Я шагнул над бездной. Это не могло, не должно быть правдой…
   – Лена-Леночка… Мать твою… Что ж ты наделала?
   И нежный голосок покорно отозвался:
   – Безопасность хозяев – главная аксиома. Звездолет слишком долго был на планете Земля. Опасность черезчур велика – враги преследуют Просто-Лену. Она не может защитить хозяев – враги сильнее. Бегство – единственная возможность выполнить аксиому. Пока хозяева находятся в бессознательном состоянии, Просто-Лена должна принимать решения. Она приняла решение.
   – Ну и дура же ты, Ленка, – забормотал Димыч, – Дура, хоть и электронная… Но теперь-то мы в сознании! И мы приказываем – вернись на Землю!
   – Невозможно, – чуть виновато возразил голосок, – Информация о маршруте стирается из памяти в целях безопасности хозяев. Директива хозяев.
   – Да не давали мы такой директивы! – взорвался Капустин.
   – Директива прежних хозяев, – пояснили ему, – Планета Земля не значится в Каталоге Миров. Задайте координаты самостоятельно.
   Мы с Димой почти синхронно произнесли одно и то же непечатное слово.
   – Кинули нас, ребята, – протяжно застонал Лубенчиков, – Бог ты мой, как же нас кинули!

Глава 4

   Не знаю, что сделали бы другие, оказавшись заброшенными в неведомые глубины Вселенной, почти без надежды вернуться домой.
   Люди интеллектуальные на нашем месте вероятно ударились бы в дискуссии о смысле жизни. Герои американского боевика уже били бы друг другу морды – тоже в порядке дискуссии. А мы… Первую мысль, почти одновременно пришедшую нам в голову после того, как схлынуло начальное потрясение, озвучил Васька:
   – Эй, ты, чудище космическое! Как тут у вас со жрачкой и выпивкой?
   – Уточните вопрос, – отозвался голосок.
   – Ах ты…! – возмутился Лубенчиков.
   – Я – не чудище, – последовало резонное возражение, – Я…
   – Знаем, знаем, – кивнул Дима, – звездолет класса «Эн».
   – Перестаньте обижать девушку, – заступился я, – Её зовут Лена. И кстати, это единственное существо женского пола километров на миллион в округе.
   – Вот-вот… Именно благодаря этому нежному существу мы здесь и загораем, – беззлобно поморщился Капустин. Сейчас он отдыхал в кресле, «выращенном» для него персонально услужливым звездолетом.
   – Лена, как у нас с едой и питьём? – напомнил я.
   – Запасов достаточно для трехмесячного полета. Возможен дополнительный синтез.
   – Как с воздухом?
   – Регенерационная система функционирует нормально.
   – Ясненько, – вздохнул Васька, – Значит, ближайшее время голодуха и удушье нам не грозит.
   – Ага, – почесал затылок Димыч, – Хоть какая-то добрая весть.
   – Расстояние до ближайшей обитаемой планеты? – продолжил я выяснение обстановки.
   – Согласно Каталогу Миров, в абсолютных единицах, – сто семьдесят семь и шесть десятых световых лет, – с готовностью ответила Лена, – Однако вопрос – некорректен. Мы находимся в секторе 5-2-17 4-й Темной Области. Поэтому, о расстояниях можно говорить только условно.
   – И сколько времени займет полет?
   – Вопрос некорректен, – опять, чуть виновато, констатировал звездолет, – В Тёмных областях – гипер-переходы не стабильны. Частичная информация, содержащаяся в Лоциях – недостоверна.
   – Здрасьте, приехали, что называется, – скривился Васька, – Эти гады еще и зашвырнули нас в какую-то черную дыру. Кидалы, конкретные галактические кидалы! Ну, ничего, хорошо, что они сошли на Земле. Я этих гадов найду!
   – Сначала найди Землю, – вздохнул Капустин и мрачно добавил, – Эх… Родных жалко…
   – Дней пять они волноваться не будут, – успокоил Васька, – Я бабушке, на всякий случай, записку оставил… Дескать, уехали втроём по делам бизнеса.
