– А где же еда?
   – Я не голоден.
   – А вдруг я проголодался, тогда что? – проворчал Тайсон.
   – Съешьте оливки.
   – Так нет никаких оливок.
   Не отрываясь от документов, Корва делал глоток за глотком и пожимал плечами.
   Чувствуя, что теряет душевное равновесие, Тайсон иронично спросил:
   – Ну, как обстоят дела у обвинения?
   – Неплохо.
   – А у защиты?
   – Рано говорить.
   Тайсон, ошеломленный равнодушием адвоката, нервно зашагал по комнате.
   – Вы даже не возражали против наводящих вопросов Пирса! – изумлялся он.
   – А почему я должен возражать? – развел руками Корва. – Они мне кажутся интересными. Послушайте, Бен, Брандт – свидетель Пирса. Обвинитель, руководящий своим свидетелем, – явление быстро проходящее. Дайте им станцевать вместе.
   Тайсон от досады хлопнул себя по ляжкам.
   – Что за черт!
   Корва твердо возразил:
   – Я тут собираюсь выяснить у вас кое-что по поводу заявлений Брандта, поэтому попрошу давать краткие и точные ответы, которые я использую при перекрестном допросе.
   – О'кей.
   Корва нахмурился и сказал, засмотревшись в окно:
   – Надеюсь, наши свидетели будут отвечать обстоятельно и подробно.
   – Надеюсь, – сам не зная на что, злился Тайсон, – вы обстоятельно и подробно расспросите их.
   Адвокат поморщился, будто вспомнил о чем-то неприятном.
   – Как бы я хотел, чтобы наши свидетели не рассказывали о перестрелке в больничных палатах, потому что Брандт с Фарли назвали это ненужным кровопролитием. Это может сбить с толку присяжных.
   ~~
   Ровно в шесть вечера сильный голос Пирса эхом отозвался в дальних уголках здания церкви:
   – На заседание собрались все участвующие в суде стороны. Суд продолжает работу.
   Обвинитель вновь напомнил свидетелю, что он под присягой, но Тайсон нутром почувствовал, что на сей раз показания Брандта не сулят ничего хорошего.
   Пирс начал с разминочных вопросов, потом вновь очутился на пороге госпиталя Мизерикорд. На этом этапе дознания прокурор со своим свидетелем развили такое взаимопонимание и так отработали синхронность речевых моделей, что все сразу догадались о длительных репетициях, предшествовавших их слаженной деятельности. Но один раз все же Брандт смазал ответ, и Пирс, судя по выражению его лица, остался не очень доволен. И вот наконец обвинитель сподобился добраться до второго этажа больницы, и почти осязаемое волнение в зале подстегнуло его приступить к развязке событий.
   – Что вы увидели, войдя в эту комнату?
   – Я сразу понял, что это была операционная. По имеющемуся в ней медицинскому оборудованию я заключил, что госпиталь до начала боевых действий являлся скорее санаторием, чем больницей. Мои догадки основывались на том, что, во-первых, здание выстроили французы и, во-вторых, оно по стилю не подходило к казенному учреждению, а больше напоминало загородный дом отдыха.
   Пирс выказывал поразительное терпение, пока Стивен Брандт давал профессиональную оценку архитектуре здания, медоборудованию и планировке. У Тайсона мелькнула мысль, что вряд ли Пирс или кто другой стал бы так возиться с Брандтом, будь он не практикующим врачом, а увечным безработным ветераном той позорной войны. Брандт опустил детали и перешел к главному:
   – В операционной стояли семь операционных столов. Стены и потолок оштукатурены. На окнах вместо стекла сетка от насекомых, пол выложен кафелем. Операционная была набита людьми. В госпитале горел электрический свет – видимо, ток вырабатывал местный генератор, потому что каждый операционный стол освещали свисавшие лампы накаливания. Под потолком вовсю крутились вентиляторы, но все равно в помещении стоял дух гниющей плоти и открытых рая. Повсюду летали мухи. В предоперационной я заметил туалет и раковину с краном и предположил, что вода поступает из цистерны, установленной на крыше, воду для стерилизации инструментов тоже брали оттуда я кипятили на плите, растапливаемой древесным углем.
   Вот в таких примитивных условиях работали эта мужественные люди, да плюс еще страшная антисанитария.
   Посмотрев на Пирса, Тайсон решил, что тот готов зааплодировать, хотя по его виду не чувствовалось, что он с большим вниманием слушает Брандта.
