- Этот долг завещан нам предками, - продолжал Торбранд, снова вставив соломинку в угол рта и испытывающе поглядывая на Эрнольва, как будто ожидая, что тот опять произнесет вдохновенную речь. - А все, что идет от предков, священно. Только исполняя их заветы, мы сможем хоть немного приблизиться к ним в доблести и славе.
   - Эрнольв сын Хравна придумал какую-то свою, особую доблесть, - вставил Хродмар. - Он говорил как-то, что конунг, сам выбравший час своей смерти, не герой, а трус и глупец. Разве за века доблесть меняется? Тот, кто был доблестен в древности, останется таким навеки. Пока стоит мир.
   Эрнольв пожал плечами. От него ждали ответа, которого он не находил.
   - От перемен делается только хуже, - сказал хозяин усадьбы, пьяный от гордости не меньше, чем от собственного жидковатого пива. - Вот в древности были люди! А нынешние что! Вот только с тобой, конунг, мы сможем совершить подвиги, которые прославят нас навеки!
   - Верно! Веди нас, конунг! Во славу Отца Побед!
   Эрнольв оглянулся. Ближе к дверям, где сидели гости попроще, бодрых криков что-то было не слышно. Местные бонды вовсе не были рады призывам к войне. Но им, как и самому Эрнольву, оставалось помалкивать.
   Поднявшись с места, Эрнольв протолкался между гостями и вышел во двор. Он слишком уставал от всего этого: от скрытого недоброжелательства, от споров, от собственных неотвязных размышлений. Сражаться гораздо проще. Не оглядываясь, он знал, что голубые глаза Хродмара сына Кари провожают его настороженным и недоверчивым взглядом.
   Эта усадьбы была побогаче прочих - здесь даже имелся гостевой дом. Отыскав себе место на скамье, Эрнольв свернул накидку - под голову, расправил плащ вместо одеяла, сел и стал развязывать ремешки на сапогах, как вдруг кто-то тронул его за плечо.
   - Можно нам немного поговорить с тобой, Эрнольв сын Хравна? - спросил незнакомый голос.
   Подняв голову, Эрнольв увидел невысокого человечка с большим залысым лбом. Одежда его не отличалась богатством, застежка плаща была бронзовая, вместо меча на поясе висел длинный нож. Позади стояли еще два или три человека.
   - Что вы хотите? - спросил Эрнольв и встал. - Кто вы?
   - Я - Аскель Ветка, а это - мой брат Хаки Ловкий и наш сосед Гудрёд-С-Ручья. Мы все живем тут неподалеку, у нас свои дворы. Так что ты не сомневайся - мы все свободные и состоятельные люди.
   - А, вы - из бондов... - Эрнольв нахмурился, пытаясь вспомнить имя здешнего хозяина. Когда меняешь пристанище каждый день, запомнить всех нелегко.
   - Славного Ингвара Три Сосны, - подсказал Аскель. - Ты прав. Будь так добр, Эрнольв сын Хравна, сядь и позволь нам немного поговорить с тобой. Мы не задержим тебя надолго.
   Эрнольв огляделся. В гостевом доме было еще пустовато, лишь несколько хирдманов дремало на лавках и на полу. Он сел на прежнее место, и три гостя устроились вокруг него.
   - Это верно говорят, что твоя бабка была сестрой Тородда конунга? заговорил Аскель Ветка, как видно, признававшийся странными пришельцами за вожака.
   Эрнольв кивнул.
   - Значит, ты - тоже из рода конунгов? - уточнил Аскель, и у Эрнольва стало нехорошо на душе: он заподозрил, с чем пришли нежданные гости, и это ему совсем не понравилось. - Однако, ты вовсе не похож на других знатных людей, - продолжал Аскель. - Ты не бьешь мечом в щит и не призываешь людей бросать семью и хозяйство ради того, чтобы их убили в чужих землях. Ты хороший человек. Ты понимаешь, что бедным людям вовсе нечего делать на этом Квиттинге. Конунг зовет всех в поход, Ингвар дал ему клятву верности и теперь будет заставлять нас всех идти с ним. Если я с сыном пойду воевать, то кто будет смотреть за хозяйством? На работников нельзя положиться, а моя жена...