   – Да? А что через пять дней, умник? Пошлёшь отсюда телеграмму?
   Пока друзья выясняли отношения, я старался добиться у звездолёта конкретной информации:
   – На полет к ближайшей планете хватит энергии?
   – Вопрос некорректен, – в который раз объяснил женский голосок, – В пределах Темных Зон – любые расчеты условны.
   – Погоди-ка, – вмешался Димыч, – Предлагаю не лезть в дебри… Сначала, разберемся со здешней едой и питьем. Я почему-то не уверен, что у наших желудков абсолютная совместимость со всякими инопланетными деликатесами.
   Мы с Васькой окинули долговязую фигуру Капустина критическим взглядом: а ведь он прав. Иногда, обыкновенный здравый смысл ценнее всех беспредельных полетов фантазии. Если здешняя еда нам не подойдет – мы загнемся куда раньше трех месяцев, на которые рассчитаны припасы корабля.
   – Слушай, Лена, – проговорил Васька, впервые называя звездолет по имени, – Тащи-ка сюда всего, что есть… съедобного.
   – Необходимы образцы еды и напитков, – торопливо уточнил я, – Надо снять пробы.
   – Вы предпочитаете совместный или раздельный прием пищи? – нежно проворковала Лена.
   – Совместный, – буркнул Васька.
   Наши кресла пришли в движение и сблизились, образовав правильный треугольник. Тут же, посреди этого треугольника из пола выросло что-то вроде громадного цветочного бутона. Он широко раскрылся длинными лепестками, лепестки слились и превратились в большой круглый стол, практически полностью уставленный прямоугольными разноцветными коробочками.
   – Здесь около десяти процентов имеющихся образцов, – отрапортовал Голосок, – После снятия необходимых проб, будут выставлены следующие десять процентов.
   На целую минуту воцарилось гробовое молчание. Никто из нас так и не спешил притронуться к злосчастным коробочкам. Лена истолковала эту паузу по своему и объяснила:
   – Чтобы открыть контейнер, следует надавить пальцами два углубления на правой и левой грани контейнера.
   Мы обреченно переглянулись. Наконец Васька взял ближайшую коробочку, сделал, как было сказано, и крышка коробочки услужливо распахнулась двумя створками. Внутри была некая зеленоватая масса. Васька понюхал и торопливо отставил контейнер в сторону:
   – Что-то у меня нет аппетита.
   Я пожал плечами:
   – Рано или поздно, нам все равно прийдется это попробовать.
   И взял коробочку веселенькой оранжевой расцветки. Думал, что там будет нечто вроде апельсинов в собственном соку… Открыл и понял, что просчитался. Внутри оказалось нечто длинное, изогнутое и червеобразное. Я протянул палец, собираясь пощупать это… и это в ответ потянулось к моему пальцу. Дрожащими руками я поспешно захлопнул створки коробочки и отставил её, как можно дальше:
   – Я еще не настолько голодный.
   – Да бросьте привередничать, ребята, – укоризненно вздохнул Дима.
   – Вот сам и пробуй это, – скривился Васька, вставая из-за стола– Твоя ведь была идея!
   – Выбора у нас нет, – философски вздохнул Капустин и мужественно вскрыл сразу несколько коробочек, – Эй, ты, как там тебя, Клава?..
   – Не Клава, а Просто-Лена, – терпеливо поправил звездолет.
   – Лена! Ложки и вилки в этом заведении имеются?
   – Вы предпочитаете земные разновидности? – уточнил Голосок.
   – Ага, – почти весело кивнул Дима, принюхиваясь к чему-то вязкому, темно-коричневому.
   Из отверстия в центре стола выпрыгнул небольшой поднос с тремя вилками и тремя ложками вполне общепитовского вида. Дима схватил ложку и героически подцепил большой ломоть темно-коричневой массы.
   – Не могу смотреть на это, – вздохнул Васька, отворачиваясь, и махнул мне рукой, – Пошли, подышим свежим воздухом.
