Страница:
— Их защищать необходимо, государь.
— Что же делать, маркиз?
— Предоставить решение частному совету, государь, и действовать после совещания, — ответил маркиз д'Аржансон.
— Правильно, — подтвердила маркиза Помпадур.
— Это, очевидно, самое благоразумное решение, — прибавил Ришелье.
Король размышлял.
— Завтра, — продолжал он, — я передам это дело совету.
— Ах, государь! — вскричала маркиза де Помпадур. — Вы действительно Возлюбленный.
— Я желаю и впредь им быть, — ответил Людовик, любезно целуя руку прелестной маркизы.
— Ваши желания давно исполнены, государь.
— И вы имеете полное право разделить это мое прозвище, потому что вы также возлюбленная!
— Как мне нравится этот замок! — сказала маркиза де Помпадур. — Шуази будет для меня всегда приятнейшим домом, а Сенарский лес — восхитительным местом прогулок.
— И местом сладостных воспоминаний.
— О! Только одно воспоминание печально, — сказала маркиза со вздохом.
— Какое?
— О той охоте, когда бешеный кабан бросился на вашу лошадь, государь, и на вас.
— Помню, помню.
— Мне все еще видится эта кошмарная сцена.
— Вы разве присутствовали при ней?
— Да, государь.
— Где же вы были?
— В павильоне Круа-Фонтан, — отвечала маркиза, кокетливо улыбаясь.
— Я вспоминаю. Когда я отдыхал, мне привиделся прекрасный сон.
Король наклонился и опять поцеловал руку маркизы.
— Стало быть, вы были в павильоне Круа-Фонтан, когда кабан бросился на меня? — продолжал он.
— Да, государь, я никогда не забуду этой минуты, потому что, когда я увидела, что вам грозит опасность, жизнь вдруг остановилась во мне. Если бы кабан ударил вас, государь, я упала бы замертво.
— Дорогая маркиза!
— О! Как я благословляю преданность человека, так храбро сразившего бешеного зверя!
— Кроме преданности, этот человек показал свое хладнокровие, ловкость и недюжинную силу.
— Он не дал нам времени прийти на помощь королю, — сказал Ришелье.
— Но, — продолжала маркиза, — я хотела бы знать, кто такой этот граф де Сен-Жермен, который знает все, видит все, слышит все, которому более пятисот лет, который говорил с королями, проехал всю вселенную и творит чудеса?
— Это в самом деле очень странный человек! — сказал король. — Как объяснить то, что происходило только что за ужином?
— Это трудно, — сказал Ришелье, — если бы это происходило у него, то было бы понятнее; но здесь, в Шуази, в жилище короля, он не мог заранее что-то расположить в столовой — какие-либо приспособления…
— Конечно, — подтвердил д'Аржансон.
— По-вашему, он необыкновенно образован?
— Я думаю, государь. Он, безусловно, большой ученый!
— И действительно живет так долго, как утверждает?
— По-видимому, да.
Маркиза Помпадур лукаво улыбнулась.
— Этот человек мог бы принести огромную пользу, — сказала она.
— Страннее всего то, — прибавил д'Аржансон, — что он не требует ничего и признается, что так богат, как только может пожелать человек.
— Я этому верю, — сказала маркиза, — потому что он умеет делать золото, увеличивать жемчуг и очищать бриллианты.
— К тому же говорит на всех языках, — прибавил Ришелье.
Король, взяв под руку маркизу, направился в залу.
IX
X
XI
— Что же делать, маркиз?
— Предоставить решение частному совету, государь, и действовать после совещания, — ответил маркиз д'Аржансон.
— Правильно, — подтвердила маркиза Помпадур.
— Это, очевидно, самое благоразумное решение, — прибавил Ришелье.
Король размышлял.
— Завтра, — продолжал он, — я передам это дело совету.
— Ах, государь! — вскричала маркиза де Помпадур. — Вы действительно Возлюбленный.
— Я желаю и впредь им быть, — ответил Людовик, любезно целуя руку прелестной маркизы.
— Ваши желания давно исполнены, государь.
— И вы имеете полное право разделить это мое прозвище, потому что вы также возлюбленная!
— Как мне нравится этот замок! — сказала маркиза де Помпадур. — Шуази будет для меня всегда приятнейшим домом, а Сенарский лес — восхитительным местом прогулок.
— И местом сладостных воспоминаний.
— О! Только одно воспоминание печально, — сказала маркиза со вздохом.
— Какое?
— О той охоте, когда бешеный кабан бросился на вашу лошадь, государь, и на вас.
— Помню, помню.
— Мне все еще видится эта кошмарная сцена.
— Вы разве присутствовали при ней?
— Да, государь.
— Где же вы были?
— В павильоне Круа-Фонтан, — отвечала маркиза, кокетливо улыбаясь.
— Я вспоминаю. Когда я отдыхал, мне привиделся прекрасный сон.
Король наклонился и опять поцеловал руку маркизы.
— Стало быть, вы были в павильоне Круа-Фонтан, когда кабан бросился на меня? — продолжал он.
— Да, государь, я никогда не забуду этой минуты, потому что, когда я увидела, что вам грозит опасность, жизнь вдруг остановилась во мне. Если бы кабан ударил вас, государь, я упала бы замертво.
— Дорогая маркиза!
— О! Как я благословляю преданность человека, так храбро сразившего бешеного зверя!
— Кроме преданности, этот человек показал свое хладнокровие, ловкость и недюжинную силу.
— Он не дал нам времени прийти на помощь королю, — сказал Ришелье.
— Но, — продолжала маркиза, — я хотела бы знать, кто такой этот граф де Сен-Жермен, который знает все, видит все, слышит все, которому более пятисот лет, который говорил с королями, проехал всю вселенную и творит чудеса?
— Это в самом деле очень странный человек! — сказал король. — Как объяснить то, что происходило только что за ужином?
— Это трудно, — сказал Ришелье, — если бы это происходило у него, то было бы понятнее; но здесь, в Шуази, в жилище короля, он не мог заранее что-то расположить в столовой — какие-либо приспособления…
— Конечно, — подтвердил д'Аржансон.
— По-вашему, он необыкновенно образован?
— Я думаю, государь. Он, безусловно, большой ученый!
— И действительно живет так долго, как утверждает?
— По-видимому, да.
Маркиза Помпадур лукаво улыбнулась.
— Этот человек мог бы принести огромную пользу, — сказала она.
— Страннее всего то, — прибавил д'Аржансон, — что он не требует ничего и признается, что так богат, как только может пожелать человек.
