Страница:
– Ваша светлость, это серебряный клинок. Его зовут Куллин из Кермора.
– Неужели? – Брэйс встал со скамейки. – Сейчас это как раз кстати. Присоединяйтесь к нам.
Без всяких церемоний Брэйс усадил Джилл и Куллина на скамейку и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше пива и представил сидящего рядом человека как своего советника, Глина. Когда он садился снова, его стул страшно заскрипел, но он не обратил на это никакого внимания.
– Я встретил двух ваших людей в дубовой роще, ваша светлость. Они рассказали мне о вашей кровной вражде.
– Да, с Инисом, этим вонючим слизняком. – Брэйс уныло глотнул пиво, – действительно, я бы хотел нанять тебя, но, к сожалению, моя казна в таком же плачевном состоянии, как и стены крепости. – Он посмотрел на Глина. – Может, мы наскребем еще хоть что-нибудь?
– Я могу предложить коня, – проговорил Глин. – Он всегда сможет продать его в городе.
– Верно, – сказал Брэйс, усмехнувшись, – да, кстати, а что с капустой? У меня ее полно. Послушай, серебряный клинок, как ты думаешь, что можно сделать с капустой? Если оставить ее сгнить, то ей можно потом забросать врагов на улице, или если ты ухаживаешь за девушкой, то можно подарить ей свежий кочан, это будет так неожиданно для нее, или…
– Ваша светлость! – прервал его Куллин устало.
– Ну ладно, я отвлекся. – Брэйс сделал еще один длинный глоток, – но если ты согласишься взять лошадь, это будет поддержкой для тебя и для твоего слуги.
– Я согласен, – сказал Куллин, – но это не слуга, это моя дочка.
– Так это девочка? – сказал Брэйс, наклоняясь поближе, – ты уважаешь своего отца, дитя?
– Больше всех на свете, – ответила Джилл, – кроме короля, конечно, но я его никогда не встречала.
– Прекрасно сказано. – Брэйс громко икнул. – Какая жалость, что этот гнойный прыщ по имени Инис не имеет такого почтения к королю, как эта маленькая девочка.
Куллин повернулся, адресуя свой вопрос Глину:
– Так что там насчет этой кровной вражды, дорогой господин? Ваши люди сказали мне только, что спор возник из-за этого леса.
– Да, это более или менее правильно, – сказал Глин, поглаживая бороду, – вражда длится уже давно, еще с тех пор, когда дед лорда Иниса объявил войну деду их милости. А сейчас она вспыхнула снова, этому виной еще и многие другие причины. Видите ли, лес расположен как раз на границе двух поместий. И это не дело заводить ссору из-за пустяков.
– Это Инис так думает! – Брэйс ударил рукой по столу. – Советник самого верховного короля лично рассматривал это дело и принял мою сторону.
– Сейчас, ваша светлость, – примирительно сказал Глин, – Инис оспаривает только часть решения суда. Он уступил вам деревья.
– Но он – бастард! – раздраженно воскликнул Брэйс, – и он утверждает, что его род древнее и претендует на свои свинячьи права.
– Свинячьи права? – переспросил Куллин.
– Свинячьи права, – сказал Глин, – крестьяне пригоняют в этот лес своих свиней и те едят там желуди. Сейчас желудей хватит только для одного стада свиней – либо нашего, либо – их.
– И еще его люди убили одного из моих всадников, когда парень выгонял свиней Иниса из леса в последний раз.
Куллин вздохнул и отпил пиво длинным глотком.
– Папа, мне непонятно, – сказала Джилл. – Ты должен убить кого-то из-за свинячьей еды?
– Это вопрос чести! – Брэйс стукнул об стол своей кружкой с такой силой, что пиво расплескалось, – честь моего отряда требует мести. Мы будем драться до последнего человека!
– Как жаль, что мы не можем вооружить свиней! – заметил Куллин, – каждый должен сам добывать себе еду.
– Вот было бы здорово! – воскликнул Брэйс, оскалившись. – У них были бы маленькие шлемы, вместо мечей они использовали бы свои клыки, а мы научили бы их идти в атаку под звуки рога.
– Ваша светлость! – сказал Глин.
– Ну хорошо, действительно, я снова отвлекся.
Глин со своим сыном Абрином отвели Джилл и Куллина в казарму, расположенную во дворе позади всех построек. Как это и было принято, отряд спал прямо над конюшнями. Зимой тепло от лошадиных тел помогало людям согреться. Но сейчас, в эти знойные летние дни, кругом стоял непреодолимый запах конюшни. Глин показал Куллину две свободные койки, потом помедлил, наблюдая как Куллин разбирает свои вещи.
– Ты знаешь, серебряный клинок, – сказал Глин, – у меня даже в мыслях не было, что человек с таким опытом, как ты, присоединится к отряду, и я этому очень рад.
– Спасибо, – ответил Куллин, – вы давно служите у верховного лорда, добрый господин?
– Всю его жизнь. Сначала я служил у его отца. И, надо сказать, он был великим человеком. Он был одним из тех, кто пытался разрешить конфликт с помощью закона, а не меча. Боюсь, что верховный лорд Брэйс походит на своего деда. – Глин замолчал, повернувшись к Абрину. – Сейчас Джилл – наша гостья, Абрин, поэтому будь с ней вежлив. Идите с ней поиграйте на улице.
– Это означает, что разговор будет о чем-то интересном, – сказал Абрин.
– Джилл, выйди, – сказал Куллин.
Джилл взяла Абрина за руку и они вышли из казармы. Они задержались возле конюшни, наблюдая, как гуси ходили среди камней, переваливаясь из стороны в сторону.
– Эти гуси щиплются? – спросила Джилл.
– Щиплются. Держу пари, что ты испугалась.
– С чего ты взял?
– Ты девчонка. А девчонки всегда боятся. Хоть ты и носишь штаны.
– Мой папа купил мне их.
– Твой отец – серебряный клинок, а они все подонки.
Джилл размахнулась и что было силы ударила его прямо по лицу. Абрин закричал, а затем ударил ее в ответ, но Джилл увернулась и стукнула его кулаком по уху. С воплем он прыгнул на нее и повалил на землю, но она била его локтем в живот до тех пор, пока он не освободил ее. Они боролись, пинали друг друга ногами, дрались кулаками пока, наконец, Джилл не услышала, как Куллин и Глин кричат им, чтобы они прекратили. Вдруг Куллин схватил Джилл за плечи и оттащил ее от беспомощного Абрина.
– И что все это значит? – спросил он раздраженно.
