Часть ее хотела ущипнуть женщину за ухо потоком Воздуха, но для этого было достаточно только того количества силы, которым она обладала на данный момент. Поэтому вместо этого она направила Огонь и Воздух, и перед ней появился маленький огненный шарик зеленого цвета. Бледный, почти прозрачный.
   «Очень хорошо», – саркастически сказала Идрелле. О, да. Ей хотелось начать с того, чтобы показать всем, как слаба Эгвейн. – «Отпусти саидар. А теперь, класс…»
   Эгвейн добавила к зеленому голубой шарик, затем коричневый, серый, заставив их вращаться вокруг друг друга.
   «Отпусти Источник!» – резко сказала Идрелле.
   Желтый шарик присоединился к остальным, за ним белый и, наконец, красный. Быстро она добавила огненные кольца, одно внутри другого, вращающиеся вокруг шаров. Теперь красное было первым, потому что она хотела чтобы оно вышло меньше остальных, зеленое шло последним и вышло самым большим. Если бы ей позволили выбирать Айя, она бы выбрала Зеленую. Семь огненных колец вращались, и каждое в собственном направлении, внутри исполняя замысловатый танец вращались семь огненных шариков. Хотя ее поток и был тоненькой струйкой и плетение выходило бледным, но все же это было внушительным зрелищем – одновременное управление четырнадцатью разделенными потоками. Жонглирование Силой было не проще жонглирования руками.
   «Прекрати это!» – кричала Идрелле. – «Прекрати!» – Инструктора окутал жар саидар, и по спине Эгвейн ударила розга из потока воздуха. – «Я сказала – прекрати!» – Розга стегала снова и снова.
   Эгвейн спокойно сохраняла танец шариков и вращение колец. После дубовой подошвы туфли Сильвианы было очень просто впитывать в себя боль от ударов Идрелле. Но пока что не приветствовать боль. Интересно, когда-нибудь у нее получиться улыбаться во время побоев?
   Кэтрин и вторая Красная появились в дверном проеме. – «Что здесь происходит?» – потребовала ответа черноволосая сестра. Глаза ее компаньонки увеличились в размере, когда она увидела, что вытворяет Эгвейн. Маловероятно, чтобы кто-то из них мог одновременно управляться с таким количеством потоков.
   При появлении Айз Седай послушницы вскочили и сделали реверанс. Эгвейн осталась сидеть.
   Идрелле присела, раскинув разноцветную юбку. Она выглядела взволнованной. – «Она не желала останавливаться», – выпалила она. – «Я говорила ей, а она не стала!»
   «Остановись, Эгвейн», – твердо приказала Кэтрин.
   Эгвейн удерживала плетения, пока женщина не открыла рот снова. Только после этого она отпустила саидар и встала.
   Кэтрин закрыла рот и глубоко вздохнула. На ее лице сохранялось спокойствие Айз Седай, но глаза блестели. – «Ты побежишь в кабинет Сильвианы и скажешь ей, что ты не повиновалась своему преподавателю и мешела классу. Ступай!»
   Задержавшись чтобы поправить юбку, она же не должна повиноваться по первому слову и бросаться со всех ног, Эгвейн прошла мимо Айз Седай в коридор.
   «Я сказала – бегом», – резко сказала Кэтрин у нее за спиной.
   Поток Воздуха ударил ее по все еще чувствительному заду. Принять боль. Второй удар. Выпить боль словно глоток воздуха. Третий удар чуть не сбил ее с ног. Приветствовать боль.
   «Отпусти меня, Джезраил!» – прорычала Кэтрин.
   «Я бы не стала делать ничего подобного», – заявила вторая сестра с сильным тайренским акцентом. – «Ты зашла слишком далеко, Кэтрин. Удар – другой еще позволяется, но наказание – прерогатива Наставнице Послушниц. Свет, с такой силой ты лишишь ее способности ходить до того, как она доберется до Сильвианы».
