Капандю Эрнест. Рыцарь в черном плаще

   — Что надо сделать, чтобы достигнуть цели?
   — Надо достать бумаги, запертые в секретном шкафу начальника полиции.
   — Пусть король велит их дать, отец попросит короля.
   — Это невозможно. Не говорите ни о чем вашему отцу, Сабина.
   — Почему?
   — Потому что тогда вместо успеха мы скорее всего потерпим неудачу.
   — Не понимаю вас…
   — Вы мне доверяете, Сабина?
   — О, вы же знаете, Жильбер!
   — Тогда предоставьте действовать мне и храните нашу тайну.
   — Но как же вы достанете эти бумаги?
   — Еще не знаю, но я их достану обязательно!
   — И вы думаете, что из этих бумаг узнаете, кто хотел меня убить?
   — Да, Сабина. Я искренне и глубоко убежден, что начальник полиции знает, кто вас ранил, но запутывает дело умышленно.
   — О Боже мой! — прошептала Сабина. — Но кто же тот злоумышленник?
   — Без сомнения, какой-нибудь знатный вельможа, которого не смеют открыто наказать. Месяц тому назад, король, двор и начальник полиции занимались этим делом. Прилагали все силы, чтобы узнать истину, клялись, что не остановятся, пока не найдут виновного… и никого не нашли, Сабина. Неделю назад поиски прекратили и перестали заниматься этим делом. Я это знаю. Поскольку начальник полиции действует подобным образом, должно быть, он встретился лицом к лицу с каким-нибудь опасным и могущественным противником.
   — А бумаги, о которых вы говорите, помогут выяснить, в чем дело?
   — Без сомнения. Так как король может потребовать отчета, когда ему вздумается, у начальника полиции, тот должен иметь все необходимые документы, чтобы дать ответ королю. В секретном шкафу хранятся все бумаги, относящиеся к делам, которые нельзя предать гласности. Вы понимаете?
   — Очень хорошо. Но каким образом вы достанете эти бумаги?
   — У меня есть могущественный друг из приближенных Фейдо, он поможет мне.
   Сабина прижала к сердцу руку Жильбера.
   — Приложите все силы, — сказала она. — Я должна узнать, кто хотел убить меня.
   В этом порыве было столько душевных сил, что Жильбер с восторгом посмотрел на Сабину.
   — Я узнаю, — твердо пообещал он.
   Жильбер и Ролан, Нисетта и Сабина надели маски, прежде чем покинуть гостиную. В ту минуту, когда обе пары вышли в переднюю, два экипажа остановились у подъезда. Один — нанятый Роланом, другой был каретой без герба. Из нее вышел шевалье де Морлиер. Жильбер посадил в экипаж Сабину, потом, предоставив Ролану заниматься Нисеттой, поспешно отступил и положил правую руку на плечо Морлиера, который тоже надел маску, прежде чем вышел из кареты.
   — Черт побери! — пробормотал Морлиер, останавливаясь и оборачиваясь.
   Жильбер пристально посмотрел на него. Глаза его Жильбера сверкали сквозь прорези маски.
   — Откуда ты? — спросил он.
   — Из Красного дома, — отвечал шевалье.
   — Ты видел герцога?
   — Видел.
   — Он говорил с королем?
   — Да. Завтра вечером король желает отужинать с мадам д'Этиоль, и Ришелье привезет ее в Версаль.
   — Герцог позволил тебе действовать по твоему плану?
   — С охотой.
   — И ты сделаешь все, как я тебе велел?
   — Разумеется. Когда я высказал свой план герцогу, он нашел мой способ чрезвычайно забавным.
   — Хорошо! Пригласи сегодня вечером в половине шестого д'Этиоля и будь с ним неразлучен, как тень!
   — Исполню. Будут другие указания?
   — Нет. Ты можешь остаться здесь до окончания бала.
   Морлиер радостно повернулся и быстро взбежал по лестнице. Жильбер возвратился к экипажу, обе молодые девушки и Ролан ждали его.