– Он сказал, что серебряные клинки все подонки, – ответила Джилл, – за это я ударила его.
Абрин поднялся с земли и сел, хныкая и вытирая окровавленный нос. Куллин было широко улыбнулся Джилл, а потом поспешил снова стать строгим.
– Послушай, Абрин, – сказал сыну Глин, – ты очень плохо развлекаешь свою гостью. Если ты не научился вежливости, то как же ты сможешь служить верховному лорду?
Глин повел Абрина в башню, ругая всю дорогу. Куллин в это время начал очищать грязь с одежды Джилл.
– Ради всех богов, моя дорогая, – говорил он, – где ты научилась так драться?
– Давно, еще в Бобире. Все дети постоянно обзывали меня ублюдком и еще они говорили, что ты подонок, из-за этого я дралась с ними, а потом научилась и побеждать.
– Ну ладно, это все в прошлом, но ты – дочь Куллина из Кермора, этого достаточно, – сказал Куллин.
До конца дня Джилл и Абрин старались избегать друг друга, но на следующее утро Абрин подошел к ней. Он присел на землю около ее ног и пнул кусок дерна носком башмака.
– Извини меня за то, что я сказал, будто твой отец был подонком, – сказал Абрин, – и ты можешь ходить в штанах сколько угодно.
– Спасибо. Я тоже извиняюсь за то, что разбила тебе нос до крови. Я не хотела тебя так сильно ударить.
Абрин посмотрел на нее и улыбнулся.
– Хочешь, поиграем в войну? – предложил он. – У меня есть пара деревянных мечей.
Несколько следующих дней жизнь в крепости верховного лорда Брэйса текла спокойно. По утрам Куллин в сопровождении двух всадников выезжал патрулировать дубовый лес. После обеда Брэйс с другими двумя всадниками приезжал ему на смену. Джилл помогла Абрину выполнять его обязанности по дому, после чего у них оставалась еще уйма времени, чтобы поиграть с мечами или кожаным мячом. Единственной проблемой для Джилл была мать Абрина, которая считала, что ей надлежит учиться шитью, а не бегать вокруг крепости. Но Джилл была настолько сообразительной, что наловчилась избегать ее. За обедом отряд ел за одним столом, а семьи лорда и Глина – за другим. Иногда советник возвращался в свои комнаты сразу после обеда, а Брэйс подходил выпить вместе со своими всадниками. Он, как всегда, заводил разговор о своей вражде, все подробности которой он знал из года в год, и даже еще о том, что случилось задолго до его рождения, вспоминая наиболее обидные оскорбления.
Наконец после недели такого установившегося распорядка, однажды вечером к столу, за которым ужинали бойцы отряда, торопливо подошел Брэйс, его светлые глаза блестели, выдавая возбуждение. У него были новости: один из воинов его отряда был в деревне и слышал сплетни о том, что намерен предпринять Инис.
– Безродный гнойник! – воскликнул Брэйс. – Он сказал, что собирается приставить к своим свиньям вооруженную охрану!
За исключением Куллина весь отряд начал возмущаться, ругаясь и ставя кружки на стол.
– А я говорю, что ни одна свинья не ступит шага по моему лесу, – продолжал Брэйс. – И с этой минуты весь отряд поедет его охранять.
– Ваша светлость? – сказал Куллин, – можно мне сказать?
– Ну конечно, – ответил Брэйс. – Я высоко ценю твой опыт в этих делах.
– Спасибо, ваша светлость. Раньше мы охраняли лес одним патрулем и он мог быть в одном конце леса, а в это время отряд Иниса делал вылазку в другой конец. Будет лучше, если мы разобьемся на два патруля и будем ездить по пересекающимся маршрутам. Мы сможем использовать пажей и прислугу для того, чтобы посылать сообщения и тому подобное.
– Правильно сказано, – заметил Брэйс, – мы сейчас так и сделаем. Возьмем Абрина вместе с собой.
– А мне можно будет поехать? – спросила Джилл, – на моем пони.
– Джилл, не вмешивайся, – рассердился Куллин.
– Чувствуется отцовская выучка, – сказал Брэйс, – действительно, ты можешь поехать.
Так как Брэйс был верховным лордом, а Куллин – всего лишь серебряным клинком, он не мог ничего возразить, но позже, когда они остались одни, он хорошенько отшлепал ее. После двух дней патрулирования вместе с отрядом, Джилл уже жалела о том, что настояла на своем, потому что ей наскучило это занятие. С Куллином и еще двумя всадниками они скакали рысью в один конец леса, затем поворачивали и неслись в другой конец навстречу Брэйсу, а остальная часть отряда назад и вперед – и так до самых сумерек. Единственным утешением Джилл было то, что ей дали возить серебряный красивый горн, который она повесила на плечо на кожаном ремешке. Наконец, на третий день, примерно через час от начала дозора, Джилл услышала странный звук, доносившийся с опушки леса. Она приостановила своего пони и снова прислушалась: стук и хрюканье раздавались в лесу.
– Папа! – крикнула Джилл, – я слышу хрюканье свиней и топот копыт.
Все трое развернули коней и поскакали назад.
– Вот они. – Куллин выхватил свой меч. – Скачи к лорду! Мы их задержим!
Переходя на галоп, Джилл дунула несколько раз в горн. Наконец она услышала сигнал Абрина. Верховный лорд Брэйс выехал из-за деревьев ей навстречу.
– Ваша светлость! – крикнула Джилл, – они здесь!
Затем она ловко развернула своего пони, быстро поскакала назад впереди всех – она не хотела ничего пропустить. Когда она пробиралась через лесные заросли, до нее явно доносилось свиное хрюканье. Впереди виднелась тропинка, пересекающая луг, и Куллин вместе с другими всадниками перегородили ее, сидя верхом на лошадях. Вниз по лугу продвигалась странная процессия. Возглавлял ее лорд Инис, державший зеленый щит, украшенный золотым гербом. За ним ехали семеро всадников, также вооруженных и готовых к бою. В тылу находилось стадо из десяти свиней и два перепуганных крестьянина, которые погоняли животных палками, заставляя их двигаться вперед. Брэйс и его люди подъехали к позиции, занятой Куллином и остальными. Когда Брэйс вынул свой меч, остальные сделали то же самое, выкрикивая оскорбления в адрес лорда Иниса, люди которого отвечали тем же. Куллин крикнул Джилл и Абрину, чтобы они оставались на дороге, затем спокойно сел на своего коня, положив обнаженный меч поверх седла.
