Фрай Стивен. Как творить историю

   — Родителей ты никогда не расспрашивала?
   — А кто это вообще делает? Родителей обычно никто не расспрашивает. Да и как бы там ни было, скорее уж они должны были расспрашивать своих родителей. Отец появился на свет через два года после войны. — Ну да.
   — По-моему, у деда было что-то написано об этом. Воспоминания, дневник, что-то в таком роде. А почему ты спрашиваешь?
   — Ну, знаешь. Просто интересно. Я ни разу не слышал, чтобы ты говорила на эту тему.
   — А что я могла сказать?
   — Тоже верно.
   Короткая приязненная пауза.
   «Идиллия Зигфрида» достигает приглушенного завершения, и я переключаюсь на первый канал, где приятно и с пользой проводит время «Оазис», объясняя всем на свете, что не стоит оглядываться во гневе.
   — Предположим, — произношу я, замечая ее гримасу и немного уворачивая звук, — предположим, ты смогла бы вернуться во времени назад, в… не знаю, в Дахау, скажем, в Треблинку или в Освенцим, куда угодно. Что бы ты сделала?
   — Что бы я сделала? Погибла бы, надо полагать, в газовой камере. Не думаю, что мне предоставили бы большой выбор.
   — Да, конечно.
   Еще одна пауза. Не столь приязненная, но достаточно дружелюбная.
   — Как по-твоему, — спрашиваю я, — сможем мы когда-нибудь путешествовать во времени вспять?
   — Нет.
   — Наука считает это невозможным?
   — Во всяком случае, логически.
   — И что это значит?
   — Ну, — произносит Джейн, сдавая машину вспять, в научно и логически невозможное пространство, — если бы это было возможным, кто-то, обитающий в будущем, вернулся бы назад и предотвратил бы тот же холокост, не так ли? Кто-то помешал бы сумасшедшему из Данблэйна заявиться в школьный спортзал и открыть стрельбу. Кто-то предупредил бы правительственных служащих Оклахомы, что в их здании заложена бомба. Кто-то мог бы сказать эрцгсрцогу Фердинанду, чтобы тот отменил визит в Сараево, посоветовать Кеннеди ехать в закрытой машине, внушить Мартину Лютеру Кингу, что тот день ему лучше было провести дома. Тебе так не кажется? И прежде всего,. —
   говорит она, решительным щелчком выключая приемник, — прежде всего, кто-то вернулся бы в Манчестер семидесятых, разлучил сразу после рождения братьев Галлахер и позаботился тем самым, чтобы никакого «Оазиса» на свете и духу не было.
   Э-хе-хе! Ну, народ…
   Дважды Эдди и Джеймс тоже здесь, оба в белом и с лавровыми венками на головах. Пижоны, устроившие этот прием, как раз такого рода пижоны, и прием у них тоже такого рода.
   — Это же Пипл!
   — Э-э… привет вам. обоим. Вы знакомы с Джейн Гринвуд?
   Каждый торжественно пожимает ей руку.
   — Здравствуйте, Джейн Гринвуд. Я Эдвард Эдвардс.
   — А я, я Джеймс Макдонелл.
   — Так вы — подружка Пиппи?
   Джейн серьезно кивает.
   Дважды Эдди приобнимает ее за плечи:
   — Скажите, он и вправду чудесен в постели?
   — У меня все еще лежат ваши диски, — говорю я. — Надо бы как-нибудь вернуть их вам.
   — Ведь чудесен, правда? Чудесен! Разве нет? Поспорить готов. Ну скажите же, что чудесен!
   Я ускользаю, краснее красного, к большой центральной стойке и наполняю бокал пуншем.
   После нескольких раундов выпивки мы удаляемся. Приемы — это для молодняка.
   В доме на Онион-Роу Джейн придерживает меня, согнувшегося над унитазом, и отрешенно, лишь слегка забавляясь, смотрит, как меня выворачивает наизнанку.
