Керр Катарина. Заклятье клинка

   Куллин принял предложенную помощь и лег на кровать. После ухода Родри, он лежал и, не мигая, смотрел в потолок. Родри вернул ему честь и благопристойность, которых, как он думал, он лишился навсегда. Но он всегда будет думать, что недостоин этого.
   «Джилл, Джилл! – думал он. – Как я смогу? Моя собственная дочь!»
   Он уткнулся лицом в подушку и заплакал – впервые с тех пор, как он плакал на могиле ее матери. И в этот раз он также плакал о ней и об Джилл.
   После того как Куллин выгнал Джилл из комнаты, она спустилась, рассерженная, в большой зал. Но вскоре она поняла, что это, может быть, было и лучше – что она ушла, когда Родри и Куллин были вместе. Отряд приводил в порядок лошадей, знать совещалась с верховным лордом в приемной Слигина. В зале никого не было за исключением служанок, суетившихся возле столов, вытирая их мокрыми тряпками. Джилл взяла кружку с элем и подошла к камину, где горел торф. Через несколько минут по лестнице спустился Родри и направился к ней. Ей нравилось наблюдать за тем, как он передвигался с грациозностью молодой пантеры. Он поклонился ей и посмотрел на нее такими глазами, что она теперь знала о том, что он помнил их ночь, проведенную вместе.
   – Я только что говорил с Куллином, – сказал Родри. – Я назначил его капитаном моего отряда.
   – Ты сделал это ради него или для того, чтобы удержать здесь меня?
   – Ради него.
   – Тогда я от всей души благодарю тебя, господин.
   – Мне больно слышать, что ты называешь меня «господин». – Родри опустил глаза и тер пол носком своего сапога. – Но я помню наш уговор – одна ночь и все.
   – Ну вот и хорошо.
   Однако, когда они посмотрели друг на друга, Джилл захотелось обхватить его руками и поцеловать, несмотря на то, что их могли увидеть.
   – Мать хочет предложить тебе место в своей свите, – сказал в конце концов Родри.
   – Ты предложишь мне место в своем отряде?
   – Ты этого хочешь? Хорошо.
   – Я не хочу. Я только хотела услышать, что ты ответишь.
   – Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, если смогу. Джилл, я бы женился на тебе, если бы они мне позволили. Я хочу этого. И это не просто хитрость бесчестного человека.
   – Я знаю. И я бы вышла за тебя замуж, если бы могла.
   Глаза Родри наполнились слезами.
   Он совсем как эльф, – подумала Джилл, но почувствовала, что сама начала плакать. Он с раздражением вытер глаза рукавом рубашки и отвернулся.
   – Ей-богу, я очень уважаю твоего отца, – сказал Родри. – И это, мне кажется, обиднее всего.
   Родри вышел из зала, хлопнув дверью. В это мгновенье Джилл захотелось уехать одной и быть серебряным клинком, но она знала, что целесообразнее было принять предложение Ловиан. Ее длинная дорога подошла к концу здесь, в крепости Гвербин, где она будет жить рядом с Родри, но в то же время в недосягаемой дали от него. Вдруг она захотела оказаться рядом с отцом. Она наполнила кружку и взяла ее с собой наверх. Когда Джилл вошла в комнату, Куллин лежал на кровати и что-то в его глазах выдало его недавние слезы. Ей показалось, что она поняла их причину. Конечно, честь значила для него много.
   – Этот эль для твоего старого отца? – спросил Куллин и поспешил улыбнуться. – Спасибо.
   – Лорд Родри сказал мне, какой чести он тебя удостоил. – Джилл подала ему кружку. – Это очень приятно. Наконец все узнали, какой ты человек.
   Куллин вздрогнул.
   – Рана заболела?
   – Немного. Эль поможет.
   Джилл присела на край кровати и смотрела, как он пьет. Она почувствовала, что никогда не любила его сильнее, чем сегодня, ее чудесного отца, который только что получил плату, означающую признание его славы.
