Дворецкая Елизавета. Спящее золото (Корабль во фьорде - 2)

   "Арнвид", - отметил про себя Эриольв, но все его мысли сейчас были сосредоточены только на парящей над берегом белой птице. От нее, а не от людей, ждал от вестей, ждал знака, должного указать путь.
   Арнвид Сосновая Игла, рослый человек лет сорока пяти, в бурой куньей шапке и почти такой же бурой, с рыжими прядями, бородой, ехал впереди, под стягом. Изредка поглядывая на дорогу, он чаще следил глазами за лебедем.
   - Приветствую тебя, Арнвид сын Оддмунда, и всех твоих людей! - крикнул ему Эрнольв, когда отряд приблизился на расстояние голоса. - Здесь вам стоит спешиться, если вы не хотите заехать в озеро. Мы уже пробовали и знаем, что из этого не выйдет ничего хорошего.
   - Да уж, время года не слишком подходит для купания! - согласился Арнвид, придерживая коня. - Я рад тебя видеть здоровым, Эрнольв сын Хравна. Но где же твои люди? Неужели это все, что у тебя осталось?
   - Я был бы рад показать тебе побольше людей, но это все, - Зрнольв обвел рукой стоящих рядом. - Но если опыт делает человека богаче, то перед тобой самые богатые люди Фьялленланда. А если вы привезли с собой какой-нибудь порядочной еды, то сегодня мы отметим Середину Зимы и я расскажу вам обо всех чудесах, которые мы тут повидали. А то сухая треска у нас уже завязла в зубах...
   Над их головами промчался лебедь - так низко, что ветер от его крыльев шевельнул волосы. Прервав приветствия и разговоры, люди вскинули головы. Вблизи лебедь оказался огромным - его распростертые крылья могли бы накрыть быка. Взлетев скова вверх, птица развернулась и, широко распластав крылья, ринулась к земле. Люди следили за ней, замерев в ожидании чуда. Когда до земли оставалось три-четыре человеческих роста, лебедь вдруг повернулся, застыл в воздухе, гордо подняв головку на длинной шее и разведя крылья в стороны, как человеческие руки, а потом вдруг белое оперенье растаяло. На берегом реяла в плотном холодном воздухе женская фигура, хорошо всем знакомая. Ветер с озера взметал волнами густые черные волосы Регинлейв, огненные искры пробегали по черным звеньям кольчуги, а ее синие глаза сияли так ярко, что было больно смотреть.
   - Властелину Битв были угодны жертвы, принесенные Торбрандом сыном Тородда! - произнесла Регинлейв, и голос ее разнесся, подобно могучему потоку ветра, по всему берегу, отразился от каждого камня, от каждого ствола. - Отец Павших послал меня помочь вам. Чары Медного Леса закрыли дороги, но мне дана сила разрушить их. Завтра утром вы пойдете вперед, и ничто не помешает вам пройти на другой берег. Там ждет вас все то, к чему вы стремитесь, каждый из вас. Дальнейшее решит ваша доблесть. Я поведу вас!
   - Слава Властелину Битв! - первым опомнившись, закричал Арнвид ярл и ударил мечом о щит. - Слава тебе, Регинлейв!
   И все войско закричало единым голосом, гулко ударяя мечами о щиты. Горы дрожали, озеро гнало рябь по воде, устрашенное яростной мощью пришельцев. Валькирия реяла в воздухе, подняв обе руки над собой, как лебединые крылья, и ничего не могло быть слаще для ее слуха, чем эта бессловесная песнь боевой доблести.
   Эрнольв стоял позади всех, у самой воды, и молча сжимая обеими рукам рукоять меча. В словах Регинлейв он услышал больше, чем другие. "Там ждет вас то, к чему вы стремитесь". Многих ждет там славная смерть. А он, Эрнольв сын Хравна, уже много месяцев стремится к второй половине своего амулета. И теперь, когда чары троллей и ведьм будут разрушены, он наконец-то дойдет до своего невольного побратима.