   — На улицу Сент-Оноре, — сказал Жильбер, садясь на переднюю скамейку.
   Экипажи, как правило, не имели тогда фонарей, так что внутри походили на темную берлогу, в которой ничего нельзя было рассмотреть. Закрыв дверцу, извозчик хлестнул лошадей, и экипаж медленно покатил по мостовой.

XXXVII
Костер на улице

   Хотя Рейни установил в 1667 году в Париже пять тысяч фонарей, улицы в большинстве своем были еще темны. Спустя несколько месяцев, в ноябре, эти фонари оснастили отражателями, но в феврале этого изобретения еще не существовало, так что, хоть в ратуше и был большой праздник, Гревская площадь и улицы, примыкавшие к ней, были погружены во мрак.
   Экипаж продолжал медленно ехать. Было три часа утра. Обе молодые девушки сидели на скамейке, Жильбер — напротив Сабины, а Ролан напротив Нисетты. Ехали молча, но безмолвный разговор их переплетенных пальцев был выразительнее слов.
   Вдруг среди тишины и мрака раздались громкие крики и блеснул яркий свет. Экипаж въехал на Ломбардскую улицу, где пылал потешный костер, вокруг которого молодые люди плясали и прыгали через пламя. На них были причудливые костюмы и маски. Без сомнения, они устроили свой праздник, как и богатые буржуа, но, если богачи украсили огнями ратушу, эти разожгли огонь прямо на улице. Горожане плясали, пели, кричали, прыгали с таким шумом, который мог разбудить всех обитателей соседних домов. Увидев подъезжавший экипаж, молодые люди весело и насмешливо закричали: «Виват!» Потешный огонь занимал всю середину улицы, так что карете негде было проехать.
   — Она проедет! — кричали одни.
   — Не проедет! — спорили другие.
   И они опять принялись петь и танцевать, окружив экипаж, словно стая хищных зверей.
   — Мне страшно! — сказала Сабина.
   — Пустяки, — возразил Жильбер. — Мальчишки забавляются. Поезжайте! — велел он извозчику, высунувшись из кареты.
   — Поберегись! — закричал извозчик, взмахнув хлыстом.
   — Едут через огонь! — закричал кто-то.
   — Он сможет проехать, — сказал другой.
   — От этого посыплются искры.
   — Это будет забавно!
   — А если он не поедет через огонь, не проедет совсем.
   — Нет, нет, он не проедет!
   — Поезжай!
   — И я боюсь! — сказала Нисетта.
   — Поворачивай, — сказал Ролан извозчику. — Проедем по другой улице.
   Танцы и пение продолжались. Извозчик хотел было развернуть лошадей, но его не пускали.
   — Надо проехать! — с гневом сказал Жильбер.
   — Не выходи! — вскричала Нисетта.
   — Не бойся.
   Жильбер открыл дверцу.
   — Пропустите нас, друзья мои, — сказал он.
   — Прежде спляши с нами! — закричал высокий парень с безобразным лицом.
   — В карете есть дамы! — сказал другой.
   — Пусть и они потанцуют с нами.
   — Да, да! — закричали со всех сторон.
   К открытой дверце подступила толпа. Жильбер не стал ждать. Он схватил высокого парня, который кричал громче других, и оттолкнул его так сильно, что тот упал на мостовую и, падая, повалил еще трех человек. Грязные ругательства послышались из толпы. С десяток человек бросились на Жильбера. Он встретил их, не отступив ни на шаг, и двое других упали возле тех, которые не успели еще подняться.
   — Брат! — слабым голосом позвала Нисетта.
   — Жильбер! — вскричала Сабина.
   Ролан выскочил из кареты и одним прыжком очутился возле Жильбера. В эту минуту яркий свет озарил улицу: в костер подбросили охапку соломы. Громкие крики раздались со всех сторон, внутренность кареты ярко осветилась.
