Страница:
— Многие попали в немилость и были изгнаны.
— Вот именно! Но это не должно повториться на сей раз.
— Как, герцог, вы боитесь…
— Я боюсь, любезный де Марвиль, что король может рассердиться на меня за советы, которые я ей давал. Самые добрые намерения можно перетолковать в дурную сторону.
— Это правда. Но чего же вы хотите?
— Вы не понимаете?
— Догадываюсь. Но я предпочел бы, чтобы вы объяснились прямо, и я бы смог тогда оказать вам услугу.
— Я хочу, чтобы, прежде чем печати будут сняты и король прикажет принести ему портфель герцогини, мои письма оказались в моих руках.
Фейдо покачал головой.
— Это очень трудно, — сказал он.
— Трудно, но возможно.
— Как же поступить?
— Это ваша забота, любезный друг. Я ничего вам не советую, я только выражаю мое желание. Вы сами должны сообразить, можете ли вы обеспечить мое спокойствие. Теперь оставим это и перейдем к делу Сабины Даже, которое так вас беспокоит. Девочка просто очаровательна и как раз годилась бы для короля.
— Вы думаете, герцог? — спросил начальник полиции, вздрогнув.
— Я думаю, мой милый, что из этого скверного дела может выйти нечто воистину великолепное. Король очень скучает. После смерти герцогини сердце его не занято. Пора его величеству найти себе развлечение. Вы не находите?
— Совершенно согласен с вами.
— Дело Сабины произведет большой шум. Ему можно придать самый необыкновенный вид. Король, очевидно, пожелает ее видеть. Она очень хороша собой…
— Дочь парикмахера, — пробормотал начальник полиции.
— Ба! Король предпочитает разнообразие, ему наскучила любовь знатных дам.
— Неужели?
— Любезный друг, подумайте о том, что я вам сказал, вылечите скорее Сабину Даже и учтите, что место герцогини де Шатору не может долго оставаться вакантным.
Карета остановилась, и лакей отворил дверцу.
— Вот калитка сада вашего особняка, — продолжал герцог. — До свидания, любезный де Марвиль.
Начальник полиции вышел, дверца захлопнулась, и карета уехала. Де Марвиль осмотрелся вокруг. Он стоял на бульваре, эта часть Парижа была совершенно пуста. Напротив была калитка. Он вынул из кармана ключ и вложил в замок. В эту минуту подошел какой-то человек.
— Милостивый государь, — обратился он к Фейдо. Начальник полиции узнал Жильбера, которого видел в комнате Сабины Даже.
— Что вам угодно от меня? — спросил он.
— Поговорить. Я следовал за вами с тех пор, как вы ушли от Даже.
— О чем вы хотите поговорить?
— Я хотел спросить вас, какой причине приписываете вы это ужасное злодеяние? Кто мог его совершить?
— Я не готов вам ответить сейчас, сударь.
— Позвольте мне поговорить с вами откровенно. Я люблю Сабину… Я люблю ее всеми силами моего сердца и души. Только она и моя сестра привязывают меня к жизни. Кто осмелился покуситься на жизнь Сабины и зачем — вот что я должен узнать во что бы то ни стало!
Жильбер произнес последние слова с таким напором и уверенностью, что начальник полиции пристально на него взглянул.
— Я употреблю все силы, чтобы раскрыть тайну, — продолжал Жильбер, — а теперь, господин начальник полиции, прошу вас предоставить мне возможность иметь самые точные сведения об этом деле.
— Сходите к комиссарам, и вам будут сообщать сведения каждый день.
— Нет, я хочу иметь дело только с вами.
— Со мной?
— С вами. Два раза днем и два раза ночью я буду проходить по этому бульвару мимо этой двери: в полночь, в полдень, в три часа и в семь часов. Когда у вас будут какие-нибудь сведения для меня, я буду у вас под рукой, и я сам, если буду в состоянии, стану сообщать вам все, что узнаю об этом деле. Не удивляйтесь моим словам, я совсем не таков, каким кажусь. Взамен услуги, которую вы мне окажете, я окажу вам услугу более значительную.
— Услугу? Мне? — с удивлением спросил начальник полиции. — Позвольте спросить какую?
— Я сведу вас лицом к лицу с Петушиным Рыцарем.
— Лицом к лицу с Петушиным Рыцарем! — повторил, вздрогнув, Фейдо. — И где же?
— В вашем особняке, в вашем кабинете.
— Берегитесь, милостивый государь! Опасно шутить таким образом с таким человеком, как я.
— Клянусь жизнью Сабины, я говорю серьезно!
— И когда вы сведете меня лицом к лицу с Петушиным Рыцарем?
— В тот самый день, когда я узнаю, кто ранил Сабину.
— А если я это узнаю через час?
— Вы через час увидите Петушиного Рыцаря в вашем особняке.
В ответе звучала такая самоуверенность, что начальник полиции, по-видимому, поверил, однако невольное сомнение мелькнуло в его голове.
— Еще раз повторяю вам, — сказал он, — со мной не шутите. Я жестоко накажу вас.
Жильбер перенес без смущения взгляд начальника полиции, взгляд, от которого трепетали многие.
— Приходите каждый день и каждую ночь в часы, назначенные вами, — продолжал Фейдо. — Когда я захочу говорить с вами, дам вам знать. — С этими словами начальник полиции вошел в свой сад.
XIV
XV
XVI
— Вот именно! Но это не должно повториться на сей раз.
— Как, герцог, вы боитесь…
— Я боюсь, любезный де Марвиль, что король может рассердиться на меня за советы, которые я ей давал. Самые добрые намерения можно перетолковать в дурную сторону.
— Это правда. Но чего же вы хотите?
— Вы не понимаете?
— Догадываюсь. Но я предпочел бы, чтобы вы объяснились прямо, и я бы смог тогда оказать вам услугу.
— Я хочу, чтобы, прежде чем печати будут сняты и король прикажет принести ему портфель герцогини, мои письма оказались в моих руках.
Фейдо покачал головой.
— Это очень трудно, — сказал он.
— Трудно, но возможно.
— Как же поступить?
— Это ваша забота, любезный друг. Я ничего вам не советую, я только выражаю мое желание. Вы сами должны сообразить, можете ли вы обеспечить мое спокойствие. Теперь оставим это и перейдем к делу Сабины Даже, которое так вас беспокоит. Девочка просто очаровательна и как раз годилась бы для короля.
— Вы думаете, герцог? — спросил начальник полиции, вздрогнув.
