Дворецкая Елизавета. Спящее золото (Корабль во фьорде - 2)

   Этот пир, отгремевший несколько веков назад, надвигался на него откуда-то из темных глубин, и Вигмару стало неуютно - казалось, сейчас накроет, как морская волна, и утянет за собой, в чужую землю и в чужой век. Вигмар зажмурился, отчаянно мотнул головой, стараясь сбросить наваждение, рывком поднялся на ноги и пошатнулся, чуть не упал - голова резко закружилась, перед взором поплыли пламенные пятна.
   - Хорошо! - вдруг хихикнула Грюла, о которой Вигмар успел забыть.
   Она снова стала девочкой ростом с локоть, на ее игривой мордочке с раскосыми лисьими глазами мерцало лукавое веселье.
   - Ах, это ты! - с облегчением воскликнул Вигмар, поняв, кому обязан видениями чужой, отжившей жизни. - А я думал...
   - Нет, это ты! - Грюла затрясла головой, из волос ее посыпался целый дождь огненных искр. - Золото не зря зовут священным даром. Его блеск освещает души людей до самого дна и будит потаенное. Золото запоминает все, что видит. Ты увидел то, что оно видело много веков назад на своей родине, где одни долины, покрытые травой, а гор совсем нет. А иной увидел бы в его блеске только свою собственную жадность. Твоя душа - зрячая. Я не ошиблась в тебе. Ты сделаешь то, зачем пришел!
   Вигмар вспомнил, зачем он сюда пришел, и даже не обрадовался похвалам. Это потом. Те мужчина и не увиденная девушка со смуглыми руками давно отпировали свое и теперь покоятся со своими предками в каких-то совсем других небесах. И ему, Вигмару Лисице, сыну Хроара Безногого из усадьбы Серый Кабан, родившемуся в племени квиттов на восьмом веке после Ухода Асов, нет до них решительно никакого дела. У него тут есть старый курган и мертвый оборотень, который вот-вот явится домой.
   Подняв голову, Вигмар внимательно осмотрел свод сруба, пытаясь найти отверстие. Сейчас ночь, но свет неба, луны и звезд должен был проникать сюда через дыру, проделанную братьями Стролингами. Весь потолок кургана казался темным, но откуда-то все же сочились слабые струйки свежего воздуха.
   - Вот здесь! - Грюла, не шевеля ногами, легко перелетела на пару шагов и вдруг выросла, сделавшись в два человеческих роста.
   Теперь свет ее волос ярко озарял бревенчатый потолок сруба, и Вигмар увидел прорубленное в бревнах четырехугольное отверстие. Сверху оно было завалено какими-то деревянными обрубками, забито осиновыми бревнами, а между ними серел конец свернутой и запутанной в бревнах веревки. Под самым отверстием еще лежал кожаный мешок, а чуть подальше - железная пешня, следы двух предыдущих вторжений.
   - Это сам мертвец завалил вход, когда уходил вечером, - сказала Грюла. - Притом он так заклял все эти бревна, что человеческие руки не смогут их сдвинуть. Он не хотел, чтобы к нему опять пришли гости, пока его не будет. Он только не знал, что есть и другие тропы! А другие тропы всегда есть!
   Грюла захихикала, хлопнула в ладоши.
   - Теперь нужно сделать так!
   Она подошла к заваленному верхнему лазу и провела ладонью по бревну, воткнутому косо, перегородившему отверстие и сам земляной колодец. На бревне слабым красным светом загорелась руна Турс, заключившая в себе силу грозного молота Мйольнира.
   - Теперь он его не сдвинет! - с торжеством объявила Грюла. - Он сам разберет завал, когда вернется на рассвете, а это бревно сдвинуть не сможет. Он даже прикоснуться к нему не сможет! И тогда ему придется сбросить вниз копье, потому что вместе с копьем он не пролезет в такую щель! А дальше ты уж сам решай, что тебе делать!
