Керр Катарина. Заклятье клинка

   Ее глаза наполнились слезами. Брангвен подняла голову и посмотрела на него. Потом взяла кусок хлеба и начала понемногу откусывать от него. Невин дал ей сыр и яблоко. Она съела все, но по-прежнему не говорила ни слова. Он подбросил дров в костер и уложил ее поближе к огню. Когда он взял свои запасы еды, чтобы проверить что у них осталось, он обнаружил завернутыми в кусок материи все подарки, которые он дарил ей. Лада положила их. Невин долго смотрел на красивую брошь с изображением сокола и думал о Гиррейнте. Только поздней ночью Невин вышел наконец из задумчивости и развел огонь для своих целей. Вызывая боль и требуя больших усилий, Видение возникало медленно. Наконец он увидел большой зал в крепости Сокола. Тело Блейна лежало возле камина, под голову была подложена подушка и меч лежал на его груди. Когда Невин подумал о Гиррейнте, картина сменилась. Гиррейнт вышагивал взад и вперед по двору с мечом наготове. Он отказался бежать от своей судьбы. Невин не знал, как долго он наблюдал это последнее видение с Гиррейнтом. Костер почти потух, и Видение исчезло. Он подбросил дров еще и сразу же увидел Гиррейнта: все быстрее и быстрее его меч мелькал взад и вперед, лезвие блестело в свете факела. Наконец Невин услышал звук, который издал Гиррейнт, запрокинув голову, словно олень. Кони, большинство из них испуганно, поскакали вверх по склону холма. Гиррейнт спокойно дошел до ворот и расположился там, подняв свой меч в боевой готовности. Лорд Камлан, младший брат Блейна во главе своего отряда, показался в бледном свете факелов. Гиррейнт улыбнулся ему. Камлан выхватил свой меч, воины его отряда сделали то же самое.
   – Где тело моего брата? – спросил он.
   – Возле камина, – ответил Гиррейнт. – Похороните одного из моих коней вместе с ним?
   С побледневшим лицом Камлан подался в седле вперед и пристально посмотрел на своего друга, который стал теперь его врагом. Он поднял свой меч и пришпорил коня. Люди бросились в атаку и окружили Гиррейнта. Невин увидел, как он взмахнул, окруженный толпой, мечом, ярким от крови. Лошадь попятилась, люди вскрикнули, затем толпа отпрянула назад. Гиррейнт лежал мертвый на земле. Из его виска струилась кровь. Камлан спешился и опустился рядом с ним на колени. Он поднял меч двумя руками и отрубил голову от тела Гиррейнта. Затем поднялся, взял голову за волосы, и крича от ярости, с силой швырнул ее в противоположную стену. Вдруг раздался пронзительный крик, спугнувший видение, – крик Брангвен. Невин вскочил и подбежал к ней как раз в то мгновение, когда она поднялась, рыдая.
   – Гир, – сказала Брангвен. – Он мертв, Гир… – ее голос перешел в пронзительный крик. – Камлан – о, боги! – он убил, о, боги – Гир! – Невин обнял ее и сильно прижал к себе. Брангвен вырывалась из его объятий, оплакивая своего брата и отца своего ребенка. Невин крепко держал ее до тех пор, пока она наконец не утихла.
   – Как ты узнала? – спросил он.
   Брангвен молчала и плакала, дрожа всем телом. Невин гладил ее волосы, крепко прижимая к себе, до тех пор, пока она не успокоилась. Когда он отпустил Брангвен, она запрокинула голову и снова запричитала. И так продолжалось долго: только он успокоит ее, как вдруг что-нибудь опять напомнит ей о случившемся, и она снова начинает стонать, вырываясь и борясь с ним. Постепенно ее агрессивность утихла. Он уложил ее на плащи и позволил ей выплакаться, держа в своих объятиях. Когда она наконец заснула, он еще долго наблюдал за тем, как огонь разгорался сам собой, раздуваемый ветром, пока не уснул, утомленный, как и она.
