Дворецкая Елизавета. Спящее золото (Корабль во фьорде - 2)

   Эрнольву эти слова показались неприятны: он никогда не смог бы сказать такого о собственном отце, даже если бы это было правдой.
   - Так вот что я тебе скажу, Эрнольв, - негромко заговорил Ульвхедин, повернувшись и заглянув в единственный глаз своего собеседника. - Если таким обручьем... или чем-нибудь вроде того Бьяртмара конунга поманит сам Торбранд конунг... То наш старый кабан может забежать очень далеко!
   Гости были уже сыты и пьяны, но пиво продолжали разносить; пир утратил всякий порядок, уже никто никого не слушал, на одном конце стола ссорились, на другом целовались, и все делалось с пьяным шумом и воодушевлением.
   Весь вечер Вигмар, не скрываясь, наблюдал за йомфру Ингирид. Она обходила его взглядом с тем подчеркнутым безразличием, которое говорит о скрытом пристальном внимании и слегка нечистой совести. Вигмар забавлялся. Удовольствие ему слегка портили только взгляды того фьялльского урода, настороженно наблюдавшего за ним и Ингирид. Заметив это, Вигмар сразу подумал, что между ними что-то есть. Светлая Фрейя, да уж не влюблен ли в нее этот одноглазый тролль? "Если у фьяллей все мужчины такие, то неудивительно, что бедная девушка толкается под дверями мужских покоев, выискивая хоть кого-нибудь попригляднее! - весело подумал Вигмар. - В таком случае даже и я сойду!"
   Но вскоре йомфру Ингирид наскучило сидеть среди женщин. За ней это наблюдалось и раньше: еще в Пологом Холме она предпочитала проводить время не в девичьей, а в гриднице среди хирдманов. "Бабская болтовня", по собственному выражению, ее раздражала, тем более что она мало понимала в рукоделии и хозяйстве.
   Поднявшись с места, Ингирид стала прохаживаться между столами, рассматривая гостей и развлекаясь пьяной болтовней и выходками. Кроме того, у нее была еще одна тайная цель. Через некоторое время она подошла довольно близко к тому месту, где сидел Вигмар. Видя, что надменными взглядами наглого квитта не проймешь, она решила зайти с другой стороны. Тем более, что и ей самой так было гораздо интереснее.
   - Да ты, оказывается, великий герой! - с ядовитым восхищением произнесла она, когда Вигмар соизволил заметить ее возле себя. - Одолел даже какого-то мертвеца. Он, должно быть, отчаянно бился, защищая свои сокровища?
   - Ты права как никогда, о Фрейя весла леса опоры шлема!*? - почтительно ответил Вигмар.
   ______________
   * Фрейя весла леса опоры шлема - женщина, т.е. Ингирид ( Фрейя - имя богини, опора шлема - голова, лес головы - волосы, весло головы - гребень).
   На миг Ингирид была озадачена, не поняв кеннинга; но тут же лицо ее прояснилось: она просто выкинула загадку из головы. Она пришла не столько слушать, сколько говорить.
   - Ну, еще бы! - воскликнула она, метнув на Вигмара новый вызывающий взгляд. - Ты же великий славный воин, и сам Сигурд Убийца Фафнира перед тобой не больше чем котенок! Наверное, на Квиттинге ты уже победил всех, кого мог, и теперь пришел к нам искать новых побед!
   Вигмар покосился на нее, не скрывая усмешки. Его забавляла ее вызывающая заносчивость и желание походить на взрослую умную женщину. Сквозь желание показать, какое он, квиттинский наглец, ничтожество перед ней, дочерью конунга, просвечивало тщательно скрываемое любопытство. Вигмар достаточно знал женщин, чтобы его заметить, и потому не ломал голову над вопросом, чего она к нему привязалась.
   Поэтому он просто взял ее за руку, подтянул к себе и посадил на скамью. Ингирид сопротивлялась, но больше для вида: когда Вигмар выпустил ее руку, она надменно выпрямилась, но осталась сидеть на месте.
