Кулагин Олег. Звезды в кармане

   – Догадайся с трех раз.
   – А-а… Действительно. Полный «П».
   Васька отпустил опору и медленно поплыл в сторону восьмигранника.
   – В принципе, если б здесь был кислород… я может не так бы переживал…
   – По-моему он здесь есть, – указал я на кое-где запорошенные инеем стены.
   – Не впечатляет, – констатировал Лубенчиков, – Маловато.
   – Даже, если б было больше – врядли помогло, – сказал я, выпуская поручень и проплывая вслед Ваське.
   – Почему?
   – Ты умеешь дышать твердым кислородом?
   – Ну… можно разогреть.
   – А ты умеешь дышать жидким? Это тебе не суп подогревать! Здесь почти абсолютный нуль – минус двести семьдесят три. И огромная масса. Всей нашей энергии – и в костюмах, в резаках – не хватит, чтобы повысить температуру хотя б на десяток градусов. Да и давление… Я бы сказал, что давление здесь низковатое…
   – Плохо быть таким умным, – вздохнул Лубенчиков, – Дуракам всегда есть на что надеяться.
   Он покосился на вспыхиваший искрами, вращающийся восьмигранник и процедил сквозь зубы:
   – Чертов металлолом!
   Я невесело хмыкнул:
   – Ну, это ты загнул. Из-за металлолома – не пришлось бы здесь торчать…
   Последовала пауза. Мы переглянулись. Похоже, нас осенила одна и та же мысль.
   – Попробуем? – спросил Васька.
   Я облизал губы. Часа четыре уже прошло. За это время Ленка обязательно что-нибудь сделала бы. Если бы могла. А судя по тому, как работают в искаженном пространстве резаки – надеяться не стоит.
   Пока функционирует этот чёртов гипергенератор…
   – Можно попытаться, – еще сомневаясь, кивнул я. И вдруг вспомнил яркую картинку из голливудского фильма – разорванные скафандры и взрывающиеся в космическом вакууме тела космонавтов. Когда наступит момент «П» и наши костюмчики самораспадутся, зрелище будет впечатляющее…
   Я поежился и добавил куда увереннее:
   – Надо попробовать!
 