   — Господи! — вскричала Сабина с ужасом. — Это тот самый экипаж, в котором меня везли, когда хотели убить…
   Она не успела договорить, как открытая дверца захлопнулась и лошади понеслись через костер. Пылающая солома, затоптанная лошадиными подковами и каретными колесами, разбросала настоящий дождь искр. Потом яркий свет сменился темнотой. Карета, увлекаемая лошадьми, катилась по направлению к кладбищу. Жильбер и Ролан вскрикнули в один голос и бросились за экипажем, опрокидывая всех на своем пути. Но лошади скакали быстро. Карета скрылась, не было слышно стука ее колес. Жильбер и Ролан добежали до кладбища и посмотрели друг на друга со страшным беспокойством.
   — Испуганные лошади взбесились, — сказал Ролан. — О, если они опрокинут карету!
   — Вперед! — вскричал Жильбер, бросаясь к той улице, откуда они выбежали.
   — Куда ты бежишь? — спросил Ролан, останавливая его.
   — Захватить одного из тех парней, чтобы узнать, где Сабина и Нисетта…
   — Ты думаешь, что это новое покушение?
   — Да. Беги за экипажем!
   Жильбер бросился к тому месту, где был разведен костер. Солома догорала на мостовой. Улица была пуста. Жильбер внимательно осмотрелся вокруг и не увидел никого. Он был один.
   Раздалось пение петуха. Глаза Жильбера радостно сверкнули. Он повернул на улицу Трусс-Ваш. Тень возникла перед ним.
   — Вы? — с удивлением прошептал Жильбер. — Вы были здесь?
   — Да, — ответил голос человека, прислонившегося к двери одного дома, — я был здесь, и у меня в курятнике пятеро из тех, кто плясал вокруг зажженной соломы.
   — Ты их захватил?
   — Да.
   — О! Ты больше, чем мой помощник, ты мой брат! — Жильбер крепко пожал руку собеседника. — Но где же экипаж? — спросил он.
   — Петух Яго, Индийский Петух и Черный Петух бросились по его следам.
   — Тогда все идет прекрасно!
   — Даже лучше, чем вы думаете. Нынешней ночью Петух Коротышка опознал трех человек, которые 30 января исчезли на улице Фран-Буржуа. Он пошел за ними со своими курицами, и теперь эти трое должны быть в наших руках.
   — Любезный Б, — растроганно произнес Жильбер, — если вы у меня потребуете половину моей жизни, я отдам ее вам — другая половина принадлежит Сабине.
   — Вся моя жизнь ваша, вы это знаете, и, что ни делал бы я для вас, я никогда не заплачу мой долг.
   — Теперь, — продолжал Жильбер, — нам необходимы бумаги из секретного шкафа начальника полиций.
   — Как их достать? — спросил Б.
   — Я сам их достану.
   — Когда?
   — Через три дня.
   — Вы в этом уверены?
   — Абсолютно уверен, любезный Б.
   — О! Вы самый великий из людей!
   — А вы самый умный и самый преданный друг на свете.
   Со стороны монастыря Сен-Мари раздалось пение петуха.
   — Индийский Петух! — сказал Б.
   — Верно, есть известие о карете.
   — Не сомневаюсь. Пойдемте! И оба исчезли в темноте.

XXXVIII
Рапорт

   Фейдо де Марвиль сидел в своем кабинете напротив главного секретаря Беррье. Их разделял стол, заваленный бумагами. Тут были все рапорты главных агентов, и начальник полиции с секретарем просматривал их. Фейдо взял несколько тетрадей и положил на стол перед Беррье. Тот подвинул к себе тетради, быстро пробежал глазами и взглянул на начальника полиции, который выжидающе на него смотрел. Потом они одновременно покачали головой.
   — Это надолго или нет? — спросил Беррье.
   — В том-то и вопрос, — вздохнул Фейдо.
   — Положение чертовски затруднительное.
   — Увы, к сожалению.
   — Что говорит король?
   — Еще ничего.
   — Что говорит герцог Ришелье?
   — Он сомневается.
   Фейдо встал.