   - Разве женщины справятся со всем одни? - подхватил Гудрёд-С-Ручья. - У нас немаленькое хозяйство - шесть коров, восемь овец, и каждую весну мы сеем...
   - Я понял вас, добрые люди, - прервал его Эрнольв, стремясь скорее покончить с этим неприятным и опасным разговором. - Ни один хёльд не имеет права силой заставить вас идти воевать, а если кто-то попытается это сделать, то вы можете пожаловаться конунгу. Он не так меня любит и не так прислушивается к моим словам, как к словам других, но я обязательно вступлюсь за вас, если это потребуется.
   - Мы были уверены, что ты - благородный человек! - ответил Аскель. - Но мы сказали еще не все. Мы пришли к тебе втроем, но ты можешь быть уверен: таких как мы очень много. Во всей округе наберется, может быть, несколько глупых юнцов, которым лень работать, как работают все люди, и они надеются легко разбогатеть на войне. Идти на Квиттинг хочет только Ингвар хёльд со своей дружиной. Всю работу в усадьбе делают его работники, смотрит за ними управитель, а Ингвару хёльду остается только слушать саги о древних подвигах и мечтать о славе. Им больше нечего делать, кроме как воевать. А его жене мечтать о золотых застежках. Умные женщины понимают, что бронзовые держат платье ничуть не хуже...
   - Я понимаю все это, - снова прервал Эрнольв. - И я говорил об этом конунгу. Но ему нанесены жестокие обиды, и он должен за них отомстить. Он не откажется от войны, пока не добьется своего. И тех, кто хочет воевать, тоже очень много. Сколько ты платишь за каждый новый нож, топор, лемех для плуга? Разве ты не хочешь, чтобы железо было дешевым?
   - Я хочу сохранить голову на плечах, - рассудительно ответил Аскель. Мне никто не даст другой головы, а сагу про мою гибель никто не сложит. Это конунгу достанется много серебра и золота, много оружия, скота, кораблей, рабов и прочих сокровищ.
   - И восемь знатнейших квиттинских девиц в жены, - добавил Хаки Ловкий.
   - Да, - согласился с братом Аскель и продолжал: - Это про конунга сложат много хвалебных песен, таких искусных и пышных, что простой человек в них и не поймет ничего. А я не конунг. Я слишком маленький человек, хвалебная песня мне не по росту. И меня не обижал никакой квиттингский тюлень. Скажу тебе прямо, у нас в округе в этого тюленя никто не верит.
   - Это напрасно, - подавляя вздох, ответил Эрнольв. - Я видел его сам. И он погубил моего старшего брата. И никто не даст мне другого. Я должен за него мстить. Так велят боги, так завещали предки. Предки не могут быть неправы. И все люди вместе тоже не могут быть неправы. Все фьялли хотят воевать, и мы должны идти со всеми. Истина всегда с теми, кого больше.
   Моргая и двигая морщинами на высоком лбу, Аскель смотрел на Эрнольва со смешанными чувствами разочарования и удивления.
   - Ты говоришь так просто, знатный ярл, и все-таки я тебя не понимаю, сказал он наконец. - Ты говоришь, правда с теми, кого больше. Но разве наша правда - неправильная? Разве она хуже оттого, что нас сто, а их - тысяча? Разве оттого, что конунг прав, а я нет, кто-то другой засеет вовремя мое поле? Разве валькирии прилетят приглядеть за моими коровами?
   - Я не пил из источника Мимира и не знаю всего, - твердо ответил Эрнольв. - Боги с теми, кого больше. Боги говорят через общий голос тинга. И мы должны подчиниться. Потом, со временем, эта правда откроется и нам.
   Аскель покачал головой. Его спутники сделали движения, как будто хотели встать. Но Аскель вдруг положил руку на локоть Эрнольва, склонился к его уху и прошептал:
   - Выходит, сегодня мы с тобой не договорились, Эрнольв сын Хравна. Но если со временем ты поймешь не конунгову, а нашу правду, то ты можешь рассчитывать на нас. Если когда-нибудь и другие люди скажут, что им нужен не воинственный, а миролюбивый конунг, и укажут на тебя, то тинг нашей округи можешь уже считать у себя за поясом. Пусть слышит богиня Вёр - и больше никто!