   Для начала, мы снова внимательно осмотрели восьмигранник. Совершенная гладкая, однородная металлическая поверхность, без малейших намеков на выключатель. Никаких проводов, никакого внешнего энергоснабжения.
   Что ж. Выбора не оставалось. Если техника не понимает по-хорошему, к технике применяют грубую физическую силу.
   Следуя этому принципу, кое-как мы отпилили длинный кусок трубы. К счастью, он торчал на таком расстоянии от стены, что наш инструмент еще можно было использовать.
   Запустили отпиленной трубой в восьмигранник и быстро нырнули за обломки оборудования.
   Ничего не произошло. Мы выглянули из укрытия. Труба плавала рядом с гипергенератором. Слегка обнаглев, мы нарезали из имевшегося металла еще штук семь кусков поменьше. Васька притащил назад плававшую среди отсека трубу и начал тренироваться в космической лапте (или бейсболе?). Один раз он промазал, но остальные удары достигли цели.
   Без особых последствий. Лишь голубоватые искры на поверхности восьмигранника стали вспыхивать ярче, да чуть ускорилось вращение.
   – Не идет дело… – вздохнул Васька, – Может опять попробовать ногой? Может эти гипергенераторы только так и выключают?
   – Погоди, – отмахнулся я, – Твоя нога – наш стратегический резерв. А пока…
   Я подплыл к восьмиграннику и нажал спусковую кнопку резака. Тонкий луч бил здесь в полную мощность, так что меня отнесло к стене. Васька немедленно принял эстафету. Причем так рьяно, что минут через пять у него сел последний энергоэлемент.
   Я продолжил один и, с радостью, отметил, что торцевая поверхность восьмигранника начинает деформироваться под моим лучом.
   – Лёха! – вдруг выпалил Лубенчиков.
   – Чего?
   – Посмотри!
   Я проследил куда указывает трясущаяся васькина рука и оцепенел.
   Теперь мы были не в центре шара, а посредине трубы. Уходившей в бесконечность – вверху над головой и внизу под ногами. А еще в этой бесконечности, было бесконечное число вращающихся восьмигранников и возле каждого – пара фигур с глупо вытаращенными глазами. Где-то там, в невообразимой дали, и фигурки и восьмигранники сливались в едва различимые точки.
   – Похоже на мираж, – успокоил я Лубенчикова и помахал рукой. Половина фигурок начала повторять движение. Правда, с некоторым отставанием. Чем дальше от меня, тем с большей задержкой. Крохотные двойники, метров за сто вверх и вниз, даже спустя минуту еще и не думали двигаться.
   – Странноватый мираж. Но, по крайней мере, уже что-то происходит, – с оптимизмом заметил я. И продолжил дело.
   Васька посильнее оттолкнулся и полетел вверх. Любопытно ему.
   Тем временем, поверхность гипергенератора начала ярко светиться под лучом моего резака. Раньше я старался бы оказаться как можно дальше от порождения чужого разума. Но сейчас мне уже было наплевать. Я таки добью, добью эту проклятую штуковину! Древнему египтянину вполне по силам угробить «жигуленок», значит и у меня должно получиться!
   – Ни хрена себе! – заорал Лубенчиков, прилетая назад.
   Я вздрогнул. Откуда-то появилось эхо. Только какое-то странное:
   – Ни фига себе!
   – Охренеть!
   – Обалдеть!
   – Полный отпад!
   И что-то еще, неразличимое в сплошном гуле одинаковых васькиных голосов.
   Я повернул голову.
   – Лёха! – вполголоса пробормотал Лубенчиков, – Это не отражения, понимаешь. Они все настоящие!
   Я посмотрел вверх и вниз. Замахал рукой. Никто из моих двойников и не думал повторять. А ближайший сверху покрутил пальцем у виска.
   Ой! Впору припоминать советы знакомого санитара. Я закрыл глаза и затряс головой.
   – Ты чего? – обеспокоился Лубенчиков.
   – Васька, по-моему этот сверху прав, – выдавил я, проглатывая комок в горле, – По моему, у нас крыша съехала.
   – Никуда она не съехала! – возмутился он, – Дальше, чем есть, съезжать некуда!
   И погрозил вверх кулаком. В ответ, его двойник согнул руку в локте, показывая неприличный жест.
   – Придурок!
   – Сам придурок!
   – Я тебе репу начищу!
   – А я тебя по стенке размажу! Легче будет закрасить, чем отодрать!
   – Да заткнитесь вы все! – вежливо предложил я.
   Остальные Лёхи закивали, выражая полную солидарность.