— Я думаю, мой милый, что из этого скверного дела может выйти нечто воистину великолепное. Король очень скучает. После смерти герцогини сердце его не занято. Пора его величеству найти себе развлечение. Вы не находите?
— Совершенно согласен с вами.
— Дело Сабины произведет большой шум. Ему можно придать самый необыкновенный вид. Король, очевидно, пожелает ее видеть. Она очень хороша собой…
— Дочь парикмахера, — пробормотал начальник полиции.
— Ба! Король предпочитает разнообразие, ему наскучила любовь знатных дам.
— Неужели?
— Любезный друг, подумайте о том, что я вам сказал, вылечите скорее Сабину Даже и учтите, что место герцогини де Шатору не может долго оставаться вакантным.
Карета остановилась, и лакей отворил дверцу.
— Вот калитка сада вашего особняка, — продолжал герцог. — До свидания, любезный де Марвиль.
Начальник полиции вышел, дверца захлопнулась, и карета уехала. Де Марвиль осмотрелся вокруг. Он стоял на бульваре, эта часть Парижа была совершенно пуста. Напротив была калитка. Он вынул из кармана ключ и вложил в замок. В эту минуту подошел какой-то человек.
— Милостивый государь, — обратился он к Фейдо. Начальник полиции узнал Жильбера, которого видел в комнате Сабины Даже.
— Что вам угодно от меня? — спросил он.
— Поговорить. Я следовал за вами с тех пор, как вы ушли от Даже.
— О чем вы хотите поговорить?
— Я хотел спросить вас, какой причине приписываете вы это ужасное злодеяние? Кто мог его совершить?
— Я не готов вам ответить сейчас, сударь.
— Позвольте мне поговорить с вами откровенно. Я люблю Сабину… Я люблю ее всеми силами моего сердца и души. Только она и моя сестра привязывают меня к жизни. Кто осмелился покуситься на жизнь Сабины и зачем — вот что я должен узнать во что бы то ни стало!
Жильбер произнес последние слова с таким напором и уверенностью, что начальник полиции пристально на него взглянул.
— Я употреблю все силы, чтобы раскрыть тайну, — продолжал Жильбер, — а теперь, господин начальник полиции, прошу вас предоставить мне возможность иметь самые точные сведения об этом деле.
— Сходите к комиссарам, и вам будут сообщать сведения каждый день.
— Нет, я хочу иметь дело только с вами.
— Со мной?
— С вами. Два раза днем и два раза ночью я буду проходить по этому бульвару мимо этой двери: в полночь, в полдень, в три часа и в семь часов. Когда у вас будут какие-нибудь сведения для меня, я буду у вас под рукой, и я сам, если буду в состоянии, стану сообщать вам все, что узнаю об этом деле. Не удивляйтесь моим словам, я совсем не таков, каким кажусь. Взамен услуги, которую вы мне окажете, я окажу вам услугу более значительную.
— Услугу? Мне? — с удивлением спросил начальник полиции. — Позвольте спросить какую?
— Я сведу вас лицом к лицу с Петушиным Рыцарем.
— Лицом к лицу с Петушиным Рыцарем! — повторил, вздрогнув, Фейдо. — И где же?
— В вашем особняке, в вашем кабинете.
— Берегитесь, милостивый государь! Опасно шутить таким образом с таким человеком, как я.
— Клянусь жизнью Сабины, я говорю серьезно!
— И когда вы сведете меня лицом к лицу с Петушиным Рыцарем?
— В тот самый день, когда я узнаю, кто ранил Сабину.
— А если я это узнаю через час?
— Вы через час увидите Петушиного Рыцаря в вашем особняке.
В ответе звучала такая самоуверенность, что начальник полиции, по-видимому, поверил, однако невольное сомнение мелькнуло в его голове.
— Еще раз повторяю вам, — сказал он, — со мной не шутите. Я жестоко накажу вас.
Жильбер перенес без смущения взгляд начальника полиции, взгляд, от которого трепетали многие.
— Приходите каждый день и каждую ночь в часы, назначенные вами, — продолжал Фейдо. — Когда я захочу говорить с вами, дам вам знать. — С этими словами начальник полиции вошел в свой сад.
XIV
Затруднительная ситуация
Фейдо де Марвиль не спеша прошел через сад к лестнице, которая вела в его личные апартаменты. Едва он поднялся на последнюю ступеньку, к нему подбежал слуга.
— Его превосходительство министр иностранных дел ждет ваше превосходительство в гостиной.
— Маркиз д'Аржансон? — удивился Фейдо.
— Совершенно верно.
— Давно он приехал?
— Минут пять назад, не более.
Фейдо поспешно прошел в гостиную. Маркиз д'Аржансон действительно ждал его там. Это был человек высокого роста, выражение его лица трудно было бы однозначно описать: в нем смешивались и доброта, и холодность, и робость. Его неуверенность, сутулая осанка и несвязная речь приклеили ему прозвище д'Аржансон-дурак. Не имея внешности умного человека, он, однако, обладал быстротой ума и большой проницательностью. Людовик XV оценил его по достоинству и назначил министром, несмотря на насмешки, сыпавшиеся на маркиза.
Начальник полиции низко поклонился министру иностранных дел, тот ответил вежливым поклоном.
— Крайне сожалею, что заставил вас ждать, — сказал Фейдо, — но я был занят по службе.
— Я также приехал к вам по служебному делу.
— Я к вашим услугам, маркиз.
— Мы сможем поговорить конфиденциально? — спросил д'Аржансон, с беспокойством оглядываясь вокруг.
— Конечно, нас никто не услышит.
— То, что я вам скажу, чрезвычайно важно.
— Я слушаю вас, господин министр.
— Сядьте на диван возле меня.
Фейдо жестом попросил министра подождать, потом подошел к дверям, закрыл их и, сев рядом с министром, сказал:
— Я вас слушаю.
— Любезный месье де Марвиль, я мог бы и не дожидаться вас, поскольку должен был вручить вам только приказание, продиктованное его величеством.
Д'Аржансон вынул из кармана бумагу, сложенную вчетверо, и подал ее начальнику полиции.
— Прочтите, — сказал он.
Фейдо развернул бумагу и прочел: «Предписывается начальнику полиции: сегодня вечером, между десятью и двенадцатью часами, в Париж через Венсенскую заставу въедет почтовый экипаж с двумя извозчиками. Два лакея без ливреи будут стоять на запятках. У этого экипажа коричневый, без герба, кузов и колеса того же цвета с зелеными полосами. В экипаже будет сидеть молодой человек, не говорящий по-французски.