   - Послушай, рябина застежек, если ты пришла сюда просить меня помолчать об утреннем... - начал Вигмар, доверительно склонившись к ней. Ингирид вскинула руку, ее губы сложились для негодующего "нет", но Вигмар не сделал остановки, и она промолчала. - То напрасно: я и так не из болтливых.
   - Вот как! А я думала, что все квитты - болтуны! - язвительно вставила Ингирид. - Разве нет? Почему же вас так прозвали?*
   ______________
   * Название племени квиттов происходит от слова со значением "чирикать". Так их прозвали северные племена с более медленным выговором.
   - А если ты пришла просто для того, чтобы позлить меня, - продолжал Вигмар, пропустив выпад мимо ушей, и на этот раз Ингирид даже не пыталась возразить, - то опять-таки напрасно трудилась. Мне не пятнадцать зим, а на десять больше, и я успел повидать довольно всякого, чтобы не переживать из-за болтовни любопытной девчонки, какого бы высокого рода она ни была.
   - Так ты и правда берсерк? - быстро спросила Ингирид, не обидевшись на "болтовню любопытной девчонки". Она поняла, что напускной надменностью и колкостями его не пронять, и отчасти смирилась с тем, что он ее раскусил.
   - Нет, - спокойно ответил Вигмар. - Никакой я не берсерк.
   Глядя в задорно блестящие газа Ингирид, он вдруг вспомнил Рагну-Гейду. И сейчас почему-то мысль о ней принесла Вигмару не боль, а отраду: в чужом доме на него повеяло чем-то родным, как будто приоткрылся тот кусочек родины, который он принес в своем сердце. В его памяти ожил один осенний пир трехлетней давности, где хозяин рассаживал гостей по жребию, и ему выпало сидеть с Рагной-Гейдой. Ей тогда было шестнадцать лет, и Вигмар впервые признал, что у этих Стролингов есть кое-что хорошее. Вернее, кое-кто. Никакой другой пир не показался ему таким приятным и таким коротким. С того все и началось: если он видел Рагну-Гейду, то день становился светлее; если она слышала где-то его голос, то оборачивалась и бросала ему лукавую и загадочную улыбку, словно у них есть общая тайна. А потом...
   - Но все же для этого места ты недостаточно знатен! - вырвал его из воспоминаний голос Ингирид. - Днем здесь сидела я. Какие еще подвиги ты совершил, чтобы сидеть на моем месте?
   Стряхнув задумчивость, Вигмар снова ощутил себя на пиру, среди жующих и говорящих без умолку раудов, за много дневных переходов от всего того, что заполняло его мысли.
   - Какие? Так, безделицу, - Вигмар махнул рукой. Возвращаться от Рагны-Гейды к Ингирид оказалось так неприятно, что захотелось уйти отсюда и попросту лечь спать. Может, приснится...
   - Расскажи, расскажи! - потребовал сам Бьяртмар конунг. Вигмар обернулся: конунг раудов, оказывется, уже довольно давно наблюдал за ними, обгрызая гусиную ножку. - Почему же ты ушел из своих родных мест, если там столько золота?
   "И этому нужно золото!" - с оттенком печали о глупости человеческого рода подумал Вигмар. Хорошо, что у него был достойный ответ. Равнодушно глядя через полутемную гридницу прямо в близоруко сощуренные глаза Бьяртмара, он произнес, с полузабытым удовольствием чувствуя устремленное на него внимание притихших гостей:
   Жарко вжалось в сердце
   Жало Браги рати;
   Впредь кормильцу вранов
   Волком волн не править.
   Всплеском стали встретят
   Скальда братья Бранда
   Долго мне не видеть
   Долы квиттов - дома.*
   ______________
   * Браги рати, кормилец вранов - мужчина, т.е. Эггбранд; волк волн корабль, всплеск стали - битва.
   В гриднице даже стало потише. Виса была очень хороша, а рауды были еще не настолько пьяны, чтобы ее не оценить. Да и что Вигмару оставалось делать, кроме как сочинять висы? Складывая строчки и строфы, Вигмар стремился зачаровать, связать свою боль и вывести ее наружу. Это удавалось - не зря драгоценный дар поэзии подарил богам и людям сам всемогущий Отец Колдовства.
