Страница:
Утром седьмого дня она снова несла воду, на сей раз Белым, и внезапно остановилась, как вкопанная, чувствуя, словно ее изо всех сил пнули в живот. По спиральному коридору ей навстречу спускались две женщины в шалях с серой бахромой, в сопровождении двух Стражей. Одной была Мелавайр Соумейнеллин, коренастая кайриенка в прекрасном платье из серой шерсти с седыми прожилками в волосах. Вторая – синеглазая женщина с волосами медового оттенка оказалась… Беонин!
«Значит, это ты предала меня!» – сердито воскликнула Эгвейн. В голове мгновенно мелькнула догадка. Как она могла предать ее, поклявшись ей в верности? – «Ты должно быть Черная Айя!»
Мелавайр прямо раздулась от возмущения, что не сильно ей помогло, так как она на целый дюйм была ниже Эгвейн. Она уперла кулаки в бока и открыла рот, чтобы начать кричать. У Эгвейн был с ней один урок, и обычно она была довольно доброжелательной женщиной, но если начинала сердится, то способна была внушить страх.
Беонин положила свою пухлую руку на плечо второй Сестры. – «Позволь мне поговорить с ней наедине. Пожалуйста, Мелавайр».
«Я надеюсь, ты поговоришь с ней жестко», – в резкой форме произнесла Мелавайр. – «Это ж надо додуматься, произнести подобное обвинение!… Даже просто упомянуть о подобном!…» – Покачав в отвращении головой, она отошла дальше по коридору, сопровождаемая по пятам Стражем. Он был приземистый и очень широкий мужчина, даже шире Сестры, похожий на медведя, хотя, не смотря на это, двигался с неожиданным изяществом.
Беонин взмахнула рукой и подождала, пока ее собственный Страж, худой мужчина с длинным шрамом через лицо, не присоединился к остальным. За это время она пару раз поправила свою шаль. – «Я. Я ничего не предавала», – спокойно сказала она. – «Я бы не присягнула бы тебе, если бы не Совет. Они бы высекли меня, если б узнали тайны, которые тебе известны. И, возможно, неоднократно. Достаточная причина для присяги, нет? Я никогда не притворялась, что ты мне нравишься, и все же я была верна моей присяге пока тебя не пленили. Значит, ты больше не Амерлин, не так ли? Ей не может быть пленница, особенно, когда ты отказалась от спасения. Теперь ты снова послушница, следовательно, моя присяга более не действительна. А болтовня про мятеж – просто дикость. Мятеж провалился. Белая Башня скоро снова воссоединится, и я не буду об этом жалеть».
Сняв коромысло с плеча, Эгвейн поставила ведра на пол, и сложила руки на груди. С момента пленения она попыталась сохранять спокойствие, ну кроме времени порки, но данное событие вывело бы из себя даже камень. – «Ты придумала для себя длинное оправдание», – сухо заметила она. – «Это так ты пыталась сама себя убедить? Это не сработает, Беонин. Если мятеж провалился, где же нескончаемый поток Сестер, ползущий на коленях к Элайде, чтобы принять ее наказание? Свет, что еще ты предала? Все?» – это было очень вероятно. Она неоднократно посещала кабинет Элайды в Тел’аран’риод, но постоянно находила шкатулку с корреспонденцией пустой. Теперь ей было понятно, почему.
На щеках Беонин появились пятна. – «Говорю тебе, я ничего не преда…» – она не успела закончить, схватившись за горло, словно подавилась своим лживым языком. Что ж, она не только доказала, что она не Черная Айя, но и кое-что еще.
«Ты предала наших хорьков. Они, что, в темнице?»
Беонин стрельнула глазами в коридор. Мелавайр разговаривала со своим Стражем. Он наклонил к ней свою голову. Он был выше ее, несмотря на свою ширину. Страж Беонин – Тервайл взволнованно наблюдал за ней. Расстояние до них было довольно большим, поэтому слышать разговор они не могли, но Беонин все равно подошла ближе и понизила голос. – «Элайда приказала за ними наблюдать. Я полагаю их собственные Айя, но они держат при себе то, что видят. Немногие Сестры жаждут поверять Элайде больше, чем должно. Но это было необходимо, понимаешь? Вряд ли я могла бы вернуться в Башню и сохранить их тайну. В конечном счете, это все равно вышло бы наружу».
«Тогда ты должна будешь их предупредить», – Эгвейн не смогла удержаться от выражения презрения в голосе. Эта женщина стрижет волосы топором! Она придумала для себя довольно шаткое оправдание, чтобы нарушить свою присягу, и после этого предала всех женщин, кого сама помогала выбирать. Кровь и проклятый пепел!
Беонин замолчала и хранила молчание довольно долго, поигрывая шалью, но к удивлению сказала. – «Я уже предупредила Мейдани и Дженнет». – Это были две Серые Сестры среди хорьков. – «Для них я сделала все, что могла. Другие должны выплыть самостоятельно или утонуть. Сестры нападают даже просто когда проходишь мимо жилища другой Айя. Я… Я не собираюсь возвращаться к себе голой и выпоротой в одной только шали, только ради того, чтобы…»
«Думай об этом, как о наказании», – отрезала Эгвейн. Свет! Сестры нападают на других Сестер! Все хуже, чем она думала. Ей пришлось напомнить себе, что это плодородная почва для роста ее семян.
Беонин снова посмотрела на коридор. Тервайл было направился к ней, но она покачала головой. Несмотря на пунцовые щеки, ее лицо оставалось спокойным, но внутри, должно быть, она чувствовала смятение. – «Ты знаешь, что я могу отправить тебя к Наставнице Послушниц?» – спросила она натянуто. – «Я слышала, что ты проводишь в ее кабинете, плача, половину дня. Думаю, что тебе бы не понравилось, если бы ты стала навещать ее чаще, не так ли?»
