Страница:
«Цепи?», – спросила Илэйн.
«Это – Сэмвил Харк, миледи», – произнес Норри, с любопытством разглядывая мужчину, словно незнакомое чудесное животное, – «чрезвычайно удачливый карманник. Стража смогла его поймать только потому, что другой разбойник… гм… «повесил на него чужих собак», как говорят на улице, надеясь таким образом занизить собственные преступления, несмотря на то, что его поймали в третий раз за разбойное нападение». – Воры часто так поступают, и не только из-за телесного наказания. Клеймо на лбу не так просто спрятать или замаскировать, как клеймо на руке за вторичную поимку. – «Любой, кто смог столько времени оставаться не пойманным, как мастер Харк, сможет выполнить поручение, которое я для него приготовил».
«Я невиновен, миледи», – Приложив кулак ко лбу, звякнув при этом оковами, Харк выдавил жалостливую улыбку. Он заговорил очень быстро: «Это все ложь и совпадение. Я добрый подданный нашей королевы. Во время прошлого бунта я носил цвета вашей матушки. Не то, чтобы я сам принимал участие в беспорядках. Свет упаси! Я простой клерк, если есть работа, а покамест я – безработный. Но я открыто носил на шапке ее цвета, чтобы всем было видно. Это чистая правда». – Узы наполнились скептицизмом.
«В комнате мастера Харка нашли сундук, набитый аккуратно срезанными кошельками», – продолжил Первый Клерк. – «Там их тысячи, миледи. В прямом смысле слова – тысячи. Полагаю, теперь он сожалеет, что хранил эти… гм… трофеи. У большинства карманников хватает ума, как можно скорее избавится от кошелька».
«Я всегда подбираю их, где нахожу, миледи», – Харк взмахнул руками насколько позволяли цепи и занял позу оскорбленной невинности. – «Возможно, это глупо, но я не вижу в этом вреда. Только безобидное развлечение, миледи».
Госпожа Харфор громко фыркнула. На ее лице читалось открытое неодобрение. Каким-то образом Харку удалось усилить образ уязвленной невинности.
«В его комнате также нашли монеты на сумму в сто двадцать золотых крон, спрятанными под половицами и в тайниках в стене, в стропила, повсюду. Он сказал в свое оправдание», – Норри чуть повысил голос, так как Харк снова открыл рот, – «то, что он не доверяет банкирам. Он утверждает, что эти деньги он унаследовал от умершей тети из Четырех Королей. Я лично сильно сомневаюсь, что магистрат Четырех Королей зарегистрировал бы факт подобного наследования. И магистрат, рассматривавший его дело, утверждает, что тот был удивлен, узнав, что факт наследства вообще регистрируют», – В самом деле, улыбка Харка при данном упоминании померкла. – «Он утверждает, что служил у купца по имени Вилбин Саймс, пока четыре месяца назад тот не скончался, однако дочь мастера Саймса унаследовала его дело, но ни она, ни его служащие не смогли припомнить никакого Сэмвила Харка».
«Они просто невзлюбили меня, миледи», – угрюмо вставил Харк. Он схватился за цепь, идущую между рук. – «У меня были доказательства того, что они обкрадывали нашего доброго хозяина, включая, поймите, его собственную дочь! Однако, он умер прежде, чем я смог открыть ему глаза на их делишки, и они выставили меня на улицу без рекомендаций и выходного пособия, вот так. Они сожгли все доказательства, которые я собрал, избили меня и выкинули».
Илэйн задумчиво потерла подбородок. – «Вы утверждаете, что вы клерк, не так ли? Большинство клерков говорит куда изысканнее, чем вы, мастер Харк, но я дам вам шанс подкрепить ваши заявления. Попросите принести письменный прибор, мастер Норри?!»
Норри тонко улыбнулся. Как ему удается такая сухая улыбка? – «В этом нет необходимости, миледи. Магистрат, разбирая это дело, пришел к такой же идее». – В первый раз за все время, которое она его знала, он открыл папку. Она думала, что он все помнит наизусть! Улыбка Харка пропала совсем, его глаза были прикованы к листу бумаги, который переместился из рук Норри в руки Илэйн.
Даже единственного взгляда было более чем достаточно. Несколько неровных строчек занимала меньше половины листа. Буквы были корявые и неказистые. Можно было разобрать не больше полдюжины слов и только.
«Вряд ли это может быть подчерком клерка», – заключила она, возвращая листок обратно Норри. Она постаралась придать лицу строгое выражение. Она неоднократно видела, как мать выносила приговоры. Моргейз могла произвести впечатлении непримиримой судьи: «Боюсь, мастер Харк, вам придется сидеть в темнице, пока магистрат Четырех Королей не убедится в вашей невиновности, в противном случае, вас повесят». – Губы Харка скривились, и он поднес руку к горлу, словно уже чувствовал петлю. – «Если, конечно, вы не согласитесь проследить для меня за одним человеком. Это опасный человек, который не любит, когда за ним следят. Если вы сможете сказать мне, куда он ходит по ночам, то виселица будет заменена ссылкой в Байрлон, где вам укажут подыскать какую-нибудь новую работу. Губернатор будет о вас оповещен».
Внезапно на лицо Харка вернулась улыбка: «Конечно-конечно, миледи. Я же невинен, как дитя, но я понимаю, что некоторые факты бросают на меня тень, это да. Я прослежу за кем угодно, если вы пожелаете. Я же был сторонником вашей матушки, как я говорил, и я – ваш человек тоже. Я добрый поданный, вот кто я, миледи, даже если мне приходится из-за этого страдать».
Бергитте насмешливо фыркнула.
«Устрой так, чтобы мастер Харк смог незаметно увидеть лицо Меллара, Бергитте». – Хотя парень и выглядел неприметно, не надо без надобности искушать судьбу. – «После отпусти». – Харк выглядел на седьмом небе от счастья, и был готов танцевать джигу, несмотря на кандалы. – «Однако, сначала… Вы заметили вот это, мастер Харк?» – Она подняла правую руку таким образом, чтобы он ясно разглядеть кольцо Великого Змея. – «Возможно, вы слышали, что я Айз Седай». – Последние слова были усилены с помощью Силы – простейшее плетение Духа.
«Это верно», – Плетение, которое она наложила на его пояс, сапоги и одежду было сродни плетению уз Стража, но не такое сложное. Спустя пару недель оно исчезнет без следа, в лучшем случае Искатель сумеет надолго, возможно, навсегда, закрепиться на металле. – «Я только что наложила на вас плетение, мастер Харк. Теперь вас можно будет отыскать даже на краю света, где бы вы ни спрятались». – По правде, только она была в состоянии его отыскать, так как Искатель настраивался на того, кто накладывает плетение, но об этом не стоило ему говорить. – «Просто, чтобы убедиться в вашей истинной преданности».