   Аскель многозначительно подмигнул онемевшему Эрнольву и встал. Дверь гостевого дома за ними закрылась, а Эрнольв все смотрел им вслед. Отец, оставшийся в Пологом Холме, предупреждал его о чем-то подобном. Нет, Эрнольв и мысли не допускал пойти против Торбранда конунга, но и от сказанного бондами так просто не отмахнешься. Не все люди хотят войны. Многие - но не все. Значит, на стороне Торбранда конунга много правды, но не вся. Валькирия Регинлейв явилась в Аскрфьорде и указала сверкающим мечом на юг - значит Один поведет фьяллей на эту войну. Но вдруг и в самом Асгарде есть кто-то, кто думает иначе? Думает и молчит, как сам он, Эрнольв, думает и молчит? Есть или нет?
   На дворе усадьбы Серый Кабан поднялся шум: до Хроара Безногого, сидевшего в гриднице с гостем, стали долетать удивленные выкрики хирдманов и работников, недоуменный смех женщин, восторженные визги детей. "Зайцы, зайцы!" - ворвался в открытую дверь восхищенный, звонкий крик Эльдис, и Хроар поморщился, как от сквозняка.
   - Должно быть, Вигмар вернулся, - ответил Хроар на вопросительный взгляд гостя, Бальдвига Окольничего. - Он охотился. Нет бы посмотреть за рабами - он все охотится...
   - Молодому сильному мужчине не так уж весело все время сидеть дома, вступился за Вигмара Бальдвиг. - Особенно если у него нет жены.
   Бальдвиг благодушно усмехнулся, призывая и Хроара смотреть веселей. Рауд был на пять-шесть лет старше своего квиттингского друга, но казался моложе, поскольку сохранил здоровье и бодрость; в его темных волосах не виднелось седины, и лишь в короткой густой бороде белело несколько нитей, казавшихся случайными. Невысокий ростом и толстоватый, Бальдвиг Окольничий не производил впечатления грозного бойца и меж тем был уважаем решительно всеми, кто его знал, даже недругами. На его высоком залысом лбу прямо посередине виднелась морщина в виде галочки, наводившая на мысль, что здесь скрыто нечто особенное. Темные брови, стянутые к переносице, высокими ровными полукружьями обрисовывали умные карие глаза. Бальдвиг был человеком деятельным, но не суетливым, осторожным, но не трусливым, твердым, но не упрямым, и в каждом деле умел найти ту счастливую грань, какая была найдена в его собственных качествах.
   Хозяин Серого Кабана раздраженно потряс головой, но сдержался и не стал бранить сына при госте. Конечно, Бальдвиг Окольничий, хоть и жил в Рауденланде, был давним другом их семьи и не хуже самого Хроара знал все странности Вигмара, но все же...
   - Что же за чудесных зайцев он несет? - улыбнулся Бальдвиг.
   - Уж наверное, не простых, - ворчливо ответил Хроар. - Должно быть, с золотыми ушами и серебряными ногами. У него теперь все непростое...
   Через порог шагнул Вигмар. На его лице была веселая усмешка, размашистые движения говорили об отличном расположении духа.
   - Приветствую тебя, Бальдвиг сын Свартхедина! - радостно крикнул он. Ты давно у нас не был!
   - К доброму другу дорога коротка - отчего бы тебе самому ко мне не заглянуть? - с улыбкой ответил Бальдвиг. Ему нравился Вигмар, как многим, у кого не пересекались с ним дороги: на уверенного в себе и скорого на язык человека всегда приятно посмотреть. - Что ты принес?
   - Да так, безделицу! - с истинно геройской небрежностью ответил Вигмар, но в голосе его слышалось предвкушение близкой забавы.