В ответ Эгвейн улыбнулась. Не далее как два часа назад ей удалось улыбнуться сразу после того, как на нее перестал опускаться ремень Сильвианы. Это оказалось трудно. – «А кто сказал, из-за чего я плакала? Возможно из-за чьих-то присяг?» – С лица женщины пропали все цвета. Нет, до этого она доводить не хотела. – «Возможно, ты убедила себя, что я больше не Амерлин, Беонин. Но пришло время убеждать себя в обратном. Я по-прежнему та, кто я есть. Ты предупредишь остальных, чего бы это тебе не стоило. Передашь им держаться от меня подальше, пока я не передам для них сообщение. Им не нужно привлекать к себе внимания больше, чем уже есть. Но начиная с этого дня, ты будешь встречаться со мной каждый день, на случай, если у меня найдутся для них поручения. И кое-какие у меня есть прямо сейчас». – Быстро она перечислила список того, что она хотела, чтобы они обсудили в беседах с Сестрами: лишение Шимерин шали, бедствие в Черной Башне и Колодцы Дюмай, и все семена, которые успела посеять. Теперь их не надо будет сажать семечко к семечку, а сеять горстями.
«Я не могу разговаривать с Сестрами из других Айя», – сказала Беонин, когда она закончила. – «Но в Серой Сестры довольно часто говорят об этих вещах. В последнее время наши доносчики постоянно заняты. Элайда хочет сохранить все в тайне, но она выплывает наружу. Уверена, у других происходит тоже самое. Возможно, мне даже не нужно…»
«Предупреди их, и дай мои инструкции, Беонин», – Эгвейн подняла коромысло и положила на плечо поудобнее. Две-три Белых Сестры или сами воспользуются туфлей или щеткой для волос, если они решат, что она шла слишком долго, или непременно отправят ее к Сильвиане. Объятие боли, и даже ее приветствие вовсе не означает, что нужно бездумно нарываться на дополнительные наказания. – «И помни. Это наказание, которое я тебе назначаю».
«Я сделаю так, как ты сказала», – с очевидной неохотой ответила Беонин. Ее взгляд внезапно стал тверже, но не из-за Эгвейн. – «Будет приятно увидеть свержение Элайды», – произнесла она не предвещающим ничего доброго голосом прежде чем присоединиться к Мелавайр.
Так неприятная встреча превратилась в неожиданную победу, оставив у Эгвейн хорошее ощущение на весь оставшийся день, несмотря на то, что Феране действительно решила, что она шла слишком долго. Белая Восседающая хоть и была пухлой, но ее рука была почти столь же тяжелой, как у Сильвианы.
Этой ночью после ужина она через силу дотащилась до камер, немотря на отчаянное желание отправиться спать. Кроме уроков и порки ремнем – как раз перед ужином – большую часть дня пришлось таскать воду. Спина и плечи болели. Руки и ноги тоже. От усталости подгибались ноги. Что удивительно, с тех пор, как ее пленили у нее не было ни одной из тех ужасных мигреней, и ни одного мрачного сна, выбивавших ее из колеи, даже, если она не могла их припомнить, но сегодня ночью, она была уверена, у нее будет великолепная головная боль. Это могло помешать истинным сновидениям, а у нее недавно было несколько прекрасных снов – о Ранде, Мэте, Перрине, и даже о Гавине, хотя большей частью все ее сны о нем были одинаковыми.
Сегодня Лиане стерегли три Белых Сестры, которых она знала мельком. Нагора была худой блондинкой, всегда закалывавшей волосы на затылка. Чтобы восполнить недостаток в росте, она всегда все делала с очень прямой спиной. Норайн была очень симпатичной женщиной с красивыми влажными глазами, но часто рассеянная, словно Коричневая. А Мийаси была строгой высокой и полноватой женщиной с седыми волосами стального оттенка, которая терпеть не могла глупости, а их она видела повсюду. Нагора удерживала щит вокруг Лиане, окруженная свечением саидар, и рассуждала о какой-то логической проблеме, о которой из того немногого, что слышала Эгвейн ни слова не поняла. Она даже не разобралась, было ли у спорящих две точки зрения или три. Никто не повышал голоса, не потрясал кулаками, и лица оставались обычными спокойными лицами Айз Седай, но неприветливый оттенок в их голосах не оставлял сомнения, что не будь они Айз Седай, они бы уже орали друг на друга как базарные торговки. Когда она вошла, они не уделили ей и капли внимания, словно ее вовсе не существовало.
Посматривая в их сторону, она подошла вплотную к решетке, вцепившись в нее руками, чтобы не падать. Свет, как она устала! – «Сегодня я видела Бодевин», – тихо сказала она. – «Она тут в Башне. Она заявила, что ее присяга больше не действует, так как я больше не Престол Амерлин».
Лиане открыла от удивления рот и тоже подошла вплотную к решетке. – «Она нас предала?»
«Присущая скрытым структурам необъяснимость – это данность», – твердо произнесла Нагора. Ее голос звучал, как ледяной молот. – «Данность».
«Она отрицает это, и я ей верю», – прошептала Эгвейн. – «Но она признала, что выдала наших хорьков. Элайда приказала просто за ними наблюдать, но я поручила Беонин их предупредить, и она обещала сделать. Она сказала, что уже предупредила Мейдани и Дженнет, но зачем ей сперва предавать их, а потом предупреждать? И она сказала, что хочет видеть свержение Элайды. Почему она сбежала к Элайде, если по-прежнему хочет ее свержения? Она почти подтвердила, что больше никто не бросил наше предприятие. Что-то я упустила, но я слишком устала, и никак не пойму, что именно». – Зевнув она с трудом смогла отцепить руку от решетки, чтобы прикрыть рот рукой.
«Скрытые структуры описываются четырьмя из пяти аксиом рациональности шестого порядка», – столь же твердо сказала Мийаси. – «Строго описываются».
«Так называемая рациональность шестого порядка любым здравомыслящим отрицается как полнейшее заблуждение», – резко вставила Норайн. – «Но скрытые структуры фундаментальны для малейшей возможности понимания происходящей сегодня в Башне ситуации. Сама реальность смещается, изменяясь, день ото дня».
Лиане покосилась на Белых. – «Кое-кто всегда считал, что среди нас есть шпионы Элайды. Если Беонин была одной, ее присяга держала ее пока она не убедила себя, что ты больше не Престол Амерлин. Но если ее приняли тут не так, как она рассчитывала, то, возможно, ее лояльность могла поменяться. Беонин всегда была честолюбива. Если она не получила то, что считала ей причитающимся…» – она раздвинула руки. – «Беонин всегда думала, что все вокруг ей должны, и возможно даже чуточку больше».
«К реальности всегда можно применить логику», – парировала Мийаси. – «Но только послушница может решить, что реальность можно применять к логике. Первым принципом должна быть идеальность модели. Обычный мир не должен рассматриваться». Нагора с мрачным лицом закрыла рот, словно предыдущая женщина украла ее слова прямо с языка.