Улыбка Харка примерзла к лицу. На его лбу крупным бисером выступила испарина. Когда Бергитте сходила к дверям, чтобы позвать Хэнсарда и дать ему инструкции, куда отвести Харка и как держать подальше от любопытных глаз, Харк все еще стоял истуканом, и упал бы, не подхвати его рослый гвардеец.
«Боюсь, мы только что выбрали очередную жертву Меллара», – тихо произнесла Илэйн. – «Он едва ли сумеет проследить за своей тенью, не споткнувшись о собственные сапоги». – Не то, чтобы она сильно жалела бы о гибели Харка. Его наверняка ждала бы виселица. – «Я хочу знать, кто прислал этого проклятого мужчину в мой Дворец. Я хочу это знать до боли в зубах!» – Дворец был пронизан шпионами. Рин раскрыла свыше дюжины, помимо Скеллита, и хотя она считала, что нашла всех, но Меллар был худшим из всех остальных, вне зависимости от того, отправили его с заданием шпионить или помогать в ее похищении. Он или подстроил смерть подельщиков, или просто убивал, чтобы получить место во Дворце. И не важно, что его подельщики считали, что должны были убить ее, а не похищать. Убийство оставалось убийством.
«Поверьте, миледи», – произнес мастер Норри, царапнув пальцем щеку рядом с длинным носом. – «Карманники… гм… пронырливы по натуре, хотя им редко удается действовать долго. Рано или поздно, они срезают кошелек у кого-то более ловкого, чем они, и кто не станет дожидаться стражников». – Он сделал быстрый жест, словно бил кого-то ножом. – «Харку удавалось действовать почти двадцать лет. В его… гм… коллекции попадается много кошельков с вышитыми молитвами о завершении Айильской войны. А они очень быстро вышли из моды, насколько я помню».
Бергитте присела на подлокотник соседнего стула, сложив руки на груди: «Я могу арестовать Меллара», – сказала она спокойно, – «и заставить разговориться. Тогда отпадет надобность в Харке».
«Плохая шутка, миледи, если можно так сказать», – натянуто вставила госпожа Харфор, а мастер Норри добавил: «Это будет… гм… противозаконно, миледи».
Бергитте поднялась на ноги, возмущение прямо-таки затопило узы: «Кровь и проклятый пепел! Мы знаем, что парень гнилой, как прошлогодняя рыба!»
«Нет», – вздохнула Илэйн, сражаясь с нахлынувшим чувством, чтобы ему не поддаться. – «У нас есть только подозрения, но не доказательства. Те пятеро, возможно, и в самом деле столкнулись с бандитами. Закон предельно ясен – кого можно арестовывать и допрашивать, а кого нельзя, и одних подозрений для этого не достаточно. Моя мать часто повторяла: «Королева должна следовать тем законам, которые устанавливает, иначе это будет беззаконие». И я не собираюсь начинать с нарушения закона». – Узы отвечали каким-то… упрямством. Она спокойно посмотрела на Бергитте: – «И вы тоже. Вы поняли меня, Бергитте Трагелион? И вы – тоже!»
К ее удивлению, упрямство моментально сменилось чем-то вроде досады. – «Это было просто предложение», – вяло попыталась оправдаться Бергитте.
Илэйн задумалась, как это у нее вышло, и как действовать, чтобы получалось и впредь, когда Бергитте порой захлестывали сомнения в том, кто из них главный. В это мгновение в комнату вошла Дени Колфорд и кашлем привлекла к себе внимание. Длинная, окованная металлом дубинка на талии рослой женщины, уравновешивала пояс с мечом. Дени стала лучше управляться с мечом, но по-прежнему предпочитала привычную дубинку, которой пользовалась, чтобы усмирять разбушевавшихся возниц фургонов в таверне. – «Пришел слуга с сообщением о прибытии леди Дайлин. Она будет к вашим услугам, как только освежится».
«Отправьте посыльного передать леди Дайлин, что я встречусь с ней в Зале Карт». – Илэйн почувствовала прилив надежды. Возможно, наконец-то она услышит действительно хорошие новости.
Глава 17
«Это – Сэмвил Харк, миледи», – произнес Норри, с любопытством разглядывая мужчину, словно незнакомое чудесное животное, – «чрезвычайно удачливый карманник. Стража смогла его поймать только потому, что другой разбойник… гм… «повесил на него чужих собак», как говорят на улице, надеясь таким образом занизить собственные преступления, несмотря на то, что его поймали в третий раз за разбойное нападение». – Воры часто так поступают, и не только из-за телесного наказания. Клеймо на лбу не так просто спрятать или замаскировать, как клеймо на руке за вторичную поимку. – «Любой, кто смог столько времени оставаться не пойманным, как мастер Харк, сможет выполнить поручение, которое я для него приготовил».
«Я невиновен, миледи», – Приложив кулак ко лбу, звякнув при этом оковами, Харк выдавил жалостливую улыбку. Он заговорил очень быстро: «Это все ложь и совпадение. Я добрый подданный нашей королевы. Во время прошлого бунта я носил цвета вашей матушки. Не то, чтобы я сам принимал участие в беспорядках. Свет упаси! Я простой клерк, если есть работа, а покамест я – безработный. Но я открыто носил на шапке ее цвета, чтобы всем было видно. Это чистая правда». – Узы наполнились скептицизмом.
«В комнате мастера Харка нашли сундук, набитый аккуратно срезанными кошельками», – продолжил Первый Клерк. – «Там их тысячи, миледи. В прямом смысле слова – тысячи. Полагаю, теперь он сожалеет, что хранил эти… гм… трофеи. У большинства карманников хватает ума, как можно скорее избавится от кошелька».
«Я всегда подбираю их, где нахожу, миледи», – Харк взмахнул руками насколько позволяли цепи и занял позу оскорбленной невинности. – «Возможно, это глупо, но я не вижу в этом вреда. Только безобидное развлечение, миледи».
Госпожа Харфор громко фыркнула. На ее лице читалось открытое неодобрение. Каким-то образом Харку удалось усилить образ уязвленной невинности.
