Демилль Нельсон. Слово чести

   Карен прервала его раздумья.
   – Я должна вам сказать, лейтенант, и вы уже знаете, что я собрала достаточно фактов, чтобы рекомендовать присяжным решить вопрос о подсудности данного дела.
   – Тогда не медлите.
   – Но у меня также зародилось подозрение, что правительство оказывает тайное давление на ход расследования. И если на самом деле это правда, тогда ваши права в чем-то могут быть нарушены в ходе судебного процесса...
   – Послушайте, майор, мои права нарушены с того самого дня, когда акушерка хлопнула меня по попке. Иногда властям приходится делать определенные вещи на благо общества и даже на благо некоторых личностей, делая им больно при этом. Где вы учились? В монастыре?
   – Вы говорите так, словно защищаете правительство.
   – Конечно, я этого не делаю, но я очень хорошо понимаю, что его подключили к ремонтно-восстановительным работам.
   – Заключали ли вы с армией или министерством юстиции что-то вроде сделки?
   – Нет.
   – А вы бы пошли на это?
   – Смотря что за сделка. В подобных делах вы не предлагаете, а соглашаетесь или нет.
   – Значит, все-таки к вам подходили. Это незаконно. Идет следствие по статье 31-й, и только я могу вступать с вами в переговоры, и то по вашему согласию.
   – Вы можете соблюдать условности.
   – Как с вами завязали контакт? При каких обстоятельствах?
   – Если это нигде не прозвучит...
   – Нет, – ответила она, – я уже не могу это слышать. Я должна буду доложить об этом.
   – Тогда оставьте свой вопрос.
   Она неохотно кивнула.
   – Можно мне дать вам один дельный совет?
   – Вы мне и так уже кучу надавали.
   Она не обратила внимания на его замечание и продолжала:
   – Наймите квалифицированного адвоката, не Слоуна. Я уже беседовала с ним. Возьмите хорошего защитника из военной прокуратуры или же дипломированного военного адвоката.
   – Это поистине ценный совет, майор. Вообще немного странно это слышать из уст моего следователя, но тем не менее спасибо. Я полагаю, это означает, что вы расстаетесь со мной.
   – Да. Я завтра возвращаюсь в Вашингтон, чтобы закончить рапорт. По этой причине я и нахожусь здесь. Хотите ли вы включить в рапорт письменное или устное заявление?
   Тайсон подумал, что она могла бы спросить о такой безделице по телефону.
   – Я подумаю об этом. У меня к вам тоже имеется вопрос. Разве вы не уходите в отставку?
   – Ухожу, только пока меня не отпускают. После того как я подам рапорт, официально закончу это дело. Однако если им понадобятся какие-нибудь разъяснения, они, пожалуй, не станут отзывать меня. Вот поэтому меня задерживают до окончательного распоряжения начальства.
   – Да, нелегко вам. Мне кажется, что армия была бы против того, чтобы вы давали какие-либо разъяснения прессе. Вот почему вас задерживают на службе. Другими словами, вы услышали и увидели слишком много, чтобы просто так отделаться. Неужели вам это не приходило в голову, когда вы брались за мое дело? Ну, как бы там ни было, а они вас скоро освободят.
   – Меня это как раз не очень тревожит... хотя немного меняет мои личные планы. Я намеревалась поступить в юридическую контору... здесь, в Нью-Йорке.
   – Я загляну к вам, если понадобится переписать завещание.
   – Но мои проблемы по сравнению с вашими незначительны.
   – Ваши проблемы станут значительнее, если не перестанете развивать теорию правительственного контроля за следствием. Они съедят вас живьем, майор. Поэтому примите совет от более опытного человека, прошедшего корпоративные джунгли – и азиатские также. Не нужно геройствовать. Предоставьте мне волноваться о том, что затевает правительство.
   – Я беспокоюсь не о вас лично. Я только хочу, чтобы справедливость...
   – Пожалуйста, не надо. Я как заслышу это слово, чувствую рвотный позыв. Я бы на вашем месте просто подыгрывал, держался ближе к большому объекту, наблюдал за всеми, кто идет к двери или включает свет. Намек поняли?
   – Какая чепуха! – фыркнула она.
   – Временами, Карен, мне хочется, чтобы вы были мужчиной, хотя порой я рад, что это не так.
   – В ваших словах есть что-то личное. Вы не можете называть меня по имени.
   – Это и была ваша неприятность по работе, помимо объяснения с другом?
   Она растерянно потерла подбородок.
