительной службы. По этому поводу она угощает вас шампанским в любом заведении города по вашему выбору.
– За этой женщиной я мог бы приударить, – произнес мечтательно Тайсон.
– Конечно. Предложите ей пойти в бар какого-нибудь отеля. И если все пойдет как надо, не стесняйтесь в своих желаниях. – Корва подмигнул и цинично выругался для смаку.
Тайсону, как ни странно, пришлось по душе предложение Корвы, и он засмеялся первый раз за последний месяц.
– Вы просто омерзительны. Если я встречусь с ней, я попрошу вас сопровождать меня.
– Я обязательно там буду, – заверил его Корва.
– А вы заметили, что эта Синдел тоже неплохая штучка? И почему это я так привлекаю женщин-военнослужащих, а?
– Не знаю. Спросите своего «психа».
– Мой врач как-то раз сказал, что когда солдат уходит на войну, ему все заранее прощается.
– Разве? Как бы я хотел, чтобы он оказался один из присяжных.
– Но он уже умер.
Мужчины одновременно посмотрели на часы. Корва обеспокоенно спросил:
– Вы голодны?
– Нет. – Бен закурил. – А почему это вы решили, что я смогу завтра встретиться с Карен Харпер в баре?
– Я оптимист по натуре. Наверное, и Харпер тоже. Но я думаю, что некоторые присяжные захотят впаять вам срок, чтобы впредь неповадно было. Это традиционный подход. Они бы засудили капитана Браудера, попади он в окружение. Военные проявляют жесткость, когда требуется сочувствие, и наоборот. Они говорят, что, мол, мы живем, игнорируя гражданские концепции о добре и зле, и что у нас есть собственный кодекс и собственное разумение. «Где еще человек может получить пять лет тюрьмы, – спрашивают они, – за сон в неположенном месте и в неположенное время?»
Тайсон кивнул, соглашаясь.
– Я думал об этом. Спроул предупредил присяжных, чтобы не принимали крутых мер. Но он ведь судья. Он, кажется, не имеет отношения к военной прокуратуре. А эти пехотные офицеры тоже откуда-то понаехали.
– Да. В этом есть доля правды.
– Расскажите мне что-нибудь о войне. Мне скучно. Расскажите мне, как вы пробирались по тоннелю и получили Бронзовую звезду.
– Ладно. Я полз по этому тоннелю, а он все сужался и сужался, пока не уперся в проход шириной всего лишь в один фут.
– Это я слышал, – перебил его Тайсон.
– Хорошо. Потом я зажег шахтерский фонарик и наткнулся на восточного господина, который оказался бойцом народной армии освобождения, хотя я не увидел на его пижаме ни погон, ни знаков отличия. Поэтому я сунул руку в карман, помните, я оказался в самом узком месте тоннеля, и извлек из него пластиковую карточку с правилами ведения боя...
Тайсон второй раз за сегодняшний день хохотал.
– Не смейтесь надо мной. Это серьезно. Я раз шесть или семь приникал к этим правилам. И что же вы думаете? Я нашел-таки одно, соответствовавшее данной ситуации. «Сначала стреляй, а затем бросай вызов». Итак...
В дверь кабинета постучали, и Тайсон скользнул взглядом по стенным часам. Пять минут первого. Ленч.Сержант Ларсон с шумом распахнул дверь и переступил порог кабинета.
– Присяжные вынесли приговор. Следуйте за мной.
Тайсон быстро поднялся, схватил с письменного стола пилотку и зашагал по длинному коридору за Ларсоном и Корвой. Войдя в церковь, он вместе с Корвой подошел к столу зашиты и, стоя, приготовился выслушать приговор.
Тайсон изучал полупустой зал церкви. Кроме Марси, Дэвида и матери, в зрительном зале сидело еще несколько человек. Остальные, очевидно, и подумать не могли о такой расторопности присяжных.
Пирс, Вейнрот и Лонго дружно очищали свой стол от всех бумаг и документов.
Члены жюри стоически держались до прихода судьи, стараясь не разговаривать друг с другом.
Сержант, дежуривший у входа в зал, протрубил:
– Встать! Суд идет!
И в следующее мгновение к кафедре чуть косолапой походкой подошел судья Спроул. Взглянув на полупустой зал, он помедлил, а потом объявил о продолжении заседания трибунала.