Необходимо принять все меры, чтобы захватить этого человека при въезде в Париж. Установив его личность, отвезти в его же экипаже в полицию, при этом никто не должен садиться вместе с ним, и окна кареты должны быть зашторены.
Особенно следить за тем, чтобы никакая бумага не была выброшена из окна экипажа; самая глубокая тайна должна окружать это дело».
— Это легко выполнить, — сказал Фейдо, закончив читать. — Я сейчас же приму необходимые меры. Но что же мне делать с этим человеком, когда его привезут сюда?
— Этот человек говорит по-польски. Без всякого сомнения, когда его арестуют, он потребует, чтобы его отвезли ко мне для того, чтобы потребовать помощи своего посла; в таком случае привезите его ко мне, в каком бы то ни было часу. Если же он этого не потребует, предупредите меня и держите его в вашем кабинете до моего прихода.
— Это все?
— Спрячьте его бумаги так, чтобы никто их не видел.
— Хорошо.
— О похищении должно быть известно только королю, вам и мне. Используйте опытных и знающих людей для ареста у заставы, потому что от этого зависит их жизнь, ваше место начальника полиции и мой министерский пост.
— Я отдам надлежащие распоряжения и ручаюсь за моих агентов.
— Если так, король останется доволен.
— Да услышит вас Бог, маркиз!
— И еще, — продолжал д'Аржансон тихо. — Королю было бы любопытно знать по некоторым причинам, не известным никому, кроме меня, что делает принц Конти, с кем он чаще видится и не заметно ли в его доме приготовлений к путешествию.
— Я разузнаю об этом.
Маркиз встал.
— Вы меня поняли? — спросил он.
— Совершенно, — отвечал Фейдо.
Министр сделал несколько шагов к дверям, Фейдо пошел провожать его.
— Нет, нет, останьтесь! — с живостью сказал маркиз. — Я приехал инкогнито и запретил говорить кому бы то ни было, что я был здесь. Никто не должен знать о моем посещении. До свидания. Постарайтесь, чтобы его величество остался доволен вашими действиями.
Фейдо поклонился. Министр иностранных дел вышел из гостиной.
Оставшись один, Фейдо прошел в свой кабинет, прижал пружину и отворил секретный ящик, из которого вынул стопку бумаг. Он отнес эти бумаги на свое бюро, открыл другой ящик и вынул два медных трафарета для расшифровки дипломатической корреспонденции. Прикладывая эти трафареты к бумагам, он читал их про себя.
— Так и есть! — прошептал он. — Эти сведения верны. Польская партия хочет свергнуть короля Августа, другая партия хочет призвать на трон короля Станислава, но ей не сладить с саксонским домом. Этим свободолюбивым народом может управлять только принц из рода Бурбонов! Очевидно, этот поляк прислан к принцу де Конти!
Фейдо долго размышлял.
— Одобряет или нет король этот план? — продолжал он рассуждать. — Вот тонкий вопрос… Арестуя этого поляка, друга или врага приобрету я в лице принца де Конти?
Де Марвиль встал и начал ходить по комнате с тревогой и нетерпением. Начальникам французской полиции наряду с прочими заботами, сопряженными с их званием, вменили деликатную обязанность наблюдать за принцами крови и членами королевской фамилии. Не секрет, что как только сами знатные особы видели или угадывали такое к себе внимание, не стесняясь давали это почувствовать тому, кто окружал их столь неприятным надзором.
— Черт побери, — сказал начальник полиции, остановившись, с выражением сильного гнева, — сегодня все соединилось, чтобы осложнить мое существование! Эти непонятные дела Петушиного Рыцаря, это покушение на жизнь дочери Даже, эта новая история с поляком, которая ставит меня в самое щекотливое положение! Что делать? Пора, однако, действовать, — решил Фейдо после минутного молчания.
Он сильно дернул за шнурок звонка.
— Его превосходительство министр иностранных дел ждет ваше превосходительство в гостиной.
— Маркиз д'Аржансон? — удивился Фейдо.
— Совершенно верно.
— Давно он приехал?
— Минут пять назад, не более.
Фейдо поспешно прошел в гостиную. Маркиз д'Аржансон действительно ждал его там. Это был человек высокого роста, выражение его лица трудно было бы однозначно описать: в нем смешивались и доброта, и холодность, и робость. Его неуверенность, сутулая осанка и несвязная речь приклеили ему прозвище д'Аржансон-дурак. Не имея внешности умного человека, он, однако, обладал быстротой ума и большой проницательностью. Людовик XV оценил его по достоинству и назначил министром, несмотря на насмешки, сыпавшиеся на маркиза.
Начальник полиции низко поклонился министру иностранных дел, тот ответил вежливым поклоном.
— Крайне сожалею, что заставил вас ждать, — сказал Фейдо, — но я был занят по службе.
— Я также приехал к вам по служебному делу.
— Я к вашим услугам, маркиз.
— Мы сможем поговорить конфиденциально? — спросил д'Аржансон, с беспокойством оглядываясь вокруг.
— Конечно, нас никто не услышит.
— То, что я вам скажу, чрезвычайно важно.
— Я слушаю вас, господин министр.
— Сядьте на диван возле меня.
Фейдо жестом попросил министра подождать, потом подошел к дверям, закрыл их и, сев рядом с министром, сказал:
— Я вас слушаю.
— Любезный месье де Марвиль, я мог бы и не дожидаться вас, поскольку должен был вручить вам только приказание, продиктованное его величеством.
Д'Аржансон вынул из кармана бумагу, сложенную вчетверо, и подал ее начальнику полиции.
— Прочтите, — сказал он.
Фейдо развернул бумагу и прочел: «Предписывается начальнику полиции: сегодня вечером, между десятью и двенадцатью часами, в Париж через Венсенскую заставу въедет почтовый экипаж с двумя извозчиками. Два лакея без ливреи будут стоять на запятках. У этого экипажа коричневый, без герба, кузов и колеса того же цвета с зелеными полосами. В экипаже будет сидеть молодой человек, не говорящий по-французски.
Необходимо принять все меры, чтобы захватить этого человека при въезде в Париж. Установив его личность, отвезти в его же экипаже в полицию, при этом никто не должен садиться вместе с ним, и окна кареты должны быть зашторены.
Особенно следить за тем, чтобы никакая бумага не была выброшена из окна экипажа; самая глубокая тайна должна окружать это дело».
— Это легко выполнить, — сказал Фейдо, закончив читать. — Я сейчас же приму необходимые меры. Но что же мне делать с этим человеком, когда его привезут сюда?