   — Открыто объявить себя на ее стороне, — сказал он, — помогать ей освободиться от мужа — это было бы прекрасно, если бы я был уверен в продолжительности ее успеха… но если это мимолетное увлечение, интрижка…
   — Причем не первая, — заметил секретарь.
   — После смерти герцогини де Шатору король не любил никого… серьезно.
   — Да, розовый трон прекрасной герцогини еще не занят.
   — Появится ли у нас на этот раз королева по левую руку?
   — Ах, если бы это можно было знать наверняка!
   — Я через час был бы у нее, а муж ее остался бы в Лионе.
   Фейдо медленными шагами начал ходить по кабинету.
   Беррье следовал за ним глазами. Фейдо снова сел напротив секретаря.
   — Перечитаем эти рапорты! — сказал он. Беррье снова взял бумаги.
   — «Вчера утром, — читал он, — герцог Ришелье послал Сен-Жана, своего доверенного слугу, к мадам д'Этиоль. Сен-Жан был принят тайно. Он прошел в комнату Эйлали — горничной мадам д'Этиоль. В комнате Эйлали Сен-Жан и встретился с мадам д'Этиоль. Он просил ее назначить свидание его господину в тот самый день, прибавив, что герцог собирается поговорить с ней о деле крайне важном. Мадам д'Этиоль ответила, что не может принять герцога у себя, но что собирается на прогулку по саду Тюильри и в два часа будет в большой аллее. Ришелье отправился на свидание к мадам д'Этиоль. Между ними состоялся разговор, результатом которого стала договоренность. Никто из гулявших, проходя мимо них, не мог, конечно, предполагать, что здесь решался вопрос о королевских удовольствиях. В половине шестого Морлиер приехал за Норманом д'Этиоль. Тот хотел увидеться с женой перед отъездом, но мадам д'Этиоль была нездорова — двумя часами раньше она заперлась в своей комнате, так что муж был вынужден уехать, не простившись с женой. В семь часов мадам д'Этиоль вместе с Эйлали, которая все приготовила, спустилась по черной лестнице в сад. Она была закутана в коричневое манто. Эйлали, за которой ухаживал садовник, имела второй ключ от калитки сада, выходившей на Воробьиную улицу. Вам известно, что мадам д'Этиоль живет в особняке своего дяди, главного откупщика Турншера, и что этот особняк находится напротив особняка Мазарини. Герцог Ришелье ожидал мадам в карете. Она села, и карета поехала в Версаль. В девять часов вечера герцог вошел в малые апартаменты под руку с мадам д'Этиоль, которая, сбросив кружевную мантилью, закрывавшую ее, открыла самый богатый и модный наряд. Камердинер короля, Бине, попросил мадам д'Этиоль пройти в столовую. Были приглашены также Люксембург и Ришелье. Ужин был очень весел…».
   Беррье остановился и, усмехнувшись, заметил:
   — Тут следует одно замечание, доказывающее, что наши агенты действительно люди незаурядные. Смотрите: после фразы «Ужин был очень весел» поставлены точки и приписано: «Я счел своим долгом в этот момент выйти из малых апартаментов и задернуть над моим рапортом занавес тайны».
   Фейдо улыбнулся.
   — Деланд вовсе не глуп, — заметил он.
   — Я продолжаю, — сказал Беррье.
   «Рассветало, когда герцог потребовал карету. Король, видимо, был раздосадован необходимостью столь быстрого отъезда и дал это понять в выражениях, которые вселили радость в сердце мадам д'Этиоль и вызвали краску на ее лице. Король взял с нее обещание, что скоро у них будет новое свидание. Герцог и мадам д'Этиоль сели в карету в ту минуту, когда бледная зимняя Аврора заставляла белеть кроны деревьев парижских аллей. Если ужин был весел, возвращение должно было быть печальное. Сен-Жан, доверенный слуга герцога, видел, что происходило внутри кареты через щель, которую он сделал и которая оказывает ему большие услуги. После отъезда никто не проронил ни слова. Герцога можно понять: признанному волоките нечего сказать женщине, когда между ними стоит непреодолимая преграда. Несмотря на свою любезность, он положил голову на подушку кареты и спокойно заснул. Мадам д'Этиоль прислонилась в другой угол и также погрузилась в сон, который был так глубок, что Сен-Жан был вынужден почтительно прервать его по приезде. Он кашлянул, сказал несколько слов и, наконец, даже дернул за рукав герцога. Эйлали ждала мадам у калитки сада. Мадам д'Этиоль вернулась домой, не возбудив ни малейшего подозрения. В полдень д'Этиоль пожелал видеть свою жену — его впустили.