Пирс поднялся. Краснота с его лица немного спала.
– Все участники процесса, присутствовавшие до закрытия заседания, вновь собрались в зале суда.
Спроул с почтением обратился к старшине присяжных:
– Мне сообщили, что вы лично огласите приговор.
Правильно?
– Правильно, – ответил Мур с места.
– Лейтенант Тайсон, доложите о своем присутствии старшине присяжных, – приказал скрипучим голосом судья.
Проходя путь от стола защиты до ковра, расстеленного перед присяжными, Тайсон обратил внимание, как публика бесшумно заполняет зал суда. Тайсон отдал честь полковнику Муру, остановившись напротив него.
Мур смотрел Тайсону прямо в глаза.
– Лейтенант Бенджамин Тайсон, мой долг как председателя суда сообщить вам, что суд на закрытом заседании, при открытом обсуждении и тайном голосовании и при согласованном мнении всех членов приговорил уволить вас из вооруженных сил Соединенных Штатов как комиссованного офицера и лишить денежного содержания, полагавшегося вам во время действительной службы.
В зале воцарилась мертвая тишина, словно, подумал Тайсон, кто-то выключил звук во время демонстрации фильма. Еще не веря своим ушам, Тайсон стоял перед присяжными, не зная, как поступить.
Кто-то из сердобольной публики зарыдал, а потом людское море всколыхнулось, все дружно поспешили к выходу. Тайсон поймал себя на том, что Корва теребит его за рукав.
– Вы что, так и будете стоять или домой пойдете?
– Домой. Я очень хочу домой, – простонал он.
Полковник Спроул объявил о закрытии заседания, но его уже никто не слушал. Толпа гудела как пчелиный рой.
Тайсон от радости устремился к боковой двери, по Корва мягко подтолкнул его к главному выходу.
– На сей раз мы выйдем из передней двери. На улице полно народу, и все хотят поздороваться с вами.
Марси и Дэвид пробрались к Бену и крепко обняли его. Тайсон поцеловал светившуюся от счастья мать, и они все вместе вышли под октябрьский дождь.
На мокрых мраморных ступенях Тайсона приветствовали сотни цветных зонтиков. А когда все Тайсоны сошли на тротуар, чьи-то заботливые руки подняли над ними зонты, спасая от холодных струй дождевой воды. Тайсон обхватил Марси и Дэвида и крепко прижал к груди.
– Пора идти домой, – сказал он.
Суд начался после выполнения всех процессуальных норм. Публика заняла все места, а многие еще стояли в проходе.
Тайсон оглядел церковь, свежие лица присутствующих и мельком посмотрел на хоры. У паперти появился Чет Браун и помахал рукой. Тайсон сделал вид, что не заметил его.
Бен перевел взгляд на свою семью. Марси послала ему воздушный поцелуй, Дэвид улыбался, сжимая над головой руки в знак солидарности, а мать смахнула упавшую на щеку слезинку. Рядом с Марси сидела Карен Харпер. Тайсон отметил, к своему неудовольствию, их оживленный разговор, видимо, о нем.
Состав обвинения казался в этот день на редкость гуманным. Все трое активно перешептывались. От него также не ускользнуло, с каким обожанием смотрит на Пирса майор Джудит Вейнрот, и Тайсон предположил, что у них бурный любовный роман.
Полковник Спроул перебирал документы, разложенные на кафедре. Прежде чем начать судебное заседание, он кивнул Пирсу, который объявил о присутствии всех участников суда, и только потом произнес:
– Подсудимый, встаньте.
Тайсон поднялся.
Спроул обратился к нему с заявлением:
– Лейтенант Тайсон, на сегодняшнем заседании вы можете дать показания о существовании смягчающих вину обстоятельств, а также обстоятельств, которые помогут уменьшить срок наказания. Вы можете свидетельствовать, присягая, а можете сделать заявление, не давая присягу. Но в последнем случае ваше заявление нельзя рассматривать как показание, поэтому обвинение не станет вам устраивать перекрестный допрос, а только попросит в случае надобности уточнить что-либо, вызывающее сомнение.
Тайсон отвечал громко и торжественно:
– Я хочу сделать заявление под присягой. Ваша честь.
Спроул одобрительно кивнул и, не теряя времени даром, пригласил Тайсона к месту дачи показаний.