   - Да он еще и скальд! - протянул Бьяртмар. - Только с хендингами плохо, но зато сколько силы!
   Конунг старался говорить с преувеличенным восхищением, чтобы превратить похвалу в насмешку, но в последнем не преуспел: виса и в самом деле была довольно хороша. Чтобы над ней смеяться, следовало сначала сказать другую вису. Получше.
   И опять Вигмар вспомнил, что это уже с ним бывало. Ему уже случалось произносить стихи и с торжеством сознавать, что противникам нечем ответить. И ждать с тревожной и сладкой надеждой, глазами вызывать на поединок ее Рагну-Гейду. Которой больше нет.
   - Если он и дерется так хорошо, как складывает стихи, то он один стоит троих! - одобрительно и даже с притворной завистью сказал конунг Бальдвигу. - Или даже пятерых! - расщедрившись, добавил он.
   Бальдвиг наклонил голову в знак согласия. А Вигмар незаметно нашарил под рубахой золотой амулет. "В нем руны победы!" - в самое ухо шепнул ему голос Рагны-Гейды, сладкий и мучительный разом. Но что ему победа над раудскими болтунами? Ему нужна была победа над собственной злой судьбой, а до нее было еще очень далеко.
   Рагна-Гейда второй раз в жизни попала на большой тинг Острого мыса и уже готова была пожалеть, что вообще решилась на эту поездку. После всех событий начала осени ей было бы слишком страшно оставаться дома одной, но и средство избежать одиночества оказалось не лучшим. Дорога к побережью, потом плавание вдоль всего западного берега с севера на юг не развлекли, а только измучили ее, а обилие народа в Долине Тинга - потрясло и утомило. Привыкшей к относительному безлюдью Квиттинского Севера Рагне-Гейде казалось, что на Остром мысу собрались все квитты, сколько их ни есть, и не верилось, что хоть кто-то на всем полуострове остался дома.
   Единственными знакомыми ей людьми поначалу были Ингстейн хёвдинг и его дружина. В первый же их вечер на Остром мысу Ингстейн хёвдинг посвятил Кольбьёрна в свой замысел выдать Рагну-Гейду за кого-нибудь из знатных людей Квиттинского Юга или побережий.
   - Но ведь... - начал было Кольбьёрн.
   - У меня не отшибло память, я все помню про ее сговор с Сигурдом... или Атли, как его там? Но, по-моему, вы получили не слишком доброе знамение, вам не кажется? Когда на сговоре льется кровь, да еще и кровь ближайшей родни, это не обещает ничего хорошего.
   - Но ведь...
   - Я помню, что Вигмар сын Хроара не родня Атли. - Ингстейн решительно пресекал все попытки возразить. - Но любая смерть знаменует, что затеяно не слишком счастливое дело. Поэтому вам лучше это бросить. Если Атли возмутится, положитесь на меня. А обзавестись сильной родней в других частях страны будет очень полезно. Вы помните, что если фьялли все-таки пойдут на Квиттинг, то первыми на их пути окажемся мы? Вот тут нам очень не повредит родство с Лейрингами, с Адильсом из усадьбы Железный Пирог, с Брюньольвом Бузинным, даже с Фрейвидом или Хельги хёвдингом... Нет, у Хельги, помнится, сын еще слишком молод, а у Фрейвида и вовсе нет сына, только дочь... Если бы дочь была у меня самого, я непременно устроил бы такой брак. Но у меня нет ни дочери, ни другой молодой родственницы. А моим сыновьям восемь и десять лет, с ними даже обручить дочь никто не захочет - рановато. Но разве мы с вами не все равно что родня? Разве не служил мне твой сын и не будут служить другие? Твои предки, Кольбьёрн сын Гудбранда, ждут от тебя такого мудрого решения.