Слегка покраснев, Норайн встала и ушла от скамейки, направляясь к Эгвейн. Две другие проводили ее глазами, и она, кажется, чувствовала на себе их взгляды, неловко поправляя шаль сперва так, потому по другому. – «Дитя, ты выглядишь усталой. Отправляйся в кровать».
Эгвейн ничего иного и не хотела, но у нее был вопрос, на который она хотела получить ответ. Только задавать его надо было очень осторожно. Теперь все три Белых Сестры смотрели на нее. – «Лиане, Сестры, навещающие тебя, задают все те же вопросы?»
«Я сказала тебе отправляться спать», – резко повторила Норайн. Она хлопнула в ладоши, словно это могло заставить Эгвейн подчиниться.
«Да», – ответила Лиане. – «Понимаю, куда ты клонишь. Возможно, тут найдется мера для доверия».
«Крохотная мера», – добавила Эгвейн.
Норайн уперла руки в бока. На ее лице и в голосе не осталось и следа бесстрастности: «Так как ты отказываешься отправляться спать, то можешь сходить к Наставнице Послушниц и передать ей, что ты не подчинилась Сестре».
«Конечно», – ответила Эгвейн быстро, поворачиваясь и собираясь идти. Она получила ответ на свой вопрос – Беонин еще не выдала плетение Перемещения, и это означало, что вряд ли она продвинулась еще дальше, и, кроме того, в ее сторону уже шли Нагора и Мийаси. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее насильно оттащили в кабинет к Сильвиане, на что Мийаси вполне казалась способной. У нее рука была еще тяжелее, чем у Феране.
Утром девятого дня пребывания в Башне, еще до рассвета, в ее маленькую комнатку пришла Дозин, чтобы провести Исцеление. Снаружи уныло шел дождь. Двое Красных, следивших за ее сном, хмуро глядя в сторону Дозин, подали ей традиционный отвар корня вилочника, и поспешно вышли. Желтая Сестра презрительно фыркнула, когда за ними захлопнулась дверь. Она использовала старый способ Исцеления, отчего у Эгвейн перехватило дыхание, словно вас окунули в ледяной пруд, оставив после процедуры зверский аппетит. А также высвободившуюся боль ниже спины. На самом деле все ощущалась довольно своеобразно. Ко всему со временем привыкаешь, и синяки на отбитом заду вроде уже приходили в норму. Но использование всякий раз старого способа, еще раз подтвердило, что хотя бы некоторые тайны Беонин сохранила в секрете, хотя как ей это удалось до сих пор было загадкой. Сама Беонин сказала, что большинство Сестер считают рассказы о новых плетениях просто сплетнями.
«Ты не собираешься сдаваться, дитя, не так ли?» – спросила Дозин, пока Эгвейн натягивала через голову платье. Простонародный язык женщины не вязался с ее элегантной внешностью. На ней было голубое платье с золотым шитьем и сапфиры в ушах и в волосах.
«Должна ли сдаваться Престол Амерлин?» – спросила Эгвейн как только ее голова показалась из ворота. Она извернулась, чтобы достать рукой белые костяные пуговицы на спине.
Дозин фыркнула, но на сей раз не презрительно. Так решила Эгвейн. – «Храбрый путь, дитя. Однако, держу пари, очень скоро Сильвиана заставит тебя сидеть тихо и ходить по струнке». – Но она ушла, не отправив Эгвейн вниз за подобное высказывание.
У Эгвейн был назначен очередной визит к Наставнице Послушниц как раз перед завтракам – выходных дней не было – который одним махом уничтожил все усилия Дозин. Но ее слезы прекратились как только Сильвиана опустила свой ремень. Когда она оттолкнулась от края стола, к которому был приделан кожаный лежак, стертый телами Свет знает скольких женщин, и опустила на горящее тело сорочку и юбку, у нее даже не появилось желания вздрогнуть. Она приняла обжигающий жар, приветствовала его, грела им себя, как грела руки над камином холодным зимним утром. В тот момент ей показалось очень уместным такое сходство между жарко пылающим камином и ее задом. Но, посмотрев в зеркало, она увидела спокойное лицо. С розовыми щеками, однако, спокойное.
«Как могло случиться, чтобы Шимерин понизили до Принятой?», – спросила она, вытирая слезы платочком. – «Я расспрашивала, о подобной мере наказания нет упоминания в законе Башни».
«Сколько раз тебя отправляли сюда за подобные «расспросы»?» – спросила Сильвиана, вешая ремень рядом с кожаной тростью и гибким хлыстом в узкий шкаф. – «Я думала ты уже давно выбросила их из головы».
«Я любопытна. Так как, если подобной меры наказания нет?»
«Подобной меры нет, дитя», – мягко сказала Сильвиана, словно объясняя ребенку азбучную истину, – «но и запрета нет тоже. Это такая лазейка… Ладно, не будем вдаваться в подробности. Ты просто найдешь еще один повод оказаться у меня», – покачав головой, она заняла свое место за столом и положила руки на столешницу. – «Проблема в том, что Шимерин приняла это наказание. Другие Сестры советовали ей наплевать на распоряжение, но как только она поняла, что ее мольбы не смогут изменить мнение Амерлин, она переместилась к Принятым».
Живот Эгвейн громко заурчал, напоминая о завтраке, но она не двинулась с места. Она ведь смогла разговорить Сильвиану! Пусть тема покажется странной, но это была беседа. – «Но тогда почему она сбежала? Ее друзья должны были попытаться отговорить ее от глупостей».
«Некоторые пытались», – сухо подтвердила Сильвиана. – «Остальные…» – Она показала руками некое подобие чаш весов, покачав их сперва в одну, потом в другую сторону. – «Остальные пытались вынудить ее понять весь абсурд происходящего. Они отправляли ее ко мне почти так же часто, как тебя. Я рассматривала ее посещения как частное покаяние, но у нее отсутствует твое…» – Она внезапно прервалась и, откинувшись на стуле, внимательно посмотрела на Эгвейн поверх сложенных вместе пальцев. – «Отлично. Ты все-таки вынудила меня с тобой поболтать. Это, конечно, не запрещено, но вряд ли уместно в подобных обстоятельствах. Ступай на завтрак». – она взялась за перо, открывая чернильницу. – «Я жду тебя в полдень, так как знаю, что ты все равно не собираешься никому кланяться». – В ее голосе прозвучал слабый намек на безысходность.