   Он проснулся через час и обнаружил, что она ушла. Невин вскочил на ноги и побежал к реке. Он увидел ее темный силуэт на фоне звездного неба. Она стояла на берегу в нерешительности.
   – Гвени, – крикнул Невин, но она не шевельнулась. Прежде, чем он добежал до нее, она бросилась в воду, шагнув вперед с обрыва в своем длинном платье и исчезнув в темноте. Невин бросился за ней вслед. Темнота, холодное касание воды. Он едва мог смотреть и дышать. Поток сносил его. Он снова нырял под воду и снова всплывал на поверхность, но ничего не мог рассмотреть вокруг себя кроме черной воды. Хотя он понимал, что это уже безнадежно, он все же продолжал нырять, плавал взад и вперед по реке, словно охотничья собака в поисках водяной дичи. Затем течение понесло его, перевернуло и ударило обо что-то в темноте. Хотя его раненое плечо жгло как огнем, ему все-таки удалось выбраться на берег реки. Он долго лежал здесь, рыдая и задыхаясь от горя. Как только первые лучи восходящего солнца осветили небо, Невин поднялся и пошел вдоль реки вниз по ее течению. Он так обезумел от горя, что едва понимал, что делает. Он брел медленно, все еще пытаясь ее увидеть. И он нашел ее, когда солнце уже совсем взошло. Течение вынесло ее тело на песчаный берег. Она лежала на спине, ее золотые волосы растрепались и спутались, ее прекрасные глаза были широко открыты, смотря невидящим взглядом в яркое безоблачное небо. Она исполнила клятву, которую дала богам. Невин поднял ее, положив голову на свою неповрежденную руку и понес назад в лагерь. Он думал только о том, что должен отвезти ее домой. Он завернул ее в оба плаща и привязал к седлу. Только поздней ночью он добрался до хижины в лесу. Ригор выбежал навстречу и остановился, смотря на ношу в седле.
   – Ты опоздал, – сказал Ригор.
   – Это было поздно уже с первого дня, когда он стал спать с ней. – Невин спустил ее вниз и развернул плащ. Он положил тело возле камина и сел рядом. Зашло солнце и в хижине стало темно. А он все смотрел на нее. Просто смотрел, как будто надеялся, что вот она проснется и улыбнется ему. Вошел Ригор с фонарем в руке.
   – Я стреножил лошадь, – сказал он.
   – Спасибо.
   Не торопясь, временами прерывая фразы, Невин рассказал Ригору, как все было. Тот слушал, изредка кивая.
   – Бедная девочка, – сказал наконец Ригор. – В ней было больше благородства, чем во всех вас, и в ее брате.
   – Да. Я плохо сделаю, если убью себя на ее могиле?
   – Да. Я запрещаю тебе это.
   Невин неопределенно кивнул, удивляясь, почему он так спокоен. Он смутно догадывался, что повинен в этом его учитель.
   – Она мертва, мальчик, – сказал Ригор. – Ты должен оставить ее. Все, что мы можем сделать сейчас для Гвени – это молиться за нее, чтобы ей было лучше в том мире.
   – Где? – Невин горько ронял слова, – в призрачной Иной Земле? Какие они боги, если позволили ей умереть и не убили такого негодяя как я?
   – Послушай, мальчик, ты обезумел от горя. И я боюсь за твой рассудок, если ты будешь продолжать думать об этом. И боги ничем здесь не помогут. – Ригор мягко дотронулся ладонью до руки Невина, – давай сейчас пойдем, сядем за стол. Пусть бедная маленькая Гвени останется лежать там.
   Невина спасло то, что он привык подчиняться. Он позволил Ригору поднять себя и отвести к столу. Затем сел, когда Ригор сказал ему это сделать, и взял кружку с элем только потому, что учитель дал ее ему.
   – Так-то лучше, – заметил Ригор. – Ты думаешь, она ушла навечно, да? Быть оторванной от жизни, всегда и везде – и это ей, девочке, которая любила жизнь так сильно.
   – А как я еще могу думать?