— Я этому верю, — сказала маркиза, — потому что он умеет делать золото, увеличивать жемчуг и очищать бриллианты.
— К тому же говорит на всех языках, — прибавил Ришелье.
Король, взяв под руку маркизу, направился в залу.
IX
Отъезд
В Шуази король удалялся в свои апартаменты в одиннадцать часов. Церемонии никакой не было, и все гости расходились по своим комнатам, а те, кто не имел апартаментов в замке, садились в экипажи и возвращались в Париж.
Маркиз д'Аржансон имел комнату в Шуази, но в этот вечер он не воспользовался данным преимуществом. Он должен был вернуться в Париж, чтобы заняться отправкой полков, поскольку резервы армии маршала Саксонского должны были присоединиться к войскам до приезда короля. В четверть двенадцатого два экипажа стояли на дворе замка. Впереди этих экипажей находился пикет кавалергардов в парадных мундирах с бригадиром во главе. Два человека спускались, разговаривая, со ступеней крыльца. Тотчас один из экипажей подъехал к крыльцу. Лакей открыл дверцу.
— Вы не со мной, Сен-Жермен? — спросил д'Аржансон своего спутника.
— Нет, вы возвращаетесь в Париж, а я еду в Брюнуа.
— К Парису?
— Да, это один из моих банкиров, и он взял с меня обещание провести у него сегодняшнюю ночь и завтрашний день.
— Располагайте собой завтра только до трех часов.
— А позже?
— Окажите мне честь и дружбу быть у меня.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Да, завтра, в четыре часа, непременно.
— Я буду у вас.
— Благодарю.
Они пожали друг другу руки. Д'Аржансон встал на подножку кареты и, не выпуская руки графа, добавил:
— Вы должны быть довольны, дорогой граф. Не думаю, чтобы вы могли желать себе более блестящего вступления в свет. Через сорок восемь часов ваше имя будет у всех на устах. Король хочет видеть вас снова, маркиза де Помпадур находит вас очаровательным — это триумф!
Сен-Жермен улыбнулся и промолчал; д'Аржансон в последний раз пожал ему руку и сел в карету, которая быстро покатилась с конвоем кавалергардов.
Подъехала вторая карета, Сен-Жермен вскочил в нее. Выехав из Шуази, карета графа повернула направо по дороге в Монжерон.
Ночь была темная. Прошло четверть часа после того, как карета отправилась в путь, когда раздалось пение петуха. Карета тут же остановилась, дверца отворилась, и человек, вышедший из леса, сел в нее; лошади тотчас поскакали галопом.
— Ну что? — спросил незнакомец из леса, устраиваясь на передней скамейке.
— Тот, кто пытался убить Сабину, русский князь Тропадский.
— Вы в этом уверены?
— Сегодня я в этом убедился окончательно.
— Все удалось?
— Бесподобно.
— Король доволен?
— В восхищении.
— Я хорошо приготовил все, хорошо исполнил ваши приказания?
— Любезный В, я сам не смог бы сделать лучше — этим сказано все.
— Так это князь? — продолжал В после некоторого молчания.
— Да.
— Стало быть, это он похитил Нисетту и убил ее?
— О нет! Женщина в ее платье, найденная в карете в Сене, не Нисетта, а какая-то неизвестная, обезображенная специально, чтобы обмануть нас.
— Я сам так полагал…
— Нисетта, вероятно, умерла, но не таким образом. Да, она наверняка умерла… если только…
Сен-Жермен замолчал.
— Если только что? — спросил В.
— Если только князь не решил оставить ее как заложницу в своих руках. Но если она и жива, она не в Париже.
Сен-Жермен печально покачал головой.
— Чудо, что Сабина сумела спастись на этот раз! — сказал он.
— «Кукареку!» — донеслось из леса.
Карета доехала до Сенарского леса. В наклонился и посмотрел в окно. Всадник скакал во всю прыть.
— Черный Петух! — сказал В.
— Расспросите его, — сказал граф.
В подался вперед. Всадник остановился у дверцы.
— Где Шароле? — спросил он.
— В Буасси-Сен-Леже, в первом доме налево по Шарантонской дороге, — ответил Черный Петух.
— А его карета?
— Вернулась пустая в Париж.
В обернулся к Сен-Жермену.
— В Монжеронский домик! — приказал тот поспешно.
Наступила полночь. В этот самый час в Буасси-Сен-Леже, в том самом доме, на который указал Черный Петух, два человека не спеша прохаживались по темной аллее сада и тихо беседовали.
— Этот человек должен обязательно погибнуть, — говорил один из собеседников.
— Он погибнет! — отвечал другой. — Он будет побежден, разбит, уничтожен!
— А де Шароле?
— Будет мне служить так, как я захочу.
— Где Нисетта?
— Она там, где и должна пребывать.
— Что делать с Сабиной?
— Когда брат ее уедет, а он уезжает завтра, она опять попадет в наши руки и на этот раз не спасется!
— А он сам?
— Умрет под пыткой!
— Мы восторжествуем!
— Восторжествуем! Двадцать лет назад я поклялся в этом на могиле, из которой ты меня вытащил и возвратил к жизни и мщению!
Маркиз д'Аржансон имел комнату в Шуази, но в этот вечер он не воспользовался данным преимуществом. Он должен был вернуться в Париж, чтобы заняться отправкой полков, поскольку резервы армии маршала Саксонского должны были присоединиться к войскам до приезда короля. В четверть двенадцатого два экипажа стояли на дворе замка. Впереди этих экипажей находился пикет кавалергардов в парадных мундирах с бригадиром во главе. Два человека спускались, разговаривая, со ступеней крыльца. Тотчас один из экипажей подъехал к крыльцу. Лакей открыл дверцу.
— Вы не со мной, Сен-Жермен? — спросил д'Аржансон своего спутника.
— Нет, вы возвращаетесь в Париж, а я еду в Брюнуа.
— К Парису?
— Да, это один из моих банкиров, и он взял с меня обещание провести у него сегодняшнюю ночь и завтрашний день.
— Располагайте собой завтра только до трех часов.
— А позже?
— Окажите мне честь и дружбу быть у меня.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Да, завтра, в четыре часа, непременно.
— Я буду у вас.
— Благодарю.
Они пожали друг другу руки. Д'Аржансон встал на подножку кареты и, не выпуская руки графа, добавил:
— Вы должны быть довольны, дорогой граф. Не думаю, чтобы вы могли желать себе более блестящего вступления в свет. Через сорок восемь часов ваше имя будет у всех на устах. Король хочет видеть вас снова, маркиза де Помпадур находит вас очаровательным — это триумф!