   Кэтрин тяжело выдохнула. – «Очень хорошо», – сказала она наконец. – «Но она может добавить к своему списку нарушений неповиновение Сестре. Я проверю, Эгвейн, поэтому не думай, что я дам тебе избежать наказания».
   Когда она появилась в кабинете Наставницы Послушниц, брови Сильвианы взлетели от удивления вверх: «Так скоро? Вынь туфлю из шкафа, дитя, и поведай, в чем ты провинилась на сей раз?»
   Спустя два урока и еще двух посещений кабинета Сильвианы, поскольку она отказывалась быть объектом насмешки, или если она делала что-то лучше Принятой – зачем тогда нужно было ее просить это делать? – прибавим уже заранее назначенное наказание на полдень, строгая женщина решила, что каждое утро ей потребуется Исцеление.
   «Иначе весь твой зад превратиться в сплошной синяк, не пропускающий кровь. Только не думай, что это означает, что я делаю тебе послабление. Если тебя потребуется Исцелять хоть три раза на дню, это только означает, что я стану бить сильнее чтобы наверстать упущенное. Если потребуется, я возьму ремень или розгу. И я выбью дурь из твоей головы, дитя. Поверь мне».
   Три урока и три чрезвычайно расстроенных Принятых принесли неожиданный результат. Ее обучение было переведено с общего на персональное с Айз Седай, которое обычно предназначалось для Принятых. Для нее это означало восхождение по длинным коридорам, увешанным гобеленами, в помещения Айя, на входе в которые словно стражники стояли Сестры. Они в самом деле были чем-то вроде охраны. Посетителей из других Айя мягко говоря не приветствовались. На самом деле она ни разу не видела ни одной Айз Седай возле квартир другой Айя.
   Кроме Восседающих. Она также редко встречала Сестер по одиночке в коридорах вне своих помещений, обычно только группами и всместе со своими Стражами, идущими следом, но тут это не было похоже на страх, который царил в лагере мятежниц за городской стеной. Здесь Сестры одной Айя держались вместе и если встречались две группы, то, казалось, они готовы были вцепиться друг другу в глотку, или вообще старались не смотреть в ту сторону. В самое жаркое лето коридоры Башни оставались прохладными, но когда в них сходились Сестры, он становился ледяным и начинал искриться. Даже Восседающие, как она видела, ходили по ним быстро. Немногие знавшие, кем она являлась, бросали на нее долгий, изучающий взгляд, но большинство вообще не замечало. Пухлая симпатичная Восседающая Красных Певара Тазановни вообще чуть не прошла сквозь нее. Она не собиралась сворачивать с дороги даже ради Восседающих, но Певара просто быстро ушла дальше, словно вовсе ее не видела. В другой раз с Дозин Алвайн по детски худой и элегантно одетой Сестрой чуть не повторилось тоже самое, пока она беседовала с другой Желтой Сестрой. Никто дважды не взглянул в ее сторону. Хотелось бы ей знать, кто была вторая Желтая Сестра.
   Ей были известны имена десяти «хорьков» отправленных Шириам и остальными в Башню, чтобы подорвать авторитет Элайды, и ей очень хотелось вступить с ними в контакт, но она не знала их в лицо, а попытка навести о них справки, вызовет к ним ненужное внимание. Оставалось надеяться, что одна из них сама отведет ее в сторонку или черкнет записку, но пока никто ничего не предпринимал. Она вынуждена была сражаться в одиночестве, если не считать Лиане, пока ей не удастся услышать или узнать что-то, что поможет привязать лица к именам.