   – В общем да. Вот почему они торопят меня с заключением.
   Он рассмеялся.
   – Не смешно.
   – Все мы смешные... Кто на вас навалил все это, напыщенное ничтожество ван Аркен? Я слышал и читал о нем кое-что.
   Не отвечая на вопрос, она сказала:
   – Я думаю, они следят за вами.
   – Конечно. Я ведь не покидаю страну, не встречаюсь с иностранными агентами и не сплю где попало.
   – Хорошо. Можно мне сигарету?
   – Еще одну. Вы ведь уже курили на прошлой неделе.
   Он достал пачку и выбил сигарету. Закурив, она с непривычки закашлялась. Переведя дыхание, сказала:
   – Вам нужно бросить курить.
   – Вы первая, кто кашляет.
   – Послушайте, лейтенант... отрицать... ну притворяться, что не было... – Она снова затянулась, потом посмотрела на часы. – Я должна идти.
   – Закончите мысль.
   – Ну... некоторые слова... которые вы иногда говорите... мне... не относятся к расследованию.
   – Я не уловил смысл предложения. Не думаете ли вы, что между нами завязываются личные отношения?
   – Да. Как раз это я и имела в виду.
   – С долей симпатии?
   – Думаю.
   – Я тоже так думаю. – Он взглянул на нее и напомнил: – Вы же сказали при первой встрече, что этого не произойдет.
   – Я сказала?
   – Да. Во всяком случае, вы мне очень нравитесь, и я рад, что теперь все прояснилось.
   – Да.
   Он заметил, как сильно дрожат ее руки, и почувствовал, что от волнения у него пересохло во рту.
   – Ну... так... что нам делать?
   – Ничего. – Майор откашлялась и выбросила сигарету в траву. – Если вы хотите, чтобы я внесла в рапорт ваше заявление, сообщите мне об этом завтра до полудня.
   – Где вы остановились?
   – В доме для гостей. Здесь.
   – Может быть, мы сегодня пообедаем?
   – Конечно, нет, если не хотите на меня навлечь еще большую беду.
   – Извините, я не хотел.
   – Если бы на вашем месте оказался другой, я бы сказала, что это продуманный ход для получения некоторого преимущества. Во всяком случае, я виновата в таком, я бы сказала, романтическом повороте событий так же, как и вы. – Она протянула руку. – До свидания, лейтенант.
   – Сегодня вечером я буду у себя. – Он крепко пожал ее руку.
   – А у себя. – Выдернув руку, Карен, не оглядываясь, ушла.
   Тайсон следил за резкими движениями майора, идущей по яркой солнечной террасе. Он сказал сам себе:
   – Ну и что. В конце концов, ничто человеческое нам не чуждо.
   Он твердо знал, что непременно увидится с ней снова, и предчувствовал, что ничего из этого не выйдет – не в плане постели, а в плане судьбы. Он не мог отрицать, что судьба распорядилась бы по-иному, встреться они при других обстоятельствах. Размышляя над жизненными коллизиями, он понял, что когда наступит время расстаться, они оба порадуются, что изменили жизнь друг друга к лучшему.

Глава 28

   Бен Тайсон лежал растянувшись на кушетке в темной гостиной. Небольшая комната нагрелась за день так, что теперь, изнывая от жары, он надел одни лишь спортивные трусы. Бутылка холодного пива одиноко стояла на сервировочном столе. Он сел и глубоко вздохнул. Пробежка длиной в две мили вокруг гарнизона вконец измотала его. Ты слишком много куришь и пьешь, и к тому же ты уже старый, думал про себя Тайсон. Ему на память пришли те времена, когда без тренировки он не проводил ни дня. Ежедневные форсированные броски до тридцати минут с полным боевым снаряжением, по сотне отжиманий, восхождение на гору пятьсот футов высотой только закаливали и укрепляли его молодое тело. Ну, тогда ты был крепыш, Тайсон, устало мотнул он головой.
   Он медленно подошел к небольшому оконному вентилятору. Бен не знал, какую политику проводило начальство, лишая его кондиционера, но ему это было безразлично, потому что он решил обходиться без обычных удобств, несмотря на то, что его намерение ослабевало под влиянием погодных условий. Слизняк, ты, Тайсон. Слизняк. Он сделал пятьдесят прыжков, чередуя их с наклонами. Пока занимался, оглядел комнату. Ее недавно выкрасили, ухлопав полгаллона краски, как прикинул он. На первом этаже размещалась кухня и небольшая столовая. Наверху две спальни и ванная. Все квартиры на двух уровнях в здешних кирпичных домах походили одна на другую. Семьи, проживавшие в них с одним или двумя детьми, приходились теперь ему соседями. Тайсон, обратился он к себе, ты потерял связь с миром.
