Керр Катарина. Заклятье клинка

   – Джилл, ты узнаешь меня?
   – Да.
   Она вернулась назад к трупу и увидела тень Корбина. Бледно-голубоватая она имела очертания голого тела Корбина и его лицо. Она парила над трупом, пристально глядя на Джилл. Ее губы беззвучно шевелились, ее глаза были полны ужаса. Джилл громко закричала.
   – Что случилось? – схватил ее за руку Калондериэл.
   – Его тень! Ты не видишь ее?
   – Что? Там ничего нет.
   Корбин смотрел на нее с упреком и страхом. По тому как двигался его рот можно было предположить, что он спрашивал ее о чем-то. Калондериэл взял ее за плечи и попытался увести.
   – Нам надо найти Адерина, – сказал он.
   Также быстро, как гаснет догоревшая свеча, приступ неистовства угас в Джилл. Она вцепилась в Калондериэла и заплакала в его объятиях.
   Бой был окончен. С мечом в руке Родри ездил по полю боя и отдавал приказы. Некоторые спешивались и уводили лошадей за собой, другие искали раненых среди лежавших на земле. Передир и Эдар встретились и стояли в стороне от Родри.
   – Вы видели Джилл? – крикнул им Родри.
   – Я видел, – сказал Передир. – Корбин мертв, это точно. Я видел, как Калондериэл повел Джилл к лекарям. Она плакала, но она сама могла идти.
   – О, боги! Она ранена. – Родри почувствовал, что слезы подступают к горлу. – Прекрасный человек – наверное думаешь ты обо мне – позволил, чтобы девушка получила предназначенную для тебя рану.
   – Замолчи, – рассердился Эдар. – У тебя не было никакого другого выбора.
   – Послушай, лорд Командующий, – произнес Передир. – Пойди взгляни на Корбина и тогда увидишь, что ты прав, послав вместо себя эту девочку.
   Спешившись около тела Корбина, Родри понял, что Передир имел в виду. Удар Джилл разрубил прочную кольчугу Корбина и пронзил его, как цыпленка.
   – Черт побери! – прошептал Родри. – Это действительно она сделала?
   – Я видел это собственными глазами, иначе я сам не поверил бы этому, – заметил Передир. – Она тоже хохотала, когда сделала это.
   Родри нашел Джилл возле подводы Адерина. Старик осматривал раненых. Джилл сидела на земле, опершись спиной о фургон и не мигая смотрела перед собой. Она ничего не сказала, когда Родри опустился перед ней на колени.
   – Куда тебя ранило?
   – Я не ранена, – тихо произнесла Джилл. – Никто еще так не владеет мечом, чтобы ранить меня.
   – Тогда что случилось?
   – Я не знаю. Я правда не знаю.
   Это было все, чего удалось Родри добиться от нее, пока Адерин осматривал раненых. Еще не отошедший от сражения предыдущей ночью, Адерин стоял в стороне и наблюдал, как слуги смывали кровь водой из ведер с тыльных ворот крепости. Он взял руку Джилл и сжал ее.
   – Ты ранена? – спросил Адерин.
   – Нет. – Джилл неожиданно вырвалась, побледнев. Она заговорила очень быстро: – я видела его тень. Я имею в виду Корбина. Я убила его а потом я видела, как он стоял на своем теле. Он был весь голубой и, ей-богу, смотрел глазами.
   Родри почувствовал озноб, Адерин просто кивнул.
   – У тебя просто был приступ боевой лихорадки, – сказал Адерин. – Я слышал, как ты разрубила кольчугу Корбина. Разве ты могла бы это сделать сейчас, дитя с холодным рассудком?
   – Никогда, – ответила Джилл, – трудно поверить, что тогда я это сделала.
   – Это точно была боевая лихорадка. Мне, правда, это не совсем понятно, но, видимо, это какая-то чрезмерная пылкость в крови. Это придало тебе силу, во много раз большую твоей собственной. И тебе еще видны вещи, которые обычно скрыты.
