Страница:
- Ну, прям два благородных героя! - продолжала, между тем, с насмешкой Вирэль. - Вы бы и среди дерущихся встали, начали друг другу поклоны отвешивать? Смешно сказать - один дружбу предлагает, другой говорит "не достоин", мол. Ронтова кровь! Раньше думала - такое только в трактирных байках бывает!
- А ты не ругайся, - Олег невольно усмехнулся, глядя как разгорается в глазах девушки натуральная, не показная злость. - Лучше дело предложи.
- Дело? - Вирэль в притворном удивлении пошире распахнула глаза. - Убираться отсюда надо - вот и все дело! Куда угодно, лишь бы подальше, ясно вам, недоумкам?!
- Ладно уж, - махнул рукой Олег, - сам не маленький. Потому и встал, что ясно.
- В седле удержишься? - уже спокойнее спросила Вирэль. - Как нога? Бок не болит?
- Почти нет.
- Чудеса! - не выдержал Антри. - Даже под присмотром Избранных-лекарей ты должен был лежать без движения еще дней пять, а то и больше. Не иначе, за тобой сама Тши-Хат присматривает! Только Её взгляд способен исцелять в одно мгновение…
- Если бы он исцелился в одно мгновение, - поморщилась Вирэль, - мы бы давно уже были далеко отсюда. А нам приходится покидать это гостеприимное место одновременно с его самыми ленивыми и немощными обитателями. Так что…
- Общинники тоже уходят? - вздрогнул Олег. - Сколько их? Кто уцелел?
- Уходят, - нехотя проворчала девушка. Ее гнев остыл так же быстро, как остывает раскалившийся на солнце камень, брошенный в ледяную воду.
- Не больше сотни их уцелело, кто успел в лес убежать - тот и спасся. Многие ранены. Пинар сказал: "Медлить нельзя. Если сейчас не уйдем, через день-другой не уйдем уже вовсе." Тот еще дурень, конечно, а тоже понимает. Да и правду сказать - "пятнистые" за одного своего готовы глотки рвать, а тут два десятка их положили, даже больше…
- Пинар? - переспросил Олег. - Старейшина жив?
- Что ему сделается! - Вирэль презрительно фыркнула. - Толстяк живуч, как сэф с предгорий.
"Была на тебе большая вина…" - вспомнил Олег четвертый голос, звучавший позавчера над телом Карзафа. Теперь он не сомневался, что слышал его раньше. Просто тогда, раньше , этот голос визжал на высокой злобной ноте, а в палисаднике… - "Да пускай простится она ныне. А и ты зла на нас не держи. Прости, коли было что…"
Олег никому бы не стал рассказывать, что именно понял сейчас. И не стал бы убеждать самого себя, что понял это правильно. Что для него незримыми фразами меж видимых всеми строк в открытой книге жизни встали мысли и чувства того, кого личное горе сблизило на миг с бывшим заклятым врагом и заставило над его бездыханным телом произнести такие простые и такие невыносимо тяжелые "прощаю" и "прости".
Нет, он не был уверен, что все понял правильно. Но у него никогда не хватило бы духу попробовать прояснить для себя истину, известную лишь самому старейшине…
Вот только запах… тошнотворный аромат горелой плоти, все еще витающий над пожарищем…
- Убитых было слишком много, - пояснил Антри, перехватив взгляд Олега, - а рук для сбора хвороста мало. Да и времени едва хватало даже на сборы. Крестьяне сложили всех своих в один дом, обложили его соломой поплотнее и подожгли.
- Дом Пинара спалили, - вставила с показным равнодушием Вирэль. - Он у него побольше был, да и от других домов подальше. Жалеть тут уж, конечно, нечего - все равно всем уходить - да только привычка крестьянская свое взяла: стояли вокруг с водой наготове - коли пламя за двор выползет, чтоб сразу тушить. Но дом аккуратно сгорел, как поленница в печи. Всех мертвых прибрал подчистую… А Карза мы в лесу проводили, на поляне. Отдельно от деревенских.
- А "пятнистых" куда? - спросил Олег, заранее догадываясь каков будет ответ.
- Свалили в старый колодец и землей сверху закидали. Все равно место это теперь мертвое. Ни один фэйюр здесь сотню лет селиться не будет.
- Сколько их было?
- Не считала, - пожала плечами девушка, - двадцать, а то и поболе.
- Двадцать семь, - уточнил Антри, - троих я сам положил. Вэр со своими - еще пятерых, в основном тех, что у малых ворот дежурили. Семерых, вроде, сами общинники кончили. Остальные твои получаются. Двенадцать "пятнистых"! Просто чудеса!…
- Двенадцать… - Олег нахмурился, еще раз прокручивая в голове все подробности схватки.