Бен почувствовал, как сильно колотится его сердце, как трясутся руки первый раз с начала процесса. Он помешкал немного, и уже вставая, услышал голос Корвы:
– Я не собираюсь задавать вам вопросы или чего-то добиваться от вас. Вы предоставлены сами себе, лейтенант.
– Вот и отлично, – отходя от стола защиты, бросил Тайсон. – Всего, чего вы тут наговорили, хватит мне до конца жизни. – И, нисколько не колеблясь, приблизился к месту дачи показаний одновременно с Пирсом. Двое мужчин остановились в нескольких футах друг от друга, с этого расстояния Тайсону хорошо удалось рассмотреть веснушки на необыкновенно красном лице прокурора.
Пирс напустил на себя строгий вид.
– Поднимите правую руку.
Подняв руку, Тайсон заглянул в воспаленные глаза Пирса, пока тот декламировал:
– Клянетесь ли вы говорить суду правду, одну только правду и ничего, кроме правды, до поможет вам Бог?
– Клянусь.
– Пожалуйста, садитесь, – сдержанно пригласил обвинитель.
Видя садящегося Тайсона, Корва сказал с места:
– Ваша честь, члены жюри, лейтенант Тайсон готов сделать заявление.
Тайсон увидел множество встревоженных взглядов; все с нетерпением ждали его показаний. Для него более не существовал полковник Спроул с его суетливостью и беспокойством, проявленными в ходе слушания дела, а был только Пирс, чуть подавшийся вперед, со сложенными на груди руками, приготовившийся внимать. У Тайсона мелькнула догадка, что прокурор ведет себя так нарочито для того, чтобы позлить его. Но, поразмыслив немного, он нашел в этом что-то нелепое. Вейнрот и Лонго сидели прямо, даже скованно, как подобает военнослужащим. Команда присяжных находилась слева от него, и он заметил их слегка повернутые в его сторону лица.
– Я понимаю, – заговорил Бенджамин Тайсон спокойным и уверенным голосом, – что любое сделанное мной здесь заявление по поводу смягчающих вину обстоятельств может быть истолковано как самозащита. Но военное судопроизводство уникально в том смысле, что позволяет осужденному человеку выносить на суд определенные факты, способные смягчить его приговор. Однако я не уверен, что будет правильным еще раз вникать в детали моей личной жизни, поскольку вы знаете их достаточно хорошо благодаря неустанному вниманию, окружившему меня еще до процесса. У меня также нет уверенности, что необходимо еще раз попытаться рассказать об ужасах войны, о которых вам уже поведали. Я понимаю, что кодекс признает изнуренность солдат боями за смягчающее вину обстоятельство в таком преступлении, как убийство. Но мы с вами знаем, что преступление, за которое меня осудили, произошло не в том госпитале, а несколькими днями позже в базовом лагере, когда я прошел мимо штаба батальона и не сумел войти туда, чтобы выполнить свой долг. И я не могу с уверенностью сказать, что, случись такое со мной еще раз, я бы как положено доложил командиру роты. Наоборот, попади я в такую ситуацию вновь, я бы сделал то же самое. И хотя от этого зависит моя жизнь и свобода, мне трудно сказать, почему я добровольно пошел на сокрытие преступления. Я помню, у меня возникла вскользь мысль о том, что следует составить рапорт о совершении массового убийства. Но только вскользь. Это явилось результатом моей офицерской подготовки и нравственного воспитания. Меня недолго мучили угрызения совести, когда я решил манкировать своими обязанностями офицера и никогда в жизни не рассказывать об этом преступлении. Я чувствовал, что поступаю правильно. Если бы я изложил вам это иначе, то вы бы поинтересовались, собственно, почему это я не изменил своего первоначального решения, которое, как я знал, было аморальным и незаконным. Поэтому я и осужден.