   Ингстейн сын Сёрквира, подвижный и настойчивый человек лет сорока, умел убеждать. Его светлые, с легким налетом рыжины волосы, одного цвета с бородой, всегда стояли дыбом над высоким залысым лбом, а в трех или четырех резких продольных морщинах на лбу хранились ответы на все вопросы и выходы из всех затруднений. Прямой нос так решительно устремлялся вперед, как будто искал, в какую бы битву броситься. При этом Ингстейн хёвдинг был по-настоящему умен и не тратил сил зря, но зато не жалел их на настоящее дело.
   - Ваша дочь - красавица! - убеждал он Кольбьёрна и Арнхильд, бросая на саму Рагну-Гейду значительные взгляды. - Будь вы чуть познатнее, вы могли бы выдать ее хоть за молодого Вильмунда конунга... Ха! Уж вот кому не приходится искать невест! Так и везут со всех сторон! - с оттенком зависти добавил хёвдинг. - Но для Лейрингов вы очень даже подходящая родня. Я сам поговорю с ними.
   Тем же вечером Ингстейн хёвдинг и Кольбьёрн побывали у Лейрингов. Глава рода, Гримкель Черная Борода, не дал твердого ответа, а его мать, фру Йорунн, подробно и дотошно расспрашивала о приданом Рагны-Гейды, не изъявляя большого желания породниться. На другой день все встретились на пиру у Брюньольва Бузинного, и Рагна-Гейда впервые увидела Аслака Облако, которого ей предлагали в женихи. Аслак оказался шумным, самодовольным бахвалом, таким же крикливым и неумным, как и все Лейринги. В его голубых глазах, не замутненных размышлениями о жизни, отражалось такое полное, такое неоспоримое чувство собственного превосходства, что Рагне-Гейде по закону возмещения сразу же стало противно на него смотреть.
   Впрочем, Рагна-Гейда не ждала, что ей теперь понравится хоть кто-нибудь. Ее мыслями безраздельно владел только один человек: Вигмар сын Хроара. "Он умер, умер!" - твердила она сама себе, и каждое слово было точно гвоздь, загоняемый в живую душу. Никакие усилия рассудка не могли заставить ее вообразить Вигмара умершим. Он был живым. Она видела его рыжие косы в пламени любого очага, ей слышался его голос, как будто он стоял где-то за плечом...
   - Опомнись, Тюрвинд! Да такого приданого не видали от самых Веков Асов! - долетали до нее возмущенные голоса Кольбьёрна и Арнхильд. - Может, еще попросите меч Грам и Сигурдов шлем Страшило в придачу?
   - Мы дали столько, когда выдавали мою дочь Даллу за конунга! непреклонно отвечала фру Йорунн, неглупая, но неучтивая и упрямая старуха. Рагна-Гейда уже понимала, что ей не бывать невесткой Йорунн, и не могла этому огорчаться.
   - Но то за конунга! А твой родич Аслак пока еще...
   - Зато ваш род не хуже и не беднее нашего! Говорят, вы раскопали у себя на севере целый курган, где слой земли перемежался со слоем золота! Что вам стоит...
   Молва сильно преувеличила богатства Стролингов, добытые из кургана, но слухи о вздорной жадности Лейрингов оказались верны. Стролинги ушли в свою землянку, ни о чем не договорившись. Ингстейн хёвдинг всю дорогу бранился.
   - Они не мудрецы, но хитрости им не занимать! - приговаривал он. - Да возьмут их всех великаны! Знают, чем пахнет война, и не хотят связываться с Севером! Или, скорее, прослышали, что Фрейвид Огниво разорвал помолвку своей дочери и она опять свободна. Хотят сосватать ее! Да, вот что! Фрейвид со своими людьми приехал сегодня. Я у него уже был. У него ведь тоже есть сын.
   - А ты же говорил, что нет? - напомнил Хальм.
   - Я про него забыл, потому что он побочный.
   - А раз так, то и нечего про него вспоминать! - досадливо отрезала Арнхильд. - Побочных нам не надо!
   - Подумай! Фрейвид Огниво - один из самых могущественных людей на Квиттинге! Под его властью все западное побережье, а это как раз та сторона, откуда на нас пойдут фьялли! Иметь его своим родичем совсем не плохо! Законных сыновей у него нет, так что побочного он рано или поздно узаконит!