«В его комнате также нашли монеты на сумму в сто двадцать золотых крон, спрятанными под половицами и в тайниках в стене, в стропила, повсюду. Он сказал в свое оправдание», – Норри чуть повысил голос, так как Харк снова открыл рот, – «то, что он не доверяет банкирам. Он утверждает, что эти деньги он унаследовал от умершей тети из Четырех Королей. Я лично сильно сомневаюсь, что магистрат Четырех Королей зарегистрировал бы факт подобного наследования. И магистрат, рассматривавший его дело, утверждает, что тот был удивлен, узнав, что факт наследства вообще регистрируют», – В самом деле, улыбка Харка при данном упоминании померкла. – «Он утверждает, что служил у купца по имени Вилбин Саймс, пока четыре месяца назад тот не скончался, однако дочь мастера Саймса унаследовала его дело, но ни она, ни его служащие не смогли припомнить никакого Сэмвила Харка».
«Они просто невзлюбили меня, миледи», – угрюмо вставил Харк. Он схватился за цепь, идущую между рук. – «У меня были доказательства того, что они обкрадывали нашего доброго хозяина, включая, поймите, его собственную дочь! Однако, он умер прежде, чем я смог открыть ему глаза на их делишки, и они выставили меня на улицу без рекомендаций и выходного пособия, вот так. Они сожгли все доказательства, которые я собрал, избили меня и выкинули».
Илэйн задумчиво потерла подбородок. – «Вы утверждаете, что вы клерк, не так ли? Большинство клерков говорит куда изысканнее, чем вы, мастер Харк, но я дам вам шанс подкрепить ваши заявления. Попросите принести письменный прибор, мастер Норри?!»
Норри тонко улыбнулся. Как ему удается такая сухая улыбка? – «В этом нет необходимости, миледи. Магистрат, разбирая это дело, пришел к такой же идее». – В первый раз за все время, которое она его знала, он открыл папку. Она думала, что он все помнит наизусть! Улыбка Харка пропала совсем, его глаза были прикованы к листу бумаги, который переместился из рук Норри в руки Илэйн.
Даже единственного взгляда было более чем достаточно. Несколько неровных строчек занимала меньше половины листа. Буквы были корявые и неказистые. Можно было разобрать не больше полдюжины слов и только.
«Вряд ли это может быть подчерком клерка», – заключила она, возвращая листок обратно Норри. Она постаралась придать лицу строгое выражение. Она неоднократно видела, как мать выносила приговоры. Моргейз могла произвести впечатлении непримиримой судьи: «Боюсь, мастер Харк, вам придется сидеть в темнице, пока магистрат Четырех Королей не убедится в вашей невиновности, в противном случае, вас повесят». – Губы Харка скривились, и он поднес руку к горлу, словно уже чувствовал петлю. – «Если, конечно, вы не согласитесь проследить для меня за одним человеком. Это опасный человек, который не любит, когда за ним следят. Если вы сможете сказать мне, куда он ходит по ночам, то виселица будет заменена ссылкой в Байрлон, где вам укажут подыскать какую-нибудь новую работу. Губернатор будет о вас оповещен».
Внезапно на лицо Харка вернулась улыбка: «Конечно-конечно, миледи. Я же невинен, как дитя, но я понимаю, что некоторые факты бросают на меня тень, это да. Я прослежу за кем угодно, если вы пожелаете. Я же был сторонником вашей матушки, как я говорил, и я – ваш человек тоже. Я добрый поданный, вот кто я, миледи, даже если мне приходится из-за этого страдать».
Бергитте насмешливо фыркнула.
«Устрой так, чтобы мастер Харк смог незаметно увидеть лицо Меллара, Бергитте». – Хотя парень и выглядел неприметно, не надо без надобности искушать судьбу. – «После отпусти». – Харк выглядел на седьмом небе от счастья, и был готов танцевать джигу, несмотря на кандалы. – «Однако, сначала… Вы заметили вот это, мастер Харк?» – Она подняла правую руку таким образом, чтобы он ясно разглядеть кольцо Великого Змея. – «Возможно, вы слышали, что я Айз Седай». – Последние слова были усилены с помощью Силы – простейшее плетение Духа.
«Это верно», – Плетение, которое она наложила на его пояс, сапоги и одежду было сродни плетению уз Стража, но не такое сложное. Спустя пару недель оно исчезнет без следа, в лучшем случае Искатель сумеет надолго, возможно, навсегда, закрепиться на металле. – «Я только что наложила на вас плетение, мастер Харк. Теперь вас можно будет отыскать даже на краю света, где бы вы ни спрятались». – По правде, только она была в состоянии его отыскать, так как Искатель настраивался на того, кто накладывает плетение, но об этом не стоило ему говорить. – «Просто, чтобы убедиться в вашей истинной преданности».
Улыбка Харка примерзла к лицу. На его лбу крупным бисером выступила испарина. Когда Бергитте сходила к дверям, чтобы позвать Хэнсарда и дать ему инструкции, куда отвести Харка и как держать подальше от любопытных глаз, Харк все еще стоял истуканом, и упал бы, не подхвати его рослый гвардеец.
«Боюсь, мы только что выбрали очередную жертву Меллара», – тихо произнесла Илэйн. – «Он едва ли сумеет проследить за своей тенью, не споткнувшись о собственные сапоги». – Не то, чтобы она сильно жалела бы о гибели Харка. Его наверняка ждала бы виселица. – «Я хочу знать, кто прислал этого проклятого мужчину в мой Дворец. Я хочу это знать до боли в зубах!» – Дворец был пронизан шпионами. Рин раскрыла свыше дюжины, помимо Скеллита, и хотя она считала, что нашла всех, но Меллар был худшим из всех остальных, вне зависимости от того, отправили его с заданием шпионить или помогать в ее похищении. Он или подстроил смерть подельщиков, или просто убивал, чтобы получить место во Дворце. И не важно, что его подельщики считали, что должны были убить ее, а не похищать. Убийство оставалось убийством.
«Поверьте, миледи», – произнес мастер Норри, царапнув пальцем щеку рядом с длинным носом. – «Карманники… гм… пронырливы по натуре, хотя им редко удается действовать долго. Рано или поздно, они срезают кошелек у кого-то более ловкого, чем они, и кто не станет дожидаться стражников». – Он сделал быстрый жест, словно бил кого-то ножом. – «Харку удавалось действовать почти двадцать лет. В его… гм… коллекции попадается много кошельков с вышитыми молитвами о завершении Айильской войны. А они очень быстро вышли из моды, насколько я помню».
Бергитте присела на подлокотник соседнего стула, сложив руки на груди: «Я могу арестовать Меллара», – сказала она спокойно, – «и заставить разговориться. Тогда отпадет надобность в Харке».
«Плохая шутка, миледи, если можно так сказать», – натянуто вставила госпожа Харфор, а мастер Норри добавил: «Это будет… гм… противозаконно, миледи».