Когда Эгвейн вошла в обеденный зал для послушниц, первая послушница, увидевшая ее вскочила с месте, и внезапно раздался общий грохот отодвигаемых скамеек по плиткам пола – все послушницы тоже встали. Они стояли в полной тишине, когда Эгвейн шла по центральному проходу по направлению к кухне. Внезапно одна из послушниц – пухленькая и симпатичная девочка из Алтары – Ашелин бросилась на кухню. Прежде чем Эгвейн успела добраться до входа, она уже вышла оттуда с подносом в руках, на котором лежал толстый ломоть хлеба, маслины и сыр, и стояла привычная кружка с чаем. Эгвейн протянула руки к подносу, но девушка с оливковым оттенком кожи поспешила к ближайшему столу и поставила его перед пустой скамейкой, совершив реверанс, перед тем как пойти обратно. К счастью для нее, никто из обычных сторожей Эгвейн не заглянул этим утром в обеденный зал. И к счастью для всех послушниц.
На скамье перед подносом красовалась подушка. Это была довольно потертая вещица, на которой было больше заплат, чем оставалось первоначальной ткани, но это была самая настоящая подушка. Эгвейн взяла ее и положила сбоку на стол, перед тем, как сесть. Приветствовать боль было легко. Она грелась от жара внутреннего огня. Через зал, как единый вздох, прокатился тихий шепот. Только когда она отправила первую маслину в рот, послушницы сели.
Она чуть не выплюнула ее обратно, так как ягода практически совсем испортилась, но после Исцеления она сильно проголодалась, поэтому она просто выплюнула косточку в ладошку и положила ее на тарелку, постаравшись тут же запить неприятный привкус глотком чая. В чае был мед! Послушницам давали мед только в исключительных случаях. Она сдерживала улыбку, подчищая тарелку, и она действительно ее очистила, подобрав все до крошки послюнявленным пальцем. Но не улыбаться было трудно. Сперва Дозин – Восседающая! – потом отступление Сильвианы, а теперь – это. Эти две Сестры были гораздо важнее послушниц и меда, но все вместе указывало на одну и туже вещь. Она выигрывала свою войну.
Глава 25
«Значит, это ты предала меня!» – сердито воскликнула Эгвейн. В голове мгновенно мелькнула догадка. Как она могла предать ее, поклявшись ей в верности? – «Ты должно быть Черная Айя!»
Мелавайр прямо раздулась от возмущения, что не сильно ей помогло, так как она на целый дюйм была ниже Эгвейн. Она уперла кулаки в бока и открыла рот, чтобы начать кричать. У Эгвейн был с ней один урок, и обычно она была довольно доброжелательной женщиной, но если начинала сердится, то способна была внушить страх.
Беонин положила свою пухлую руку на плечо второй Сестры. – «Позволь мне поговорить с ней наедине. Пожалуйста, Мелавайр».
«Я надеюсь, ты поговоришь с ней жестко», – в резкой форме произнесла Мелавайр. – «Это ж надо додуматься, произнести подобное обвинение!… Даже просто упомянуть о подобном!…» – Покачав в отвращении головой, она отошла дальше по коридору, сопровождаемая по пятам Стражем. Он был приземистый и очень широкий мужчина, даже шире Сестры, похожий на медведя, хотя, не смотря на это, двигался с неожиданным изяществом.
Беонин взмахнула рукой и подождала, пока ее собственный Страж, худой мужчина с длинным шрамом через лицо, не присоединился к остальным. За это время она пару раз поправила свою шаль. – «Я. Я ничего не предавала», – спокойно сказала она. – «Я бы не присягнула бы тебе, если бы не Совет. Они бы высекли меня, если б узнали тайны, которые тебе известны. И, возможно, неоднократно. Достаточная причина для присяги, нет? Я никогда не притворялась, что ты мне нравишься, и все же я была верна моей присяге пока тебя не пленили. Значит, ты больше не Амерлин, не так ли? Ей не может быть пленница, особенно, когда ты отказалась от спасения. Теперь ты снова послушница, следовательно, моя присяга более не действительна. А болтовня про мятеж – просто дикость. Мятеж провалился. Белая Башня скоро снова воссоединится, и я не буду об этом жалеть».
Сняв коромысло с плеча, Эгвейн поставила ведра на пол, и сложила руки на груди. С момента пленения она попыталась сохранять спокойствие, ну кроме времени порки, но данное событие вывело бы из себя даже камень. – «Ты придумала для себя длинное оправдание», – сухо заметила она. – «Это так ты пыталась сама себя убедить? Это не сработает, Беонин. Если мятеж провалился, где же нескончаемый поток Сестер, ползущий на коленях к Элайде, чтобы принять ее наказание? Свет, что еще ты предала? Все?» – это было очень вероятно. Она неоднократно посещала кабинет Элайды в Тел’аран’риод, но постоянно находила шкатулку с корреспонденцией пустой. Теперь ей было понятно, почему.
На щеках Беонин появились пятна. – «Говорю тебе, я ничего не преда…» – она не успела закончить, схватившись за горло, словно подавилась своим лживым языком. Что ж, она не только доказала, что она не Черная Айя, но и кое-что еще.
«Ты предала наших хорьков. Они, что, в темнице?»
Беонин стрельнула глазами в коридор. Мелавайр разговаривала со своим Стражем. Он наклонил к ней свою голову. Он был выше ее, несмотря на свою ширину. Страж Беонин – Тервайл взволнованно наблюдал за ней. Расстояние до них было довольно большим, поэтому слышать разговор они не могли, но Беонин все равно подошла ближе и понизила голос. – «Элайда приказала за ними наблюдать. Я полагаю их собственные Айя, но они держат при себе то, что видят. Немногие Сестры жаждут поверять Элайде больше, чем должно. Но это было необходимо, понимаешь? Вряд ли я могла бы вернуться в Башню и сохранить их тайну. В конечном счете, это все равно вышло бы наружу».
«Тогда ты должна будешь их предупредить», – Эгвейн не смогла удержаться от выражения презрения в голосе. Эта женщина стрижет волосы топором! Она придумала для себя довольно шаткое оправдание, чтобы нарушить свою присягу, и после этого предала всех женщин, кого сама помогала выбирать. Кровь и проклятый пепел!