   Но Стролинги не хотели и слушать, видя в подобном браке одно бесчестье и себе, и дочери. Раздосадованный Ингстейн не сдержался и плюнул под ноги.
   - Спесь никого не доводит до добра! - с негодованием бросил он. - Из-за одной спеси Лейринги отказываются от вас, а вы от сына Фрейвида! А когда фьялли пойдут на нас и нам понадобится собирать войско - тогда будет поздно мириться!
   - Я не хочу, чтобы мою дочь предлагали всем подряд, как паршивую козу! - раздраженно ответила фру Арнхильд. Ей, привыкшей у себя на Севере быть лучше всех, пренебрежение южной знати причиняло много тайных страданий. - Лучше ей уехать домой, как приехала! Но никто не посмеет сказать, что Стролинги дешево себя ценят!
   Саму Рагну-Гейду уже никто не спрашивал. Но она, несомненно, предпочла бы уехать домой, как приехала, безо всяких новых сговоров.
   - Я, Кольбьёрн сын Гудбранда из усадьбы Оленья Роща, что на Квиттинском Севере, перед людьми и богами объявляю! - громко и отчетливо говорил Кольбьёрн, стоя на средней ступени Престола Закона и высоко подняв правую руку с краснеющей на ладони жертвенной кровью. - Я объявляю, что Вигмар Лисица, сын Хроара Безногого из усадьбы Серый Кабан, беззаконно напал на моего сына Эггбранда и нанес ему рану копьем в грудь, от которой он умер. Я требую, чтобы за это Вигмар сын Хроара был объявлен вне закона по всей земле квиттов, чтобы никто не смел давать ему приют, помогать пищей и одеждой, указывать путь или предоставлять еще какую-либо помощь. Свидетелями убийства я называю Ингстейна сына Сёрквира, Логмунда сына Торвёрка, Вальгарда сына Ульвхалля...
   Кольбьёрн долго перечислял свидетелей, но Рагна-Гейда больше не слушала. Главное уже было сказано. Нет сомнения, что едва отец доскажет последнее слово, весь тинг дружно ударит мечами о щиты. Во всей Долине Тинга нет ни единого человека, который желал бы заступиться за никому неведомого Вигмара Лисицу. До последнего мгновения Рагна-Гейда таила в душе нелепую надежду на какое-то чудо, которое помешает обвинению и объявлению вне закона, на какое угодно, хотя бы на то, что у всех родичей внезапно отобьет память и Вигмар сохранит простое, самое естественное человеческое право право остаться в живых, право свободно ходить по родной земле, пользоваться дружбой и гостеприимством людей. Но ничего этого больше не будет. Его больше нет...
   Прошло то время, когда Рагна-Гейда бесплодно пыталась ненавидеть Вигмара. Все произошедшее оставило в ней чувство огромной потери и глубокого горя - а ненависти не было. Гибель Эггбранда представлялась ей делом какой-то слепой стихии, внешней силы, как если бы Вигмар и Эггбранд вдвоем попали в морскую бурю и Вигмар выплыл, а Эггбранд утонул. Разве чья-то злая воля породила эту глупую вражду? Разве Вигмар хотел убить брата своей любимой? Сама судьба вмешалась и не дала ей быть счастливой; сама судьба пожелала наградить ее муками совести, сознанием своей преступности. Муки совести все более отдаляли ее от родичей; обхождение Рагны-Гейды с родными не изменилось, но она ощущала между ними и собой какую-то невидимую стену. Она жила своей отдельной жизнью, и по эту сторону стены с ней был только один человек - Вигмар. Отнять любовь даже три великанши-норны оказались не в силах. Даже если сам Вигмар возненавидит ее, когда узнает о смерти своего отца, сгоревшего в доме... Нет, Рагна-Гейда не могла вообразить Вигмара ненавидящим ее. Эту любовь или это безумие они делили ровно пополам.
   Гром оружия обрушился на голову Рагны-Гейды, словно каменная лавина; она вздрогнула и опомнилась. Свершилось; Кольбьёрн спускался с Престола Закона. Он добился своего: его кровный враг изгнан из мира живых и никто не спросит ответа с того, кто его убьет. Рагна-Гейда опустила глаза, боясь встретиться взглядом с кем-нибудь из родни. Она твердо знала: из одного места на земле Вигмар сын Хроара никогда не будет изгнан. Из ее сердца.