   – Что предлагаешь? – хмуро поинтересовался ближайший ко мне Васька.
   – Продолжать, что ж еще?! – буркнул я, снова врубая инструмент на полную мощность. Если удастся угробить гипергенератор, всё само собой должно стать на место. По-крайней мере, хочется в это верить. Ни я, ни Вселенная не выдержат Лубенчиковых в количестве больше одного!
   Восьмигранник вращался всё быстрее, словно подпитываясь энергией от моего резака. Продолжая работать, я скосил глаза на Ваську и поинтересовался:
   – Что делают остальные?
   Он пожал плечами:
   – То же самое. Лёхи работают, а эти идиоты торчат рядом и глазеют друг на друга.
   Какая самокритичность!
   Поверхность гипергенератора дрожала и выгибалась под моим лучом, словно пытаясь избавиться от обжигающего прикосновения плазмы. Похоже, штуковина готова была капитулировать. Но, когда я уже поверил в успех, у меня сел последний энергоэлемент.
   И тогда я сделал то, что, наверное, не должен был. Схватил болтавшийся рядом кусок трубы и с размаху ударил по восьмиграннику.
   Труба прошла насквозь!
   Не веря своим глазам, я ударил еще, и еще… По граням гипергенератора бежала рябь, словно я бил по жидкости, а не по поверхности металла, сохранявшей геометрически четкие очертания. Труба проходила, словно через какую-то вязкую, но податливую массу.
   – Дьявольщина…
   – Лёха! – сдавленно забормотал рядом неузнаваемый голос, – Лёха, мы опять меняемся! Всё меняется!
   Я оглянулся и едва не сплюнул в сердцах:
   – Ну и рожа у тебя, Лубенчиков!
   – Ты своей не видел!
   И вправду, хотя собственного лица я видеть не мог, то что можно было разглядеть, меня не радовало. Руки еще так себе, но ноги… Одна – тонкая, словно у страуса, рахитично изогнутая. Вторая – напоминала конечность слона-инвалида, которую где-то в африканских саваннах злобные браконьеры переехали на танке.
   Окружающая действительность тоже не лучше.
   Даже Сальватор Дали окончательно свихнулся бы от таких сильных впечатлений, а Джим Моррисон немедленно умер от передозировки. Узнать здесь первоначальный замысел создателей корабля-цилиндра было уже совершенно невозможно.
   Фантасмагория кривых поверхностей, невообразимо пересекавшихся под невообразимыми углами и где-то, отдельными вкраплениями среди этого буйства материи – высокохудожественно-уродливые фигурки наших двойников. Которые, впрочем, перестали быть двойниками, приобретя под рукой неизвестного мастера такие яркие черты индивидуальности, что волосы вставали дыбом!
   – Лёха, может мы слегка погорячились? – спросил дрожащим хриплым басом монстр-Лубенчиков.
   – Теперь, уж точно, отступать некуда! – вздохнул я и начал помешивать обрезком трубы внутри восьмигранника, словно в кастрюльке с пригорающей кашей.
   Васька схватил кошмарными куцефалками один из вырезанных раньше кусков труб, и последовал моему примеру. Голубоватые искры всё гуще, всё более угрожающе змеились на поверхности гипергенератора, но мы не останавливались.
   С каждой секундой двигаться было труднее, словно само пространство загустевало в желе.
   – Врешь, не возьмешь! – утробно ревело чудище, ничем уже не напоминавшее прежнего Лубенчикова.
   – Не возьмешь, – шептал я, словно заклинание, – Не возьмешь… не возьмешь…
   Каждый вдох и выдох теперь требовали усилий, будто и воздух в наших скафандрах начинал превращаться в почти ощутимо вязкую субстанцию. Но я не останавливался. Судорожно хватая отяжелелый воздух, я поднимал глаза и видел, как сотни наших товарищей по несчастью тоже не прекращают орудовать кривыми кусками металла, доводя до неистовства сотни сверкающих восьмигранников.
   Мы с Васькой не одни. И пусть пространство обрушится, распадется на хаос виртуальных частиц, но мы не сдадимся. В конце концов, лучше рассыпаться на виртуальные частицы, чем жить с такой душераздирающе кошмарной рожей, как у ближайшего ко мне Лубенчикова.
   И пространство действительно не выдержало. Завращалось, постепенно захватывая нас, словно мух в тарелке с медом. Всё быстрее и быстрее. До головокружения, до темной мути перед глазами… А потом взорвалось вспышкой разноцветного, ослепляющего пламени.