Сен-Жермен улыбнулся и промолчал; д'Аржансон в последний раз пожал ему руку и сел в карету, которая быстро покатилась с конвоем кавалергардов.
Подъехала вторая карета, Сен-Жермен вскочил в нее. Выехав из Шуази, карета графа повернула направо по дороге в Монжерон.
Ночь была темная. Прошло четверть часа после того, как карета отправилась в путь, когда раздалось пение петуха. Карета тут же остановилась, дверца отворилась, и человек, вышедший из леса, сел в нее; лошади тотчас поскакали галопом.
— Ну что? — спросил незнакомец из леса, устраиваясь на передней скамейке.
— Тот, кто пытался убить Сабину, русский князь Тропадский.
— Вы в этом уверены?
— Сегодня я в этом убедился окончательно.
— Все удалось?
— Бесподобно.
— Король доволен?
— В восхищении.
— Я хорошо приготовил все, хорошо исполнил ваши приказания?
— Любезный В, я сам не смог бы сделать лучше — этим сказано все.
— Так это князь? — продолжал В после некоторого молчания.
— Да.
— Стало быть, это он похитил Нисетту и убил ее?
— О нет! Женщина в ее платье, найденная в карете в Сене, не Нисетта, а какая-то неизвестная, обезображенная специально, чтобы обмануть нас.
— Я сам так полагал…
— Нисетта, вероятно, умерла, но не таким образом. Да, она наверняка умерла… если только…
Сен-Жермен замолчал.
— Если только что? — спросил В.
— Если только князь не решил оставить ее как заложницу в своих руках. Но если она и жива, она не в Париже.
Сен-Жермен печально покачал головой.
— Чудо, что Сабина сумела спастись на этот раз! — сказал он.
— «Кукареку!» — донеслось из леса.
Карета доехала до Сенарского леса. В наклонился и посмотрел в окно. Всадник скакал во всю прыть.
— Черный Петух! — сказал В.
— Расспросите его, — сказал граф.
В подался вперед. Всадник остановился у дверцы.
— Где Шароле? — спросил он.
— В Буасси-Сен-Леже, в первом доме налево по Шарантонской дороге, — ответил Черный Петух.
— А его карета?
— Вернулась пустая в Париж.
В обернулся к Сен-Жермену.
— В Монжеронский домик! — приказал тот поспешно.
Наступила полночь. В этот самый час в Буасси-Сен-Леже, в том самом доме, на который указал Черный Петух, два человека не спеша прохаживались по темной аллее сада и тихо беседовали.
— Этот человек должен обязательно погибнуть, — говорил один из собеседников.
— Он погибнет! — отвечал другой. — Он будет побежден, разбит, уничтожен!
— А де Шароле?
— Будет мне служить так, как я захочу.
— Где Нисетта?
— Она там, где и должна пребывать.
— Что делать с Сабиной?
— Когда брат ее уедет, а он уезжает завтра, она опять попадет в наши руки и на этот раз не спасется!
— А он сам?
— Умрет под пыткой!
— Мы восторжествуем!
— Восторжествуем! Двадцать лет назад я поклялся в этом на могиле, из которой ты меня вытащил и возвратил к жизни и мщению!
X
Привал
На дороге из Валансьен в Турне в первых числах мая виднелись тысячи мундиров, лошадей, пушек, повозок, телег — это двигалась французская армия, отправлявшаяся на войну.
День был чудный, небо безоблачно, вся окрестность имела яркий изумрудный оттенок, свойственный весне.
Раздалась команда:
— Стой!
Отряд немедленно остановился. Сержант Тюлип, шедший впереди, желая, чтобы его люди несколько часов отдохнули, направил их в близлежащий лесок.
Через несколько минут после того, как отряд вошел в лес, был разведен огонь, и солдаты в ожидании завтрака разлеглись на траве.
По дороге, которую только что оставили французские лейб-гвардейцы, проезжали фургоны, телеги, повозки.
— Э-эх! — сказал сержант со вздохом. — Как нам не хватает вина, а ведь оно вот в этих подвижных ящиках и находится.
— Это фургоны королевского дома, — заметил барабанщик.
— А под повозкой-то, глядите, корзина с бутылками! — воскликнула маркитантка Нанон, переглянувшись с сержантом.
Заинтересовавшая солдат повозка подъехала прямо к маленькому леску и вдруг остановилась.
— Слушай, Нанон, — сержант, подавая ей свою трубку, — ты ее сохранишь, если я завтра буду убит, не правда ли? — Затем, обращаясь к подъехавшим поставщикам — фуражирам королевского дома, сказал: — Кстати, в качестве кого следуете вы за армией?
— Я поставщик одежды, — ответил Рупар, — поставляю рубашки и панталоны.
— А ваша супруга сопровождает вас?
— Как видите.
— А вы, сударыня? — обратился он к Арманде Жонсьер.
— Я торгую духами, — отвечала та.
— На войне не пользуются духами, мадам!
— Я не еду торговать.
— У вас увеселительная прогулка?
— Я провожаю молодую девушку, которая едет с отцом.
— Дочь солдата?
— Нет, дочь королевского парикмахера Даже.
— И парикмахер едет с армией? — удивилась Нанон.
— Конечно, поскольку едет король.
— Вот оно как, — сказал сержант, — но зачем же парикмахер взял с собой дочь?
— Она захотела повидаться с братом, который служит солдатом, — ответила Урсула Рупар.
— В каком полку? — спросил сержант Тюлип.
— В гренадерском, в роте графа д'Отроша.
— В роте графа д'Отроша? Я вчера поила его солдат, — сказала Нанон.
— Значит, вы видели Ролана? Высокий, красивый, стройный, белокурый и очень печальный.
— Видела! Его товарищи рассказывают, что он все время молчит и желает, чтобы его убили. Должно быть, бедняга очень несчастлив, — вздохнула сердобольная Нанон.
— Ужасно! Он любил молодую девушку, с которой разлучился навсегда, но, для того чтобы все понять хорошенько, вам надо узнать всю его историю.
— Расскажите скорее! — вскричала Нанон. — Мне так интересно!
— Это грустная история, — продолжала Арманда. — У Даже, королевского парикмахера, двое детей: сын Ролан и дочь Сабина. У Ролана был друг, которого звали Жильбером, а у Жильбера сестра Нисетта. Ну, Жильбер полюбил Сабину, а Ролан — Нисетту.
— Как это мило! Друзья становились братьями!
— Обе свадьбы были не за горами, когда Сабину едва не убили…
— Кто же?