   Обвинитель переключился на вопросы.
   – Кто с вами вошел в операционную?
   – Я не могу вспомнить всех, но то, что со мной были лейтенант Тайсон, его радист Келли и Ричард Фарли, я помню хорошо. Кажется, вошли еще двое. Фарли помогал хромавшему Муди. Остальные несли громко стонавшего Петерсона.
   – Сколько людей находилось в операционной и кто это был?
   – Там работали примерно двадцать человек медперсонала. В основном врачи-европейцы мужского пола, санитары из местных жителей – мужчины и женщины. Также сестры милосердия. Многие из них носили монашескую одежду, на шее висел крест. В госпитале встречались предметы отправления религиозных обрядов, и я подумал, что они католики.
   С тяжким вздохом Корва наклонился к Тайсону и процедил сквозь зубы:
   – Я бывал на заседаниях трибунала, где торчали до полуночи.
   – Брандт работает без устали. Прямо упивается свободой слова, – досадуя, ответил Тайсон.
   – Пирс тоже от него не отстает, – подхватил Корва. – Думаю, он закончит сегодня с Брандтом, пока они оба в ударе. Иногда перенос допроса свидетеля на следующий день портит впечатление о нем.
   – Кто-нибудь из персонала поздоровался с вами? – спросил Пирс Брандта.
   – Нет. Но лейтенант Тайсон обратился с приветствием к врачу, стоявшему ближе к двери. Врач занимался пациентом с сильно покалеченной ногой. Лейтенант Тайсон подошел к операционному столу и разговорился с врачом.
   – На каком языке?
   – Сначала на английском. Оперируя пациента, врач сказал что-то помогавшей ему медсестре по-французски, и тогда наш командир тоже перешел на французский.
   – Вы сами говорите по-французски?
   – Нет. Но я могу распознать этот язык.
   – Они разговаривали дружелюбно?
   – Отнюдь. С самого начала они употребляли крепкие выражения, как мне показалось.
   – А что явилось тому причиной?
   – Полагаю, лейтенант Тайсон настаивал на операции Петерсона. Командир несколько раз обращался к нам с Келли на родном языке, поэтому я понимал суть его требований.
   Чем больше Пирс задавал вопросов, тем больше информации получал суд; ни Фарли в своих показаниях, ни Пикар в своей книге не упоминали об этих фактах. После пятнадцатиминутного допроса, касавшегося минутной перепалки Тайсона с французским врачом, Пирс спросил:
   – Как вы тогда оценивали состояние здоровья Петерсона?
   – Я несколько раз высказывал свое мнение лейтенанту Тайсону. У Петерсона была смертельная рана. Его мог спасти только хирург, специализирующийся на операциях в области грудной клетки, в хорошо оснащенной больнице. Под деревней Фулай я столкнулся с подобным ранением. Я пробовал повлиять на командира, неоднократно подчеркивая: если мы хотим спасти Петерсона, нужно вызвать санитарный вертолет. Но он не послушал меня.
   – Объяснил ли он вам, по какой причине он этого не делает?
   – Нет. Он считал, что раз уж мы добрались до больницы, то он обязан сделать все возможное, чтобы его солдату оказали медицинскую помощь. Я объяснил ему, что вряд ли при таком оснащении больницы кто-нибудь возьмется за операцию на грудной клетке. Думаю, что и тот врач пытался втолковать ему это же. – Брандт тяжело вздохнул, выдерживая паузу, как хороший актер, и потом уже сказал: – Я ему говорил, чтобы он забыл о Петерсоне. У него падало кровяное давление, дыхание становилось прерывистым. Одним словом, парень отходил в мир иной.
   – Как отреагировал Тайсон на ваши слова?
   – Не очень хорошо. Он находился в таком возбужденном состоянии... у меня создалось впечатление, что он больше стремится навязать свою волю тому врачу и остальному медперсоналу, чем оказать помощь умирающему Артуру Петерсону.
   Неожиданное падение стула отвлекло внимание суда. Все посмотрели в ту сторону, откуда донесся грохот. У стола защиты с пылающим от ярости лицом и трясущимися руками стоял Бен Тайсон и гневно смотрел на Брандта. Немая сцена длилась не более минуты, но Корва пальцем не пошевельнул, чтобы водворить своего клиента на место.
   Хриплый бас полковника Спроула нарушил тишину зала:
   – Подсудимый, займите, пожалуйста, свое место. – Не успел Тайсон выполнить просьбу судьи, как тот поспешил сказать: – Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.