Беонин замолчала и хранила молчание довольно долго, поигрывая шалью, но к удивлению сказала. – «Я уже предупредила Мейдани и Дженнет». – Это были две Серые Сестры среди хорьков. – «Для них я сделала все, что могла. Другие должны выплыть самостоятельно или утонуть. Сестры нападают даже просто когда проходишь мимо жилища другой Айя. Я… Я не собираюсь возвращаться к себе голой и выпоротой в одной только шали, только ради того, чтобы…»
«Думай об этом, как о наказании», – отрезала Эгвейн. Свет! Сестры нападают на других Сестер! Все хуже, чем она думала. Ей пришлось напомнить себе, что это плодородная почва для роста ее семян.
Беонин снова посмотрела на коридор. Тервайл было направился к ней, но она покачала головой. Несмотря на пунцовые щеки, ее лицо оставалось спокойным, но внутри, должно быть, она чувствовала смятение. – «Ты знаешь, что я могу отправить тебя к Наставнице Послушниц?» – спросила она натянуто. – «Я слышала, что ты проводишь в ее кабинете, плача, половину дня. Думаю, что тебе бы не понравилось, если бы ты стала навещать ее чаще, не так ли?»
В ответ Эгвейн улыбнулась. Не далее как два часа назад ей удалось улыбнуться сразу после того, как на нее перестал опускаться ремень Сильвианы. Это оказалось трудно. – «А кто сказал, из-за чего я плакала? Возможно из-за чьих-то присяг?» – С лица женщины пропали все цвета. Нет, до этого она доводить не хотела. – «Возможно, ты убедила себя, что я больше не Амерлин, Беонин. Но пришло время убеждать себя в обратном. Я по-прежнему та, кто я есть. Ты предупредишь остальных, чего бы это тебе не стоило. Передашь им держаться от меня подальше, пока я не передам для них сообщение. Им не нужно привлекать к себе внимания больше, чем уже есть. Но начиная с этого дня, ты будешь встречаться со мной каждый день, на случай, если у меня найдутся для них поручения. И кое-какие у меня есть прямо сейчас». – Быстро она перечислила список того, что она хотела, чтобы они обсудили в беседах с Сестрами: лишение Шимерин шали, бедствие в Черной Башне и Колодцы Дюмай, и все семена, которые успела посеять. Теперь их не надо будет сажать семечко к семечку, а сеять горстями.
«Я не могу разговаривать с Сестрами из других Айя», – сказала Беонин, когда она закончила. – «Но в Серой Сестры довольно часто говорят об этих вещах. В последнее время наши доносчики постоянно заняты. Элайда хочет сохранить все в тайне, но она выплывает наружу. Уверена, у других происходит тоже самое. Возможно, мне даже не нужно…»
«Предупреди их, и дай мои инструкции, Беонин», – Эгвейн подняла коромысло и положила на плечо поудобнее. Две-три Белых Сестры или сами воспользуются туфлей или щеткой для волос, если они решат, что она шла слишком долго, или непременно отправят ее к Сильвиане. Объятие боли, и даже ее приветствие вовсе не означает, что нужно бездумно нарываться на дополнительные наказания. – «И помни. Это наказание, которое я тебе назначаю».
«Я сделаю так, как ты сказала», – с очевидной неохотой ответила Беонин. Ее взгляд внезапно стал тверже, но не из-за Эгвейн. – «Будет приятно увидеть свержение Элайды», – произнесла она не предвещающим ничего доброго голосом прежде чем присоединиться к Мелавайр.
Так неприятная встреча превратилась в неожиданную победу, оставив у Эгвейн хорошее ощущение на весь оставшийся день, несмотря на то, что Феране действительно решила, что она шла слишком долго. Белая Восседающая хоть и была пухлой, но ее рука была почти столь же тяжелой, как у Сильвианы.
Этой ночью после ужина она через силу дотащилась до камер, немотря на отчаянное желание отправиться спать. Кроме уроков и порки ремнем – как раз перед ужином – большую часть дня пришлось таскать воду. Спина и плечи болели. Руки и ноги тоже. От усталости подгибались ноги. Что удивительно, с тех пор, как ее пленили у нее не было ни одной из тех ужасных мигреней, и ни одного мрачного сна, выбивавших ее из колеи, даже, если она не могла их припомнить, но сегодня ночью, она была уверена, у нее будет великолепная головная боль. Это могло помешать истинным сновидениям, а у нее недавно было несколько прекрасных снов – о Ранде, Мэте, Перрине, и даже о Гавине, хотя большей частью все ее сны о нем были одинаковыми.
Сегодня Лиане стерегли три Белых Сестры, которых она знала мельком. Нагора была худой блондинкой, всегда закалывавшей волосы на затылка. Чтобы восполнить недостаток в росте, она всегда все делала с очень прямой спиной. Норайн была очень симпатичной женщиной с красивыми влажными глазами, но часто рассеянная, словно Коричневая. А Мийаси была строгой высокой и полноватой женщиной с седыми волосами стального оттенка, которая терпеть не могла глупости, а их она видела повсюду. Нагора удерживала щит вокруг Лиане, окруженная свечением саидар, и рассуждала о какой-то логической проблеме, о которой из того немногого, что слышала Эгвейн ни слова не поняла. Она даже не разобралась, было ли у спорящих две точки зрения или три. Никто не повышал голоса, не потрясал кулаками, и лица оставались обычными спокойными лицами Айз Седай, но неприветливый оттенок в их голосах не оставлял сомнения, что не будь они Айз Седай, они бы уже орали друг на друга как базарные торговки. Когда она вошла, они не уделили ей и капли внимания, словно ее вовсе не существовало.
Посматривая в их сторону, она подошла вплотную к решетке, вцепившись в нее руками, чтобы не падать. Свет, как она устала! – «Сегодня я видела Бодевин», – тихо сказала она. – «Она тут в Башне. Она заявила, что ее присяга больше не действует, так как я больше не Престол Амерлин».
Лиане открыла от удивления рот и тоже подошла вплотную к решетке. – «Она нас предала?»
«Присущая скрытым структурам необъяснимость – это данность», – твердо произнесла Нагора. Ее голос звучал, как ледяной молот. – «Данность».