   Дешевая кленовая мебель – казенное имущество – была расставлена по комнате, но привезти свою собственную, как ему сказали, он не мог. Он пытался представить свою мебель в этом доме и решил, что она бы подошла. И все-таки он скорее бы предпочел холостяцкую квартиру, больше походившую на номер мотеля, чем эту квартиру с претензией на дом. Но где-то там, в недрах Пентагона какой-то умник посчитал, что Бену и Марси нужно дать возможность сожительствовать. Очевидно, это решение было принято по наущению зоологов, которым лучше всех известно, когда и где испытывающим вожделение пандам следует позволять брачные игры.
   Деревянные полы по армейской традиции натерли до блеска, но ни ковры, ни другие покрытия не закрывали голые доски. Жалюзи отгораживали его от внешнего мира. Обстановку спальни составляло нечто вроде ящика с двуспальным матрацем, положенным на стальную раму, шкаф и комод с выдвижными ящиками. Вторая комната с односпальной кроватью, видимо, предназначалась для Дэвида. Он не нашел постельного белья, очевидно, предполагалось, что все это следует привезти из дома.
   На кухне стояли плита и холодильник; посудомоечной машины не было, как и не было никакой посуды, чтобы запустить в мойку. Тайсон рассчитывал найти хотя бы кофейник и пригласить подполковника с женой на чашку кофе. Самое главное, медали на месте, а чашки и ложки будьте любезны принести с собой.
   Тайсон потянулся и сделал несколько глубоких вдохов. Погасшее солнце заменила ярко-желтая нить уличных фонарей, чьи перевитые полосы света и тени проникали в комнату сквозь шторы. Тайсону не дали не только телевизор, но даже радиоприемник. Теперь он существовал по правилам американского провинциала. Он на себе прочувствовал, как «хороша» и естественна жизнь в глубинке.
   Он себе напомнил, что это – не домашний арест. Его только обязали пребывать здесь от полуночи до шести утра. Он, конечно, мог тайно воспользоваться метро и пообедать с кем-нибудь. Он даже мог бы съездить в Гарден-Сити, сходить в клуб или заскочить домой, включить кондиционер, посмотреть телевизор или устроить себе гидромассаж. Но не это он хотел сделать. Он хотел остаться здесь, потеть, изнывать от скуки, тяготиться одиночеством, думать, переживать и собираться с силами.
   – С большими силами, – произнес он вслух.
   Тайсон закончил комплекс упражнений и снова постоял перед оконным вентилятором, обдуваемый вечерней прохладой. Вдруг он заметил, что к его дому приближается женская фигура. Женщина несла что-то в каждой руке, вглядываясь в таблички с фамилиями. Она остановилась перед его домом, помявшись в нерешительности, потом зашагала по дорожке к его двери. При свете фонаря он узнал Карен, в руке она держала складной зонт.
   Он увидел, как она засунула его за ручку двери, а в почтовый ящик опустила темный конверт. Тайсон шагнул к входной двери, нагнулся и выбросил конверт обратно через щель. Конверт снова появился в ящике, и когда он во второй раз хотел вытолкнуть его, то встретил сопротивление. Карен зашипела:
   – Что вы делаете? Отойдите от двери.
   Он переговаривался с ней через щель почтового ящика.
   – Это что, счет?
   – Не будьте идиотом. Возьмите.
   Он дернул конверт за край и протащил его внутрь. Немного подумав, открыл дверь, к ногам упал зонт. Он посмотрел в темноту и увидел удаляющуюся Карен. На ручке зонта красовался ярлык гарнизонной лавки. Швырнув его в гостиную, он выскочил на улицу. Тайсон нагнал майора только на повороте, конверт он машинально держал в руке. Они молча шли рядом. Наконец она сказала:
   – Набросьте что-нибудь, если хотите идти со мной.
   – Жарко. А что в конверте?
   – Увидите, когда откроете. Когда вы думаете поставить телефон?
   – Когда захочу кому-нибудь позвонить.
   – Вам предлагали поставить его, чтобы облегчить расследование.
   – У меня есть телефоны в Гарден-Сити, в Саг-Харборе и в квартире, в которой я живу на Манхэттене. Не думаю, что смогу себе позволить еще один на мое-то жалованье.
