Страница:
— Значит, ее ранили с целью грабежа.
Госсен вошла в столовую.
— Ну, как она? — спросил Ришелье.
— Кровь запеклась около раны и сама остановилась. Бедняжка начинает приходить в себя.
— Она может говорить?
— Пока нет.
— Вы рассмотрели ее одежду? Ее ограбили?
— Нет, — отвечала Госсен, — у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах и при ней кошелек с деньгами.
— Значит, — сказал де Берни, — это не воровство. Вероятно, убийцу толкнула на преступление любовь или, вернее, ревность.
— Очень может быть, — согласился Ришелье. — Она назначила свидание своему возлюбленному, но не пришла, а он решил ей отомстить.
— Прекрасное мщение, — сказала Госсен.
— Если бы все захотели убивать друг друга из ревности… — начал Ликсен.
— То вскоре уничтожили бы друг друга, — закончил Ришелье.
— Герцог, разве вы не верите в преданность?
— А вы, моя красавица?
— Я верю только тому, что я вижу, — улыбнулась Госсен.
— Дверь особняка хлопнула, наверное, приехал Кене, — сказал Таванн.
Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним все дамы.
— Мои предписания будут исполнены? — спросил он у Комарго.
— В точности. Мои камеристки не отойдут от нее и сделают все, как вы сказали.
— Особенно важно, чтобы она не произносила ни слова.
— Хорошо, доктор.
— Что вы думаете об этой ране, доктор? — спросил Таванн.
— Чудо, что она не оказалась смертельной! Ее нанесла уверенная рука острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз в то место, где начинаются ребра. Очевидно, нанесший этот удар имел явное намерение убить, поскольку метил прямо в сердце. Лишь чудом лезвие скользнуло по ребру, и девушка не убита наповал.
— Вы спасете ее?
— Думаю, не сумею.
— Почему?
— Задето левое легкое; рана глубока и очень опасна. Скорее всего девушка умрет.
— Однако необходимо узнать, кто ударил ее так подло.
— Для этого надо, чтобы она заговорила, а единственная возможность спасти ее заключается в том, чтобы она не произнесла ни одного звука.
— Вы уверены, что это Сабина Даже, дочь парикмахера? — спросил Таванн.
— Разумеется!
— Как странно!
Кинон, заметив озабоченный вид виконта, пристально посмотрела ему в лицо и спросила:
— Почему странно?
— Вы это узнаете, только не теперь.
— Что это с Таванном? — тихо спросил маркиз де Креки у де Берни.
— Не знаю. Но я тоже заметил…
Неожиданно раздался грохот, похожий на удар грома. Все переглянулись.
— Боже мой, — вскричала Комарго, побледнев, — это еще что такое?
Крики усилились.
— Пожар, — сказал доктор.
Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, выходившим в сад на улицу Фран-Буржуа.
Крики усилились, к ним присоединился лошадиный топот. Внезапно красноватый свет озарил горизонт, на котором ясно вырисовывались контуры остроконечных крыш.
— Это еще что? — спросила Комарго, все более и более волнуясь.
Дверь в гостиную отворилась, и вбежала испуганная камеристка.
— Что стряслось? Говори же скорее, Нанина!
— Горит особняк графа де Шароле.
— Особняк на улице Фран-Буржуа! Да ведь это в двух шагах отсюда!
— Мы все рискуем сгореть заживо!
— Огонь сюда не дойдет, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле сгорит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Комарго, — я желаю, чтобы и граф сгорел вместе с ним!
Крики становились все отчетливее, пламя стало подниматься над домами, и пожар бушевал уже так близко, что можно было чувствовать жар.
— В случае опасности, — спросила Госсен, подбежав к Таванну, — вы нас спасете, виконт? Наверняка это шайка Петушиного Рыцаря ограбила особняк де Шароле и подожгла его — так говорит Нанина. — Она указала на камеристку.
— Петушиный Рыцарь? — удивился Таванн.
— Да, виконт, — сказала Нанина. — На улице все об этом говорят…
— Петушиный Рыцарь поджег особняк графа де Шароле? — повторил Таванн.
— Почему бы и нет? — спросил чей-то голос.
Все обернулись. В гостиную вошел мужчина в чрезвычайно изысканном костюме. Вошедший был похож на знатного вельможу. Он держал в руке букет роз, которые в то время года были редкостью. Мужчина подошел к Комарго, поклонился с утонченной вежливостью и уронил цветы к ее ногам.
— Виконт де Таванн, — начал он, — меня обнадежил, что я буду иметь честь быть вам представленным сегодня.
Среди присутствующих произошло волнение.
— Петушиный Рыцарь! — вскричал Таванн. Незнакомец поклонился.
— Петушиный Рыцарь, — повторил он самым любезным тоном. — Для того чтобы иметь возможность полюбоваться нынешней ночью очаровательными личиками шести самых обворожительных женщин Парижа, я велел зажечь костер.
Он указал на пылающий особняк Шароле.
Изумление присутствующих не поддавалось описанию. Вдруг раздались ружейные выстрелы, и крики перешли в какой-то неистовый вой.
— Не бойтесь ничего, сударыни! — сказал Петушиный Рыцарь, улыбаясь. — Какова бы ни была опасность, она вас не коснется. Я отдал соответствующие распоряжения…
Он поклонился с еще большей фацией и изысканностью, пересек гостиную и выскочил через открытое окно в сад.
Ружейные выстрелы не смолкали. Яркое зарево пожара освещало окрестности…
IX
X
Госсен вошла в столовую.
— Ну, как она? — спросил Ришелье.
— Кровь запеклась около раны и сама остановилась. Бедняжка начинает приходить в себя.
— Она может говорить?
— Пока нет.
— Вы рассмотрели ее одежду? Ее ограбили?
— Нет, — отвечала Госсен, — у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах и при ней кошелек с деньгами.
— Значит, — сказал де Берни, — это не воровство. Вероятно, убийцу толкнула на преступление любовь или, вернее, ревность.
— Очень может быть, — согласился Ришелье. — Она назначила свидание своему возлюбленному, но не пришла, а он решил ей отомстить.
— Прекрасное мщение, — сказала Госсен.
— Если бы все захотели убивать друг друга из ревности… — начал Ликсен.
— То вскоре уничтожили бы друг друга, — закончил Ришелье.
— Герцог, разве вы не верите в преданность?
— А вы, моя красавица?
— Я верю только тому, что я вижу, — улыбнулась Госсен.
— Дверь особняка хлопнула, наверное, приехал Кене, — сказал Таванн.
Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним все дамы.
— Мои предписания будут исполнены? — спросил он у Комарго.
— В точности. Мои камеристки не отойдут от нее и сделают все, как вы сказали.
— Особенно важно, чтобы она не произносила ни слова.
— Хорошо, доктор.
— Что вы думаете об этой ране, доктор? — спросил Таванн.
— Чудо, что она не оказалась смертельной! Ее нанесла уверенная рука острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз в то место, где начинаются ребра. Очевидно, нанесший этот удар имел явное намерение убить, поскольку метил прямо в сердце. Лишь чудом лезвие скользнуло по ребру, и девушка не убита наповал.
— Вы спасете ее?
— Думаю, не сумею.
— Почему?
— Задето левое легкое; рана глубока и очень опасна. Скорее всего девушка умрет.
— Однако необходимо узнать, кто ударил ее так подло.
— Для этого надо, чтобы она заговорила, а единственная возможность спасти ее заключается в том, чтобы она не произнесла ни одного звука.
— Вы уверены, что это Сабина Даже, дочь парикмахера? — спросил Таванн.
— Разумеется!
— Как странно!
Кинон, заметив озабоченный вид виконта, пристально посмотрела ему в лицо и спросила:
— Почему странно?
— Вы это узнаете, только не теперь.
— Что это с Таванном? — тихо спросил маркиз де Креки у де Берни.
— Не знаю. Но я тоже заметил…
Неожиданно раздался грохот, похожий на удар грома. Все переглянулись.
— Боже мой, — вскричала Комарго, побледнев, — это еще что такое?
Крики усилились.
— Пожар, — сказал доктор.
Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, выходившим в сад на улицу Фран-Буржуа.
Крики усилились, к ним присоединился лошадиный топот. Внезапно красноватый свет озарил горизонт, на котором ясно вырисовывались контуры остроконечных крыш.
— Это еще что? — спросила Комарго, все более и более волнуясь.
Дверь в гостиную отворилась, и вбежала испуганная камеристка.
— Что стряслось? Говори же скорее, Нанина!
— Горит особняк графа де Шароле.
— Особняк на улице Фран-Буржуа! Да ведь это в двух шагах отсюда!
— Мы все рискуем сгореть заживо!
— Огонь сюда не дойдет, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле сгорит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Комарго, — я желаю, чтобы и граф сгорел вместе с ним!
Крики становились все отчетливее, пламя стало подниматься над домами, и пожар бушевал уже так близко, что можно было чувствовать жар.
— В случае опасности, — спросила Госсен, подбежав к Таванну, — вы нас спасете, виконт? Наверняка это шайка Петушиного Рыцаря ограбила особняк де Шароле и подожгла его — так говорит Нанина. — Она указала на камеристку.
— Петушиный Рыцарь? — удивился Таванн.
— Да, виконт, — сказала Нанина. — На улице все об этом говорят…
— Петушиный Рыцарь поджег особняк графа де Шароле? — повторил Таванн.
— Почему бы и нет? — спросил чей-то голос.
Все обернулись. В гостиную вошел мужчина в чрезвычайно изысканном костюме. Вошедший был похож на знатного вельможу. Он держал в руке букет роз, которые в то время года были редкостью. Мужчина подошел к Комарго, поклонился с утонченной вежливостью и уронил цветы к ее ногам.
— Виконт де Таванн, — начал он, — меня обнадежил, что я буду иметь честь быть вам представленным сегодня.
Среди присутствующих произошло волнение.
— Петушиный Рыцарь! — вскричал Таванн. Незнакомец поклонился.
— Петушиный Рыцарь, — повторил он самым любезным тоном. — Для того чтобы иметь возможность полюбоваться нынешней ночью очаровательными личиками шести самых обворожительных женщин Парижа, я велел зажечь костер.
Он указал на пылающий особняк Шароле.
Изумление присутствующих не поддавалось описанию. Вдруг раздались ружейные выстрелы, и крики перешли в какой-то неистовый вой.
— Не бойтесь ничего, сударыни! — сказал Петушиный Рыцарь, улыбаясь. — Какова бы ни была опасность, она вас не коснется. Я отдал соответствующие распоряжения…
Он поклонился с еще большей фацией и изысканностью, пересек гостиную и выскочил через открытое окно в сад.
Ружейные выстрелы не смолкали. Яркое зарево пожара освещало окрестности…
IX
Особняк на бульваре Капуцинов
В три часа дня карета Фейдо де Марвиля, начальника полиции, въехала в парадный двор особняка на бульваре Капуцинов. Колеса и кузов кареты были покрыты толстым слоем пыли, а лошади — потом. Карета еще не остановилась, когда лакей бросился открывать дверцу. Начальник полиции соскочил с подножки на крыльцо и быстро исчез в передней, наполненной лакеями, которые с почтением расступились перед ним. Лакей запер дверцу и, посмотрев на кучера, сказал:
— Час и пять минут.
— Из Версаля в Париж, — прибавил кучер со вздохом, — мои лошади не выдержат такой езды в такую погоду и по обледеневшей дороге.
Между тем де Марвиль миновал переднюю, гостиную, кабинет своих секретарей, как ураган, не встречающий препятствий. При его появлении все чиновники поспешно вставали, глядя на начальника полиции с беспокойством и страхом. Фейдо де Марвиль действительно был разгневан не на шутку. Он вошел в свой кабинет, громко хлопнул дверью, бросил шляпу на стул, плащ швырнул на пол и, оттолкнув его ногой, начал ходить по кабинету, пожимая плечами.
Де Марвилю было около сорока лет. Он был умен, честен и принадлежал к очень хорошей фамилии. Вот уже пять лет занимал он должность начальника полиции до этого дня, когда вернулся из Версаля в свой кабинет в Париже.
Де Марвиль с силой дернул за шнурок колокольчика, висевший над его бюро. Явился посыльный.
— Позвать секретаря, — приказал начальник полиции властным тоном.
Посыльный исчез. Секретарь, которого потребовал Фейдо, был вторым лицом в полиции после де Марвиля. Его звали Беррье. Ему было лет тридцать пять. Он был одарен умом и тонкостью, которые ценил Фейдо, а впоследствии оценил еще больше и король французский.
Беррье вошел в кабинет начальника полиции, и тот протянул ему руку.
— То, что вы предвидели, случилось, — сказал Фейдо. Беррье посмотрел на него.
— Король? — спросил он.
— В бешенстве и не скрыл от меня своего гнева.
— Значит, пора действовать.