   — Похоже, — говорю я, пытаясь оборвать длинную нить слюны, свисающую с моих губ и подрагивающую над чашей унитаза, будто чертик на ниточке, — чтобы избавиться от этой дряни, мне понадобятся ножницы. Она вроде как приклеилась к моей гортани.
   — Если ты и дальше будешь так страшно харкать, чтобы извергнуть ее, я покину страну и никогда в нее не вернусь, — говорит Джейн. — И даже открытки тебе не пришлю.
   — Это не просто комок в горле. Он какой-то упругий. Знаешь, вроде пружины. Кхкхкха!
   Подражание кофеварке, похоже, срабатывает. Пыж мокроты отрывается от моего внутреннего язычка, длинная нить шлепается на фарфор.
   — Странно, — говорю я, разгибаясь и покачиваясь, — не помню, чтобы я ел сегодня сливовую кожицу.
   — Ты, — постановляет Джейн, — просто-напросто мерзкий мальчишка. Сюда ты вошел белым как простыня, а теперь лилов, точно…
   — Лиловая простыня.
   — Волосы мокрые, липнут ко лбу, из глаз и из носа течет, пахнешь отвратительно, а из дрянного пушка на твоей верхней губе сочится пот…
   — Это щетина, — вношу я поправку и шмыгаю носом, заполняя его пазухи блевотной кислятиной.
   — Дрянной пушок
   — Нет, как хочешь, — говорю я, смаргивая резь в глазах, — а с пуншем было что-то неладно.
   — Разумеется, неладно. Девяносто процентов водки. Как и каждый год. И каждый год ты, дурак дураком, надираешься им. Каждый год мне приходится чуть ли не относить тебя в ванную и смотреть, как ты блюешь. — Ну, в таком случае, это уже традиция. Довольно красивая.
   — К тому же не понимаю, с какой стати ты направляешься в спальню.
   — Я, вообще-то, проспаться хотел.
   — Ты душ сначала прими.
   — О, верно. А что, мысль недурна. Душ. Холодный. Да. Отлично. — Я сужаю глаза, подпуская в них хищного блеска. — Он взбодрит меня, и тогда мы, пожалуй, сможем…
   Я дважды прищелкиваю языком, точно понукающий лошадь наездник, и непристойно подмигиваю.
   — Господи, — произносит Джейн. — Это ты о сексе?
   — Хоть об заклад бейся, сучка.
   — Я лучше вылижу языком всю эту уборную.
   Я вздрогнул, проснулся и обнаружил, что лежу в постели, рядом с тихо похрапывающей Джейн. Должен сказать, храп у нее не такой уж и непривлекательный. Мягкий, изысканный храпок. Какое-то время я прислушивался к нему, вглядываясь в Джейн, потом увидел рядом с ней будильник.
   Десять минут пятого.
   Гм.
   С приема мы вернулись рано, не позднее половины девятого. Что было потом?
   Меня рвало. Естественно.
   А потом?
   Скорее всего, принял душ и завалился спать. Неудивительно, что я проснулся. Проспал почти восемь часов.
   Я вдруг осознал, что язык мой прилип к нёбу, что меня терзает жуткая жажда. Может быть, потому мое тело меня и разбудило.
   Выскользнув из постели, я голышом прошлепал на кухню.
   Окно над кухонной раковиной выходило в поля, небо уже светлело, и я благопристойно опустил жалюзи, прежде чем пригнуться, свесить что положено над раковиной и помочиться в сток. Восхитительно греховное ощущение, оправданное, впрочем, соображением, что мое тихое журчание разбудит Джейн с меньшим вероятием, чем рев низвергающейся в писсуаре воды. А кроме того, У. X. Оден всегда писал в раковину. Особенно если та была забита посудой.
   Я покрутил кран, подождал, пока вода станет ледяной, и склонился к смесителю — напиться. Я глотал, глотал и глотал. Никогда еще вода не казалась мне такой сладкой.
   Аспирин мне не нужен. Никакой головной боли, вот в чем вся прелесть водочки.