   ~~
   Адвокат и подсудимый молча вошли в кабинет раввина. Прикрывая за собой дверь, Корва сказал, подмигнув Тайсону:
   – Вы сбили спесь со старика Спроула. А Брандт как побелел, а? – Корва продолжал, напуская на себя бодрый вид: – У присяжных не возникло и тени сомнения, что вы согнули этого лекаришку пополам.
   Тайсон устало подошел к окну и закурил.
   Корва лишь хотел казаться бодрым, а вот Тайсона решил взбодрить по-настоящему, поэтому не отступался:
   – Безусловно, в этой маленькой сцене есть и своя положительная сторона. Я заметил, что полковник Амос Мур впервые за последние два дня улыбнулся. Знаете ли, давно я не видывал такой легкой одобрительной ухмылки у старшины присяжных.
   Тайсон стоял у окна каменным изваянием и молчал. Корва заверил, скрестив руки на груди:
   – Им не по душе, Бен, этот маленький кусок дерьма.
   – Но они верят ему. И Пирс верит, что я приказал расстрелять вражеских солдат в этом госпитале.
   – О да. И это дает ему решимость выступать в качестве обвинителя. А факт сокрытия этого происшествия формально и юридически можно подвести под убийство. Но ни он, ни правительство не стали бы проявлять такой интерес к делу, если бы у них не появилось против вас так много обвинений. Нет, им приходитсяверить, что ваш незаконный приказ совершить выборочное убийство повлек за собой убийство остальных, находившихся в госпитале.
   Раздался настойчивый стук в дверь, и полицейский крикнул за дверью:
   – Пора!
   ~~
   Полковник Пирс некоторое время осматривал свой стол, потом, уставившись на свидетеля, спросил с коварной усмешкой:
   – Что произошло в результате ссоры лейтенанта Тайсона и врача?
   – Лейтенант Тайсон дал ему пощечину.
   Пирс задумчиво покачал головой, точно неоднократно слышал это раньше.
   – Не могли бы вы своими словами рассказать, что произошло дальше? Не торопитесь, доктор, составьте картину происшествия, опираясь на свои воспоминания.
   Скрестив ноги, Брандт откинулся на спинку стула. В задумчивости он постукивал кончиками пальцев одной руки о кончики пальцев другой. Потом, чуть наклонив голову в сторону, он искоса посмотрел на Пирса, будто пытался предупредить, что воспоминания могут пошатнуть его слабое здоровье, однако вместо этого пустился в долгое и утомительное повествование:
   – Потом Ричард Фарли вскинул автомат и ударил врача прикладом в пах. Тот согнулся от боли, а лейтенант Тайсон приказал Фернандо Белтрану убрать пациента со стола. Белтран выполнил приказ, буквально сбросив мужчину с изуродованной ногой на пол. Двое солдат подняли Петерсона и уложили на операционный стол. Медсестра вставила ему в горло трубку и с помощью ножного насоса стала откачивать кровь. Но раненому требовалось сделать переливание крови, чтобы стабилизировать давление, кроме того, было необходимо провести немедленную эксплоративную операцию на предмет скопления крови в желудке. Думаю, что медперсонал хотел только показать, что спасает ему жизнь, для того чтобы не допустить бойни.
   Брандт обвел взглядом окружающих, темные витражи и неожиданно понял, что находится здесь с самого утра. Откашлявшись, он продолжил:
   – Теперь Петерсон лежал на столе, им занимались. Лейтенант Тайсон начал отдавать распоряжения. Он приказал обыскать все помещения в поисках вражеских солдат.
   Пирс оборвал его:
   – Простите. Кому он приказал это сделать? Не могли бы вы в общих чертах описать структуру командования и развертывание вашего взвода?
   Брандт сосредоточился и заговорил не спеша:
   – К госпиталю подошли девятнадцать человек. Как я сказал раньше, взвод имел потери в живой силе и после тяжелых боев почти никого не осталось. На тот момент эти девятнадцать представляли два уцелевших отделения. Проследить за действиями каждого не представлялось возможным, так как во взводе, кроме только что произведенного в чин сержанта Пола Садовски, других военнослужащих сержантского состава не было. Понятно, что неопытный сержант не мог оказать большую помощь в организации развертывания взвода. Но когда в операционной столпилось человек двенадцать, лейтенант Тайсон сделал попытку рассредоточить взвод. Ввиду того что кое-кто из солдат не контактировал с гражданскими около года, их поведение отличалось некоторой агрессивностью. Они бегали по зданию, таращились на пациентов и медперсонал, нецензурно выражались. Одним словом, отсутствие дисциплины создавало условия для еще более дерзких выходок.