   Время близилось к полудню, по серые сумерки едва-едва начали редеть. После ночи, проведенной за пиршественными столами, усадьба Золотой Ручей еще не проснулась толком. Кое-кто начал шевелиться, две-три зевающие во весь рот рабыни собирали с неубранных столов остатки еды, пригодные на завтрак, усердный Гроди сметал в широкую плетеную корзину рыбьи кости и прочие отходы, годные на корм скоту. Хозяева и гости усадьбы сладко спали; на широких помостах, на полу возле очагов, на скамьях, в каждом углу слышалось сопение, похрапывание, сонное бормотание. Начало праздника Середины Зимы удалось на славу, и Золотой Ручей собирался веселиться еще не меньше трех дней.
   В сонной тишине неожиданно громко прозвучал стук в дверь большого дома.
   - Кого это тролли принесли, - зевая, протянула Фроа. Она только что поднялась и лениво закалывала пучок волос на затылке, держа на коленях головное покрывало.
   - Может, опять валькирия? - улыбнулся Гроди.
   - Валькирия пришла бы вчера, на пир! - промычал Олейв, не открывая глаз. - Открывайте, чего ждете? А то этот дятел весь дом перебудит. А после хорошей пирушки надо хорошо поспать - набраться сил для новой...
   Гроди отворил дверь. За дверью стояла низенькая, толстая, как копна, старуха с коричневым лицом. Вид ее показался Гроди таким страшным, что он невольно отпрянул и не нашел слов.
   - Поди скажи хозяину, что идут фьялли! - без приветствия заявила старуха. - Много, целая рать. Живая молния разорвала наши заклятья, а чтобы достать новые, созревшие, мне нужно время. А фьялли будут здесь еще до вечера. Пусть все люди, умеющие драться железом, поднимаются, И пусть хозяин не забудет свою молнию.
   Выпалив все зте скрипучим, но твердым голосом, старуха метнулась прочь от порога и пропала, растворилась в сумерках. Бедный Гроди бглл готов поклясться, что она попросту провалилась сквозь землю. Но каждое слово ее тревожной и непонятной речи сидело в его памяти, как вырезанное рунами на камне.
   - Что, что там бормочут про фьяллей? - послышался сзади голос Сленга, Будут до вечера?
   Услышав слово "фьялли", почти все мужчины подняли головы. Гроди пересказал речь диковинной старухи, потом подумал и пересказал еще раз. Он мало что понял, кроме двух основных мыслей: что идут фьялли и что надо скорее рассказать обо всем хозяину. А кто теперь хозяин Золотого Ручья? Что бы там ни было, а у Гроди хозяин был один - Вигмар Лисица.
   Очень скоро усадьба стряхнула дрёму и засуетилась. Мужчины торопливо одевались и снимали со стен и столбов свое оружие, женщины подавали им холодную воду умыться и пиво - гнать прочь гул в голове. Тьодольв и Гейр вполголоса спорили под дверью крошечной хозяйской спальни, будить или не будить Вигмара. Тьодольв был за то, чтобы будить - принять на себя всю ответственность за происходящее он не решался. В этом Гейр был с ним согласен, но ему не хотелось таким вот образом разбудить свою любимую сестру в первое утро после ее свадьбы.
   - Чего мы, сами людей посчитать не сможем? Оружие раздать, кому не хватает? - убеждал он Тьодоль-ва. - Эдельмод, Гуннвальд, Эйгуд Упрямец - тут хватает людей, умеющих распоряжаться. Может, мы и вообще без Вигмара обойдемся.
   - Если мы без пего обойдемся, он нам этого никогда не простит! - весомо заявил подошедший в это время Гуннвальд. - Плохо вы его знаете, ребята! Эй, Вигмар! - крикнул Гуннвальд и грохнул кулаком в дверь покойчика. - Туг приходила ваша знакомая старуха с дальнего пастбища. Поздравила вас со свадьбой, пожелала богатства в доме, шестерых сыновей и одну дочку, а еще сказала, что к нам на пир идет целое войско фьяллей. К вечеру поспеет, так что надо опять пиво варить.