— Безотлагательно! Я скакал что есть духу, чтобы поспеть сюда вовремя.
— Я позову Деланда, Жакобера, Леду, Нуара, Армана и Ледюка. Это самые надежные наши люди.
Начальник полиции согласно кивнул. Беррье дважды дернул за шнурки трех разных колокольчиков. Не прошло и минуты, как шесть человек, совершенно не похожих друг на друга ни внешним видом, ни возрастом, вошли в кабинет Фейдо.
— Встаньте здесь, — сказал начальник полиции. Вошедшие расположились полукругом. Беррье встал у камина.
— Вам хочется попасть на виселицу? — резко начал Фейдо. — Нет? Я это угадываю по выражению ваших лиц. Однако сейчас, когда я с вами говорю, веревка, на которой вас вздернут, может быть, уже свита.
Все шестеро посмотрели на начальника полиции, потом переглянулись с выражением беспокойства и непонимания. Один из них сделал шаг вперед: это был человек невысокого роста, с острым носом и подбородком.
— Ваше превосходительство обвиняет нас? — спросил он, поклонившись.
— Обвиняю!
— В чем же?
— В том, что вы скверно выполняете свои обязанности! Вот уже шесть месяцев, как каждый из вас шестерых обещает мне каждое утро предать Петушиного Рыцаря в руки правосудия, а разбойник еще до сих пор на свободе!
Полицейский агент, выступивший вперед, опять поклонился и сказал:
— Когда мы обещали вашему превосходительству выдать Петушиного Рыцаря, мы думали, что сможем исполнить наши обещания. Для того чтобы захватить этого разбойника, мы сделали все, что только преданные агенты в состоянии сделать.
— Нет, вы не все сделали, потому что не добились результата! Петушиный Рыцарь — человек, стало быть, его поймать можно. Его величество Людовик XV, наш возлюбленный король, отдал мне приказание захватить этого человека не позднее, чем через десять дней. Я вам отдаю такое же приказание. Если Петушиный Рыцарь будет на свободе 10 февраля — вы будете повешены.
Шестеро агентов выслушали эту угрозу, не проронив ни слова.
— Если же, — продолжал Фейдо после довольно продолжительного молчания, — кто-либо из вас поможет мне захватить этого разбойника, то получит награду в двести золотых луидоров.
Лица агентов тотчас прояснились. У всех на губах появилась улыбка. Все шестеро сделали движение, показывавшее желание тотчас приняться за дело, но их удержало чувство повиновения.
— Идите, — сказал Фейдо, — и помните, что я буквально сдержу данное вам слово: виселица или золото.
Агенты низко поклонились и вышли из кабинета.
— Удастся ли им? — спросил Фейдо у Беррье.
— Они поставлены в такое положение, что сделают все возможное для достижения поставленной задачи — в этом нет сомнений.
— Дайте знать всем нашим людям, чтобы они удвоили бдительность. От успеха этого дела зависит, останемся ли мы все на своих местах, потому что я понял, Беррье, совершенно точно понял, что, если я не захвачу Петушиного Рыцаря в назначенный срок, король лишит меня должности! Я поставлен в безвыходное положение. При таких обстоятельствах не могу же я подать в отставку, ссылаясь на то, что не смог захватить главаря разбойников. А если я не успею захватить этого человека — я, безусловно, потеряю место. Я должен исполнить предписание короля, Беррье, должен!
— Мы сделаем все для того, чтобы добиться результата.
Фейдо сел к столу и стал быстро писать.
— Пошлите этот циркуляр всем инспекторам полиции в Париже, — сказал он, вставая и подавая бумагу Беррье, — тут обещана награда в сто пистолей и место с жалованьем в две тысячи тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря. Пусть разошлют это объявление по всем кварталам, по всем улицам. Тот полицейский, чьими стараниями будет арестован Петушиный Рыцарь, получит в награду двести луидоров.
— Я иду в секретариат. — сказал Беррье, взяв бумагу.
— Возвращайтесь скорее, нам надо обсудить все меры, какие мы только можем принять.
Беррье покинул кабинет. Фейдо подошел к бюро, вынул оттуда пачку бумаг и быстро просмотрел их.
— Более двухсот замков ограблено менее чем за два года! Семьдесят замков сожжено, из них одиннадцать — герцогских. Сто пятьдесят три человека убиты… а виновник всех этих преступлений остается безнаказанным! Король прав… Но что предпринять? Я все пустил в ход… и без всякого толку! Этот Петушиный Рыцарь был трижды арестован: в Лионе, в Суассоне и в Орлеане, и каждый раз спасался бегством — и нельзя было ни объяснить, ни угадать, как он ухитрился скрыться!
Де Марвиль большими шагами ходил по кабинету.
— Надо поймать этого человека. Король изъявил свою волю. Провал этого дела — моя погибель… погибель безвозвратная, если только мадам д'Эстрад…
Он остановился и глубоко задумался.
— Король находит ее все более и более очаровательной… Место, оставшееся свободным после смерти мадам де Шатору, еще не занято! Фаворитка… Какой степени влияния может она достичь благодаря моим советам? И какой высоты смогу достичь я сам? Тогда безразлично, схвачу я Петушиного Рыцаря в назначенный срок или нет…
Де Марвиль продолжал размышлять.
— Я должен повидать герцога де Ришелье, — сказал он с видом человека, вдруг принявшего решение.
Беррье вернулся, держа в руке бумагу.
— Распоряжения сделаны, — сказал он. — Инспекторы оповещены. Вот второй рапорт о грабеже особняка графа де Шароле в прошлую ночь.
— В нем то же, что и в протоколе?
— То же… только с небольшим добавлением.
— Каким именно?
— С письмом, написанным рукой Петушиного Рыцаря и им лично подписанным. Оно найдено в комнате графа. О существовании этого письма сначала не было известно, почему оно и не было при протоколе, поданном королю.
— Письмо при вас?
— Вот оно.
Фейдо посмотрел на Беррье, потом стал читать вслух:
— «Любезный кузен!
Мы имеем право называть друг друга таким образом потому, что оба принцы крови… которую мы проливаем.
Только я убиваю людей могущественных и сильных и мужественно сражаюсь сам. А вы для удовлетворения ваших низменных инстинктов убиваете несчастных, которые не могут постоять за себя. Вы расставляете засады и нападаете самым подлым образом. Вот уже в третий раз я сталкиваюсь с вами, мой любезный и ненавистный кузен.