Бергитте поднялась на ноги, возмущение прямо-таки затопило узы: «Кровь и проклятый пепел! Мы знаем, что парень гнилой, как прошлогодняя рыба!»
«Нет», – вздохнула Илэйн, сражаясь с нахлынувшим чувством, чтобы ему не поддаться. – «У нас есть только подозрения, но не доказательства. Те пятеро, возможно, и в самом деле столкнулись с бандитами. Закон предельно ясен – кого можно арестовывать и допрашивать, а кого нельзя, и одних подозрений для этого не достаточно. Моя мать часто повторяла: «Королева должна следовать тем законам, которые устанавливает, иначе это будет беззаконие». И я не собираюсь начинать с нарушения закона». – Узы отвечали каким-то… упрямством. Она спокойно посмотрела на Бергитте: – «И вы тоже. Вы поняли меня, Бергитте Трагелион? И вы – тоже!»
К ее удивлению, упрямство моментально сменилось чем-то вроде досады. – «Это было просто предложение», – вяло попыталась оправдаться Бергитте.
Илэйн задумалась, как это у нее вышло, и как действовать, чтобы получалось и впредь, когда Бергитте порой захлестывали сомнения в том, кто из них главный. В это мгновение в комнату вошла Дени Колфорд и кашлем привлекла к себе внимание. Длинная, окованная металлом дубинка на талии рослой женщины, уравновешивала пояс с мечом. Дени стала лучше управляться с мечом, но по-прежнему предпочитала привычную дубинку, которой пользовалась, чтобы усмирять разбушевавшихся возниц фургонов в таверне. – «Пришел слуга с сообщением о прибытии леди Дайлин. Она будет к вашим услугам, как только освежится».
«Отправьте посыльного передать леди Дайлин, что я встречусь с ней в Зале Карт». – Илэйн почувствовала прилив надежды. Возможно, наконец-то она услышит действительно хорошие новости.
Глава 17
Бронзовый медведь
Покинув Госпожу Харфор и Мастера Норри, Илэйн нетерпеливо зашагала в Зал Карт, все еще удерживая саидар. Нетерпеливо, однако неспешно. Перед ней шагала Дени и еще три женщины-гвардейца, их головы поворачивались по сторонам, не переставая высматривать возможные угрозы, еще четверо шли позади. Она сомневалась, что Дайлин, приводя себя в порядок, задержится надолго, какие бы новости она ни привезла – хорошие или нет. Во имя Света, только бы хорошие!. Насупившаяся Бергитте, сцепив за спиной руки, пока они шли хранила полное молчание, однако и она тоже осматривала каждый коридор, словно ожидая оттуда нападения. Узы по-прежнему доносили беспокойство. И усталость. Не успев сдержаться, Илэйн зевнула, чуть не вывихнув себе челюсть.
Нежелание вызвать сплетни было не единственной причиной ее неторопливости. Теперь в коридорах встречались не только одни слуги. Любезность требовала от нее предоставить комнаты во дворце для тех вельмож, кому удалось добраться в город вместе со своими ополченцами, которых было тяжело сосчитать. Некоторые были хорошо обучены и ежедневно упражнялись с мечами, другие, до призыва на службу к своему лорду или леди, ходили за плугом, и многим она оказала гостеприимство. Главным образом тем, у кого не было совсем никакого жилья в Кэймлине или, как она подозревала, кто просто не хотел раскошеливаться. Возможно, фермерам и ремесленникам кажется, что знать куда богаче их, но если начать сравнивать, когда дело доходило до расходов, причитающихся в их положении, они становились столь же скупы, как фермерские жены. Она уже не знала, что же ей теперь делать с новоприбывшими. Там, где были достаточно широкие кровати, вельможи итак спали втроем, а то и вчетвером. На всех, кроме самых узких, спали по двое. Многие женщины из Родни уже спали на полу на тюфяках в комнатах для прислуги – хвала Свету, весной это было возможно.
Казалось, что большинство из ее благородных гостей как раз вышли прогуляться, и когда они приветствовали ее, ей приходилось останавливаться, чтобы произнести им хоть пару слов. Сергас Гилбирн, невысокая и худенькая, чьи темные волосы были слегка тронуты сединой, была одета в зеленое платье для верховой езды. Она привела с собой двадцать ополченцев. Пожилой Келвин Джейнвор казавшийся довольно крепким для своих лет, в аккуратно заштопанном синем шерстяном кафтане, привел десятерых и в знак благодарности получил столь же теплый прием, как и долговязый Лэнки Барэль и тучная Антелле Шарплин. Все они являлись Верховными Опорами, хотя и младших Домов. Все приехали поддержать ее, приведя с собой всех, кого смогли собрать, и ни один не был отослан назад. Впрочем, сегодня многие выглядели встревожено. Вслух не было сказано ни слова по этому поводу, – все они были полны добрых ожиданий, надеясь на быструю коронацию, и были верны своему решению последовать за ней, – однако на их лицах было написано беспокойство. Арилинда Брадстром – обычно столь энергичная особа, что можно было подумать, она в самом деле верит, будто ее пятьдесят ополченцев способны изменить расклад в пользу Илэйн, была не единственной женщиной, покусывавшей губы, и Лаэрид Трайхэнд, коренастый молчаливый и обычно бесстрастный как скала, был не единственным мужчиной с нахмуренными бровями. Даже известие о Гайбоне и подкреплении, прибывшем с ним, вызывало лишь мимолетные улыбки, поспешно проглатываемые от плохо скрытого облегчения.
«Думаешь, они уже слышали о дерзкой самонадеянности Аримиллы?» – спросила она во время одного из кратких перерывов, когда не надо было отвечать на поклоны и реверансы. – «Нет, этого было бы не достаточно, чтобы расстроить Арилинду или Лаэрида». Даже прорыв Аримиллы за стену с тридцатью тысячами воинов, вероятно, не смог бы довести эту парочку до такого состояния.
«Вряд ли», – согласилась Бергитте. Она огляделась, словно желая убедиться что, никто кроме женщин-гвардейцев ее не мог услышать, затем продолжила. – «Возможно, их волнение вызвано теми же причинами, что и мое. Ты не потерялась, когда мы вернулись. Или лучше так, тебе помогли потеряться».