   – Так его тень на самом деле была там? – спросила Джилл. – Я думала, что сошла с ума.
   – Нет, не сошла. – Адерин осторожно подбирал каждое слово. – То, что ты назвала человеческой тенью, на самом деле его настоящая сущность – та часть, которая постоянно находится в его теле и делает его живым, и которая содержит в себе его мозг и сознание. То, что ты видела, был сам Корбин, крайне смущенный тем, что он умер.
   Джилл как будто собиралась сказать что-то, но внезапно вскочила и побежала, словно испуганная лошадь, обегая фургоны. Родри бросился вслед, но Адерин схватил его за руку.
   – Пусть идет, – произнес он. – Ей надо побыть одной с этим.
   – Конечно, – сказал Родри. – Я только слышал, что ты говоришь, и это привело меня в ужас. Адерин, я сам становлюсь как сумасшедший во время боя, но я никогда не видел никакой тени.
   – Ты не имеешь такого дара, который есть у Джилл, запомни это, Родри Мэйлвейд. У Джилл есть склонность к Двуумеру.
   Родри вдруг испугался этого слабого истощенного старика. Он пробормотал, что-то вроде извинения и поспешил прочь.
   Одетая в кольчугу и утомленная битвой, Джилл не могла убежать далеко. Она миновала обоз фургонов и медленно спустилась к ручью. Она запуталась в длинной траве и опустилась на колени, запыхавшись. Джилл бросилась на землю вниз лицом и раскинула руки, как будто могла обнять ее, нагретую за день солнцем, как свою мать. Лесные жители прыгали вокруг нее. Серый гном появился и перебирал своими длинными пальцами ее волосы. Наконец Джилл села и посмотрела на крепость Корбина: зеленое знамя было спущено. У Джилл возникло жуткое чувство, что где-то там тень Корбина бродит, пытаясь проникнуть в дом. Ее чуть не вырвало.
   – Я не хочу больше никогда участвовать в войне, – проговорила она, обращаясь к гному. Она поняла, что в данный момент ни о чем не в состоянии думать, кроме того, что она не искупалась. Она сбросила с себя кольчугу, одежду и бросилась в неглубокий ручей. Серый гном уселся на траву и наблюдал за тем, как она мылась, пытаясь оттереть с себя грязь полными пригоршнями песка со дна ручья.
   – Я хочу переодеться в чистую рубашку, – сказала Джилл, – она в моем седельном мешке.
   Гном кивнул и исчез. Через некоторое время он вернулся, таща за собой рубашку. Она была ненамного чище, но зато не пахла потом и кровью других людей. Джилл оделась и свернула кольчугу в рулон. Она чистила свой меч, хотя один раз уже сделала это, пока не убедилась в том, что на нем ни осталось ни одной капли крови. Потом она просто сидела, ни о чем не думая, пока Дженантар не пришел за ней.
   – Ты уже давно здесь, – сказал он.
   Джилл увидела, что солнце уже садилось, и от крепости на лугу лежала темная длинная тень.
   – Послушай, Джилл, – сказал Дженантар, – не убивайся так из-за того, что убила Корбина. Он заслужил смерть.
   – Это я не из-за него, – ответила она. – Черт побери, я даже не знаю, что мне делать.
   Джилл положила кольчугу в грузовой фургон, потом пошла вместе с Дженантаром вверх в крепость, где, как он сообщил ей, раненые уже были размещены в казарме Корбина и победители пили мед в его большом зале.
   Прогулка по двору вызвала в ней необычное ощущение. Много дней это место было недосягаемым, как луна; а сейчас она была здесь и шла по нему как завоеватель. Большой зал был полон людей. Джилл старалась оставаться незамеченной. Все же полусонные люди узнавали ее среди остальных и поворачивались, пристально смотря в ее сторону. Постепенно зал затих и все смотрели на воина-мстителя, предсказанного Двуумером. Сидевший во главе стола для знати Родри, встал.
   – Иди, сядь на мое место, – сказал Родри.
   Каждый человек, находившийся в зале, приободрился, когда она проходила мимо.