— Этот человек говорит по-польски. Без всякого сомнения, когда его арестуют, он потребует, чтобы его отвезли ко мне для того, чтобы потребовать помощи своего посла; в таком случае привезите его ко мне, в каком бы то ни было часу. Если же он этого не потребует, предупредите меня и держите его в вашем кабинете до моего прихода.
— Это все?
— Спрячьте его бумаги так, чтобы никто их не видел.
— Хорошо.
— О похищении должно быть известно только королю, вам и мне. Используйте опытных и знающих людей для ареста у заставы, потому что от этого зависит их жизнь, ваше место начальника полиции и мой министерский пост.
— Я отдам надлежащие распоряжения и ручаюсь за моих агентов.
— Если так, король останется доволен.
— Да услышит вас Бог, маркиз!
— И еще, — продолжал д'Аржансон тихо. — Королю было бы любопытно знать по некоторым причинам, не известным никому, кроме меня, что делает принц Конти, с кем он чаще видится и не заметно ли в его доме приготовлений к путешествию.
— Я разузнаю об этом.
Маркиз встал.
— Вы меня поняли? — спросил он.
— Совершенно, — отвечал Фейдо.
Министр сделал несколько шагов к дверям, Фейдо пошел провожать его.
— Нет, нет, останьтесь! — с живостью сказал маркиз. — Я приехал инкогнито и запретил говорить кому бы то ни было, что я был здесь. Никто не должен знать о моем посещении. До свидания. Постарайтесь, чтобы его величество остался доволен вашими действиями.
Фейдо поклонился. Министр иностранных дел вышел из гостиной.
Оставшись один, Фейдо прошел в свой кабинет, прижал пружину и отворил секретный ящик, из которого вынул стопку бумаг. Он отнес эти бумаги на свое бюро, открыл другой ящик и вынул два медных трафарета для расшифровки дипломатической корреспонденции. Прикладывая эти трафареты к бумагам, он читал их про себя.
— Так и есть! — прошептал он. — Эти сведения верны. Польская партия хочет свергнуть короля Августа, другая партия хочет призвать на трон короля Станислава, но ей не сладить с саксонским домом. Этим свободолюбивым народом может управлять только принц из рода Бурбонов! Очевидно, этот поляк прислан к принцу де Конти!
Фейдо долго размышлял.
— Одобряет или нет король этот план? — продолжал он рассуждать. — Вот тонкий вопрос… Арестуя этого поляка, друга или врага приобрету я в лице принца де Конти?
Де Марвиль встал и начал ходить по комнате с тревогой и нетерпением. Начальникам французской полиции наряду с прочими заботами, сопряженными с их званием, вменили деликатную обязанность наблюдать за принцами крови и членами королевской фамилии. Не секрет, что как только сами знатные особы видели или угадывали такое к себе внимание, не стесняясь давали это почувствовать тому, кто окружал их столь неприятным надзором.
— Черт побери, — сказал начальник полиции, остановившись, с выражением сильного гнева, — сегодня все соединилось, чтобы осложнить мое существование! Эти непонятные дела Петушиного Рыцаря, это покушение на жизнь дочери Даже, эта новая история с поляком, которая ставит меня в самое щекотливое положение! Что делать? Пора, однако, действовать, — решил Фейдо после минутного молчания.
Он сильно дернул за шнурок звонка.
XV
Служанка
— Жильбер прав, — сказал Даже, — следует действовать именно таким образом.
— Вы позволите мне поступать так, как я сочту целесообразным? — спросил Жильбер.
— Позволяю. Сделайте все, но мы должны раскрыть тайну этого злодеяния! Дочь моя! Мое бедное дитя!
— Успокойтесь ради Бога, будьте мужественны!
— Хорошо, делайте, как знаете!
Этот разговор проходил в комнате за салоном Даже. Салон имел один выход во двор, другой — в коридор и комнаты, а третий — в лавку. Была ночь, и лампы горели. Даже, Жильбер и Ролан сидели за круглым столом, на котором находились письменные принадлежности.
— Ты одобряешь мой план действий? — спросил Жильбер Ролана.
— Да, Жильбер, я знаю, как ты любишь мою сестру, я знаю, какой ты человек. Я заранее одобряю все, что ты сделаешь.
Жильбер встал и открыл дверь, которая вела в салон.
— Феб! — позвал он.
Прибежал подмастерье парикмахера.
— Позовите Иснарду и Жюстину, мне необходимо поговорить с ними… — Леонар! — опять позвал Жильбер.
Второй подмастерье подошел к нему.
— Попросите месье Рупара, чулочника и его жену прийти сюда. Потом зайдите в магазин мадам Жонсьер, жены парфюмера, в магазин мадам Жереми, портнихи, и тоже попросите этих дам прийти сюда сейчас, не теряя ни минуты.
Подмастерье бросился исполнять приказ.
— Зачем вы просите прийти сюда всех этих людей? — спросил Даже с беспокойством.
— Предоставьте мне действовать, вскоре вы сами узнаете все, — отвечал Жильбер.
Обе служанки пришли вместе с Фебом.
— Как состояние Сабины? — спросил Дажб.
— Без изменений, — ответила Жюстина. — Она неподвижна, однако мадемуазель Кинон говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало ровнее.
Даже поднял глаза к небу, благодаря Бога.
— Разве мадемуазель Кинон не хочет хотя бы немного отдохнуть? — спросил Ролан.
— Нет, — отвечал Жильбер, — она объявила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из комнаты только тогда, когда Сабина узнает ее и улыбнется.
— Как мне благодарить ее? — сказал Даже. — Она — добрый гений, охраняющий мою дочь.
Дверь комнаты отворилась, и вошел третий подмастерье, Блонден.
— Виконт де Таванн вернулся из Версаля? — спросил Жильбер.
— Нет еще, — отвечал подмастерье, — но как только он вернется, первый камердинер отдаст ему ваше письмо.
— Хорошо! — сказал Жильбер, знаком разрешив подмастерью уйти.
Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми и мадам Жонсьер сидели в комнате за салоном и смотрели друг на друга с выражением нескрываемого любопытства. Две служанки стояли у камина, три подмастерья — у стеклянной двери, отделявшей комнату от салона.
— Друзья мои! — начал Жильбер. — Вы все глубоко огорчены трагическим происшествием, поразившим нас; вы все любите Сабину. Вы жаждете так же, как и мы, узнать правду, раскрыть это злодеяние. Вы нам поможете, не правда ли?
— Да-да! — отозвались в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер и Урсула.