   Грюла разом сделалась маленькой и села на длинный лошадиный череп, полузарытый в золото. Вигмар огляделся, но занимать престол мертвеца не тянуло, и он сел прямо на золото. Ему не нравилось только то, что он не видел неба и не знал, долго ли еще до утра. Здесь, под землей, чувство времени покинуло его. Здесь было совсем другое время...
   Сидя на жесткой россыпи, он ждал рассвета и думал о Рагне-Гейде. Сейчас она, наверное, спит себе в девичьем покое в доме Стролингов и знать не знает, что он вплотную подошел к исполнению своих обещаний. А может, не спит, а слушает, как мертвый оборотень колотит копытами по крыше дома и воет дурным голосом. Ничего - уже завтра оборотень не потревожит ее сон. И Вигмару хотелось, чтобы время шло побыстрее, чтобы все скорее осталось позади, чтобы он мог подойти к ней и сказать: "Видишь, я выполнил свое обещание! Я принес лучшее из сокровищ кургана. Я не жду, что твой род признает мою победу, но ты сама должна понять - все, что я сделал, я сделал для тебя". Грюла была права: Вигмар делал это сначала для Рагны-Гейды, а уже потом ради самого подвига. Выродились, измельчали люди после Веков Асов. Сигурду Убийце Дракона не требовались причины и предлоги - он стремился к подвигу ради самого подвига, а не ради женских глаз. Но Вигмар вовсе не чувствовал себя хуже Сигурда. Слава в веках - это хорошо, но дерево славы растет где-то за горизонтом, его и не увидишь. А восхищенные и нежные глаза Рагны-Гейды стояли перед ним как наяву, и ему было тепло от этих глаз.
   "Ты уже влюбился в другую", - сказала Грюла. Вигмар усмехнулся в темноте, потер щеку. Ну, и влюбился. Себе самому он мог в этом признаться. Другие стали бы смеяться - род Хроара-С-Границы, конечно, достаточно хорош, но он не ровня Стролингам. Не такое родство они надеются приобрести через свою дочь и сестру. Так чего же ты хочешь, Лисица? - сам у себя спросил Вигмар и в ответ пожал плечами.
   Как же сказать ей обо всем этом, чтобы она поняла, а другие - нет? Едва ли судьба скоро пошлет им еще одну встречу в пустых сенях. И Вигмару захотелось сложить вису, такую, чтобы даже сама Рагна-Гейда признала превосходство его мастерства. Хлинне льда ладони*? долго ждать подарка не придется... Скальд не веет слов на ветер... Нет, не то.
   ______________
   * Хлинна льда ладони - женщина, т.е. Рагна-Гейда (Хлинна - имя богини, лед ладони - серебро).
   Сидя на груде древнего золота в ожидании далекого рассвета, начисто забыв о мертвеце, Вигмар Лисица складывал вису о своем подвиге и своей любви, и перед глазами его стояла она - Рагна-Гейда, нерассуждающая и горячая любовь к которой и была его главным подвигом, хотя сам он не догадывался об этом.
   Сверху послышался какой-то неясный звук. Вигмар вздрогнул от неожиданности, вскочил на ноги, уже держа наготове меч, сам прыгнувший ему в руку. Над верхним отверстием кургана возилось что-то тяжелое. Слышался шорох земли и треск дерева. Тяжелый топот сотрясал толщу земли.
   - Это он! - шепнула Грюла и вдруг исчезла. Сделавшись меньше мыши, она юркнула в конский череп, и его пустые глазницы изнутри засветились красным.
   Вигмар не ответил. В душе его не было страха, и даже он сам удивился своему спокойствию. Ни холодного пота, ни дрожи, ни шевеления волос. Он был собран и готов к нешуточной схватке. Если в него верит даже Грюла, то стыдно было бы не верить самому себе!
   Бревна и обрубки завала исчезали одно за другим. В курган проник свет, в верхнем отверстии показался рваный клочок светло-серого предрассветного неба. Вигмар различал наверху лаза могучую темную фигуру, которая отбрасывала бревна одно за другим с такой легкостью, как будто это были пучки соломы. Слышалось постукивание, когда дерево задевало за оленьи рога. Вигмар ждал, дыша глубоко и ровно, каждое мгновение готовый броситься вперед.