   Еще до того, как Гуннвальд с подходящим как никогда прозвищем Надоеда кончил свою речь, Вигмар кинулся одеваться. Его не удивил и не раздосадовал подобный "свадебный подарок" - ведь вся сага о его любви и сватовстве была сплошным сражением.
   - Они еще сделали нам любезность, что пришли сегодня, а не вчера! весело бросил он через плечо Рагне-Гейде. Заметив, что она смотрит на него огромными от ужаса глазами и натягивает беличье одеяло к подбородку, как будто в теплый покойчик ворвался ледяной ветер с озера, Вигмар наклонился к ней, поцеловал и потерся носом о ее щеку. - Не бойся! - утешил он ее. - Ты же знаешь, я бессмертный! В качестве "утреннего дара"* я принесу тебе головы парочки фьяллей!
   ______________
   * 1 "Утренний дар" - подарок, который муж делал жене наутро после свадьбы
   Затянув пояс, он устремился к двери.
   - Свою принеси! - запоздало крикнула Рагна-Гейда, когда дверь за ним уже захлопнулась.
   Рагна-Гейда осталась одна. Крепко прижимая к груди беличье одеяло, она смотрела в полутьму покойчика и растерянно прислушивалась к своим ощущениям: ей казалось, что вместе с Вигмаром и из покойчика, и от нее самой ушло тепло, ушла сама жизнь. Теперь он и она были единым целым, которое ни разлука, ни смерть не смогут разорвать - если одна половина исчезнет, то второй останется только умереть, потому что жить она уже не сможет.
   Больше Рагна-Гейда не была девушкой из рода Стролингов, она была женой Вигмара сына Хроара и для нее существовало только то, что касалось его. Она больше не жалела об Эггбранде - его поблекший образ стал ей чужим, и она неосознанно молилась, чтобы и боги забыли о нем, не вздумали ставить его смерть в вину Вигмару, если уж пришло время расплачиваться. Именно сегодня, сейчас, опять фьялли, опять битвы... Рагна-Гейда лежала неподвижно, как придавленная страшной угрозой; откуда-то из небытия возникла расплывчатая, страшная тень и невидимо грозила: вот сейчас, когда вы хотели быть счастливыми, мы вас заставим за все расплатиться! За нарушение долга перед родом, за убийство Модвида, за любовь к кровному врагу! Никуда вы не денетесь, за все приходится платить! За все! За ваше сегодняшнее счастье, большее, чем положено людям, доступное одному-двум из сотни!
   А много ли человеку надо, чтобы перестать быть живым? Да, он живуч, он упрям в своем стремлении выжить во что бы то ни стало, так изумительно упрям, что даже боги удивляются силам, которые пробуждает в их созданиях желание жить. Но Рагне-Гейде вспомнилось, как горло Модвида встретилось с острием Поющего Жала - и все, только кровь на полу. "Ты же знаешь, я бессмертный!" Нет, она не верила в его бессмертие. Он такой же человек, как и все, и смерть, жадная до всего живого и горячего, точно так же сторожит его малейшую неосторожность...
   Отбросив одеяло, Рагна-Гейда придвинула к себе весь ворох своей одежды. То же самое свадебное платье, те же золотые застежки. Если что - для костра и переодевать не надо. Путаясь в собственных кудряшках, она кое-как, неумело заколола их на затылке и повязала белым женским покрывалом. Вообще-то голову новобрачной этим утром должны покрыть старшие женщины, но теперь уж не до обрядов.
   Обряды гибнут, да и пусть их, Главное, чтобы выжило то, что они предназначены хранить - любовь к жизни и связь поколений.
   По узким лесным тронам, по каменистым, скользким от изморози горным склонам не могло пройти большое войско, и фьяллям поневоле пришлось разделиться. Пять больших отрядов двигались по отдельности, но старались не расходиться далеко. То и дело над застывшим, продрогшим лесом взлетал густой рев боевого рога - отряды перекликались, подбадривая друг друга.
   Отряд Эрнольва шел первым. Сейчас все было иначе, не так, как в его первую поездку вокруг озера. Огненный меч Регинлейв невидимо для них разрубил чары квиттингских духов, опутавшие берега, ехать было легко, тропинки, как колосья из развязанного снопа, бежали в разные стороны: вдоль воды, вверх по склонам гор, в долины. Оглядываясь, Эрнольв не узнавал местности: вроде бы он проезжал уже здесь, но в тот раз все было другим.