   Днем Ловиан вызвала Джилл в женский зал. Он занимал второй этаж одной из боковых башен и был довольно просторным, а это означало, что верховный лорд крепости Гвербин мог содержать женскую половину в роскоши. Здесь же находились спальни служанок Ловиан и большая полукруглая комната, украшенная коврами, маленькими столиками, резными и мягкими стульями. Ловиан тепло встретила Джилл и предложила ей стул. Медилла поднесла ей блюдо с медовыми абрикосами, Даниан налила ей кубок белого вина.
   – Должна признаться, я никогда не думала, что буду благодарить девушку за спасение моего сына. Но я благодарю тебя от всего сердца.
   – Ее светлость очень гостеприимны. И вы предложили мне большую плату, чем я заслуживаю, правда.
   – Ерунда, – сказала Ловиан с ободряющей улыбкой. – Тебе надо побольше узнать о жизни при дворе, конечно. Но я уверена, что ты успешно с этим справишься. Первое, что мы должны сделать – это сшить тебе несколько платьев. Джилл показалось, что они все втроем смеялись над ней, и она смутилась.
   – Послушай, – поддержала Даниан свою госпожу. – Ты не можешь ходить все время, одетая как парень.
   – Кроме того, – вмешалась Медилла, – ты, дитя, довольно хорошенькая. Когда у тебя отрастут волосы, парни будут кружиться вокруг тебя, как пчелы вокруг розового куста. – Джилл бессмысленно уставилась на нее.
   – Дитя, – сказала Ловиан. – Что-нибудь произошло?
   – Ну, ваша светлость, я не хочу показаться неучтивой, но разве вы не помните, что я убила двух человек?
   Они все затихли, как будто окаменели. Только тогда Джилл ощутила, как один победный бой выделил ее среди всех остальных женщин. Даже могущественной Ловиан было неведомо то, что узнала она, ставя на карту свою жизнь и выиграв пари.
   – Да, ты убила, – сказала наконец Ловиан. – Но я думала, что ты захочешь оставить это в прошлом.
   – Я хочу, ваша светлость, но не могу, это не так уж легко. – Джилл почувствовала себя неловко. – Я не хотела оскорбить вас, правда, не хотела.
   – Конечно, дитя, – сказала Ловиан. – Действительно, болтовня о парнях и красивой одежде не обязательно должна тебе нравиться. Но это очень интересно. Кстати, ты думаешь о замужестве?
   – Нет, ваша светлость. Кто возьмет меня замуж без приданного? Разве что какой-нибудь трактирщик?
   – Правду говоришь. Но теперь все будет иначе. – Ловиан дружелюбно улыбнулась ей. – Твоя красота и мое покровительство – хорошее приданное для любой девушки. Сейчас много преуспевающих молодых купцов, которые хотели бы иметь такую жену, как ты. И к тому же многие безземельные лорды знатного происхождения хотели бы получить мое покровительство. Ты могла бы стать первой женщиной, получившей титул, благодаря своей красоте.
   – Но если ты не хочешь выходить замуж, – вмешалась Даниан, – никто не принудит тебя к этому, как это бывает с большинством девушек.
   – Спасибо. Но это все так неожиданно. Я прямо не знаю, что и думать.
   – Конечно, – сказала Ловиан. – Это дело серьезное.