Илэйн отвлеклась, чтобы сказать несколько слов седовласой паре в шерстяных одеждах, которые подошли бы преуспевающему фермеру. Особняк Браннина и Элвайн Мантар весьма походил на большую ферму, разрастаясь от поколения к поколению. Треть их ополченцев была либо их сыновьями и внуками, либо племянниками и внучатыми племянниками. Только слишком молодые или слишком старые, чтобы отправиться в путь, остались присматривать за хозяйством. Она надеялась, что улыбающаяся пара не будет сильно оскорблена столь малословным приветствием, тем не менее, она двинулась дальше, практически не задерживаясь. – «Что ты имеешь в виду? Мне помогли?» – требовательно спросила она.
«Дворец… изменился», – на мгновение узы донесли замешательство. Бергитте скривилась. – «Я знаю, это звучит безумно, однако окружающее выглядит так, словно было перестроено по другому плану». – Одна из телохранительниц, идущая впереди, сбилась с шага, но затем выровнялась. – «У меня хорошая память…». Бергитте замялась, узы наполнились беспорядочными эмоциями, торопливо подавленными. Большинство из ее воспоминаний о прошлых жизнях растаяло, словно зимний снег. Она не могла вспомнить ни о чем, что происходило до основания Белой Башни, а от четырех жизней, которые она прожила после этого и до конца Троллоковых Войн, оставались лишь фрагменты воспоминаний. Ее мало что было способно напугать, и все же она боялась утратить последние воспоминания, особенно свои воспоминания о Гайдале Кейне. – «Я не забываю дорогу, если однажды ходила по ней», – продолжала она, – «а некоторые из этих коридоров не такие, какими были раньше. Некоторые из коридоров… сместились. Другие не там, где были раньше, и появились новые. Насколько я знаю, никто не говорит об этом вслух, но я думаю, что старики молчат, потому что боятся, как бы окружающие не решили, будто они выжили из ума, а молодые боятся потерять свои места».
«Это…» – Илэйн захлопнула рот. Вообще-то это было не столь уж невозможно. Бергитте не страдала галлюцинациями. Нежелание Нэйрис покидать свои апартаменты внезапно обрело смысл, и, возможно, замешательство Рин до этого, тоже. Но как? – «Это не Отрекшиеся», – твердо сказала она. – «Если бы они были способны на такое, то сделали бы это уже давно и даже еще хуже… Доброго дня и вам, Лорд Аубрейм».
Тощему, угловатому и практически совсем лысому, если не считать жидкой седой поросли вокруг макушки, Аубрейму Пенсенору в пору было нянчить своих правнуков на коленях, и, тем не менее, его спина была пряма, а взгляд ясен. Он был одним из первых, кто прибыл в Кэймлин примерно с сотней мужчин, и первым рассказал, что Аримилла Марне двинулась на город вместе с поддерживающими ее Ниан и Эленией. Он пустился в воспоминания о своем путешествии к ее матери во время прошлого Наследования, пока Бергитте не пробормотала о том, что их ждет Леди Дайлин.
«О, в таком случае не смею вас задерживать, Миледи», – сердечно произнес старик. – «Прошу вас, передайте мои лучшие пожелания Леди Дайлин. Она была так занята, что я не успел обменяться с ней и парой слов со времени своего прибытия в Кэймлин. Мои самые лучшие пожелания, если позволите». – Дом Пенсенор с незапамятных времен был союзником Дома Дайлин Таравин.
«Не Отрекшиеся», – сказала Бергитте, как только Аубрейм отошел подальше и не мог ничего услышать. – «Однако, почему это случилось – только первый вопрос. Произойдет ли такое снова? Если да, то будут ли перемены столь же незначительны? Или ты проснешься и обнаружишь, что находишься в комнате без окон и дверей? Что случиться, если ты уснешь в комнате, которая исчезнет? Если исчезают коридоры, тоже самое может произойти и с комнатами. И что, если это происходит не только во Дворце? Мы должны узнать, ведут ли еще улицы туда, куда вели раньше. Что, если в следующий раз не окажется части городской стены?»
«У тебя слишком дурные мысли», – холодно сказала Илэйн. Даже удерживая Силу, от одной лишь мысли о подобном у нее скрутило живот.
Бергитте потеребила четыре золотых банта на плече своего красного с белым воротником мундира. – «Это все из-за этой штуки». – Странно, теперь, когда она поделилась своими тревогами, по узам текло меньше беспокойства. Илэйн только надеялась, что другая женщина не убеждена, будто у нее на все есть ответы. Нет, это действительно невозможно, Бергитте ее слишком хорошо знает.
«Это пугает тебя, Дени?» – спросила она. – «Признаюсь, меня – очень».
«Не более чем необходимо, миледи», – сказала крепкая женщина в ответ, не отрывая настороженного взгляда оттого, что находилось впереди. В то время как остальные шли, положив руки на рукояти мечей, ее рука покоилась на длинной дубинке. Ее голос был столь же спокоен и сух, как и ее лицо. – «Как-то раз, один здоровый возница по имени Элдрин Хакли чуть не сломал мне шею. Обычно он весьма покладист, но в ту ночь был пьянее пьяного. Я ничего не могла поделать, а моя дубинка, казалось, отскакивает от его черепа, не причиняя вреда. Это напугало меня куда сильнее, потому что я почти смирилась с тем, что сейчас умру. Это просто может произойти в любой день, и, просыпаясь каждым утром, ты знаешь, что можешь умереть».
Просыпаясь каждым утром, ты знаешь, что можешь умереть. Встречаются и хуже взгляды на жизнь, подумала Илэйн. Тем не менее, она поежилась. По крайней мере, пока ее малыши не родятся, такого не произойдет.
Двое стражей возле ведущих в Зал Карт широких дверей, с вырезанными на них львами, были опытными Гвардейцами. Один из них был низким и, можно сказать, худым, другой достаточно широкий, чтобы казаться приземистым, хотя и был среднего роста. Внешне абсолютно ничто не отличало их от остальных Гвардейцев, но данный пост доверяли только опытным фехтовальщикам. Тот, что был пониже кивнул Дени, затем поспешно вытянулся в струнку под неодобрительным хмурым взглядом Бергитте. Дени застенчиво ему улыбнулась. Дени! Застенчиво! В это время пара телохранительниц отправились выполнять свои привычные обязанности. Бергитте открыла рот, однако Илэйн дотронулась до ее руки, и та, взглянув на нее, кивнула. Ее толстая золотая коса медленно качнулась в такт.
«Это не хорошо, ведь они при исполнении служебных обязанностей, Илэйн. Они должны думать о службе, а не витать в небесах, мечтая друг о друге». – Она не повышала голос, тем не менее, на круглых щеках Дени выступил румянец, и она перестала улыбаться, вновь начав следить за коридором. Лучше уж так, однако, все равно было печально. Должно же быть хоть немного удовольствия в жизни!