– Лорд Инис сам свинья, – проговорил Абрин, – привел всех своих людей только для того, чтобы их было больше, чем нас.
– Да, свинья, – поддержала его Джилл, – но на самом деле их не больше, потому что мой папа заменит троих.
Процессия медленно приближалась. Свиньи держались неровными рядами, хрюкая и выражая свое недовольство вооруженным людям, окружавшим их. Наконец лорд Инис остановил своего коня в десяти шагах от Брэйса. Пока оба лорда пристально смотрели друг на друга, свиньи разбрелись вокруг. Даже издали Джилл смогла разглядеть большого серого борова с клочьями темной шерсти на боках.
– Так, – прокричал Инис, – вы еще долго собираетесь ущемлять меня в моих законных правах, Брэйс?
– Этих прав ты не получал, – ответил Брэйс.
– Никто не имеет права перегораживать мне дорогу и оскорблять меня.
Свиньи захрюкали так громко, как будто одобряли своего хозяина. Куллин стегнул своего коня, подъехал ближе и поклонился, сидя в седле обоим лордам.
– Ваша светлость, милорд, вы оба, – сказал Куллин, обращаясь к ним, – как жаль, что вы не видите, какую чудесную картину вы представляете вместе со свиньями, следящими за вашим турниром.
– Заткнись, серебряный клинок, – свирепо прорычал Инис, – я не потерплю насмешек от человека, опозорившего себя.
– Я не насмехаюсь, господин. Выслушайте меня и решите, имеете ли вы сами право въезжать в лес?
Брэйс самодовольно заулыбался, Инис угрюмо молчал.
– Скажите мне, господин, – продолжал Куллин, – если ваши свиньи были бы не в загоне, а в лесу, вы нарушили бы решение короля об этих лесах?
– Я никогда не оскорблю его величества, – ответил Инис, – но мои свиньи…
С гиканьем Куллин пустил своего коня в галоп и, объехав вокруг Иниса и его людей, поскакал прямо на стадо свиней. Воинственно крича, он размахивал мечом. Свиньи вместе со своими пастухами пришли в ужас. Они бежали все вместе, хрюкая и крича, наперегонки через луг, по направлению к дому. Оба отряда хохотали при виде этого зрелища. Только Инис в бешенстве кричал своим людям, требуя прекратить смеяться и что-нибудь предпринять. Наконец Куллин оставил погоню и медленно поехал назад.
– Ну как, господин? – прокричал Куллин. – Ваши свиньи не желают больше здесь прогуливаться.
Инис пришпорил своего коня и сделал выпад в сторону Куллина. Тот отразил удар лезвием своего меча и слегка отклонился в сторону. Инис упал со своего седла на землю. В его отряде послышались крики. Погоня за свиньями – одно дело, оскорбление их лорда – совсем другое. Все семеро всадников развернули своих лошадей и направились прямо на Куллина и людей Брэйса. Джилл ухватилась руками за седло и пронзительно закричала. Отец был среди них совершенно один. Она увидела, что Инис вскарабкался на свою лошадь как раз в то время, когда отряды сблизились. Кони бросались вперед и брыкались, люди махали руками и ругались. Густая, как туман, пыль поднималась вверх. Все вокруг кричали, отбиваясь. Джилл казалось, что никто из них раньше не участвовал в сражениях. Сверкание лезвий меча, встающие на дыбы кони, кричащие и размахивающие руками люди – все перемешалось и стало похожим на ужасную пляску. Наконец Джилл увидела Куллина, ведущего своего коня вокруг этой свалки. Куллин шел молча, его лицо было совершенно спокойным, как будто ему наскучила эта возня. Потом он начал наносить удары. Но он не увертывался, как другие. Так, нанося тяжелые удары, он прокладывал себе путь сквозь толпу, рубя сплеча вокруг снова и снова, пробираясь к лорду Инису. Воины отряда Иниса отступали перед ним. Один всадник шатался в седле с окровавленным лицом. Куллин продвигался, размахивая мечом во главе клина из людей Брэйса. Он был уже почти возле Иниса, когда один из всадников отрезал его от остальных, преградив им путь своей лошадью. Куллин вскинул голову, но его лицо ничего не выражало. Через мгновение мечи сверкнули и скрестились, затем всадник вскрикнул и полетел через голову своего коня в толпу. Цепь из людей лорда Иниса была разорвана. С криком о капитуляции Инис развернул своего коня и обратился в бегство, его отряд последовал за ним. Брэйс и его люди преследовали их до края луга. Куллин, оставшийся позади, спешился, встал на колени, наклонился над телом лежавшего на земле всадника.
Не раздумывая, Джилл тоже спешилась и поспешила к нему.
– Уходи прочь. – Куллин встал и ударил ее по щеке. – Уйди отсюда, Джилл.
И хотя она сразу же бросилась назад, все равно было уже поздно. Она уже увидела то, от чего Куллин хотел оградить ее: всадник лежал вниз лицом в луже крови, текущей из его горла и струящейся сквозь его белокурые волосы. Кровь была теплой, липкой и с сильным запахом.
– Ты видела! – спросил ее подбежавший к ней Абрин, лицо его стало мертвенно бледным.
Джилл упала на колени и ее вырвало и так тошнило до тех пор, пока не заболел живот. Абрин тронул ее за плечо и помог подняться. Ее так знобило, как будто на улице была холодная зима. Они вернулись назад к своим пони, сели на них и наблюдали, как отряд возвращался назад, смеясь и радуясь победе. Джилл так устала, что глаза ее закрывались сами собой, и вновь перед ней возникал образ мертвого человека и кровь струилась, растекаясь вокруг него. Она с усилием открыла их снова. Куллин оставил отряд и приблизился к ней.
– Я же говорил тебе оставаться там, – сказал он.
– Я забыла. Я не соображала.
– Я думаю, что это не так. А что это с твоим ртом?
Джилл вытерла лицо рукавом. Он все еще оставался ее отцом, ее красивым удивительным папой, хотя она только что видела: он убил человека. Когда он положил руку ей на плечо, она вздрогнула.
– Я не хотел тебя ударить, – сказал Куллин, – меня тоже тошнило первое время, когда я увидел убитого человека. Черт возьми, второй человек погиб из-за свинячьей еды. Я надеюсь, этот дурак на этом остановится.
– Вы имеете в виду Иниса? – спросил Абрин.
– И его тоже, – ответил Куллин.
