Дворецкая Елизавета. Спящее золото (Корабль во фьорде - 2)

   Мокрые еловые лапы больно били по лицу, сучки цеплялись за платье и плащ, но Ингирид все бежала и бежала через лес, сама толком не зная куда. В боку нестерпимо кололо, горло казалось каким-то деревянным и не пропускало воздуха, а ноги упрямо двигались вперед, как будто сами по себе. Мех капюшона намок, головное покрывало надо лбом намокло тоже, холодные капли текли по липу Ингирид, и она смахивала их рукавом на бегу.
   Когда из-за сосен и камней вдруг полетели стрелы, Торбьёрн Запевала рванул узду ее коня назад.
   - Сиди сзади! - заорал он, поняв, что спокойствие оказалось мнимым и совсем рядом засада. - Не высовывайся! Потом я за тобой пришлю!
   Торбьёрна нетрудно было понять: родственница Торбранда конунга и жена Эрнольва ярла, Ингирид дочь Бьяртмара была достаточно важной птицей, за которую с него строго спросят. Ингирид была вполне согласна с тем, что ее драгоценную жизнь следует оберегать; не стремясь лично зарубить парочку квиттов, она отъехала назад и приготовилась ждать. Но за кустами, совсем близко, внезапно зазвенели клинки. Квиттами был полон лес! Скатившись с коня, Ингирид заметалась, но схватки вспыхивали везде, за каждым деревом, за каждым кустом. Кидаясь то к дереву, то к большому камню, она всюду видела бьющиеся фигуры, холодный блеск клинков; не глядя под ноги, Ингирид споткнулась о труп с разрубленной головой. Обезображенное, залитое кровью и мозгами лицо и сейчас стояло у нее перед глазами и наполняло неудержимым ужасом; сама смерть в гадком обличии гналась за ней.
   Запутавшись в чужом лесу, Ингирид бежала вперед, к усадьбе, думая, что оставляет ее позади. Внезапно перед ней открылась широкая поляна, и Ингирид охнули, поняв, что опять наскочила на место засады. Прижавшись к холодному валуну, она прямо перед собой увидела: шагах в десяти от нее рыжий квитт, которого она знала как Вигмара Лисицу, бился разом с тремя фьяллями. На лице его горело какое-то жесткое воодушевление, черты лица заострились, рот хищно кривился, приоткрывая зубы, в желтых глазах сверкала ярость. Один из его противников-фьяллей откатился назад, зажимая ладонью рану в плече, другой коротко хрипло крикнул; Ингирид далее не успела заметить удара, о квитт уже рванул назад копье с окровавленным наконечником. Третий дрогнул, повернулся и хотел бежать вверх по склону, но поскользнулся на влажной листве и упал на колени; Вигмар метнул ему вслед секиру убитого фьялля и перерубил хребет.
   Все это совсем не походило на красивые воинские упражнения, которые Ингирид видела много раз; кровь и смерть отвратительны на вид. Злобное лицо войны смотрело с ожесточенного, нечеловеческого лица Вигмагра. Оборотень! Ужас и ненависть мешались в душе Ингирид; она не верила, что когда-то сидела рядом с этим человеком, говорила с ним, даже думала, будто любит... Нет, она всегда ненавидела его! Он принес ей столько горя: это из-за него она согласилась стать женой своего урода Эрнольва, пошла на жертву! И эта жертва оказалась бесполезной!
   Подхваченная вихрем ужаса и отвращения ко всему на свете, Ингирид бежала прочь от места сражения, уверенная, что из всей дружины Торбьёрна Запевалы осталась в живых она одна. Кто же сможет устоять против квиттинского оборотня? Ингирид смутно помнила, что где-то недалеко должны быть еще четыре отряда, в том числе и урод-муж с сотней человек. Если бы найти их...
   Наконец ноги Ингирид подогнулись: явись сюда хоть сам Фенрир Волк, она не смогла бы сделать больше ни шагу. Привалившись к стволу сосны, она с трудом дышала широко раскрытым ртом, судорожно глотала, кашляла. А кругом стояла тишина: место битвы осталось далеко позади.