2. Райское место

Глава 1

   Иногда мне снятся дурацкие сны.
   Настолько нелепые, что, ещё не проснувшись, можно сказать: «Чепуха!»
   Будто за две тысячи баксов мы с Димычем и Васькой купили летающую тарелку. Улетели в космос. А потом сдуру полезли на чужой звездолёт…
   Лубенчиков размножился в десятках экземпляров. И эти псевдо-Васьки принялись мутузить друг-друга, выясняя кто же из них – настоящий…
   Крик, шум… Два ближайших Лубенчикова сцепились и оба орут: «Лёха! Подтверди!»
   «Подтверждаю.»
   Оба радостно принимают это на свой счёт.
   А мне пора просыпаться.
 
   Открываю глаза.
   Что-то не так. Где я?
   Кругом туман. Вместо постели подо мной – мягкая травка.
   Кто-то заворочался рядом. Я сел.
   И помятое лицо развернулось в мою сторону. Васька Лубенчиков захлопал ресницами, страдальчески вздохнул:
   – Лёха… Сколько же мы вчера выпили?
   Я оглянулся по сторонам:
   – Много… Наверное, много…
   Понятия не имею, где мы находимся.
   Сквозь плотную белёсую пелену – какие-то кусты… Это что же, мы в городском парке ночевали?
   Я встал, пошатываясь и отряхнул штаны. Ощупал карманы – документы и проездной на месте. Уже хорошо.
   Васька смотрел на меня снизу вверх и тихо постанывал:
   – Всегда так бывает, Лёха… Если употребляешь качественный продукт – и сам как огурчик… Слушай, а может закуска была несвежая?
   – Ага. Выпили пять бутылок – и ничего. А потом – сильно отравились овсяным печеньем.
   Лубенчиков тоскливо шмыгнул носом.
   На самом деле, я совсем не помню сколько мы выпили. Вообще, ни хрена… Один бред в голове. Летающая тарелка за две штуки баксов…
   – Вставай, Васёк. Простудишься.
   – А где Димыч?
   – Наверное, где-то в ближайших кустах отдыхает.
   – Пойдём искать.
   Лубенчиков принял вертикальное положение. Мы заковыляли сквозь туман.
   – Знаешь, – пробормотал Васька, – Наверное, мне пора завязывать. Такие глюки ви… видел.
   На последнем слове он заикнулся. Потому что из белой пелены вдруг выросла цилиндрическая, лежавшая на боку громадина. Звездолёт расы уиту. Оранжевых в крапинку осьминогов.
   – Лё… Лёха, – испуганнно выдавил Васька, хватая меня за плечо, – Кажется, у меня опять…
   – Ничего страшного. У меня – тоже…
 
   Целую минуту мы стояли, разглядывая инопланетный корабль. Потом к Лубенчикову вернулся дар речи. И первые слова, которые он заново освоил, были:
   – ………!
   А как же иначе передать охватившие нас чувства?
   Реальность и бред вдруг поменялись местами.
   Мы обошли металлическую громадину кругом. Несколько раз.
   Ещё не веря глазам, Васька дотронулся до корпуса звездолёта. Испуганно отдёрнул руку:
   – Тёплый!
   Неудивительно. Если он упал сюда из космоса – вообще должен был раскалиться… Или даже сгореть? Двигатели-то у него точно не работали!
   В голове у меня начало проясняться:
   – Слушай, Васёк, мы ведь были внутри, да? А теперь снаружи?
   Лубенчиков сморщил лоб. Только этот парадокс и ему был не по силам.
   – А какая разница, Лёха! Главное – мы на Земле!
   Я почесал затылок.
   Туман всё ещё был плотный. Видимость – не больше десятка метров. Но и травка, и кусты – правильного зелёного цвета. А ещё – легко дышится. В воздухе чудятся какие-то полузнакомые ароматы.
   Мы – дома?
   Дома!
   Значит, гиперпрыжок?.. Но как Ленке удалось вспомнить координаты? С её-то склеротичной памятью?
   Или дуракам везёт?
   Я покосился на Ваську.
   Он мои сомнения проигнорировал. Лубенчиков уже с хозяйским видом рассматривал звездолёт уиту:
   – Та-ак! Это даже хорошо вышло! За две штуки баксов – два корабля… Здесь можно подлатать… Здесь подрихтовать. Будет как новенький! Лёха, даже на одной этой колымаге можно озолотиться! А «тарелочку» – себе оставим! Будем каждые выходные на море гонять…
   – Все равно отнимут…
   – Кто? – встрепенулся Лубенчиков.
   – Государство. А нас посадят. За контрабанду этих… биб… бибрикоксов.
   – Чего? Каких ещё?..
   – Тех, что у нас в грузовом отсеке. Можно ещё за угон транспортного средства.
   – Эта была честная сделка!
   – Ну, тогда за незаконный оборот валюты, – я зевнул.
   Васька нахмурился. И процедил:
   – Все равно Ленка только нас слушается!
   – Кстати, а где она?
   Лубенчиков оцепенел, уставившись на меня, словно бандерлог на длинного друга Маугли.
   Потом он побледнел.
   А я прикусил язык. Два идиота… О чём болтаем! Мы ведь до сих пор и понятия не имеем, что с «тарелкой». И что с Капустиным?!..
   – Дима! – робко позвал Васька, – Димыч! Ты где?
   Белёсая пелена хранила молчание.
 