Тайсон ободрился, глядя на серьезные лица, полные сочувствия, и продолжил:
– Что же касается моих подчиненных, то у вас может возникнуть филантропическая мысль о том, что я защищал их из чувства товарищества, лояльности и покровительства. Может быть, в этом есть доля правды, хотя мы с вами знаем, что отношения офицеров и солдат не должны доходить до панибратства. Мне искренне жаль их, чьи жизненные обстоятельства, вероятно, после свидетельских показаний изменятся в худшую сторону, однако это хоть небольшая, но плата за то зло, которое солдаты первого взвода роты «Альфа» совершили в том госпитале. Я выражаю сочувствие их семьям, узнавшим о своих сыновьях и мужьях много нелестных вещей. Через день или два после убийства Лэрри Кейна я написал письмо его матери, выразив соболезнование по поводу понесенной ею утраты. Я сообщил ей, что ее сын погиб в бою смертью храбрых. Он действительно был отважным человеком во многих отношениях, но умер он так, как не подобает умирать солдату, и я вновь приношу его семье свои соболезнования.
Тайсон смело взглянул в сторону присяжных.
– Когда мой защитник, мистер Корва, спросил меня, хотел бы я сделать заявление под присягой для уменьшения срока наказания или заявление, способное смягчить мою вину, то я ответил ему, что не могу думать ни о каких смягчающих вину обстоятельствах. – Он передохнул немного, потом заглянул в глаза каждому присяжному. – А сидеть на этом месте я больше не хочу.
Полковник Спроул подождал некоторое время, но, поняв, что Тайсон больше ничего не может предложить суду, обратился к полковнику Пирсу:
– Желает ли обвинение опровергнуть заявление подсудимого?
Пирс уже поднялся и хотел подать голос, но его опередил Корва, вынырнувший на середину зала:
– Подсудимый еще не закончил, Ваша честь.
Удивление читалось в глазах старика Спроула.
– Мне показалось, что он сказал все, мистер Корва.
– Нет, Ваша честь. – Корва повернулся к Тайсону, лицо которого исказилось от злости. Несмотря на это, защитник задал ему вопрос: – Пребывали ли вы после инцидента в состоянии полного раскаяния?
Откинувшись на спинку стула, Тайсон закинул ногу на ногу.
– Да.
– А сейчас вы раскаиваетесь? – жалил его Корва.
– Думаю, что да, – кратко ответил Тайсон.
– А можете ли вы сказать, что вас до сих пор преследуют мысли и сны о том кровопролитии?
Тайсон с тяжелым вздохом взглянул на своего защитника. Он понял, что Корва не намерен оставлять его заявление без точки над "i". По выражению его лица Тайсон определил, что в душе итальянца царят смятение и беспокойство.
– Вас преследуетслучившееся в госпитале?
– А вас бы не преследовало? – огрызнулся Тайсон.
– Обращались ли вы за помощью к психиатру по возвращении из Вьетнама?
Тайсон покосился на присяжных и заметил, что некоторые от неловкости заерзали на стуле. Он промолчал.
– Вы обращались к специалисту, не так ли? – настаивал на ответе Корва. – Убив Лэрри Кейна, вы подумали, что сделали все возможное, чтобы подавить мятеж и остановить резню?
– Трудно сказать.
– Разве вы не можете давать полные ответы? – повысил голос Корва.
Публика заволновалась. Тайсон смущенно посматривал то на Корву, то на Пирса. Вейнрот и Лонго недоуменно переглянулись.
– Разве вы не думали, – Корва перешел на крик, – что физическое переутомление после боевых операций или тяжелых сражений списывает то, что произошло в том госпитале? И если «Кодекс военных законов» признаёт это, тогда, может быть, вы тоже признаете?
– Не хотел бы я, чтобы мое дело прямо сейчас заслушали еще раз, – устало процедил Тайсон.
– Отвечайте на вопрос, – горячился Корва. – Испытывали ли вы физическую усталость или нет от недавнего боя?
Тайсон встал.
– Я сказал суду то, что должен был сказать! В моем заявлении нет ни смягчающих вину обстоятельств, ни каких-либо других заслуживающих внимания сообщений.
Корва хотел ответить, но Спроул помешал притворным кашлем.
– Мистер Корва, ваш клиент желает закончить свое заявление?
– Нет.
– Да, – отозвался Тайсон и шагнул в сторону от свидетельского места, но Корва преградил ему дорогу.
Из зала послышались громкие реплики. Спроул призвал присутствующих к порядку и сказал негодующему Корве:
– Это довольно странно.
И только посмотрев защитнику в глаза, Тайсон осознал, в каком страшном напряжении, безусловно, хорошо завуалированном, находится Корва. Он сел на место и спокойно сказал:
– Считаю, что физическая усталость после боевых действий может объяснить почти все, что случилось.