   Немного придя в себя, Ингирид огляделась. Вокруг нее был лес: высокие рыжие сосны, маленькие зеленые елочки, чахлая серая осина, палая листва, хвоя и мох с кустиками брусники. Кое-где белели клочки сырого снега. Лес жил своей обычной жизнью, ветви шептались с ветерком, не замечал ее. Она, Ингирид, родственница конунгов и жена знатного ярла, для них была не более букашки. Они обращали на нее внимания не больше, чем Торбранд конунг и Бьяртмар конунг на камешек, случайно попавший под ноги. Ингирид ощутила прилив злой обиды: она не выносила, если ее не замечали.
   Она хотела крикнуть, но отчего-то не решилась. Дала о себе знать древняя, в крови живущая заповедь: не привлекай к себе внимания, если не можешь защищаться. Но где-то же они должны быть: Арнвид ярл, Эрнолыв, Рагмунд? Где? Оторвавшись от сосны, Инги-рид сделала несколько шагов вперед, не решив еще, в какую сторону идти. Позади нее что-то прошуршало: так и казалось, что кто-то догоняет стремительным шагом и сейчас с размаху хлопнет по плечам. Ингирид быстро обернулась: позади никого не было, только ветерок гнал по камням скрученный кленовый лист. Ингприд пошла дальше.
   - Куда ты идешь? - вдруг прошелестело рядом.
   Ингирид резко обернулась, едва успокоившееся сердце снова стукнуло, как оборвалось. Она подумала, что голое ей померещился, но нет: в трех шагах позади стояла долговязая и тощая девица с бледным до серости лицом и прямыми, свалявшимися, тролли знают сколько немытыми и нечесаными волосами.
   - А тебе что за дело? - раздраженно отозвалась Ингирид. Станет она еще перед всякими бродяжками объясняться!
   - Куда ты идешь? - настойчиво, с какой-то тревогой повторила бродяжка и шагнула к Ингирид. Та невольно попятилась: косящие зеленоватые глаза смотрели на нее так пристально, как будто проспали насквозь.
   - Ты не видела здесь людей? - требовательно спросила Ингирид. - Здесь должны быть люди, вооруженные мужчины.
   - Здесь много вооруженных мужчин, - ответила бродяжка. Вид у нее был испуганный, но и самой Ингирид с каждым мгновением делалось все тревожнее возле нее. Не понимая, чего же боится, она злилась на фьяллей, на квиттов, на весь свет, не дающий ей покоя.
   - Где же они? - требовала Ингирид, изнемогая от раздражения. До чего же она тупа, эта тощая ведьма! Не может говорить по-человечески!
   - Они... - Бродяжка запнулась. - Одни в лесу, другие у ручья, третьи в горе...
   - О тролли и турсы! - воскликнула Ингирид. - Да зачем же они полезли в гору? В какую гору?
   - За золотом, - грустно сказала бродяжка, глядя на Ингирид глазами побитой собаки.
   - За золотом! - изумленно повторила Ингирид. При этом слове она даже забыла о битве на поляне. - Здесь есть золото?
   - Конечно, есть, - равнодушно сказала бродяжка.
   - И много?
   - Очень много. Больше, чем люди могут унести. И гораздо больше, чем им нужно.
   - Золота не бывает слишком много! - решительно воскликнула Ингирид. Где оно? Покажи мне!
   - Да что показывать? - Бродяжка передернула костлявыми плечами, как будто ее спрашивали о серых валунах, торчащих из земли на каждом шагу. Оно - везде.
   - Как это - везде?
   - Вот так.
   Бродяжка позела тощей бледной рукой, и вдруг что-то заблестело под кустом можжевельника. Изумленная Ингирид подалась вперед: то, что мгновение назад казалось серыми обломками гранита среди зеленого мха, теперь заблестело золотым самородком. Едва шагнув к нему, Ингирид заметила с другой стороны другой самородок, побольше. Но стоило ей протянуть руку - золотой блеск исчез. Среди зеленых кустиков брусники лежали простые серые камни.
   - Да ты что - шутки шутишь? - Оскорбленная в лучших чувствах Ингирид нахмурилась и грозно шагнула к бродяжке.