   Пирс нашел эту информацию интересной и решил развить тему назревавшего конфликта.
   – Не стало ли это причиной разногласия между солдатами и медперсоналом?
   – Да. Было несколько стычек.
   – Лейтенант Тайсон делал своим подчиненным замечания?
   – Этого я не слышал. Он пообещал им небольшие поблажки и позволил распуститься. Но, как я уже сказал, большинство людей притягивала операционная, то есть то место, где находился он. Кто-то доложил лейтенанту, что в соседней палате обнаружены шесть или семь солдат северо-вьетнамской армии. Их окровавленные хаки валялись повсюду, а у наших ребят форма цвета хаки ассоциируется с военными, кроме того, были и другие признаки, по которым распознавали вражеских солдат.
   – Значит, на тот момент в операционной собрались двенадцать человек.
   – Да. И теперь один из них ожесточенно спорил с бородатым врачом, хорошо говорившим по-английски. Через некоторое время Белтран крикнул, что Петер-сон умер. И после этого лейтенант Тайсон отдал приказ стрелять в любого вражеского солдата, которого найдут в госпитале. – Брандт знал, что на этом месте нужно было остановиться.
   Пирс выделил следующий вопрос, повысив голос:
   – А вы слышали, как он приказывал сделать это?
   – Да. Он стоял в пяти футах от меня.
   – А не можете ли вы припомнить, в какой форме был дан приказ?
   – Точно не помню. Скорее всего, это был ответ на рапорты нескольких солдат, занимавшихся поисками врагов в больничных палатах. Лейтенант Тайсон просто сказал что-то вроде «расстрелять их».
   – Подразумевались солдаты северо-вьетнамской армии?
   – Да. Речь шла о них.
   – Кто-нибудь пошел выполнять приказ?
   – Да. Несколько человек выбежали из операционной, и мы услышали пять или шесть выстрелов, а чуть позже – грохот гранатомета. Потом я оглянулся и увидел на полу истекающего кровью того бородача. Я не могу сказать, кто убил его и за что. Не успел я склониться над ним, как раздалось еще несколько выстрелов и на пол повалился врач, с которым у лейтенанта Тайсона вышел спор. Вскоре я услышал два громких одиночных выстрела и, обойдя операционную, обнаружил двух пациентов с прострелянными головами. Здесь я должен подчеркнуть, что мне было не очень хорошо видно, что происходит в операционной, потому что я хлопотал вокруг раненых, лежавших на полу. Сначала я понятия не имел, откуда стреляют, даже подумал, что это происки врага. Но через минуту я понял, что ошибался, потому что никто в комнате не отреагировал, не крикнул «в укрытие», не открыл ответный огонь. Еще через несколько минут кто-то стал выгонять из операционной весь медперсонал в соседнее помещение.
   – Что делал в это время лейтенант Тайсон?
   – Ничего. Он вертел в руке оружие, курил и разговаривал со своим радистом Келли. Должен отметить, что в здании творилось что-то необъяснимо страшное. Всюду стреляли. Слышались голоса вьетнамцев. Большая часть взвода хозяйничала на втором этаже. Были минуты, когда в операционной оставались только лейтенант Тайсон, Келли и я. Казалось, что командир не хотел двинуться с места, чтобы посмотреть, что происходит вокруг.
   – Вы разговаривали с ним в это время?
   – Да. Я сказал ему: «Они всех расстреливают».
   – И что же он ответил?
   – Сказал, что пойдет посмотрит. Он казался каким-то заторможенным... безразличным. Тайсон и Келли вышли, и я больше их не видел внутри здания.
   – Давайте вернемся к тому времени, когда солдаты докладывали командиру о нахождении подозрительных раненых солдат, – предложил Пирс. – Сколько человек доложили ему?
   – Двое или трое.
   – Кто-нибудь из них предложил выход из положения или же они ждали дальнейших приказаний?
   – Один из них, кажется сержант Садовски, сообщил Тайсону, что вражеские солдаты взяты под стражу. Он спросил, что с ними делать, на что лейтенант Тайсон ответил: «Расстреляйте их».
   – Именно так он и сказал?
   – Да. «Расстреляйте их».