   Хотя все они улыбались Джилл, ей было понятно, что они смотрели на нее, как на странную больную, которая нуждается в уходе для того, чтобы выздороветь. Она чувствовала себя, как ястреб, который может парить в поднебесье, но его поймали и теперь он вынужден исполнять приказы лорда. Так как Ловиан приказала ей, Джилл согласилась надеть женскую одежду к обеду. Медилла и Даниан были так довольны, как будто обрели дочь в лице Джилл. Они суетились вокруг нее. Джилл приняла ванну с ароматным мылом, вытерлась мягким полотенцем и даже согласилась, чтобы Медилла причесала ей волосы. Она надела сначала узкое белое платье с узкими рукавами, а затем сверху – голубое, украшенное складками, собранными на плечах. Нижняя часть ее наряда состояла из юбки в складку, с особыми карманами, предназначенными для столового ножа и носового платка. Медилла предложила ей маленький, украшенный драгоценными камнями, кинжал, но Джилл настояла на том, что возьмет свой собственный. Джилл сделала несколько шагов и почти упала, споткнувшись – нижнее платье было слишком узким для ее обычной размашистой походки.
   – Бедная Джилл, – посочувствовала ей Ловиан. – Ты понемногу привыкнешь.
   Чередуя мелкие шажки с попытками удержаться на ногах и не споткнуться, Джилл спустилась вместе с ними в большой зал. Ловиан уже сидела во главе стола для знати. Все знатные сторонники Родри были здесь, исключая, конечно, раненого Слигина. Все ожидали окончательного решения Родри относительно военных действий. Лорды при их появлении встали и рассеянно поклонились женщинам из свиты ее светлости. Вдруг Эдар разразился громким смехом.
   – Джилл! – воскликнул он. – Клянусь, я не узнал тебя.
   – Мне самой трудно себя узнать, господин, – ответила Джилл. Она заняла место в конце стола между Медиллой и Даниан. Все ожидали Родри, но он все не появлялся. Наконец раздраженная Ловиан приказала подавать еду без него. Джилл должна была строго следить за своими манерами и постоянно помнить, что ей нельзя вытереть руки о свою новую одежду. Она копировала Медиллу и Даниан – ела только кончиками пальцев, вытирая их носовым платком, доставая его из кармана юбки. Обед уже почти закончился, когда к столу подошел паж и доложил о том, что лорд Кинван, первым перешедший на сторону Корбина, пришел просить о мире. Как было заведено, он пришел один и без оружия, даже без столового кинжала на ремне. Он преклонил колени перед Ловиан, как простой всадник. Ловиан холодно приняла его. В переполненном зале воцарилась тишина. Все подались вперед: Эдар с презрительной усмешкой, остальные – безучастно.
   – Я пришел просить вашего прощения, – произнес Кинван дрожащим от стыда голосом, – в том, что я поднял меч в мятеже против вас.
   – То, о чем ты меня просишь – серьезный вопрос, – сказала Ловиан. – Какое возмещение убытков можешь ты предложить?
   – Двадцать лошадей – моя доля в плате за смерть Даумира и всех убитых. И мой маленький сын будет жить в твоей крепости в качестве заложника.
   Хотя Джилл такая сделка показалась очень оскорбительной, Ловиан кивнула в знак согласия.
   – Если гвербрета устроят эти условия, – сказала она, – то я приму их, конечно. Ты проголодался после столь долгой дороги. Садись с моими людьми, слуга принесет тебе поесть.
   Кинван вздрогнул, но демонстрируя свою покорность, занял место в конце одного стола для всадников. Они все игнорировали его и смотрели на него, как на пустое место. Когда болтовня за столами возобновилась, Джилл наклонилась к Даниан и спросила шепотом:
   – Почему наша госпожа так легко его простила?
   – Он беден, и для того, чтобы заплатить компенсацию, ему придется взять в долг у каждого кузена. И если наша госпожа не сделает его клан своим должником, в один прекрасный день они могут организовать восстание.
   – Кроме того, – вмешалась Медилла, – она притворилась доброй и великодушной, а это действует хуже, чем плата, что тоже немаловажно.