   Безусловно, она не бросила Лиане. На вторую ночь в Башне она спустилась к темницам сразу после ужина, несмотря на тяжелую усталость. На первом уровне подвала было полдюжины открытых камер, предназначенных для женщин способных направлять. Здесь таких женщин могли содержать, отрезанными от источника, а также обеспечивать постоянный присмотр. Каждая камера представляла собой большую клетку четыре шага в длину и ширину с решеткой из железа от пола до потолка и с железными светильниками, чтобы обеспечить достаточно света. Рядом с камерой Лиане у стены сидели две Коричневых Сестры вместе со Стражем, широкоплечим мужчиной с красивым лицом и сединой на висках. Когда она вошла, он точил свой кинжал. Он взглянул на нее, а затем вернулся к прежнему занятию.
   Одной из Коричневых Сестер оказалась Фелана Бевайн, стройная женщина с длинными волосами соломенного оттенка, которые блестели так, словно она расчесывала по десять раз на дню. Она оторвалась от своих записей, которые вела в записной книге с кожаным переплетом, лежащей на планшете, только чтобы сказать скрипучим голосом: «А, это ты? Что ж, Сильвиана сказала, что ты можешь придти, дитя, но не передавай его ничего, не показав предварительно Далевьен или мне, и не шуми», – она моментально вернулась к своей писанине. Далевьен, коренастая женщина с короткими темными волосами с сединой, не отрываясь от сравнения текстов двух книг, лежавших у нее на коленях, поддерживала щит вокруг Лиане. Вокруг нее сиял жар саидар, но один раз соткав плетение, не было нужды за ним постоянно присматривать.
   Эгвейн, не теряя времени даром, бросилась к решетке и сжала протянутые руки Лиане. – «Сильвиана сказала мне, что они наконец удостоверились, в том, что ты это ты», – смеясь сказала она. – «но я не ожидала увидеть тебя в такой роскоши».
   Это на самом деле было роскошью, по сравнению с маленькой темной камерой в которой могла очутиться какая-нибудь сестра за преступление, почтя за счастье наличие матраца и одеяла на голом полу камеры. Лиане же устроилась с комфортом. У нее была маленькая кровать, которая выглядела куда мягче, чем кровати послушниц, стул с украшенной кистями подушкой на сидении, и стол, на котором стояли три книги и поднос с остатками ужина. В камере был даже умывальник, хотя кувшин и раковина имели сколы и трещины, а зеркало было с пузырьками. Еще тут была ширма, достаточно плотная, чтобы скрыть находившегося за ней человека с ночным горшком.
   Лиане тоже рассмеялась. – «О! Я очень популярная особа», – сказала она оживленно. Даже то, как она стояла можно было назвать томным, яркий образец соблазнительницы —доманийки, несмотря на простое платье из темной шерсти, но этот голос оставался от прежних времен, после того как она решила изменить свою жизнь. – «У меня весь день был день приемов посетителей из каждой Айя кроме Красных. Даже Зеленые пытались убедить меня показать плетение Перемещения, и фактически собирались забрать меня отсюда под предлогом того, что я „утверждаю“, что я теперь Зеленая». – Она поежилась от подобной перспективы. – «Это ничуть не хуже, чем снова оказаться в руках Десалы с Мелари. Ужасная женщина эта Десала», – ее улыбка истаяла как туман на солнце. – «Они сказали, что снова надели на тебя белое. Полагаю, это лучше, чем известная альтернатива. Они дают тебе корень вилочника? Мне тоже».
   Удивленная Эгвейн оглянулась на Сестру, удерживавшую щит, и Лиане фыркнула.
   «Традиция. Если бы не щит, я бы и муху не обидела, но согласно традиции женщина, находящаяся в открытой камере, всегда должна ограждаться щитом. А что, они позволяют тебе вот так ходить без присмотра?»
   «Не совсем». – Сухо ответила Эгвейн. – «За дверью стоят две Красных, которые ждут, когда я отправлюсь к себе, чтобы тоже оградить меня щитом на время сна».