Отряд забрал тела убитых в крепость верховного лорда. Абрин сел на своего пони и поскакал вслед за Куллином. Когда Джилл увидела, как тело убитого, привязанное к седлу, безжизненно обвисло, оно напомнило ей любимую тряпичную куклу. Джилл снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Когда отряд подъезжал к крепости, Глин и слуги выбежали им навстречу. Джилл незаметно ускользнула, обежав вокруг башни в поисках тихого убежища, где можно было бы посидеть в тени разрушенной стены. Она знала, что Абрин побежит к своей матери и горько ему завидовала. Джилл пробыла там до тех пор, пока Куллин не разыскал ее. Он сел рядом с ней на землю. Она в упор смотрела на него.
– Герольды сейчас приехали, чтобы забрать бедных парней домой, – сказал Куллин. – Их смерть положит конец вражде. Честь отряда Брэйса отомщена, а сплетни о бегстве Иниса расползутся во все стороны.
Джилл посмотрела на руки Куллина, устало опущенные на колени.
Без латунных рукавиц, они снова были его руками – теми, которые давали ей еду, гладили по волосам, обнимали ее за плечи. Она удивилась тому, что подумала, будто теперь они должны стать другими.
«Он убил много людей, – подумала Джилл. – Вот почему он так знаменит».
– Все еще чувствуешь тошноту? – спросил он.
– Нет. Я не думала, что кровь так пахнет.
– Да, так пахнет. Ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты ехала с нами?
– Ты знал, что кто-нибудь будет убит?
– Я надеялся, что смогу остановить их, но был готов и к этому. Такое всегда случается там, где мне приходится бывать. Ты знаешь, я думал, что эти парни разбегутся быстрее, но попался один волк в стае зайцев. Бедняга. Вот что он получил за свою честность.
– Папа? Тебе жаль его?
– Да. Я скажу тебе кое-что такое, моя дорогая, чего ни один человек во всем Дэвери не позволит себе: я виноват перед каждым человеком, которого я когда-либо убил, и эта мысль не дает мне покоя. Но это была его судьба, и ни один человек не в силах изменить ее. Когда-нибудь однажды моя собственная судьба возьмет меня, и я не сомневаюсь, что это будет точно также, как я делал со многими другими. Это напоминает торг с богами. С каждым солдатом бывает так. Ты понимаешь?
– Как будто твоя жизнь – за их жизни. Так?
– Точно так. Но невозможно отнять у человека больше, чем его жизнь.
Джилл почувствовала себя лучше. Мысль об этом как о действии Судьбы была ей понятна.
– Мне осталось только заплатить по векселю в моей сделке с Судьбой, – продолжал Куллин. – Я тебе уже говорил однажды и готов повторить еще хоть тысячу раз: не предавай себя. Если перед тобой будет соблазн совершить бесчестный поступок, вспомни своего отца и то, что бесчестье принесло ему: «длинную дорогу» и презрение в глазах каждого честного человека.
– А это было твоей судьбой – стать клинком?
– Нет, – Куллин позволил себе едва заметную улыбку, – человек не может сделать свою судьбу лучше, но сделать ее хуже в его силах.
– Папа? – спросила Джилл. – Боги делают Судьбы людей?
– Нет. Судьба правит богами. Они не могут изменить человеческую судьбу и не имеет значения, как много он молится и заигрывает с ними. Помнишь сказание о Гвиндике, жившем во времена Рассвета? Богиня Эпона пыталась сохранить ему жизнь, но его Судьба была против этого. Она направила в него дротик как раз в тот момент, когда он обернулся.
– Да, но он принял смерть молча. А этот парень, которого ты убил, кричал.
– Я слышал, – лицо Куллина опять стало мертвенно спокойным, таким, каким оно было во время сражения, – но я не мог уже удержаться. Я не мог.
Джилл задумалась на мгновение, затем прислонилась к его плечу. Куллин обнял ее и крепко прижал к себе. Он все-таки был ее отцом, всем, что у нее осталось в этом мире. К сумеркам вернулся герольд. После переговоров герольда с верховным лордом, советник Глин разыскал Куллина.
– Лорд Инис будет просить о мире завтра утром, – сказал ему Глин, – и верховный лорд Брэйс даст согласие.
– Благодарение всем богам, – проговорил Куллин, – тогда мы с Джилл завтра утром уедем.
Этой ночью Джилл спала на одной кровати с Куллином. Она прижалась к его широкой спине и старалась не думать о сражении, но оно приснилось ей. Во сне она снова подбежала к Куллину и увидела рядом с ним мертвого всадника, но когда она всмотрелась внимательнее, то оказалось, что вместо Куллина стояла Айва – такая, какой Джилл всегда представляла ее: высокая и стройная, с золотым нимбом вокруг головы и длинным копьем в руке. В другой руке она держала щит с изображением луны в ее темной фазе. Джилл знала, что она не может видеть луну, если она темная, но во сне она видела. Чтобы не показать Айве, что она испугалась, Джилл заставила себя смотреть на убитого всадника. На ее глазах тело исчезло, просачиваясь в землю до тех пор, пока на том месте, где оно лежало не осталось ничего кроме вдруг выросшей травы, густой и зеленой. Когда она посмотрела на Айву, та улыбалась ей, а на ее щите появилось изображение полной луны. Джилл проснулась и услышала ровное дыхание спящего рядом Куллина. Она подумала, что ей надо не забыть этот сон. И хотя она и сама не знала, почему, но была уверена, что это очень важно.
I
– Неужели? – Брэйс встал со скамейки. – Сейчас это как раз кстати. Присоединяйтесь к нам.
Без всяких церемоний Брэйс усадил Джилл и Куллина на скамейку и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше пива и представил сидящего рядом человека как своего советника, Глина. Когда он садился снова, его стул страшно заскрипел, но он не обратил на это никакого внимания.
– Я встретил двух ваших людей в дубовой роще, ваша светлость. Они рассказали мне о вашей кровной вражде.
– Да, с Инисом, этим вонючим слизняком. – Брэйс уныло глотнул пиво, – действительно, я бы хотел нанять тебя, но, к сожалению, моя казна в таком же плачевном состоянии, как и стены крепости. – Он посмотрел на Глина. – Может, мы наскребем еще хоть что-нибудь?
– Я могу предложить коня, – проговорил Глин. – Он всегда сможет продать его в городе.
– Верно, – сказал Брэйс, усмехнувшись, – да, кстати, а что с капустой? У меня ее полно. Послушай, серебряный клинок, как ты думаешь, что можно сделать с капустой? Если оставить ее сгнить, то ей можно потом забросать врагов на улице, или если ты ухаживаешь за девушкой, то можно подарить ей свежий кочан, это будет так неожиданно для нее, или…
– Ваша светлость! – прервал его Куллин устало.