   Они понимающе кивнули друг дружке, а Джилл поняла, что они должны стать для нее гидами и наставницами в этом новом мире, где интриги были опаснее сотни мечей. Как только появилась возможность уйти из-за стола, Джилл пошла проведать своего отца. Проходя по коридору, она услышала смех, доносившийся из его комнаты. Когда она открыла дверь, то увидела в комнате Родри, который обедал вместе с Куллином. Увидев их вдвоем, Джилл замерла, держа дверь открытой. Они оба обернулись и посмотрели на нее. Ей показалось, что свет фонаря превратился в пламя костра, когда к нему добавился блеск серебряного клинка, находившегося в руке Куллина.
   – Боже мой! – воскликнул Куллин. – Неужели эта прекрасная леди – грязное отродье серебряного клинка?
   – Папа, не дразнись, – сказала Джилл, мельком взглянув на Родри. – Я оставлю вас для беседы с вашим капитаном, господин.
   – Спасибо, – произнес Родри.
   Джилл вышла и закрыла за собой дверь. Только теперь она поняла, как она перепугалась, когда увидела вместе Родри и Куллина. Ей почему-то показалось, что они разговаривали о ней.
   Семь дней прошло без единого слова от гвербрета Рииса, который должен будет надзирать за наказанием, которое Ловиан применит к своим лордам-изменникам. Родри был в ярости, расценивая эту задержку как пощечину. Второй постоянной мукой было для него присутствие Джилл. Он просто не мог не думать о ней, а видеть ее было для него еще хуже. Он сразу вспомнил об их ночи, проведенной вместе. Впервые у него была женщина, которая была для него такой желанной. Он старался уединиться, уезжая на длительные прогулки верхом, или просто слонялся по двору. Во время одной из таких бесцельных прогулок он встретил Куллина у тыльной стороны крепости. Его левая рука была еще в шине, но, несмотря на это, он упражнялся, держа в руке легкий деревянный меч. Его противником был кто-нибудь из мальчишек. Двигаясь медленно, как будто в ритуальном танце, Куллин делал выпады и отклонялся назад, описывая при этом острием своего меча восьмерку так сосредоточенно, что все это напоминало больше колдовство, чем упражнение с мечом. Куллин, даже несмотря на то, что он был болен и слаб, был замечателен, когда двигался с оружием в руке. Наконец он заметил, что Родри наблюдает за ним, остановился и поклонился ему.
   – Как твоя рука, заживает? – спросил Родри.
   – Не так уж плохо, господин. Травник сказал, что, может быть, завтра мы снимем шину, чтобы посмотреть. – Куллин оглянулся вокруг и увидел второй деревянный меч возле стены. – Пробовал когда-нибудь тренироваться мечом, только медленно?
   – Нет. – Родри взял меч. – Выглядит как игра.
   Чтобы условия были равными, Родри спрятал левую руку за спину. Сражение сначала выглядело как пародия на поединок: они оба двигались так, как будто были в трансе. Дело было в том, что они двигались медленно, хватая лезвие меча друг друга при отражении удара, а затем так же медленно отпуская его и нанося удар в другом направлении. Это было довольно трудно делать. Родри никогда так хорошо не чувствовал каждое свое движение, когда нападал и каждое движение противника, когда отбивался. В конце концов, он немного отвлекся, и Куллин воспользовался этим, уколов его тупым кончиком своего меча.
   – Черт побери! – сказал Родри. – Все, довольно. Прикоснулся, это верно.
   Куллин улыбнулся и поприветствовал его своим деревянным мечом. Но неожиданно Родри вдруг почувствовал, что находился в опасности: деревянным будет это лезвие или нет, но оно могло убить его, находясь в руке Куллина из Кермора. Куллин подумал о том же самом.
   – Что-нибудь случилось, господин? – спросил Куллин.
   – Ничего. Ну я думаю, достаточно для одного дня.
   – Да. Не хочется сознаваться, но я устал. Но ничего, я быстро наберусь сил.
   Снова Родри почувствовал, что дрожит, и подумал об опасности, как будто Куллин предупреждал его.