   Лиане вздохнула. «Так-так. Я в камере, за тобой следят, и обоих по самое „не могу“ напоили отваром вилочника», – она бросила быстрой косой взгляд в сторону Коричневых. Фелана по прежнему писала, Далевьен переворачивала страницы книг и что-то бормотала себе под нос. Страж, по всей видимости, решил бриться своим кинжалом, так сильно он его точил. Его внимание, в основном, было сосредоточено на дверном проему. Лиане понизила голос: – «Когда мы бежим?»
   «Мы не бежим», – ответила Эгвейн, и шепотом, косясь в сторону Сестер, объяснила причины и свой план. Она рассказала Лиане все, что успела увидеть. И сделать. Было трудно рассказать, сколько раз за день ее успели наказать, и как она вела себя в это время, но это было необходимо, чтобы убедить подругу, что ее не удастся сломать.
   «Я понимаю, почему любая попытка нас вытащить даже не стала бы обсуждаться, но я надеялась…», – Страж поменял позу, и Лиане прервалась, но тот просто убрал кинжал в ножны. Сложив руки на груди, он оперся спиной о стену и уставился в дверной проем. Выглядел он так, словно мог оказаться на ногах, не успеешь глазом моргнуть. – «Ларас помогла нам сбежать когда-то», – тихо продолжила она. – «Но не знаю, стала бы она пытаться снова». Она поежилась, и теперь это движение уже не было притворным. Когда Ларас помогала ей с Суан сбежать в прошлый раз, они были укрощены. – «Хотя, в большей степени она сделала это ради Мин, чем для нас с Суан. Ты уверена в своих силах? Сильвиана Брихон упрямая дама. Яркая, как я слыхала, но такая упрямая, что может сломать сталь. Вы абсолютно уверены, мать?» – Когда Эгвейн снова повторила, что полностью уверена в своих силах, Лиане снова вздохнула. – «Ладно. Мы станем двумя червями, подгрызающими корень, так?». Это не было вопросом.
   Она навещала Лиане каждую ночь, если только хватало сил дотащиться после ужина, а не броситься немедленно в кровать, и непременно находила ее довольно жизнерадостной для пленницы, сидящей в камере под охраной. Поток посетителей к ней не иссякал, и она делилась с Эгвейн лакомыми подробностями. Ее посетители не могли назначить наказание Айз Седай, даже той, которую держали в камере. Но некоторые из них разозлилось настолько, что жалели о том, что не могли. Кроме этого, они выслушивали замечания со стороны Сестры, которая имела больший вес в их глазах, чем та, кого они считали послушницей. Лиане могла даже открыто спорить с ними, по крайней мере, пока посетители не разбегались. Со слов Лиане, некоторые не уходили. Кое-кто с ней соглашался. Осторожно, нерешительно, возможно только частично и не со всем, но они соглашались. Что важно, по крайней мере, для самой Лиане, некоторые из Зеленых подтвердили, что после усмирения она какое-то время не была Айз Седай, и теперь имела право попросить о приеме в любую Айя, как только снова стала Сестрой. Не все, но все же «некоторые» куда лучше, чем «никто». Эгвейн даже стала думать, что Лиане, сидя в камере, действует куда результативнее ее, свободно передвигающейся по Башне. Хорошо, не совсем свободно. И нисколько она не ревнует. То, что они тут делали, было очень серьезной работой, и не имело значения, кто справлялся лучше, кто хуже, лишь бы работа была сделана. Но бывало, когда осознание этого факта делало поход в кабинет Сильвианы значительно тяжелее. Однако и у нее были успехи. Своего рода.
   После обеда первого дня она оказалась в заваленной вещами гостиной Бенней Налсад. Тут повсюду были книги, даже на полу, а полки забиты черепами, костями и шкурами разных животных, птиц и змей, вместе с чучелами всевозможных видов и размеров. Поверх огромного медвежьего черепа сидела крупная коричневая ящерица, так неподвижно, что Эгвейн сначала решила, что это чучело, пока ящерица не моргнула. Итак, вечером первого дня Коричневая Сестра из Шайнара попросила ее выполнить большой набор плетений один за другим. Бенней сидела на стуле с высокой спинкой, стоящем боком к камину из коричневого мрамора, а Эгвейн с комфортом расположилась противоположным боком. Вообще-то, ее не приглашали сесть, но Бенней не возражала.