   — Как вы провели ночь? — спросил он.
   (Не обвиняйте меня, монсеньор, что я фантазирую: я передаю буквально слова, услышанные Эйлали.)
   — Хорошо! — отвечала мадам д'Этиоль. — Со вчерашнего вечера я чувствую себя лучше.
   — Вы кажетесь, однако, немножко бледны.
   — Это последствия кризиса.
   — Эти кризисы, на мой взгляд, слишком сильны, надо стараться их предупреждать.
   — Я буду принимать меры предосторожности.
   — А мне нездоровилось почти всю ночь.
   — Что вас так беспокоило, месье?
   — Вчера вечером я ужинал с друзьями… Я чувствовал себя очень хорошо, ел с отменным аппетитом, но этот Морлиер заставлял меня слишком много пить.
   — Фи! — сказала мадам д'Этиоль, презрительно отвернувшись.
   — Милая моя, это совсем не то, что вы думаете… у меня вдруг сильно заболел желудок, я думал, что у меня воспаление.
   — Вы должны лечиться.
   — И вы тоже, милая моя.
   — О! У меня скоро все пройдет. Уверена, если я пробуду в своей комнате неделю и не буду принимать никого…
   — Целую неделю! — вскричал д'Этиоль. — Это чересчур долго!
   — Надо уметь терпеть. Мне необходим абсолютный покой, и я вас предупреждаю, что моя дверь часто будет заперта.
   — Увы, милая Антуанетта, я буду в отчаянии, но, главное, вы берегите себя. Я тоже буду отдыхать целый день, потому что сегодня вечером я опять ужинаю с этим воплощенным дьяволом Морлиером, который приедет за мной. Он обещал еще лучший ужин, чем вчера.
   — Идите же отдыхать!
   Д'Этиоль простился с женой. Сегодня вечером мадам д'Этиоль опять поедет в Версаль с герцогом».
   — Этот рапорт очень точен и умно составлен, — заметил начальник полиции.
   — Вот рапорт Леду, — продолжал Беррье. — «Турншер, чтобы избежать огласки и не допустить скандала, отправил д'Этиоля в Лион под предлогом чрезвычайно важного дела.
   Норман д'Этиоль отбыл в три часа пополудни; вскоре он прибыл в Лион, потому что на дороге были приготовлены сменные лошади. Он отправился к маркизу де Ла Валетту, главному контролеру провинции. Шевалье де Ла Морлиер захотел проводить д'Этиоля до Масона, чтобы, по его словам, во время путешествия убедить д'Этиоля в превосходстве бургундских вин».
   — Он в хороших руках, — сказал, улыбаясь, начальник полиции.
   — Вот третий рапорт, Армана. Он сообщает, что вчера вечером мадам д'Этиоль, получившая свободу после отъезда мужа, уехала в Версаль с герцогом Ришелье и…
   — И? — спросил Фейдо, видя, что Беррье остановился.
   — Она еще там, — прибавил секретарь. Наступило молчание.
   — Что вы думаете об этом, Беррье? — спросил начальник полиции.
   Секретарь приблизился вплотную к своему начальнику и посмотрел ему прямо в глаза.
   — Вы хотите, чтобы я был откровенен? — спросил он.
   — Да, — ответил Фейдо.
   — Каково бы ни было положение дела, есть способ хорошо его завершить.
   — Какой?