   И мало того, что голова совсем не болит. Я и чувствовал себя превосходно. Здоровым, как «Фростис». Я просто-напросто источал здоровье.
   Я стоял, отдуваясь, вода стекала по подбородку и капала мне на голую грудь.
   Сто лет не ощущал себя таким одиноким. Подлинное одиночество испытываешь, когда все вокруг спит. Конечно, для этого нужно подняться пораньше. Сколько раз я, трудясь над диссертацией, засиживался допоздна, как раз до этого самого часа, и чувствовал себя жалким и заброшенным, однако проснитесь в такую вот рань — и вы изведаете ощущение чудесного, положительного одиночества — в этом вся разница. Такое намного лучше. М-м.
   Я направился к хлебнице, наслаждаясь шлепками босых ног по плиткам пола. Не слишком теплым, не слишком холодным. В самый раз. Отодрав кусок батона, я заглянул в холодильник.
   Не знаю, почему стояние голышом перед открытым холодильником представляется мне занятием до крайности эротичным, но вот представляется, и все тут. Быть может, это как-то связано с ожиданием скорого утоления голода, быть может, из-за падающего на тело света я ощущаю себя профессиональным стриптизером. Быть может, со мной приключилось в детстве нечто неположенное. Чувство, смею вас уверить, пугающее, поскольку, когда у вас встает, созерцание пищевых продуктов каких только мыслей не порождает. При первом же приливе крови байки о том, что можно проделать с несоленым сливочным маслом, или зрелыми дынями, или сырой печенкой, так и лезут вам в голову.
   Заметив большой брус «Красного лестера», я отломил от него кусочек И простоял какое-то время, жуя, весь наполненный гудением счастья.
   Тогда-то меня и осенила идея, уже совершенно готовая.
   Осенила с таким напором, что я задохнулся. Непрожеванный комок хлеба вывалился из моего открытого рта, кровь стремглав понеслась к мозгу, коему она была в тот миг нужнее всего, не оставив тому, что возбужденно подрагивало этажом ниже, ничего, кроме возможности съежиться и возвратиться, подобно испуганной улитке, в свое укрытие.
   Я плечом захлопнул дверцу холодильника и повернулся, хихикая. Пока я на цыпочках прокрадывался в кабинет, в голове моей что-то ухало. Все мои заметки лежали стопой на полке над компьютером. Я знал, что мне искать, и знал, где это найду.
   О предварившем рождение идеи сексуальном возбуждении я упомянул потому, что, оглядываясь назад, обзавелся такой вот теорией: подсознательная часть моего разума, взвешивая возможности выброса эротической энергии — с помощью ли сырой печенки, сливочного масла, масла оливкового или без оных, — натолкнулась на мысль о семени. Мысли о семени установили, по взаимному сродству (тут не исключена какая-то связь с питием из-под крана, сопровождавшимся размышлениями об отсутствии головной боли), некие связи в памяти, а следом соответственные синапсы принялись палить во все стороны сразу, пока в сознании не пробудилась с воплем идея. Это всего лишь теория. Насколько она верна, решайте сами.

Как делать правильное кино.
У. Т. О.

   ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ:
   ОБЩИЙ ПЛАН КОЛЛЕЖА СВ. МАТФЕЯ, — УТРО
   САДОВНИК подстригает траву во Дворе Боярышника. Куранты отбивают время.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР КОЛЛЕДЖА СВ, МАТФЕЯ. У ДВЕРИ ЛЕО, — УТРО
   МАЙКЛ стоит у дубовой двери профессора и лупит в нее ногой. В руках у него два больших пакета с эмблемой магазина «Путь свободен».
   ЛЕО (за кадром). Войдите!
   МАЙКЛ аккуратно опускает пакеты на пол, распахивает дверь, подбирает пакеты и входит, ногой закрывая за собой дверь.
   ЛЕО удивленно поднимает голову от компьютера.
   ЛЕО. Майкл!
   МАЙКЛ (нервно). Профессор, мне нужно с вами поговорить.