   – Никто не может приказать вам поставить телефон, но если бы вы это сделали, было бы удобно для всех, включая вашу семью.
   – Я подумаю. Вернемся. Я угощу вас пивом.
   – Мне нужно еще поработать.
   – Я хотел бы поговорить насчет своего заявления.
   Она замедлила шаг.
   – Хорошо. Но мы не можем беседовать у вас.
   – Я что-нибудь надену, и мы пройдемся. Зайдите. Хоть посмотрите, как я устроился.
   Она колебалась, потом последовала за ним. Распахнув дверь, он галантно пропустил ее вперед, и потом подошел к столу и включил настольную лампу. Он разглядел ее при свете, заметив, что одета она не изысканно, а просто. Она была гораздо привлекательнее в цивильном, нежели в форме. Простые голубые брюки и блузка с короткими рукавами облегали ее стройное, гибкое тело. Бедра казались уже, ноги длиннее, и грудь не такой пышной. Он сделал жест рукой, словно приглашая к осмотру.
   – Неплохо для офицера и джентльмена. – Потом добавил: – Я думаю, здесь нужно повесить зеркало, чтобы комната казалась больше.
   Карен украдкой поглядывала на Тайсона, стараясь не засматриваться на его почти обнаженное тело. Она молчала и слушала.
   – О да. Самая удивительная тварь здесь – клопы. А вот тараканов нет, будьте уверены. – Он улыбнулся. – Бен Тайсон – генератор идей. У меня побывала частная фирма по дезинсекции, они прочитали лекцию по уничтожению клопов. Это стоило мне огромных усилий. Мне хотелось, чтобы они изловили их, тогда бы вы смогли увидеть мерзкую компанию, облепившую вентилятор.
   – Вы дотошный человек.
   – Стараюсь быть таким. А вот если бы у меня был телефон, я бы не смог обсуждать ничего такого, что меня впечатляет. – Он добавил: – Что касается меня, то я еще раз даю слово офицера и честного человека, что здесь нет ни прослушивающих, ни записывающих устройств.
   – Вам не стоило об этом говорить.
   – Ну конечно, мы выше этого. Но чтобы убедиться, позвольте мне вас обыскать. Не найдется ли у вас там чего?
   – Конечно, нет, – улыбнулась она.
   Тайсон дернул плечом.
   – Вопрос не может обидеть или задеть. Во всяком случае, эта игра начинает принимать серьезный оборот, верно? Я про то, что они нагло отобрали у меня паспорт, и я более чем уверен, что за мной следят. Кроме того, наложено вето на все статьи нормальной жизни.
   – Ну и что? Это не так уж и обременительно.
   – Этот дом мне осточертел. Хотите взглянуть на другие комнаты моего дворца?
   – Нет. – Она сухо добавила: – Если вы считаете себя мучеником, вам нужно заглянуть вперед. – Она обвела комнату взглядом. – Многие люди, между прочим, никогда не жили такой жизнью и в таком доме, как вы. Я не знаю, почему нужно сочувствовать тому, кто потерял свое поместье и теперь живет в дворницкой. Половина людей в мире отдала бы свою левую руку за дворницкую.
   Тайсон промолчал.
   Она подумала немного, потом добавила назидательно:
   – Вы знаете, что вас сейчас должно беспокоить – обвинение в убийстве, а не изменение стиля жизни. Я бы вам посоветовала больше думать о предъявлении вам обвинения, а не о личном комфорте. Извините, мне не следовало вам выговаривать.
   – Но вы правы. И я тоже пришел к этому выводу. Я проведу здесь столько времени, сколько потребуется для разрешения моего вопроса. Если меня переведут в тюрьму Ливенворт, этот перевод нисколько не испугает меня, а если отправят домой, я поцелую мусорный контейнер. – Он улыбнулся.
   Карен улыбнулась в ответ.
   – Надо сказать, здесь жарко, как в пекле.
   – Хотите пива?
   – Хорошо бы.
   Тайсон ушел на кухню и вернулся с двумя открытыми бутылками. Одну он протянул Карен.
   – Я купил эти пузырьки у Блумингдейла. Настоящий шик. – Он быстро добавил: – Я не злоупотребляю, просто люблю пиво из-за красивой посуды.
   – Сомневаюсь.
   Тайсон приложился к горлышку и, не отрываясь, выпил полбутылки. Карен отпила немного тоже. Лейтенант поинтересовался:
   – Что же в конверте?
   – Некоторые документы, которые нужно подписать.
   – Я не подписываю армейские документы.