— Это осталось тайной. Она была очень слаба, но выздоровела, и свадьбы опять были назначены. Однажды ночью, возвращаясь с бала в ратуше, где Сабина и Нисетта видели короля, который был к ним милостив, они были увезены в экипаже. Сабина сумела выпрыгнуть, а Нисетта так и пропала.
— Кто же ее похитил?
— Неизвестно.
— И она до сих пор не найдена?
— Ее тело нашли в Сене. Карета, в которой ее увезли, верно, свалилась в воду, и Нисетта утонула.
— Ах, какое несчастье! И давно это случилось?
— Месяца два назад. Ролан в отчаянии. Его горе так велико, что он решил оставить Париж и, не желая стать самоубийцей, добровольно пошел в солдаты. Он поклялся, что его убьют в первом же сражении.
— Что ж, это нетрудно…
— Да, — сказал сержант, — но когда он попадет под огонь, то станет защищаться и не даст себя убить. Он забудет обо всем и будет думать только о славе.
— Да услышит вас Бог! — сказала Арманда. — Я не смею на это надеяться. Разумеется, Сабина и Жильбер и не думают теперь о свадьбе. Когда Ролан отправился на войну, а Даже получил приказание сопровождать короля, Сабина также захотела ехать. «Так как брат мой хочет умереть, — говорила она, — я хочу быть с ним до последнего часа; если его принесут раненого, я хочу ухаживать за ним и принять его последний вздох».
Решимость Сабины непоколебима. Жильбер был в отъезде. Он не отказывается от надежды и говорит, что не узнал в трупе, найденном в Сене, свою сестру, и теперь прилагает силы, чтобы отыскать ее. Сабина уговорила меня поехать с ней. Она была больна и опечалена, ей нужны забота и утешение… Я все бросила и поехала с ней.
— Ах, какая же вы добры! — с волнением сказала Нанон. — Позвольте мне поцеловать вас. — И она поцеловала Арманду.
— Вы знаете, — сказал Фанфан Тюлип, — если вам понадоблюсь когда-нибудь я или кто-нибудь из моих людей, скажите лишь слово, и мы готовы ради вас дать себя разрубить на части.
— И все мы! — прибавил Бель-Авуар.
— Но где же несчастная Сабина? — спросила Нанон.
— Она осталась в Сент-Амане. Она так больна, что не смогла продолжить путь. Я хотела остаться с ней, но она слезно умоляла меня следовать за армией, чтобы повидаться с ее братом. «Вы узнаете, когда будет сражение, — сказала она мне, — поклянитесь, что дадите мне знать накануне. Я вам доверяю. Я буду беречь себя и отдыхать до тех пор». Я дала клятву, которую она требовала. «Мой отец приедет послезавтра с королем, — прибавила она, — и я его увижу. Если я буду здорова, он привезет меня к вам, если нет, останусь здесь, но вы следуйте за армией и ежедневно встречайтесь с Роланом».
Я обещала сделать все, о чем она просила, и поехала с моей подругой Урсулой и ее мужем. Мы выехали сегодня ночью из Сент-Амана.
— Жаль, что этот молодой человек не служит в нашей роте! — сказал Тюлип.
— Бедный молодой человек! Бедные девушки! Бедное семейство! — сказала Нанон с горестным выражением.
В эту минуту в долине послышался звук барабанов и труб.
— Трубят сбор. Нам пора отправляться дальше! К счастью, мы уже пообедали, — сказал сержант.
Солдаты встали; время привала кончилось, и вся армия опять отправлялась в путь. Однако поезд военных комиссаров еще не тронулся, он должен был ждать, пока пройдут полки. Рупар подошел к жене.
— Желаю вам счастья! — закричал сержант. — А после сражения мы позавтракаем вместе.
Нанон пожала руку Арманды и еще раз поцеловала молодую женщину.
— Я маркитантка французских лейб-гвардейцев, — сказала Нанон, с нежностью смотря на Арманду, — если я могу быть чем-либо полезной бедной молодой девушке или ее отцу, полагайтесь на меня, как на саму себя! Слышите? Во время сражения я могу быть вам очень полезна.
— О да! — сказала растроганная Арманда.
— Я расскажу о вас маркитантке гренадеров, она моя приятельница, притом гренадеры и лейб-гвардейцы всегда сражаются рядом.
— Вы понаблюдаете за Роланом во время сражения?
— Обещаю вам. Я прежде увижусь с вами и отведу в такое место, где вас смогу тотчас найти в случае, если он будет ранен.
— Позвольте еще раз поцеловать вас, — сказала Арманда со слезами на глазах.
— От всего сердца!
Обе молодые женщины обнялись и поцеловались с волнением.
— Садись, Арманда, — закричала Урсула.
— Отряд, стройся! — скомандовал Тюлип.
День был чудный, небо безоблачно, вся окрестность имела яркий изумрудный оттенок, свойственный весне.
Раздалась команда:
— Стой!
Отряд немедленно остановился. Сержант Тюлип, шедший впереди, желая, чтобы его люди несколько часов отдохнули, направил их в близлежащий лесок.
Через несколько минут после того, как отряд вошел в лес, был разведен огонь, и солдаты в ожидании завтрака разлеглись на траве.
По дороге, которую только что оставили французские лейб-гвардейцы, проезжали фургоны, телеги, повозки.
— Э-эх! — сказал сержант со вздохом. — Как нам не хватает вина, а ведь оно вот в этих подвижных ящиках и находится.
— Это фургоны королевского дома, — заметил барабанщик.
— А под повозкой-то, глядите, корзина с бутылками! — воскликнула маркитантка Нанон, переглянувшись с сержантом.
Заинтересовавшая солдат повозка подъехала прямо к маленькому леску и вдруг остановилась.
— Слушай, Нанон, — сержант, подавая ей свою трубку, — ты ее сохранишь, если я завтра буду убит, не правда ли? — Затем, обращаясь к подъехавшим поставщикам — фуражирам королевского дома, сказал: — Кстати, в качестве кого следуете вы за армией?
— Я поставщик одежды, — ответил Рупар, — поставляю рубашки и панталоны.
— А ваша супруга сопровождает вас?
— Как видите.
— А вы, сударыня? — обратился он к Арманде Жонсьер.
— Я торгую духами, — отвечала та.
— На войне не пользуются духами, мадам!
— Я не еду торговать.
— У вас увеселительная прогулка?
— Я провожаю молодую девушку, которая едет с отцом.
— Дочь солдата?
— Нет, дочь королевского парикмахера Даже.
— И парикмахер едет с армией? — удивилась Нанон.