   ЛЕО. Конечно, конечно. Входите, входите.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР КОЛЛЕДЖА СВ. МАТФЕЯ. КОМНАТА ЛЕО, — УТРО
   МАЙКЛ, раскрасневшийся, нервничающий, запыхавшийся. Выходит на середину комнаты, но, похоже, не знает, с чего начать. ЛЕО не отрывает от него взгляда.
   ЛЕО. Присаживайтесь. Я сделаю вам чашку кофе.
   ЛЕО скрывается в кухоньке. В кадре МАЙКЛ. Мы слышим, как и прежде, дребезжание кофейных чашек, плеск наливаемой воды. Камера ОТЪЕЗЖАЕТ.
   МАЙКЛ подходит к книжным полкам, еще раз оглядывает книги. Он взвинчен. Нервно постукивает ногтями по зубам. Принимает решение.
   МАЙКЛ (повышая голос)- Профессор…
   ЛЕО (выходя), Сколько раз повторять вам, юноша? Меня зовут Лео.
   МАЙКЛ. Лео, вы знаете, я вроде как не естественник, однако разве не верно, что Маркони, когда изобрел радио, первым делом произвел передачу?
   ЛЕО. О чем это вы?
   МАЙКЛ. Ну, принимать же он не мог, так? Я хочу сказать, принимать было нечего, сигналы отсутствовали, верно? Поэтому он и передавал их, и принимал.
   ЛЕО медленно кивает.
   ЛЕО. Не лишено смысла.
   МАЙКЛ. Клево. Так я вот что хочу ска зать, открытие этой… как она называется… беспроводная телеграфия?
   ЛЕО. Да, разумеется, беспроводная телеграфия.
   МАЙКЛ. Открытие беспроводной телеграфии подразумевает возможность приема и передачи. В противном случае она не имела бы смысла, да?
   ЛЕО. Совершенно никакого.
   МАЙКЛ. А вы сказали, что ваша машина… та, которую вы мне вчера показывали… (прерывает сам себя, ему приходит в голову новая мысль.) Кстати, как она называется?
   ЛЕО. Называется? Что значит «называется»?
   МАЙКЛ. Имя. У нее есть имя?
   ЛЕО (недоуменно). Имя? Имени у нее нет.
   МАЙКЛ. О. Так, может быть, нам назвать ее… (Задумывается.) Назвать ее УТО?
   ЛЕО. Уто?
   МАЙКЛ. Ну да, от слова «утопия». Или… постойте! Да, это может означать… э, как вы тогда сказали? «Темпоральные образы,..» Да, УТО означает «Устройство темпоральных образов». Клево! УТО. УТО. Мне нравится.
   ЛЕО. УТО. Хорошо, назовем ее УТО.
   МАЙКЛ. Так о чем я говорил? ЛЕО (пожимая плечами). Что-то такое насчет Маркони.
   МАЙКЛ. Верно, верно. Вы сказали, что УТО похоже на радио, которое можно только настраивать на принимаемую волну, однако вести передачу оно не может.
   ЛЕО. Да, так я и сказал.
   МАЙКЛ. Ну вот, а я говорю о том, что любой инженер-недоучка способен взять обыкновенный радиоприемник, над ним помудрить немного и переделать его в передатчик , так?
   ЛЕО. Что касается обычного приемника, все верно. Но мы же говорим не про обычный приемник.
   На заднем плане начинает сердито ПОСВИСТЫВАТЬ чайник.
   МАЙКЛ. Так ведь тут то же самое! Тот же принцип. (Победно.) Вы можете сделать это, верно? Вы знаете — как.
   ЛЕО смотрит в полные ожидания глаза МАЙКЛА.
   ЛЕО. Я принесу кофе.
   МАЙКЛ (ему в спину) . Вы можете! Можете сделать это!
   МАЙКЛ следует за ЛЕО в кухоньку. ЛЕО наливает кипяток в кофеварку. МАЙКЛ, стараясь справиться с волнением, наблюдает за ним.