   Рунный полумесяц на его груди был горячим, как маленькое солнышко, грел, дарил неисчерпаемую, как летнее море, бодрость. Эрнольв чувствовал себя какимто обновленным, как поток весенней воды, сбросившей лед и впитывающей первые слепящие лучи солнца. Он готов был руками выворотить из земли любое дерево, но мысли его, вопреки всему, стремились не к битвам. Всю эту ночь ему грезилась не Регинлейв, а Свангерда. Казалось, она рядом, стоит за плечом. Только обернись - и встретишь ее любящий взгляд, ее ласковую улыбку. Эрнольв не понимал сам себя - сейчас, накануне кровавых сражений, ему мерещилось счастье любви, которого он еще не испытал. Никогда еще Свангерда наяву не смотрела на него так, никогда еще у него не было так тепло на сердце. Такое впору переживать перед свадьбой! А тут какая свадьба? Блеск оружия, боевые песни, которые хирдманы Арнвида пели всю ночь, восторженные выкрики Ингирид, перед которой снова открывалась дорога к вожделенному золоту Медного Леса.
   И сейчас Ингирид была где-то поблизости. Она не захотела ехать с мужем, и Эрнольв не настаивал - сейчас ему еще меньше обычного хотелось видеть ее рядом. Именно она, как камень в ручье, преграждала ему путь к зтому, чудом приснившемуся счастью, и вспоминать о ней не хотелось, чтобы не рушить хотя бы призрачное блаженство мечты. Именно из-за Ингирид этим снам не суждено сбыться. Ингирид сделала Эрнольва несчастливым, но и сама счастлива не была. Иначе на кой тролль ей сдалось бы это проклятое золото? Кто не умеет находить сокровища в человеческой душе, своей или чужой, тому только и остается, что отягощать грудь цепями, а руки - перстнями.
   - Осторожнее, тут камни! - крикнул кто-то из едущих впереди.
   Очнувшись от размышлений, Эрнольв заметил, что отряд переезжает вброд неширокий, глубиной по колено лошадям, но быстрый горный ручей. Из воды торчали острые бурые камни, пестрая галька густо усыпала его берега.
   - Смотрите! Человек! - закричало разом несколько голосов.
   Эрнольва эти голоса застали как раз на середине ручья; внимательно следя, не оступится ли конь, он выехал на берег и только потом поднял голову. И вместе со всеми увидел тощую, юркую человеческую фигурку шагоз на пятьдесят выше по ручью. Человечек был одет в рыжевато-бурые штаны и облезлую меховую накидку; издалека нельзя было даже разглядеть, старик это или подросток. Он возился возле самой воды, вроде бы выискивая что-то среди камней. То и дело он хватал что-то с земли и совал в небольшой, но тяжелый кожаный мешок, который волочил за собой по земле, перебираясь с места на место.
   - Чего это он делает? - удивленно пробормотал кто-то из фьяллей.
   Движение отряда остановилось, все не сводили глаз со странного старичка, щуплого и проворного по-мальчишески. Все-таки это был старичок: его тощенькая фигурка казалась скорее жилистой, чем гибкой.
   - Рыбу, что ли, ловит? - предположил один из хирдманоз, сам в это не веря. - Или ракушек каких-нибудь...
   - Смотрите - блестит... - вдруг проговорил кто-то. В россыпи пестрой гальки, между камнями, сразу несколько человек заметило неясный блеск. Желтоватый, похожий на золотой. Один хирдман, подъехав ближе, соскочил с коня и наклонился. Когда он разогнулся, у него на ладони был небольшой, с перепелиное яйцо, ноздреватый камешек тускло-желтого цвета.
   - Золото... - растерянно пробормотал хирдман, подняв ладонь и показывая товарищам. - Золото! - вдруг заорал он, как будто до него только что дошло.