   – Я слышала.
   – Вот как? Земля слухом полнится.
   – Вам слишком много внимания уделяется в эти дни. Не задавайтесь. В этих бумагах всего лишь указывается время и место наших бесед и подтверждение того, что вы знакомы со своими правами. Прежде чем подписывать, обсудите это с вашим адвокатом, но я бы хотела получить их до отъезда.
   – А если я не смогу связаться со своим адвокатом?
   – Ну... тогда пришлите их по почте в Вашингтон.
   – Их обязательно вносить в рапорт?
   – Да.
   – Значит, у вас еще впереди пять дней?
   – Как вам сказать... я думала все уладить теперь, раз уж вы здесь. Кстати, вот вам зонтик...
   – Очень мило с вашей стороны было нести эти вещи, шагая через весь гарнизон, особенно если учесть, что завтра утром вы бы могли передать их в музее. Но мне нравится личный контакт.
   – Да. Это моя любезность. – Она быстро перевела разговор на другую тему. – Ваша семья приедет сюда?
   – Думаю, они стоят перед выбором: либо курорт, либо гарнизон. Но наверное теплый песок им больше по душе.
   Она промолчала, но он заметил ее сосредоточенность.
   – Дело не в преданности или сплоченности семьи. Здесь налицо практическая сторона вопроса. Я не хочу, чтобы они были здесь, и я им уже сказал об этом. Мы будем встречаться по выходным.
   Она кивнула.
   – Тесная квартира, – рассуждал Тайсон, – может привести к нежелательным стрессам. У моего сына здесь не будет никаких друзей. Марси станет предметом пересудов. Такая вот штука.
   Карен снова понимающе кивнула.
   Тайсон облизал пересохшие губы.
   – Конечно, я понимаю, что они могут вернуться в Гарден-Сити, и мы будем гораздо ближе друг к другу. Но я считаю, что лучше нам всем оставаться на своих местах.
   – Я тоже так думаю. – Она поставила на сервировочный стол свою бутылку и посмотрела на часы. – Мы здесь уже около десяти минут. Это достаточно долго.
   – В случае слежки...
   – Да, именно в этом случае. Оказывается, им уже известно, что сегодня вечером я была у вас. Поэтому я с радостью зафиксирую это в своем рапорте, но у меня нет никакого желания что-либо объяснять. – Она подошла к двери.
   Тайсон поставил пиво, надел футболку и сунул ноги в сандалии. Из дома они вышли вместе.
   Они шли по Стерлинг-драйв, поворачивающей на Шор-Парквей. Тайсон посмотрел на океан. Внизу набегали с грохотом волны, а порт со стоящими на рейде суднами в этот летний вечер переливался магическим светом.
   – Вы думаете, что я пришла к вам, потому что хотела вас увидеть. Мне трудно самой понять, правда это или нет. Когда я подошла и увидела, что свет погашен, я подумала, что вас нет, и почувствовала... и почувствовала...
   – Одновременно и облегчение, и разочарование.
   – Да. Я хотела предложить вам пройтись немного и вернулась с этим конвертом и зонтом. Но потом меня что-то остановило, я решила просто подбросить их...
   – И тут вам пришло в голову, что я, должно быть, ищу вас в доме для гостей, и волею судеб мы разминулись.
   Она кивнула.
   – Почему я не чувствую себя глупой?
   – Потому что вы знаете, что я не нахожу это глупым. – Он остановился, но продолжал стоять к ней вполоборота, вглядываясь в далекий горизонт, где небесная темень стекала в океанскую. – Обстоятельства, при которых мы встретились, переполнили нас отрицательными эмоциями и создали излишнее душевное напряжение, поэтому мы могли ожидать друг от друга лишь ненависти... или, вернее, отвращения.
   – Я знаю это, и не перестаю себя спрашивать, обратила бы я на вас внимание, окажись мы с вами в нормальных условиях?
   – Если бы я вас повстречал в другом месте, я бы обязательно вас заметил, – улыбнулся Тайсон.
   Она снова пустилась в путь, увлекая его за собой.
   – Давайте побеседуем о чем-нибудь другом. Я хочу заострить внимание на тех пунктах заявления, которые вы выберете для занесения в мой рапорт.
   – При первой встрече, – ответил с ухмылкой Тайсон, – я дал добро на любую информацию. Какой же смысл в еще одном заявлении?