Первый раз, пять лет тому назад, когда вы не смогли восторжествовать над добродетелью честной женщины, вы убили своими руками ее мужа, вашего камердинера. Я ограбил ваш замок Амсианвиль и увез бедную женщину, которую поместил в надежное убежище, так чтобы вы никогда не смогли ее увидеть.
Во второй раз — после убийства мадам де Сен-Сюльпи, которую вы сожгли заживо. В ночь, последовавшую за этим убийством, ваша карета опрокинулась, вас схватили люди, которых вы не успели рассмотреть, и посадили в яму, наполненную нечистотами. Эти люди исполняли мои приказы.
Наконец, мы встретились в третий раз. Так как ваш особняк находится вблизи монастыря гостеприимных сестер Сен-Жерве, которых вы осмеливались из своих окон каждый день оскорблять, я сжег ваш особняк, чтобы освободить их от вашего присутствия. Если же вы отстроите особняк, я снова сожгу его. Но, предупреждаю: я подожгу его тогда, когда вы будете дома, чтобы в полной мере оказать вам честь.
Так как вы брат герцога де Бурбона, то защищены от гнева короля. Но у Петушиного Рыцаря нет причин вас щадить. Такому разбойнику, как я, прилично наказывать такого дворянина, как вы.
На этом заканчиваю, подлый и гнусный кузен. Да замучит вас дьявол.
Петушиный Рыцарь».
— Это письмо нашли в комнате графа де Шароле? — продолжал Фейдо.
— Да.
— А принц читал его?
— Нет, он находился в отъезде, и я нашел это письмо в жестяном ящике, обложенном внутри тонким асбестом. Оно было обнаружено после вашего отъезда в Версаль, когда я отправился осматривать замок. Этот ящик стоял на обуглившемся столе.
Начальник полиции положил письмо на бюро.
— Кроме этого, в рапорте нет иных изменений?
— Никаких. В рапорте говорится, как и в протоколе, что пожар начался утром в половине шестого с неслыханной силой и со всех сторон одновременно. Прибыли дозорные, начался страшный шум. Между солдатами и разбойниками завязалась драка. Все до единого разбойники скрылись. Мы выяснили, что особняк был полностью разграблен еще до пожара. Всех слуг схватили в одно и то же время, связали и посадили в комнату швейцара, ни один из них не был ранен или даже ушиблен.
— Этот Петушиный Рыцарь истинный дьявол, — сказал начальник полиции, глядя на письмо.
— Вот что странно, и вы, наверное, это заметили, — продолжал секретарь, понизив голос, — Петушиный Рыцарь нападает только на тех знатных вельмож, чья общественная и частная жизнь подает повод к злословию.
— Так и есть, — согласился де Марвиль, как бы пораженный внезапной мыслью.
— Петушиный Рыцарь не обкрадывал, не грабил, не нападал на дома мещан или простолюдинов. Он никогда не совершал преступлений против людей этих классов общества.
— Да, только богатые буржуа и дворяне подвергались его нападениям.
— Причем не все дворяне, к некоторым он питает глубокое уважение, другим даже старается быть полезен… Доказательством служит история с виконтом де Таванном.
— Все это очень странно! — сказал де Марвиль. — Этот человек совершает самые бесстыдные преступления, ведет переговоры со своими жертвами, защищает одних, наказывает других, помогает первым, насмехается над вторыми, ловко уклоняется от розыска, а бывает везде.
— Очень странно, — кивнул Беррье в знак согласия.
— И все же мы должны победить его.
— Самый верный ключ к успеху заключается в награде, обещанной тому, кто выдаст разбойника. Она может прельстить кого-нибудь из его окружения.
— Согласен.
Начальник полиции взял письмо Петушиного Рыцаря и положил в карман.
— Сегодня вечером я вернусь в Версаль и покажу это письмо королю.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Фейдо.
— Час и пять минут.
— Из Версаля в Париж, — прибавил кучер со вздохом, — мои лошади не выдержат такой езды в такую погоду и по обледеневшей дороге.
Между тем де Марвиль миновал переднюю, гостиную, кабинет своих секретарей, как ураган, не встречающий препятствий. При его появлении все чиновники поспешно вставали, глядя на начальника полиции с беспокойством и страхом. Фейдо де Марвиль действительно был разгневан не на шутку. Он вошел в свой кабинет, громко хлопнул дверью, бросил шляпу на стул, плащ швырнул на пол и, оттолкнув его ногой, начал ходить по кабинету, пожимая плечами.
Де Марвилю было около сорока лет. Он был умен, честен и принадлежал к очень хорошей фамилии. Вот уже пять лет занимал он должность начальника полиции до этого дня, когда вернулся из Версаля в свой кабинет в Париже.
Де Марвиль с силой дернул за шнурок колокольчика, висевший над его бюро. Явился посыльный.
— Позвать секретаря, — приказал начальник полиции властным тоном.
Посыльный исчез. Секретарь, которого потребовал Фейдо, был вторым лицом в полиции после де Марвиля. Его звали Беррье. Ему было лет тридцать пять. Он был одарен умом и тонкостью, которые ценил Фейдо, а впоследствии оценил еще больше и король французский.
Беррье вошел в кабинет начальника полиции, и тот протянул ему руку.
— То, что вы предвидели, случилось, — сказал Фейдо. Беррье посмотрел на него.
— Король? — спросил он.
— В бешенстве и не скрыл от меня своего гнева.
— Значит, пора действовать.
— Безотлагательно! Я скакал что есть духу, чтобы поспеть сюда вовремя.
— Я позову Деланда, Жакобера, Леду, Нуара, Армана и Ледюка. Это самые надежные наши люди.
Начальник полиции согласно кивнул. Беррье дважды дернул за шнурки трех разных колокольчиков. Не прошло и минуты, как шесть человек, совершенно не похожих друг на друга ни внешним видом, ни возрастом, вошли в кабинет Фейдо.
— Встаньте здесь, — сказал начальник полиции. Вошедшие расположились полукругом. Беррье встал у камина.
— Вам хочется попасть на виселицу? — резко начал Фейдо. — Нет? Я это угадываю по выражению ваших лиц. Однако сейчас, когда я с вами говорю, веревка, на которой вас вздернут, может быть, уже свита.
Все шестеро посмотрели на начальника полиции, потом переглянулись с выражением беспокойства и непонимания. Один из них сделал шаг вперед: это был человек невысокого роста, с острым носом и подбородком.
— Ваше превосходительство обвиняет нас? — спросил он, поклонившись.
— Обвиняю!
— В чем же?