   Вот в земляном колодце осталось только одно бревно - то самое, на котором с внутренней стороны слабо светилась красным руна Мйольнира. Мертвец взялся было за него, но выпустил и замер, как будто растерялся. Переждав несколько мгновений, он взялся за бревно снова - и снова выпустил. Повторив безуспешную попытку несколько раз, Гаммаль-Хьёрт задумался. Вигмар напряженно ждал, чего же он придумает, и тревожился, что за время раздумья мертвец учует запах живого человека. Тролли с ним, пусть учует - решит, что запах исходит от лежащего под лазом мешка Стролингов. Вигмара грызло нетерпение, хотелось скорее добраться до врага; неведомо откуда прихлынувшие силы бурлили в жилах, обжигали изнутри и требовали выхода.
   Наконец Старый Олень придумал что-то и опять завозился. Снизу Вигмару было отлично видно, как он пытается протиснуться в лаз мимо бревна. Но отверстие было узковато. А небо все светлело, мертвецу приходилось торопиться, пока первый солнечный луч на краю неба не превратил его в прах. Вот он дернулся, отчаянно силясь пролезть в дыру. Потом раздался стук - и что-то длинное рухнуло из дыры вниз, сталь звякнула о золото под самым отверстием.
   По тесному пространству сруба раскатился звон, и он прозвучал настолько неожиданно, что у Вигмара на миг перехватило дыхание. Это было как голос из Валхаллы* - звонкий, зовущий в битву и обещающий победу. Как солнечный луч в подземелье, как чистый родник среди камня и мха. На золотых грудах под отверстием лежало длинное копье с широким треугольным наконечником с золотой насечкой, и оно сверкало в темноте, как молния в черной грозовой туче.
   Глаза конского черепа, в котором пряталась Грюла, вспыхнули ярче. Одним прыжком Вигмар оказался под отверстием лаза и подхватил копье. Ему досталось поистине чудесное оружие: грани наконечника были остро наточены, как лезвие меча, им можно было и колоть, и рубить. Это все равно что два оружия в одном! Вигмар чуть не задохнулся от восторга, отскочил от отверстия, поудобнее перехватывая древко, готовясь нанести удар и с трудом сдерживая желание подпрыгнуть, схватить мертвеца за ногу и сдернуть вниз. Что он там копается!
   Мертвец учуял внизу движение, свежий запах живого человека ударил ему в нос.
   - Кто там? - с негодованием заревел Гаммаль-Хьёрт, и Вигмар сморщился, чувствуя, как по подземелью катятся волны трупной вони.
   - Это я - Сигурд Убийца Оленя! - рявкнул он в ответ. - Я уже однажды звал тебя на бой, дохлая крыса, но ты струсил и убежал! Вот я и пришел за тобой сам! Иди скорее сюда! Ты устал таскать на плечах свою пустую голову я избавлю тебя от нее!
   Оборотень взревел, как бык. В дикой ярости стремясь скорее добраться до врага, он изо всех сил вжался в отверстие, мертвые кости поддались, и тяжелое тело рухнуло вниз. Но Вигмар не ждал, пока Гаммаль-Хьёрт встанет на ноги. Озабоченный только тем, как бы впотьмах не промахнуться мимо шеи, щурясь и напряженно вглядываясь в беспорядочно шевелящуюся фигуру, он прыгнул к мертвецу и занес копье. И вдруг курган озарился пламенным светом Грюла выскочила из конского черепа. Мертвец завыл, закрывая лицо руками, и он был при свете огня так безобразен, что Вигмар скривился от отвращения. Но теперь он видел, куда бить - как мечом, он рубанул клинком копья по шее мертвеца. Невиданная сила кипела и бурлила в нем, копье в руках казалось легче соломинки, хотелось рубить и колоть направо и налево, чтобы этаких мертвецов были целые десятки, чтобы...