Корва, казалось, успел взять себя в руки и, удовлетворенный ответом, быстро кивнул.
Спроул, желая снять напряжение, обратился к адвокату:
– Мистер Корва, может быть, вам нужен перерыв?
Корва тыльной стороной ладони потер щеку.
– Нет, Ваша честь.
– Ваша честь, я закончил свою речь, – без колебаний сказал Тайсон и посмотрел на качающегося словно под гипнозом Корву.
– Очень хорошо. – В голосе судьи послышались нотки облегчения. Он рассеянно посмотрел на Пирса. – Желает ли обвинение опровергнуть заявление подсудимого?
Заносчивый Пирс делал ударение на каждом слове:
– Кажется, защитник уже сделал это без меня.
Зрители встретили шутку Пирса громким смехом. Судья покосился в сторону смеявшихся и спросил полковника Мура:
– У присяжных есть вопросы к подсудимому? – Получив отрицательный ответ, Спроул сказал Тайсону с легким сердцем: – Вы свободны, лейтенант.
– Слушаюсь, – отчеканил Тайсон, поднимаясь со стула, и подтолкнул Корву в сторону стола защиты, за который тот сел как подкошенный.
Полковник Спроул заговорил извиняющимся тоном:
– Объявляю пятиминутный перерыв без выхода из зала суда. – Судья сделал вид, что разбирает бумаги. Его примеру последовали обвинители и присяжные.
– С вами все в порядке? – нагнулся Тайсон к взмыленному Корве.
Корва отпил немного воды.
– Сейчас лучше.
– Ну, как вам понравилось наше единоборство?
Корва смущенно улыбнулся.
– Я просто поскользнулся на повороте.
– Никогда не идите на личный контакт со своими клиентами, – посоветовал Тайсон.
Корва молча допил воду. Минуты отсчитывались тишиной зала. Потом Спроул оживился и спросил Пирса:
– Желает ли обвинение представить суду аргументы для вынесения приговора?
Пирс выдержал паузу, потом уклончиво ответил:
– Присяжные располагают фактами, благодаря которым достигнут решения по вынесению соответствующего приговора.
Спроул повторил тот же вопрос Корве, но уставший защитник отвечал, не вставая:
– Защита тоже считает, что присяжные располагают необходимыми фактами для того, чтобы вынести соответствующий приговор.
– Итак, настало время дать наставления присяжным заседателям, – заговорил Спроул непринужденно, – относительно мер наказания. – Он откашлялся и начал: – Вы берете на себя ответственность за вынесение приговора, во время обсуждения которого бы можете учесть все смягчающие вину обстоятельства. Вы имеете право принять в расчет происхождение и характер подсудимого, его репутацию и послужной список, включая награды, медали, благодарности, полученные во время службы в армии. Вы также должны учитывать, что желаемым результатом приговора является не само наказание, не устрашение или восстановление в правах и не защита общества. Конечный продукт осуждения высшим военным судом и вынесенный приговор должны отражать военные задачи, включающие в себя поддержание дисциплины, выполнение приказа, службу на благо отечества и сохранение таких служебных понятий, как честь и долг. Если подсудимый – офицер, от него по армейским традициям и закону следует потребовать более строгого соблюдения военной дисциплины.
Спроул немного выдохся, поэтому прервался на некоторое время. Вес ждали, когда он продолжит. Судья обвел взглядом вершителей судеб и заявил в заключение:
– Вынося приговор, вы также обязаны принять во внимание доминирующие условия в момент совершения воинского преступления. Хотя не существует и по идее не должна существовать оговорка о давностных сроках в отношении такого преступления, как убийство, но тем не менее вы можете учесть при вынесении приговора, что подсудимый совершил проступок восемнадцать лет назад. А поскольку все эти годы он являлся гражданским лицом, то вы можете подвергнуть более тщательному изучению его общественное положение, достижения, его возраст и статус семейного человека. – Спроул обратился к старшине присяжных: – Вопросы есть?
Полковник Мур переглянулся с присяжными.
– Вопросов нет.
– Для вынесения приговора можете пройти в совещательную комнату. Если к четырнадцати тридцати вы не придете к согласованному решению, вы имеете право остаться в совещательной комнате до окончательного решения. Пожалуйста, держите суд в курсе. На этом заседание считаю закрытым.