«Она отрицает это, и я ей верю», – прошептала Эгвейн. – «Но она признала, что выдала наших хорьков. Элайда приказала просто за ними наблюдать, но я поручила Беонин их предупредить, и она обещала сделать. Она сказала, что уже предупредила Мейдани и Дженнет, но зачем ей сперва предавать их, а потом предупреждать? И она сказала, что хочет видеть свержение Элайды. Почему она сбежала к Элайде, если по-прежнему хочет ее свержения? Она почти подтвердила, что больше никто не бросил наше предприятие. Что-то я упустила, но я слишком устала, и никак не пойму, что именно». – Зевнув она с трудом смогла отцепить руку от решетки, чтобы прикрыть рот рукой.
«Скрытые структуры описываются четырьмя из пяти аксиом рациональности шестого порядка», – столь же твердо сказала Мийаси. – «Строго описываются».
«Так называемая рациональность шестого порядка любым здравомыслящим отрицается как полнейшее заблуждение», – резко вставила Норайн. – «Но скрытые структуры фундаментальны для малейшей возможности понимания происходящей сегодня в Башне ситуации. Сама реальность смещается, изменяясь, день ото дня».
Лиане покосилась на Белых. – «Кое-кто всегда считал, что среди нас есть шпионы Элайды. Если Беонин была одной, ее присяга держала ее пока она не убедила себя, что ты больше не Престол Амерлин. Но если ее приняли тут не так, как она рассчитывала, то, возможно, ее лояльность могла поменяться. Беонин всегда была честолюбива. Если она не получила то, что считала ей причитающимся…» – она раздвинула руки. – «Беонин всегда думала, что все вокруг ей должны, и возможно даже чуточку больше».
«К реальности всегда можно применить логику», – парировала Мийаси. – «Но только послушница может решить, что реальность можно применять к логике. Первым принципом должна быть идеальность модели. Обычный мир не должен рассматриваться». Нагора с мрачным лицом закрыла рот, словно предыдущая женщина украла ее слова прямо с языка.
Слегка покраснев, Норайн встала и ушла от скамейки, направляясь к Эгвейн. Две другие проводили ее глазами, и она, кажется, чувствовала на себе их взгляды, неловко поправляя шаль сперва так, потому по другому. – «Дитя, ты выглядишь усталой. Отправляйся в кровать».
Эгвейн ничего иного и не хотела, но у нее был вопрос, на который она хотела получить ответ. Только задавать его надо было очень осторожно. Теперь все три Белых Сестры смотрели на нее. – «Лиане, Сестры, навещающие тебя, задают все те же вопросы?»
«Я сказала тебе отправляться спать», – резко повторила Норайн. Она хлопнула в ладоши, словно это могло заставить Эгвейн подчиниться.
«Да», – ответила Лиане. – «Понимаю, куда ты клонишь. Возможно, тут найдется мера для доверия».
«Крохотная мера», – добавила Эгвейн.
Норайн уперла руки в бока. На ее лице и в голосе не осталось и следа бесстрастности: «Так как ты отказываешься отправляться спать, то можешь сходить к Наставнице Послушниц и передать ей, что ты не подчинилась Сестре».
«Конечно», – ответила Эгвейн быстро, поворачиваясь и собираясь идти. Она получила ответ на свой вопрос – Беонин еще не выдала плетение Перемещения, и это означало, что вряд ли она продвинулась еще дальше, и, кроме того, в ее сторону уже шли Нагора и Мийаси. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее насильно оттащили в кабинет к Сильвиане, на что Мийаси вполне казалась способной. У нее рука была еще тяжелее, чем у Феране.
Утром девятого дня пребывания в Башне, еще до рассвета, в ее маленькую комнатку пришла Дозин, чтобы провести Исцеление. Снаружи уныло шел дождь. Двое Красных, следивших за ее сном, хмуро глядя в сторону Дозин, подали ей традиционный отвар корня вилочника, и поспешно вышли. Желтая Сестра презрительно фыркнула, когда за ними захлопнулась дверь. Она использовала старый способ Исцеления, отчего у Эгвейн перехватило дыхание, словно вас окунули в ледяной пруд, оставив после процедуры зверский аппетит. А также высвободившуюся боль ниже спины. На самом деле все ощущалась довольно своеобразно. Ко всему со временем привыкаешь, и синяки на отбитом заду вроде уже приходили в норму. Но использование всякий раз старого способа, еще раз подтвердило, что хотя бы некоторые тайны Беонин сохранила в секрете, хотя как ей это удалось до сих пор было загадкой. Сама Беонин сказала, что большинство Сестер считают рассказы о новых плетениях просто сплетнями.
«Ты не собираешься сдаваться, дитя, не так ли?» – спросила Дозин, пока Эгвейн натягивала через голову платье. Простонародный язык женщины не вязался с ее элегантной внешностью. На ней было голубое платье с золотым шитьем и сапфиры в ушах и в волосах.
«Должна ли сдаваться Престол Амерлин?» – спросила Эгвейн как только ее голова показалась из ворота. Она извернулась, чтобы достать рукой белые костяные пуговицы на спине.
Дозин фыркнула, но на сей раз не презрительно. Так решила Эгвейн. – «Храбрый путь, дитя. Однако, держу пари, очень скоро Сильвиана заставит тебя сидеть тихо и ходить по струнке». – Но она ушла, не отправив Эгвейн вниз за подобное высказывание.
У Эгвейн был назначен очередной визит к Наставнице Послушниц как раз перед завтракам – выходных дней не было – который одним махом уничтожил все усилия Дозин. Но ее слезы прекратились как только Сильвиана опустила свой ремень. Когда она оттолкнулась от края стола, к которому был приделан кожаный лежак, стертый телами Свет знает скольких женщин, и опустила на горящее тело сорочку и юбку, у нее даже не появилось желания вздрогнуть. Она приняла обжигающий жар, приветствовала его, грела им себя, как грела руки над камином холодным зимним утром. В тот момент ей показалось очень уместным такое сходство между жарко пылающим камином и ее задом. Но, посмотрев в зеркало, она увидела спокойное лицо. С розовыми щеками, однако, спокойное.
«Как могло случиться, чтобы Шимерин понизили до Принятой?», – спросила она, вытирая слезы платочком. – «Я расспрашивала, о подобной мере наказания нет упоминания в законе Башни».