— Очевидно, что свет истины — это великий общественный светильник! — патетически воскликнул Рупар.
— Молчи! — перебила Урсула, толкнув мужа локтем.
— Начнем по порядку, — сказал Жильбер. — В котором часу вы вчера уехали в Версаль? — обратился он к Даже.
— В восемь утра.
— И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?
— Нет.
— Когда вы уезжали, в каком расположении духа была Сабина?
— Она была, как обычно, весела, счастлива, я не видел и тени печальных мыслей в ее глазах.
— Она спрашивала вас, когда вы вернетесь в Париж?
— Этим она не интересовалась.
— Можете сообщить что-либо еще? Припомните хорошенько.
— Нет, ничего особенного не припоминаю.
— А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?
— Я вернулся ужинать в шесть часов. Сабина была весела, по обыкновению. Она спрашивала меня, приходил ли ты в мастерскую. Я ей отвечал, что ты не был, тогда она немножко расстроилась. Я ей объяснил, что ты должен заниматься с оружием в своей лавке на набережной и что я увижу тебя вечером, потому что мы будем работать вместе. Она снова улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобою о Нисетте. Я ответил, что прямо сказал тебе о моих намерениях и желаниях. Сабина поцеловала меня. Мысль о двойном союзе очень обрадовала ее. Когда я расстался с ней, она была взволнованна, но это было радостное волнение.
— В котором часу ты ее оставил? — спросил Жильбер.
— Около восьми вечера.
— И после того не виделся с ней?
— Я увидел ее только сегодня утром, когда ее принесли.
— Ты вернулся домой вечером?
— Да. Я прошел в свою комнату, думая, что Сабина уже спит.
— И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что указывало бы на следы насилия?
— Ничего.
— Это все, что ты знаешь?
— Совершенно верно.
Жильбер сделал знак Фебу подойти.
— Что происходило здесь вчера вечером? — спросил он.
— Ничего особенного, — ответил подмастерье. — Леонар и Блонден знают это так же, как и я. Мадемуазель Сабина сидела в салоне целый вечер и вышивала.
— Приходил кто-нибудь?
— Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика Бежара и камердинер герцога Ларошфуко.
— Больше не было никого?
— Кажется, нет.
Феб вопросительно взглянул на своих товарищей.
— Нет, больше никого не было после того, как ушел месье Ролан, — сказал Леонар.
— Никого, — прибавил Блонден, — только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с мадемуазель.
— Да, — начала Жереми, — я…
— Извините, — перебил ее Жильбер, — я сейчас выслушаю вас, но позвольте мне продолжать по порядку. В котором часу вы закрыли салон? — обратился он к подмастерьям.
— В половине десятого.
— Запирая двери и окна, вы ничего не заметили, ничего не увидели?
— Решительно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.
— Да, — прибавил Феб, — мадемуазель Сабина казалась очень веселой.
— Она не собиралась никуда идти?
— Кажется, нет.
— Вечером не приносили писем?
— Не приносили ничего.
— Закрыв салон, — продолжал Феб, — мы пошли наверх, между тем как мадемуазель провожала этих дам по коридору.
— Вы ничего больше не знаете?
— Ничего, — ответили три подмастерья.
— А ночью вы ничего не слышали?
— Решительно ничего.
Жильбер обернулся к мадам Жереми и к мадам Жонсьер.
— А что известно вам? — спросил он.
— Ничего существенного, — ответила мадам Жереми. — Мы пришли провести вечер к Сабине и, по обыкновению, вышивали вместе с ней. Мы уходили, когда запирали салон, и она проводила нас через дверь в коридор. С нею была Иснарда, она светила нам.
— Мы пожелали Сабине спокойной ночи, — добавила мадам Жонсьер, — и больше мы не знаем ничего.
— А позже, вечером или ночью, вы ничего не слышали?
— Ровным счетом ничего, — сказала мадам Жонсьер, — что могло бы привлечь мое внимание.
— Я не слышала ни малейшего шума, — прибавила мадам Жереми.
— Я тоже, — сказала Урсула.
Жильбер посмотрел на служанок и спросил:
— Кто из вас оставался последней с мадемуазель Сабиной? — спросил он.
— Иснарда, — с готовностью ответила Жюстина. — Она всегда ухаживает за мадемуазель больше, чем я. — Посторонившись, чтобы пропустить Иснарду вперед, она сказала: — Говори же!
— Я ничего не знаю, — сказала Иснарда, и лицо ее вспыхнуло.
— Ты оставалась с Сабиной, когда она заперла дверь в коридор? — спросил Жильбер.
— Кажется… — пролепетала служанка.
— Как? Тебе кажется? Ты в этом не уверена?
— Я… не знаю…
— Кто запер дверь: она или ты?
— Ни она, ни я…
— Но кто же?
— Никто…
— Как! Никто не запирал дверь из коридора на улицу?
Иснарда не отвечала, она нервно теребила конец фартука, потупив взгляд.
— Отвечай же! — с нетерпением сказал Жильбер. — Ты оставалась последней с Сабиной?
— Я не знаю…
— Ты провожала ее в комнату?
— Я не знаю…
— Приходил ли к ней кто-нибудь, пока ты была с ней?
— Я не знаю…
При этой фразе, повторенной в третий раз, Жильбер посмотрел на Даже и Ролана. Отец и сын выглядели сильно взволнованными.
— Иснарда, — горячо сказал парикмахер, — ты должна объяснить…
— Сударь, — сказала служанка, сложив руки, — умоляю вас, не спрашивайте меня ни о чем!
— Почему же? — вскричал Ролан.
Жильбер снял распятие со стены и подал его Иснарде.
— Поклянись над этим распятием, что ты не знаешь ничего, что ты не можешь ничего сообщить нам, а я тебе поклянусь, что не стану тебя больше ни о чем расспрашивать.
Иснарда молчала.
Лицо служанки сделалось бледнее савана. Она продолжала безмолвствовать, но губы ее дрожали.
— Клянись или отвечай! — приказал Жильбер грозным тоном.
Иснарда зарыдала.
— Говори же! Отвечай! Объяснись! — взволнованно закричал Даже.
— Сударь, умоляю вас… — сказала Иснарда, молитвенно сложив руки, и упала на колени перед парикмахером.
— Говори! Скажи все, не скрывай ничего! — уговаривали ее в один голос мадам Жереми и мадам Жонсьер.
— Говори же, — прибавила Жюстина. Иснарда стояла на коленях с умоляющим видом.
— Еще раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить? — сказал Жильбер.