   – Это куда, в открытый космос, что ли? – ухмыльнулся Димыч, пробуя содержимое ложки.
   – Мы пока исследуем корабль, – объяснил я, поднимаясь вслед за Лубенчиковым, – Если что… зови на помощь.
 
   Снова оказавшись в громадном зале с куполообразным потолком, какое-то время мы просто шагали взад-вперед.
   – Знаешь, Лёха, – сказал вдруг Лубенчиков, глядя в матово-голубоватый потолок, – Зря я Димыча обзывал трусом. Он – молодец. А у нас с тобой – кишка тонка.
   Я молча кивнул. Тут не поспоришь. Прав Васька. На все сто. Когда дошло до настоящих испытаний, только Дима и не спасовал.
   Ещё минут пять мы бродили в тишине. Есть хотелось всё сильнее. Лубенчиков не выдержал:
   – Знаешь… А давай вернемся за стол… Если что… Всё равно ведь загнёмся… А так… быстрее.
   Я кашлянул неуверенно: определенная логика в его словах была. Только не слишком уж оптимистичная.
   – А может и повезет, – криво усмехнулся Васька.
   – Ну да, – кивнул я, – Даже в русской рулетке тоже бывает… везет.
   Махнул рукой:
   – Пошли!
 
   Возвращаясь в центральную рубку, мы опасались обнаружить уже бездыханное тело Капустина. Тогда бы точно угрызения совести донимали нас до самого конца…
   К счастью, тело Капустина на вид было живым и вполне активным. Процентов семьдесят коробочек стояло открытыми, причем половина – совершенно пустые. Среди них и та самая, ярко-оранжевая. Как видно, Димыч совершенно не щадил себя.
   – Дима? Ты как? – с тревогой спросил Васька.
   Капустин пробормотал что-то с набитым ртом. Но на предсмертные стоны это явно не походило. Наконец ему удалось прожевать:
   – Очень вкусно. Зря вы отказались.
   Такое хладнокровие поразило нас до глубины души.
   – Димыч, ты бы не налегал на всё сразу, – осторожно начал я, – Рыба фугу тоже бывает очень вкусная. Поначалу.
   – А уж бледная поганка – вообще пальчики оближешь! – поддержал Васька.
   – Тьфу на вас! – поперхнулся Капустин каким-то фиолетовым соком, – Не портите аппетит.
   – Неужели тебе нисколечки не страшно? – искренне изумился Лубенчиков.
   – А чего бояться? – ухмыльнулся Димыч, – Неужели вы думаете, что эта электронная дура – настолько дура, чтобы накормить нас отравой? Если уж она и про вилки и про ложки знает – тем более она знает, что земные желудки переварят, а что нет!
   Мы с Васькой переглянулись.
   – Лена! – уточнил я на всякий случай, – Это все съедобно?.. Я имею в виду, для нас?
   – Абсолютно съедобно, – отозвался Голосок, чуть обиженно.
   Мы с Васькой почувствовали себя полными идиотами. Но и Димыч тоже хорош!
   – Не мог раньше позвать, гад! – пробормотал Лубенчиков, хватая ложку и откупоривая еще не тронутый контейнер, – Мы ведь за тебя переживали!
   Я тоже не нуждался в особом приглашении. Вдруг обнаружилось – я и, в самом деле, здорово голоден. Вероятно, на нервной почве.
   Исследовав примерно третью часть имевшегося в инопланетном меню ассортимента, мы обессиленно откинулись на кресла и решили, что изучение остального продолжим завтра.
   Полные желудки сильно облегчали привыкание к необычной обстановке и даже звездное небо вместо потолка уже казалось вполне нормальной деталью интерьера. Нас всех клонило в сон. Тем более, что по земному времени давно был второй час ночи.
   – И все таки, в ихнем рационе – бо-ольшой пробел, – пробормотал Васька заплетающимся языком.