   За его спиной в двери уже виднелись любопытные лица челяди и женщин. Вигмар подошел к скамье, где сидел напротив хозяина Бальдвиг, и сбросил с плеча копье. Взгляд гостя с изумлением и восторгом скользнул по копью нечасто увидишь такое замечательное, богатое и грозное оружие! Но едва Бальдвиг открыл рот, чтобы поздравить Вигмара с приобретением, как взгляд его упал на трех зайцев, подвешенных к древку копья. И рауд замер с открытым ртом, забыв, что хотел сказать. Передние лапы каждого из трех зайцев были всунуты в золотые обручья и таким образом сцеплены на древке. На шее самого крупного была намотана толстая золотая цепь. Бальдвиг едва удержался, чтобы не протереть глаза. В молодости он много лет провел в дружине конунга раудов, Бьяртмара, и был его окольничим, а на усадьбе конунгов насмотришься таких странностей и причуд, столько низости и благородства, благоразумия и безрассудства, что потом уже и захочешь удивиться - да не найдешь чему. Но такого чуда ему не приходилось видеть даже в палатах конунга.
   - О... Откуда это? - выговорил наконец Бальдвиг.
   - Это? - небрежно спросил Вигмар, стряхивая добычу на лавку. - Да они теперь так бегают. Разве ты не знал?
   - К нам такие не забегали... - пробормотал Бальдвиг, понемногу приходя в себя.
   - Они так бегают с тех пор, как этот Сигурд одолел мертвеца! - Хроар кивнул на сына, который усмехнулся при этом, не поднимая глаз. Отец не переставал ворчать и предрекать беды, но Вигмар знал, что в глубине души Хроар гордится его подвигом. - Теперь у нас все ближние долины усыпаны золотом! Только очень ленивый не носит на каждой руке по золотому обручью!
   - Да, я слышал об этом! - протяжно отозвался Бальдвиг, медленно погладил бороду, поглядывая то на отца, то на сына, словно прикидывая, не обманывают ли его квитты. - Неудивительно, что конунг фьяллей собирается идти на вас войной.
   - Уже ходил! - поправил его Вигмар. - И вернулся с такой славой, что тролли складывают о нем и его войске длинные саги. Да такие, что их при добрых людям и рассказать стыдно.
   - Однако... Да! - Бальдвиг хотел еще что-то сказать, но передумал и промолчал. В конце концов, раздоры фьяллей и квиттов были не его делом. Теперь мне легче рассказать, зачем я к вам приехал, - продолжал он. - Прости мою неучтивость, Хроар, - только через порог, и сразу с просьбами! - но у меня мало времени. До отъезда на осенний тинг не осталось и месяца, а мне еще нужно объехать родичей.
   - Говори смело! - подбодрил гостя Вигмар и сел напротив.
   После удачной охоты он был весел и расположен душой ко всему свету. Почему-то ему мерещилось улыбающееся лицо Рагны-Гейды с лукаво искрящимися зелеными глазами, и от этого в груди было так тепло и хорошо, словно она жила где-то возле самого сердца.
   - Твоя добыча придала мне смелости! - Бальдвиг бросил взгляд на золотую цепь, тускло блестевшую на беловато-серой заячьей шкуре. - Ведь я хотел просить у вас серебра в долг - хотя бы несколько марок. На тинге мне нужно будет платить виры*, а мои запасы подходят к концу.
   - Да, как продвигается твоя тяжба? - заинтересованно спросил Хроар и даже подвинулся поближе.
   Несколько лет сидя без движения, он полюбил разговоры о чужих тяжбах и нередко наедине с собой или в беседах со старыми хирдманами припоминал законы и старался доискаться, кто из спорщиков прав. В этом отношении Бальдвиг Окольничий был для него вдвойне желанным гостем, так как у того уже несколько лет тянулась тяжба с людьми из восточных долин Рауденланда. Хроар знал все обстоятельства дела не хуже самого Бальдвига, и даже Вигмар нередко спрашивал, как здоровье его противника, Оддульва Весенней Шкуры, и не лопнул ли он еще от жадности.
   - Чтоб великаны так тягались друг с другом! - Бальдвиг досадливо вздохнул и махнул рукой. Запутанные тяжбы интересны только тогда, когда к тебе самому не имеют отношения. - На каком-то пиру зять моего брата Старкада встретился с кем-то из Дьярвингов и проявил такую доблесть, что одного хирдмана прямо там и похоронили. А у Старкада больше нет денег платить виры. Конечно, хирдман - не родич, но эти Дьярвинги и за дворового пса пытаются взять как за родного брата!