— Как! — закричал Даже. — Моя дочь ранена, она умирает, она не может говорить, а эта гадина не желает нам отвечать!
— Значит, она виновата! — сказал Ролан жестко. Иснарда вскочила:
— Я виновата?!
— Почему ты не хочешь говорить?
— Я не могу.
— Почему?
— Я поклялась спасением моей души ничего не говорить.
— Кому поклялась? — спросил Даже.
— Вашей дочери.
— Сабине? — удивился Жильбер.
— Да, сударь.
— Она сама потребовала от тебя клятву?
— Она приказала мне.
Все присутствующие переглянулись с удивлением. Очевидно, никто не ожидал, что Иснарда причастна к этому трагическому и таинственному происшествию. Жильбер подошел к служанке.
— Скажи нам все! — вскричал он.
— Убейте меня, — отвечала Иснарда, — но я ничего рассказывать не стану!
— Что же может заставить тебя говорить? — вскричал Даже.
— Пусть ваша дочь снимет с меня клятву.
— Ты с ума сошла! — закричал Ролан. — Как! Моя сестра сделалась жертвой ужасного злодеяния, а ты не хочешь объяснить нам, ее отцу и брату, обстоятельств, сопровождавших это преступление! Еще раз повторяю: берегись! Отказываешься отвечать на наши вопросы — значит, ты виновна.
— Думайте что хотите, — сказала Иснарда, — я дала клятву и не буду говорить до тех пор, пока сама мадемуазель Сабина мне не прикажет.
Губы Жильбера были очень бледны, а брови нахмурены. Он выглядел сильно обеспокоенным. Глубокое изумление выражалось на лицах всех женщин. Подмастерья, по-видимому, ничего не понимали. Добрый Рупар с начала допроса таращил глаза и временами раскрывал рот, что, по словам его жены, означало усиленное размышление.
Настала минута торжественного молчания, которое нарушил Рупар:
— Как это все запутано, — заявил он. — Очень запутано! Так запутано, что я даже не понимаю ничего! Эта девушка не говорит: можно подумать, что она немая, но…
Жильбер схватил руку Иснарды.
— Ради жизни Сабины ты будешь говорить?
— Нет, — отвечала служанка.
— Ты не хочешь?
— Не могу.
— Ну, раз так…
— Месье Даже! Месье Даже! — послышался громкий голос с верхнего этажа.
Даже вскочил.
— Что случилось? — спросил он хриплым голосом.
— Идите сюда скорее!
— Боже мой! Что опять случилось? — прошептал несчастный отец, прислонившись к наличнику двери.
Раздались легкие шаги, и Нисетта вбежала в салон; она казалась глубоко взволнованной.
— Скорее! Скорее! — звала она. — Вас спрашивает Сабина.
— Сабина? — вскричал Даже и бросился наверх, как сумасшедший, которого ничто не может остановить.
— Месье Ролан! Месье Жильбер! Поднимитесь к нам, — донесся голос Кинон.
— Сабина очнулась? — спросил Жильбер, взяв за руку Нисетту.
— Да, — ответила молодая девушка, у которой были слезы на глазах, — она пришла в себя, узнала нас, поцеловала и спрашивает вас.
— Пойдемте! — закричал Ролан. Жильбер схватил Иснарду за руку.
— Иди и ты! — сказал он. — Теперь мы узнаем все.
— Вы позволите мне поступать так, как я сочту целесообразным? — спросил Жильбер.
— Позволяю. Сделайте все, но мы должны раскрыть тайну этого злодеяния! Дочь моя! Мое бедное дитя!
— Успокойтесь ради Бога, будьте мужественны!
— Хорошо, делайте, как знаете!
Этот разговор проходил в комнате за салоном Даже. Салон имел один выход во двор, другой — в коридор и комнаты, а третий — в лавку. Была ночь, и лампы горели. Даже, Жильбер и Ролан сидели за круглым столом, на котором находились письменные принадлежности.
— Ты одобряешь мой план действий? — спросил Жильбер Ролана.
— Да, Жильбер, я знаю, как ты любишь мою сестру, я знаю, какой ты человек. Я заранее одобряю все, что ты сделаешь.
Жильбер встал и открыл дверь, которая вела в салон.
— Феб! — позвал он.
Прибежал подмастерье парикмахера.
— Позовите Иснарду и Жюстину, мне необходимо поговорить с ними… — Леонар! — опять позвал Жильбер.
Второй подмастерье подошел к нему.
— Попросите месье Рупара, чулочника и его жену прийти сюда. Потом зайдите в магазин мадам Жонсьер, жены парфюмера, в магазин мадам Жереми, портнихи, и тоже попросите этих дам прийти сюда сейчас, не теряя ни минуты.
Подмастерье бросился исполнять приказ.
— Зачем вы просите прийти сюда всех этих людей? — спросил Даже с беспокойством.
— Предоставьте мне действовать, вскоре вы сами узнаете все, — отвечал Жильбер.
Обе служанки пришли вместе с Фебом.
— Как состояние Сабины? — спросил Дажб.
— Без изменений, — ответила Жюстина. — Она неподвижна, однако мадемуазель Кинон говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало ровнее.
Даже поднял глаза к небу, благодаря Бога.
— Разве мадемуазель Кинон не хочет хотя бы немного отдохнуть? — спросил Ролан.
— Нет, — отвечал Жильбер, — она объявила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из комнаты только тогда, когда Сабина узнает ее и улыбнется.
— Как мне благодарить ее? — сказал Даже. — Она — добрый гений, охраняющий мою дочь.
Дверь комнаты отворилась, и вошел третий подмастерье, Блонден.
— Виконт де Таванн вернулся из Версаля? — спросил Жильбер.
— Нет еще, — отвечал подмастерье, — но как только он вернется, первый камердинер отдаст ему ваше письмо.
— Хорошо! — сказал Жильбер, знаком разрешив подмастерью уйти.
Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми и мадам Жонсьер сидели в комнате за салоном и смотрели друг на друга с выражением нескрываемого любопытства. Две служанки стояли у камина, три подмастерья — у стеклянной двери, отделявшей комнату от салона.
— Друзья мои! — начал Жильбер. — Вы все глубоко огорчены трагическим происшествием, поразившим нас; вы все любите Сабину. Вы жаждете так же, как и мы, узнать правду, раскрыть это злодеяние. Вы нам поможете, не правда ли?
— Да-да! — отозвались в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер и Урсула.
— Очевидно, что свет истины — это великий общественный светильник! — патетически воскликнул Рупар.
— Молчи! — перебила Урсула, толкнув мужа локтем.