— В том, что вы скверно выполняете свои обязанности! Вот уже шесть месяцев, как каждый из вас шестерых обещает мне каждое утро предать Петушиного Рыцаря в руки правосудия, а разбойник еще до сих пор на свободе!
Полицейский агент, выступивший вперед, опять поклонился и сказал:
— Когда мы обещали вашему превосходительству выдать Петушиного Рыцаря, мы думали, что сможем исполнить наши обещания. Для того чтобы захватить этого разбойника, мы сделали все, что только преданные агенты в состоянии сделать.
— Нет, вы не все сделали, потому что не добились результата! Петушиный Рыцарь — человек, стало быть, его поймать можно. Его величество Людовик XV, наш возлюбленный король, отдал мне приказание захватить этого человека не позднее, чем через десять дней. Я вам отдаю такое же приказание. Если Петушиный Рыцарь будет на свободе 10 февраля — вы будете повешены.
Шестеро агентов выслушали эту угрозу, не проронив ни слова.
— Если же, — продолжал Фейдо после довольно продолжительного молчания, — кто-либо из вас поможет мне захватить этого разбойника, то получит награду в двести золотых луидоров.
Лица агентов тотчас прояснились. У всех на губах появилась улыбка. Все шестеро сделали движение, показывавшее желание тотчас приняться за дело, но их удержало чувство повиновения.
— Идите, — сказал Фейдо, — и помните, что я буквально сдержу данное вам слово: виселица или золото.
Агенты низко поклонились и вышли из кабинета.
— Удастся ли им? — спросил Фейдо у Беррье.
— Они поставлены в такое положение, что сделают все возможное для достижения поставленной задачи — в этом нет сомнений.
— Дайте знать всем нашим людям, чтобы они удвоили бдительность. От успеха этого дела зависит, останемся ли мы все на своих местах, потому что я понял, Беррье, совершенно точно понял, что, если я не захвачу Петушиного Рыцаря в назначенный срок, король лишит меня должности! Я поставлен в безвыходное положение. При таких обстоятельствах не могу же я подать в отставку, ссылаясь на то, что не смог захватить главаря разбойников. А если я не успею захватить этого человека — я, безусловно, потеряю место. Я должен исполнить предписание короля, Беррье, должен!
— Мы сделаем все для того, чтобы добиться результата.
Фейдо сел к столу и стал быстро писать.
— Пошлите этот циркуляр всем инспекторам полиции в Париже, — сказал он, вставая и подавая бумагу Беррье, — тут обещана награда в сто пистолей и место с жалованьем в две тысячи тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря. Пусть разошлют это объявление по всем кварталам, по всем улицам. Тот полицейский, чьими стараниями будет арестован Петушиный Рыцарь, получит в награду двести луидоров.
— Я иду в секретариат. — сказал Беррье, взяв бумагу.
— Возвращайтесь скорее, нам надо обсудить все меры, какие мы только можем принять.
Беррье покинул кабинет. Фейдо подошел к бюро, вынул оттуда пачку бумаг и быстро просмотрел их.
— Более двухсот замков ограблено менее чем за два года! Семьдесят замков сожжено, из них одиннадцать — герцогских. Сто пятьдесят три человека убиты… а виновник всех этих преступлений остается безнаказанным! Король прав… Но что предпринять? Я все пустил в ход… и без всякого толку! Этот Петушиный Рыцарь был трижды арестован: в Лионе, в Суассоне и в Орлеане, и каждый раз спасался бегством — и нельзя было ни объяснить, ни угадать, как он ухитрился скрыться!
Де Марвиль большими шагами ходил по кабинету.
— Надо поймать этого человека. Король изъявил свою волю. Провал этого дела — моя погибель… погибель безвозвратная, если только мадам д'Эстрад…
Он остановился и глубоко задумался.
— Король находит ее все более и более очаровательной… Место, оставшееся свободным после смерти мадам де Шатору, еще не занято! Фаворитка… Какой степени влияния может она достичь благодаря моим советам? И какой высоты смогу достичь я сам? Тогда безразлично, схвачу я Петушиного Рыцаря в назначенный срок или нет…
Де Марвиль продолжал размышлять.
— Я должен повидать герцога де Ришелье, — сказал он с видом человека, вдруг принявшего решение.
Беррье вернулся, держа в руке бумагу.
— Распоряжения сделаны, — сказал он. — Инспекторы оповещены. Вот второй рапорт о грабеже особняка графа де Шароле в прошлую ночь.
— В нем то же, что и в протоколе?
— То же… только с небольшим добавлением.
— Каким именно?
— С письмом, написанным рукой Петушиного Рыцаря и им лично подписанным. Оно найдено в комнате графа. О существовании этого письма сначала не было известно, почему оно и не было при протоколе, поданном королю.
— Письмо при вас?
— Вот оно.
Фейдо посмотрел на Беррье, потом стал читать вслух:
— «Любезный кузен!
Мы имеем право называть друг друга таким образом потому, что оба принцы крови… которую мы проливаем.
Только я убиваю людей могущественных и сильных и мужественно сражаюсь сам. А вы для удовлетворения ваших низменных инстинктов убиваете несчастных, которые не могут постоять за себя. Вы расставляете засады и нападаете самым подлым образом. Вот уже в третий раз я сталкиваюсь с вами, мой любезный и ненавистный кузен.
Первый раз, пять лет тому назад, когда вы не смогли восторжествовать над добродетелью честной женщины, вы убили своими руками ее мужа, вашего камердинера. Я ограбил ваш замок Амсианвиль и увез бедную женщину, которую поместил в надежное убежище, так чтобы вы никогда не смогли ее увидеть.
Во второй раз — после убийства мадам де Сен-Сюльпи, которую вы сожгли заживо. В ночь, последовавшую за этим убийством, ваша карета опрокинулась, вас схватили люди, которых вы не успели рассмотреть, и посадили в яму, наполненную нечистотами. Эти люди исполняли мои приказы.
Наконец, мы встретились в третий раз. Так как ваш особняк находится вблизи монастыря гостеприимных сестер Сен-Жерве, которых вы осмеливались из своих окон каждый день оскорблять, я сжег ваш особняк, чтобы освободить их от вашего присутствия. Если же вы отстроите особняк, я снова сожгу его. Но, предупреждаю: я подожгу его тогда, когда вы будете дома, чтобы в полной мере оказать вам честь.
Так как вы брат герцога де Бурбона, то защищены от гнева короля. Но у Петушиного Рыцаря нет причин вас щадить. Такому разбойнику, как я, прилично наказывать такого дворянина, как вы.