   А та покачала головой:
   - Нет. Оно всегда здесь лежит. Его увидит тот, кто дышит вместе с Медным Лесом. А ты - чужая. Ты его не увидишь и не возьмешь. А если возьмешь - оно не принесет счастье. В этом золоте - сила Квиттинга. Нас оно делает сильными, а другим не поможет. Совсем никак.
   - Вот дубина! - Ингирид тряхнула сжатыми кулаками. Она почти ничего не поняла из этих слов, исчезнувшее золото приняла за морок, навеянный собственным страстным желанием, и больше всех рассердилась на эту дурочку, которая морочит ей голову и не может толком ответить ни на один простой вопрос. - За что же мне так не повезло-то, о мудрые норны! - в досада взывала Ингирид. - За что вы меня наградили уродом папашей, уродом муженьком, загнали в этот дурацкий поход на этот троллиный Квиттинг! Да и тут еще...
   - Твой муж - тот, у кого один глаз? - спросила бродяжка,
   - А ты его видала? - Ингирид резко повернулась к ней. - Где он бродит, этот урод?
   - Он был в горе, - со вздохом ответила бродяжка. - Но вышел...
   - Был в горе? Где золото? - негодованию Ингирид не было предела. - А меня позвать не догадался! Сколько я говорила ему... О тролли и турсы! Чтоб его великаны взяли! Такое страшилище, да еще такой болван!
   Бродяжка молча слушала поток брани, изливаемой Ингирид на Эрнольва и на весь свет, и лишь изредка тяжело вздыхала.
   - Что ты вздыхаешь, как корова в стойле! - возмутилась Ингирид, истощив ближайшие запасы ругани. - Скажешь ты толком, где этот урод и где золото? Ты вообще умеешь толком говорить? Или совсем одичала тут в лесу с троллями?
   - Мы плохо умеем говорить, это верно! - с новым вздохом созналась бродяжка. - Я хотела сказать ему, чтобы он уходил от тебя, но он, наверное, не понял...
   - Что? - Ингирид шагнула к бродяжке. Она тоже ничего не поняла. - Кому и что ты говорила, колода еловая?
   - Твоему мужу, - спокойно, с грустью повторила бродяжка. - Чтобы он уходил отсюда и не слушал тебя. Ты - его злая судьба. Ты принесла ему несчастье, ты заставляешь его делать то, что он не хочет. В тебе - наша кровь. А мы не должны жить среди людей. В тебе так мало нашей крови, что ты не знаешь ее и не знаешь своей дороги. А быть человеком ты не умеешь. Ты не должна жить.
   - Что? - изумленно, забыв даже гнев, повторила Ингирид.
   Но ответа она не получила. Бродяжка исчезла. Она не ушла, не убежала, даже не провалилась под землю.
   Просто исчезла. На ее месте осталась молодая осинка, которую она прежде загораживала спиной. Ингирид шагнула к осинке, не веря своим глазам, обошла деревце кругом. От ее сумасшедшей собеседницы не осталось и следа. Да не мороком ли была и она сама?
   И вдруг что-то тонкое, твердое охватило горло Ингирид и сильно сжало. С криком ужаса она рванулась, но не смогла отскочить от дерева; холодные узловатые ветви оплели ее горло и стиснули, не давая вздохнуть. Разом весь мир вздыбился и провалился в ослепляющий, вопящий ужас; Ингирид билась, с хрипом пыталась вдохнуть и все не верила, что это больше не получится, рвалась прочь, но в глазах уже было темно. Она далее не видела, кто на нее напал и откуда он взялся; казалось, само дерево душит ее своими ветвями. Несколько мгновений - и обмякшее тело Ингирид упало на мох и гниющую влажно-холодную листву. Она лежала на спине, на нелепой белой коже горла остались глубокие красные вмятины, а в широко раскрытых глазах навеки застыл ужас.
   Молоденькая осинка стояла над ней, поникнув ветвями и роняя холодные капли дождя, словно слезы.