   Эгвейн аккуратно выполнила все запрошенные плетения, пока Бенней, как бы между прочим, не спросила показать плетение Перемещения. На что она мило улыбнулась и сложила руки на коленях. Сестра откинулась назад и слегка поправила свою темно коричневую юбку из шелка. У Бенней были острые голубые глаза, ее темные волосы под серебряной сеткой были пронизаны сединой. На пальцах виднелись несмываемые чернильные пятна, и одно крохотное пятнышко было даже сбоку носа. В руке у нее была фарфоровая чашка с чаем, но Эгвейн она чая не предлагала.
   «Думаю, что тебя осталось очень мало чему учить, особенно учитывая твои замечательные открытия, дитя». – Эгвейн поклонилась, принимая комплимент. Кое-что действительно было ее открытием, но сейчас это едва ли имело значение. – «Но это не означает, что тебе не надо учиться. У тебя было очень мало уроков для послушниц до того как тебя…» – Коричневая покосилась на белое платье Эгвейн и прочистила горло. – «И мало уроков в качестве… ну что ж, об этом позже. Поведай мне, если знаешь, какую ошибку совершила Шейн Чунла, из-за которой началась Третья Война Гаретовой Стены? Каковы причины Великой Зимней Войны между Андором и Кайриэном? Что стало причиной Восстания Вейкина и чем оно закончилось? Большая часть нашей истории – это изучение войн, и важной ее частью является понимание, как и почему они начались, а также – как и почему они закончились. Очень много войн так и не случилось бы, если бы люди знали о чужих ошибках. Итак?»
   «Шейн не совершала ошибок», – медленно сказала Эгвейн, – «но вы правы. Мне нужно еще многому учиться. Я не знаю даже названий этих войн». – Встав, она налила себе чая из серебряного кувшина на краю стола. Сбоку от украшенного кружевом серебряного подноса с кувшином стояло чучело рыси, и лежал змеиный череп. Он был размером с человеческий!
   Бенней нахмурилась, но вовсе не из-за чая. Это она, кажется, даже не заметила. – «Что ты имеешь в виду, говоря, что Шейн не совершала ошибок, дитя? Почему же она довела ситуацию до такой катастрофы, а какой я когда-либо слышала?»
   «Что ж, еще задолго до начала Третей Войны Гаретовой Стены», – начала Эгвейн, возвращаясь на свое место, – «Шейн поступала точно так, как советовал ей Совет Башни, и не делала ничего, чего ей не говорили». – Может, она и пропустила большую часть занятий по истории, но Суан рассказала ей про все ошибки, совершенные другими Амерлин. Сидеть на стуле нормально было довольно трудно.
   «О чем это ты?»
   «Она пыталась править Башней твердой рукой без всяких компромиссов, тяжелой пятой давя любую оппозицию. Совету это надоело, но они не могли настоять на замене, поэтому вместо того чтобы просто сместить ее, они поступили хуже. Они оставили ее на прежнем посту, но накладывали на нее наказание всякий раз, когда она издавала любой приказ. Любой». – Она знала, что начинает говорить так, словно читает лекцию, но должна была закончить. Было тяжело заставить себя не ерзать на твердом сидении. Приветствовать боль. – «Совет управлял и Шейн и Башней. Но они даже с собой не могли справиться, в значительной степени потому, что у каждой Айя были свои собственные цели, и не было никого, кто бы указал им общую цель для пользы всей Башни. Правление Шейн было отмечено войнами на всей карте мира. В конечном счете, уже Сестры устали от бесконечных споров Совета Башни. После одного из шести известных в истории Башни мятежей Шейн и весь Совет были низложены. Я знаю, что в официальной истории написано, что она умерла в Башне естественной смертью, но на самом деле она была в изгнании, где и была задушена в постели после раскрытия заговора о ее возвращении на Престол Амерлин пятьдесят один год спустя».