– Ну ладно, я отвлекся. – Брэйс сделал еще один длинный глоток, – но если ты согласишься взять лошадь, это будет поддержкой для тебя и для твоего слуги.
– Я согласен, – сказал Куллин, – но это не слуга, это моя дочка.
– Так это девочка? – сказал Брэйс, наклоняясь поближе, – ты уважаешь своего отца, дитя?
– Больше всех на свете, – ответила Джилл, – кроме короля, конечно, но я его никогда не встречала.
– Прекрасно сказано. – Брэйс громко икнул. – Какая жалость, что этот гнойный прыщ по имени Инис не имеет такого почтения к королю, как эта маленькая девочка.
Куллин повернулся, адресуя свой вопрос Глину:
– Так что там насчет этой кровной вражды, дорогой господин? Ваши люди сказали мне только, что спор возник из-за этого леса.
– Да, это более или менее правильно, – сказал Глин, поглаживая бороду, – вражда длится уже давно, еще с тех пор, когда дед лорда Иниса объявил войну деду их милости. А сейчас она вспыхнула снова, этому виной еще и многие другие причины. Видите ли, лес расположен как раз на границе двух поместий. И это не дело заводить ссору из-за пустяков.
– Это Инис так думает! – Брэйс ударил рукой по столу. – Советник самого верховного короля лично рассматривал это дело и принял мою сторону.
– Сейчас, ваша светлость, – примирительно сказал Глин, – Инис оспаривает только часть решения суда. Он уступил вам деревья.
– Но он – бастард! – раздраженно воскликнул Брэйс, – и он утверждает, что его род древнее и претендует на свои свинячьи права.
– Свинячьи права? – переспросил Куллин.
– Свинячьи права, – сказал Глин, – крестьяне пригоняют в этот лес своих свиней и те едят там желуди. Сейчас желудей хватит только для одного стада свиней – либо нашего, либо – их.
– И еще его люди убили одного из моих всадников, когда парень выгонял свиней Иниса из леса в последний раз.
Куллин вздохнул и отпил пиво длинным глотком.
– Папа, мне непонятно, – сказала Джилл. – Ты должен убить кого-то из-за свинячьей еды?
– Это вопрос чести! – Брэйс стукнул об стол своей кружкой с такой силой, что пиво расплескалось, – честь моего отряда требует мести. Мы будем драться до последнего человека!
– Как жаль, что мы не можем вооружить свиней! – заметил Куллин, – каждый должен сам добывать себе еду.
– Вот было бы здорово! – воскликнул Брэйс, оскалившись. – У них были бы маленькие шлемы, вместо мечей они использовали бы свои клыки, а мы научили бы их идти в атаку под звуки рога.
– Ваша светлость! – сказал Глин.
– Ну хорошо, действительно, я снова отвлекся.
Глин со своим сыном Абрином отвели Джилл и Куллина в казарму, расположенную во дворе позади всех построек. Как это и было принято, отряд спал прямо над конюшнями. Зимой тепло от лошадиных тел помогало людям согреться. Но сейчас, в эти знойные летние дни, кругом стоял непреодолимый запах конюшни. Глин показал Куллину две свободные койки, потом помедлил, наблюдая как Куллин разбирает свои вещи.
– Ты знаешь, серебряный клинок, – сказал Глин, – у меня даже в мыслях не было, что человек с таким опытом, как ты, присоединится к отряду, и я этому очень рад.
– Спасибо, – ответил Куллин, – вы давно служите у верховного лорда, добрый господин?
– Всю его жизнь. Сначала я служил у его отца. И, надо сказать, он был великим человеком. Он был одним из тех, кто пытался разрешить конфликт с помощью закона, а не меча. Боюсь, что верховный лорд Брэйс походит на своего деда. – Глин замолчал, повернувшись к Абрину. – Сейчас Джилл – наша гостья, Абрин, поэтому будь с ней вежлив. Идите с ней поиграйте на улице.
– Это означает, что разговор будет о чем-то интересном, – сказал Абрин.
– Джилл, выйди, – сказал Куллин.
Джилл взяла Абрина за руку и они вышли из казармы. Они задержались возле конюшни, наблюдая, как гуси ходили среди камней, переваливаясь из стороны в сторону.
– Эти гуси щиплются? – спросила Джилл.
– Щиплются. Держу пари, что ты испугалась.
– С чего ты взял?
– Ты девчонка. А девчонки всегда боятся. Хоть ты и носишь штаны.
– Мой папа купил мне их.
– Твой отец – серебряный клинок, а они все подонки.
Джилл размахнулась и что было силы ударила его прямо по лицу. Абрин закричал, а затем ударил ее в ответ, но Джилл увернулась и стукнула его кулаком по уху. С воплем он прыгнул на нее и повалил на землю, но она била его локтем в живот до тех пор, пока он не освободил ее. Они боролись, пинали друг друга ногами, дрались кулаками пока, наконец, Джилл не услышала, как Куллин и Глин кричат им, чтобы они прекратили. Вдруг Куллин схватил Джилл за плечи и оттащил ее от беспомощного Абрина.
– И что все это значит? – спросил он раздраженно.
– Он сказал, что серебряные клинки все подонки, – ответила Джилл, – за это я ударила его.
Абрин поднялся с земли и сел, хныкая и вытирая окровавленный нос. Куллин было широко улыбнулся Джилл, а потом поспешил снова стать строгим.
– Послушай, Абрин, – сказал сыну Глин, – ты очень плохо развлекаешь свою гостью. Если ты не научился вежливости, то как же ты сможешь служить верховному лорду?
Глин повел Абрина в башню, ругая всю дорогу. Куллин в это время начал очищать грязь с одежды Джилл.
– Ради всех богов, моя дорогая, – говорил он, – где ты научилась так драться?
– Давно, еще в Бобире. Все дети постоянно обзывали меня ублюдком и еще они говорили, что ты подонок, из-за этого я дралась с ними, а потом научилась и побеждать.
– Ну ладно, это все в прошлом, но ты – дочь Куллина из Кермора, этого достаточно, – сказал Куллин.
До конца дня Джилл и Абрин старались избегать друг друга, но на следующее утро Абрин подошел к ней. Он присел на землю около ее ног и пнул кусок дерна носком башмака.
– Извини меня за то, что я сказал, будто твой отец был подонком, – сказал Абрин, – и ты можешь ходить в штанах сколько угодно.