- Сэй-гор с отрубленной левой кистью среди мертвых был? - спросил он.
- Не помню, - отозвалась Вирэль, - я мертвецами никогда не занималась. Только живыми.
Антри, в ответ на вопросительный взгляд Олега, отрицательно покачал головой.
- Я тоже не помню. "Пятнистых" к колодцу деревенские носили. А зачем тебе?
- Тринадцатый он, - буркнул Олег, - либо живой.
- С отрубленной-то кистью? - Вирэль скептически покачала головой. - Один? В здешних лесах? Если и ушел после драки, так теперь уж точно покойник. А может и не ушел. Тогда на счет деревенских только шестерых писать надо, слышишь, Ант?
"Господи! - потрясенно думал Олег, глядя на них с высоты седла. - Сплошь женщины, не считая ребятишек! Им же теперь только в леса… Как же они там одни? Как же будут дальше, если мужчины не доедут?"
В толпе женщин он разглядел старейшину, правую руку толстяка укрывал толстый лубок повязки, рядом с Пинаром суетился, руководя действиями погонщиков, крепкий здоровяк - сильно хромающий и тяжело опирающийся, как на костыль, на древко неуклюжего тяжелого копья.
Когда они подъехали ближе, Олег почувствовал себя крайне неуютно. Слишком уж много взглядов было устремлено на него, удивленных, недоверчивых и далеко не приветливых.
- Смотри! А этому все нипочем! - разобрал он в попритихшем с их появлением гуле голосов. - Да и что такому сделается… Влак лесной… На таких, как на спирах… Спирова кровь, спирово семя…
- Прощай, Пинар, - Вэр остановила своего зверя в паре шагов от опасливо посторонившегося старейшины. - Не жду, что плакать будешь от умиления, да и благодарности от тебя, право же, не жду.
- Благодарности? - сильно постаревший и осунувшийся толстяк смерил Вирэль угрюмым тяжелым взглядом. - Правильно, что не ждешь. Не будет тебе моей благодарности, Дикая Вэр.
- Я и не напрашиваюсь, - огрызнулась Вэр и кивнула на Олега. - Вот этому парню мог бы и сказать "спасибо". Я-то его голову спасти хотела, не твою. А он добрый - всех жалеет.
Старейшина на несколько долгих мгновений перенес всю тяжесть своего взгляда на Олега и в его глазах вспыхнул глубинный огонь затаенной ненависти. Вспыхнул и тут же потускнел, угас. Пинар опустил голову и буркнул устало:
- Пропали бы вы все, вместе со своей жалостью…
Он больше не добавил ничего, повернулся и побрел вслед за выползающими в ворота повозками. Олегу стало по-настоящему его жаль. Пинар не был плохим фэйюром. Не был он и плохим старейшиной. Под его началом общине жилось вовсе не худо, ибо о своих родовичах он заботился почти как о самом себе. И с соседями он умел уживаться. И с любой властью готов был в мире сосуществовать, хоть с законной, хоть с какой, лишь бы не трогали его маленький, обихоженный и налаженный десятилетиями непрерывного труда мирок… И теперь этот толстяк уходил прочь от пепелища, оставшегося от родного, уютного дома и его мучил единственный вопрос: почему ?…
"Просто иногда так бывает, - подумал Олег, - ты кланяешься Судьбе, избегаешь спорить с ней, стелешься у ее ног ковриком на пороге бытия, но Великой Тши-Хат, на самом деле, равно безразличны и покорные, и смутьяны. Просто приходит когда-нибудь твоя очередь и она ставит тебя перед выбором. И тебе приходится его делать, не зная, что выбираешь ты при этом между "плохо" и "совсем плохо". Кто сказал, что существует "меньшее зло"? Спросил бы он это у тех, кто хоть один раз в жизни выбрал то самое "меньшее". Спросил бы у них, терзаемых сомнениями до конца своей жизни, существует ли оно. Интересно, как далеко они бы его послали?…"
Они ехали, нетерпеливо подгоняя Спиров, не понимающих причин подобной спешки и оттого недовольно шипящих на наездников. Олег, пожалуй, и сам не очень понимал этих причин. Просто что-то гнало его вперед, некая смутная тревога, а может быть предчувствие. И эта самая тревога постепенно передалась остальным, заставляя их плотнее устроиться в седлах и гнать, гнать, гнать…
Навстречу багряно-огненному закату…
Сквозь обволакивающий тело и сознание синий ночной мрак…
В заваливший небо бесформенными грудами серых туч рассвет…
В промозглую сырость неожиданно ветреного и холодного дня…
И только к полудню, когда спиры уже начали хрипеть и спотыкаться от усталости, а седалищные области превратились в одну сплошную саднящую мозоль, они, наконец, позволили себе передышку.