   Может быть, Куллин заметил, как Родри смотрел на Джилл? Если это было так явно, то он вполне мог заметить. Родри хотел сказать что-нибудь успокаивающее, как-нибудь правдоподобно соврать – так, чтобы Куллин поверил, но у него хватило благоразумия, чтобы не упоминать имени Джилл в присутствии ее отца.
   – Кажется, все хорошо, – сказал Невин. – Я доволен.
   Куллин обрадовался, что травник был удовлетворен, потому что ему его сломанная рука казалась очень плохой: бледная, сморщенная, намного тоньше второй.
   – Перелом сросся очень ровно, – продолжал старик. – Ты сможешь держать в ней щит, если будешь очень внимательно заботиться о ее восстановлении. Надо пощадить ее некоторое время.
   – Спасибо за всю твою заботу обо мне.
   – Пожалуйста. – Невин остановился, задумавшись. – Пожалуйста.
   Теперь, когда раны были полностью залечены, подошло время официально приступить к службе у Родри. Этой ночью все собрались в большом зале крепости. Куллин опустился на колени у ног Родри. Момент был очень торжественным. Родри наклонился, сидя на стуле, и взял обе руки Куллина в свои ладони. В мерцающем свете факелов Куллин видел, каким торжественным был молодой лорд.
   – И ты будешь служить мне честно всю твою жизнь? – спросил Родри.
   – Буду. Я буду сражаться за тебя и умру вместе с тобой, если понадобится.
   – Пусть любой бард в королевстве высмеет и опозорит меня, если я когда-нибудь обойдусь с тобой несправедливо, или поскуплюсь для тебя. – Родри взял гребень у стоявшего в ожидании пажа и совершил им ритуальный жест, проведя по волосам Куллина, который означал, что сделка состоялась.
   Когда Куллин поднялся под приветственные возгласы всадников отряда, он почувствовал себя свободным, несмотря на то, что только что связал себя обязательствами. Хотя это оставалось для него загадкой, но почему-то он знал, что он только возвращал долг. Теперь Куллин был официальным капитаном отряда верховного лорда. Он переселился в казарму. Теперь у него была комната, расположенная над столовой с собственной кроватью и сундуком для одежды и самой большой роскошью – собственным камином. Он вошел в комнату. Амур принес его седельные мешки и подстилку, а паж – охапку дров. Оба двигались осторожно, заискивая перед человеком, который мог наказать их, если бы посчитал нужным. Куллин повесил на стену свой новый щит, украшенный гербом с изображением красного льва и решил, что он уже обустроен.
   – Ну хорошо, ребята, – произнес Куллин. – Давайте поскорее выведем лошадей. Мне не терпится посмотреть, как хорошо вы сидите в седле.
   Оба всадника улыбнулись в ответ.
   – Капитан? – сказал Амур. – Вы и лорд Родри скоро начнете искать новых людей в отряд?
   – Да. У нас большие потери.
   Это было действительно так, потому что из пятидесяти человек, которые были у Родри в крепости Канобэйн, осталось только семнадцать, а из пятидесяти человек крепости Гвербин – только тридцать два. Однако Куллин знал, что довольно скоро молодые люди начнут приходить для того, чтобы получить место в отряде. И их не беспокоит, что места освободились, потому что так много было кровавых смертей. Они придут, невзирая на такой печальный факт. Они придут, потому что будут иметь шанс прославиться и потому, что смогут освободиться от нудной работы на фермах их родителей или в ремесленной мастерской. Так уже в этот же день после полудня трое копьеносцев из Канобэйна спросили его, когда он спустился во двор для тренировки, могут ли они вступить в отряд.
   – По крайней мере, вы знаете, как воевать, – сказал Куллин. – Я скажу о вас лорду Родри.