   Пирс вновь и вновь прокручивал все эпизоды в операционной комнате. Он пытался установить затраченное время, расстояния, последовательность действий, местоположение людей и их имена. Но Брандт не стал вдаваться в различные мелочи, и такое поведение было абсолютно правильным, подумал Тайсон, если учесть, что инцидент, произошедший восемнадцать лет назад, носил хаотичный характер. От него также не ускользнуло то, что показания Брандта не полностью совпадали с тем, о чем свидетельствовал Фарли. Если бы было не так, это могло бы вызвать подозрения. Тайсон подумал о своих пятерых свидетелях и их версиях, и его вдруг осенило, что эти люди не могут давать показания. Брандт и Фарли отклонялись от моментов истины только в тех случаях, когда стремились изобличить Тайсона. Но Белтран, Садовски, Калан, Уолкер и Скорелло вынуждены будут пересказывать вымышленный бой. Под неторопливый говорок Брандта Тайсон перекинулся парой слов с Корвой:
   – У нас нет свидетелей запреты.
   – У нас никогда их и не было, – невозмутимо ответил Корва. – Поговорим с вами об этом вечером.
   В конце концов, полковник Пирс вытащил Брандта из госпиталя во двор, под проливной дождь. Казалось, что все в церкви облегченно вздохнули, выбравшись вместе с ним из горящего здания больницы, еще преследуемые стрельбой и ужасными криками.
   – Значит, теперь вы все собрались вместе? – уточнил Пирс.
   – Да. Потом Келли, радист лейтенанта Тайсона, увидел, что кто-то вылезает из окна госпиталя. Он выстрелил в женщину, и она упала. Тогда лейтенант приказал одному отделению развернуться вокруг госпиталя.
   – Зачем?
   – Он приказал стрелять в любого, кто попытается сбежать. Я оставался с ним и с Келли, а пулеметный расчет расположился во дворе госпиталя.
   Тайсон демонстративно посмотрел на часы. Стрелки показывали четверть девятого. Он подумал, что Корва, должно быть, очень голоден. Судебное заседание явно заинтересовало зрителей, поэтому все места были заняты. Время от времени офицер военной полиции впускал в зал новых зевак на места ушедших. Казалось, что за дверьми скопились неистощимые людские резервы, алкавшие хоть краем глаза взглянуть на процесс века, и Тайсон нашел это весьма забавным.
   Пирс заботливо предложил Брандту устроить перерыв, но речистый свидетель отклонил его. Чувствуя, что судья в любой момент может перенести слушание дела, Пирс буквально вымолил у него время, чтобы закончить допрос Брандта.
   Судья уже ерзал на стуле:
   – Хорошо. Вы можете продолжать допрос до двадцати двух часов.
   Пирс, ободренный отпущенным ему временем, повернулся к Брандту, скосив глаза в вопросник:
   – Вы сказали, что лейтенант Тайсон передал по радио командиру роты капитану Браудеру ложное сообщение.
   – Совершенно верно. Он сообщил, что вступил в бой с противником на подступах к большому зданию, которое он представил капитану Браудеру как местный административный совет. Для большего эффекта он выдумал незначительные стычки с врагом и обещал прибыть в Хюэ вовремя.
   Пирс, к всеобщему удивлению, быстро «зашагал» к бункеру. Он спросил Брандта:
   – Каково было общее настроение у солдат, когда вы добрались до бункера?
   – Какое-то подавленное. Ведь с нами было два трупа – Петерсона и Кейна. Кто-то из ребят закурил марихуану. Лейтенант Тайсон пустил по кругу бутылку виски. Маленькая группка солдат играла в карты. Лейтенант внушал им, что они должны пойти на сокрытие этого преступления. Он натаскивал каждого по отдельности, заставляя по нескольку раз повторять версию боевого контакта с противником. Потом поздравил ребят с удачно проведенной операцией и особенно отметил Скорелло, бросившего фосфорную гранату в госпиталь. Он заверил их в том, что не осталось ни одного вещественного доказательства, изобличающего кого-либо из них. Подводя итог событий дня, командир даже сделал примерный подсчет потерь в живой силе противника.
   – Объяснил ли лейтенант Тайсон, почему он сознательно навлекает на себя беду, сочиняя то, чего не было? Почему он просто не доложил капитану Браудеру о снайпере и не покончил с этим?