   Утром после пира Бальдвиг Окольничий и Оддульв Весенняя Шкура сели разбирать свою тяжбу. Сам Бьяртмар конунг пожелал быть при этом, и давние противники встретились снова в гриднице, где еще валялись плохо выметенные объедки вчерашнего пира, а из углов и с мокрых пятен на дощатых помостах пахло не слишком-то приятно. "Гостей надо поить пивом и брагой в меру! мысленно посоветовал Вигмар Бьяртмару конунгу. - Безграничное радушие порождает неблагодарность: гости загадят тебе весь дом".
   Узнать Оддульва было нетрудно. Возле очага сидел крупный мужчина, когда-то статный и, должно быть, сильный, но теперь выглядевший болезненно и не слишком грозно. Его красивое, с прямым носом лицо было все в морщинах, которые казались преждевременными и оттого производили еще более жалкое впечатление. Пышные длинные волосы Оддульва были седыми, поседела и борода, лишь на подбородке сохранилось несколько запоздалых темных прядей.
   - Я благословляю богов, благодарю Одина, Фрейра и Ньёрда, что привели тебя, Бальдвиг сын Свартхедина, невредимым и в срок! - заговорил Оддульв и зашевелился на скамье, словно хотел подвинуться поближе, но почему-то остался на месте. Голос его, как и внешность, отражал и прежнее величие, и нынешний упадок: в нем была то гордая звучность, то надтреснутое старческое дребезжание. - Я разболелся и едва смог приехать на тинг. Я уже боялся, что ты задержишься и мы не встретимся. А это было бы так прискорбно! Я всем сердцем желаю прекращения нашей злосчастной распри!
   "Лукавит!" - сразу подумал Вигмар. Если соперники при свидетелях назначают встречу на тинге, а один из них не является, то его и считают проигравшим. Зародившееся было чувство недоверчивой жалости к Оддульву сразу угасло. Нет, не так прост этот немощный старец, и не зря умный Бальдвиг считает его грозным противником. Однако, и деньги за спорную землю он стал предлагать не зря. Больным он не притворяется, а без него, как видно, возглавить Дьярвингов некому.
   Обменявшись любезными, но не слишком искренними приветствиями, Оддульв и Бальдвиг принялись наконец за разбор тяжбы. Каждого окружали родичи, помнящие больше поколений предков, чем сама великанша Хюндла с целым котлом знаменитого пива памяти, всевозможные знакомцы, привезенные в качестве свидетелей. Возле Оддульва сидела его жена, Уннгерд хозяйка - высокая женщина со строгим лицом, на котором морщины не спрятали следов красоты. С первого же взгляда она казалась неуловимо похожей на самого Оддульва: должно быть, тридцать совместно прожитых лет сроднили их и научили смотреть на жизнь одними и теми же глазами. По тем обрывочным словам, которыми они обменивались, легко было заметить, что муж и жена понимают друг друга с полуслова.
   На концах длинных скамей и на полу расселись хирдманы. Вигмар устроился возле самых дверей и слушал речи одним ухом, то думая о своем, то стараясь отвлечься чужой беседой.
   - Ты забыл, Оддульв! - долетали до него голоса. - Когда Торхалла выходила замуж за Торгейра, то было условлено, что если у них не будет детей или если эти дети умрут, не достигнув совершеннолетия, то двор Кремневый Родник достанется Халлю сыну Флоси, тому, что с побережья. И тому уговору были свидетелями Торд с Выдрьего Омута, Торир с Двух Ручьев...