   Эрнольв шел через лес, стараясь держать путь на запад, туда, где была надежда встретить кого-то из других отрядов. Но он не слишком надеялся на такую встречу: помня, что случилось с его товарищами, Эрнольв догадывался, что и с другими скорее всего произошло нечто подобное. Мало ли здесь троллей, способных заманить людей в ловушку? Мало ли здесь гор?
   Но где-то поблизости был Вигмар. Рунный полумесяц изливал такие мощные потоки тепла, что в каждом движении ветвей Эрнольв готов был увидеть знакомую фигуру своего побратима, не слишком высокую, но ловкую и сильную, его пятнадцать рыжих кос, связанные в общий хвост, копье с золоченым наконечником в его руке. Он был так близко, что у Эрнольва кружилась голова и мерещилось, что он сам и есть Вигмар сын Хроара.
   Деревья расступились, показалась поляна. Эрнольв отвел локтем мокрую еловую лапу и сразу увидел лежащую под деревьями человеческую фигуру. Белый подол рубахи, синее платье, меховая накидка, коричневый плащ...
   Ошибиться было невозможно - свою жену всякий узнает из тысячи. Ингирид! Потрясенный Эрнольв бросился к ней, приподнял ее голому... и осторожно опустил снова на мох. Она была мертва и уже остыла. На коже горла виднелись неровные синеватые пятна. Кажется, все было сделано быстро, умело и причинило ей самое меньшее страдание, какое только возможно при таком способе отнятия жизни.
   Эрнольв растерянно огляделся. Вокруг было совершенно пусто, только лес да ветер. Кто это? Кому она мешала? Кому понадобилось ее убивать? Чувства и мысли Эрнольва были в полном беспорядке: он не ощущал горестного отчаяния, а только недоуменную растерянность и жалость. Да, нрав Ингирид нельзя назвать приятным, но она была всего-навсего молоденькая девушка... Богиня Фригг, ей ведь не исполнилось и шестнадцати лет! Кому она помешала? Хоть сейчас и война... ко вокруг достаточно мужчин, чтобы не приходилось убивать беззащитных женщин... А как она попала сюда? Где Торбьёрн Запевала, где все другие люди?
   Сидя на моховой кочке возле Ингирид, Эрнольв старался взять себя в руки, но чувствовал себя разбитым кувшином. Нужно было куда-то идти и что-то делать, но он не знал куда и что. Куда-нибудь отнести Ингирид... куда? Куда ему теперь вообще идти? Эрнольву казалось, что он остался один на свете. Совсем один. А весь свет - это и есть этот шепчущий лес, бесконечные сосны, осины, ели, можжевельник, серые валуны, торчащие из зеленого мха, присыпанные бурыми листьями. И ни одного человека. Нигде.
   Между деревьями показалась человеческая фигура. К Эрнольву медленно приближался мужчина, не слишком высокий, но в каждом его движении чупствовались ловкость и сила. Рыжие волосы были зачесаны назад, на плече лежало три-четыpe тонких косички. На ходу он опирался на длинное древко копья, а наконечник поблескивал золотом. Это было настолько похоже на то, чего Эрнольв ждал и о чем мечтал, что он не поверил своим глазом. Это видение, морок, вызванный усталостью, растерянностью... Да попросту он сходил с ума!
   Вигмар вышел на поляну к остановился, глядя на одноглазого фьялля, сидящего над телом Ингирид, Женщина была мертва, и не требовалось подходить ближе, чтобы в этом убедиться.
   - Что ты с ней сделал? - спросил Вигмар. Голос его показался совершенно равнодушным, небрежным, но Эрнольв не удивился и не обвинил его мысленно в бесчувствии: они оба пережили сегодня слишком много и у них не осталось сил переживать ни по какому поводу.
   - Это не я, - выговорил Эрнольв. - Я пришел... уже было.
   Вигмар поднял глаза и увидел знакомое зрелище. Тонкая осинка, к которой Эрнольв прислонялся плечом, мигала двумя узкими, зеленовато светящимися глазами. И сейчас они не косили, а смотрели прямо в глаза Вигмару. Взгляд их был так строг и печален, что даже у Вигмара сжалось сердце. Он вдруг вспомнил о Рагне-Гейде, и его потянуло к ней. Она ведь места себе не находит, не зная, жив ли ее муж и не осталась ли она вдовой на другой день после свадьбы.