«Сколько раз тебя отправляли сюда за подобные «расспросы»?» – спросила Сильвиана, вешая ремень рядом с кожаной тростью и гибким хлыстом в узкий шкаф. – «Я думала ты уже давно выбросила их из головы».
«Я любопытна. Так как, если подобной меры наказания нет?»
«Подобной меры нет, дитя», – мягко сказала Сильвиана, словно объясняя ребенку азбучную истину, – «но и запрета нет тоже. Это такая лазейка… Ладно, не будем вдаваться в подробности. Ты просто найдешь еще один повод оказаться у меня», – покачав головой, она заняла свое место за столом и положила руки на столешницу. – «Проблема в том, что Шимерин приняла это наказание. Другие Сестры советовали ей наплевать на распоряжение, но как только она поняла, что ее мольбы не смогут изменить мнение Амерлин, она переместилась к Принятым».
Живот Эгвейн громко заурчал, напоминая о завтраке, но она не двинулась с места. Она ведь смогла разговорить Сильвиану! Пусть тема покажется странной, но это была беседа. – «Но тогда почему она сбежала? Ее друзья должны были попытаться отговорить ее от глупостей».
«Некоторые пытались», – сухо подтвердила Сильвиана. – «Остальные…» – Она показала руками некое подобие чаш весов, покачав их сперва в одну, потом в другую сторону. – «Остальные пытались вынудить ее понять весь абсурд происходящего. Они отправляли ее ко мне почти так же часто, как тебя. Я рассматривала ее посещения как частное покаяние, но у нее отсутствует твое…» – Она внезапно прервалась и, откинувшись на стуле, внимательно посмотрела на Эгвейн поверх сложенных вместе пальцев. – «Отлично. Ты все-таки вынудила меня с тобой поболтать. Это, конечно, не запрещено, но вряд ли уместно в подобных обстоятельствах. Ступай на завтрак». – она взялась за перо, открывая чернильницу. – «Я жду тебя в полдень, так как знаю, что ты все равно не собираешься никому кланяться». – В ее голосе прозвучал слабый намек на безысходность.
Когда Эгвейн вошла в обеденный зал для послушниц, первая послушница, увидевшая ее вскочила с месте, и внезапно раздался общий грохот отодвигаемых скамеек по плиткам пола – все послушницы тоже встали. Они стояли в полной тишине, когда Эгвейн шла по центральному проходу по направлению к кухне. Внезапно одна из послушниц – пухленькая и симпатичная девочка из Алтары – Ашелин бросилась на кухню. Прежде чем Эгвейн успела добраться до входа, она уже вышла оттуда с подносом в руках, на котором лежал толстый ломоть хлеба, маслины и сыр, и стояла привычная кружка с чаем. Эгвейн протянула руки к подносу, но девушка с оливковым оттенком кожи поспешила к ближайшему столу и поставила его перед пустой скамейкой, совершив реверанс, перед тем как пойти обратно. К счастью для нее, никто из обычных сторожей Эгвейн не заглянул этим утром в обеденный зал. И к счастью для всех послушниц.
На скамье перед подносом красовалась подушка. Это была довольно потертая вещица, на которой было больше заплат, чем оставалось первоначальной ткани, но это была самая настоящая подушка. Эгвейн взяла ее и положила сбоку на стол, перед тем, как сесть. Приветствовать боль было легко. Она грелась от жара внутреннего огня. Через зал, как единый вздох, прокатился тихий шепот. Только когда она отправила первую маслину в рот, послушницы сели.
Она чуть не выплюнула ее обратно, так как ягода практически совсем испортилась, но после Исцеления она сильно проголодалась, поэтому она просто выплюнула косточку в ладошку и положила ее на тарелку, постаравшись тут же запить неприятный привкус глотком чая. В чае был мед! Послушницам давали мед только в исключительных случаях. Она сдерживала улыбку, подчищая тарелку, и она действительно ее очистила, подобрав все до крошки послюнявленным пальцем. Но не улыбаться было трудно. Сперва Дозин – Восседающая! – потом отступление Сильвианы, а теперь – это. Эти две Сестры были гораздо важнее послушниц и меда, но все вместе указывало на одну и туже вещь. Она выигрывала свою войну.
Глава 25
Прислуга Элайды
Зажав подмышкой кожаную папку с тиснением, Тарна направлялась наверх в апартаменты Элайды, стараясь держаться ближе к сердцевине Башни, хотя это означало, что ей придется воспользоваться, кажется, бесконечным числом лестничных пролетов. Дважды лестница исчезала оттуда, где, как она помнила, она должна была находиться, но если продолжать подниматься, то рано или поздно, но она дойдет куда следует. На лестнице ей не попалось ни одной живой души кроме случайных слуг в ливреях, которые кланялись или делали реверансы и вновь спешили по своим делам. Если бы она отправилась другим путем, то ей пришлось бы пройти мимо дверей, ведущих в кварталы других Айя, и возможно столкнуться с Сестрами. Ее палантин Хранительницы Летописей позволял ей входить в любую дверь, в любой Айя, но все-таки она избегала появляться везде, кроме Красных, и только когда требовал ее долг. Среди Сестер прочих Айя ее узкий красный палантин слишком бросался в глаза, разжигая взгляды на холодных лицах. Они не могли заставить ее нервничать, ну может немного, но все же… Она, сделав длинный шаг, перешагнула из одного интерьера Башни в другой. Она не думала, что все зашло настолько далеко, что дойдет до нападения на Хранительницу Летописей, но все же она не хотела рисковать. Исправление ситуации потребует долгих упорных усилий, что бы там себе не думала Элайда, но нападение на Хранительницу могло сделать процесс необратимым.
Кроме того, не отвлекаясь на постоянные оглядывания через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, еще одним кроме предложения соединиться с Аша’манами. Кому из Красных можно было доверить подобную задачу? Призвание Красных Сестер охотиться на мужчин, способных направлять, заставляло их с подозрением относиться ко всем мужчинам, а большей частью просто ненавидеть. Живые родственники – брат или отец помогли бы избежать ненависти, или любимые кузен с племянником, но как только они уходили, с ними исчезали и привязанности. И доверие. И оставался еще один вопрос о доверии. Соединение с мужчиной нарушало древний обычай, который был силен почти как закон. Даже после данного Тсутамой благословения, кто не бросится доносить Элайде о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей Элайды, находившихся всего на два яруса ниже вершины башни, она вычеркнула еще три имени из своего умозрительного списка. Спустя две недели список тех, в ком она была уверена, все еще состоял из одного имени, и для него подобная задача была почти невыполнима.