   «Они скорее подумают, что я избранница одного бога, или какого-нибудь другого, – подумала Джилл, – чем допустят, что я – обыкновенная женщина, которая просто умеет драться так же хорошо, как это делают мужчины. Они считают меня отмеченной богом».
   И не играет роли, что честь, которую они оказывали ей, была обеспечена достаточно реальной причиной. Вдруг она громко рассмеялась, опьяненная своей славой. Знать поднялась и все поклонились ей, Родри налил ей бокал меда и поднес, как паж.
   – Покончено с повстанцами, – сказал Родри. – Ты заслужил свою славу, серебряный клинок.
   Смеясь, Джилл подняла за его здоровье свой кубок.
   – Спасибо, господин, – ответила Джилл, – за то, что дали мне возможность ее заслужить. Я не посмела бы посмотреть Невину в глаза, если бы осталась жива, а вы – нет.
   Испуганные и бледные слуги Корбина в страхе прислуживали на их торжестве, принося еду из кладовых падшего лорда. Во время еды знать обсуждала вопрос о том, что может сделать Ловиан с землями Корбина и Новека.
   Пока Джилл пила мед, она не слушала и не вникала в подробности о заслугах тех или иных кузенов и родственников. Она могла думать о Родри, который был сейчас так близко от нее. Время от времени он смотрел на нее взглядом, выдававшим его желание. Джилл было стыдно за то, что она превратилась в девчонку, у которой не было ничего на уме кроме того, чтобы оказаться в его объятиях. Но Джилл понимала, насколько он стоял выше ее. Он только соблазнит ее, а потом бросит с ребенком.
   Кроме того отец изобьет ее до синяков. Однако неожиданно что-то постучалось в ее сознание: она была победителем. Она рисковала своей жизнью из-за одного из этих знатных лордов. Лошадь – это очень хорошо, но почему ради всех богов она не может получить награду, которую действительно хочет иметь? Она повернулась к Родри и улыбнулась ему, и продолжала улыбаться до тех пор, пока он не успокоился, посвящая ей каждый свой жест и каждый взгляд. Наконец отряд утих.
   Джилл попросила лордов извинить ее и покинула зал вместе с Адерином. Она отвела его в палатку эльфов и убедилась в том, что он удобно расположился в ней, а затем пошла к своим одеялам. Долго она лежала без сна, прислушиваясь, как люди возвращались к своим постелям. Когда лагерь наконец затих, она встала и выскользнула из палатки, не разбудив Адерина. Около палатки Родри она поколебалась, но лишь одно мгновение, перед тем как откинуть полог и войти. В темноте она услышала, как Родри сел, что-то бормоча. Она подошла к нему и села рядом.
   – Джилл, – прошептал он, – что ты здесь делаешь?
   – А как ты думаешь?
   – Ты сошла с ума. Уходи, пока я не погубил нас обоих.
   Она коснулась его щеки. Он оставался еще спокойным.
   – Остановись, – прошептал Родри. – Я сделан только из плоти и крови, а не из стали.
   – И я тоже. Нам нельзя иметь только одну эту ночь?
   Пока он пытался что-то отвечать, она сняла рубашку через голову и бросила ее на пол. Родри повернулся и взял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал так жадно, что она перепугалась – просто потому, что он был намного сильнее ее. Его руки скользнули вниз по ее обнаженной спине. Потом он повернул ее и снова поцеловал. Она почувствовала, что стала безвольной и слабой, как тряпичная кукла. Но когда он ласкал ее и она ощутила своей грудью дрожание его рук, в ней вспыхнуло желание. Она обняла его за шею и он опустил ее на одеяла, целуя. Остатки ее страха исчезли, словно лист сгоревший в огне. А далеко отсюда в крепости Гвербин Невин проснулся и сел, зная о том, что происходит.
   – Эти маленькие дураки! – произнес он в темноте. – Я надеюсь, у них хватит ума хотя бы на то, чтобы скрыть это от Куллина.