   Но второго удара не потребовалось. Раздался мерзкий скрип; шея и кисти рук, которыми Гаммаль-Хьёрт пытался закрыть лицо, оказались перерублены, голова дернулась и отпала. Вигмар поспешно толкнул ее носком сапога, опасаясь, как бы она не пристала обратно. Шлем с оленьими рогами покатился в сторону, под ним обнаружился голый череп.
   - К заду! Скорее! - визжал рядом голос Грюлы.
   Кривясь от отвращения, Вигмар носками сапог подкатил голову Старого Оленя к его собственному заду и прижал покрепче. Зрелище было не из тех, на которые приятно смотреть. Лишенный сохраняющих чар, труп Старого Оленя стал разлагаться на глазах.
   - Все! - ликующе воскликнула Грюла. - Я была права! Пусть теперь Восточный Ворон сожрет перо у себя из хвоста!
   Вигмар обернулся к ней. Маленькая лисичка из рода огненных великанов мигнула золотыми глазами, переступила лапами, выгнула спину, припала к земле. Над ней реял во тьме целый куст пушистых пламенных хвостов - Вигмар не считал, но был уверен, что Грюла вырастила все пятнадцать. Случай того стоил. Пятнадцать языков подземного огня кружились, то сгибались, то снова выпрямлялись, в лад друг с другом колебались из стороны в сторону, и Вигмару некстати вспомнился кюндельданс - танец с факелами, который танцуют на свадьбах. Некстати, потому что на звериной морде Грюлы было веселое и жестокое выражение, торжество сытого хищника, и Вигмар отвел глаза. Лисица-великан получила желанную жертву. Ее радость претила ему: в ней отражалась дикая, слепая жадность нечеловеческого существа. Существа, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни родственной привязанности. Сейчас Вигмар со всей ясностью понимал: как бы ни была Грюла милостива к нему, она - из рода великанов, и ему, человеку, никогда не будет с ней по пути. По крайней мере, надолго. Сигурд Убийца Фафнира когда-то сказал о себе: "Я зверь благородный". Вигмар не мог сказать такого о себе.
   - Уходи отсюда, сейчас я сожгу его, - сказала Грюла, окончив танец. Или ты хочешь взять себе что-нибудь из его золота? На память?
   Грюла хихикнула, и Вигмару послышался в ее словах подвох. Он покачал головой:
   - Мне хватит копья. Ты говорила, его зовут Поющее Жало? Не думаю, что там есть сокровища лучше его, а зачем мне худшие? Любое сокровище нужно защищать, а это копье само защитит владельца. Ну, я пошел отсюда!
   Стараясь не наступить на труп, Вигмар поймал конец веревки, привязанной Стролингами в прошлый раз. Копье в руках мешало, но Вигмар и подумать не мог, чтобы расстаться с таким сокровищем. Это была его добыча, взятая по праву победителя. Заткнув конец древка за пояс, он ухватился за веревку и полез вверх. Могильная тьма разевала ему вслед немую беззубую пасть, но не имела силы удержать.
   Оказавшись на поверхности, Вигмар увидел, что уже совсем светло. Пришло утро. Первое за шесть веков утро без оборотня Гаммаль-Хьёрта. Вигмар вынул из-за пояса копье и неспешно пошел прочь, опираясь крепким древком о землю. Оглядывая вересковую долину, густо засеянную золотом, Вигмар почему-то ощущал себя хозяином и кургана, и долины, и даже более дальней округи, не видной отсюда. Как-никак, а теперь эта земля именно ему обязана своим покоем.
   Отойдя шагов на двадцать, Вигмар оглянулся.
   Над курганом бушевало пламя. Огненные языки вырывались из отверстия могилы, бились, как будто хотели оторваться и улететь, в глубине земли что-то рычало и выло, как сам плененный Фенрир Волк. Вигмар смотрел, не в силах отвести глаз.
   Вдруг в могиле что-то гулко ухнуло, и земля стала проседать. Огромный курган, много веков возвышавшийся над долиной, на глазах втягивался в землю. Вигмару подумалось, что Гаммаль-Хьёрт уходит в Хель и забирает с собой свой дом, но тут же он сообразил: просто бревна сгорели и сруб больше не держит землю.