   «Шесть мятежей?» – недоверчиво спросила Бенней. – «Шесть? Сослали и задушили?»
   «Все это записано в секретной истории в Тринадцатом Хранилище. Хотя, полагаю, что я не должна была вам это рассказывать». – Эгвейн отпила чай и поморщилась. Он почти пропал. Неудивительно, что Бенней к нему даже не притронулась.
   «Секретная история? Тринадцатое Хранилище? Если бы такое существовало, я думаю, мне о нем было бы известно. А почему ты не должна была о нем рассказывать?»
   «Потому что согласно закону, о существовании секретной истории, как и ее содержание может быть известно только Амерлин, ее Хранительнице Летописей и Восседающим. Им и еще хранителям, ведущим записи. Даже этот закон – сам часть Тринадцатого Хранилища, поэтому я полагаю, что и это мне не следовало вам это рассказывать. Но если вы сможете получить доступ или спросить кого-то, кто знает и расскажет, то вы узнаете, что я была права. Шесть раз в истории Башни, когда Амерлин оказывалась опасно проницательна или опасно некомпетентна, а Совет бездействовал, Сестры восставали и смещали и тех и других». – Вот так. Возможно, даже лопатой не удалось бы посадить семя глубже. Или попасть точно в яблочко.
   Бенней долго смотрела на нее, затем поднесла чашку к губам, но выплюнула обратно, как только чай коснулся ее языка, а затем стала вытирать пятна на платье тонким кружевным платком. – «Великая Зимняя Война», – сказала она хриплым голосом, поставив чашку на пол возле стула, – «началась в конце шестьсот семьдесят первого года…» – Она больше не упоминала секретные отчеты и мятежи, но этого и не требовалось. Неоднократно в течение урока она замолкала, и хмуро смотрела куда-то за спину Эгвейн, и у той не оставалось сомнений, о чем она думает.
   Еще позже Лирен Дойреллин, прохаживаясь взад-вперед перед камином в гостиной, заявила: «Да, Элайда совершила чудовищную ошибку», – Кайриенка была чуть-чуть ниже ростом Эгвейн, но из-за того, как нервно метались ее глаза, она становилась похожа на загнанного, напуганного котами воробья, и убежденного в том, что вокруг полно котов. На ее темно-зеленой юбке было только четыре небольших красных полоски, хотя она была Восседающей. – «И это прокламация, и что хуже, попытка его похищения не может не быть рассчитана на то, чтобы этот мальчик, ал’Тор, держался как можно дальше от Башни. О, она совершила не одну грандиозную ошибку. Эта Элайда».
   Эгвейн хотелось спросить про Ранда и про… похищение? – но Лирен не давала вставить ни слова, продолжая твердить про ошибки Элайды, все время прохаживаясь взад-вперед, нервно стреляя глазами и заламывая руки. Эгвейн совсем не была уверена, можно ли данное событие считать ее собственным успехом, но и неудачей это назвать тоже было нельзя. И еще ей удалось кое-что узнать.
   Но не все ее атаки проходили так успешно.
   «Это не дискуссия», – отрезала Приталль Нербайян. Голос ее был совершенно спокоен, но раскосые зеленые глаза сверкали. Ее апартаменты были больше похожи на комнаты Зеленой, чем Желтой Сестры. На стене поверх шелкового гобелена, изображавшего сражение людей и троллоков, висело несколько обнаженных клинков. И рукой она сжимала рукоять кинжала, висевшего на серебряном пояске. Не обычного ножа, а кинжала с клинком почти в фут длиной с изумрудом на рукояти. Почему она согласилась учить Эгвейн, оставалось тайной, учитывая ее неприязнь к обучению. Возможно, это как-то касалось самой Эгвейн. – «Ты здесь для изучения пределов власти. А это основной урок, как раз подходящий для послушницы».