— Конечно, поскольку едет король.
— Вот оно как, — сказал сержант, — но зачем же парикмахер взял с собой дочь?
— Она захотела повидаться с братом, который служит солдатом, — ответила Урсула Рупар.
— В каком полку? — спросил сержант Тюлип.
— В гренадерском, в роте графа д'Отроша.
— В роте графа д'Отроша? Я вчера поила его солдат, — сказала Нанон.
— Значит, вы видели Ролана? Высокий, красивый, стройный, белокурый и очень печальный.
— Видела! Его товарищи рассказывают, что он все время молчит и желает, чтобы его убили. Должно быть, бедняга очень несчастлив, — вздохнула сердобольная Нанон.
— Ужасно! Он любил молодую девушку, с которой разлучился навсегда, но, для того чтобы все понять хорошенько, вам надо узнать всю его историю.
— Расскажите скорее! — вскричала Нанон. — Мне так интересно!
— Это грустная история, — продолжала Арманда. — У Даже, королевского парикмахера, двое детей: сын Ролан и дочь Сабина. У Ролана был друг, которого звали Жильбером, а у Жильбера сестра Нисетта. Ну, Жильбер полюбил Сабину, а Ролан — Нисетту.
— Как это мило! Друзья становились братьями!
— Обе свадьбы были не за горами, когда Сабину едва не убили…
— Кто же?
— Это осталось тайной. Она была очень слаба, но выздоровела, и свадьбы опять были назначены. Однажды ночью, возвращаясь с бала в ратуше, где Сабина и Нисетта видели короля, который был к ним милостив, они были увезены в экипаже. Сабина сумела выпрыгнуть, а Нисетта так и пропала.
— Кто же ее похитил?
— Неизвестно.
— И она до сих пор не найдена?
— Ее тело нашли в Сене. Карета, в которой ее увезли, верно, свалилась в воду, и Нисетта утонула.
— Ах, какое несчастье! И давно это случилось?
— Месяца два назад. Ролан в отчаянии. Его горе так велико, что он решил оставить Париж и, не желая стать самоубийцей, добровольно пошел в солдаты. Он поклялся, что его убьют в первом же сражении.
— Что ж, это нетрудно…
— Да, — сказал сержант, — но когда он попадет под огонь, то станет защищаться и не даст себя убить. Он забудет обо всем и будет думать только о славе.
— Да услышит вас Бог! — сказала Арманда. — Я не смею на это надеяться. Разумеется, Сабина и Жильбер и не думают теперь о свадьбе. Когда Ролан отправился на войну, а Даже получил приказание сопровождать короля, Сабина также захотела ехать. «Так как брат мой хочет умереть, — говорила она, — я хочу быть с ним до последнего часа; если его принесут раненого, я хочу ухаживать за ним и принять его последний вздох».
Решимость Сабины непоколебима. Жильбер был в отъезде. Он не отказывается от надежды и говорит, что не узнал в трупе, найденном в Сене, свою сестру, и теперь прилагает силы, чтобы отыскать ее. Сабина уговорила меня поехать с ней. Она была больна и опечалена, ей нужны забота и утешение… Я все бросила и поехала с ней.
— Ах, какая же вы добры! — с волнением сказала Нанон. — Позвольте мне поцеловать вас. — И она поцеловала Арманду.
— Вы знаете, — сказал Фанфан Тюлип, — если вам понадоблюсь когда-нибудь я или кто-нибудь из моих людей, скажите лишь слово, и мы готовы ради вас дать себя разрубить на части.
— И все мы! — прибавил Бель-Авуар.
— Но где же несчастная Сабина? — спросила Нанон.
— Она осталась в Сент-Амане. Она так больна, что не смогла продолжить путь. Я хотела остаться с ней, но она слезно умоляла меня следовать за армией, чтобы повидаться с ее братом. «Вы узнаете, когда будет сражение, — сказала она мне, — поклянитесь, что дадите мне знать накануне. Я вам доверяю. Я буду беречь себя и отдыхать до тех пор». Я дала клятву, которую она требовала. «Мой отец приедет послезавтра с королем, — прибавила она, — и я его увижу. Если я буду здорова, он привезет меня к вам, если нет, останусь здесь, но вы следуйте за армией и ежедневно встречайтесь с Роланом».
Я обещала сделать все, о чем она просила, и поехала с моей подругой Урсулой и ее мужем. Мы выехали сегодня ночью из Сент-Амана.
— Жаль, что этот молодой человек не служит в нашей роте! — сказал Тюлип.
— Бедный молодой человек! Бедные девушки! Бедное семейство! — сказала Нанон с горестным выражением.
В эту минуту в долине послышался звук барабанов и труб.
— Трубят сбор. Нам пора отправляться дальше! К счастью, мы уже пообедали, — сказал сержант.
Солдаты встали; время привала кончилось, и вся армия опять отправлялась в путь. Однако поезд военных комиссаров еще не тронулся, он должен был ждать, пока пройдут полки. Рупар подошел к жене.
— Желаю вам счастья! — закричал сержант. — А после сражения мы позавтракаем вместе.
Нанон пожала руку Арманды и еще раз поцеловала молодую женщину.
— Я маркитантка французских лейб-гвардейцев, — сказала Нанон, с нежностью смотря на Арманду, — если я могу быть чем-либо полезной бедной молодой девушке или ее отцу, полагайтесь на меня, как на саму себя! Слышите? Во время сражения я могу быть вам очень полезна.
— О да! — сказала растроганная Арманда.
— Я расскажу о вас маркитантке гренадеров, она моя приятельница, притом гренадеры и лейб-гвардейцы всегда сражаются рядом.
— Вы понаблюдаете за Роланом во время сражения?
— Обещаю вам. Я прежде увижусь с вами и отведу в такое место, где вас смогу тотчас найти в случае, если он будет ранен.
— Позвольте еще раз поцеловать вас, — сказала Арманда со слезами на глазах.
— От всего сердца!
Обе молодые женщины обнялись и поцеловались с волнением.
— Садись, Арманда, — закричала Урсула.
— Отряд, стройся! — скомандовал Тюлип.
XI
Ночь на 10 мая
На правом берегу реки Шельды, в той части равнины, которая расположена между селением Антуань и лесом Барри и в центре которой находится деревушка Фонтенуа, расположились две трети французской армии, а одна треть занимала весь левый берег. Сообщение между обоими берегами обеспечивал быстро возведенный мост, довольно широкий, так что и кавалерия, и артиллерия свободно проходили по нему. Этот мост построили у местечка Калонь, что на левом берегу. Было десять часов вечера 9 мая 1745 года.