   Двинувшись в разные стороны, мы обследовали местность. Постепенно увеличивая зону поисков.
   – Лена! Леночка! Ау! – звенел из тумана васькин голос.
   – Ау! – вторил ему я.
   Это не может быть слишком далеко.
   Перед глазами маячит яркая картина – два звездолёта среди враждебной черноты. Сколько их разделяло? Метров пятьдесят, не больше…
   Минута тянулась за минутой. Я слышал голос Лубенчикова. Всё более хриплый…
   Вокруг нас – только редкий кустарник и трава.
   Никаких намеков на «тарелку».
   Никаких следов Капустина.
   – Дима! – во всю глотку орал Лубенчиков.
   – Димыч! – надрывался я.
   Хруст сухой ветки под моей ногой. И опять тишина. Молчание.
 
   Мы сошлись. Хмуро переглянулись.
   – Пропал, – вздохнул Лубенчиков.
   – Исчез, – мрачно кивнул я.
   Васька шмыгнул носом.
   – Знаешь, – сказал я, – Если бы он… если бы корабль разбился – осталась воронка… Да. А может и пожар. Как от Тунгусского метеорита.
   – Наверное.
   – Значит, всё не так плохо. Раз мы на Земле – Ленке удалось вспомнить координаты. И вырваться из Тёмной Области… Может даже, мы сами помогли ей.
   – Ты думаешь?
   – Что-то же мы сделали с ихним гадским гипергенератором. Внесли дополнительные искажения. Поэтому Димыча могло перебросить куда-нибудь… в сторону…
   Мы опустились на траву.
   Космос… Звезды… Будто дурной сон.
   Как мы его маме объясним? Дима – Димыч… Ты был самым хитроумным из нас. Самым осторожным.
   – Ладно, – махнул я рукой, – Не стоит переживать раньше времени. Если он на Земле – обязательно даст знать.
   – Даст, – невесело согласился Лубенчиков.
   Ухмыляющаяся физиономия друга всплыла в памяти.
   Я замотал головой:
   – Не может быть, чтобы Димыч да не выкрутился! Помнишь, тот случай с налоговой?
   – Ага, – тоже просветлел Васька, – По сравнению с этим, любые гиперепереходы – тьфу…
 
   Мы вспомнили ещё несколько историй из биографии Димы. И на душе полегчало.
   Решили вернуться к осьминожьему звёздолёту.
   Удалось это не сразу.
   Поиски завели нас довольно далеко. А проклятый туман и не думал рассеиваться.
   На однообразной местности не было ориентиров. Травка – чистенькая, ни бутылок, ни окурков… Нас явно забросило куда-то в сторону от очагов цивилизации.
   Что-то пёстрое мелькнуло под ногами. Я наклонился.
   Вот и первые признаки культуры. «Неповторимый устойчивый вкус»– написано на упаковке презерватива.
   – Какой-то извращенец потерял, – усмехнулся я. А Лубенчиков вдруг покраснел и торопливо сунул находку в карман:
   – Так… На всякий случай…
   – Какой ещё случай?
   Васька пробурчал невнятное. Но я уже не обращал внимания. Из белой мглы явственно проступил тёмный силуэт.
   – Корабль!
 
   Мы двинулись вперёд. И не дойдя десятка шагов, замерли. Там, в полупрозрачной пелене что-то шевельнулось. Неясное, тёмное…
   Васька выругался хриплым шёпотом:
   – Вот, уроды…
   – Кто?
   – Охотники за металлом, ясное дело… Пока мы с тобой гуляли – небось половину артефактов успели свинтить!
   Мы прислушались. Доносился слабый скрежет.
   – Гады, – констатировал Васька и решительно направился к звездолёту. Я не отставал.
 