Зал Карт на самом деле был бальным залом, вторым по величине во Дворце и очень просторным, с четырьмя каминами из красного с прожилками мрамора, в которых за каминными решетками горел неяркий огонь. Куполообразный потолок был позолочен, его поддерживали колонны на расстоянии в два спана от белых мраморных стен, увешанных гобеленами. Множество напольных зеркальных светильников давали достаточно света, как если бы здесь были окна. Огромную часть покрытого плитами пола занимала мозаичная карта Кэймлина, сложенная больше тысячи лет назад после окончания строительства Нового Города, однако еще до того, как начал расти Нижний Кэймлин. Задолго до Андора, задолго до Артура Ястребиное Крыло. С тех пор ее несколько раз переделывали, поскольку плиты бледнели, изнашиваясь, поэтому все улицы были изображены очень точно – по крайней мере, они оставались такими по сегодняшний день, если на то воля Света – и, несмотря на то, что за эти годы сменилось много строений, некоторые из переулков оставались неизменными и тоже были нанесены на огромную карту.
Как бы там ни было, в обозримом будущем танцы здесь устраивать не планировалось. На длинных столах, расставленных между колоннами, лежало множество карт, некоторые настолько большие, что свешивались с краев, а полки, украшавшие стены, были завалены маловажными отчетами, которые не требовалось хранить под замком либо держать в памяти, предав бумагу огню. В дальнем конце комнаты располагался Широкий письменный стол Бергитте, практически весь заставленный корзинами, большинство из которых были набиты бумагами. Являясь Капитан-Генералом, она имела собственный рабочий кабинет, однако, как только обнаружила Зал Карт, то решила, что карта на полу слишком хороша, чтобы ее не использовать.
Небольшие деревянные кружочки, выкрашенные в красный цвет, отмечали те места на внешней стене, где только что удалось отразить нападение. Проходя мимо, Бергитте подцепила имеющиеся и бросила их в круглую корзинку, полную таких же, на ее рабочем столе. Илэйн покачала головой, это была маленькая корзинка, однако если одновременно произойдет слишком много нападений, понадобится намного больше кружочков…
«Миледи Бергитте, как вы просили, у меня есть сведения насчет доступного нам фуража», – сказала седовласая женщина, протягивая листок, исписанный опрятными строчками. На груди ее строгого коричневого платья был изображен Белый Лев. Пятеро других клерков продолжали свою работу, вовсю скрипя ручками. Это были люди, которым Мастер Норри доверял более всех, а Госпожа Харфор лично отобрала полдюжины курьеров, одетых в красно-белые ливреи, действительно шустрых людей – практически еще мальчишек – которые стояли у стены позади небольших письменных столов клерков. Один, довольно юный, начал было кланяться, прежде чем оборвал себя на средине, залившись румянцем. Бергитте уладила вопрос, касавшийся формальностей этикета, как по отношению к себе, так и к остальной знати, всего лишь несколькими словами. На первом месте – работа и любому вельможе, кому это не по душе, было предложено просто-напросто держаться по дальше от Зала Карт.
«Благодарю вас, Госпожа Анфорд. Я просмотрю их позже. Пожалуйста, не могли бы вы вместе со всеми остальными немного подождать за дверью?»
Госпожа Анфорд проворно собрала всех курьеров и остальных клерков, дав им время лишь на то, чтобы поставить точку в работе и закрыть чернильницы. Никто не проявил ни капли удивления. Они привыкли к тому, что время от времени была необходима полная секретность. Илэйн слышала, как люди именовали Зал Карт – Залом Секретов, хотя ничего действительно секретного тут не хранилось. Все, что в самом деле являлось тайной, было заперто на замок в ее покоях.
Пока курьеры и служащие друг за другом покидали комнату, Илэйн подошла к одному из длинных столов, который покрывала карта Кэймлина и его окрестностей, как минимум на пятьдесят миль в каждом направлении. Даже Черная Башня была на нее нанесена, квадрат, расположившийся менее чем в двух лигах к югу от города. Он разрастался по территории Андора, и не было способа от этого избавиться. Она все еще иногда направляла туда на инспекцию, через порталы, патрули Гвардейцев, однако место было настолько большим, что Аша’манам наверняка удавалось что-нибудь от нее скрыть. Булавки с эмалированными головками помечали восемь лагерей Аримиллы, окружающих город, а небольшие металлические фигурки – разнообразные остальные лагеря. Замечательно сработанный из золота Сокол чуть выше ее мизинца, указывал на местоположение Гошиен. Или, вернее, указывал прежде. Ушли ли они уже? Она уронила сокола в свой поясной кошель. Авиенда была очень похожа на эту птицу. Стоявшая по другую сторону стола, Бергитте вопросительно приподняла бровь.
Нежелание вызвать сплетни было не единственной причиной ее неторопливости. Теперь в коридорах встречались не только одни слуги. Любезность требовала от нее предоставить комнаты во дворце для тех вельмож, кому удалось добраться в город вместе со своими ополченцами, которых было тяжело сосчитать. Некоторые были хорошо обучены и ежедневно упражнялись с мечами, другие, до призыва на службу к своему лорду или леди, ходили за плугом, и многим она оказала гостеприимство. Главным образом тем, у кого не было совсем никакого жилья в Кэймлине или, как она подозревала, кто просто не хотел раскошеливаться. Возможно, фермерам и ремесленникам кажется, что знать куда богаче их, но если начать сравнивать, когда дело доходило до расходов, причитающихся в их положении, они становились столь же скупы, как фермерские жены. Она уже не знала, что же ей теперь делать с новоприбывшими. Там, где были достаточно широкие кровати, вельможи итак спали втроем, а то и вчетвером. На всех, кроме самых узких, спали по двое. Многие женщины из Родни уже спали на полу на тюфяках в комнатах для прислуги – хвала Свету, весной это было возможно.