   – Да. Он объяснил, что прошло слишком много времени. Ему бы пришлось сообщить о причине двухразового невыхода взвода на связь. К тому же предполагалось, что на рассвете мы соединимся с капитаном Браудером. Но лейтенант Тайсон не хотел, чтобы его люди слились с остальной ротой в том настроении, в котором они тогда пребывали. Поэтому он сообщил капитану, что мы находимся все еще в деревне Ань Нинха и проведем ночь там. Он также заявил Келли – я подслушал, – что при двух мертвяках и одном раненом он должен доложить о больших потерях у врага. Он относился к тому типу людей, которые не любят краснеть перед начальством. Поэтому он сочинил историю, которая принесла бы ему славу. Его радист Келли представил письменное подтверждение о награждении Тайсона Серебряной звездой.
   Полковник Пирс сконцентрировался на воспоминаниях Брандта о той ночи в бункере. Брандт же, чьи показания не отличались образными выражениями, теперь описывал атмосферу, царившую в укрытии, поэтическим языком. Тусклый свет свечного огарка, задушевный разговор уставших от войны солдат, дальние и близкие орудийные залпы и горящий под боком город-жемчужина Хюэ вносили элемент романтизма в рассказ свидетеля. Брандт с трепетом описывал мучения раненого Муди и общую подавленность остальных членов взвода, не забыв упомянуть о выполнении им своего профессионального долга в почти нечеловеческих условиях. Он остановился на том, как чуть забрезживший рассвет нового дня выманил солдат из бетонного бункера посмотреть на валивший из Хюэ дым, застилающий восходящее солнце.
   Пирс придал лицу скорбное выражение и, чуть помедлив, спросил:
   – Заметили ли вы, находясь в бункере, чтобы кто-нибудь из солдат раскаивался в содеянном?
   – Некоторые были просто сломлены. Но мало-помалу, осмысливая происшествие, они пришли к выводу, что те люди в госпитале получили по заслугам. Эта мысль неоднократно подчеркивалась разными людьми.
   Прокурор с помощью Брандта подвергнул психоанализу действия солдат первого взвода. В пять минут десятого Пирс поинтересовался:
   – Рассчитывали ли вы когда-нибудь на возможность рассказать всю правду о случившемся в госпитале Мизерикорд?
   – Да. Я никогда не терял надежды. Сначала у меня не было физической возможности связаться с кем-то, кому бы я мог об этом рассказать. Но потом нам позволили отдохнуть пару дней в тылу. По дороге на базу меня окружили шесть или семь парней из нашего взвода и пригрозили расправой, если я вымолвлю хоть слово. Но спустя какое-то время бесполезно было докладывать об инциденте, поскольку никто бы не поверил мне, даже если бы кто-то другой клятвенно заверил, что в госпитале совершено массовое убийство. В этом наши молодчики оказались правы. И так я жил почти двадцать лет, пока не представилась возможность помочь мистеру Пикару в сборе материала для его книги. Я подумал, что, может быть, художественное произведение как нельзя лучше раскроет миру преступление, совершенное много лет назад. Я рассудил, что если армия и правительство сочтут нужным преследовать преступников по закону, то я окажу посильную помощь в расследовании этого дела. Вот почему я здесь.
   Пирс поблагодарил Брандта и со вздохом облегчения посмотрел на полковника Спроула.
   Довольный судья взглянул на часы и объявил:
   – Суд переносит слушание на десять часов утра.
   Просидевший на стуле двенадцать часов без движения, Стивен Брандт с трудом поднялся и заплетающимися ногами поплелся к запасному выходу.

Глава 47

   В среду в десять утра полковник Спроул провозгласил с кафедры, обозревая собравшуюся публику, в глазах которой читался неподдельный интерес к делу:
   – Прошу всех встать. Суд продолжает слушание дела подсудимого Бенджамина Тайсона.
   Полковник Пирс подтвердил присутствие всех участвующих в суде сторон и, после того как все заняли свои места, обратился к Корве с вопросом:
   – Желает ли защита провести перекрестный допрос последнего свидетеля?
   – Желает, – ответил Корва, не вставая с места.
   Пирс проинструктировал стоявшего у входа сержанта, и через несколько минут на пороге появилась грузная фигура Стивена Брандта. Едва он успел сесть на стул, как прокурор строго напомнил ему о данной им присяге говорить только правду. Все эти формальности современного судопроизводства вызывали, как заметил Тайсон, не только у него, но даже и у Брандта легкое раздражение; свидетельством тому явился пренебрежительный взмах руки законопослушного свидетеля.