   – Я расскажу тебе правду вместо домыслов. Это великая тайна Двуумера. То, о чем ты не должен рассказывать ни одному человеку, если он не спросит тебя об этом напрямик. И тот, кто действительно не относит себя к знающим Двуумер, никогда об этом не спросит. Секрет этот состоит в том, что все, и мужчины, и женщины, проживают не одну, а много жизней, снова и снова, назад и вперед между этим миром и другими мирами. А тогда что это такое – смерть, мальчик? Это рождение для другой жизни. Это правда, что она ушла, но ушла в другой мир и, я клянусь тебе, кто-то придет навстречу ей.
   – Я никогда не думал, что ты обманываешь меня. Ты думаешь, кто я? Дитя, которое не может принять горя без некоторых прелестных сказок, скрашивающих его?
   – Это не ложь. И скоро, когда ты разовьешь свои возможности, ты будешь делать и видеть вещи, которые убедят тебя, что это – правда. А до того – полагайся на меня.
   Невин сомневался, но он точно знал, что Ригор никогда не будет говорить неправды о пророчестве.
   – И, несмотря ни на что, – продолжал учитель, – она умерла для того, другого мира, и будет рождена снова, в этом. Я не могу знать, пересекутся ли ваши пути снова. Это им, великим лордам Судьбы, решать, а не мне, и не тебе. Ты еще продолжаешь сомневаться в словах моей клятвы?
   – Я никогда не смогу не поверить учителю.
   – Ну, тогда вот что у тебя есть. – Ригор сделал длинный усталый вздох. – Так как люди верят в горькое лучше, чем в сладкое, я расскажу тебе еще кое-что. Если ты снова встретишь ее – то ли в этой жизни, то ли в следующей, – тогда ты оплатишь ей свой великий долг. Ты обманул ее, мальчик. Я был почти готов выгнать тебя, но это означало бы только то, что я обманул тебя. Если ты намерен отплатить свой долг, твоя ноша станет легче. Может быть, это приятнее, сказать тебе, что вы встретитесь опять. Но подумай, в чем твой долг перед ней? Маленький дурачок, ты узнаешь ее лучше. Ты думаешь о ней как о драгоценном камне, прекрасной лошади, лучшей женщине, как будто все это ожидает тебя в качестве приза. Но под этим обличьем, этой проклятой красотой, скрывается женщина, которая сильнее, чем ты, стремится к Двуумеру. Как ты думаешь, почему я брожу вокруг, держа под наблюдением Соколов? Как она может когда-нибудь обучиться таинствам Двуумера, если не через мужчину рядом с собой? Ты думаешь, почему ты влюбился в нее в тот самый момент, когда увидел ее впервые? Ты знал, дурачок, или будешь знать, – вы были парой, были предназначены один другому. – Ригор стукнул рукой по столу. – Но теперь она ушла.
   Невин почувствовал стыд и боль, волной подкатившие к нему.
   – И скоро она должна будет начать все сначала, – продолжал безжалостно Ригор. – Маленькое, слепое, несмышленое дитя: годы пройдут, прежде чем она научится говорить и держать ложку в руке. Она должна будет вырасти, пройдя все сначала, и это в то время, когда королевство нуждается в каждом знающем Двуумер. Болван! К тому же еще неизвестно, где будешь ты сам. Кретин!
   Невин не выдержал и заплакал, уронив голову на руки, скрещенные на столе. Ригор поспешно поднялся и положил мягкую ладонь на его плечо.
   – Прости меня, мальчик, – сказал Ригор, – настало время поговорить о том, как мы устроим похороны. Не надо, чтобы это угнетало тебя. Послушай, ну, ну, прости меня.
   Еще долго Невин не мог успокоиться, перестать плакать. Утром Невин и Ригор отнесли тело Брангвен в лес, чтобы похоронить ее. Невин почувствовал смертельную усталость, когда помогал рыть могилу. Он поднял Брангвен в последний раз и опустил в яму, затем положил рядом с ней все ее драгоценности. Ради другой жизни или нет, но он хотел похоронить ее с почестями, как принцессу. Вместе с Ригором они засыпали могилу и сложили над ней пирамиду из камней для того, чтобы животные не разорили ее. Вокруг на много миль простирался безлюдный и безмолвный лес. Она была похоронена далеко от своих предков. Положив последний камень на вершину пирамиды, Ригор воздел руки к солнцу.