   Вигмару вспоминался отец. Подобные речи о тяжбах, условиях свадеб, праве на наследство велись у них дома нередко - к Хроару Безногому, слывшему знатоком законов, люди приезжали за советом издалека. Уж Хроар-то быстро разобрался бы, в чем неведомый Халль с побережья был прав или виноват перед родичами столь же неведомого Торгейра, мужа Торхаллы. Но сейчас Вигмар думал о другом. Как наяву, в его памяти звучали слова: "Запомни, Вигмар сын Хроара! Если твои стихи доведут тебя до беды, я не стану вмешиваться! Род не должен отвечать за глупости одного, которые во вред всем. И если ты натворишь что-нибудь такое, что обесчестит нас - я откажусь от тебя и выбирайся сам, как знаешь!"
   Тогда, после памятного пира у Стролингов, Вигмара больно задели эти слова. Мог ли он знать, какое облегчение они принесут ему впоследствии? Как бы он жил, как бы он смел дышать сейчас, если бы думал, что немощному отцу придется отвечать за его дела перед разгневанными, слепыми и глухими от ярости Стролингами? Но им не придется требовать ответа от Хроара Безногого. Он сдержит слово - крепость его воли намного превосходит крепость обездвиженного тела. Он откажется от сына, объявив его вне закона внутри рода, как чуть позже его объявят вне закона по всему племени. Но в этом отречении было благо: отныне Вигмар знал, что он один на свете и отвечает только за себя. И тень его поступков, добрых или дурных, не падет ни на чью чужую голову. Для человека, несущего на плечах режущую тяжесть кровной мести, это и есть наивысшее счастье.
   - Но ведь еще на позапрошлом тинге было объявлено, что Хрут Косой отпущен на волю, - долетали до Вигмара обрывки ответной речи, которую держал теперь один из Дьярвингов, тот самый, что носил прозвище Бочка. Его Вигмар отличал по объемистому брюху, а все остальные Дьярвинги, низкорослые, коренастые и русобородые, для него были на одно лицо. - Он стал свободным, а значит, что и виру за него надо было платить как за свободного. А твой родич Гилли предложил всего двенадцать эйриров, как за раба!
   - Но Гилли не был на том тинге! - возмущенно крикнул Старкад, как будто и в неявке родича на тинг тоже были виноваты Дьярвинги.
   - Но ведь за управителя Гилли, за Торкеля Беспалого, тоже было предложено двенадцать эйриров, - поспешно вмешался Бальдвиг, чтобы не дать спору отклониться в сторону. - Твои родичи, Гуннар, почему-то сочли его рабом, а он рабом не был никогда. И потом еще...
   Вигмар поднял руку ко рту и двинул челюстями, с силой подавляя зевок. В чужом месте он плохо спал и не высыпался. Да, мало ему случалось знавать тяжб, запутанных так давно и безнадежно, объединенными усилиями десятков людей, мужчин и женщин, богатых и бедных. Прямо как в древнем кличе по поводу сбора ополчения: "тэн о трелль" - "свободные и рабы".
   Из женских покоев выскользнула знакомая фигура йомфру Ингирид, наряженная в новое платье: ярко-синее с двумя красными полосами на подоле. На груди звенели серебряными цепями те самые застежки из приданого кюны Мальвейг, которые Эрнольв привез Бьяртмару. Йомфру Ульврунн тоже была непрочь получить их, но Бьяртмар предпочел отдать их младшей дочери: она тоже обладала в глазах отца обаянием новизны, а кроме того, он собирался позабавиться досадой старшей дочери. В чем вполне преуспел.
   Заметив конунгову дочь, Вигмар перестал зевать: ее появление обещало ему что-нибудь забавное. Она устроилась возле почетного сидения, занятого Бьяртмаром конунгом, и сидела поначалу смирно, время от времени бросая на Вигмара загадочные взгляды.
   - И вот на этом месте наш корабль безнадежно сел на мель, - сказал Бальдвиг, обернувшись к Бьяртмару конунгу. - И если ты, конунг, не поможешь нам сдвинуться, тут мы и встретим Гибель Богов.
   Старый хитрец, похоже, успел задремать за время долгого разбора, поскольку до высоты его почетного сидения долетали лишь обрывки речей, смешанные с дымом очага. Услышав слова Бальдвига, он сильно вздрогнул, выпрямился и глупо заморгал. И Вигмар решил, что конунг все-таки притворяется. Да, это не Метельный Великан.