Элдиф, 1062

   – Итак, Джилл убила Корбина, – сказала Ловиан. – Ради самой Богини, я даже не могла этого предположить.
   – А я верил в нее, – произнес Невин. – У нее есть скрытые возможности, о которых она даже не знает.
   – Ты меня заинтриговал.
   – Это должно остаться между нами, извини.
   Ловиан улыбнулась ему. Они сидели в небольшом садике позади пристроенных башен крепости Гвербин. Последние красные розы алели на фоне серых стен.
   – Твой друг с Запада приедет сюда? – спросила Ловиан.
   – Нет. Я думал, что он приедет только в том случае, если Риису нужны будут показания, что Лослейн – убийца. Но они все – и он, и его жители западных земель – хотят побыстрее вернуться в свои края.
   – Они очень необычные, эти жители западных земель. И странно, что многие люди относятся к ним с отвращением. Я всегда находила их близкими нам по духу, не настолько, правда, чтобы уехать с ними, но все же родственными по духу.
   Хотя она говорила об этом рассеянно, в мыслях Невина возникло сомнение.
   – Лови, – сказал он, – могу я спросить тебя о чем-то, из-за чего ты можешь обидеться?
   – Можешь. Но я могу и не ответить.
   – Хорошо. Тингир – действительно отец Родри?
   Ловиан наклонила на бок голову и лукаво посмотрела на него. Несмотря на то, что в ее волосах уже была видна седина и на лице были видны морщинки, Невин, глядя на нее, ясно представил себе, какой красивой она была двадцать лет назад.
   – Нет. Не был. Это верно, – сказала Ловиан. – Даже Медилла и Даниан не знают об этом.
   – Я сохраню твою тайну. Обещаю тебе. Тогда где ты могла встретиться с жителями западных земель?
   – Ого, у тебя очень острый глаз, мой друг. Это случилось прямо здесь, в крепости Гвербин, когда мой брат был верховным лордом. – Ловиан отвернулась, улыбка поспешно сошла с ее лица. – Это было как раз тем летом, когда Тингир завел себе любовницу. Я была еще молодой и смотрела на вещи не так, как сейчас. Мысль о том, что во времена Рассвета у него был бы целый табун содержанок, была очень плохим утешением, поэтому я обиделась и уехала к брату. Я помню, как сидела вот в этом самом саду и плакала от того, что моя гордость была задета. Затем, как это тогда было принято, несколько жителей западных земель приехали, чтобы заплатить верховному лорду дань лошадьми. Вместе с ними был бард, красивее которого я никогда не встречала человека, особенно необычайно красивыми были его глаза. Она остановилась, улыбка снова осветила ее лицо. Мне нужна была поддержка, и я нашла ее. Ты осуждаешь меня?
   – Нет, разумеется. Да и ты не говоришь об этом как женщина, испытывающая чувство стыда.
   – Ты прав, я чувствую скорее удовлетворение, чем стыд. – Ловиан откинула назад голову, совсем как молодая девушка. – И тогда как-то мой бард сумел убедить меня, что не Тингира я любила, а ту власть, которая у меня была, как у его жены. Когда я приехала домой, то убедилась в том, что эта маленькая Линес знала, кто правит при дворе Абервина. Но я решила быть совершенно спокойной, пока не наступит время родов. Когда Родри приложили к моей груди, первое, что я увидела – это были его глаза.
   – Ну конечно. – Невин позволил себе засмеяться. – Ты еще не собираешься рассказать Родри правду?
   – Никогда. И не из-за моей слегка запятнанной репутации. А просто потому, что каждый человек в Элдифе должен верить, что Родри – Мэйлвейд. Иначе он никогда не сможет править в крепости Гвербин. Я сомневаюсь в том, что мой бедный правдивый сын сможет хранить эту тайну.
   – Я тоже. Мальчик действительно очень искренний. Спасибо тебе за то, что рассказала мне правду. Это помогло мне разгадать одну сложную загадку. Адерин говорил мне что-то о крови эльфов в клане Мэйлвейдов. Но он объяснял это тем, что это переходит из поколения в поколение, не проявляясь, и может выйти наружу в каком-нибудь одном поколении. Но мне это казалось очень неестественным.