   – Все кончено, – произнес он. – Пусть отдыхает.
   Невин опустился на колени у основания пирамиды.
   – Брангвен, любовь моя, прости, – произнес он, – если мы когда-нибудь встретимся снова, клянусь тебе, я исправлю это. Клянусь тебе. Я не успокоюсь, пока все не будет сделано так, как надо.
   – Замолчи! – рассердился Ригор. – Ты не знаешь, что с тобой будет.
   – Проклятие! Я все равно клянусь в этом. Я не успокоюсь, пока не исправлю этого.
   С ясного неба послышался раскат грома, потом второй, потом следующий – третий, – сильные глухие, гулким грохотом прокатившиеся над лесом. Ригор отпрянул назад, его лицо побелело.
   – Ну вот, – произнес он. – Великие приняли твою жертву. После грома вокруг стало невыносимо тихо. Невин поднялся, трясясь как в лихорадке. Ригор наклонился и поднял свою лопату.
   – Вот так, мальчик, – сказал он, – клятва дана.
   Лес был золотым и багряным, и ветры дули с севера, когда к ним приехал гвербрет Мэдок. Невин возвращался из лесу, где он собирал дрова на зиму, когда увидел прекрасную черную лошадь укрытую попоной, свисающей по обе стороны седла, стоящую перед хижиной. Он сбросил в ящик вязанку дров и побежал в хижину, за столом сидели Мэдок с Ригором и пили эль.
   – Это мой подмастерье, ваша светлость, – сказал Ригор, – вы очень хотели его увидеть.
   – Вы приехали убить меня? – спросил Невин.
   – Не будь дураком, мальчик, – ответил Мэдок, – я приехал, чтобы предложить Брангвен свою помощь, но услышал, что теперь уже слишком поздно.
   Невин сел и почувствовал, как горе тяжело всколыхнуло его сердце.
   – Как вы нашли меня? – спросил он.
   – Расспрашивая то здесь, то там. Я стоял во дворе, когда тебя изгоняли, и пытался убедить его величество, чтобы он простил тебя. С таким же успехом я мог бы стараться выжать мед из турнепса. Твоя высокочтимая матушка намекнула мне, что ты собираешься изучать Двуумер, и поэтому надеяться было вообще не на что. И потом, когда я поехал к госпоже Росе после убийства Блейна, то услышал один или пару рассказов от слуг о каком-то странном лекаре и его подмастерье.
   Ценные сведения, – подумал я, но у меня все никак не было времени, чтобы проверить.
   – Вы правильно сделали, – сказал Ригор, – гвербрет должен быть бдительнее всех.
   Мэдок поморщился, как будто получил пощечину.
   – Кстати, ваша светлость, – сказал Ригор. – Заодно и поговорим.
   – Вы не можете себе представить, как глубоко это ранило меня, – сказал Мэдок. – Это я о Гиррейнте и его проклятой страсти. Я видел это и, как дурак, молчал, надеясь, что я несправедлив к нему.
   – Если это как-то утешит вас, – сказал Ригор, – то никто вас и не обвиняет.
   – Какое там утешение, если человек обвиняет себя сам. Но в конце концов я услышал, что принц увез ее с собой. Ну, тогда я подумал, что лучшее, что я могу сделать – это найти девочку до наступления зимы. Я рассчитывал сделать так, чтобы она и ее ребенок были в тепле. – Его голос задрожал. – Но теперь уже слишком поздно. Я никогда не смогу сделать этого для нее.
   Леденящая тишина повисла в комнате.
   – Как поживает госпожа Роса? – спросил наконец Ригор. – Я переживаю за нее, но не осмеливаюсь поехать к ней.
   – Ну, она – жена воина и мать воина. Время излечит ее сердце. И, черт побери, мне тоже не хватает Блейна. И дерьмо тот человек – я хочу сказать, что грош ему цена, – если он твердит о верности, а потом делает все, чтобы довести другого человека до смерти.