~~
Подсудимый и защитник медленно побрели по длинному коридору к кабинету раввина Вейтца. Раввин встретил их и начал наставлять Тайсона:
– Я пришел. Я пробыл здесь все утро и так и не понял, на чьей вы стороне.
– Вот и я бы хотел это знать, – огорченно признался Корва. – Это было худшее заявление, которое я когда-либо слышал от подсудимого.
Тайсон обратил внимание, что Корва пришел немного в себя, но казался каким-то угрюмым.
– Поделом вам, упрямец вы этакий, если присяжные дадут вам годков так... дцать... за ваш гнусный язык, – окатил его презрением защитник.
Раввин Вейтц вступил в разговор, одобряя порицания Корвы:
– Если бы у вас наблюдались изменения душевного состояния, тогда бы вас сюда не вызвали. Тайсон раздраженно отмахнулся от них:
– Я сказал, что должен был сказать.
– Вам нужно было сегодня спрятать свое самолюбие подальше, – возразил Корва.
– Вы сказали мне, что я могу говорить все, что захочу.
– Я предполагал, что вы скажете о том, как убийцы разгуливают на свободе. И прежде чем выносить приговор, присяжные должны учесть это. Я-то думал, что вы поняли, какую цель мы преследуем... ну да ладно... черт с ним.
Раввин взял кейс и направился к выходу. На пороге он остановился и недовольно пробормотал:
– В следующий раз, когда они соберутся созывать трибунал, пусть подыщут более подходящее место. Да благословит вас Господь.
Корва услышал в коридоре тяжелые шаги уходившего раввина. Он сел за его стол выпить охлажденной воды.
Тайсон стоял у окна и наблюдал за грязными потоками дождя, бегущими по тротуарам в сточную канаву. В десяти футах от здания церкви на газончике мокли двое полицейских, повесив на плечи свои М-16.
– Да. Отсюда не убежишь.
– Что вы там увидели такого интересного? – продолжал дуться Корва.
– Они выставили охрану с автоматами.
– А вы чего ждали? – огрызнулся защитник.
Тайсон скорчил гримасу.
– Почему вы это сделали?
– Сделал что? – отбивался адвокат.
– Вы прекрасно знаете, черт бы вас побрал, что я имею в виду.
Корва ответил не сразу. Он объяснил, странно округлив глаза:
– Я сделал это потому... в общем, я не мог сидеть и смотреть, как вы корчитесь на горячей сковородке, плотно сжав губы.
– Ладно. Вы поступили по-своему, а я по-своему. И в результате получилось... кто в лес, а кто по дрова. – Тайсон сверил часы. – Сколько времени это займет? И сколько мне дадут?
Корва заговорил примирительно:
– Им очень многое нужно взвесить и решить. Иногда на приговор уходит больше времени, чем на вердикт. Бывает, что присяжные в течение нескольких дней не могут вынести приговор. – Корва ухмыльнулся. – Пятнадцать лет я имею дело с судом. И все равно никогда не знаю, что получится.
Тайсон в раздумье сел на стул для прихожан и взглянул на часы.
– Двенадцать пятнадцать.
– Ничего не остается, как ждать. – Адвокат силился улыбнуться.
– Вы по доброй воле остаетесь с подсудимым? – проверил лояльность Корвы Тайсон.
– Думаю, что это так. Но если вы чувствуете себя здесь неуютно, мы можем посидеть в кутузке.
– Пожалуй, мы останемся здесь. – Тайсон углубился в свои мысли и некоторое время молчал. Корве, наоборот, захотелось выговориться.
– Помните, как мы бывало говорили во Вьетнаме? Нельзя отличить хороших парней от плохих. Поэтому убей их всех, а святой Петр отберет лучших. Когда я первый раз услышал об этом, мне показалось это забавным. Но когда это произошло – убийство местных жителей, – ничего забавного я больше в этом не видел. И только приготовившись к отъезду домой, я начал понемногу осмысливать происходящее. Думаю, не ошибусь, если скажу, что, находясь во Вьетнаме, вы потеряли связь с внешним миром и создали свой собственный. Это вы забыли сказать в своей маленькой речи. Это разрыв между сознанием своего долга, решением его не выполнять и добровольным приходом к этому решению, хотя оно противостоит вашим принципам.