   Ведь это же правда, так? Так.
   ЛЕО поднимает, требуя тишины, палец и со спокойной неспешностью составляет на поднос молочник, маленькую сахарницу и кружку для своего горячего шоколада. Берет поднос и выходит; МАЙКЛ по пятам следует за ним, все еще дрожа от возбуждения.
   ЛЕО опускает поднос, наблюдает за МАЙКЛОМ, который энергично расхаживает из угла в угол.
   ЛЕО. Теперь я понимаю, почему у вас такое щенячье прозвище, Пиппи. Вы гоняетесь за людьми, пыхтите, повизгиваете. Не исключено, что и лужи на полу оставляете.
   МАЙКЛ. Я просто хочу знать…
   ЛЕО (перебивая его). Послушайте. Сядьте и послушайте.
   МАЙКЛ, надувшись, опускается в кресло.
   Послушайте, пока я буду наливать вам кофе. Вы ничего не знаете о созданном мной устройстве, об этом УТО. Ничего не знаете о его физических принципах, о встроенной в него технологии. Я описал его как подобие радиоприемника, потому что счел это чем-то вроде… модели, аналогии… которая вам будет понятна. (Вручает ему чашку кофе.) Однако отсюда не следует, что мое устройство, УТО, и вправду работает, как радиоприемник. Эта аналогия не выдерживает никакой проверки.
   МАЙКЛ (вызывающе). Но ведь вы же можете, верно? Можете!
   ЛЕО берет кружку с шоколадом, откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза.
   ЛЕО. Да. Теоретически это возможно.
   МАЙКЛ (торжествующе). Я так и знал! Я ведь о чем? Мы можем вернуться! Назад, во времени.
   ЛЕО. Не вернуться. Я могу вести, как вы выражаетесь, передачу. По крайней мере, я в это верю. Это возможно. В принципе, возможно.
   МАЙКЛ. Тогда мы уничтожим его! Если бы мы захотели, то смогли бы ликвидировать Гитлера.
   ЛЕО (со страстью). Нет! Ни в коем случае! :
   МАЙКЛ. Но…
   ЛЕО. Вы думаете, мне это не приходило в голову? Полагаете, что идея об избавлении человечества от проклятия, именуемого Адольфом Гитлером, это не то, о чем я помышляю каждую минуту моей жизни? Но послушайте меня, Майкл, послушайте. В тот день, когда я впервые узнал о том, что произошло с моим отцом, о том, что происходило тогда в Освенциме, я дал себе обещание. Я поклялся перед Богом и Вселенной, что никогда, во веки веков, не буду участвовать в войне, в убийстве, в причинении вреда ни единому человеческому существу. Вы меня понимаете? МАЙКЛ. И уважаю.
   ЛЕО. Так не говорите же мне об убийстве.
   МАЙКЛ. Ну, клево. И все-таки я вас раскусил. Ладно, допустим, все, что вы сказали, правда. Но почему тогда вам так не терпелось прочесть мою диссертацию? Почему вы пригласили меня в лабораторию и показали УТО? А когда я спросил вас вчера, когда сказал: «Почему я?» — помните, что вы ответили? Вы ответили: «Предчувствие». Помните? Предчувствие. Что вы имели в виду, говоря «предчувствие»?
   ЛЕО. Я не уверен. Я… я не знаю.
   МАЙКЛ. Знаете, Лео. Вы думали, что я мог бы помочь вам, и я могу. Я могу помочь вам стереть память о Гитлере с лица земли.
   ЛЕО страдает.
   ЛЕО. Я же сказал вам, Майкл! Сказал. Я не могу убивать. Я дал клятву.
   Однако у МАЙКЛА есть ответ и на это.
   МАЙКЛ (довольно улыбаясь). А кто говорит об убийстве?
   ЛЕО молча смотрит на него. МАЙКЛ победно ухмыляется и вытаскивает бумажник. Покопавшись в нем, МАЙКЛ двумя пальцами, указатель ным и большим, извлекает МАЛЕНЬКУЮ ОРАНЖЕВУЮ ПИЛЮЛЮ.