   Вершина кургана провалилась, огонь угас. Дым поднимался над широким холмом и уносился в светлеющее небо.
   Рядом с Вигмаром возникла Грюла, снова в человеческом облике. Ее лицо было строгим и безумным, как у вёльвы*, в глазах плескались волны пламенного света. Она жгла нечисть просто так - глазами.
   - Теперь его больше никто не достанет! - сказала она, не сводя огромных неподвижных глаз с темного облака дыма над курганом.
   - Чего? - тихо спросил Вигмар.
   - Золото Севера! Люди немало выгребли, чтобы потом рассеять по всей долине, разнести по усадьбам, где оно еще не раз послужит раздорам. Золото приносит удачу не только людям, но и землям. Лучше бы оно лежало себе в земле и Гаммаль-Хьёрт охранял бы его. А теперь оно рассеяно. С ним и сила Квиттинского Севера рассеяна, разорвана в клочья.
   Грюла замолчала, глядя огромными застывшими глазами на курган. Все это было похоже на пророчество, и пророчество далеко не доброе. Может, и правда лучше бы золоту мертвеца лежать в земле. Но дело сделано, его не вернешь назад.
   - Мало проку от золота, зарытого в землю, - негромко возразил Вигмар. Это копье лежало в могиле безо всякой пользы, а теперь послужит.
   Грюла обернулась и посмотрела на него долгим безмолвным взглядом.
   - От золота мало проку, пока оно спит, - наконец сказала она. - Но если оно проснется, то может сделать не только благо. Оно может причинить много зла. Поющее Жало звенит перед тем, как нанести смертельный удар. Ты слышал сегодня этот звон. Отныне каждый его удар, нанесенный тобой, будет посвящен мне. Я даю тебе силу, а ты делишься со мной добычей. Мне - духи убитых, а тебе... Ты сам возьмешь то, что тебе будет нужно. А пока прощай.
   Грюла повернулась и пошла прочь, с каждым шагом уменьшаясь в росте. Через десяток шагов она стала ростом с ладонь и вдруг совсем исчезла. Она ушла под землю, а позади нее еще долго тлела в вереске и мелкой траве дорожка из красных искр.
   Вигмар поднял голову, огляделся. В долине все было как обычно, но теперь он смотрел на нее по-другому. Опираясь на крепкое древко Поющего Жала, он чувствовал себя очень сильным. Где-то ведь есть та земля, где была выкована чаша с бегущими оленями, и сейчас там какая-то другая девушка со смуглыми руками подносит чашу мужчине с косичкой в бороде. Вигмар не знал, где та земля, как зовется то племя и каких богов почитает, но теперь границы мира для него раздвинулись шире, и даже знакомая с рождения долина изменилась. Теперь она была не просто частью Квиттинского Севера или даже Морского Пути, а частью всего земного мира, который оказался так велик, что у него даже нет названия.
   - Да ты меня совсем не слушаешь! - с обидой сказала Сольвейг.
   Как разбуженный ее голосом, Эрнольв обернулся. Четырнадцатилетняя Сольвейг, маленькая и сероглазая, в облаке длинных золотистых волос казалась похожей на светлого альва, случайно заглянувшего в каменистый Аскрфьорд. Чуть поодаль ее братья Сёльви и Слагви выбирали поставленные на ночь сети, а Сольвейг сидела на носу лодки и с упреком смотрела на Эрнольва.
   - Я ведь не выдумываю, как ваша Ингирид, я всегда говорю правду, продолжала девочка. - А завтра вас всех уже здесь не будет, и только норны знают, увидимся ли мы еще. Все может быть.
   Эрнольв кивнул. Сольвейг была совсем не такая, как Ингирид, - она не смеялась, не дразнила его, не морщилась при виде его уродливого лица, а обращалась с ним по-старому, как будто ничего не изменилось. Пока Халльмунд был жив, Ванбьёрг хозяйка надеялась со временем сосватать младшему сыну именно Сольвейг и даже намекала ее отцу, Стуре-Одду, что не сейчас, но будущей зимой или даже через зиму было бы совсем неплохо справить свадьбу... Теперь же с этим было покончено, и Эрнольв испытывал искреннюю и нежную грусть при мысли о том, что надолго расстается с такой хорошей девочкой. Давно ли он носил ее на своей спине, играя в "похищение великаном"? Ей это очень нравилось. И она совсем не боялась тролля из Дымной горы, возле которой стояла усадьба Стуре-Одда.