   – И совсем ненужным, – заметила Ловиан решительно и затем изменила тему разговора. Стало ясно, что она не хочет больше обсуждать этот вопрос. – Интересно, когда Риис приедет сюда? Он должен дать свое согласие на то, как я собираюсь решить этот вопрос с мятежом. Я полагаю, он уже подготовил и отшлифовал несколько гадких замечаний по поводу победы его брата. Ты не представляешь себе, как это тяжело для женщины – иметь двух сыновей, так ненавидящих друг друга. Невин, ты не знаешь, почему Риис так сильно ненавидит Родри?
   – Я не знаю. Если бы знал, то положил бы этому конец. – Невин не просто отделался от Ловиан загадочным замечанием в этот раз. Много лет он размышлял об этом и сделал вывод о том, что ненависть Рииса была лишь звеном в запутанной цепи Судьбы, которая связывала Невина и Родри. В какой-то точке Риис и Родри должны будут разрешить этот вопрос – если не в этой жизни, то в следующей, но это – дай бог – будет не его заботой. Сегодня он должен был заботиться о других существах. Невин пошел в комнату Куллина. Он нашел Серебряного Клинка одетым и не в постели: он сидел на украшенном сундуке у окна. Его левая рука еще была в шине. Куллин был бледным и так похудел, что вокруг его глаз были видны черные круги, но настроение у него было хорошее.
   – Как ты думаешь, когда эта проклятая рука заживет? – спросил он.
   – Я не знаю. Надо подождать до тех пор, когда мы сможем снять шину. У тебя был чистый перелом и ты был слишком слаб сначала, чтобы двигать рукой, поэтому у меня есть надежда на благоприятный исход.
   – Ну, по крайней мере, это не та рука, в которой я держу меч.
   – Ты все еще думаешь о Родри?
   – Не глупи, травник. – Куллин посмотрел в окно. – Джилл жива – и это все. А мне надо немного окрепнуть перед дальней дорогой, хорошо питаться.
   Невин почувствовал странную острую боль сочувствия к своему старому врагу, вся жизнь которого зависела от того, как он умел владеть мечом и щитом. Сломанную кость было очень трудно восстанавливать, даже для того, кто, как Невин, имел большой опыт и знания – просто потому что полоски материи и кроличьи шкурки прилипали, а шины не держали перелом совершенно неподвижным.
   – Ну, – произнес наконец Невин, – по крайней мере, у тебя впереди еще целая зима. Родри обязательно приютит тебя до весны.
   – Правду говоришь. Наш молодой лорд оказывает мне слишком большие почести. Ты тоже здесь останешься?
   – Да. – Невину хотелось добавить: – И очень правильно сделаю.
   Он знал, что будет нужен здесь. Скоро суровая зима Элдифа запрет их здесь всех вместе и он сомневался в том, что Джилл и Родри сумеют скрыть свою любовь. Кроме того в них все жила память о той страсти, которую они питали друг к другу жизнь за жизнью и теперь она всплыла и находилась так близко от поверхности в их умах, что они просто нашли ее, но думали, что она новая. Даже если Куллин не сможет держать щит, он все равно будет опасным в поединке с Родри, тем более что, по суровым законам Элдифа, отец вправе убить человека, который обесчестил его дочь.
   Армия оставалась в крепости Браслин несколько дней – чтобы похоронить убитых и дать раненым отдохнуть перед длинной дорогой домой. Джилл понравилось, что Родри, несмотря ни на что, приказал похоронить Лослейна в отдельной могиле вместо того, чтобы закопать его вместе с другими повстанцами. Но тогда все, что делал Родри, нравилось ей, как будто он был богом, спустившимся погулять среди смертных. Воспоминания о ночи, проведенной в его объятиях, часто посещали ее. Вместо того, чтобы утолить ее голод по нему, они приводили к худшему – как будто добавлялось масло в огонь. Джилл выполняла свое обещание и старалась избегать Родри. Ее не покидала еще одна мысль: что, если отец узнает? Наконец настало то утро, когда они должны были возвращаться в Форт Гвербин. Оседлав своего коня, Джилл пошла попрощаться с Адерином и эльфами, которые спешили в свои края, радуясь, что скоро покинут эти земли.