— Начнем по порядку, — сказал Жильбер. — В котором часу вы вчера уехали в Версаль? — обратился он к Даже.
— В восемь утра.
— И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?
— Нет.
— Когда вы уезжали, в каком расположении духа была Сабина?
— Она была, как обычно, весела, счастлива, я не видел и тени печальных мыслей в ее глазах.
— Она спрашивала вас, когда вы вернетесь в Париж?
— Этим она не интересовалась.
— Можете сообщить что-либо еще? Припомните хорошенько.
— Нет, ничего особенного не припоминаю.
— А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?
— Я вернулся ужинать в шесть часов. Сабина была весела, по обыкновению. Она спрашивала меня, приходил ли ты в мастерскую. Я ей отвечал, что ты не был, тогда она немножко расстроилась. Я ей объяснил, что ты должен заниматься с оружием в своей лавке на набережной и что я увижу тебя вечером, потому что мы будем работать вместе. Она снова улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобою о Нисетте. Я ответил, что прямо сказал тебе о моих намерениях и желаниях. Сабина поцеловала меня. Мысль о двойном союзе очень обрадовала ее. Когда я расстался с ней, она была взволнованна, но это было радостное волнение.
— В котором часу ты ее оставил? — спросил Жильбер.
— Около восьми вечера.
— И после того не виделся с ней?
— Я увидел ее только сегодня утром, когда ее принесли.
— Ты вернулся домой вечером?
— Да. Я прошел в свою комнату, думая, что Сабина уже спит.
— И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что указывало бы на следы насилия?
— Ничего.
— Это все, что ты знаешь?
— Совершенно верно.
Жильбер сделал знак Фебу подойти.
— Что происходило здесь вчера вечером? — спросил он.
— Ничего особенного, — ответил подмастерье. — Леонар и Блонден знают это так же, как и я. Мадемуазель Сабина сидела в салоне целый вечер и вышивала.
— Приходил кто-нибудь?
— Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика Бежара и камердинер герцога Ларошфуко.
— Больше не было никого?
— Кажется, нет.
Феб вопросительно взглянул на своих товарищей.
— Нет, больше никого не было после того, как ушел месье Ролан, — сказал Леонар.
— Никого, — прибавил Блонден, — только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с мадемуазель.
— Да, — начала Жереми, — я…
— Извините, — перебил ее Жильбер, — я сейчас выслушаю вас, но позвольте мне продолжать по порядку. В котором часу вы закрыли салон? — обратился он к подмастерьям.
— В половине десятого.
— Запирая двери и окна, вы ничего не заметили, ничего не увидели?
— Решительно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.
— Да, — прибавил Феб, — мадемуазель Сабина казалась очень веселой.
— Она не собиралась никуда идти?
— Кажется, нет.
— Вечером не приносили писем?
— Не приносили ничего.
— Закрыв салон, — продолжал Феб, — мы пошли наверх, между тем как мадемуазель провожала этих дам по коридору.
— Вы ничего больше не знаете?
— Ничего, — ответили три подмастерья.
— А ночью вы ничего не слышали?
— Решительно ничего.
Жильбер обернулся к мадам Жереми и к мадам Жонсьер.
— А что известно вам? — спросил он.
— Ничего существенного, — ответила мадам Жереми. — Мы пришли провести вечер к Сабине и, по обыкновению, вышивали вместе с ней. Мы уходили, когда запирали салон, и она проводила нас через дверь в коридор. С нею была Иснарда, она светила нам.
— Мы пожелали Сабине спокойной ночи, — добавила мадам Жонсьер, — и больше мы не знаем ничего.
— А позже, вечером или ночью, вы ничего не слышали?
— Ровным счетом ничего, — сказала мадам Жонсьер, — что могло бы привлечь мое внимание.
— Я не слышала ни малейшего шума, — прибавила мадам Жереми.
— Я тоже, — сказала Урсула.
Жильбер посмотрел на служанок и спросил:
— Кто из вас оставался последней с мадемуазель Сабиной? — спросил он.
— Иснарда, — с готовностью ответила Жюстина. — Она всегда ухаживает за мадемуазель больше, чем я. — Посторонившись, чтобы пропустить Иснарду вперед, она сказала: — Говори же!
— Я ничего не знаю, — сказала Иснарда, и лицо ее вспыхнуло.
— Ты оставалась с Сабиной, когда она заперла дверь в коридор? — спросил Жильбер.
— Кажется… — пролепетала служанка.
— Как? Тебе кажется? Ты в этом не уверена?
— Я… не знаю…
— Кто запер дверь: она или ты?
— Ни она, ни я…
— Но кто же?
— Никто…
— Как! Никто не запирал дверь из коридора на улицу?
Иснарда не отвечала, она нервно теребила конец фартука, потупив взгляд.
— Отвечай же! — с нетерпением сказал Жильбер. — Ты оставалась последней с Сабиной?
— Я не знаю…
— Ты провожала ее в комнату?
— Я не знаю…
— Приходил ли к ней кто-нибудь, пока ты была с ней?
— Я не знаю…
При этой фразе, повторенной в третий раз, Жильбер посмотрел на Даже и Ролана. Отец и сын выглядели сильно взволнованными.
— Иснарда, — горячо сказал парикмахер, — ты должна объяснить…
— Сударь, — сказала служанка, сложив руки, — умоляю вас, не спрашивайте меня ни о чем!
— Почему же? — вскричал Ролан.
Жильбер снял распятие со стены и подал его Иснарде.
— Поклянись над этим распятием, что ты не знаешь ничего, что ты не можешь ничего сообщить нам, а я тебе поклянусь, что не стану тебя больше ни о чем расспрашивать.
Иснарда молчала.
Лицо служанки сделалось бледнее савана. Она продолжала безмолвствовать, но губы ее дрожали.
— Клянись или отвечай! — приказал Жильбер грозным тоном.
Иснарда зарыдала.
— Говори же! Отвечай! Объяснись! — взволнованно закричал Даже.
— Сударь, умоляю вас… — сказала Иснарда, молитвенно сложив руки, и упала на колени перед парикмахером.
— Говори! Скажи все, не скрывай ничего! — уговаривали ее в один голос мадам Жереми и мадам Жонсьер.
— Говори же, — прибавила Жюстина. Иснарда стояла на коленях с умоляющим видом.
— Еще раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить? — сказал Жильбер.
— Как! — закричал Даже. — Моя дочь ранена, она умирает, она не может говорить, а эта гадина не желает нам отвечать!