– Спасибо. Я тоже извиняюсь за то, что разбила тебе нос до крови. Я не хотела тебя так сильно ударить.
Абрин посмотрел на нее и улыбнулся.
– Хочешь, поиграем в войну? – предложил он. – У меня есть пара деревянных мечей.
Несколько следующих дней жизнь в крепости верховного лорда Брэйса текла спокойно. По утрам Куллин в сопровождении двух всадников выезжал патрулировать дубовый лес. После обеда Брэйс с другими двумя всадниками приезжал ему на смену. Джилл помогла Абрину выполнять его обязанности по дому, после чего у них оставалась еще уйма времени, чтобы поиграть с мечами или кожаным мячом. Единственной проблемой для Джилл была мать Абрина, которая считала, что ей надлежит учиться шитью, а не бегать вокруг крепости. Но Джилл была настолько сообразительной, что наловчилась избегать ее. За обедом отряд ел за одним столом, а семьи лорда и Глина – за другим. Иногда советник возвращался в свои комнаты сразу после обеда, а Брэйс подходил выпить вместе со своими всадниками. Он, как всегда, заводил разговор о своей вражде, все подробности которой он знал из года в год, и даже еще о том, что случилось задолго до его рождения, вспоминая наиболее обидные оскорбления.
Наконец после недели такого установившегося распорядка, однажды вечером к столу, за которым ужинали бойцы отряда, торопливо подошел Брэйс, его светлые глаза блестели, выдавая возбуждение. У него были новости: один из воинов его отряда был в деревне и слышал сплетни о том, что намерен предпринять Инис.
– Безродный гнойник! – воскликнул Брэйс. – Он сказал, что собирается приставить к своим свиньям вооруженную охрану!
За исключением Куллина весь отряд начал возмущаться, ругаясь и ставя кружки на стол.
– А я говорю, что ни одна свинья не ступит шага по моему лесу, – продолжал Брэйс. – И с этой минуты весь отряд поедет его охранять.
– Ваша светлость? – сказал Куллин, – можно мне сказать?
– Ну конечно, – ответил Брэйс. – Я высоко ценю твой опыт в этих делах.
– Спасибо, ваша светлость. Раньше мы охраняли лес одним патрулем и он мог быть в одном конце леса, а в это время отряд Иниса делал вылазку в другой конец. Будет лучше, если мы разобьемся на два патруля и будем ездить по пересекающимся маршрутам. Мы сможем использовать пажей и прислугу для того, чтобы посылать сообщения и тому подобное.
– Правильно сказано, – заметил Брэйс, – мы сейчас так и сделаем. Возьмем Абрина вместе с собой.
– А мне можно будет поехать? – спросила Джилл, – на моем пони.
– Джилл, не вмешивайся, – рассердился Куллин.
– Чувствуется отцовская выучка, – сказал Брэйс, – действительно, ты можешь поехать.
Так как Брэйс был верховным лордом, а Куллин – всего лишь серебряным клинком, он не мог ничего возразить, но позже, когда они остались одни, он хорошенько отшлепал ее. После двух дней патрулирования вместе с отрядом, Джилл уже жалела о том, что настояла на своем, потому что ей наскучило это занятие. С Куллином и еще двумя всадниками они скакали рысью в один конец леса, затем поворачивали и неслись в другой конец навстречу Брэйсу, а остальная часть отряда назад и вперед – и так до самых сумерек. Единственным утешением Джилл было то, что ей дали возить серебряный красивый горн, который она повесила на плечо на кожаном ремешке. Наконец, на третий день, примерно через час от начала дозора, Джилл услышала странный звук, доносившийся с опушки леса. Она приостановила своего пони и снова прислушалась: стук и хрюканье раздавались в лесу.
– Папа! – крикнула Джилл, – я слышу хрюканье свиней и топот копыт.
Все трое развернули коней и поскакали назад.
– Вот они. – Куллин выхватил свой меч. – Скачи к лорду! Мы их задержим!
Переходя на галоп, Джилл дунула несколько раз в горн. Наконец она услышала сигнал Абрина. Верховный лорд Брэйс выехал из-за деревьев ей навстречу.
– Ваша светлость! – крикнула Джилл, – они здесь!
Затем она ловко развернула своего пони, быстро поскакала назад впереди всех – она не хотела ничего пропустить. Когда она пробиралась через лесные заросли, до нее явно доносилось свиное хрюканье. Впереди виднелась тропинка, пересекающая луг, и Куллин вместе с другими всадниками перегородили ее, сидя верхом на лошадях. Вниз по лугу продвигалась странная процессия. Возглавлял ее лорд Инис, державший зеленый щит, украшенный золотым гербом. За ним ехали семеро всадников, также вооруженных и готовых к бою. В тылу находилось стадо из десяти свиней и два перепуганных крестьянина, которые погоняли животных палками, заставляя их двигаться вперед. Брэйс и его люди подъехали к позиции, занятой Куллином и остальными. Когда Брэйс вынул свой меч, остальные сделали то же самое, выкрикивая оскорбления в адрес лорда Иниса, люди которого отвечали тем же. Куллин крикнул Джилл и Абрину, чтобы они оставались на дороге, затем спокойно сел на своего коня, положив обнаженный меч поверх седла.
– Лорд Инис сам свинья, – проговорил Абрин, – привел всех своих людей только для того, чтобы их было больше, чем нас.
– Да, свинья, – поддержала его Джилл, – но на самом деле их не больше, потому что мой папа заменит троих.
Процессия медленно приближалась. Свиньи держались неровными рядами, хрюкая и выражая свое недовольство вооруженным людям, окружавшим их. Наконец лорд Инис остановил своего коня в десяти шагах от Брэйса. Пока оба лорда пристально смотрели друг на друга, свиньи разбрелись вокруг. Даже издали Джилл смогла разглядеть большого серого борова с клочьями темной шерсти на боках.
– Так, – прокричал Инис, – вы еще долго собираетесь ущемлять меня в моих законных правах, Брэйс?
– Этих прав ты не получал, – ответил Брэйс.
– Никто не имеет права перегораживать мне дорогу и оскорблять меня.
Свиньи захрюкали так громко, как будто одобряли своего хозяина. Куллин стегнул своего коня, подъехал ближе и поклонился, сидя в седле обоим лордам.
– Ваша светлость, милорд, вы оба, – сказал Куллин, обращаясь к ним, – как жаль, что вы не видите, какую чудесную картину вы представляете вместе со свиньями, следящими за вашим турниром.
– Заткнись, серебряный клинок, – свирепо прорычал Инис, – я не потерплю насмешек от человека, опозорившего себя.