   – Но Сокол отлетался, – заметил Ригор. – Это очень тяжело: видеть, как умирает клан.
   – Да, это действительно, это смерть, – сказал Мэдок. – Король отдал земли Сокола Вепрю в компенсацию за смерть Блейна. Какой лорд согласится взять этот герб, если он так опозорен?
   – Совершенно верно, – заметил Невин, – и потом барды будут петь о Брангвен и Гиррейнте. Я представляю себе, что они из этого сделают.
   Ригор громко фыркнул.
   – Что-нибудь получше, чем оно этого заслуживает, – сказал он. – В этом я не сомневаюсь.

Дэвери, 1058

   Была ранняя весна. Вода в реке была еще холодной. Хихикая и плескаясь, и в то же время трясясь от холода, Джилл прыгала вверх-вниз на отмели до тех пор, пока могла стоять на коленях на песчаном дне. Любопытные лесные жители гроздьями висели вокруг, то прячась, то появляясь среди волн. Джилл пыталась вымыть без мыла свои волосы, в то время как гладкие серебристые существа, словно рыбы, проносились стремглав мимо нее. Она никогда раньше не заботилась о том, чтобы быть чистой, но теперь это стало казаться ей важным. Она повалялась в траве на берегу, чтобы обсохнуть, словно лошадь, а затем поспешила в лагерь, побежав через орешник. На лугу спокойно паслись ее серый и лошадь отца. Сам Куллин отправился на ближайшую ферму, чтобы купить продуктов. Джилл решила одеться, пока он не вернулся. Еще совсем недавно она не стеснялась при нем быть голой. Перед тем, как надеть рубашку, она посмотрела на свою грудь – два маленьких, еле заметных бугорка. Ей иногда хотелось, чтобы они исчезли. Ей было тринадцать. Роковой возраст, так как многие девочки в четырнадцать уже выходят замуж. Она быстро надела рубашку и подвязала ее, затем порылась в седельной сумке и вытащила из нее расческу и осколок зеркала. Серый гном, с длинным носом и весь в бородавках, материализовался рядом с ней. Когда Джилл поднесла к нему зеркало, он начал заглядывать за него, как будто хотел познакомиться с другим гномом, который смотрел на него оттуда.
   – Это ты, – сказала ему Джилл. – Посмотри, это ведь твой нос.
   Сбитое с толку существо вздохнуло и спрыгнуло на траву рядом с ней.
   – Это больше того, что ты в состоянии понять. Папа сказал, что купит мне большое зеркало на день рождения. Но я не хочу. Только глупые городские девчонки прихорашиваются все время, а я – дочка серебряного клинка.
   Гном улыбнулся в знак согласия и почесал под мышкой.
   Когда Куллин вернулся, они поехали в Форт Мананан, прибрежный город на восточной границе провинции Дэвери. Он представлял из себя скопление ветхих деревянных домов, разбросанных вдоль реки. Ветхие рыбацкие лодки были привязаны у берега. Река протекла через окрестные фермы прежде чем достичь городских стен. Запах сушеной рыбы разносился по грязной улице, извивающейся вдоль речного берега. Они остановились в обветшалой деревянной гостинице, хозяин которой получил с Куллина плату, даже не обратив внимания на его серебряный клинок. Так как это был базарный день, в таверне было полно народу. Это была угрюмая компания и Джилл отметила про себя, что у многих из них были мечи. Как только они остались одни, Джилл спросила у Куллина, правда ли, что в этом городе живут одни пираты.
   – Нет, – ответил он, улыбнувшись. – Они все контрабандисты. Эти вонючие лодки на реке на самом деле гораздо крепче, чем выглядят. В них спрятано кое-что под макрелью.
   – Чтобы местный лорд не забрал это?
   – Т-с-с, ни слова об этом при посторонних, поняла?