В обоих лагерях все огни были погашены, чтобы неприятель не мог видеть, что там происходит. Царила глубокая тишина. Только часовые и передовые посты бодрствовали, вся армия подкрепляла сном свои силы, которые скоро ей должны были пригодиться.
И лишь в Калони светилось несколько окон. Перед дверью дома у самого моста расположилась группа неподвижных и безмолвных солдат. Это были лейб-гвардейцы. Лошади их были привязаны к кольцам, вбитым в стену дома. Пять лакеев водили шагом пять других лошадей взад и вперед по берегу реки, не отходя далеко от дома. Два человека, облокотившись о перила моста, тихо разговаривали.
— Вы торопились приехать, Таванн, — говорил один.
— Я загнал трех лошадей, дорогой Креки, но я загнал бы и десять, чтобы успеть вовремя. Черт побери! Если бы начали драку без меня, я бы никогда себе этого не простил.
— Вот и король! — сказал Креки.
Король появился на пороге дома. Лакеи немедленно подвели лошадей для короля, дофина, принцев и королевской свиты.
Маршал Саксонский также подошел к королю. Он, казалось, передвигался с трудом.
— Останьтесь, дорогой Мориц, — сказал Людовик XV, вложив ногу в стремя.
— Я сопровождаю короля, — отвечал маршал.
В это время подвели лошадь Морицу Саксонскому.
— Останьтесь, вам не стоит ехать, — повторил Людовик.
— Я сожалею, ваше величество, что вынужден ослушаться вашего приказания, — ответил Мориц, — но я вас не оставлю.
— Поступайте, как вам угодно, — улыбаясь сказал король, — вы здесь командующий!
Король, дофин, маршал, принцы и свита сели на лошадей. Мориц ехал с левой, а дофин с правой стороны короля. Подъехали к мосту.
— Ваше величество, мы сейчас не будем переезжать через мост, а двинемся вдоль левого берега Шельды и осмотрим резервы, а затем уже — действующую армию.
— Приказывайте, маршал, мы повинуемся.
Мориц приблизился к королю.
— Государь, — сказал он ему тихо, — отпустите гвардейцев, здесь посреди лагеря делать им нечего, как и большей части окружающей вас свиты.
— Это почему?
— Так как вы, государь, хотите осмотреть резервы, то очень важно, чтобы никто не узнал о вашем приближении. Тогда только мы застанем войска, пикеты, часовых и форпосты в том состоянии, в котором они обыкновенно находятся.
Король согласился с доводами маршала. Он подозвал к себе начальника гвардейцев. Через несколько минут все гвардейцы вошли в дом, который уже два дня был местопребыванием короля.
Затем, обращаясь к свите, король сказал:
— Господа, сегодня вы больше мне не нужны. Я оставляю при себе только де Конти, Ноайля, Ришелье, Граммона, Креки, Таванна и д'Аржансона.
Король, имея по правую руку дофина, а по левую Морица, ехал шагом по дороге, внимательно все осматривая. За ним следовали де Конти и министр д'Аржансон, далее — Ноайль, Ришелье, Граммон, Креки и Таванн.
Этот маленький отряд доехал до последнего дома в Калони, повернул налево и направился вверх по течению Шельды. Здесь были расположены 6000 человек. Всюду был образцовый порядок.
— Государь, — говорил маршал, — самым необходимым на войне является план отступления в случае неудачи. На случай поражения полководец должен обеспечить отход и возможность легко собрать рассеянные войска.
— Весьма предусмотрительно, — заметил король.
— Битва произойдет на другом берегу Шельды, — продолжал Мориц. — Река — непреодолимое препятствие, и мы имеем только один мост, по которому можем через нее переправляться. Я приказал обеспечить прикрытие моста. Во время сражения вы будете на том берегу, но в случае опасности вы, ваше величество, и дофин можете без риска отступить по этому мосту.
— Что это виднеется вдали, в конце лагеря на берегу Шельды?
— Это батарея из шести орудий.
— Почему она находится здесь? С той стороны нам нечего бояться неприятеля, а его переход через реку невозможен.
— Да, государь, но, напротив, по другую сторону реки, находится селение Антуань, в которое упирается правое крыло нашей армии. Между этим селением и рекой начинается долина, где неприятель может обойти наше правое крыло. Поэтому я и поставил батарею, которая ему помешает это выполнить.
— Это вами хорошо предусмотрено.
— Теперь, государь, мы переправимся на тот берег и осмотрим Фонтенуа, Антуань и лес Барри.
Маленький отряд повернул и направился к мосту.
Приближаясь к мосту, король увидел по другую сторону деревни многочисленные огни. Это был бивуак фуражиров армии.
— Там танцуют! — сказал дофин.
Молодой принц — дофину было тогда шестнадцать лет — был прав. Звуки флейты и скрипки раздавались за деревянным забором, и на земле виднелись тени танцующих.
— Там дают бал! — воскликнул герцог Ришелье.
— Это, должно быть, танцуют парижские буржуа, — сказал Людовик XV.
— Скорее всего, государь. Только они способны плясать так весело накануне битвы.
— Государь, вас могут узнать, — предупредил маршал.
Король хотел отъехать, но было уже поздно: к всадникам подошли несколько человек, и около Людовика XV с неимоверной быстротой собралась толпа, намеревавшаяся, как обычно, громкими криками, приветствовать монарха.
— Молчать! — приказал маршал Саксонский, вскинув вверх свою обнаженную шпагу.
Крик замер у всех на устах. Послышался ропот. Тогда маршал сказал:
— Не кричите! Король вам это запрещает.
Затем, видя, что окружающие недоумевают, почему им запретили приветствовать своего возлюбленного государя, маршал пояснил:
— Друзья, я запретил вам приветствовать его величество, чтобы не привлечь внимания наших неприятелей к его особе.
В эту минуту из толпы выбежала женщина и бросилась на колени перед королем.
— Государь! — сказала она. — Окажите мне милость.
Эта женщина, стоявшая на коленях со сложенными руками, умоляющим взглядом и мокрым от слез лицом, была Арманда Жонсьер.
Людовик с удивлением посмотрел на нее.
— Встаньте и скажите мне, какой милости вы просите.
— Для себя ничего. Дело идет об одной молодой девушке, которую ваше величество знает, о дочери Даже; она теперь в Сент-Амане.
— Помню, Даже мне говорил.