– Я не насмехаюсь, господин. Выслушайте меня и решите, имеете ли вы сами право въезжать в лес?
Брэйс самодовольно заулыбался, Инис угрюмо молчал.
– Скажите мне, господин, – продолжал Куллин, – если ваши свиньи были бы не в загоне, а в лесу, вы нарушили бы решение короля об этих лесах?
– Я никогда не оскорблю его величества, – ответил Инис, – но мои свиньи…
С гиканьем Куллин пустил своего коня в галоп и, объехав вокруг Иниса и его людей, поскакал прямо на стадо свиней. Воинственно крича, он размахивал мечом. Свиньи вместе со своими пастухами пришли в ужас. Они бежали все вместе, хрюкая и крича, наперегонки через луг, по направлению к дому. Оба отряда хохотали при виде этого зрелища. Только Инис в бешенстве кричал своим людям, требуя прекратить смеяться и что-нибудь предпринять. Наконец Куллин оставил погоню и медленно поехал назад.
– Ну как, господин? – прокричал Куллин. – Ваши свиньи не желают больше здесь прогуливаться.
Инис пришпорил своего коня и сделал выпад в сторону Куллина. Тот отразил удар лезвием своего меча и слегка отклонился в сторону. Инис упал со своего седла на землю. В его отряде послышались крики. Погоня за свиньями – одно дело, оскорбление их лорда – совсем другое. Все семеро всадников развернули своих лошадей и направились прямо на Куллина и людей Брэйса. Джилл ухватилась руками за седло и пронзительно закричала. Отец был среди них совершенно один. Она увидела, что Инис вскарабкался на свою лошадь как раз в то время, когда отряды сблизились. Кони бросались вперед и брыкались, люди махали руками и ругались. Густая, как туман, пыль поднималась вверх. Все вокруг кричали, отбиваясь. Джилл казалось, что никто из них раньше не участвовал в сражениях. Сверкание лезвий меча, встающие на дыбы кони, кричащие и размахивающие руками люди – все перемешалось и стало похожим на ужасную пляску. Наконец Джилл увидела Куллина, ведущего своего коня вокруг этой свалки. Куллин шел молча, его лицо было совершенно спокойным, как будто ему наскучила эта возня. Потом он начал наносить удары. Но он не увертывался, как другие. Так, нанося тяжелые удары, он прокладывал себе путь сквозь толпу, рубя сплеча вокруг снова и снова, пробираясь к лорду Инису. Воины отряда Иниса отступали перед ним. Один всадник шатался в седле с окровавленным лицом. Куллин продвигался, размахивая мечом во главе клина из людей Брэйса. Он был уже почти возле Иниса, когда один из всадников отрезал его от остальных, преградив им путь своей лошадью. Куллин вскинул голову, но его лицо ничего не выражало. Через мгновение мечи сверкнули и скрестились, затем всадник вскрикнул и полетел через голову своего коня в толпу. Цепь из людей лорда Иниса была разорвана. С криком о капитуляции Инис развернул своего коня и обратился в бегство, его отряд последовал за ним. Брэйс и его люди преследовали их до края луга. Куллин, оставшийся позади, спешился, встал на колени, наклонился над телом лежавшего на земле всадника.
Не раздумывая, Джилл тоже спешилась и поспешила к нему.
– Уходи прочь. – Куллин встал и ударил ее по щеке. – Уйди отсюда, Джилл.
И хотя она сразу же бросилась назад, все равно было уже поздно. Она уже увидела то, от чего Куллин хотел оградить ее: всадник лежал вниз лицом в луже крови, текущей из его горла и струящейся сквозь его белокурые волосы. Кровь была теплой, липкой и с сильным запахом.
– Ты видела! – спросил ее подбежавший к ней Абрин, лицо его стало мертвенно бледным.
Джилл упала на колени и ее вырвало и так тошнило до тех пор, пока не заболел живот. Абрин тронул ее за плечо и помог подняться. Ее так знобило, как будто на улице была холодная зима. Они вернулись назад к своим пони, сели на них и наблюдали, как отряд возвращался назад, смеясь и радуясь победе. Джилл так устала, что глаза ее закрывались сами собой, и вновь перед ней возникал образ мертвого человека и кровь струилась, растекаясь вокруг него. Она с усилием открыла их снова. Куллин оставил отряд и приблизился к ней.
– Я же говорил тебе оставаться там, – сказал он.
– Я забыла. Я не соображала.
– Я думаю, что это не так. А что это с твоим ртом?
Джилл вытерла лицо рукавом. Он все еще оставался ее отцом, ее красивым удивительным папой, хотя она только что видела: он убил человека. Когда он положил руку ей на плечо, она вздрогнула.
– Я не хотел тебя ударить, – сказал Куллин, – меня тоже тошнило первое время, когда я увидел убитого человека. Черт возьми, второй человек погиб из-за свинячьей еды. Я надеюсь, этот дурак на этом остановится.
– Вы имеете в виду Иниса? – спросил Абрин.
– И его тоже, – ответил Куллин.
Отряд забрал тела убитых в крепость верховного лорда. Абрин сел на своего пони и поскакал вслед за Куллином. Когда Джилл увидела, как тело убитого, привязанное к седлу, безжизненно обвисло, оно напомнило ей любимую тряпичную куклу. Джилл снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Когда отряд подъезжал к крепости, Глин и слуги выбежали им навстречу. Джилл незаметно ускользнула, обежав вокруг башни в поисках тихого убежища, где можно было бы посидеть в тени разрушенной стены. Она знала, что Абрин побежит к своей матери и горько ему завидовала. Джилл пробыла там до тех пор, пока Куллин не разыскал ее. Он сел рядом с ней на землю. Она в упор смотрела на него.
– Герольды сейчас приехали, чтобы забрать бедных парней домой, – сказал Куллин. – Их смерть положит конец вражде. Честь отряда Брэйса отомщена, а сплетни о бегстве Иниса расползутся во все стороны.
Джилл посмотрела на руки Куллина, устало опущенные на колени.
Без латунных рукавиц, они снова были его руками – теми, которые давали ей еду, гладили по волосам, обнимали ее за плечи. Она удивилась тому, что подумала, будто теперь они должны стать другими.
«Он убил много людей, – подумала Джилл. – Вот почему он так знаменит».
– Все еще чувствуешь тошноту? – спросил он.
– Нет. Я не думала, что кровь так пахнет.
– Да, так пахнет. Ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты ехала с нами?
– Ты знал, что кто-нибудь будет убит?