   - Этой беде легко помочь! - сказал Вигмар. - Вот бы всегда так! Возьми!
   Он сдернул с лап заячьих тушек два золотых обручья и подал Бальдвигу:
   - Здесь не меньше трех марок, притом настоящего золота. Теперь вам хватит заплатить еще на парочку Дьярвингов, пусть ваш зять не стесняется! Наш Старый Олень был не так прост - ни за что не взял бы с собой в могилу какую-нибудь дрянь. Лучше этого золота едва ли найдешь в Морском Пути!
   - Это оттуда? - с полным пониманием спросил гость. - Но ведь могила, говорят, обрушена?
   - Да, но вся долина возле нее усыпана золотом. Там еще много чего можно найти... была бы охота искать! - пренебрежительно закончил Вигмар.
   У него самого не было ни малейшей охоты искать, и он подобрал только то, обо что задел сапогом на ходу.
   Бальдвиг взял обручье, взвесил его на руке, внимательно осмотрел со всех сторон. Хроар нахмурился: уж не думает ли гость, что ему хотят под видом одолжения всучить какую-нибудь подделку? Но рауд, как оказалось, думал совсем о другом.
   - Ты - достойный человек, - сказал он чуть погодя, подняв глаза на Вигмара. - Смелый, щедрый, дружелюбный. Одного этого дела достаточно, чтобы прославить тебя на всю жизнь...
   Вигмар хмыкнул, стараясь его перебить:
   - Зачем ты говоришь мне все это? Я не тщеславен, мне не надо, чтобы каждый камень в долинах распевал мне висы*...
   - Что бы ты сказал, Хроар, если бы я предложил тебе породниться со мной? - продолжал Бальдвиг, переведя взгляд на хозяина. - Моя племянница Альвтруд - не самая плохая невеста в Рауденланде. У нее есть своя усадьба, оставшаяся после мужа, два десятка голов скота, рабы... Ее сыну три года, и он очень слаб здоровьем. Если он умрет, Альвтруд потеряет свою усадьбу. А ей пригодился бы стоящий хозяин. Как ты, Вигмар. Что вы скажете?
   Хроар не сразу нашел ответ на это неожиданное предложение: в первую очередь он вспомнил о том, что усадьба Альвтруд является частью спорного наследства. Таким образом, Вигмару предлагают взять в приданое эту самую проклятую тяжбу. А Вигмар отлично умеет наживать своих собственных врагов, зачем ему чужие?
   - Нам было бы неплохо подумать... - проворчал Хроар.
   - Конечно, подумать нужно, - согласился Бальдвиг. - Я расскажу тебе о той усадьбе подробно. А если ты, Вигмар, хочешь сначала посмотреть на саму Альвтруд, - Бальдвиг глянул на Вигмара, отлично понимая, что в его предложении заинтересует отца, а что сына, - то она сейчас гостит у меня. Ты можешь поехать вместе со мной хоть сегодня, побыть у нас несколько дней, побеседовать с ней... Она не старше тебя, она ровного нрава, хорошая хозяйка... К ней уже сватались. Не знаю, сочтешь ли ты ее красивой, но я не слышал, чтобы кто-то назвал ее безобразной... Короче, ты сможешь посмотреть сам.
   Вигмар не поднимал глаз, бездумно вертя в пальцах обрывок золотой цепи, как простую соломинку, и соображал, как бы повежливее отказаться, пока эта мысль не запала на ум отцу.
   - Это не зайца подстрелить - жениться! - сказал он чуть погодя и дернул себя за косичку.