   - Тебе вовсе незачем быть таким грустным, - продолжала Сольвейг. - Я слушала всю ночь и вчера, и сегодня тоже. Если бы вас ждал неудачный поход, то наш тролль обязательно дал бы знать. Он, знаешь, выходит каждую ночь и поет. Имен не называет, но поет. А ты такой хмурый, как будто он уже назвал тебя самого.
   - Я... я как будто нездоров, - неохотно признался Эрнольв. - Меня то ли лихорадит... То ли я не знаю что. Погляжу на воду - то какое-то золото светится, то опять мертвец...
   - Страшно? - с заинтересованным сочувствием спросила Сольвейг.
   - А, теперь он рассказывает ей страшные саги! - решил Слагви, услышав обрывок разговора.
   - Пусть поболтают! - одобрил Сёльви. - А то уплывем, и всю зиму ее будет веселить только старый тролль.
   - Нет, сейчас вроде бы уже не страшно, - с сомнением, прислушиваясь к себе, ответил Эрнольв. - Как рассвело, так мне сразу полегчало. Знаешь, одним ударом... Как будто веревку разрубили. Или молния ударила.
   Сольвейг понимающе кивнула. Ингирид непременно заметила бы, что его лихорадит от страха предстоящего похода, но Сольвейг была совсем не такой. Она была умна не по годам, проницательна, слышала землю и богов не хуже самой Тордис, но не уставала от людей, а очень любила их.
   - Ой, смотри, - вдруг тихо, восторженно шепнула она, глядя в сторону далекого устья фьорда.
   Позади них задушенно охнул Слагви и тихо просвистел его брат. Обернувшись, Эрнольв глянул и оторопел. Высоко на скале над блестящей водой фьорда, на фоне серовато-розовеющего неба виднелся силуэт высокой, стройной девушки в блестящей черной кольчуге. Ее длинные, вьющиеся колечками черные волосы густой волной медленно вились по ветру, огромные глаза горели ярким синим огнем, а рука со сверкающим мечом указывала на юг. Прибрежные горы, поросшие редким ельником, дремлющая вода фьорда, отливающая стальным блеском, красноватое, отражающее пролитую где-то кровь, небо - все замерло в восторге перед величественной и прекрасной Всадницей Бури, посланной богами. Где-то вдали медленно и величаво перекатывались по облакам отзвуки грома.
   Затаив дыхание, трое мужчин рассматривали чудесное видение, и им казалось, что прошла целая вечность. Но вот фигура валькирии побледнела и растаяла. Все осталось как было - горы, вода фьорда, рассветное небо. Только ее не было. Но Сольвейг продолжала смотреть туда, где она была; девочка прижимала руки к груди, по ее щекам текли счастливые слезы, а в глазах горел такой восторг перед красотой и мощью небесных миров, что сама она казалась гостьей оттуда. Мир, к которому стремилось ее сердце и который умели видеть ее глаза, потаенно жил в ней самой и отзывался светлым отблеском на всякий небесный луч.
   - Это она... Она, Регинлейв! - благоговейно шептала Сольвейг. - Она вернулась! Вернулась! Теперь все будет хорошо!
   - Но она же... - озадаченно начал Сёльви.
   - Ее же столько лет не видели! - окончил за него Слагви.
   - Вы забыли, - упрекнула братьев Сольвейг, все не решаясь отвести глаз от высокой скалы. - Она ушла, потому что Торбранд конунг женился. А теперь кюна умерла, он опять свободен. И Регинлейв должна была вернуться. Она вернулась. Это и есть то знамение, которого конунг ждал, и все люди ждали. Боги теперь с нами. Поход будет удачным. И мы все еще увидимся!