   – Послушай, Джилл, – сказал Калондериэл, – если когда-нибудь тебе надоест Элдиф, поезжай на запад и найди нас. Лесные жители покажут тебе дорогу.
   – Спасибо, – ответила Джилл, – правда я была бы рада увидеть вас всех снова.
   – Может быть, когда-нибудь ты и будешь радоваться встрече, – сказал Адерин. – Ну а если нет – вспоминай обо мне время от времени, и я буду делать то же самое.
   Когда они сели на коней, Джилл почувствовала, что слезы текут по ее щекам. Она никогда еще не встречала людей, которые бы так быстро и так сильно понравились ей.
   «Когда-нибудь я поеду на Запад, – подумала она, – когда-нибудь».
   Все же на сердце у нее чувствовался холодок из-за того, что она знала, что это «когда-нибудь» будет очень не скоро, если оно вообще наступит. Она подождала на краю лагеря, когда они совсем скроются из вида, и вернулась назад, заняв свое место в колонне, в голове которой Родри ожидал ее.
   В тот день, когда армия-победительница вернулась в Форт Гвербин, Куллин сидел возле окна, из которого ему хорошо были видны двор и ворота. День был ненастным. Бесконечно моросил дождь. Двор был чистым и блестел, как поверхность металла. Из окна дул холодный ветер, но Куллин не отходил от него, пока не увидел наконец, как они въехали – люди, завернутые в шерстяные плащи. В голове колонны он увидел Джилл, ехавшую на золотом западном охотнике. Облегченно вздохнув и улыбаясь, Куллин оперся о подоконник и наблюдал за тем, как она спешилась, бросив поводья слуге, и бегом побежала к башне. Куллин закрыл деревянные ставни, не сомневаясь в том, что она бежала, чтобы увидеться с ним. Всего через несколько минут она открыла дверь и остановилась, переводя дыхание, в дверном проеме.
   – Что ты наделала? – сказал Куллин, – все время наверх бежала бегом?
   – Да. Если ты собираешься поколотить меня, я хочу, чтобы это было здесь, наверху.
   Куллин рассмеялся и протянул к ней свою здоровую руку.
   – Я еще слишком слаб для того, чтобы побить тебя, – произнес он. – И мне даже не хочется этого делать. И я так рад видеть тебя живой.
   Она села рядом с ним. Куллин крепко обнял ее, несмотря на то, что это отдавалось болью в ране на боку. Он поцеловал ее в лоб. Джилл улыбнулась ему лучезарной улыбкой.
   – У твоего старого отца болит голова все эти дни, моя дорогая, – сказал Куллин. – Так моя девочка получила плату за работу в тот день, да? Я видел лошадь, на которой ты приехала. Это что, подарок Командующего?
   – Да, – улыбнулась ему Джилл, – и после боя я сидела во время обеда во главе стола для знати.
   – Теперь послушай меня, моя маленькая чертовка, – Куллин нежно прижал ее к себе, – я предупреждаю тебя, что если ты хотя бы заикнешься о поездке на войну, я поколочу тебя так, что ты не сможешь сидеть на коне.
   – Не волнуйся об этом, папа, – ее улыбка сразу исчезла. – Это, конечно очень приятно сидеть вот так рядом с тобой и рассказывать тебе о своей победе, но я не хочу больше ехать на войну!
   – Ну и хорошо. Я полагаю, ты все увидела и сделала для себя вывод. Это очень тяжелый путь. Но ты слишком походишь на меня, чтобы найти какой-нибудь другой.
   Она засмеялась. Куллин наклонился, чтобы поцеловать ее и увидел Невина. Он стоял в двери и наблюдал за ними со странным испуганным выражением лица. Он отошел от Джилл. Пристальный взгляд старика позволил ему, как в зеркале, увидеть безобразную искаженную действительность, которую он скрывал от себя до этого мгновения.