   - Да уж, это потруднее, чем сочинять стихи! - проворчал Хроар и сурово посмотрел на сына. Он вспомнил еще об одном обстоятельстве, из-за которого даже осложненная тяжбой женитьба была бы для Вигмара благом, потому что не позволила бы нажить бед здесь, в ближайшей округе. - Я слышал, какие стихи ты сочиняешь в последнее время! - продолжал он, сурово хмуря густые, нависшие над глазами брови. А Вигмар вдруг заметил, что его отец в неполные пятьдесят лет выглядит совсем стариком: его волосы, когда-то такие же рыжие, как у Вигмара, теперь почти поседели, а глаза от жизни в вечном полумраке гридницы ослабли и щурились. - Я слышал, что ты сочиняешь их все про дочку Кольбьёрна. Я на его месте не стал бы так долго это терпеть. Запомни, Вигмар сын Хроара, - если твои стихи доведут тебя до беды, я не стану вмешиваться! Род не должен отвечать за глупости одного, которые во вред всем! А от нашего рода не так уж много осталось - ты да я! Уж не знаю, сумеем ли мы сохранить свою кровь, но свою честь мы сохранить обязаны! И если ты натворишь что-нибудь такое, что обесчестит нас - я откажусь от тебя и выбирайся сам как знаешь!
   Вигмар смотрел ему в лицо и молчал. Он привык, что отец всегда в дурном настроении, как небо осенью, привык к вечному ворчанию, но сегодня отец обошелся с ним уж слишком сурово. Да, Хроар прав: весь род не должен отвечать за глупость одного, особенно когда род так невелик. Но неужели отец уверен, что его единственный сын способен на бесчестные поступки?
   - Вигмар! - в гридницу заглянул один из хирдманов. - К тебе прислал Грим Опушка!
   Обрадованный отсрочкой Вигмар бросил золотую цепь на пол и выскочил из гридницы, бегло попрощавшись с гостем.
   На дворе возле крыльца мялась Гюда. Эльдис радостно дергала ее за руку и шептала что-то, но Гюда отрицательно качала головой. На ее широком краснощеком лице было написано замешательство. Увидев Вигмара, она смутилась и обрадовалась одновременно.
   - Это тебя прислали? - удивился Вигмар, ожидавший увидеть работника или мальчишку.
   - Да. - Гюда робко кивнула, виновато оглянулась на Эльдис и добавила: Мне велели сказать тебе, чтобы больше никто не слышал...
   Вигмар взял девушку за плечо, решительно оттер сгоравшую от любопытства Эльдис и толкнул Гюду в угол двора, где никого не было:
   - Ну?
   - Меня прислала йомфру из Хьёртлунда, - начала Гюда, не поднимая глаз и вертя в руках травинку.
   - Что? - Вигмар наклонился и заглянул ей в глаза. Ему показалось, что он ослышался: настолько это было невероятно. - Рагна-Гейда?
   - Да. - Поняв, что он не верит, Гюда бегло коснулась его взгляда своим, словно приложила печать правды, и снова опустила ресницы. - Она сейчас у нас. Она приехала совсем одна. Она послала меня к тебе и сказала, чтобы ты приезжал сейчас, и тоже один.
   Вигмар молчал, и Гюда снова посмотрела на него. Его лицо стало очень серьезно, и от этого черты казались резкими; желтые глаза смотрели требовательно и напряженно, как у хищной птицы, заметившей добычу. После его победы над страшным мертвецом Гюда стала бояться Вигмара, почти как самого мертвеца. Вигмар не спрашивал, правда ли все это, но очень и очень сомневался. Звать его именем Рагны-Гейды, одного, в пустынное место... Это отчасти похоже на ловушку. Это и в самом деле может исходить из усадьбы Оленья Роща, но вовсе не от Рагны-Гейды.
   - А если ты не поверишь, она велела сказать вот что, - тихо добавила Гюда, еще больше оробев от его молчания.
   - Что?
   Верь в удачу, Видар стали
   Верен выбор Труд обручий.
   Выговорив стих, Гюда не осмелилась поднять глаз на Вигмара, но и с опущенными ресницами вдруг ощутила, что он разом расслабился. А Вигмар перевел дух и усмехнулся. Да, это Рагна-Гейда! Братья придумали бы послать ему ее перстень или застежку, но только она догадалась бы сложить стих, напоминающий его собственную победную вису на последнем пиру! И такой короткий - чтобы бедная Гюда смогла запомнить.
   - У них что-нибудь случилось? - вдруг обеспокоенный новой мыслью, спросил Вигмар. - Может, Эггбранд...
   - Я не знаю. - Гюда помотала головой. - Она просто сказала, чтобы ты приехал.
   В знак благодарности Вигмар потрепал Гюду по плечу, как мальчика, и торопливо направился к конюшне.