   А одноглазый фьялль смотрел на него, как будто ждал каких-то слов.
   - Ничего у нас не выходит, - безнадежно сказал Вигмар и сел на землю напротив своего странного врага. - Везде битвы, а мы с тобой опять встретились один на один. А я сегодня уже... В общем, меня уже драться не тянет, - закончил он, не решившись доложить, что поубивал сегодня довольно много фьяллей. - Где же твоя дружина, Эрнольв ярл?
   - В горе, - бросил Эрнольв. - А мы с тобой все равно не сможем драться.
   - Почему? - не слишком живо осведомился Вигмар. Ему не очень-то и хотелось.
   - Потому что у тебя амулет моего брата. Вторая половина.
   Эрнольв представил, как много придется рассказывать и объяснять, и его чуть не замутило: па такие усилия он был сейчас не способен. Тогда он просто вынул из-под одежды свой амулет на ремешке и показал Вигмару. Не зря же тот полгода носил вторую половину - должен и так понять.
   Вигмар посмотрел, вынул из-под ворота свою половину, перевел взгляд с одной на другую.
   - В нашем роду их двести лет носили братья, - сказал Эркольв. Он сам удивлялся своему равнодушию: как долго и как страстно он мечтал получить родовое сокровище назад, вырвать его из рук чужака... И вот чужак с родовым сокровищем в руках сидит перед ним, а он не чувствует желания вырвать амулет из недостойных рук. Ни гнева, ни возмущения. Все как будто так и должно быть. Или он настолько отупел, что не верит глазам? Не возьмет в толк, что долгожданная встреча не снится, а происходит на самом деле?
   - Значит, я с ним стал как бы братом тебе, - сказал Вигмар, и Эрнольв кивнул. В саном деле. В последние месяцы он почти не вспоминал Халльмунда, потому что его место не осталось пустым.
   А Вигмар смотрел на амулет и вспоминал, как нашел его, как носил, как показывал людям на пиру у Стролингов, как Рагна-Гейда объяснила ему значение рун... Впрочем, последнее он помнил очень плохо, поскольку в то время его занимали не руны, а совсем другое. Точно впервые, Вигмар рассматривал изуродованное рубцами лицо Эрнольва, и каждая черта казалась новой и притом отчаянно знакомой. У Вигмара было странное чувство, что он сам раздвоился и при этом стал вдвое больше: в его душу вошла вторая душа, совсем иная, но близкая и дорогая. Окажись Эрнольв его родным братом, он и тогда не был бы так потрясен. Вот уже полгода он делил силу и удачу с этим человеком, и между ними выросло родство крепче кровного. Вигмар узнал об этом только сейчас, но осознание так быстро и прочно укрепилось в нем, словно он жил со всем этим с самого рождения.
   Ничего не прибавив, Вигмар снял с шеи ремешок и сунул амулет в руку Эрнольву. Вместе со всем прочим он понял и желание побратима вернуть в род драгоценный амулет. "Твое - так возьми. Мне чужого не надо", - хотел он сказать, но как-то не сказалось. "Твое" - "чужое" сейчас не имели для них смысла.
   Эрнольв взял обе половинки и соединил их. Получилась полная золотая луна. По внешнему краю с каждой стороны шли пять Рун, а в середине образовалась шестая - руна "манн". Руна человеческого рода и взаимной связи людей. Рагна-Гейда опять оказалась права: то, что она приняла поначалу за перевернутую "вин", оказалось правой половиной руны "манн".
   Эрнольв и Вигмар не слишком хорошо разбирались в рунах, но сейчас, глядя на золотую луну, они всем существом ощущали огромную силу амулета, сделавшего братьями их, таких разных во всем, что составляет основу их нрава и ума. Вигмар не желал признавать общей правды, если считал ее для себя неподходящей; Эрнольв подчинялся даже тому, что считал ошибочным, лишь бы остаться вместе со своим племенем. По все же у них было что-то неодолимо общее, потому что связать людей бездушных не сумеет никакой трижды волшебный амулет, Эрнольв держался той правды, которая была выработана опытом тысяч лет и сотен поколений. Вигмар первым нащупывал новую правду, право человека отвечать за себя самому, которое одновременно есть тяжкая обязанность. Старая доблесть стареет, новая рождается в трудах и битвах. Но душа человеческая не стоит на месте, она развивается, и вместе с ней развивается мир.