Казалось, что большинство из ее благородных гостей как раз вышли прогуляться, и когда они приветствовали ее, ей приходилось останавливаться, чтобы произнести им хоть пару слов. Сергас Гилбирн, невысокая и худенькая, чьи темные волосы были слегка тронуты сединой, была одета в зеленое платье для верховой езды. Она привела с собой двадцать ополченцев. Пожилой Келвин Джейнвор казавшийся довольно крепким для своих лет, в аккуратно заштопанном синем шерстяном кафтане, привел десятерых и в знак благодарности получил столь же теплый прием, как и долговязый Лэнки Барэль и тучная Антелле Шарплин. Все они являлись Верховными Опорами, хотя и младших Домов. Все приехали поддержать ее, приведя с собой всех, кого смогли собрать, и ни один не был отослан назад. Впрочем, сегодня многие выглядели встревожено. Вслух не было сказано ни слова по этому поводу, – все они были полны добрых ожиданий, надеясь на быструю коронацию, и были верны своему решению последовать за ней, – однако на их лицах было написано беспокойство. Арилинда Брадстром – обычно столь энергичная особа, что можно было подумать, она в самом деле верит, будто ее пятьдесят ополченцев способны изменить расклад в пользу Илэйн, была не единственной женщиной, покусывавшей губы, и Лаэрид Трайхэнд, коренастый молчаливый и обычно бесстрастный как скала, был не единственным мужчиной с нахмуренными бровями. Даже известие о Гайбоне и подкреплении, прибывшем с ним, вызывало лишь мимолетные улыбки, поспешно проглатываемые от плохо скрытого облегчения.
«Думаешь, они уже слышали о дерзкой самонадеянности Аримиллы?» – спросила она во время одного из кратких перерывов, когда не надо было отвечать на поклоны и реверансы. – «Нет, этого было бы не достаточно, чтобы расстроить Арилинду или Лаэрида». Даже прорыв Аримиллы за стену с тридцатью тысячами воинов, вероятно, не смог бы довести эту парочку до такого состояния.
«Вряд ли», – согласилась Бергитте. Она огляделась, словно желая убедиться что, никто кроме женщин-гвардейцев ее не мог услышать, затем продолжила. – «Возможно, их волнение вызвано теми же причинами, что и мое. Ты не потерялась, когда мы вернулись. Или лучше так, тебе помогли потеряться».
Илэйн отвлеклась, чтобы сказать несколько слов седовласой паре в шерстяных одеждах, которые подошли бы преуспевающему фермеру. Особняк Браннина и Элвайн Мантар весьма походил на большую ферму, разрастаясь от поколения к поколению. Треть их ополченцев была либо их сыновьями и внуками, либо племянниками и внучатыми племянниками. Только слишком молодые или слишком старые, чтобы отправиться в путь, остались присматривать за хозяйством. Она надеялась, что улыбающаяся пара не будет сильно оскорблена столь малословным приветствием, тем не менее, она двинулась дальше, практически не задерживаясь. – «Что ты имеешь в виду? Мне помогли?» – требовательно спросила она.
«Дворец… изменился», – на мгновение узы донесли замешательство. Бергитте скривилась. – «Я знаю, это звучит безумно, однако окружающее выглядит так, словно было перестроено по другому плану». – Одна из телохранительниц, идущая впереди, сбилась с шага, но затем выровнялась. – «У меня хорошая память…». Бергитте замялась, узы наполнились беспорядочными эмоциями, торопливо подавленными. Большинство из ее воспоминаний о прошлых жизнях растаяло, словно зимний снег. Она не могла вспомнить ни о чем, что происходило до основания Белой Башни, а от четырех жизней, которые она прожила после этого и до конца Троллоковых Войн, оставались лишь фрагменты воспоминаний. Ее мало что было способно напугать, и все же она боялась утратить последние воспоминания, особенно свои воспоминания о Гайдале Кейне. – «Я не забываю дорогу, если однажды ходила по ней», – продолжала она, – «а некоторые из этих коридоров не такие, какими были раньше. Некоторые из коридоров… сместились. Другие не там, где были раньше, и появились новые. Насколько я знаю, никто не говорит об этом вслух, но я думаю, что старики молчат, потому что боятся, как бы окружающие не решили, будто они выжили из ума, а молодые боятся потерять свои места».
«Это…» – Илэйн захлопнула рот. Вообще-то это было не столь уж невозможно. Бергитте не страдала галлюцинациями. Нежелание Нэйрис покидать свои апартаменты внезапно обрело смысл, и, возможно, замешательство Рин до этого, тоже. Но как? – «Это не Отрекшиеся», – твердо сказала она. – «Если бы они были способны на такое, то сделали бы это уже давно и даже еще хуже… Доброго дня и вам, Лорд Аубрейм».
Тощему, угловатому и практически совсем лысому, если не считать жидкой седой поросли вокруг макушки, Аубрейму Пенсенору в пору было нянчить своих правнуков на коленях, и, тем не менее, его спина была пряма, а взгляд ясен. Он был одним из первых, кто прибыл в Кэймлин примерно с сотней мужчин, и первым рассказал, что Аримилла Марне двинулась на город вместе с поддерживающими ее Ниан и Эленией. Он пустился в воспоминания о своем путешествии к ее матери во время прошлого Наследования, пока Бергитте не пробормотала о том, что их ждет Леди Дайлин.
«О, в таком случае не смею вас задерживать, Миледи», – сердечно произнес старик. – «Прошу вас, передайте мои лучшие пожелания Леди Дайлин. Она была так занята, что я не успел обменяться с ней и парой слов со времени своего прибытия в Кэймлин. Мои самые лучшие пожелания, если позволите». – Дом Пенсенор с незапамятных времен был союзником Дома Дайлин Таравин.
«Не Отрекшиеся», – сказала Бергитте, как только Аубрейм отошел подальше и не мог ничего услышать. – «Однако, почему это случилось – только первый вопрос. Произойдет ли такое снова? Если да, то будут ли перемены столь же незначительны? Или ты проснешься и обнаружишь, что находишься в комнате без окон и дверей? Что случиться, если ты уснешь в комнате, которая исчезнет? Если исчезают коридоры, тоже самое может произойти и с комнатами. И что, если это происходит не только во Дворце? Мы должны узнать, ведут ли еще улицы туда, куда вели раньше. Что, если в следующий раз не окажется части городской стены?»
«У тебя слишком дурные мысли», – холодно сказала Илэйн. Даже удерживая Силу, от одной лишь мысли о подобном у нее скрутило живот.
Бергитте потеребила четыре золотых банта на плече своего красного с белым воротником мундира. – «Это все из-за этой штуки». – Странно, теперь, когда она поделилась своими тревогами, по узам текло меньше беспокойства. Илэйн только надеялась, что другая женщина не убеждена, будто у нее на все есть ответы. Нет, это действительно невозможно, Бергитте ее слишком хорошо знает.
«Это пугает тебя, Дени?» – спросила она. – «Признаюсь, меня – очень».