Элайда оказалась в гостиной, в которой вся мебель была позолочена и сверкала инкрустацией костью. Лежавший на полу ковер являл собой одно из прекраснейших творений Тира. Она сидела в кресле с низкой спинкой у мраморного камина, потягивая вино вместе с Мейдани. Несмотря на поздний час, было не удивительно видеть тут Серую. Большую часть ужинов Мейдани проводила с Амерлин и днем часто навещала по ее приглашению. Элайда в широком шестиполосном палантине, закрывавшем почти все плечи, внимательно разглядывала вторую женщину поверх хрустального бокала, словно черноглазый орел голубоглазую мышь. Мейдани, одевшая серьги с изумрудами и широкое ожерелье, чувствовала себя под этим взглядом очень неуютно. Ее полные губы улыбались, но при этом, кажется, дрожали. Другая рука, не занятая кубком, находилась в постоянном движении, то прикасаясь к изумрудной заколке в прическе, то приглаживая будто бы выбившуюся прядь, то прикрывая грудь, которую достаточно откровенно демонстрировал глубокий вырез ее платья из серебристого шелка. Нельзя было сказать, что у нее была очень большая грудь, но из-за ее худобы казалось, словно она была готова выпрыгнуть из платья. Женщина разоделась, словно на бал. Или для соблазнения.
«Утренние отчеты готовы, мать», – произнесла Тарна, слегка поклонившись. Свет! Она чувствовала себя так, словно ворвалась к любовникам!
«Ты не обидишься, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани?» – даже улыбка, которой Элайда одарила женщину, и та казалась хищной.
«Конечно нет, мать», – Мейдани поставила свой кубок на маленький столик возле своего кресла и вскочила на ноги, сделав реверанс, из-за которого чуть не осталась голой. – «Конечно нет». – Она вылетела из комнаты, с широко распахнутыми глазами и тяжело дыша.
Когда за ней захлопнулась дверь, Элайда рассмеялась. – «Мы были близкими подругами, когда были послушницами», – сказала она, поднимаясь на ноги, – «и я полагаю, она хочет возобновить наши отношения. Я могу ей разрешить. Она может о многом проболтаться, лежа на подушке, чем до сих пор. На самом деле, пока она не сказала ничего». – Она подошла к ближайшему окну и стояла, глядя на то место, где должен был быть построен ее фантастический дворец, способный стать выше самой Башни. Когда-нибудь. Если Сестры согласятся снова над ним поработать. Начавшийся еще с ночи, дождь продолжал падать, и маловероятно чтобы она смогла разглядеть фундамент этого дворца. Это пока было все, что удалось сделать. – «Налей себе вина, если хочешь».
Кроме того, не отвлекаясь на постоянные оглядывания через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, еще одним кроме предложения соединиться с Аша’манами. Кому из Красных можно было доверить подобную задачу? Призвание Красных Сестер охотиться на мужчин, способных направлять, заставляло их с подозрением относиться ко всем мужчинам, а большей частью просто ненавидеть. Живые родственники – брат или отец помогли бы избежать ненависти, или любимые кузен с племянником, но как только они уходили, с ними исчезали и привязанности. И доверие. И оставался еще один вопрос о доверии. Соединение с мужчиной нарушало древний обычай, который был силен почти как закон. Даже после данного Тсутамой благословения, кто не бросится доносить Элайде о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей Элайды, находившихся всего на два яруса ниже вершины башни, она вычеркнула еще три имени из своего умозрительного списка. Спустя две недели список тех, в ком она была уверена, все еще состоял из одного имени, и для него подобная задача была почти невыполнима.
Элайда оказалась в гостиной, в которой вся мебель была позолочена и сверкала инкрустацией костью. Лежавший на полу ковер являл собой одно из прекраснейших творений Тира. Она сидела в кресле с низкой спинкой у мраморного камина, потягивая вино вместе с Мейдани. Несмотря на поздний час, было не удивительно видеть тут Серую. Большую часть ужинов Мейдани проводила с Амерлин и днем часто навещала по ее приглашению. Элайда в широком шестиполосном палантине, закрывавшем почти все плечи, внимательно разглядывала вторую женщину поверх хрустального бокала, словно черноглазый орел голубоглазую мышь. Мейдани, одевшая серьги с изумрудами и широкое ожерелье, чувствовала себя под этим взглядом очень неуютно. Ее полные губы улыбались, но при этом, кажется, дрожали. Другая рука, не занятая кубком, находилась в постоянном движении, то прикасаясь к изумрудной заколке в прическе, то приглаживая будто бы выбившуюся прядь, то прикрывая грудь, которую достаточно откровенно демонстрировал глубокий вырез ее платья из серебристого шелка. Нельзя было сказать, что у нее была очень большая грудь, но из-за ее худобы казалось, словно она была готова выпрыгнуть из платья. Женщина разоделась, словно на бал. Или для соблазнения.
«Утренние отчеты готовы, мать», – произнесла Тарна, слегка поклонившись. Свет! Она чувствовала себя так, словно ворвалась к любовникам!
«Ты не обидишься, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани?» – даже улыбка, которой Элайда одарила женщину, и та казалась хищной.
«Конечно нет, мать», – Мейдани поставила свой кубок на маленький столик возле своего кресла и вскочила на ноги, сделав реверанс, из-за которого чуть не осталась голой. – «Конечно нет». – Она вылетела из комнаты, с широко распахнутыми глазами и тяжело дыша.
Когда за ней захлопнулась дверь, Элайда рассмеялась. – «Мы были близкими подругами, когда были послушницами», – сказала она, поднимаясь на ноги, – «и я полагаю, она хочет возобновить наши отношения. Я могу ей разрешить. Она может о многом проболтаться, лежа на подушке, чем до сих пор. На самом деле, пока она не сказала ничего». – Она подошла к ближайшему окну и стояла, глядя на то место, где должен был быть построен ее фантастический дворец, способный стать выше самой Башни. Когда-нибудь. Если Сестры согласятся снова над ним поработать. Начавшийся еще с ночи, дождь продолжал падать, и маловероятно чтобы она смогла разглядеть фундамент этого дворца. Это пока было все, что удалось сделать. – «Налей себе вина, если хочешь».