   Мигом рассыпавшись по берегу, фьялли спешились и стали шарить меж камнями. Над ручьем тэ и дело взлетали торжествующие крики: нашел! Нашел! И я пошел! И еще нашел! И еще! Чуть ли не каждый мигом разглядел среди камней, на дне и на берегу ручья, золотые камушки, крупинки, осколки, большие и поменьше, окатанные водой и острые, как сколы кремня. Мокрые от воды, холодные, они были тяжелы и осязаемы. Даже Эрнольв растерялся, разглядывая золотые самородки, которые ему с торжеством протягивали со всех сторон. Это не призрачное сияние со дна озера! Это настоящее, полновесное золото! Неужели все они были правы: и Ингирид, и Ульвхедин, и Хардгейр Вьюга? Неужели золото Медного Леса так легко взять - стоило только перебраться на другой берег?
   - Глядите - убегает! - крикнул вдруг кто-то. Хирдманы вскинули головы. Старик с мешком, как будто лишь сейчас заметив совсем рядом множество чужих людей, кинулся бежать. Сгибаясь под тяжестью своего мешка, он устремился в лес.
   - За ним! - заревели разом десятки голосов. У каждого мелькали обрывки алчных мыслей: отнять у старика мешок, полный золота, а заодно поглядеть, куда он побежит. Может, у него в запасе такая гора сокровищ, что весь клад Фафнира покажется горстью зернышек, запасенных на зиму хомяком! Бросив лошадей, сжимая в кулаках или придерживая за пазухой свою добычу, хирдманы бежали за стариком.
   Эрнольв бежал со всеми, но его мысли были не те, что у остальных. Он разом вспомнил и оленей с золотыми рогами, которые так же легко дались в руки, и тот ужас, который за этим последовал. Как знать, во что превратятся золотые самородки в руках фьяллей? Он даже выбросил под ноги тот единственный самородок, который подобрал сам - тот вдруг показался противным и опасным, как змеиное яйцо.
   А старик впереди со звериной быстротой и ловкостью перебирал ножками, карабкался на склон, как жук. Его серый колпак, кожаный мешок на плече мелькали за лапами редких елок, усеявших длинный пологий ствол, то ныряли в гущу можжевеловых кустов, то скользили меж камней. И сильные мужчины, не отягченные никаким грузом, кроме оружия, не могли сто догнать; набавляя хода, когда старик терялся из вида, они торжествующе кричали, опять заметив его, и снова прибавляли хода, но он был все так же далеко.
   - Уйдет! Вот пещера! Уйдет! - кричали вокруг Эрнольва.
   Он тоже заметил пещеру. Там, где пологий склон кончался, за маленькой тесной долиной поднималась новая гора, высокая и крутая, сплошь покрытая острыми
   выходами бурого камня. У подножия темнела узкая щель пещеры. К ней-то и торопился старик с мешком.
   - Там его золото! Там сокровище! - торжествовали хирдманы. - Ох, уйдет!
   Старик подбежал к пещере, ловко вскарабкался по камням к самому входу, вот-вот он исчезнет из глаз... Но старик не исчез. Он сбросил свой мешок на землю и трижды стукнул короткой палкой по скале возле самой пещеры. Каменный гул разнесся по воздуху, земля дрогнула под ногами, и фьялли невольно остановились. Каждое сердце затрепетало, подсказывая: сейчас что-то будет. Старик обернулся, впервые глянул на своих преследователей. Лучше бы он этого не делал: вблизи фьялли разглядели не человеческое лицо, а нечто, скорее напоминающее морду зверя. Тупое, дикое, обтянутое коричневой кожей, с провалившимся ртом и пронзительным взглядом, лицо старика было страшно.
   А гора вдруг сильно содрогнулась, поколебав землю в долине, так что и люди покачнулись, с трудом удержавшись на ногах. Гора содрогнулась опять, словно что-то огромное и живое рвалось на волю и не могло выбраться через узкую щель пещеры. Теперь фьялли и при желании не смогли бы бежать: давящее, близкое к ужасу чувство ожидания неизбежного сковало их железной цепью.