— Значит, она виновата! — сказал Ролан жестко. Иснарда вскочила:
— Я виновата?!
— Почему ты не хочешь говорить?
— Я не могу.
— Почему?
— Я поклялась спасением моей души ничего не говорить.
— Кому поклялась? — спросил Даже.
— Вашей дочери.
— Сабине? — удивился Жильбер.
— Да, сударь.
— Она сама потребовала от тебя клятву?
— Она приказала мне.
Все присутствующие переглянулись с удивлением. Очевидно, никто не ожидал, что Иснарда причастна к этому трагическому и таинственному происшествию. Жильбер подошел к служанке.
— Скажи нам все! — вскричал он.
— Убейте меня, — отвечала Иснарда, — но я ничего рассказывать не стану!
— Что же может заставить тебя говорить? — вскричал Даже.
— Пусть ваша дочь снимет с меня клятву.
— Ты с ума сошла! — закричал Ролан. — Как! Моя сестра сделалась жертвой ужасного злодеяния, а ты не хочешь объяснить нам, ее отцу и брату, обстоятельств, сопровождавших это преступление! Еще раз повторяю: берегись! Отказываешься отвечать на наши вопросы — значит, ты виновна.
— Думайте что хотите, — сказала Иснарда, — я дала клятву и не буду говорить до тех пор, пока сама мадемуазель Сабина мне не прикажет.
Губы Жильбера были очень бледны, а брови нахмурены. Он выглядел сильно обеспокоенным. Глубокое изумление выражалось на лицах всех женщин. Подмастерья, по-видимому, ничего не понимали. Добрый Рупар с начала допроса таращил глаза и временами раскрывал рот, что, по словам его жены, означало усиленное размышление.
Настала минута торжественного молчания, которое нарушил Рупар:
— Как это все запутано, — заявил он. — Очень запутано! Так запутано, что я даже не понимаю ничего! Эта девушка не говорит: можно подумать, что она немая, но…
Жильбер схватил руку Иснарды.
— Ради жизни Сабины ты будешь говорить?
— Нет, — отвечала служанка.
— Ты не хочешь?
— Не могу.
— Ну, раз так…
— Месье Даже! Месье Даже! — послышался громкий голос с верхнего этажа.
Даже вскочил.
— Что случилось? — спросил он хриплым голосом.
— Идите сюда скорее!
— Боже мой! Что опять случилось? — прошептал несчастный отец, прислонившись к наличнику двери.
Раздались легкие шаги, и Нисетта вбежала в салон; она казалась глубоко взволнованной.
— Скорее! Скорее! — звала она. — Вас спрашивает Сабина.
— Сабина? — вскричал Даже и бросился наверх, как сумасшедший, которого ничто не может остановить.
— Месье Ролан! Месье Жильбер! Поднимитесь к нам, — донесся голос Кинон.
— Сабина очнулась? — спросил Жильбер, взяв за руку Нисетту.
— Да, — ответила молодая девушка, у которой были слезы на глазах, — она пришла в себя, узнала нас, поцеловала и спрашивает вас.
— Пойдемте! — закричал Ролан. Жильбер схватил Иснарду за руку.
— Иди и ты! — сказал он. — Теперь мы узнаем все.
XVI
Ночное происшествие
Сабина, с лицом чуть порозовевшим и с полуоткрытыми глазами, сидела на постели, поддерживаемая рукой мадемуазель Кинон.
Прелестную картину представляла собой эта очаровательная женщина в расцвете лет и красоты, в блистательном и элегантном наряде, окружившая заботой юную девушку, к которой начали возвращаться силы.
Даже, боясь вызвать кризис, осторожно приблизился к Сабине. Сабина нежно улыбнулась, увидев отца, и протянула ему свою бледную руку.
— Дочь моя! — сказал Даже со слезами, которых не мог сдержать.
— Папа! Мне гораздо лучше, — прошептала Сабина. Нисетта, Ролан и Жильбер вошли в комнату, за ними — друзья и служанки. Подмастерья остановились на площадке, не решаясь проследовать в комнату. Сердца у всех сильно бились, собравшиеся были охвачены сильным волнением.
— Она может говорить, — сказала Кинон.
Ролан и Нисетта подошли ближе. Жильбер остался позади.
— Как прекрасна жизнь! Ведь мне казалось, что я уже умерла, — тихо продолжала Сабина. — Подойдите все, я хочу всех видеть… Боже мой! Мне кажется, будто мы были в разлуке несколько веков.
Взор девушки, попеременно устремлявшийся на всех, кто окружал ее, остановился на Жильбере. Глаза ее моментально оживились.
— Сабина! — сказал Жильбер, подходя. — Сабина! Что с вами произошло?
— Зачем вы мне писали? — отвечала Сабина, устремляя на него глаза.
— Я вам писал? — спросил Жильбер с глубоким удивлением.
— Это письмо и стало причиной моего несчастья! — прошептала Сабина.
— Что вы этим хотите сказать?
— Я говорю о письме, которое вы мне прислали…
Прелестную картину представляла собой эта очаровательная женщина в расцвете лет и красоты, в блистательном и элегантном наряде, окружившая заботой юную девушку, к которой начали возвращаться силы.
Даже, боясь вызвать кризис, осторожно приблизился к Сабине. Сабина нежно улыбнулась, увидев отца, и протянула ему свою бледную руку.
— Дочь моя! — сказал Даже со слезами, которых не мог сдержать.
— Папа! Мне гораздо лучше, — прошептала Сабина. Нисетта, Ролан и Жильбер вошли в комнату, за ними — друзья и служанки. Подмастерья остановились на площадке, не решаясь проследовать в комнату. Сердца у всех сильно бились, собравшиеся были охвачены сильным волнением.
— Она может говорить, — сказала Кинон.
Ролан и Нисетта подошли ближе. Жильбер остался позади.
— Как прекрасна жизнь! Ведь мне казалось, что я уже умерла, — тихо продолжала Сабина. — Подойдите все, я хочу всех видеть… Боже мой! Мне кажется, будто мы были в разлуке несколько веков.
Взор девушки, попеременно устремлявшийся на всех, кто окружал ее, остановился на Жильбере. Глаза ее моментально оживились.
— Сабина! — сказал Жильбер, подходя. — Сабина! Что с вами произошло?
— Зачем вы мне писали? — отвечала Сабина, устремляя на него глаза.
— Я вам писал? — спросил Жильбер с глубоким удивлением.
— Это письмо и стало причиной моего несчастья! — прошептала Сабина.
— Что вы этим хотите сказать?
— Я говорю о письме, которое вы мне прислали…