   КРУПНЫЙ ПЛАН оранжевой пилюли.
   МАЙКЛ (улыбка становится озорной). Мы просто позаботимся, чтобы сукин сын никогда не появился на свет. Понимаете?
   ПЕРЕХОД К:
   ОБЩИЙ ПЛАН КОЛЛЕДЖА СВ. МАТФЕЯ, — ДЕНЬ
   Камера подплывает НА КРАНЕ к окну комнаты Лео. Одновременно мы видим, как в окне задергиваютс шторы.
   МУЗЫКА:
   ОРГАННЫЙ КОНЦЕРТ СЕН-САНСА.
   МОНТАЖ коротких эпизодов, относящихся к разным часам дня.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР КОЛЛЕДЖА КОМНАТЫ ЛЕО, — ДЕНЬ
   ЛЕО и МАЙКЛ вглядываются в старую карту городка Браунау-на-Инне, Верхняя Австрия. МАЙКЛ указывает на какую-то улицу. ЛЕО кивает и что-то записывает.
   ПЕРЕХОД К:
   ОБЩИЙ ПЛАН НОВЫХ ЛАБОРАТОРИЙ КАВЕНДИША , — ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
   Снятый с высоты установочный план, камера движется от Королевской обсерватории, пересекает дорогу, направляясь к гигантской цистерне с жидким азотом, к лесу антенн спутниковой связи и Физическим лабораториям.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР ЛАБОРАТОРИИ ЛЕО, — ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
   МАЙКЛ пьет из литровой бутылки «коку». Он сидит на табурете, наблюдая за ЛЕО; ЛЕО тестирует различные блоки УТО, созданного им устройства. Кожух с УТО снят, к внутренним схемам подведены разного рода зонды.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР ДОМА МАЙКЛА В НЬЮНЕМЕ, — УТРО
   ДЖЕЙН просыпается и видит раскинувшегося рядом с ней, полностью одетого МАЙКЛА. Толкает его локтем. МАЙКЛ перекатывается на бок, спиной к ней, однако не просыпается.
   ДЖЕЙН хмурится: она озадачена.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР КОЛЛЕДЖА СВ. МАТФЕЯ, СТОРОЖКА ПРИВРАТНИКА, — УТРО
   МАЙКЛ, зевая, заглядывает в свой почтовый ящик. Вытаскивает небольшой желтый пакет. Переворачивает его и видит почтовый штемпель АВСТРИИ. МАЙКЛ, волнуясь, вскрывает пакет. Мы видим, что тот содержит пачку планов, факсимильных копий каких-то чертежей и синек. МАЙКЛ очень взволнован.
   МАЙКЛ, с головой ушедший в чтение, выходит из сторожки привратника. Наталкивается на облаченного в очаровательное кимоно ДОКТОРА ФРЕЙЗЕР-СТЮАРТА. МАЙКЛ торопливо извиняется и тут же вновь углубляется в чтение.
   ФРЕЙЗЕР-СТЮАРТ, недоумевая, смотрит ему вслед.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР КОЛЛЕДЖА СВ. МАТФЕЯ. КВАРТИРА ЛЕО, —УТРО
   Вся мебель сдвинута в сторону, пол покрывают карты и планы, полученные МАЙКЛОМ из АВСТРИИ.
   ЛЕО, пальцы которого зависли над клавиатурой КОМПЬЮТЕРА, наблюдает за МАЙКЛОМ, а тот между тем, лежа на животе, маркером тщательно прорисовывает на карте линии водопровода. Покончив с этим, он берет циркуль и промеряет, сверяясь с масштабом карты, расстояния. Называет результат ЛЕО, тот вводит цифры в КОМПЬЮТЕР.