   – А может это и к лучшему, – сонно заметил я, – У настоящего космонавта должна быть ясная голова…
   – …Чистые руки, – хихикнул Васька.
   – …И ноги в тепле! – ухмыльнулся Дима, – А по моему, в местный рацион ничего добавлять не надо. Вы и так оба перебрали из тех красных коробочек.
   – Да ну, Димыч, это ж сплошное баловство, – вяло отмахнулся я, – Там же – градуса три не больше. Как в кефире.
   – Вот-вот, – кивнул Васька, – Напиток для детсадовцев. Завтра же потребую от Ленки повысить крепость…
 
   Фраза Лубенчикова была последним, что запечатлелось в моей памяти в тот длинный вечер. Глубокий сон окутал сознание мягким темным покрывалом. Не думаю, что мои спутники продержались намного дольше…
   Снилась мне всякая чепуха. Вроде бы, мы пытались загнать Дарту Вейдеру старенький «запорожец». Васька с серьезным видом уверял, что у самого Императора нету «тачки» круче. А Вейдер гнусаво бормотал из-под шлема, допытываясь во сколько раз быстрее света может двигаться это чудо техники. Мы его таки уломали. Дарт отвалил нам три штуки «баксов». Мы, конечно, обрадовались, но потом обнаружили на всех «баксах» вместо постной физиономии Франклина портрет Императора. А Дарт Вейдер допёр, наконец, что у «запорожца» нет мотора. Прохрипел что-то насчет Темной стороны силы и выхватил из под плаща здоровенную сверкающую монтировку.
   К счастью, в этот момент сон оборвался. Я оказался у себя дома в постели. Была глубокая ночь. Ребенок плакал за стеной. Тонкий детский голосок что-то жалобно бормотал. Я понял, что это опять козни Вейдера и удивился: ни Принцессе Лее, ни лохматому Чубакки голосок явно не принадлежал. Разве что, Люк Скайвокер, в детстве? Помнится, тогда он носил красный галстук и вместе с остальными «тимуровцами» лазил по соседским садам… Или я чего-то путаю?..
   Перевернулся. Открыл глаза и, с разочарованием, обнаружил себя не в малогабаритной «хрущевке», а в просторной летающей тарелке. Димыч похрапывал рядом… Я сел на постели, в которую, должно быть, превратилось удобное кресло. Сколько там на часах? Восемь утра… Еще спать и спать. Но что-то не давало мне покоя.
   Детский плач. Я был уверен, что слышал его не только во сне.
   Фигня.
   Глубоко вздохнул. Лёг и заставил себя закрыть глаза.
   «Нервы. Всего лишь нервы»
   Едва легкая дремота опять начала туманить мысли, я подскочил, как ужаленный. Прислушался. Только равномерное похрапывание Димыча. Но всего пару секунд назад где-то поблизости плакал ребенок! Так явственно, что мороз по коже!
   – Лена, – негромко спросил я, глядя в звездный потолок, – Кроме нас троих… здесь еще кто-нибудь есть?
   – Есть, – отозвался звездолет без всякой паузы – так, словно он ждал вопроса, – Кроме вас троих, есть я. Просто-Лена всегда с вами – днем и ночью.
   Тьфу ты.
   – Это ты… плакала? – глупость конечно. С чего бы ей плакать. Разве что, о своей нелегкой женской судьбе: летала по всей Вселенной, и горя не знала, пока не досталась в руки троим тупоголовым землянам. Которые даже не могут самостоятельно задать координаты родной планеты.
   В этот раз Голосок звездолета был слегка озадачен:
   – Просто-Лена не плакала. Но если вы захотите…
   – Нет– нет, – торопливо махнул я рукой.
   Да. Фигня какая-то…
   Едва отъехали от Земли на сотню-другую световых лет, как начались галлюцинации. Что там советовал в таких случаях мой знакомый санитар психбольницы? Выпить брому и до приезда спецмедбригады приковать себя к батарее?
   – Ты тоже слышал?
   Я вздрогнул, оборачиваясь. Васька смотрел на меня пристальным немигающим взглядом. Ого, в кампании психов пополнение!