— Но он не мог сказать вашему величеству того, чего не знает сам. Он не знает, что бедная Сабина очень больна, настолько больна, что вчера не могла ни ходить, ни сидеть на лошади. Между тем она хочет сюда приехать, она знает, что произойдет сражение и что ее брат ищет смерти. Она также хочет умереть, если не приедет в последний раз взглянуть на Ролана.
— Даже поведал мне о всех своих бедах, — сказал Людовик, — но что же я могу сделать?
— Я хотела сегодня ехать в Сент-Аман, чтобы привезти Сабину.
— Кто вам мешает?
— Артиллеристы реквизировали наших лошадей, кроме того, в экипаже запрещено выезжать отсюда, потому я прошу вас, государь, разрешить мне съездить за Сабиной.
— Когда вы хотите выехать?
— Немедленно, государь, если позволите.
— Я позволяю и отдам распоряжение.
Слышавший этот разговор Таванн подъехал к королю.
— Государь, — сказал он, — я очень переживаю за эту Сабину Даже и был бы рад исполнить приказания, какие вам угодно будет дать.
— Хорошо, виконт. Пусть сейчас заложат одну из моих карет, и пусть эта дама в нее сядет и под хорошим конвоем немедленно отправится в Сент-Аман. Она привезет дочь Даже и поместит ее в доме, который я занимаю в местечке Калонь. Комнату Сабине отведет Бине.
— Государь… — Арманда подняла благодарственно сложенные руки к королю.
— Пейрони! — позвал Людовик XV.
— Государь, я здесь, — отозвался хирург, подъезжая к королю.
— Поезжайте в Сент-Аман.
— Простите, но я должен вас ослушаться!
— В чем дело? — спросил государь. Пейрони оставался бесстрастен.
— Государь, — сказал он просто, — я оставлю вас только после сражения, до того времени я не потеряю вас из виду ни на одну минуту.
Король улыбнулся, он понимал всю преданность, какая заключалась в этом упорстве хирурга, в минуту опасности не желавшего расстаться с ним.
— Но девушка больна, — продолжал Людовик, — ей нужен уход.
— Она будет его иметь: я прикажу одному из моих помощников ехать в Сент-Аман с этой дамой.
Король сделал знак одобрения.
— Любезный Таванн, — сказал маршал, — если вы хотите заняться этим делом, потрудитесь выбрать конвой из легкой конницы, которая стоит у входа в Калонь, прибавьте трех лейб-гвардейцев и сержанта, который сядет на запятки кареты, из тех, которые в эту ночь дежурят у дома короля. Сержант знает ночной пароль.
Таванн ускакал галопом.
Король сделал рукой дружеский знак окружавшим его, после чего поехал с дофином, маршалом и сопровождавшими его вельможами на улицу, начинавшуюся у моста.
— Да здравствует король! — тихо повторила толпа.
Люди стояли неподвижно, устремив глаза на маленький отряд, исчезнувший в темноте. Арманда и Урсула радостно бросились друг другу на шею.
— О! — вскричала Арманда. — Как подходит королю имя Возлюбленный.
— Вы едете?
— Не теряя ни минуты!
— Бедная милая Сабина! Это послужит для нее утешением.
— Да, и притом я страшно боялась оставить ее там одну.
— Она так больна!
— Не только поэтому.
— Почему же еще?
— Сегодня утром, когда я покидала Сабину, я встретила там человека такой подозрительной наружности, с таким порочным лицом, что испугалась, потому что этот тип не спускал глаз с дома Сабины.
В обоих лагерях все огни были погашены, чтобы неприятель не мог видеть, что там происходит. Царила глубокая тишина. Только часовые и передовые посты бодрствовали, вся армия подкрепляла сном свои силы, которые скоро ей должны были пригодиться.
И лишь в Калони светилось несколько окон. Перед дверью дома у самого моста расположилась группа неподвижных и безмолвных солдат. Это были лейб-гвардейцы. Лошади их были привязаны к кольцам, вбитым в стену дома. Пять лакеев водили шагом пять других лошадей взад и вперед по берегу реки, не отходя далеко от дома. Два человека, облокотившись о перила моста, тихо разговаривали.
— Вы торопились приехать, Таванн, — говорил один.
— Я загнал трех лошадей, дорогой Креки, но я загнал бы и десять, чтобы успеть вовремя. Черт побери! Если бы начали драку без меня, я бы никогда себе этого не простил.
— Вот и король! — сказал Креки.
Король появился на пороге дома. Лакеи немедленно подвели лошадей для короля, дофина, принцев и королевской свиты.
Маршал Саксонский также подошел к королю. Он, казалось, передвигался с трудом.
— Останьтесь, дорогой Мориц, — сказал Людовик XV, вложив ногу в стремя.
— Я сопровождаю короля, — отвечал маршал.
В это время подвели лошадь Морицу Саксонскому.
— Останьтесь, вам не стоит ехать, — повторил Людовик.
— Я сожалею, ваше величество, что вынужден ослушаться вашего приказания, — ответил Мориц, — но я вас не оставлю.
— Поступайте, как вам угодно, — улыбаясь сказал король, — вы здесь командующий!
Король, дофин, маршал, принцы и свита сели на лошадей. Мориц ехал с левой, а дофин с правой стороны короля. Подъехали к мосту.
— Ваше величество, мы сейчас не будем переезжать через мост, а двинемся вдоль левого берега Шельды и осмотрим резервы, а затем уже — действующую армию.
— Приказывайте, маршал, мы повинуемся.
Мориц приблизился к королю.
— Государь, — сказал он ему тихо, — отпустите гвардейцев, здесь посреди лагеря делать им нечего, как и большей части окружающей вас свиты.
— Это почему?
— Так как вы, государь, хотите осмотреть резервы, то очень важно, чтобы никто не узнал о вашем приближении. Тогда только мы застанем войска, пикеты, часовых и форпосты в том состоянии, в котором они обыкновенно находятся.
Король согласился с доводами маршала. Он подозвал к себе начальника гвардейцев. Через несколько минут все гвардейцы вошли в дом, который уже два дня был местопребыванием короля.
Затем, обращаясь к свите, король сказал:
— Господа, сегодня вы больше мне не нужны. Я оставляю при себе только де Конти, Ноайля, Ришелье, Граммона, Креки, Таванна и д'Аржансона.
Король, имея по правую руку дофина, а по левую Морица, ехал шагом по дороге, внимательно все осматривая. За ним следовали де Конти и министр д'Аржансон, далее — Ноайль, Ришелье, Граммон, Креки и Таванн.
Этот маленький отряд доехал до последнего дома в Калони, повернул налево и направился вверх по течению Шельды. Здесь были расположены 6000 человек. Всюду был образцовый порядок.