На этом заканчиваю, подлый и гнусный кузен. Да замучит вас дьявол.
Петушиный Рыцарь».
— Это письмо нашли в комнате графа де Шароле? — продолжал Фейдо.
— Да.
— А принц читал его?
— Нет, он находился в отъезде, и я нашел это письмо в жестяном ящике, обложенном внутри тонким асбестом. Оно было обнаружено после вашего отъезда в Версаль, когда я отправился осматривать замок. Этот ящик стоял на обуглившемся столе.
Начальник полиции положил письмо на бюро.
— Кроме этого, в рапорте нет иных изменений?
— Никаких. В рапорте говорится, как и в протоколе, что пожар начался утром в половине шестого с неслыханной силой и со всех сторон одновременно. Прибыли дозорные, начался страшный шум. Между солдатами и разбойниками завязалась драка. Все до единого разбойники скрылись. Мы выяснили, что особняк был полностью разграблен еще до пожара. Всех слуг схватили в одно и то же время, связали и посадили в комнату швейцара, ни один из них не был ранен или даже ушиблен.
— Этот Петушиный Рыцарь истинный дьявол, — сказал начальник полиции, глядя на письмо.
— Вот что странно, и вы, наверное, это заметили, — продолжал секретарь, понизив голос, — Петушиный Рыцарь нападает только на тех знатных вельмож, чья общественная и частная жизнь подает повод к злословию.
— Так и есть, — согласился де Марвиль, как бы пораженный внезапной мыслью.
— Петушиный Рыцарь не обкрадывал, не грабил, не нападал на дома мещан или простолюдинов. Он никогда не совершал преступлений против людей этих классов общества.
— Да, только богатые буржуа и дворяне подвергались его нападениям.
— Причем не все дворяне, к некоторым он питает глубокое уважение, другим даже старается быть полезен… Доказательством служит история с виконтом де Таванном.
— Все это очень странно! — сказал де Марвиль. — Этот человек совершает самые бесстыдные преступления, ведет переговоры со своими жертвами, защищает одних, наказывает других, помогает первым, насмехается над вторыми, ловко уклоняется от розыска, а бывает везде.
— Очень странно, — кивнул Беррье в знак согласия.
— И все же мы должны победить его.
— Самый верный ключ к успеху заключается в награде, обещанной тому, кто выдаст разбойника. Она может прельстить кого-нибудь из его окружения.
— Согласен.
Начальник полиции взял письмо Петушиного Рыцаря и положил в карман.
— Сегодня вечером я вернусь в Версаль и покажу это письмо королю.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Фейдо.
X
Жакобер
Дверь отворилась, и в кабинет медленно вошел человек, походивший на призрак или тень. Он поклонился де Марвилю.
— Что вам, Жакобер? — спросил начальник полиции.
Жакобер был одним из шести людей, с которыми Фейдо только что говорил. Прежде чем ответить, агент бросил вокруг себя быстрый и проницательный взгляд; убедившись, что оказался наедине с начальником полиции и его секретарем, он поклонился вторично.
— Ваше превосходительство говорили о Петушином Рыцаре? — спросил он.
— Да, — отвечал Фейдо.
— Ваше превосходительство назначили десять дней, чтобы выдать его?
— И ни минутой больше.
— И тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря через десять дней, вы, ваше превосходительство, заплатите двести луидоров?
— Без сомнения. Ведь я обещал эту сумму вам, Деланду, Леду, Нуару, Арману и Ледюку.
— Да. А что вы, ваше превосходительство, пожалуете тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря сегодня же ночью?
Фейдо сделал шаг к агенту и переспросил:
— Тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря сегодня ночью?
— Да, ваше превосходительство.
— Я удвою сумму!
— А что получит тот, кто выдаст не только Петушиного Рыцаря, но и все секреты его шайки?
— Тысячу луидоров.
Жакобер поклонился в третий раз.
— Нынешней ночью, — сказал он, — я выдам Петушиного Рыцаря и его секреты.
— Ты? — удивился Фейдо, быстро переглянувшись с Беррье.
— Я, — ответил агент.
— Ты знаешь, где найти Петушиного Рыцаря?
— Знаю.
— Если ты знаешь, почему ты раньше этого не сказал? — спросил секретарь.
— Я это узнал только прошлой ночью.
— Каким образом? Объясни! Я хочу знать все!
— Ваше превосходительство, — продолжал Жакобер, — вот что случилось за эти шесть дней. Мне было поручено дежурство на улицах Английской, Ореховой и Бернардинской, и я расположил свою главную квартиру на площади Мобер. Мои подчиненные каждый вечер приходили ко мне с донесениями в комнату на первом этаже углового дома, выходящего на площадь и на улицу Потерянную. Наблюдая за всем вокруг, я заметил то, чего никто не замечал до сих пор: на самой площади, на углу улицы Галанд, есть дом, окна и двери которого постоянно заперты.
— Дом с кирпичным крыльцом? — спросил Беррье.
— Именно, господин секретарь.
— Продолжай.
— Очевидно, дом необитаем, а между тем к нему не прибито объявление. С другой стороны, я приметил, что люди подозрительной наружности приходили в определенные часы, обычно после наступления ночи; эти люди останавливались у дверей, стучались и входили, но ни один из них обратно не вышел.
— Как? — удивился Фейдо. — Никто не вышел?
— Никто.
— Выходит, они исчезли?
— По крайней мере, на время. Но на другой день я видел, как те же самые люди, которых я видел накануне, снова входили туда.
— Значит, дом имеет два выхода.
— Нет, ваше превосходительство. Я внимательно изучил это место. Дом имеет только один вход с улицы Галанд и площади Мобер. Он находится у Кармелитского аббатства, и дома по правую и по левую его сторону не сообщаются друг с другом — я в этом удостоверился.
— Однако, — сказал Беррье, — куда могли деваться те люди?
— Этого я не знал еще вчера, а узнал только прошлой ночью. Эти постоянные визиты в одни те же часы показались мне странными, и я изучал их с чрезвычайным вниманием. Я стал замечать, что эти люди приходили по двое; я их подстерегал, подслушивал: они говорили на воровском жаргоне, который мне знаком. Среди них я узнал Исаака, бывшего в шайке Флорана и не знавшего, что я теперь нахожусь на службе в полиции. Я решился. На другой день (это было в восемь часов вечера) я переоделся и пошел в трактир, смежный с таинственным домом. Я притворился пьяным, но не спускал глаз с запертого дома.