Тайсон закурил, нервно щелкая зажигалкой.
– Я продолжаю возвращаться к прошлому. Стараюсь вспомнить, что чувствовал раньше, какие мысли приходили ко мне тогда. Но чем больше я прикладываю усилий, тем иллюзорнее становится эта история. Смешно сказать, что самые яркие впечатления от Вьетнама я получил в первые и последние дни службы. Вначале я еще открыто впитывал реальность, но недели проходили за неделями, и с каждым прожитым месяцем я все больше погружался в себя, начинал что-то отбрасывать, что-то искажать и особенно отрицать. Например, утром убили пятерых из взвода, а к обеду думаешь, что они вообще не существовали. Ты мог небрежно выстрелить в крестьянина и едва успеть перезарядить автомат, как выяснялось, что он – вооруженный до зубов солдат вьетконга. Поэтому все, что произошло в госпитале на самом деле, не стыкуется с показаниями Брандта, Фарли, Келли. Может быть, это было что-то другое. И если бы я пошел в штаб батальона и, увидев полковника, рассказал бы ему, что случилось, он бы, наверное, посчитал меня за сумасшедшего. Он бросил бы мне в лицо наспех написанный рапорт и показал бы мне приказ о моем награждении Серебряной звездой, а потом бы посоветовал взять себя в руки.
Корва похлопал по плечу Тайсона и сказал с грустью в голосе:
– Боже, Бен! В каком аду мы жили! Мы никогда уже не станем нормальными людьми.
– Еще бы!
– Да. Я совсем забыл передать вам от Карен Харпер привет и еще кое-что. Хотите услышать? – Лукавая ухмылка появилась на лице Корвы.
– Нет.
– Ну тогда ладно.
Сделав последнюю затяжку, Тайсон спросил безразличным тоном:
– Ну и что она хочет?
– Она просила передать, что сегодня в полночь кончается срок ее действительной службы. По этому поводу она угощает вас шампанским в любом заведении города по вашему выбору.
– За этой женщиной я мог бы приударить, – произнес мечтательно Тайсон.
– Конечно. Предложите ей пойти в бар какого-нибудь отеля. И если все пойдет как надо, не стесняйтесь в своих желаниях. – Корва подмигнул и цинично выругался для смаку.
Тайсону, как ни странно, пришлось по душе предложение Корвы, и он засмеялся первый раз за последний месяц.
– Вы просто омерзительны. Если я встречусь с ней, я попрошу вас сопровождать меня.
– Я обязательно там буду, – заверил его Корва.
– А вы заметили, что эта Синдел тоже неплохая штучка? И почему это я так привлекаю женщин-военнослужащих, а?
– Не знаю. Спросите своего «психа».
– Мой врач как-то раз сказал, что когда солдат уходит на войну, ему все заранее прощается.
– Разве? Как бы я хотел, чтобы он оказался один из присяжных.
– Но он уже умер.
Мужчины одновременно посмотрели на часы. Корва обеспокоенно спросил:
– Вы голодны?
– Нет. – Бен закурил. – А почему это вы решили, что я смогу завтра встретиться с Карен Харпер в баре?
– Я оптимист по натуре. Наверное, и Харпер тоже. Но я думаю, что некоторые присяжные захотят впаять вам срок, чтобы впредь неповадно было. Это традиционный подход. Они бы засудили капитана Браудера, попади он в окружение. Военные проявляют жесткость, когда требуется сочувствие, и наоборот. Они говорят, что, мол, мы живем, игнорируя гражданские концепции о добре и зле, и что у нас есть собственный кодекс и собственное разумение. «Где еще человек может получить пять лет тюрьмы, – спрашивают они, – за сон в неположенном месте и в неположенное время?»
Тайсон кивнул, соглашаясь.
– Я думал об этом. Спроул предупредил присяжных, чтобы не принимали крутых мер. Но он ведь судья. Он, кажется, не имеет отношения к военной прокуратуре. А эти пехотные офицеры тоже откуда-то понаехали.
– Да. В этом есть доля правды.
– Расскажите мне что-нибудь о войне. Мне скучно. Расскажите мне, как вы пробирались по тоннелю и получили Бронзовую звезду.
– Ладно. Я полз по этому тоннелю, а он все сужался и сужался, пока не уперся в проход шириной всего лишь в один фут.