   Вигмар поднялся, опираясь на древко Поющего Жала, и Эрнольв поднялся следом. Им пора было прощаться, и они оба это знали. Судьба позволила им взглянуть в глаза друг другу, и дороги с неумолимой силой вновь разводили их в разные стороны.
   - Пойдем, я покажу тебе дорогу к вашей старой стоянке, - сказал Вигмар. - А про нее не думай. - Он слегка кивнул на лежащее тело. - Мы ее погребем как следует. И не вздумай о ней жалеть. Помнишь Сторвальда Скальда из Островного Пролива? Он говорил, что в ней троллиная кровь. А он сам эльденландец -ему можно верить. Не знаю, как насчет крови, а вот нрав у нее точно был троллиный. Что она, душенька, дескать, особенная и самая главная.
   - Ока была не такая уж плохая. - По врожденной порядочности Эрнольв слабо попытался защитить бывшую жену.
   - Ну, да. - Вигмар кивнул. - Она была не злая, только не умела думать ни о ком, кроме себя. Даже тролли знают, что так нельзя.
   - Но это не причина, чтобы ее убивать, - тихо и упрямо сказал Эрнольв, не сводя с тела Ингирид долгого прощального взгляда.
   - В этом ты прав, - неохотно признался Вигмар. Он испытывал некое чувство вины за эту смерть. Пусть он ничего не знал, но в душе он считал себя отвечающим за все, происходящее сейчас на берегах Золотого озера. Ведь это он поднял троллей на борьбу с пришельцами. - И все же она не из тех жен, по которым стоит проливать слезы, - уверенно закончил он. - Другую найдешь, получше.
   - Да я уже нашел, - отозвался Эрнольв. Он был благодарен Вигмару, который навел его на мысль о Свангерде - на душе сразу стало легче.
   Вдвоем они шли через промозглый лес, где уж клубились по уголкам скорые зимние сумерки. Этот день казался неизмеримо длинным, но они и не заметили, как он прошел.
   - Что ты думаешь дальше делать? - спросил по пути Эрнольв. Ему было неуютно от мысли, что отныне он ничего не будет знать о Вигмаре.
   - Останусь здесь, - спокойно, как о твердо решенном деле, сказал тот. Я уже навоевался, хватит с меня. Знаешь, что мне сказали здешние тролли? Они заявили, что не могут вечно защищать Медный Лес одни - им нужен человек. Для такого дела требуется объединить силы земли и неба, а на это способен только человек. Притом именно я. И мне это подходит. У меня тут есть дом, верные люди, жена - чего еще надо? А если Вальгаут Кукушка приедет - построю себе другой дом. Места тут хватает. И я знаю немало людей, которые в любом случае пойдут со мной. А ты куда собираешься?
   - Сначала домой, в Аскефьорд, - уверенно ответил Эрнольв. Ему слишком долго мешали на пути туда, где жило его сердце, но одних препятствий теперь не существовало, а с другими он больше не собирался считаться. - Пусть Хродмар сын Кари говорит чего хочет, но сначала я поеду домой. У меня там родители и... вдова моего брата. Она будет моей женой.
   - А потом? Опять воевать? Эрнольв пожал плечами:
   - У меня нет другого пути. Судьба моего племени - моя судьба, даже если мне и думается иногда, что оно завернуло не в ту сторону. Со временем все выяснится, кто прав, а кто нет. Главное - чтобы совесть была чиста. А моя совесть... Понимаешь, меня не бывает отдельно от всех фьяллей.
   Вигмар кивнул. Он думал о себе не так, но понимал побратима.
   Они вышли к берегу озера. Ветер гнал по поверхности серой воды мелкие сердитые волны.