   ПЕРЕХОД К:
   ОБЩ. ПЛАН НОВЫХ ЛАБОРАТОРИЙ КАВЕНДИША, — НОЧЬ
   Установочный план ночной физической лаборатории. Камера приближается к яркому свету, горящему на втором этаже.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР ЗАЛА СПУТНИКОВОЙ СВЯЗИ, — НОЧЬ
   Царство сложной техники. Ряд телемониторов с бирками «Мет. Сп. IV», «Гео. Сп. II» и т. п. На экранах — термальные изображения, снимки циклонов и антициклонов, спектрограммы и прочее. Под ними панели с кнопками и световыми индикаторами, клавиатуры. Все ослепительно и стоит больших денег.
   МАЙКЛ сидит на испытательном стенде, вытягивая из коробки клинышек пиццы. К его футболке пришпилена полученная от охраны карточка.
   ЛЕО украшен такой же карточкой, рядом с ним на табурете, стоящем под пультом спутниковой связи, — открытое УТО. От него к блокам управления тянутся кабели.
   МАЙКЛ, немного скучая, наблюдает за ним. Теле-монитор над УТО показывает кусок Центральной Европы в сумерках. Под изображением указано время.
   Внезапно МАЙКЛ вскакивает и смотрит на свои часы. ЛЕО поднимает на него испуганный взгляд.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР ДОМА В НЬЮНЕМЕ, — ВЕЧЕР
   ДЖЕЙН сидит за кухонным столом, на ней красивое, элегантное черное вечернее платье. На столе перед ДЖЕЙН наполовину выпитая бутылка вина.
   Дверь распахивается, на пороге возникает запыхавшийся МАЙКЛ. ДЖЕЙН смеривает его убийственным взглядом.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР СВ. МАТФЕЯ, ПРОФЕССОРСКАЯ, — НОЧЬ
   Входят ДЖЕЙН и МАЙКЛ, оба в вечерних нарядах. Галстук у МАЙКЛА перекошен, сам он красен, потен и отдувается. ДЖЕЙН бледна и сердита.
   Профессорская заполнена переговаривающимися ЧЛЕНАМИ КОЛЛЕДЖА и ГОСТЯМИ, все они также в вечерних нарядах. ДЖЕЙН, скрипнув зубами, виновато улыбается явно недовольному МАСТЕРУ колледжа.
   МАЙКЛ смотрит через весь зал на безупречно одетого ЛЕО, тот покачивает головой, пощелкивает языком и неодобрительно поглядывает на свои карманные часы.
   ПЕРЕХОД К:
   HHTЕРЬЕP СТАРОГО ХОЛЛА СВ. МАТФЕЯ, — НОЧЬ
   Официальный банкет за «высоким столом». СТЮАРДЫ колледжа, все в белых перчатках, разливают вино и разносят суп. ДЖЕЙН и МАЙКЛ сидят бок о бок, спина ДЖЕЙН подчеркнуто обращена к МАЙКЛУ.
   СТАРЫЙ ПРОФЕССОР поглядывает на кривой галстук-бабочку МАЙКЛА. МАЙКЛ пытается поправить его, используя для этого свое отражение в большой, стоящей в середине стола, серебряной вазе. Результат — комическое ухудшение.
   МАЙКЛ, расстроенный и скучающий, откидывается на спинку стула. Смотрит на ЛЕО, тот поднимает брови. МАЙКЛ отвечает ему вопрошающим взглядом.
   ЛЕО подмигивает. МАЙКЛ улыбается, глядя, как ЛЕО встает и, стискивая, словно от ужасной головной боли, виски, прощается с теми, кто сидит по сторонам от него.
   Дождавшись его ухода, МАЙКЛ проделывает то же: встает, хватается за виски и улыбается мальчишеской, извиняющейся улыбкой.
   ДЖЕЙН наотмашь бьет его по лицу.
   Роняются суповые ложки, выпучиваются глаза. МАЙКЛ покидает комнату.
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР ЗАЛА СПУТНИКОВОЙ СВЯЗИ, — НОЧЬ
   ЛЕО, без пиджака, в развязанном галстуке, улыбается МАЙКЛУ, также снявшему смокинг и сокрушенно поглаживающему щеку.