   И они были благодарны, искренне благодарны ему за то, что такой важный человек как он, проявит к ним внимание. Родри не было в большом зале и паж не имел понятия о том, где он мог быть. Куллин обыскал двор и, наконец, когда он проходил мимо складского навеса, он услышал голос Родри и женское хихиканье – голос Джилл. Куллин понял, что ему надо скрыться за деревьями и замереть. Он был дураком, приняв предложение Родри. Джилл была очень красивой, а у Родри уже был один бастард, разве не так? Ему было плохо слышно, о чем они говорили – он осторожно двигался вокруг навеса, пока не увидел их, остановившись между поленицей и крепостной стеной. Они были от него на приличном расстоянии, но были так поглощены друг другом, что не оглядывались и не видели его. Рука Куллина сама собой схватила рукоятку меча, но он отдернул ее. Он дал торжественную клятву Родри и он позже поговорит с Джилл. Он повернулся и пошел прочь. Навстречу ему шел Невин.
   – Ищешь меня? – спросил Куллин.
   – Нет, сейчас ищу Джилл. Она нужна ее светлости.
   – Она там. – Куллин показал направление большим пальцем. – Разговаривает с Родри.
   Невин, прищурив глаза, смотрел в лицо Куллина. Тот тоже пристально посмотрел на него. Невин в конце концов одержал верх и Куллину пришлось отвести взгляд от человека, который очень хорошо знал причину его подозрительности.
   – Скажешь моему лорду, что я хочу поговорить с ним, хорошо? – произнес Куллин и ушел, оставив Невина со своими мыслями.
   В сарае, где хранилось военное снаряжение крепости Гвербин, в куче кольчуг и запасных мечей Куллин выбирал себе меч, когда Родри окликнул его.
   – Господин, – сказал Куллин. – Трое из канобэйнских копьеносцев хотят поступить в твой отряд. Они, по крайней мере, знают кое-что о том, как надо владеть мечом.
   – Проверь их, и если ты решишь, что они подходят, я их возьму. В принципе, ты можешь делать это самостоятельно. Я доверяю твоему умению разбираться в людях.
   – Благодарю.
   Они просто посмотрели друг на друга, но это мгновение показалось обоим мучительно долгим. Так как Куллин никогда не анализировал своих чувств и не проявлял их открыто, он начал чувствовать себя как будто он тонул. Почему он одновременно и восхищался Родри и ненавидел его? Это было из-за Джилл, но не только из-за нее. Он просто не мог этого понять. Его приводило в ярость отчуждение, которое становилось все более очевидным, потому что Родри становился все беспокойнее. Поскольку он, казалось, тоже не мог уйти от этого, молчание становилось слишком болезненным.
   – Куллин, – сказал Родри. – Ты знаешь, я уважаю тебя.
   – Да, господин, и я благодарю за это.
   – Ну, тогда, – Родри медленно повернулся и казалось, что он осматривает стоявшую рядом полку с мечами, – я сделал что-нибудь, что причинило тебе горе?
   Что-нибудь? Куллин почувствовал присутствие Джилл так осязаемо, как будто она появилась сейчас в дверном проеме.
   – Ну, – продолжал Родри, – ты, так же, как остальные, невысокого мнения обо мне?
   – Нет, господин. Если бы это было так, я бы не поступил к вам на службу.
   – Ну и хорошо. – Родри снова повернулся к нему, слегка улыбнувшись. – Послушай, ты помнишь, что я просил тебя сыграть со мной в Карноик?
   – Да, помню, но, по правде сказать, я никогда не думал, что мы останемся в живых и сыграем.
   – Но мы выжили, сегодня ночью я приду к тебе с доской и мы сыграем.
   После того как Родри ушел, Куллин долго еще стоял посреди сарая с деревянным мечом в руке. За свою жизнь на «длинной дороге» он видел много дворов, пожалуй, больше любого другого человека в королевстве, но никогда он не встречал такого лорда, как Родри – такого, каким должен быть каждый лорд. Если бы только дело было не в Джилл. Если бы… Он громко выругался и вышел на тренировочную площадку, перестав думать о своем разочаровании.