   Гора содрогнулась в третий раз и вдруг разошлась почти на две половины. Узкая щель пещеры превратилась в ворота, через которые мог бы без труда проплыть лучший боевой корабль Торбранда конунга на тридцать пять скамей. И чувство ужаса сменилось восторгом, от которого перехватило дыхание. Открывшиеся стены пещеры сияли разноцветным блеском. По самому верху змеились прожилки яркого золота, впаянного в каменную породу; ниже текли ручейки серебряной руды, еще ниже тянулась полоса меди, а внизу от пола поднимался широкий слой рыжего горного железа. Мудрец и колдун Стуре-Одд когда-то рассказывал о подобном: это называется "медная шапка". Такие вот горы, богатые всеми сокровищами, какие только сумели сотворить боги, захватили свартальвы и много веков подряд выбирают из них несметные богатства. А людям нечасто удается увидеть "медную шапку": только если кто-то добьется расположения темных альвов, что почти невозможно, или силой заставит их раскрыть тайны, что возможно еще меньше.
   Но ведь вот она, гора, полная всеми сокровищами земли, и путь к ней свободен. Сначала один хирдман, потом другой сделали первые шаги к горе; людям хотелось просто прикоснуться руками к этим сокровищам, убедиться, что это не сон. Старик исчез, да о нем никто и не помнил. Онемевшей от изумления толпой фьялли ввалились в пещеру, способную принять еще пять раз столько же гостей, и нестройным потоком растеклись к стенам. Шаря руками по железной руде, они тянулись, стараясь достать хотя бы до меди, остриями копий пытались выковорнуть хоть кусочек, но порода держалась крепко. Золотые прожилки горели над головами так ярко, что от них было светло и огня не требовалось. Чуть подальше пещера понижалась. Там можно будет потрогать и серебро, и золото...
   - Стойте! - вдруг опомнившись, воскликнул Эр-иольв. Словно чья-то сильная рука решительно сорвала завесу с его рассудка: он понял, что эта пещера, полная сокровищ, есть новая ловушка, приготовленная здешними троллями. Куда приведет их эта подземная дорога? Что и кто их там встретит? Выйдут ли они назад? - Стойте! - кричал он, хватая за плечи проходящих мимо и с ужасом бессилия вспоминая, что вот так же напрасно пытался остановить раудов, бегущих к сияющему озеру. - Вы погибнете там! Вы ничего не получите, ничего не найдете! Здешние тролли вам не дадут ни крупинки! Они погубят вас! Вас сожрет эта гора! Сожрет! Возвращайтесь, пока не поздно!
   Но, похоже, было поздно. Хирдманы не отвечали Эрнольву ни слова, они просто не замечали его. Мимо него, поверх его головы их взгляды стремились к золотым молниям, бегущим по верху пещеры, на лицах было восторженное оцепенение. Кроме этих прожилок золота в беловатой, полупрозрачной кварцевой породе, похожей на лед, для них не существовало ничего. Эрнольв кричал, даже бил своих товарищей, надеясь разбудить - все напрасно. Они не замечали ударов, словно окаменели; непонятная, но могучая сила тянула их дальше и дальше внутрь горы.
   Свет позади начал меркнуть, а золото оставалось все так же недостижимо высоко. Эрнольв бранился самыми последними словами, чуть не плача впервые в жизни от бессильной ярости. Он один сознавал, что все эти люди обречены, что им больше никогда не увидеть дневного света, но ничего не мог поделать. Но и бросить их, одному бежать назад, пока выход из горы свободен, он не мог. Он составлял одно целое со своей дружиной, и у них был один путь до конца.
   Еще вчера вечером, слушая рассказы Эрнольва и его людей, Арнвид ярл пожалел, что в его дружине нет Сёльви и Слагви, сыновей Стуре-Одда. Девятнадцатилетние близнецы славились как хорошие воины, но в далеких походах их ценили не за смелость и не за умение обращаться с оружием. Сыновья кузнеца-колдуна, водящего знакомство с троллем из Дымной Горы, считались как бы живыми амулетами войска, охраняющими от всяческой нечисти и нежити. Если бы они были сейчас здесь, то и Арнвид, и все его люди чувствовали бы себя гораздо спокойнее.