   — Играть двойную игру, тогда непременно выиграешь.
   — Что за игру вы имеете в виду?
   — Из двух одно: или мадам д'Этиоль заменит герцогиню де Шатору и сделается всемогущей, или любовь, внушенная ею, будет мимолетна.
   — Согласен.
   — В первом случае вы должны действовать как можно скорее, чтобы заслужить ее признательность; во втором — подобный поступок станет, напротив, очень опасен.
   — Я говорю о том же. Какое же средство предлагаете вы, чтобы избежать этой опасности?
   — Средство очень простое. Предоставьте мне действовать в отношении мадам д'Этиоль самостоятельно. Очевидно, что если ее ожидает блистательное будущее, то она вознаградит меня впоследствии, потому что сейчас я могу оказывать ей весьма важные услуги, сообщая обо всем, что будут говорить в городе и при дворе, и предостерегая ее таким образом от многих ошибок. Ей понадобится твердая рука, чтобы вести ее к цели, потому что она честолюбива — это видно — и мечтает о власти и могуществе. Я помогу ей и буду считаться ее сторонником. В случае вашей немилости и моего успеха я обещаю вам употребить все силы, чтобы улучшить ваше положение. И, напротив, если я потерплю неудачу, вы обязуетесь покровительствовать мне. Согласны?
   — Будем говорить яснее, — сказал Фейдо де Марвиль. — Если мадам д'Этиоль сделается фавориткой, вы надеетесь со временем стать начальником полиции?
   — Признаюсь в этом откровенно.
   — Какое вознаграждение буду я иметь?
   — Какое вы хотите?
   — Я променяю это место только на главное интендантство.
   — На лангедокское, например. Это ваша родина.
   — Это было бы для меня удобнее всякого другого, но я приму и провансальское, потому что моя жена родом из Марселя.
   — Если успех будет сопутствовать мне, я обязуюсь употребить все силы, чтобы исполнить ваше желание, и даю вам слово, что приму ваше место только после вашего назначения.
   — Решено, любезный Беррье. Я питаю к вам такое доверие, какое и вы питаете ко мне. Теперь в случае, если вы потерпите неудачу, что я буду должен сделать для вас?
   — Предоставить мне место главного откупщика. Я хочу заняться финансами. Турншер будет в восторге от моего покровительства и будет сам мне покровительствовать.
   — Даю вам слово. Я убежден, что успешным все же будет ваш вариант.
   — Так повидайтесь сами с мадам д'Этиоль, если убеждены в ее победе.
   — Я не верю в свои успехи на посту начальника полиции. Вот уже год мне ничего не удается, дело Петушиного Рыцаря чрезвычайно повредило мне в глазах короля… Я понимаю неудовольствие его величества…
   — Это правда. Дело становится непонятным. Что означает исчезновение молодых девушек?
   — Дочери Даже и невесты его сына? В судьбах обеих девушек сам король принимает участие, он даже сделал им свадебные подарки, и в ту же самую ночь они похищены. Причем никак не удается узнать, куда они девались! Честное слово, есть от чего сойти с ума!
   Дверь кабинета отворилась.
   — Монсеньор д'Аржансон, — доложил посыльный.
   — Министр! — с живостью сказал Фейдо, вставая. — Все, о чем говорили, решено? — спросил он Беррье.
   — Да, если вы этого хотите, — отвечал секретарь.
   — Хочу.
   — Что ж, начнем действовать. Я прямо от вас иду к мадам д'Этиоль.
   — Идите и действуйте.
   Министр вошел, Беррье низко поклонился и вышел.

XXXIX
Недовольство короля

   Когда дверь закрылась, д'Аржансон пристально взглянул на начальника полиции.
   — Любезный Фейдо, — сказал он, — с сожалением должен сообщить что я принес вам плохое известие.
   — Я этого ждал, — отвечал Фейдо.