   – Ни с места! Милиция! – рявкнул Лубенчиков, приближаясь к кораблю, – На землю! Руки за голову!
   Я поёжился. У Васьки – явно актёрские способности. Ещё чуть-чуть и даже мне станут мерещиться фуражки в тумане…
   Что-то тяжёлое звякнуло и затихло.
   – Васька, – шепнул я, – А ты уверен?..
   Опять раздался слабый скрежет. Откуда-то по ту сторону громадного корпуса.
   – Ну, наглые, – поразился Лубенчиков, – Давай обойдём их… ты – слева, а я – справа.
   – Давай, – вяло кивнул я. И оглянулся в поисках чего-то убедительно-весомого. Ничего подходящего рядом не было. Пришлось ограничиться суровым выражением лица.
   Тщательно сохраняя это выражение, я обошёл торец звездолёта. Высунул голову. Никого.
   Выждав секунду, я вслушался.
   Скрежет затих. И я двинулся вперёд. Сильно жалея, что у меня нет при себе плазменного резака. Хотя бы даже с севшими энергоэлементами.
   Эта белёсая пелена уже начинает действовать мне на нервы…
   Впереди замаячила фигура. Я напрягся и сразу успокоился.
   Всего лишь Лубенчиков.
   На васькиной физиономии читалось несвойственное ему интеллектуальное усилие. Лубенчиков стоял рядом с открытым люком в корпусе звездолёта. Раньше всё точно было закрыто.
   Я подошёл. Васька выразительным жестом приложил палец к губам. Указал в сторону люка.
   Я кивнул, внутренне холодея. Лубенчиков вскарабкался и исчез внутри. Я вскарабкался следом. В узком тамбуре было темно. Вдобавок широкая васькина спина почти полностью его перекрывала.
   Внутри чем-то воняло. Чем-то явно неземным. Может быть дохлыми оранжевыми осьминогами. Или инопланетными носками…
   Коридорчик резко изгибался. Из-за поворота лился слабый свет. Васька шагнул вперёд. Замешкался. Я высунул голову из-за его плеча.
   В следующий миг мы оба оцепенели.
   А ещё через мгновенье свет погас. И спотыкаясь друг о друга, мы бросились к выходу.
 
   – Что это было? – спросил Васька, переводя дух метров через пятьдесят.
   – Откуда я знаю… На охотника за металлом он точно непохож!
   Я видел кошмарную физиономию лишь долю секунды. Зато она чётко отпечаталась у меня в памяти.
   Голубоватая кожа с синюшными пятнами. В дико-вытаращенных зрачках – бешеная ярость. Из приоткрытого рта выглядывают массивные клыки. Гармоничным обрамлением – вздыбленная коричневая шерсть. Бр-р-р…
   Остальное – скрыто темнотой. И всё же мы успели понять, что чудище – громадных размеров.
   – Я такое… только в кино… – поёжился Васька.
   – Оборотень?
   – Ага… Или вампир… тоже синенький.
   – Вампиры бреются. А у этого – щетина.
   Какое-то время мы сидели тихо, обдумывая ситуацию. В придачу к чужому звездолёту – редкий экземпляр фауны. Агенты Малдер и Скалли, наверное, были б в экстазе… Только мы – люди простые…
   – И откуда он взялся на нашу голову?
   – Слушай, – встрепенулся Васька, – А может всё к лучшему?
   – В смысле?
   – Этот корабль – настоящее сокровище! Бабок за него отвалят – немерено! А как в древности охраняли сокровища?
   – Откуда я знаю… Ментов ставили на каждом углу.
   – Дубина! В комнату с золотом сажали громадную змеюку. Или некормленного тигра!
   – Бедный тигр…
   – Зато сокровища были целёхонькие!
   – Ты кое-что упустил, Васёк… Наш монстр – существо свободное. И с какой стати он будет торчать рядом с кораблём?
   Лубенчиков не сдавался:
   – Ну… Мы могли бы его прикормить…
   – Зелёной травкой?
   – Сбегаем в деревню за колбасой! А пока – пусть сидит под замком!
   Что мне нравится в Ваське – оптимизм. Я кашлянул:
   – Интересно, а кто открыл тот чёртов люк?
   Лубенчиков насупился. Во всех его предыдущих рассуждениях зияла неустранимая логическая дыра.
   – Ты… Ты думаешь, мы здесь не одни?
   Я промолчал. И поёжившись, окинул взглядом белёсую пелену, окружавшую нас со всех сторон.
 