Глава седьмая
- А ты не ругайся, - Олег невольно усмехнулся, глядя как разгорается в глазах девушки натуральная, не показная злость. - Лучше дело предложи.
- Дело? - Вирэль в притворном удивлении пошире распахнула глаза. - Убираться отсюда надо - вот и все дело! Куда угодно, лишь бы подальше, ясно вам, недоумкам?!
- Ладно уж, - махнул рукой Олег, - сам не маленький. Потому и встал, что ясно.
- В седле удержишься? - уже спокойнее спросила Вирэль. - Как нога? Бок не болит?
- Почти нет.
- Чудеса! - не выдержал Антри. - Даже под присмотром Избранных-лекарей ты должен был лежать без движения еще дней пять, а то и больше. Не иначе, за тобой сама Тши-Хат присматривает! Только Её взгляд способен исцелять в одно мгновение…
- Если бы он исцелился в одно мгновение, - поморщилась Вирэль, - мы бы давно уже были далеко отсюда. А нам приходится покидать это гостеприимное место одновременно с его самыми ленивыми и немощными обитателями. Так что…
- Общинники тоже уходят? - вздрогнул Олег. - Сколько их? Кто уцелел?
- Уходят, - нехотя проворчала девушка. Ее гнев остыл так же быстро, как остывает раскалившийся на солнце камень, брошенный в ледяную воду.
- Не больше сотни их уцелело, кто успел в лес убежать - тот и спасся. Многие ранены. Пинар сказал: "Медлить нельзя. Если сейчас не уйдем, через день-другой не уйдем уже вовсе." Тот еще дурень, конечно, а тоже понимает. Да и правду сказать - "пятнистые" за одного своего готовы глотки рвать, а тут два десятка их положили, даже больше…
- Пинар? - переспросил Олег. - Старейшина жив?
- Что ему сделается! - Вирэль презрительно фыркнула. - Толстяк живуч, как сэф с предгорий.
"Была на тебе большая вина…" - вспомнил Олег четвертый голос, звучавший позавчера над телом Карзафа. Теперь он не сомневался, что слышал его раньше. Просто тогда, раньше , этот голос визжал на высокой злобной ноте, а в палисаднике… - "Да пускай простится она ныне. А и ты зла на нас не держи. Прости, коли было что…"
Олег никому бы не стал рассказывать, что именно понял сейчас. И не стал бы убеждать самого себя, что понял это правильно. Что для него незримыми фразами меж видимых всеми строк в открытой книге жизни встали мысли и чувства того, кого личное горе сблизило на миг с бывшим заклятым врагом и заставило над его бездыханным телом произнести такие простые и такие невыносимо тяжелые "прощаю" и "прости".
Нет, он не был уверен, что все понял правильно. Но у него никогда не хватило бы духу попробовать прояснить для себя истину, известную лишь самому старейшине…
* * *
Пепелище обнаружилось немного в стороне от деревенской площади. Куча углей и пепла была не слишком высока, но достаточно обширна, чтобы строить догадки о размерах "костра". Больше всего это походило на итог пожара, нежели на останки погребального сожжения. Да и выгоревший почти дотла палисадник, обугленные прутья изгороди, покрытый слоем пепла огород - все указывало на то, что когда-то здесь стояло приличных размеров строение.Вот только запах… тошнотворный аромат горелой плоти, все еще витающий над пожарищем…
- Убитых было слишком много, - пояснил Антри, перехватив взгляд Олега, - а рук для сбора хвороста мало. Да и времени едва хватало даже на сборы. Крестьяне сложили всех своих в один дом, обложили его соломой поплотнее и подожгли.
- Дом Пинара спалили, - вставила с показным равнодушием Вирэль. - Он у него побольше был, да и от других домов подальше. Жалеть тут уж, конечно, нечего - все равно всем уходить - да только привычка крестьянская свое взяла: стояли вокруг с водой наготове - коли пламя за двор выползет, чтоб сразу тушить. Но дом аккуратно сгорел, как поленница в печи. Всех мертвых прибрал подчистую… А Карза мы в лесу проводили, на поляне. Отдельно от деревенских.
- А "пятнистых" куда? - спросил Олег, заранее догадываясь каков будет ответ.
- Свалили в старый колодец и землей сверху закидали. Все равно место это теперь мертвое. Ни один фэйюр здесь сотню лет селиться не будет.
- Сколько их было?
- Не считала, - пожала плечами девушка, - двадцать, а то и поболе.