   — Король поручил мне выразить вам его недовольство. Епископ Мирпуа приезжал сегодня утром просить короля возвратить свободу мнимому Петушиному Рыцарю, которого вы удерживаете, и король отдал мне приказание выпустить из тюрьмы каноника Ронье.
   — Но возвратить свободу этому человеку, личность которого не была в достаточной мере доказана, — значит подвергнуться осуждению публики и расписаться в бессилии полиции!
   — Этого требует король.
   — Как! Я должен признаться, что не поймал Петушиного Рыцаря? Но ведь известие о его конце распространилось повсюду, и спокойствие вернулось в Париж?
   — Так захватите Рыцаря!
   — Каким способом?
   — Если бы я знал!
   — Черт побери! — сказал Фейдо с тихой яростью.
   — Вы имеете сведения о похищении молодых девушек?
   — Никаких!
   — Это случилось третьего дня ночью во время бала!
   — Именно. Все поиски оказались тщетными, хотя я сделал все, что только возможно было сделать.
   — Сабина Даже была опасно ранена месяц назад и похищена две ночи назад, а вы, начальник полиции, ничего не можете узнать! Это недопустимо!
   — Но это так.
   — Король этого не допускает.
   — Меня обвиняют в небрежности или неспособности?
   — Нет, но король хочет все знать… А об этом исчезнувшем агенте, которого судил и приговорил к казни Рыцарь, вы имеете сведения?
   — Нет.
   — А что дало обещание награды тому, кто отправил вам письмо?
   — Оно осталось без последствий.
   — Не приходил никто?
   — Решительно никто.
   — Это странно.
   — Так что голова идет кругом!
   — А пожар в особняке Шароле?
   — Виновник не найден.
   — А графиня Потоцкая, исчезнувшая в лесу Бонди?
   — Никакого известия о ней. Лес был осмотрен весь.
   Маркиз д'Аржансон стоял, не выражая желания садиться.
   — Любезный Фейдо, — сказал он, — сейчас же освободите каноника Брюссельского капитула и объясните ему, как вы были обмануты. Теперь последний совет, любезный месье де Марвиль, последний…
   — Я слушаю.
   — Во что бы то ни стало захватите Петушиного Рыцаря.
   И, слегка поклонившись, министр вышел. Начальник полиции проводил его по правилам этикета и, когда министр сел в карету, вернулся в свой кабинет. Он был вне себя от гнева, принялся разрывать рапорты и реестры, срывал бахрому с занавесей, топал ногами, сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, ходил, садился, вставал, как человек, надеющийся успокоить себя движением. В дверь тихо постучали.
   — Войдите! — сказал он.
   Вошел посыльный и принес письмо на серебряном подносе.
   — От кого? — спросил Фейдо.
   — Не знаю. Мне подали это письмо и велели немедля отнести его вам. Человек, принесший его, ждет ответа.
   Фейдо де Марвиль распечатал письмо и прочел его. Его мрачная физиономия вдруг просияла. «О! — подумал он. — Это было бы большим счастьем!»
   Обратившись к посыльному, ожидавшему приказаний, он сказал:
   — Проводите сюда этого человека!
   Посыльный поклонился, вышел и почти тотчас вернулся.

XL
Старик

   — Войдите, месье, — посыльный отворил дверь и посторонился.
   Спустя мгновение на пороге показался человек лет семидесяти, сгорбленный, с белыми волосами, по-видимому, очень смущенный, не смевший идти ни вперед, ни назад и не знавший, что ему делать.
   — Войдите! — повторил посыльный.
   Старик вошел, и дверь закрылась за ним. Он медленно поднял голову, осмотрелся вокруг с беспокойством, и выражение робости и страха изобразилось на его физиономии.
   — Подойдите ко мне! — сказал Фейдо тоном почти любезным.
   Старик подошел, низко поклонившись несколько раз.
   — Ваше имя? — спросил начальник полиции. Вместо ответа старик снова осмотрелся вокруг.
   — Нас никто не услышит? — спросил он дрожащим голосом.
   — Никто, — ответил Фейдо.
   — Нас точно никто не слушает?