   - Вот, видишь? - Вигмар показал узкую тропинку, убегавшую вдоль берега на север. - Дойдешь до вашей стоянки, и жди там своих. Мои тролли рассказали, - Вигмар усмехнулся, вспоминая путанно-горделивый рассказ Стампы, Трампы и их пучеглазого братца Спэрры, - они один ваш отряд засыпали снегом, другой закружили в лесу, третий чуть не перетопили в ручье... Представляешь, ручей на вид по колено, а хоть ныряй - дна не достанешь. А сейчас ведь не Середина Лета, чтобы тянуло купаться!
   Но Эрнольву не было смешно, и Вигмар утешающе закончил:
   - Короче, кое-кто живой еще подойдет. Ты не один остался. Но мой тебе совет, - Вигмар положил руку на плечо Эрнольву и заглянул в глаз, - скажи своему конунгу, чтобы искал других дорог. Этой тропинки, по которой ты уйдешь, завтра уже не будет. Сейчас ведь - Середина Зимы, тролли в самой силе. Моя старуха Блоса сплела такие заклятья, что все здешние тропинки и дорожки смотаются в клубок, а клубок старуха спрячет у себя. Так что... прощай.
   Эрпольв кивнул, шагнул по тропинке, потом обернулся.
   - Мы, может, больше не увидимся, - с трудом подбирая слова, выговорил он. Вдруг вспомнилось, каким даром красноречия раньше одаривал его рунный полумесяц... вернее, Вигмар. Больше этому не бывать, поскольку оба полумесяца теперь висят на шеe у Эрнольва. - Но я...
   - Но мы все paвнo друг друга не забудем! - убежденно подхватил Вигмар, поняв, что он хочет сказать. - Глупо все получилось. С этой войной. Не мы с тобой ее придумали, но деваться нам некуда. Если бы мы встретились по-другому... если бы я мог выбирать побратима. я выбрал бы тебя.
   Эрнольв хотел ответить, что он тоже, но горло сдавил какой-то ком.
   - Теперь мы с тобой и без амулетов - как братья, - продолжал Вигмар. Это такое дело - один раз начавшись, уже не кончится. Так что если я тебе очень понадоблюсь - позови меня как следует. Я услышу!
   Вигмар подмигнул слишком помрачневшему побратиму, махнул рукой, вскинул на плечо копье и пошел по тропинке назад, в глубь леса. Из-под кустов, с зеленых островков мха мигали золотые звездочки самородков, но Вигмар их не замечал. Ему дышалось легко и свободно, и он знал, что попадает в лад могучему дыханию всего Медного Леса. Он ли выбрал это место, оно ли выбрало его - неизвестно, но отныне они неразрывно связаны.
   Впереди тянулся пологий склон горы, горы, поросший мелкими елочками, а со склона спускалось человек пять знакомых - Гуннвальд, держащий большой красный щит, Борре, Тьодольв, еще кто-то. И - Рагна-Гейда, немного непривычная с женнским покрывалом на голове, скрывшим облако золотых кудряшек. Первой заметив Вигмара, она вдруг рванулась вперед и побежала к нему, далеко обогнав спутников. Она бежала, как птица, как светлый альв, скользящий меж спящих деревьев и холодных валунов, и сама весна, будущая радость и будущая жизнь, летели с ней навстречу Вигмару. Он ускорил шаг. Нельзя сказать, что их судьба сложилась гладко, но они пошли в себе силы не только ломать, но и создавать новое. У них есть будущее, а это уже очень много.
   Тонкая осинка, стоявшая над озером, трепетала ветвями, как всегда, без причины. На высоте человеческого роста на ее коре виднелись узкие, призрачно-зеленые глаза, проползающие взглядом высокую, рослую человеческую фигуру. Человек быстрым шагом удалялся вдоль берега озера на север и не чувствовал прощального взгляда. Он оставил здесь все, что ему мешало, и бодро шагал навстречу своему счастью и своему долгу, потому что сбросить этот груз не может ни один человек, пока он человек. Тонкая осинка смотрела ему вслед, и по серой влажной коре из человеческих глаз ползли медленные крупные слезы.