   – Как поживаешь? – спросил Невин. – Командующий хочет увидеться с тобой, но я хочу убедиться в том, что ты не переутомился.
   – Я чувствую себя хорошо, – ответил Куллин.
   – Неужели? – Невин поднял одну бровь. – Ты выглядишь бледным.
   – У меня все хорошо, – прорычал Куллин. – Джилл, оставь нас!
   – Папа! Я хочу слышать, что скажет его светлость.
   – Я сказал, уйди.
   Она поднялась и выскользнула из комнаты, как побитая собака. Куллин знал, что она обидится, когда прогонял ее, и расстроился из-за этого. Он боялся смотреть на Невина.
   – Ты знаешь, – сказал Невин. – Участвовать в сражении и смотреть на него со стороны – это не одно и тоже.
   Куллин почувствовал, что стыд охватил его, как будто его окатили холодной водой. Невин не сказал больше ни слова. Куллин прислонился к ставням спиной и почувствовал, что дрожит. Как только станет лучше, – сказал он себе, – он уедет и оставит Джилл под присмотром Ловиан. Это должно быть больно, как принять яд, но это – лучший выход. Он знал, что сможет сделать это ради нее, когда придет время. И если ему суждено умереть в следующем сражении где-то далеко от Элдифа, то она даже не узнает о том, что он мертв.
   – Куллин, – сказал Родри. Он, вздрогнув, поднял глаза. Он даже не заметил, как лорд вошел. – Как ты себя чувствуешь? Может, мне уйти?
   – Хорошо, господин.
   Родри никогда не выглядел более похожим на лорда, чем в это утро. На нем была чистая белая рубашка, украшенная красными львами и накидка, перекинутая через плечо и застегнутая с одной стороны драгоценной крупной брошью. Его рука лежала на рукоятке меча прекрасной работы. Но Куллин вдруг почувствовал, что думает о нем, как о мальчике, и что он один, кого Кулин мог бы полюбить, как сына. Ему было жаль расставаться с Родри.
   – Ты можешь простить меня за то, что я взял Джилл на войну? – спросил Родри. – Меня мучили угрызения совести из-за того, что я позволил девушке драться из-за меня.
   – А кто ты такой, чтобы спорить с Двуумером? Ты знаешь, господин, когда Джилл была еще девчонкой, все ее разговоры были о том, что она завоюет боевую славу. Я не удивился, когда она ухватилась за этот случай, как только он подвернулся. Она всегда добивалась того, что хотела, как маленькая ласка.
   – Что правда, то правда. – Родри отвел взгляд. – Но ты действительно простил меня? Я хочу знать, что ты думал обо мне, и это не давало мне покоя.
   – Послушай, парень. Зачем это знатному лорду знать, что думает о нем такой негодяй как я?
   – С клинком ты или без него – какое мне дело до того, чем ты занимался раньше? Я хочу предложить тебе место в моем отряде. И не просто место всадника, я хочу, чтобы ты был моим капитаном. И не только я, Амур и все парни намекнули, что будут считать за честь служить под твоим началом.
   – Ей-богу, я не могу принять это предложение!
   – Что? Почему нет?
   – Я – ух – это не каприз.
   – Чепуха. – Родри откинул назад голову. – Я даже спросил у Слигина, что он об этом думает, и он сказал, что это очень хорошая идея. Ты не беспокойся о том, что мои подданные будут косо смотреть на тебя.
   Куллин открыл было рот, но не произнес ни слова. Он хотел уехать, и не хотел называть Родри этой причины.
   – Черт возьми, Куллин, – произнес Родри. – Ты действительно хочешь сказать мне «нет».
   – Нет, господин.
   – Ну хорошо. Тогда мы можем все встать на колени и произносить красивые слова, от которых тебе станет лучше. Послушай, твое лицо побелело, как снег. Я помогу тебе подняться, мой капитан. Тебе лучше лечь в постель.