   – Ну, в первый раз вы сказали, что проводили военные операции против вооруженного врага, и все это прозвучало правдоподобно. А раз так, то вам следует категорически отрицать показание свидетельствующих против вас очевидцев – Брандта и Фарли. Вот видите, это – свидетели, которых держит государство против вас. Беседа Пикара с сестрой Терезой недостоверна, но имеет право быть принятой. Кроме того, против вас нет никаких документальных и вещественных доказательств вашей вины, поэтому дело, если его возбудят, периодически возвращается к Брандту и в меньшей степени к Фарли.
   Тайсон облегченно вздохнул.
   – Значит, мне следует открыто опровергать то, что они говорят?
   – Да. Или доказать, что они лгут, или что они не были беспристрастными свидетелями событий. Другими словами, умалить правдоподобность их показаний путем обнародования существовавших между вами разногласий. Или говоря языком закона, уличить их в лжесвидетельствовании.
   – Очень мило с вашей стороны посоветовать мне подобное.
   – Любой юрист скажет вам то же самое, но, говоря вам это, я намекаю на решение вашего вопроса путем дискредитации Брандта, и тогда армия, вероятно, замнет расследование.
   Тайсон покачал головой в раздумье.
   – Сможете ли вы разоблачить Брандта?
   – Возможно, в некотором смысле я бы мог это сделать. Но тогда бы это значило, что я должен рассказать о том, что он делал там,а не какую жизнь он вел после Вьетнама, потому что ничего не знаю, кроме того, что читал о нем, как об отличном враче, женатом человеке, у которого есть сын, ровесник моего Дэвида, и дочь. К чему мне слагать небылицы о том, что случилось чуть ли не двадцать лет назад. Это спасет мою шкуру?
   – Я надеюсь.
   – Но это противоречит тому, во что я верил, – прошлое надо забыть. Если я хочу, чтобы обо мне судили по тому, как я прожил жизнь после Вьетнама, как же я могу свидетельствовать о прошлых грехах и упрекать в них Брандта?
   – Он же бросил обвинение вам в лицо.
   – Это его дело. Я так не поступлю.
   – Подполковник Левин был прав, – покачала она головой.
   Тайсон долго и внимательно исподлобья смотрел на нее.
   – Но это совсем не значит, что у меня нет чувства самосохранения. Как раз оно-то у меня и срабатывает в первую очередь. Пока что все советы не совместимы с моим образом мыслей. Только я знаю, каков на самом деле Бен Тайсон. Я попытаюсь избежать всех подводных камней, но не обманом, не компроматом или клеветничеством. Я хочу добиться честного вердикта, даже если меня признают виновным.
   – Вы имеете право поступать по-своему. Но тогда, если вы не собираетесь ответить тем же Брандту, я на основании собранных фактов должна буду повесить на вас обвинения. У меня не будет другого выбора, понимаете?
   – Я их лично не приму.
   Карен сошла с проезжей части, забираясь в дикие заросли кустарника. Горькие травы распространяли едва уловимый пряный запах. Сунув руки в холщовые брюки, она посмотрела на почти пустынную дорогу и сказала:
   – Что я могу еще сделать для вас?
   Тайсон стоял чуть поодаль. Теплый порывистый ветер растрепал ее волосы, тихонько жалобно запел в островерхих елях и расшевелил распластанные ветви широких лип. Глядя на нее, Тайсон думал, что на природе она смотрится по-домашнему и держится очень просто.
   – Почему вы не верите Садовски и Скорелло? Вы называете их бессовестными лжецами? И меня тоже? – спросил он.
   Она оглянулась.
   – Нет. Но с практической точки зрения в плохие поступки легче верится, чем в хорошие, и их легче утверждать, чем отрицать.
   – Почему?
   – Это очевидно. Так подсказывает здравый смысл. Стивен Брандт – уважаемый врач и...
   – Неважно. Я это тоже принимаю в расчет. – Он посмотрел вдаль. В девяноста милях от этого берега на востоке находился Саг-Харбор, и чувство бессильной ярости и горечи, что он не может быть там со своей женой и сыном, испортили ему настроение. – Значит, мне здесь трубить девяносто дней?
   – Да. Таков закон.
   – Сможет ли армия уложиться в этот срок?
   – Уже на следующей неделе прокуратура даст краткое заключение закрывать дело или нет. Но если она настоит на продолжении расследования, ей останется связаться с оставшимися свидетелями и решить, кого выбрать для суда.
   – Вы нашли кого-нибудь?
   – Я вложила в конверт меморандум.
   – Ну и что говоритсяв нем?
   Она посмотрела на него, прежде чем ответить.