– Это я слышал, – перебил его Тайсон.
– Хорошо. Потом я зажег шахтерский фонарик и наткнулся на восточного господина, который оказался бойцом народной армии освобождения, хотя я не увидел на его пижаме ни погон, ни знаков отличия. Поэтому я сунул руку в карман, помните, я оказался в самом узком месте тоннеля, и извлек из него пластиковую карточку с правилами ведения боя...
Тайсон второй раз за сегодняшний день хохотал.
– Не смейтесь надо мной. Это серьезно. Я раз шесть или семь приникал к этим правилам. И что же вы думаете? Я нашел-таки одно, соответствовавшее данной ситуации. «Сначала стреляй, а затем бросай вызов». Итак...
В дверь кабинета постучали, и Тайсон скользнул взглядом по стенным часам. Пять минут первого. Ленч.Сержант Ларсон с шумом распахнул дверь и переступил порог кабинета.
– Присяжные вынесли приговор. Следуйте за мной.
Тайсон быстро поднялся, схватил с письменного стола пилотку и зашагал по длинному коридору за Ларсоном и Корвой. Войдя в церковь, он вместе с Корвой подошел к столу зашиты и, стоя, приготовился выслушать приговор.
Тайсон изучал полупустой зал церкви. Кроме Марси, Дэвида и матери, в зрительном зале сидело еще несколько человек. Остальные, очевидно, и подумать не могли о такой расторопности присяжных.
Пирс, Вейнрот и Лонго дружно очищали свой стол от всех бумаг и документов.
Члены жюри стоически держались до прихода судьи, стараясь не разговаривать друг с другом.
Сержант, дежуривший у входа в зал, протрубил:
– Встать! Суд идет!
И в следующее мгновение к кафедре чуть косолапой походкой подошел судья Спроул. Взглянув на полупустой зал, он помедлил, а потом объявил о продолжении заседания трибунала.
Пирс поднялся. Краснота с его лица немного спала.
– Все участники процесса, присутствовавшие до закрытия заседания, вновь собрались в зале суда.
Спроул с почтением обратился к старшине присяжных:
– Мне сообщили, что вы лично огласите приговор.
Правильно?
– Правильно, – ответил Мур с места.
– Лейтенант Тайсон, доложите о своем присутствии старшине присяжных, – приказал скрипучим голосом судья.
Проходя путь от стола защиты до ковра, расстеленного перед присяжными, Тайсон обратил внимание, как публика бесшумно заполняет зал суда. Тайсон отдал честь полковнику Муру, остановившись напротив него.
Мур смотрел Тайсону прямо в глаза.
– Лейтенант Бенджамин Тайсон, мой долг как председателя суда сообщить вам, что суд на закрытом заседании, при открытом обсуждении и тайном голосовании и при согласованном мнении всех членов приговорил уволить вас из вооруженных сил Соединенных Штатов как комиссованного офицера и лишить денежного содержания, полагавшегося вам во время действительной службы.
В зале воцарилась мертвая тишина, словно, подумал Тайсон, кто-то выключил звук во время демонстрации фильма. Еще не веря своим ушам, Тайсон стоял перед присяжными, не зная, как поступить.
Кто-то из сердобольной публики зарыдал, а потом людское море всколыхнулось, все дружно поспешили к выходу. Тайсон поймал себя на том, что Корва теребит его за рукав.
– Вы что, так и будете стоять или домой пойдете?
– Домой. Я очень хочу домой, – простонал он.
Полковник Спроул объявил о закрытии заседания, но его уже никто не слушал. Толпа гудела как пчелиный рой.
Тайсон от радости устремился к боковой двери, по Корва мягко подтолкнул его к главному выходу.
– На сей раз мы выйдем из передней двери. На улице полно народу, и все хотят поздороваться с вами.
Марси и Дэвид пробрались к Бену и крепко обняли его. Тайсон поцеловал светившуюся от счастья мать, и они все вместе вышли под октябрьский дождь.
На мокрых мраморных ступенях Тайсона приветствовали сотни цветных зонтиков. А когда все Тайсоны сошли на тротуар, чьи-то заботливые руки подняли над ними зонты, спасая от холодных струй дождевой воды. Тайсон обхватил Марси и Дэвида и крепко прижал к груди.
– Пора идти домой, – сказал он.