   - Что там? - закричала ему вслед Эльдис, но Вигмар отмахнулся. По его мнению, сестра была еще слишком мала, чтобы знать много.
   - Куда ты собрался? - спросил Хамаль, заметив, с каким нетерпением Вигмар седлает коня. Его лицо с закушенной губой показалось странным - то ли он сдерживает гнев, то ли улыбку. Его не поймешь.
   - Проедусь, - коротко бросил Вигмар. Посвящать в свои дела Хамаля он тоже не собирался.
   Но тот и сам был неглуп, наблюдателен и догадлив.
   - Ты уже сегодня наездился, - с намеком заметил он. - Хватит золота для одного раза.
   Вигмар не ответил, поглощенный затягиванием ремней, и хирдман упрямо продолжал:
   - Сейчас не такое время, чтобы стоило ездить по пустым долинам в одиночку. Ты едешь к Гриму Опушке?
   Вигмар кивнул.
   - Если бы дело касалось самого Грима, ты не стал бы скрывать, рассуждал Хамаль. Многие годы жизни на усадьбе давали ему право беспокоиться о судьбе хозяев. - А ты молчишь. Значит, дело касается твоих стихов... о дочери Кольбьёрна.
   Вигмар затянул последнюю пряжку, повернулся лицом к Хамалю и оперся спиной о лошадиный бок.
   - Ну и что? - вызывающе спросил он, прямо глядя в глаза хирдману и стремясь разом пресечь бесполезный спор. - Не надо мне рассказывать, что я ей не пара - это я уже слышал. А раз мое упрямство крепче драконьей шкуры, то не трать слов попусту.
   - Я не берусь рассуждать, кто из вас кому не пара, но тебе не следует ездить одному. Безрассудство и доблесть - разные вещи.
   - А разве Один завещал ездить на встречу с девушкой целой дружиной? Не помню такого совета.
   - Если там действительно девушка. Ты ведь и свое знаменитое копье возьмешь с собой, а Стролинги страшно злы на тебя из-за него. Ты отнял у них лучшую добычу, не говоря уж о славе. Возьми хотя бы трех-четырех хирдманов. И меня.
   Вигмар вздохнул, потрепал конскую гриву.
   - Если Стролинги задумали обман, то уж они постараются иметь больше людей, чем у меня, - сказал он. - Я не конунг и мне незачем тащить с собой в Хель кого-то еще. Но ты не грусти! - Вигмар ободряюще хлопнул хирдмана по плечу. - Я не думаю, что там обман. Меня действительно зовет Рагна-Гейда.
   - Может быть, - хмуро согласился Хамаль, понимая, что его слова ни к чему не приведут. - Она может не знать. Если тебя ждут по дороге, в пустынной долине...
   - Всего не предусмотришь! Когда-нибудь каждому придется умереть. Если я не вернусь, то я тебе поручаю найти для Эльдис достойного мужа! - с внешней беззаботностью ответил Вигмар, как будто в шутку. - И через двадцать лет расскажи ее сыну, кому он должен за меня мстить.
   Хамаль не ответил. Вигмар повел коня из конюшни и через несколько мгновений уже мчался прочь от усадьбы.
   Рагна-Гейда сидела выпрямившись и сложив руки на коленях, глядя прямо перед собой. Ничего любопытного там не было - бревенчатая стена с торчащими из щелей клочьями мха, но Рагна-Гейда смотрела так пристально, как будто там висел ковер с вытканными сагами о Сигурде и Брюнхильд. Она сама себе приказала сидеть неподвижно после того, как десять раз обошла тесный дом Грима Опушки, повертела в руках каждый ковшик из небогатой хозяйской утвари, пересчитала ячейки в недоплетенной сети и наконец села, поймав насмешливый взгляд Боргтруд. Эта старуха смотрит так, как будто видит насквозь. Но делать нечего - мать, фру Арнхильд, ни за что не согласится выполнить то, что задумала Рагна-Гейда. С того пира, на котором Вигмар показал копье из кургана, Рагне-Гейде не давали покоя слова Скъёльда. "Это копье принесло смерть прежнему хозяину! - как-то так сказал он. - Смотри, как бы того же не случилось и с тобой!"