   Куллин тренировался очень напряженно. Скоро он понял, что ему надо остановиться, потому что у него закружилась голова. Он медленно пошел, сосредоточиваясь на каждом шаге. Не попросив ни у кого помощи, он добрался до своей комнаты и повалился на кровать прямо в обуви, не снимая одежды и ремня для меча. Джилл стояла возле кровати, когда он проснулся и косые лучи, проникающие через окно, говорили о том, что приближался закат.
   – Что ты здесь делаешь? – рассердился Куллин. – Ты никогда не должна даже близко подходить к баракам.
   – Знаю, я сама их ненавижу. Папа, я соскучилась по тебе. У нас не было случая поговорить в эти дни.
   Куллин сел, почесал лицо и подбородок. Джилл села рядом с ним. В своем новом платье она так походила на свою мать, что он чуть не заплакал.
   – Ну, моя милая, я тоже очень соскучился по тебе. Но ты такая красивая леди теперь.
   – Черт возьми! Ловиан может осыпать меня почестями, если ей хочется, но все равно я всегда буду ублюдком и потаскухой.
   Она произнесла это с такой горечью, что даже Куллин уловил это.
   – Ты права, Родри никогда не женится на тебе, – сказал он. – И будет лучше, если ты будешь думать об этом, когда хихикаешь и заигрываешь с ним.
   Джилл побледнела и замолчала, сжав руками край одеяла.
   – Я видел, как вы смотрели друг на друга, как пара охотничьих собак – на кусок мяса, – продолжал Куллин. – Держись подальше от него. Хотя он и честный человек, но ты – не первая красивая женщина, из-за которой мужчина забывает о своей чести.
   Джилл кивнула, ее губы дрогнули, выдав искреннее страдание. Куллин почувствовал, что разрывается на части. Он искренне сочувствовал ей, что у нее никогда не было человека, которого бы она любила, но в то же самое время ему хотелось ударить ее просто потому, что она могла любить другого мужчину.
   – Иди. – Куллин встал. – Ты теперь ни какой-нибудь казарменный ребенок, и нечего тебе здесь околачиваться.
   Куллин вышел, Джилл пришлось последовать за ним. Этим вечером он часто вспоминал ее слова о том, что она любит его и скучает по нему. Он подумал о том, что он будет чувствовать, когда Джилл выйдет замуж за какого-нибудь человека, которого выберет для нее верховный лорд и она уйдет жить к своему мужу. Он, наверное, не сможет видеться с ней – разве только один-два раза в году. У него даже возникла мысль просто оставить службу у Родри и вернуться назад на «длинную дорогу», где он не будет ни знать, ни беспокоиться о том, где спит Джилл, но сидя на капитанском месте за столом, за которым обедал его отряд, он знал также, что никогда не оставит своей новой должности. В первый раз за всю свою жизнь ему было что терять.
   Позже, после того, как отряд вернулся в свои казармы, а знатные лорды поднялись в свои комнаты, Родри пришел к Куллину с игрой Карноик – такой красивой, каких раньше Куллин даже не видел. Игральные фигуры были сделаны из ровных гладко отполированных камней – белых и черных. Тонкая доска из черного дерева была инкрустирована перламутром с обозначением стартовых позиций и ходов. Рисунок состоял из шестнадцати переплетенных треугольников, так что даже при свете огня можно было легко различить его.
   – Готов держать пари, что ты обыграешь меня, – сказал Родри.
   Куллин выиграл первые три игры, снимая с доски фигуры Родри сразу же после того, как молодой лорд ставил их на доску. Ругаясь про себя, Родри начал обдумывать каждый ход, который он делал, оказывая Куллину большее сопротивление, но проиграл все же ему еще три партии. Между тем только один сонный слуга остался в зале и снова наполнил их кружки. Родри отправил его спать, перестал пить и, наконец, после еще четырех партий сыграл с Куллином вничью.