   – Что ты имеешь в виду? – спросил я осторожно.
   – То самое…
   Пару секунд мы озадаченно молчали. А Димыч как ни в чем ни бывало продолжал храпеть. На нем вся эта чертовщина никак не сказывалась.
   Наконец, мысли в моей голове приняли более менее стройный вид:
   – Обычно, каждый наслаждается своими галлюцинациями в одиночку…
   – Значит это не галлюцинация, – кивнул Васька.
   – Да? А почему тогда Дима по-прежнему дрыхнет?
   – А ты не знаешь Диму? У него – железные рефлексы. Реагирует только на будильник.
   Я с завистью оглянулся на Капустина:
   – Странно, что Ленка тоже ничего не просекает.
   – А может она врет?
   – Компьютеры не врут. Компьютеры или «зависают», или «глючат».
   – А может это очень совершенный компьютер!
   – Ну да… Со специально разработанным алгоритмом вранья.
   Васька почесал затылок:
   – Не знаю. Но я, лично, верю в развитие электроники! И поэтому, предлагаю обследовать корабль.
   – Давно пора. Почему-то мне кажется, нас будут ждать сюрпризы, – я зевнул и глянул на вечную ночь над головой. Только в этот момент по-настоящему осознал, что рассвета, по крайней мере, в ближайшие месяцы, не предвидится.
   – Гады… – пробормотал я в сердцах.
   – Гады, – согласился Васька, даже не уточняя, о ком речь.
 
   Мы воспользовались местными чудесами сантехники, а затем приступили.
   Диму будить не стали. После инцидента с инопланетным харчем, и я, и Васька чувствовали себя слегка… как это говорят самураи? Ага, «потерявшими лицо». Лица надо было срочно восстанавливать. В конце-концов, что сложного в том, чтобы прочесать какую-то там летающую посудину. Это ж не «зайцев» в троллейбусе отлавливать – можно обойтись и без взвода омоновцев.
   Конечно, ничего не стоило затребовать у Ленки данные по всем отсекам. Только, хрен его знает, каких распоряжений успели надавать ей инопланетные «кидалы». Что если она до сих пор их выполняет? И старательно вешает нам лапшу. Лучше уж всё увидеть собственными глазами и ощупать собственными руками.
   – Ну и топология здесь! – снова восхитился я, когда мы выбрались в коридор.
   – Кто? – не понял Васька. Вообще-то он парень умный, но четыре года в бизнесе плохо на него повлияли.
   – Говорю, те умельцы, которые делали Ленку, могут вытворять с пространством, всё что угодно. Центральная рубка явно находится над Большим залом. А тем не менее, двери выходят в один и тот же коридор.
   – Это точно, – кивнул Васька, – Не говоря уже о том, что снаружи эта посудина кажется раз в пять меньше.
   Мы двинулись по единственному коридору, опоясывавшему центральную часть «тарелки». Процедура «зачистки» проходила вполне мирно. Добросовестная Лена выделяла матовым свечением каждый новый отсек. Стена проседала, гостепреимно распахиваясь, и мы с Васькой заглядывали внутрь, придирчиво изучая содержимое.
   Большинство просторных помещений оказались абсолютно пустыми. Как объяснила Лена, их можно было использовать и для складирования грузов, и для размещения пассажиров.
   Только в трех обследованных отсеках, до самого потолка, стояли какие-то прямоугольные контейнеры. В одном, по словам Ленки, находились пищевые концентраты, изготовленные на планете с труднопроизносимым названием. И совершенно непригодные для земных желудков. Во втором – «синтезаторы одежды» и кой-какие потребительские товары. Несмотря на богатый словарный запас, почерпнутый из наших мозгов в ходе сканирования, Ленка так и не смогла объяснить, что же там такое. Звучало это как «кульвураторы для прозибакции атродаксов».
   Мы открыли первый попавшийся контейнер. Внутри – нечто среднее между пылесосом и полуведёрной клизмой.
   – Наверное, полезная вещица, – заметил Васька не слишком уверенно.
   – Ага, – кивнул я, – Для прозибакции – в самый раз.
   – Ну, если загнать их по-дешевке, – Лубенчиков мечтательно глянул куда-то в потолок, – Скажем за…
   – Только сначала придется отыскать этих самых атродаксов, – оборвал я васькины мечтания.
   В третьем отсеке были «ампуразивные бибрикоксы многоразового применения».
   – И для чего их применяют? – допытывался Лубенчиков у звездолета.
   – Для инсервации вакерпупсов, – ответила Лена без малейших колебаний.
   – Все ясно, – кивнули мы с Васькой и не стали вдаваться в дальнейшие подробности. Открывать контейнеры тоже не стали. Решили, что в ближайшее время прекрасно обойдёмся без бибрикоксов и прочих предметов инопланетной роскоши.
   Следующие несколько отсеков – пустые. Оставалось проверить еще штук шесть, когда стена очередного помещения тревожно замигала красным.
   – Внимание! – в голосе Лены прорезались тревожные нотки, – Внимание! Отсек Полной Изоляции! Отсек Полной Изоляции!
   – Да не ори ты, – поморщился Васька, – Со слухом у нас нормально. И так ясно – местное КПЗ. Открывай!
   – Возможна биологическая угроза! – ничуть не понижая голоса, заявил звездолет. И дверь не открыл.
   Такое неповиновение было удивительно. Васька даже присвистнул:
   – Эй ты, калькулятор-переросток! На кого шары гонишь?!
   Я почесал затылок: зря подымать переполох Ленка не будет. И спросил:
   – Что внутри?
   – Информация удалена.
   Ясно. Опять козни прежних хозяев.
   – Ну, а показать-то ты можешь?
   – Невозможно. Сенсоры и анализаторы внутри отсека блокированы. Внесистемная блокировка. Снять не удается.
   Мы переглянулись с Васькой. Оба подумали об одном и том же. Жалобный детский голосок, ворвавшийся в наши сны.
   – Это действительно была не галлюцинация! – прикусил губу Лубенчиков.
   Я кивнул. В любой бульварной газете хватает историй о похищениях людей зловредными «зелеными человечками». Теперь-то мы на собственном опыте знали, что иногда бульварные газеты пишут чистую правду. Гадские инопланетные «кидалы» успели порезвиться на Земле еще до встречи с нами!
   – Открывай! – в один голос потребовали мы у Ленки.
   – Возможна биологическая угроза! – не унимался звездолет.
   – Если не откроешь, я сам стану такой угрозой! – пообещал Васька.
   И Ленка с обреченной интонацией спросила:
   – Это приказ?
   – Разумеется, – нетерпеливо кивнули мы.
   Мигавшая красным стена просела в стороны, освобождая вход.
   – Первый контур защиты деактивирован, – прокоментировал звездолет.
   Мы вошли в небольшую и совершенно пустую комнату.
   – Деактивировать Второй контур? – как мне показалось, с робкой надеждой уточнила Ленка. Но мы не собирались отступать:
   – Снимай на фиг всю эту защиту!
   – Выполняю, – мрачно отозвался звездолет.
   Последняя стена оказалась прозрачной. Едва мы увидели то, что было за ней, сердце у меня ёкнуло и болезненно сжалось.
   – Последний контур… – начала было Ленка и тут же заткнулась, потому что мы с Васькой хором рявкнули что-то угрожающе-свирепое.
   Прозрачная стена растаяла, и Лубенчиков осторожно коснулся плеча мальчугана лет семи, робко сжавшегося в углу отсека:
   – Не бойся, малыш… Этих инопланетных уродов больше нет.
   – Плохие дядя слиняли, – подтвердил я.
   Мальчуган поднял на нас заплаканные глаза:
   – Я так устал быть один.
   – Ну, теперь ты не один, – улыбнулись мы с Васькой, – Теперь у нас на «тарелке» даже многолюдно.
   – Ага, – хихикнул кто-то сзади, – Почти как в переполненном троллейбусе.
   Мы оглянулись – заспанный Димыч на пороге Изоляционного отсека зевал и почесывался.
   – Они так долго держали меня здесь… – всхлипнул малыш, – Они были плохие…
   – Можешь не объяснять, – кивнул Васька, – Полные уроды. Уж мы-то знаем…
   – Слушайте, – спохватился я, – А ведь он, наверное, голодный!
   – Есть хочешь? – улыбнулся Васька, склоняясь над мальчишкой.
   – Да ясное дело, хочет, – снова зевнул Димыч, – Я и сам хочу. Задаете дурацкие вопросы и бродите неизвестно где. Давно пора завтракать.
   – Черствый ты человек, Капустин, – укоризненно заметил Васька, подхватывая малыша на руки, – Ты вчера недельную норму пайка сожрал, а он взаперти сидел…
   Уже вчетвером, мы покинули Изоляционный отсек и направились в Центральную Рубку. Решено было и впредь использовать её в качестве столовой.
   По дороге Васька пытался разлекать мальчика анекдотами. Но поскольку те, что он знал, были в основном нецензурные, анекдоты в Васькином исполнении обрывались где-то на первой фразе. Малыш смотрел на него большими пытливыми глазами и бормотал, как тяжело быть одному. Похоже, он всё еще был в шоке. Ничего, оклемается. Худшее позади. А мы приобрели нового члена экипажа.
   Вроде полный порядок.
   Но что-то тревожным червячком ворочалось внутри, не давая мне расслабиться. Как мы могли услышать детский плач через все эти контуры защиты? Поневоле начнешь верить в телепатию!

Глава 5

   Не задавая лишних вопросов, звездолет уже вырастил из пола Центральной Рубки дополнительное кресло – на более длинной ножке и меньших габаритов – специально по фигуре ребенка.
   Васька усадил малыша. И, пока Димыч с уверенностью ресторанного завсегдатая заказывал Ленке завтрак, мы с Лубенчиковым мягко пытались добиться от ребенка хоть каких-то подробностей:
   – Как тебя зовут?
   Малыш улыбнулся чуть виновато и промолчал. «Бедняга,»– подумал я, – «Видно нелегко ему пришлось.»
   – Вот меня, например, зовут Вася… – терпеливо продолжал Лубенчиков.
   – Вася! – повторил ребенок со счастливой улыбкой.
   – Тебя тоже зовут Вася? – искренне обрадовался Лубенчиков.
   Малыш с готовностью кивнул.
   – А меня – Лёха, – представился я.
   – Лёха! – радостно повторил ребенок, и даже заёрзал в кресле от возбуждения, – Я тоже – Лёха!
   Мы с Васькой озадаченно переглянулись.
   – Они были плохие, – весело сказал малыш, – Держали меня взаперти. Не хотели знакомиться. Вы хорошие. Давайте знакомиться!
   – А мы чем занимаемся? – недоумевающе буркнул Васька и указал на Капустина:
   – Это – Димыч… Дима.
   – Дима! – радостно завопил малыш.
   Все таки, новый член экипажа вел себя странновато. Наверное, сказывалось душевное потрясение.
   – Хватит болтать, – вмешался бесцеремонный Капустин, – Садитесь, пока еда не разбежалась!
   Тут он, конечно, слегка преувеличивал.
   Мы с Васькой разместились за столом по левую и правую руку от малыша. Димыч тут же пододвинул ему несколько раскрытых пищевых контейнеров и высокую коробочку со специальным круглым раструбом для питья – внутри была жидкость, смутно напоминающая апельсиновый сок:
   – Пробуй, не бойся. Это всё вкусно.
   Малыш широко улыбнулся и, тут же, прямо пригоршней зачерпнул зеленоватых шариков с грибным вкусом. Пока он с интересом разглядывал шарики, соус капал с его руки на стол и на вылинялые штанишки, где, впрочем, уже и так красовалось розовое пятно.