   Эгвейн хотелось поерзать на трехногом табурете, который предложила ей Приталь, но вместо этого она сконцентрировалась на собственных страданиях, пытаясь выпить боль. И приветствовать ее. За день она успела три раза побывать у Сильвианы, и предчувствовала четвертый раз после обеда, до которого остался всего час. – «Я просто сказала, что если Шимерин возможно было понизить с Айз Седай до Принятой, значит власть Элайды беспредельна. Или, она так думает, что беспредельна. Но если вы с этим согласны, значит так и есть».
   Рука Приталль сжалась на рукояти кинжала, пока суставы не побелели, но, кажется, она не придала этому значения. – «Так как ты считаешь, что знаешь лучше меня», – сказала она холодно, – «Значит, после урока ты отправишься к Сильвиане». – Зачтем, как частичную победу. Эгвейн решила, что гнев Приталль вызван не ею.
   «Я жду от тебя должного поведения», – твердо заявила на следующий день Серанха Колвайн. Для описания Серой Сестры лучше всего подошло бы слово «сморщенная». Сморщенный рот, наморщенный нос, словно ей постоянно чудился неприятный запах. Даже водянистые голубые глаза казались сморщенные от неодобрения. Но все-таки ее можно было бы назвать симпатичной. – «Ты понимаешь?»
   «Понимаю». – Ответила Эгвейн, усаживаясь на табурет, поставленный перед стулом Серанхи с высокой спинкой. Утро было довольно прохладным, и в камине горел небольшой огонь. Выпить боль. Приветствовать боль.
   «Неверный ответ», – парировала Серанха. – «Правильный ответ сопровождается реверансом и словами «Понимаю, Айз Седай». Я намериваюсь записывать все твои промахи, чтобы после урока отнести его к Сильвиане. Начнем заново. Ты понимаешь, дитя?»
   «Понимаю», – ровно сказала Эгвейн. Отбросив невозмутимость Айз Седай, лицо Серанхи приобрело фиолетовый оттенок. К концу урока ее список растянулся на четыре страницы мелким почерком. Она больше времени писала, чем читала лекцию! Это был явный провал.
   Следующей была Аделорна Бастин. Зеленая Сестра из Салдэйи каким-то образом проявляла величественность, несмотря на худобу и рост не выше Эгвейн. И у нее был генеральский командный голос, от которого можно было даже испугаться, если бы Эгвейн это себе позволила. – «Я слышала, что ты доставляешь неприятности», – сказала она, взяв расческу с костяной ручкой с маленького инкрустированного столика возле стула. – «Если ты попытаешься выкинуть этот фокус со мной, то узнаешь, что я умею делать с помощью этого».
   Эгвейн узнала об этом, даже не напрягаясь. Три раза она оказывалась лежащей поперек колена Аделорны, и женщина доподлинно доказала, что она умеет с помощью щетки. Ей удалось растянуть часовую лекцию вдвое.
   «Теперь я могу идти?» – наконец спросила Эгвейн, спокойно вытирая щеки платком, который уже был насквозь мокрым. Вдохнуть боль. Выпить жар. – «Предполагалось, я должна была носить воду для Красных, и мне не хочется опаздывать».
   Аделорна хмуро посмотрела на свою щетку и положила ее на столик, который дважды оказывался перевернутым от удара ноги Эгвейн. Затем она хмуро посмотрела на Эгвейн, словно пытаясь заглянуть внутрь ее черепа. – «Хотелось бы мне, чтобы Кадсуане оказалась сейчас в Башне», – пробормотала она. – «Думаю, она нашла бы твое поведение вызывающим». – В ее голосе звучало уважение.