   Сольвейг всхлипнула, слезы побежали из ее глаз быстрее, как будто сердце не вмещало счастья. Она вдруг подпрыгнула, порывисто обняла Эрнольва за шею, торопливо поцеловала куда попало и побежала обнимать братьев.
   - Она показалась нам, вам троим, вам троим! - нараспев, с ликованием твердила девочка. - Значит, вы все трое останетесь живы, все трое! Ах, как хорошо!
   - Я бы скорее подумал... - начал было Слагви, но брат сделал свирепое лицо, и тот умолк. Сёльви тоже скорее подумал бы, что валькирия показалась тем воинам, кого ей предстоит вскоре забрать в Валхаллу. Но глупые домыслы следует держать при себе и душить на корню. Оба брата были уверены, что Сольвейг сумеет истолковать знамение гораздо лучше них. Может быть, Регинлейв и хотела показаться именно ей, а им уж так, заодно.
   - Скорее! Скорее поплывем в Ясеневый Двор! - Смахнув слезы рукавом, Сольвейг от нетерпения подпрыгивала на месте. - Скорее поплывем к конунгу! Конунг так ждет, так ждет этого знамения! Скорее! Чтобы все люди скорее узнали!
   Бросив сети, братья стали толкать лодку с берега. Эрнольв, забывший про ночное нездоровье, налег обеими руками с такой силой, что лодка на четыре шага влетела в воду, окатив брызгами братьев.
   - Ну, тролль одноглазый! - с дружеским возмущением закричал Слагви. Ты давай бери весло да греби получше! Тоже мне, морской великан!
   Сольвейг засмеялась. Эрнольв легко подхватил ее на руки и перенес в лодку. И вот они уже плывут по сероватой воде Аскрфьорда, где в мелких волнах поблескивают стальные отблески, словно дно выложено острыми мечами, а сверху их красит розовым рассветный свет небес. Наверное, не зря валькирия показалась и ему, Эрнольву сыну Хравна, который больше всех сомневался в нужности этого похода. И он, пожалуй, верно поступил, решив идти со всеми, хотя по-прежнему не уверен в правоте всего затеянного дела. Правду знают боги. Людям она открывается со временем, и желающим ее знать приходится терпеть.
   Часть вторая
   Каменные врата
   Настоящий герой никогда не суетится и не бегает по всем окрестным усадьбам с криком: "А вы слышали, какой подвиг я совершил?!" Даже если люди и спросят, почему он опоздал к ужину и отчего у него такой потрепанный вид уж не бился ли он с каким-нибудь чудовищем? - герой только пожмет плечами и небрежно скажет: "Мало ли какая безделица случается к ночи?"*
   ______________
   * Данные слова по соответствующему поводу были сказаны бессмертным Греттиром сыном Асмунда, славнейшим из героев Древней Скандинавии.
   Вернувшись домой с копьем Гаммаль-Хьёрта, Вигмар не стал рассказывать эту сагу никому, кроме своих домочадцев. Слава, как и месть, требует умения выждать. Но по округе побежали слухи: мертвец больше не напоминал о себе, и нашлись герои, которые отважились в ясный полдень побывать возле обрушенного кургана. Всем хотелось знать имя победителя, однако Вигмар и теперь не спешил складывать о себе хвалебные песни и выкрикивать их с верхушки самой высокой сосны. Даже услышав от Грима Опушки, что к Стролингам приехал старший сын Кольбьёрна, Эггбранд, он только хмыкнул. Что мне за дело, кто там приезжает к этим крикливым хвастунам, способным только на разговоры о подвигах?
   Все ждали, что теперь Стролинги устроят пир.
   - Конечно, они устроят пир - отчего же богатым людям не пировать! Но мне вовсе не думается, что тебя туда позовут! - с досадой отрезал Хроар. С тех пор как ноги отказались носить его и хозяин усадьбы Серый Кабан стал проводить все свое время сидя в гриднице на скамье, его нрав сильно испортился. - И к лучшему! Нечего тебе тереться возле этих Стролингов! Нам не дождаться от них чести, а за бесчестьем не стоит ходить!