   ЛЕО поворачивается к УТО, потирает ладони и перебрасывает несколько рычажков.
   ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ:
   КРУПНЫЙ ПЛАН просыпающегося МАЙКЛА. Над ним стоит, тряся его за плечо, ЛЕО.
   МАЙКЛ. Который час? ЛЕО. Шесть. Нам пора.
   МАЙКЛ садится.
   Он спал на испытательном стенде, подложив под щеку вместо подушки свой сложенный смокинг. Спрыгивает на пол.
   ЛЕО. Молодость. Если бы я полежал в такой позе, мне потребовалось бы, чтобы подняться, минут десять. Идемте. Позавтракаем.
   ПЕРЕХОД К:
   ОЩ. ПЛАН КИНГЗ-ПЭРЕЙД, — УТРО
   Кран опускается от Кингз-колледжа, минует капеллу и сторожку привратника и приближается к фасаду кафе «Медная кастрюлька». Сквозь окно нам видны профили сидящих за столиком ЛЕО и МАЙКЛА. Мы слышим их разговор, наложение звука.
   МАЙКЛ (наложение) . Итак?
   ЛЕО (наложение) . Я предпочитаю яйца не настолько жидкие.
   МАЙКЛ (наложение). Вы же понимаете, о чем я. Насколько мы близки?
   ПЕРЕХОД К:
   ИНТЕРЬЕР «медной кастрюльки». — утро
   ЛЕО отпивает горячего шоколада. Серьезно смотрит поверх кружки на МАЙКЛА.
   МАЙКЛ. Неделя? Десять дней? Сколько?
   ЛЕО. Нужно провести еще несколько испытаний .
   МАЙКЛ. Каких?
   ЛЕО. Все очень сложно. Это как с кольцом открывалки на банке содовой.
   МАЙКЛ. То есть?
   ЛЕО. Единственный способ испытать открывалку на исправность состоит в том, чтобы вскрыть банку. Однако при этом отваливается кольцо. Понимаете, в чем проблема? То же самое со сложенным парашютом. Или с центральным разделительным барьером на автостраде. Чистая проверка невозможна.
   МАЙКЛ. О чем вы?
   ЛЕО. О том, что я могу множество раз пройтись по математическим выкладкам. Могу множество раз проверить программу. Но в конечном счете по-настоящему испытать что-то можно, только использовав его.
   МАЙКЛ (наклоняется к нему, напряженно шепчет). Так когда?
   ЛЕО. Думаю, на той неделе. В четверг. Однако, Майкл… (касается рукава Майкла) вы должны понимать, что именно собираетесь сделать.
   МАЙКЛ. Я понимаю.
   ЛЕО. Не уверен. Ничто не останется прежним. Ничто.
   МАЙКЛ. Так в этом-то вся и суть! (Возбужденно .) Все станет лучше, чем было. Мы сотворим лучший мир.
   ЛЕО кивает, втыкает вилку в яйцо. Во все стороны разлетаются брызги желтка.
   ПЕРЕХОД К:
   ОБЩИЙ ПЛАН НЬЮНЕМА, — УТРО
   МАЙКЛ тихо вкатывает велосипед в прихожую и на цыпочках поднимается в спальню.
   Постель пуста. МАЙКЛ стоит, оглядывается.
   Подходит к одному из гардеробов, открывает его. Голо.
   Он переходит в кабинет. Письменный стол ДЖЕЙН убран дочиста. На полу сложены коробки. МАЙКЛ смотрит на бирки.
   ПРОСЬБА НЕ ТРОГАТЬ: ЗА НИМИ ПРИДУТ.
   МАЙКЛ торопливо проходит на кухню. На столе стоит чайник, к нему прислонена ЗАПИСКА. Камера быстро наезжает на нее. Твердый женский почерк:
   НА СЕЙ РАЗ — ЭТО ВСЕРЬЕЗ
   ЗАТЕМНЕНИЕ