– Я надеялся, что смогу остановить их, но был готов и к этому. Такое всегда случается там, где мне приходится бывать. Ты знаешь, я думал, что эти парни разбегутся быстрее, но попался один волк в стае зайцев. Бедняга. Вот что он получил за свою честность.
– Папа? Тебе жаль его?
– Да. Я скажу тебе кое-что такое, моя дорогая, чего ни один человек во всем Дэвери не позволит себе: я виноват перед каждым человеком, которого я когда-либо убил, и эта мысль не дает мне покоя. Но это была его судьба, и ни один человек не в силах изменить ее. Когда-нибудь однажды моя собственная судьба возьмет меня, и я не сомневаюсь, что это будет точно также, как я делал со многими другими. Это напоминает торг с богами. С каждым солдатом бывает так. Ты понимаешь?
– Как будто твоя жизнь – за их жизни. Так?
– Точно так. Но невозможно отнять у человека больше, чем его жизнь.
Джилл почувствовала себя лучше. Мысль об этом как о действии Судьбы была ей понятна.
– Мне осталось только заплатить по векселю в моей сделке с Судьбой, – продолжал Куллин. – Я тебе уже говорил однажды и готов повторить еще хоть тысячу раз: не предавай себя. Если перед тобой будет соблазн совершить бесчестный поступок, вспомни своего отца и то, что бесчестье принесло ему: «длинную дорогу» и презрение в глазах каждого честного человека.
– А это было твоей судьбой – стать клинком?
– Нет, – Куллин позволил себе едва заметную улыбку, – человек не может сделать свою судьбу лучше, но сделать ее хуже в его силах.
– Папа? – спросила Джилл. – Боги делают Судьбы людей?
– Нет. Судьба правит богами. Они не могут изменить человеческую судьбу и не имеет значения, как много он молится и заигрывает с ними. Помнишь сказание о Гвиндике, жившем во времена Рассвета? Богиня Эпона пыталась сохранить ему жизнь, но его Судьба была против этого. Она направила в него дротик как раз в тот момент, когда он обернулся.
– Да, но он принял смерть молча. А этот парень, которого ты убил, кричал.
– Я слышал, – лицо Куллина опять стало мертвенно спокойным, таким, каким оно было во время сражения, – но я не мог уже удержаться. Я не мог.
Джилл задумалась на мгновение, затем прислонилась к его плечу. Куллин обнял ее и крепко прижал к себе. Он все-таки был ее отцом, всем, что у нее осталось в этом мире. К сумеркам вернулся герольд. После переговоров герольда с верховным лордом, советник Глин разыскал Куллина.
– Лорд Инис будет просить о мире завтра утром, – сказал ему Глин, – и верховный лорд Брэйс даст согласие.
– Благодарение всем богам, – проговорил Куллин, – тогда мы с Джилл завтра утром уедем.
Этой ночью Джилл спала на одной кровати с Куллином. Она прижалась к его широкой спине и старалась не думать о сражении, но оно приснилось ей. Во сне она снова подбежала к Куллину и увидела рядом с ним мертвого всадника, но когда она всмотрелась внимательнее, то оказалось, что вместо Куллина стояла Айва – такая, какой Джилл всегда представляла ее: высокая и стройная, с золотым нимбом вокруг головы и длинным копьем в руке. В другой руке она держала щит с изображением луны в ее темной фазе. Джилл знала, что она не может видеть луну, если она темная, но во сне она видела. Чтобы не показать Айве, что она испугалась, Джилл заставила себя смотреть на убитого всадника. На ее глазах тело исчезло, просачиваясь в землю до тех пор, пока на том месте, где оно лежало не осталось ничего кроме вдруг выросшей травы, густой и зеленой. Когда она посмотрела на Айву, та улыбалась ей, а на ее щите появилось изображение полной луны. Джилл проснулась и услышала ровное дыхание спящего рядом Куллина. Она подумала, что ей надо не забыть этот сон. И хотя она и сама не знала, почему, но была уверена, что это очень важно.
I
Семь долгих лет после того, как однажды на побережье Элдифа жаворонок стал знаком предзнаменования для Невина, он бродил по королевству в поисках младенца, в душе которого была заключена его Судьба. Несмотря на то, что его предвидение обладало такой силой, его возможности не были безграничными. В видении ему никогда не являлся человек, которого он хотя бы однажды не видел во плоти. Полагая, что Судьба – это нечто большее, чем судьба, он взял свою верховую лошадь и мула, нагруженного травами и лекарствами, и отправился в дорогу с намерением лечить бедный люд, постоянно переезжая с места на место. Сейчас, когда второе лето было на исходе, он ехал по дороге, ведущей в Кантрэй, город, расположенный в северо-восточной части королевства. Невин ехал следом за табуном лошадей, перегоняемым пастухами по провинции с места на место. У него был хороший друг в городе, аптекарь Лиден, у которого он мог остановиться на зиму. Дорога бежала среди бесконечных холмов, поросших травой, кое-где в небольших долинах виднелись белые березки. В этот обычный будний день он ехал медленно, позволяя своему коню щипать траву, ожидая ехавшего сзади с грузом мула. Он был погружен в размышления, находясь в состоянии, близком к трансу. Невин думал о женщине, которую он всегда будет именовать Брангвен, хотя он и знал, что в настоящий момент она была ребенком с другим именем.
Неожиданно его размышления были прерваны топотом копыт и шумом отряда всадников, быстрой рысью спускавшихся с холма и направившихся в его сторону. Их было около двадцати человек. Их щиты, висевшие на ремнях по обе стороны седла, были украшены гербами с изображением серебряного дракона. Капитаном отряда был молодой паренек. Один из всадников крикнул Невину, чтобы он посторонился и освободил им дорогу. Невин поспешно развернул своего коня, отъезжая вправо, но командир отряда поднялся в стременах и дал приказ отряду остановиться. Нехотя, под стук копыт и лязг металла, всадники выполнили приказ.
Неожиданно его размышления были прерваны топотом копыт и шумом отряда всадников, быстрой рысью спускавшихся с холма и направившихся в его сторону. Их было около двадцати человек. Их щиты, висевшие на ремнях по обе стороны седла, были украшены гербами с изображением серебряного дракона. Капитаном отряда был молодой паренек. Один из всадников крикнул Невину, чтобы он посторонился и освободил им дорогу. Невин поспешно развернул своего коня, отъезжая вправо, но командир отряда поднялся в стременах и дал приказ отряду остановиться. Нехотя, под стук копыт и лязг металла, всадники выполнили приказ.