Пробило восемь. Ночь была очень темная. Я узнал Исаака и его друга, проходивших мимо трактира. Я стоял в дверях и пел; он меня узнал. Я предложил возобновить нашу прежнюю дружбу — он согласился. Он вошел в трактир со своим другом, мы распили несколько бутылок. Начались признания.
— Что ты делаешь? — спросил он меня.
— Ищу работу.
— Иди к нам!
— А что значит — к нам?
— Хочешь, я тебя представлю сегодня тетушке Леонарде? Ты узнаешь все.
— Хорошо, — сказал я, — я тебе верю.
Мы пошли к дому. Он постучался особенным образом — дверь отворилась, мы вошли и оказались в узком сыром коридоре, плохо освещенном сальной свечкой. В конце коридора Исаак обратился к своему спутнику:
— Пойдем наверх или вниз?
— Вниз, — ответил тот. — Внизу веселее.
Мы спустились в подземелье под площадью Мобер, о существовании которого не подозревает никто. Там за столами сидело множество людей, которые ели, пили, играли и пели. Я изрядно струсил и боялся, что меня узнают. Но, к счастью, я так удачно переоделся, что этого не случилось.
Худая старуха, похожая на скелет, прислуживала гостям. Я смешался с толпой. Исаак со своим товарищем оставили меня. Старуха, которую все собравшиеся называли Леонардой, подошла ко мне.
— Ты здесь в первый раз? — спросила она.
— Да, — отвечал я.
— Кто тебя привел?
— Исаак и его друг Зеленая Голова!
— Не принят?
— Пока нет.
— Будешь представлен нынче ночью. Ты давно в Париже?
— Три дня.
— Откуда родом?
— Из Нормандии.
— В какой был шайке?
— В шайке Флорана.
— У тебя есть пароли?
Я тотчас вынул из кармана все знаки, какие должны были убедить ее и которые Флоран дал мне, когда я приехал в Париж.
— Иди вперед! — велела она мне.
Я вошел в ярко освещенный зал и увидел там людей, настолько хорошо одетых, что их невозможно было узнать. Позвали Исаака и Зеленую Голову, которые поручились за меня. Тогда я был принят и записан, мне дали имя и внесли меня в книгу. Я сделался членом этого общества. Все шло хорошо. Наконец, я захотел уйти. Я вышел, но не мог найти дороги к двери, в которую вошел. А ведь я все хорошо рассмотрел, мне казалось, что я легко найду выход, но не тут-то было. Я решил отыскать старуху Леонарду и спросить ее, как мне выйти.
— Здесь никто не возвращается назад, — сказала она мне, — здесь все идут вперед. Пойдем, я тебя провожу.
Старуха взяла меня за руку, и мы вышли из зала в темный коридор. Она завязала мне глаза, мы долго поднимались и спускались по лестницам в совершенной темноте. Я покорно шел с завязанными глазами и, наконец, услышал, как открылась дверь. Струя холодного воздуха хлынула мне в лицо, повязка упала, и я очутился напротив монастыря Святого Иоанна Латранского, а возле меня стояли Исаак и Зеленая Голова.
— Ты вышел напротив этого монастыря? — удивился Беррье. — А вошел с площади Мобер?
— Да, на углу улицы Галанд.
— Но от угла улицы Галанд и площади Мобер до монастыря Святого Иоанна Латранского несколько десятков домов!
— Следовательно, под этими домами проложен подземный ход. Продолжай, — обратился Фейдо к Жакоберу.
— Я хотел оставить моих товарищей, — продолжал агент. — Исаак взял меня под руку, говоря, что он и Зеленая Голова проводят меня до моей квартиры. Я понял их намерение и повел в комнату на Пробитой улице. Все, что они там увидели, могло их убедить, что я сказал им правду. Исаак выглядел довольным.
— Ты будешь хорошим товарищем, — сказал он, — и завтра тебя испытают.
— Завтра? — спросил я. — Где? Когда? Как?
— В восемь часов на площади Мобер, в трактире, а потом перед Петушиным Рыцарем!
Не дав мне ответить, он ушел вместе с Зеленой Головой. С этой минуты я не видел никого, но принял такие меры предосторожности, что теперь, когда я говорю с вами, ваше превосходительство, уверен, что, какую засаду ни расставили бы под моими ногами, обо мне не знают ничего. Сегодня утром я три раза переодевался и перекрашивал лицо.
— А сегодня вечером, — спросил начальник полиции, — ты пойдешь в трактир на площади Мобер?
— Пойду.
Беррье многозначительно взглянул на начальника полиции.
— Пройди в кабинет № 7 и жди, — сказал начальник полиции агенту, — через десять минут ты получишь мои распоряжения.
— Что вам, Жакобер? — спросил начальник полиции.
Жакобер был одним из шести людей, с которыми Фейдо только что говорил. Прежде чем ответить, агент бросил вокруг себя быстрый и проницательный взгляд; убедившись, что оказался наедине с начальником полиции и его секретарем, он поклонился вторично.
— Ваше превосходительство говорили о Петушином Рыцаре? — спросил он.
— Да, — отвечал Фейдо.
— Ваше превосходительство назначили десять дней, чтобы выдать его?
— И ни минутой больше.
— И тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря через десять дней, вы, ваше превосходительство, заплатите двести луидоров?
— Без сомнения. Ведь я обещал эту сумму вам, Деланду, Леду, Нуару, Арману и Ледюку.
— Да. А что вы, ваше превосходительство, пожалуете тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря сегодня же ночью?
Фейдо сделал шаг к агенту и переспросил:
— Тому, кто выдаст Петушиного Рыцаря сегодня ночью?
— Да, ваше превосходительство.
— Я удвою сумму!
— А что получит тот, кто выдаст не только Петушиного Рыцаря, но и все секреты его шайки?
— Тысячу луидоров.
Жакобер поклонился в третий раз.
— Нынешней ночью, — сказал он, — я выдам Петушиного Рыцаря и его секреты.
— Ты? — удивился Фейдо, быстро переглянувшись с Беррье.
— Я, — ответил агент.
— Ты знаешь, где найти Петушиного Рыцаря?
— Знаю.
— Если ты знаешь, почему ты раньше этого не сказал? — спросил секретарь.
— Я это узнал только прошлой ночью.
— Каким образом? Объясни! Я хочу знать все!
— Ваше превосходительство, — продолжал Жакобер, — вот что случилось за эти шесть дней. Мне было поручено дежурство на улицах Английской, Ореховой и Бернардинской, и я расположил свою главную квартиру на площади Мобер. Мои подчиненные каждый вечер приходили ко мне с донесениями в комнату на первом этаже углового дома, выходящего на площадь и на улицу Потерянную. Наблюдая за всем вокруг, я заметил то, чего никто не замечал до сих пор: на самой площади, на углу улицы Галанд, есть дом, окна и двери которого постоянно заперты.