«Не более чем необходимо, миледи», – сказала крепкая женщина в ответ, не отрывая настороженного взгляда оттого, что находилось впереди. В то время как остальные шли, положив руки на рукояти мечей, ее рука покоилась на длинной дубинке. Ее голос был столь же спокоен и сух, как и ее лицо. – «Как-то раз, один здоровый возница по имени Элдрин Хакли чуть не сломал мне шею. Обычно он весьма покладист, но в ту ночь был пьянее пьяного. Я ничего не могла поделать, а моя дубинка, казалось, отскакивает от его черепа, не причиняя вреда. Это напугало меня куда сильнее, потому что я почти смирилась с тем, что сейчас умру. Это просто может произойти в любой день, и, просыпаясь каждым утром, ты знаешь, что можешь умереть».
Просыпаясь каждым утром, ты знаешь, что можешь умереть. Встречаются и хуже взгляды на жизнь, подумала Илэйн. Тем не менее, она поежилась. По крайней мере, пока ее малыши не родятся, такого не произойдет.
Двое стражей возле ведущих в Зал Карт широких дверей, с вырезанными на них львами, были опытными Гвардейцами. Один из них был низким и, можно сказать, худым, другой достаточно широкий, чтобы казаться приземистым, хотя и был среднего роста. Внешне абсолютно ничто не отличало их от остальных Гвардейцев, но данный пост доверяли только опытным фехтовальщикам. Тот, что был пониже кивнул Дени, затем поспешно вытянулся в струнку под неодобрительным хмурым взглядом Бергитте. Дени застенчиво ему улыбнулась. Дени! Застенчиво! В это время пара телохранительниц отправились выполнять свои привычные обязанности. Бергитте открыла рот, однако Илэйн дотронулась до ее руки, и та, взглянув на нее, кивнула. Ее толстая золотая коса медленно качнулась в такт.
«Это не хорошо, ведь они при исполнении служебных обязанностей, Илэйн. Они должны думать о службе, а не витать в небесах, мечтая друг о друге». – Она не повышала голос, тем не менее, на круглых щеках Дени выступил румянец, и она перестала улыбаться, вновь начав следить за коридором. Лучше уж так, однако, все равно было печально. Должно же быть хоть немного удовольствия в жизни!
Зал Карт на самом деле был бальным залом, вторым по величине во Дворце и очень просторным, с четырьмя каминами из красного с прожилками мрамора, в которых за каминными решетками горел неяркий огонь. Куполообразный потолок был позолочен, его поддерживали колонны на расстоянии в два спана от белых мраморных стен, увешанных гобеленами. Множество напольных зеркальных светильников давали достаточно света, как если бы здесь были окна. Огромную часть покрытого плитами пола занимала мозаичная карта Кэймлина, сложенная больше тысячи лет назад после окончания строительства Нового Города, однако еще до того, как начал расти Нижний Кэймлин. Задолго до Андора, задолго до Артура Ястребиное Крыло. С тех пор ее несколько раз переделывали, поскольку плиты бледнели, изнашиваясь, поэтому все улицы были изображены очень точно – по крайней мере, они оставались такими по сегодняшний день, если на то воля Света – и, несмотря на то, что за эти годы сменилось много строений, некоторые из переулков оставались неизменными и тоже были нанесены на огромную карту.
Как бы там ни было, в обозримом будущем танцы здесь устраивать не планировалось. На длинных столах, расставленных между колоннами, лежало множество карт, некоторые настолько большие, что свешивались с краев, а полки, украшавшие стены, были завалены маловажными отчетами, которые не требовалось хранить под замком либо держать в памяти, предав бумагу огню. В дальнем конце комнаты располагался Широкий письменный стол Бергитте, практически весь заставленный корзинами, большинство из которых были набиты бумагами. Являясь Капитан-Генералом, она имела собственный рабочий кабинет, однако, как только обнаружила Зал Карт, то решила, что карта на полу слишком хороша, чтобы ее не использовать.
Небольшие деревянные кружочки, выкрашенные в красный цвет, отмечали те места на внешней стене, где только что удалось отразить нападение. Проходя мимо, Бергитте подцепила имеющиеся и бросила их в круглую корзинку, полную таких же, на ее рабочем столе. Илэйн покачала головой, это была маленькая корзинка, однако если одновременно произойдет слишком много нападений, понадобится намного больше кружочков…
«Миледи Бергитте, как вы просили, у меня есть сведения насчет доступного нам фуража», – сказала седовласая женщина, протягивая листок, исписанный опрятными строчками. На груди ее строгого коричневого платья был изображен Белый Лев. Пятеро других клерков продолжали свою работу, вовсю скрипя ручками. Это были люди, которым Мастер Норри доверял более всех, а Госпожа Харфор лично отобрала полдюжины курьеров, одетых в красно-белые ливреи, действительно шустрых людей – практически еще мальчишек – которые стояли у стены позади небольших письменных столов клерков. Один, довольно юный, начал было кланяться, прежде чем оборвал себя на средине, залившись румянцем. Бергитте уладила вопрос, касавшийся формальностей этикета, как по отношению к себе, так и к остальной знати, всего лишь несколькими словами. На первом месте – работа и любому вельможе, кому это не по душе, было предложено просто-напросто держаться по дальше от Зала Карт.
«Благодарю вас, Госпожа Анфорд. Я просмотрю их позже. Пожалуйста, не могли бы вы вместе со всеми остальными немного подождать за дверью?»
Госпожа Анфорд проворно собрала всех курьеров и остальных клерков, дав им время лишь на то, чтобы поставить точку в работе и закрыть чернильницы. Никто не проявил ни капли удивления. Они привыкли к тому, что время от времени была необходима полная секретность. Илэйн слышала, как люди именовали Зал Карт – Залом Секретов, хотя ничего действительно секретного тут не хранилось. Все, что в самом деле являлось тайной, было заперто на замок в ее покоях.
Пока курьеры и служащие друг за другом покидали комнату, Илэйн подошла к одному из длинных столов, который покрывала карта Кэймлина и его окрестностей, как минимум на пятьдесят миль в каждом направлении. Даже Черная Башня была на нее нанесена, квадрат, расположившийся менее чем в двух лигах к югу от города. Он разрастался по территории Андора, и не было способа от этого избавиться. Она все еще иногда направляла туда на инспекцию, через порталы, патрули Гвардейцев, однако место было настолько большим, что Аша’манам наверняка удавалось что-нибудь от нее скрыть. Булавки с эмалированными головками помечали восемь лагерей Аримиллы, окружающих город, а небольшие металлические фигурки – разнообразные остальные лагеря. Замечательно сработанный из золота Сокол чуть выше ее мизинца, указывал на местоположение Гошиен. Или, вернее, указывал прежде. Ушли ли они уже? Она уронила сокола в свой поясной кошель. Авиенда была очень похожа на эту птицу. Стоявшая по другую сторону стола, Бергитте вопросительно приподняла бровь.