   Они привязали лошадей, затем прошли на рыночную площадь – на ярмарку. На речном берегу люди сидели в деревянных палатках, но многие просто разложили свой товар на земле. Здесь были всякие продукты: капуста и зелень, сыры и яйца, живые цыплята, молочные поросята и кролики. Куллин купил по куску жареной свинины. Поев, они смотрели в палатках одежду, глиняную посуду и металлические поделки грубой работы.
   – Я не встретил ни одного красивого кружева, – сказал Куллин, – жаль, мне хотелось бы купить тебе кружев на день рождения.
   – Ох, папа. Мне ничего не хочется.
   – Неужели? А что скажешь о красивом платье?
   – Папа!
   – Новую куклу? Украшение? Ничего не хочешь? Ну, тогда пойдем к одному моему знакомому ювелиру. Держу пари, его работ нет на этой ярмарке.
   Они пошли на самую окраину города, где зеленые общинные поля граничили с крайними домами. Там они вошли в небольшой магазинчик с деревянной вывеской, изображающей серебряную брошь. Когда Куллин открыл дверь, мелодично звякнул колокольчик. Комната представляла собой узкий сектор круглого дома, разделенный на части перегородкой. Проход в перегородке был завешен старым зеленым одеялом.
   – Ото, – позвал Куллин. – Ты здесь?
   – Здесь, – послышался изнутри низкий голос. – Я оставил дверь незапертой? – Владелец голоса выглянул из-за одеяла, а затем вышел. Он был очень низкого роста, всего около четырех с половиной фунтов. Джилл видела такого низенького человека впервые. Он был широкоплечим и мускулистым, с густой копной седых волос, грязной серой бородой и пронзительными черными глазами.
   – Куллин из Кермора, надо же! – сказал Ото. – Кто это с тобой? Похоже, твой сын.
   – Моя дочь, – сказал Куллин. – Я хочу купить ей безделушку на день рождения.
   – Ты – девочка? – Ото внимательно посмотрел на Джилл. – Это хорошо, потому что в старости будет о чем думать – о твоем приданом. Пока твой отец не начал пить, у нас с ним были деловые отношения – я покупал у него драгоценные камни. – Ото провел их в мастерскую. В центре, как раз под дымоходом в крыше, был очаг и маленький кузнечный горн. С одной стороны стоял длинный верстак, на котором лежали инструменты, маленькие деревянные ящички, полусъедобные куски хлеба и копченого мяса. Среди этого беспорядка лежали и обработанные рубины. Куллин выбрал один из них и посмотрел, держа так, будто ловил свет.
   – Красивый камень, – заметил он.
   – Да, – ответил Ото. – Но я сомневаюсь в том, что ты не захочешь узнать, где я взял их.
   Улыбаясь, Куллин бросил рубин назад на верстак. Ото сел на табуретку и взял толстый кусок хлеба.
   – Брошки, кольца, браслеты? – спросил он с полным ртом, – или ты хочешь шкатулку? Может быть, серьги?
   – Нет, ничего из этого, пожалуй, – сказал Куллин. – Только серебряный клинок.
   Джилл засмеялась, довольная своей победой, и обняла отца с хитрой улыбкой. Куллин высвободился и позволил ей поцеловать себя в щеку.
   – Довольно странный подарок для девочки, – сказал Ото.
   – Нет, для этой маленькой чертовки совсем не странный. Она еще пристает к своему старому отцу, чтобы он научил ее владеть мечом.
   Ото повернулся к Джилл, удивленно посмотрев на нее. На верстаке неожиданно появился серый гном, сидя на корточках и положив палец на рубин. Джилл подбежала и прогнала его прочь. По тому как глаза Ото двигались вслед за ней, она догадалась, что он тоже мог видеть такого гнома. Гном обиженно посмотрел на Джилл и исчез. Ото мягко, понимающе улыбнулся Джилл.
   – Ну, хорошо, девочка, – сказал Ото. – Я не сомневаюсь, что ты тоже захочешь, чтобы твоим девизом был Сокол, как и у твоего папы.
   – Не гневи богов, Ото, – бросил Куллин. – Ведь прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как ты сделал мне клинок. У тебя очень хорошая память.