   В нынешней ситуации было два выхода. Первый – используя погодные условия, оказаться, как можно дальше отсюда. То есть, грубо говоря, смыться. Выход – самый простой. Но для нас, людей испытанной храбрости, конечно унизительный.
   Не бросать же честно заработанные баксы!
   Поэтому мы решили действовать иначе.
   Туман – наш союзник. Мы с Васькой переползали от одного куста до другого. И неумолимо сокращали дистанцию до противника.
   Штаны и рубашки стали влажными от росы. Зато мы опять оказались вблизи корабля-цилиндра. А главное, враг понятия не имел, что теперь мы следим за каждым его шагом.
   Я затаил дыхание. Из-за нашего куста открытый люк прекрасно был виден. От собственного бесстрашия перехватывало дух. И мурашки ползли по коже.
   Кто-то там, внутри, опять лязгнул по металлу.
   Васька прикусил губу. Он искренне переживал за сохранность звездолёта уиту. Как если, это был его собственный жигулёнок.
   В отверстии замаячил силуэт. И наружу показался диковинный раструб.
   Через секунду, следом возникла человекообразная физиономия. Знакомого голубоватого оттенка.
   Васька приоткрыл рот.
   Обросший коричневой шерстью «монстр» уселся на краю люка и опасливо огляделся по сторонам. Одет он был в ярко-зелёные шорты. В мускулистых лапах (руках?) сжимал длинную, расширяющуюся к концу штуковину.
   Неужели от него мы драпали?
   «Чудище» нервно шевелило пальцами на босых ступнях. Единственной, кроме лица и ладоней, части тела, не покрытой мехом. Росту в инопланетнике было от силы метр шестьдесят.
   Васька беззвучно выругался.
   «Монстр» нас пока не замечал.
   Но оскорблённое достоинство закипало в Лубенчикове. И следуюющее словечко вырвалось у него вслух.
   – ……!
   «Чудище» вздрогнуло от неожиданности и едва не свалилось наружу. Перекувыркнувшись, исчезло внутри корабля.
   – Вылазь, хоббит недоделанный! – заорал Лубенчиков, вставая с травы, – Поговорим как мужчина с мужчиной!
   Что-то сверкнуло у нас над головами. И Васька опять упал на землю:
   – Ну, гад!
   Со стороны люка донёсся короткий смешок.
   – Посмейся, – процедил Лубенчиков, – Увидим, кто будем смеяться последним…
   Осторожно стал отползать вбок. Я последовал его примеру, выбираясь из зоны обстрела.
   А лохматая физиономия вдруг опять возникла в люке. Выглянула вместе с длинной хреновиной.
   Вспышка. Запах горелой травы. Совсем рядом. И ехидный голосок:
   – Лежать! Руки за голову!
   Произнесено – не по-русски. Но даже, если б мы не знали этого языка ленкиными стараниями, всё и так было ясно.
 
   Васька хрипло матерился, не поднимая головы.
   – Говорите громче, – предложил «хоббит»^[2] и уточнил, – Я, вообще, добрый. Может я снизойду до ваших просьб…
   Васька сказал громче.
   – Не понимаю, – качнул головой инопланетник.
   – И не поймёшь, тупоголовый! – добавил Лубенчиков уже на интерлингве, языке межпланетного и межрасового общения.^[3]
   Хоббит угрожающе повёл раструбом, оскалил клыки: