Васька дипломатично кашлянул и пододвинул ребенку вилку, давая понять, что воспитанные дети обычно используют эту штуковину.
   Малыш благодарно кивнул, схватил вилку и… откусил половину. Как следует прожевал. В наступившей гробовой тишине отчётливо слышался хруст и скрежет нержавеющей стали. А малыш безмятежным взглядом окинул наши перекошенные физиономии и… проглотил остатки вилки.
   – Ребята, – слабо сказал Лубенчиков, – Кажется, парень любит острое…
   – Я больше люблю органику, – спокойно пояснил малыш, откладывая недожеванный кусок металла. Взял коробочку с грибными шариками и высыпал содержимое в рот. Проглотил, на этот раз даже не пережевывая, и снова одарил нас обворожительной улыбкой:
   – Органика это хорошо!
   – Да уж, – торопливо согласились мы, отодвигаясь как можно дальше и пытаясь потихонечку выбраться из-за стола.
   Малыш тем временем слопал коробочку. Ещё две, вместе с содержимым, захрустели, исчезая где-то внутри детского организма.
   Лубенчиков, с застывшей физиономией, глянул в сторону дверей. Димыч чуть кивнул.
   А ребёнок прекратил трапезу, вытаращился на нас и вдруг радостно объявил:
   – Но больше всего я люблю живую органику!
   Детские ручонки потянулись в нашу сторону. Стремительно вырастая в длину.
   Васька перекувыркнулся в кресле, вылетая на пол, не хуже заправского акробата, Димыч сиганул из-за стола, словно ошпаренное кенгуру. Я сам… не помню как, оказался вдруг в коридоре.
   – Куда же вы? – донесся вслед обиженный тонкий голосок, – Давайте знакомиться!
   – Ленка, закрывай двери! – истошно заорали мы, едва Васька последним вылетел из Центральной Рубки.
 
   – Что это было? – выдавил Лубенчиков, слегка переведя дыхание.
   – Маленький мальчик попал в звездолет – больше в «тарелке» никто не живет, – криво усмехнулся бледный Димыч.
   – Ленка, живо выкладывай информацию! – потребовал я, чуть успокоив бешено колотившееся сердце.
   – И так ясно… Сюрприз от прежних хозяев, – нахмурился Капустин.
   – Информация удалена, – виновато отозвался звездолет, – Вероятная биологическая угроза.
   – Ну, на счет этого мы уже догадались, – заметил Димыч, – А можно конкретнее?
   – Идет обработка данных, – пояснила Лена. В голосе её была искренняя озабоченность. Не нравится мне, когда бортовые компьютеры настолько озабочены! Компьютерам положено жизнерадостно рапортовать о том, что все проблемы будут устранены.
   Стена коридора в том месте, где обычно возникал дверной проем, вдруг замигала красным.
   – Внимание! Угроза проникновения агрессивного биологического объекта!
   – Что? – ошалело заморгали мы, – Оно и через стену просачивается?!
   Час от часу не легче!
   Мы бросились по коридору и заперлись в большом зале. Куда отступать дальше? В космос?
 
   – Ленка! – в голосе Васьки прорезалась решительность, – Имеется на борту оружие?
   – Имеется…
   Мы переглянулись: уже кое-что!
   – …но в целях безопасности экипажа и оборудования оружие не активируется внутри корабля.
   Приехали называется!
   – Да? А если кое-кто собирается позавтракать экипажем? – уныло спросил Васька.
   – На всем оружие установлена автоматическая блокировка, – пояснила Лена с искренней озабоченностью в голосе, – Не разрушая оружия, снять блокировку невозможно.
   – Надо же, какая совершенная техника, – ядовито усмехнулся Димыч, – Слушай, уважаемая… у тебя ведь должны быть какие-то стандартные алгоритмы в подобных ситуациях?
   – Стандартный алгоритм – содержать потенциально опасный объект в Отсеке Полной Изоляции, – ответил звездолет чуть укоризненно.
   Мы с Васькой молча переглянулись и Лубенчиков выругался вполголоса. Сами виноваты! Нас же предупреждали, идиотов. На будущее, никогда не буду спорить с электроникой! Даже с «Виндой» на собственном «компе»! Если я, конечно, когда-нибудь до него доберусь…
   – На всех порядочных «тарелках» есть бластеры! А нам всучили утиль! – бормотал Васька, нервно расхаживая взад-вперед.
   – Ну их на фиг, эти бластеры, – отозвался хмурый Димыч, – Нам бы чего проще… Без всех этих автоматических блокировок.
   И тут меня осенило!
   – Ленка! У тебя есть что-нибудь… не оружие, а то что можно использовать для… физического воздействия!
   – Имеются плазменные резаки…
   – Годится!
   – …но внутри корабля они тоже не активируются.
   – А что-нибудь еще проще? Без всякой автоматики?
   – Есть.
   – Так что же ты молчала, дубина! – заорал Васька, – Немедленно тащи сюда!
   – Исполняю.
   В радостном возбуждении мы склонились над выраставшим из пола бутоном. Бутон раскрылся и… ликующие вопли захлебнулись, так и не вырвавшись из наших глоток.
   Внутри лежали три здоровенных, очень внушительных на вид мухобойки. По-крайней мере, так эти предметы выглядели.
   – Серьезная вещь, – мрачно ухмыльнувшись, заметил Димыч, поднимая одну, – Сработана на совесть, с художественным вкусом… Но главное – бьет наповал.
   А я, уже не стесняясь Ленки, произнес одну короткую, но чрезвычайно емкую по смыслу фразу.
   Наше дело было дрянь. Пожалуй, хуже того случая, когда Васька втянул нас в торговлю гербалайфом.
 
   На целых две минуты воцарилось мрачное молчание.
   – А может они с антигравитационным приводом! – выпалил наконец, не желавший сдаваться Лубенчиков. И в безумной надежде завертел мухобойку в руках. Наверное, пытался отыскать ту заветную кнопку, которой этот самый привод включается.
   Я не пытался его останавливать. Я прекрасно его понимал. Так неприятно, ждать завтрака, когда знаешь, что ты сам будешь главным блюдом. Точнее, одним из трех главных блюд… Тьфу-ты, дурацкие мысли лезут в голову!
   Стена, на месте прохода, через который мы недавно вбежали, зловеще мигнула красноватыми вспышками. А Ленка опять задолдонила свое мрачное:
   – Угроза проникновения агрессивного биологического объекта!
   Оно не унималось. После долгого одиночества, оно страстно желало попасть в нашу кампанию.
   Что ж, если нет ничего другого – обойдемся мухобойками. Во всяком случае, эта тварь не раз поперхнётся во время предстоящего завтрака.
   Но торопиться к столу тоже не хотелось. Крепко сжав рукоятки мухобоек, мы помчались к дальнему выходу из зала.
 
   В коридоре было пусто. Пока что, оно было занято дверью. И значит наше бренное существование продлевалось.
   – Что делать будем? – хмуро вздохнул Васька, – У кого нибудь есть свежие мысли?
   – Может попробуем с ним поговорить? – насупился Димыч, – Оно явно разумное. И кстати, вполне сносно понимает русский язык…
   – Да. Небось, прежние хозяева научили, – скривился Лубенчиков, – Собирались сбросить его на Москву. Вместо нейтронной бомбы.
   – А вдруг удастся с ним поладить? Объясним, как нехорошо есть братьев по разуму…
   – Ага, – кивнул Лубенчиков, – Вот иди сам и объясняй.
   Капустин кашлянул и почесал нос рукояткой мухобойки:
   – Боюсь, что у меня не хватит педагогического таланта.
   – Макаренко недоделанный, – буркнул Васька.
   – Надо спрятаться, – предложил я, – В какой-нибудь из отсеков.
   – И что это даст? – пожал плечами Лубенчиков.
   – Ну, по крайней мере оно не сразу нас найдет.
   – Ага, походит по «тарелке» туда-сюда, как раз нагуляет аппетит… – вставил Дима.
   – Ты-то что предлагаешь? – огрызнулся я, – Вести с ним беседы о вкусной и здоровой пище?
   – Ребята, а я знаю, где оно нас не достанет! – вдруг просиял Васька.
   – Где, в космосе что ли?
   – Раскиньте мозгами остолопы! На корабле есть только одно такое место!
   Мы с Димычем переглянулись: а ведь и Васька иногда высказывает здравые мысли!
   В следующую секунду мы уже мчались в сторону Отсека Полной Изоляции.
   А еще через несколько секунд застыли как вкопанные. Румяный симпатичный малыш вышел из-за поворота коридора, как раз между нами и Отсеком, и приветливо помахал рукой:
   – Давайте знакомиться! Давайте дружить!
   Он был весь сплошное обаяние, способное растопить даже самую черствую душу. Например, душу какого-нибудь детского писателя. Но мы детских книжек не писали, поэтому начали тихо пятиться назад.
   Малыш улыбнулся, очень широко, так что даже голова его стала раза в полтора больше. Тонким голоском нежно пропел:
   – Я люблю живую органику! Сильно-сильно люблю!
   И двинулся в нашу сторону, попутно увеличиваясь в размерах. Должно быть наша кормежка пошла ему впрок.
   – Не спеши, малыш, – ласковым, хотя и дрожащим голосом, начал Димыч, продолжая отступать по коридору, – Давай сначала поговорим.
   – Давай! – обрадовался мальчуган.
   – Ты ведь разумное существо…
   – Да, – кивнул «ребёнок», – Я очень люблю разумных существ.
   Он уже вырос раза в два, правда слегка непропорционально: огромная голова все еще держалась на тонкой детской шейке.
   – Ты ведь не сделаешь нам ничего плохого? – с робкой надеждой поинтересовался Димыч.
   – Я не сделаю ничего плохого, – подтвердил мальчуган.
   – Вот и хорошо, – обрадовался Капустин, – Чувствую, что мы подружимся…
   – Мы познакомимся и подружимся, – закивал малыш, – Наши разумы будут вместе.
   Димыч торжествующе подмигнул мне и Ваське: «Видите, а вы боялись! Всегда можно договориться!»
   – Наши разумы будут вместе, – улыбнулось оно и уточнило ангельским тоном, – А вашу живую органику мы используем для своих оболочек.
   Капустин поперхнулся, стремительно бледнея и торопливо отступил назад. Расставаться с собственной, можно сказать родной, органикой ради какого-то единения разумов – очень сомнительная затея. В этом мы трое были единодушны.
   С другой стороны, всё запросто могло произойти и без нашего желания.
   Предчувствуя это, Васька выронил мухобойку и зачем-то стал рыться в карманах. Что он там хочет найти? Парочку гранат Ф-1? Не знаю, хватило бы этого или нет. Полное взаимопонимание иногда требует очень весомых аргументов.
   – Я всегда использую живую органику для оболочек. Это очень хорошо, – продолжал малыш с таким выражением, словно рассказывал стихотворение на детском утреннике, – Если у меня будут хорошие оболочки, я смогу принимать любую форму.
   И, в доказательство, немедленно превратился в здоровенную, больше двух метров ростом, карикатурную копию Димыча.
   – Не похож, – продолжая отступать, хмуро заметил Капустин. Судя по голосу, желания общаться с братьями по разуму у него заметно поубавилось.
   – Не надо бояться, – с легкой укоризной сказало существо. Вернулось к первоначальному облику ребенка-переростка и сделало пару шагов в нашу сторону.
   – Это будет хорошо и приятно… – добавило оно почти тем же тоном, с каким во времена перестройки рассказывали о приватизации молодые реформаторы. В общем, и до самой тупой органики должно было дойти, насколько приятная процедура нас ждёт.
   – Малыш, ты зря торопишься, – заискивающе улыбнулся я. И махнул товарищам рукой: дескать, сваливайте, пока я ему зубы заговариваю!
   – Разве вы не хотите познать новые ощущения? – искренне удивилось существо, – Это так прекрасно, освободиться от старых оболочек…
   – Заманчивое предложение, – засмеялся я чуть фальшиво, – Мы его обязательно рассмотрим.
   И торопливой скороговоркой продолжил:
   – А пока, мы могли бы рассказать тебе столько интересного. Мы знаем множество удивительных историй… Давным-давно, в далёкой галактике… э-э… ехал Василий Иванович с Петькой на «мерседесе»…
   – Лёха, я понял! – радостно выпалил малыш, – Ты хочешь быть первым?! С удовольствием возьму всю твою информацию!
   «Кто меня, идиота, за язык тянул?»
   Я слегка попятился.
   А Васька перестал рыться в карманах и шагнул вперед. В руках его была голубая коробочка. Та самая. Вот, что он искал!
   Мы с Димычем затаили дыхание. Если туда помещался шкаф вместе с Капустиным, должно же туда влезть и это! Лубенчиков направил коробочку в сторону малыша, нажал пальцем углубление на её поверхности и… ничего.
   В смысле, ничего хорошего. Мальчуган, продолжая ласково улыбаться, шел к нам.
   – Дьявол, не работает! – застонал Васька, напрасно встряхивая коробочку.
   Результатом всех его усилий было материализовавшееся ведро с картофельными очистками. Ведро мальчуган проигнорировал. Неудивительно. Мы, трое, выглядели куда аппетитней очисток.
   Мгновенно удлинившаяся рука «ребёнка» со стремительностью змеиного броска просвистела в сторону Васьки. Лубенчиков рухнул на пол, едва успев увернуться. Мальчуган звонко расхохотался, втягивая назад руку. Похоже, игра ему нравилась.
   Мы с Димычем слегка растерялись. Пускать в ход единственное оружие, мухобойки, или улепетывать со всех ног? В общем, на нас напал столбняк. Скажете, что на вас бы не напал?
   А существо шагнуло к Ваське. Во взгляде инопланетного создания читалась искренняя, неподдельная радость. Оно ведь, правда, не собиралось причинять нам вреда. Даже наоборот. И то, что мы вовсе не горели желанием «слиться разумами», вероятно казалось ему частью забавной игры. Чем-то вроде «догонялок».
   В общем: «Кто не спрятался – я не виноват!»
   Когда до Васьки было метра два, здоровенная детская ножка в здоровенном сандалике задела мусорное ведро. Ведро опрокинулось и малыш-переросток замер, восторженно выпучив огромные, как блюдца глаза. Из груды картофельных очистков выбралось несколько упитанных, откормленных на лубенчиковских харчах тараканов.
   Оно таращилось на них, не мигая.
   Васька воспользовался моментом и торопливо ретировался.
   – Не могли бы вы отойти еще немного, – вежливо попросила Лена. Особых уговоров не потребовалось и звездолет немедленно вырастил между нами и существом внушительную на вид стену.
 
   – Надолго это его задержит? – спросил Димыч.
   – Минут на пять, – честно призналась Лена.
   Мы переглянулись. Капустин тяжело вздохнул:
   – Что-то вроде спасательной капсулы у тебя имеется?
   – Имеется.
   – Погодите, – вмешался Васька, – Это ведь не решение проблемы. Ленка, насколько хватит жизнеобеспечения в капсуле?
   – Семь-восемь дней. Если в режиме анабиоза – около трех недель.
   – Вот видите.
   – А ты что предлагаешь? – криво усмехнулся Димыч, – Остаться на завтрак?
   Васька отмахнулся и содрав с себя куртку, швырнул её под ноги. Вдавил пальцем углубление на поверхности «волшебной» коробочки. Куртка исчезла. Нажал еще – куртка появилась.
   – Ведь работает же! Работает, мать её! – в сердцах выругался Лубенчиков, – Почему же на этого гада не действует!
   – Согласно предварительной обработке данных, – вдруг подала голос Ленка, – агрессивный биологический объект генерирует собственное защитное поле…
   – Ну и?..
   – Защитное поле экранирует объект от воздействия грузоукладчика.
   Грузоукладчик? Это что, наша «волшебная» коробочка так прозаически именуется?
   – А нельзя как-то нейтрализовать это чертово поле?
   – Чтобы снизить интенсивность поля, надо разрушить внешние оболочки объекта.
   – И чем же, интересно, мы их разрушим? – скривился Димыч, – Вот этим? Он выразительно взмахнул мухобойкой и в сердцах швырнул её на пол. Да уж, самое подходящее оружие для борьбы с инопланетными монстрами.
   – Погодите! – воскликнул Васька, – Есть мысль.
   Мы уставились на него с недоверчивой надеждой.
   – Ленка, убирай стену!
   – Лубенчиков, ты спятил! Ленка не слушай его!
   – Это наш единственный шанс! – сурово объявил Васька и поднял с пола мухобойку Димыча, так будто она превратилась по крайней мере в АК-47.
   В конце-концов, мы махнули рукой и отступили подальше.
   – Ленка, готовь спасательную капсулу! – приказал Капустин. Если у Васьки не получится – будем линять с корабля.
 
   – Что за фигня пришла ему в голову? – прошептал Димыч, не спуская глаз с напряженно замершей спины Лубенчикова.
   – Не переживай. Самое интересное без нас не начнут, – криво ухмыльнулся я, наблюдая как расступается отделявшая нас от существа преграда.
   Малыш сидел на полу, рядом с опрокинутым ведром и, блаженно улыбаясь, разглядывал что-то зажатое в кулаке. Если не считать некоторой непропорциональности в фигуре, он выглядел самым обыкновенным, хотя и увеличенным до двухметрового роста, ребенком.
   Васька перешагнул через остатки таявшей стены и приветливо помахал рукой.
   Мальчуган повернул голову и, расжимая громадный кулак, радостно пробубнил:
   – Какое совершенное существо!
   «Это он про Лубенчикова?»– поразился я, но потом разглядел на ладони малыша жирного таракана.
   – Его оболочки намного совершеннее ваших, – пояснил малыш, – Таким, как он, могла бы принадлежать Вселенная.
   – Ну, если во всей Вселенной не выносить мусор… – шепнул Димыч.
   – Ты совершенно прав, – изрек Васька, только он имел в виду не Димыча, а малыша, – Эти восхитительные создания безусловно венец эволюционного развития. Именно так говорил один величайший мудрец нашей планеты.
   – Про кого это он? – удивился Капустин, – Про Дарвина, что ли?
   – Какого там Дарвина, – отмахнулся я, – Про Головачева, конечно!
   Мальчуган даже привстал от возбуждения:
   – Оказывается, ваша раса тоже много думает о совершенстве! Я так хотел бы познакомиться с этим мудрецом!
   – Это можно устроить, – кивнул Васька.
   – Да уж, – нервно хихикнул Димыч, – Кое-кому это пошло бы на пользу!
   – Мы решили согласиться на твое предложение, – ровным голосом убедительно соврал Васька, – Мы решили отказаться от своих устарелых оболочек. Ради дальнейшего познания наши ограниченные разумы сольются с твоим.
   – Ну не надо обобщать, понимаешь, не такие уж и ограниченные, – заметил Капустин.
   – Это по сравнению с тараканами, – шепотом объяснил я.
   – Я знал, что вы хорошие! – радостно выпалил малыш, вскакивая с пола.
   – Ты сможешь добраться до планеты, где полным-полно вкусной живой органики, – продолжал рисовать радужные переспективы Васька.
   – Здорово-здорово! – мальчуган захлопал в громадные ладоши.
   – Но сначала мы должны узнать кое-что, – слегка умерил его пыл Лубенчиков.
   Малыш замер с открытым ртом.
   – Ты ведь говорил, что можешь принимать любую форму?
   Существо медленно кивнуло.
   – Мы должны быть уверены, что наши разумы попадут… э-э… в хорошие руки, – кашлянул Васька, – Докажи, что ты достоин!
   Мальчуган вытаращил глаза-блюдца.
   – Ты уже принимал облик одного нас. Но этого мало! Ты ведь сам говорил, насколько мы несовершенны. Не так уж и сложно изобразить форму примитивного существа.
   – Это я-то примитивное существо?! – шепотом возмутился Димыч. Я двинул его локтем в бок. Момент был слишком ответственный.
   – Намного труднее превратиться в существо совершенное, – елейным тоном заметил Лубенчиков.
   – Какую совершенную форму мне надо принять? – нетерпеливо перебил мальчуган, все еще не чуя подвоха.
   – Вот эту, – хладнокровно пояснил Васька, указывая на упитанного таракана.
 
   Мы с Димычем замерли. Лишь бы сработало! Если всё выгорит, Лубенчиков – гений! От волнения у меня даже засвербило в носу и я торопливо зажал его ладонью. «Ну же! Ну!»
   Существо смотрело влюбленным взглядом на проползавшего, будто в замедленной киносъемке, таракана. Пальцы Лубенчикова до белизны костяшек сжимали рукоятку мухобойки. Секунды вязкие и густые, словно консервированные сливки, тянулись невыносимо, омерзительно долго…
   И вдруг ужасная мысль продрала меня холодным ознобом. Я вспомнил, где видел раньше этого мальчугана в вылинялых штанишках!
   Три года назад, когда был у родственников в деревне! Именно этот стервец удирал от нашего соседа деда Ивана, после того как дед застукал его в своем малиннике. Быстрый парнишка… С легкостью он увернулся от длинной хворостины и перескочил плетень. Только пятки засверкали. Дед Иван – сам далеко не сахар и его малины мне не было особенно жалко. Но мальчугана я еще долго помнил. А потом забыл.
   Вот что не давало мне покоя, с того самого момента, когда мы заглянули в Изоляционный отсек! Этот любитель чужой органики извлек любителя чужих ягод из моей памяти! Извлек со всеми подробностями, включая пятнышко от малины на штанах.
   Но ведь, если он выудил это из моих мозгов – что мешает ему ясно, будто в книге, прочитать нехитрый васькин замысел?!
   – Мне нравится. Я приму эту форму, – сказал мальчуган. И улыбнулся. Так искренне и простодушно, что на какую-то долю секунды мне стало совестно. Но лишь на долю.
   А потом он начал превращаться. И заняло это меньше, чем полминуты. Но стало ли от этого легче? Вместо малыша мы действительно получили таракана.
   Двухметрового таракана.
   Лубенчиков растерянно тряс мухобойкой. Похоже, ему и в голову не мог прийти такой оборот.
   Только Димыч не растерялся:
   – Колоссально! – заорал он в неподдельном восхищении, – Сходство полное. Но должен заметить, что кое-чего не хватает. Размер! Размер тоже имеет значение! Это я по собственному опыту, знаю!
   – По какому интересно? – уточнил ошалевший Васька, не спуская глаз с громадного таракана.
   – Неважно. Слишком мало – бывает плохо. Но и слишком много – тоже не то. Во всем надо стремиться к совершенству!
   – Ты говоришь хорошо, – донесся тонкий скрипучий голосок. В результате метаморфозы, у существа изменилось произношение, но не мировоззрение:
   – Совершенство – это хорошо. Надо сделать совершенство!
   И оно снова начало меняться.
   В этот раз с размерами был полный порядок.
   Жаль, мы забыли одну очевидную вещь. Закон сохранения массы. Масса отдельного таракана действительно уменьшилась.
   Зато количество…
   Такого количества я не видел даже в общаге физтеха! Настоящий кошмар санэпидстанции!
   Тут уж у Васьки лопнуло терпение. С бешеным боевым кличем, он подпрыгнул и приземлился в центре коричневой шевелящейся кучи. Остервенело замолотил подошвами кроссовок и едва не свалился, когда куча подалась в стороны.
   – Держись, Васёк! – мы с Димычем уже спешили на подмогу, сотнями размазывая мелких врагов.
 
   Сначала результаты нашей бурной активности были не слишком заметны. Здорово помогло то, что тараканы не собирались разбегаться по всей «тарелке» – все таки они были частями единого организма. И эти части, то там, то здесь пытались собраться вместе – наверное, существо хотело набрать массу для обратной метаморфозы.
   Эти попытки мы пресекали в корне.
   Спустя минут пятнадцать всё было кончено.
   Мы сами не верили своей победе. Честное слово! Ни одна служба санитарного контроля не добивалась таких успехов за столь короткое время!
   – Ненавижу насекомых! – сказал Лубенчиков, переводя дух.
   – Зачем обобщать, – улыбнулся я, вытирая пот, – Есть ведь и божьи коровки…
   – Э-э-э! – заорал вдруг Димыч, указывая куда-то за нашими спинами.
   – Что значит «э»? – спросили мы, оборачиваясь, и обнаружили, что раздавленная тараканья масса неумолимо стягивается в нечто большое и пока бесформенное. Во всяком случае, раздавить это можно было только с помощью кузнечного пресса. Праздновать победу слегка рановато.
   – Сюрприз, – выдавил я.
   – Внимание, враждебный организм способен к быстрой регенерации! – подала тревожный голосок Ленка.
   – А чуть пораньше не могла предупредить? – скривился Димыч.
   На этот раз Васька проявил завидное хладнокровие.
   Мы с Капустиным и опомниться не успели, а голубая коробочка уже была в его руках. Его палец вдавил углубление на её поверхности – будто спусковой крючок оружия. Я мог бы поклясться – в эту секунду в глазах Васьки было то же выражение, что и у киношного супермена. В незабываемый момент, когда десяток пуль выбивают ошметки из вконец распоясавшегося злодея.
   Правда, шума было куда меньше. С легким хлопком бесформенная коричневая масса исчезла из коридора и из нашей жизни. Оставив после себя лишь мутноватую лужицу и неизгладимые впечатления.
   Целую минуту мы стояли, разглядывая эту лужицу. Первым нарушил молчание Димыч:
   – Кажется, теперь всё.
   Ленка не соврала. Пока существо не восстановило оболочки, оно не смогло противостоять нашему «грузоукладчику». Хорошо, что Васька успел в эти несколько мгновений. Иначе…
   Думать о плохом не хотелось. Наши нервы и так уже были на пределе.
   – Пошли выпьем… Из тех красных коробочек, – сказал Капустин, облизывая пересохшие губы.
   – Погодите. Еще не всё, – сказал Васька и направился к Изоляционному Отсеку.
   Уже на самом его пороге мы увидели одного единственного таракана. Живого. Может быть настоящего. А может и нет. Какая разница?
   Васька занес мухобойку.
   – Оказывается, вы – плохие дяди! – пропищал таракан.
   – Не то слово, – сказал Лубенчиков, шваркая мухобойкой.
   «Грузоукладчик» мы оставили в Отсеке Полной Изоляции. И это действительно было всё.

Глава 6

   Несмотря на усталость, перво-наперво мы решили помыться и переодеться. Всем троим мерещилось, что по нам ползают тараканы. Ощущение не из приятных.
   По такому случаю, Ленка пригласила нас в Комнату Отдыха.
   Комната эта – лишь слегка меньше Большого Зала. И войти в неё можно из того же самого коридора. Просто невероятно, как всё это втискивалось в один и тот же ограниченный объем. Как если бы, входя в однокомнатную малогабаритную «хрущовку», вы оказывались в роскошных «ново-русских» аппартаментах.