— Дом с кирпичным крыльцом? — спросил Беррье.
— Именно, господин секретарь.
— Продолжай.
— Очевидно, дом необитаем, а между тем к нему не прибито объявление. С другой стороны, я приметил, что люди подозрительной наружности приходили в определенные часы, обычно после наступления ночи; эти люди останавливались у дверей, стучались и входили, но ни один из них обратно не вышел.
— Как? — удивился Фейдо. — Никто не вышел?
— Никто.
— Выходит, они исчезли?
— По крайней мере, на время. Но на другой день я видел, как те же самые люди, которых я видел накануне, снова входили туда.
— Значит, дом имеет два выхода.
— Нет, ваше превосходительство. Я внимательно изучил это место. Дом имеет только один вход с улицы Галанд и площади Мобер. Он находится у Кармелитского аббатства, и дома по правую и по левую его сторону не сообщаются друг с другом — я в этом удостоверился.
— Однако, — сказал Беррье, — куда могли деваться те люди?
— Этого я не знал еще вчера, а узнал только прошлой ночью. Эти постоянные визиты в одни те же часы показались мне странными, и я изучал их с чрезвычайным вниманием. Я стал замечать, что эти люди приходили по двое; я их подстерегал, подслушивал: они говорили на воровском жаргоне, который мне знаком. Среди них я узнал Исаака, бывшего в шайке Флорана и не знавшего, что я теперь нахожусь на службе в полиции. Я решился. На другой день (это было в восемь часов вечера) я переоделся и пошел в трактир, смежный с таинственным домом. Я притворился пьяным, но не спускал глаз с запертого дома.
Пробило восемь. Ночь была очень темная. Я узнал Исаака и его друга, проходивших мимо трактира. Я стоял в дверях и пел; он меня узнал. Я предложил возобновить нашу прежнюю дружбу — он согласился. Он вошел в трактир со своим другом, мы распили несколько бутылок. Начались признания.
— Что ты делаешь? — спросил он меня.
— Ищу работу.
— Иди к нам!
— А что значит — к нам?
— Хочешь, я тебя представлю сегодня тетушке Леонарде? Ты узнаешь все.
— Хорошо, — сказал я, — я тебе верю.
Мы пошли к дому. Он постучался особенным образом — дверь отворилась, мы вошли и оказались в узком сыром коридоре, плохо освещенном сальной свечкой. В конце коридора Исаак обратился к своему спутнику:
— Пойдем наверх или вниз?
— Вниз, — ответил тот. — Внизу веселее.
Мы спустились в подземелье под площадью Мобер, о существовании которого не подозревает никто. Там за столами сидело множество людей, которые ели, пили, играли и пели. Я изрядно струсил и боялся, что меня узнают. Но, к счастью, я так удачно переоделся, что этого не случилось.
Худая старуха, похожая на скелет, прислуживала гостям. Я смешался с толпой. Исаак со своим товарищем оставили меня. Старуха, которую все собравшиеся называли Леонардой, подошла ко мне.
— Ты здесь в первый раз? — спросила она.
— Да, — отвечал я.
— Кто тебя привел?
— Исаак и его друг Зеленая Голова!
— Не принят?
— Пока нет.
— Будешь представлен нынче ночью. Ты давно в Париже?
— Три дня.
— Откуда родом?
— Из Нормандии.
— В какой был шайке?
— В шайке Флорана.
— У тебя есть пароли?
Я тотчас вынул из кармана все знаки, какие должны были убедить ее и которые Флоран дал мне, когда я приехал в Париж.
— Иди вперед! — велела она мне.
Я вошел в ярко освещенный зал и увидел там людей, настолько хорошо одетых, что их невозможно было узнать. Позвали Исаака и Зеленую Голову, которые поручились за меня. Тогда я был принят и записан, мне дали имя и внесли меня в книгу. Я сделался членом этого общества. Все шло хорошо. Наконец, я захотел уйти. Я вышел, но не мог найти дороги к двери, в которую вошел. А ведь я все хорошо рассмотрел, мне казалось, что я легко найду выход, но не тут-то было. Я решил отыскать старуху Леонарду и спросить ее, как мне выйти.
— Здесь никто не возвращается назад, — сказала она мне, — здесь все идут вперед. Пойдем, я тебя провожу.
Старуха взяла меня за руку, и мы вышли из зала в темный коридор. Она завязала мне глаза, мы долго поднимались и спускались по лестницам в совершенной темноте. Я покорно шел с завязанными глазами и, наконец, услышал, как открылась дверь. Струя холодного воздуха хлынула мне в лицо, повязка упала, и я очутился напротив монастыря Святого Иоанна Латранского, а возле меня стояли Исаак и Зеленая Голова.
— Ты вышел напротив этого монастыря? — удивился Беррье. — А вошел с площади Мобер?
— Да, на углу улицы Галанд.
— Но от угла улицы Галанд и площади Мобер до монастыря Святого Иоанна Латранского несколько десятков домов!
— Следовательно, под этими домами проложен подземный ход. Продолжай, — обратился Фейдо к Жакоберу.
— Я хотел оставить моих товарищей, — продолжал агент. — Исаак взял меня под руку, говоря, что он и Зеленая Голова проводят меня до моей квартиры. Я понял их намерение и повел в комнату на Пробитой улице. Все, что они там увидели, могло их убедить, что я сказал им правду. Исаак выглядел довольным.
— Ты будешь хорошим товарищем, — сказал он, — и завтра тебя испытают.
— Завтра? — спросил я. — Где? Когда? Как?
— В восемь часов на площади Мобер, в трактире, а потом перед Петушиным Рыцарем!
Не дав мне ответить, он ушел вместе с Зеленой Головой. С этой минуты я не видел никого, но принял такие меры предосторожности, что теперь, когда я говорю с вами, ваше превосходительство, уверен, что, какую засаду ни расставили бы под моими ногами, обо мне не знают ничего. Сегодня утром я три раза переодевался и перекрашивал лицо.
— А сегодня вечером, — спросил начальник полиции, — ты пойдешь в трактир на площади Мобер?
— Пойду.
Беррье многозначительно взглянул на начальника полиции.
— Пройди в кабинет № 7 и жди, — сказал начальник полиции агенту, — через десять минут ты получишь мои распоряжения.