— Государь, — говорил маршал, — самым необходимым на войне является план отступления в случае неудачи. На случай поражения полководец должен обеспечить отход и возможность легко собрать рассеянные войска.
— Весьма предусмотрительно, — заметил король.
— Битва произойдет на другом берегу Шельды, — продолжал Мориц. — Река — непреодолимое препятствие, и мы имеем только один мост, по которому можем через нее переправляться. Я приказал обеспечить прикрытие моста. Во время сражения вы будете на том берегу, но в случае опасности вы, ваше величество, и дофин можете без риска отступить по этому мосту.
— Что это виднеется вдали, в конце лагеря на берегу Шельды?
— Это батарея из шести орудий.
— Почему она находится здесь? С той стороны нам нечего бояться неприятеля, а его переход через реку невозможен.
— Да, государь, но, напротив, по другую сторону реки, находится селение Антуань, в которое упирается правое крыло нашей армии. Между этим селением и рекой начинается долина, где неприятель может обойти наше правое крыло. Поэтому я и поставил батарею, которая ему помешает это выполнить.
— Это вами хорошо предусмотрено.
— Теперь, государь, мы переправимся на тот берег и осмотрим Фонтенуа, Антуань и лес Барри.
Маленький отряд повернул и направился к мосту.
Приближаясь к мосту, король увидел по другую сторону деревни многочисленные огни. Это был бивуак фуражиров армии.
— Там танцуют! — сказал дофин.
Молодой принц — дофину было тогда шестнадцать лет — был прав. Звуки флейты и скрипки раздавались за деревянным забором, и на земле виднелись тени танцующих.
— Там дают бал! — воскликнул герцог Ришелье.
— Это, должно быть, танцуют парижские буржуа, — сказал Людовик XV.
— Скорее всего, государь. Только они способны плясать так весело накануне битвы.
— Государь, вас могут узнать, — предупредил маршал.
Король хотел отъехать, но было уже поздно: к всадникам подошли несколько человек, и около Людовика XV с неимоверной быстротой собралась толпа, намеревавшаяся, как обычно, громкими криками, приветствовать монарха.
— Молчать! — приказал маршал Саксонский, вскинув вверх свою обнаженную шпагу.
Крик замер у всех на устах. Послышался ропот. Тогда маршал сказал:
— Не кричите! Король вам это запрещает.
Затем, видя, что окружающие недоумевают, почему им запретили приветствовать своего возлюбленного государя, маршал пояснил:
— Друзья, я запретил вам приветствовать его величество, чтобы не привлечь внимания наших неприятелей к его особе.
В эту минуту из толпы выбежала женщина и бросилась на колени перед королем.
— Государь! — сказала она. — Окажите мне милость.
Эта женщина, стоявшая на коленях со сложенными руками, умоляющим взглядом и мокрым от слез лицом, была Арманда Жонсьер.
Людовик с удивлением посмотрел на нее.
— Встаньте и скажите мне, какой милости вы просите.
— Для себя ничего. Дело идет об одной молодой девушке, которую ваше величество знает, о дочери Даже; она теперь в Сент-Амане.
— Помню, Даже мне говорил.
— Но он не мог сказать вашему величеству того, чего не знает сам. Он не знает, что бедная Сабина очень больна, настолько больна, что вчера не могла ни ходить, ни сидеть на лошади. Между тем она хочет сюда приехать, она знает, что произойдет сражение и что ее брат ищет смерти. Она также хочет умереть, если не приедет в последний раз взглянуть на Ролана.
— Даже поведал мне о всех своих бедах, — сказал Людовик, — но что же я могу сделать?
— Я хотела сегодня ехать в Сент-Аман, чтобы привезти Сабину.
— Кто вам мешает?
— Артиллеристы реквизировали наших лошадей, кроме того, в экипаже запрещено выезжать отсюда, потому я прошу вас, государь, разрешить мне съездить за Сабиной.
— Когда вы хотите выехать?
— Немедленно, государь, если позволите.
— Я позволяю и отдам распоряжение.
Слышавший этот разговор Таванн подъехал к королю.
— Государь, — сказал он, — я очень переживаю за эту Сабину Даже и был бы рад исполнить приказания, какие вам угодно будет дать.
— Хорошо, виконт. Пусть сейчас заложат одну из моих карет, и пусть эта дама в нее сядет и под хорошим конвоем немедленно отправится в Сент-Аман. Она привезет дочь Даже и поместит ее в доме, который я занимаю в местечке Калонь. Комнату Сабине отведет Бине.
— Государь… — Арманда подняла благодарственно сложенные руки к королю.
— Пейрони! — позвал Людовик XV.
— Государь, я здесь, — отозвался хирург, подъезжая к королю.
— Поезжайте в Сент-Аман.
— Простите, но я должен вас ослушаться!
— В чем дело? — спросил государь. Пейрони оставался бесстрастен.
— Государь, — сказал он просто, — я оставлю вас только после сражения, до того времени я не потеряю вас из виду ни на одну минуту.
Король улыбнулся, он понимал всю преданность, какая заключалась в этом упорстве хирурга, в минуту опасности не желавшего расстаться с ним.
— Но девушка больна, — продолжал Людовик, — ей нужен уход.
— Она будет его иметь: я прикажу одному из моих помощников ехать в Сент-Аман с этой дамой.
Король сделал знак одобрения.
— Любезный Таванн, — сказал маршал, — если вы хотите заняться этим делом, потрудитесь выбрать конвой из легкой конницы, которая стоит у входа в Калонь, прибавьте трех лейб-гвардейцев и сержанта, который сядет на запятки кареты, из тех, которые в эту ночь дежурят у дома короля. Сержант знает ночной пароль.
Таванн ускакал галопом.
Король сделал рукой дружеский знак окружавшим его, после чего поехал с дофином, маршалом и сопровождавшими его вельможами на улицу, начинавшуюся у моста.
— Да здравствует король! — тихо повторила толпа.
Люди стояли неподвижно, устремив глаза на маленький отряд, исчезнувший в темноте. Арманда и Урсула радостно бросились друг другу на шею.
— О! — вскричала Арманда. — Как подходит королю имя Возлюбленный.
— Вы едете?
— Не теряя ни минуты!
— Бедная милая Сабина! Это послужит для нее утешением.
— Да, и притом я страшно боялась оставить ее там одну.
— Она так больна!
— Не только поэтому.
— Почему же еще?
— Сегодня утром, когда я покидала Сабину, я встретила там человека такой подозрительной наружности, с таким порочным лицом, что испугалась, потому что этот тип не спускал глаз с дома Сабины.