   – Да, память служит человеку, если он умеет ее использовать. Тебе как раз повезло. У меня есть готовый клинок, на нем надо только выгравировать девиз. Около года назад я сделал его для одного парня и сильно ругался, когда тот не пришел за ним. Я спрашивал о нем у рыбаков. Но клинок так и остался у меня. Хорошо, что я не выгравировал тогда на нем девиз и теперь смогу продать его.
   Уже под вечер Джилл вернулась к кузнецу, чтобы забрать готовый клинок. Она провела рукой по рукоятке и осторожно, пальцами – по лезвию. Ото изобразил сокола просто: круг с головой в верхней части и два треугольника по бокам – это крылья. Но его работа выглядела так, будто сокол был живым.
   – Это действительно прекрасно! – сказала Джилл улыбаясь. Гном материализовался, стал видимым. Когда Джилл услужливо подняла клинок вверх, Ото посмеялся над ее шуткой.
   – Ты странное существо, юная Джилл, – сказал Ото. – Видишь лесных жителей так же ясно, как день.
   – О, разве я странная? Дорогой кузнец, ты ведь тоже их видишь!
   – Да, да, я вижу, но почему я их вижу – это мой секрет, и мы не будем обсуждать его. А что касается тебя, девочка, то наверное, в клане твоей матери есть кровь эльфов?
   – Что? Как это может быть? Ведь эльфы бывают только в детских сказках.
   – Есть ли они на самом деле? Да, ты слышала о том, что эльфы бывают только в сказках, но это потому, что никто не знает настоящих эльфов. Они есть, и если ты когда-нибудь встретишь хоть одного – не доверяй ему ни на йоту. Они полоумные, большинство из них.
   Джилл вежливо улыбнулась. Она была уверена в том, что Ото немного сумасшедший. Он положил подбородок на руку и внимательно ее рассматривал.
   – Скажи мне вот о чем, – произнес он наконец. – Дело ли это, что ты ездишь со своим отцом? Куллин – очень грубый человек.
   – Только не со мной. Бывает, конечно, иногда. Но не со мной. Но это здорово – везде ездить и все видеть.
   – А что будет, когда придет время выходить замуж?
   – Я никогда не выйду замуж. – Ото скептически улыбнулся. – А что, некоторые женщины никогда не выходят замуж. Они учатся ремеслу – прядут, например, или открывают магазин.
   – Да, ты права. А может быть и ты найдешь для себя когда-нибудь настоящее дело. Послушай, юная Джилл, какую загадку я тебе загадаю: если Никто встретится тебе на пути, спроси у него, чем тебе следует заняться.
   – Извините, но что…
   – Говорил же тебе, что это была загадка, говорил? Запомни, если найдешь Никого, он скажет тебе больше, чем я. А сейчас тебе лучше возвращаться к твоему папе, пока он не отшлепал тебя за слишком долгое отсутствие.
   Всю дорогу назад Джилл думала об Ото и о его загадке. Наконец она решила, что смысл этой загадки заключался в том, что никто ей не может сказать, чем заняться, потому что она считает, что ей лучше делать то, что ей самой хочется. Самому Ото не так просто ее разгадать.
   – Папа? – спросила Джилл, – что за человек этот Ото?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ну, он не выглядит как обычный человек, – сказал Джилл. Куллин неопределенно пожал плечами.
   – Ну, понимаешь, наверное это трудно для человека – родиться таким низеньким, – сказал он, наконец. – Я думаю, из-за этого он такой грубоватый и хваткий. Начать хотя бы с того, какая девушка захочет быть с ним?
   Джилл показалось, что такой довод не лишен здравого смысла. Но все же у нее осталось чувство, что было что-то странное в серебряных дел мастере Ото.
   Вечером таверна быстро наполнилась торговцами с ярмарки и фермерами. Хотя в комнате было жарко от огня в камине и тучи комаров летали вокруг подсвечников, Куллин был расположен задержаться после обеда. Джилл знала, что, имея в кармане деньги, он будет пить всю ночь, и готова была оставаться с ним до последнего, чтобы удержать от растрат.