   И сейчас, зайдя уже довольно далеко на юг вдоль берега Золотого озера, Арнвид ярл снова подумал, что в его многочисленной дружине явно не хватает тех двоих. Рог Торбьёрна Запевалы еще изредка ревел за дальним ельником, а отряд Эрнольва Одноглазого, шедший восточнее, уже давно перестал отзываться. Погода портилась, серые тучи сомкнулись плотнее, откуда-то примчался резкий холодный ветер. На ходу хирдманы закрывали лица рукавицами и недовольно хмурились.
   - Гадкое местечко! - бормотал Арнвид ярл, по привычке потирая рукой бороду. - Самое раздолье троллям!
   - Что, опять иголки замучали? - мимоходом бросил ему один из хирдманов, Торгест Зубоскал.
   Это была одна из любимых шуток, уже порядком прискучившая: тонкие рыжие прядки в бороде Арнвида напоминали пожелтевшие сосновые иглы, и если он тер по привычке подбородок, непременно кто-то осведомлялся, не слишком ли сильно колются иголки.
   Арнвид ярл хотел ответить, поднял голову и вдруг остановился. Моргая под ветром, он вглядывался и не мог понять, не мерещится ли ему движение на вершине ближней горы.
   - Эй, поглядите-ка! - позвал он окружающих, показывая рукой вперед.
   Гора была довольно высока и крута; ее склоны покрывали заросли мелкой ели и можжевельника, а каменистая вершина была свободна, словно нарочно предназначена для троллиных плясок, и нечто подобное там сейчас и происходило.
   Пять, шесть, семь - сосчитать не удавалось - расплывчатых фигур двигалось по верхней площадке, то по кругу, то навстречу друг другу, то двумя рядами, то вразнобой. И все же в этих движениях был какой-то смысл: они казались нелепым и причудливым танцем. Головы и верхняя часть туловища неведомых плясунов были закутаны в серые плащи или шкуры - странным казалось, как они умудряются вслепую не сталкиваться и не скатываться с неширокой площадки на вершине. Серые шкуры почти сливались с серыми тяжелыми облаками, следить за танцем было трудно, но оторвать глаз - невозможно; движение завораживало, камени-ло, пугало своей непонятной, но неоспоримой значительностью.
   - Тролли! - прошептал кто-то совсем рядом с Арнвидом ярлом, и он не узнал охрипшего от изумления голоса.
   Тролли! Никем другим не могли быть эти странные существа. Едва Арнвид ярл понял это, как ему захотелось бежать прочь со всех ног, забыв и о добыче, и о славе. Эта странная пляска велась неспроста - это было колдовство, не сулящее пришельцам ничего хорошего.
   Сила их оружия столкнулась здесь с другой силой, сквозь которую меч пойдет, как через воду, никого не ранив и ничего не добившись. И никто не поможет. Регинлейв только открыла фьяллям дорогу, а дальнейшее должна решить их собственная доблесть.
   Гул ветра оглушал, и настороженный слух вдруг разобрал в нем заунывный низкий вой. Этот вой летел на ветру, как всадник верхом на диком коне с ледяной гривой, но не был ветром. Это была песня троллей.
   А следом за ветром с неба ринулся снег. Он был подобен лавине: слепящие, густые и крупные хлопья сыпались с неба и неслись в потоках ветра, засыпая лица, не дазая ни глядеть, ни дышать. Они были везде, как будто ветер нес их сразу со всех сторон. Мокрый, насыщенный тяжелой влагой снег залеплял глаза и носы, фьялли кашляли, ладонями сдирая хлопья с лиц, не едва успевали вздохнуть, прежде чем новые пригорошни снега душили их. Вертясь на месте, они пытались повернуться к ветру спиной, но ветер был всюду. Сгибаясь, падая на колени, люди прятали лица в ладонях, и тут же на спине и на плечах у каждого вырастал снежный горб, гнущий к земле. Хирдманы бежали вслепую, подгоняемые ветром, не зная, что впереди и что под ногами, скользили, падали, катились вниз по каменистому склону, ушибаясь и не успевая почувствовать боли.