- Двадцать семь, - уточнил Антри, - троих я сам положил. Вэр со своими - еще пятерых, в основном тех, что у малых ворот дежурили. Семерых, вроде, сами общинники кончили. Остальные твои получаются. Двенадцать "пятнистых"! Просто чудеса!…
- Двенадцать… - Олег нахмурился, еще раз прокручивая в голове все подробности схватки.
- Сэй-гор с отрубленной левой кистью среди мертвых был? - спросил он.
- Не помню, - отозвалась Вирэль, - я мертвецами никогда не занималась. Только живыми.
Антри, в ответ на вопросительный взгляд Олега, отрицательно покачал головой.
- Я тоже не помню. "Пятнистых" к колодцу деревенские носили. А зачем тебе?
- Тринадцатый он, - буркнул Олег, - либо живой.
- С отрубленной-то кистью? - Вирэль скептически покачала головой. - Один? В здешних лесах? Если и ушел после драки, так теперь уж точно покойник. А может и не ушел. Тогда на счет деревенских только шестерых писать надо, слышишь, Ант?
* * *
Повозок было около двадцати. Все до предела нагружены добром, так, что места для пассажиров совсем не оставалось. Только на четырех последних ехали фэйюры - раненые общинники, в основном мужчины из немногих выживших защитников деревни. Многие были без сознания, двое метались в горячке. Дно этих повозок выложили многими слоями шкур, одеял и мягких вещей. Родовичи очень хотели довезти своих раненых живыми, хорошо понимая, что не все из них смогут пережить тяготы предстоящей дороги. Уцелевшие и легкораненые шли рядом с повозками, хмурые, подавленные, кое-как вооруженные, готовые на все…"Господи! - потрясенно думал Олег, глядя на них с высоты седла. - Сплошь женщины, не считая ребятишек! Им же теперь только в леса… Как же они там одни? Как же будут дальше, если мужчины не доедут?"
В толпе женщин он разглядел старейшину, правую руку толстяка укрывал толстый лубок повязки, рядом с Пинаром суетился, руководя действиями погонщиков, крепкий здоровяк - сильно хромающий и тяжело опирающийся, как на костыль, на древко неуклюжего тяжелого копья.
Когда они подъехали ближе, Олег почувствовал себя крайне неуютно. Слишком уж много взглядов было устремлено на него, удивленных, недоверчивых и далеко не приветливых.
- Смотри! А этому все нипочем! - разобрал он в попритихшем с их появлением гуле голосов. - Да и что такому сделается… Влак лесной… На таких, как на спирах… Спирова кровь, спирово семя…
- Прощай, Пинар, - Вэр остановила своего зверя в паре шагов от опасливо посторонившегося старейшины. - Не жду, что плакать будешь от умиления, да и благодарности от тебя, право же, не жду.
- Благодарности? - сильно постаревший и осунувшийся толстяк смерил Вирэль угрюмым тяжелым взглядом. - Правильно, что не ждешь. Не будет тебе моей благодарности, Дикая Вэр.
- Я и не напрашиваюсь, - огрызнулась Вэр и кивнула на Олега. - Вот этому парню мог бы и сказать "спасибо". Я-то его голову спасти хотела, не твою. А он добрый - всех жалеет.
Старейшина на несколько долгих мгновений перенес всю тяжесть своего взгляда на Олега и в его глазах вспыхнул глубинный огонь затаенной ненависти. Вспыхнул и тут же потускнел, угас. Пинар опустил голову и буркнул устало:
- Пропали бы вы все, вместе со своей жалостью…
Он больше не добавил ничего, повернулся и побрел вслед за выползающими в ворота повозками. Олегу стало по-настоящему его жаль. Пинар не был плохим фэйюром. Не был он и плохим старейшиной. Под его началом общине жилось вовсе не худо, ибо о своих родовичах он заботился почти как о самом себе. И с соседями он умел уживаться. И с любой властью готов был в мире сосуществовать, хоть с законной, хоть с какой, лишь бы не трогали его маленький, обихоженный и налаженный десятилетиями непрерывного труда мирок… И теперь этот толстяк уходил прочь от пепелища, оставшегося от родного, уютного дома и его мучил единственный вопрос: почему ?…
"Просто иногда так бывает, - подумал Олег, - ты кланяешься Судьбе, избегаешь спорить с ней, стелешься у ее ног ковриком на пороге бытия, но Великой Тши-Хат, на самом деле, равно безразличны и покорные, и смутьяны. Просто приходит когда-нибудь твоя очередь и она ставит тебя перед выбором. И тебе приходится его делать, не зная, что выбираешь ты при этом между "плохо" и "совсем плохо". Кто сказал, что существует "меньшее зло"? Спросил бы он это у тех, кто хоть один раз в жизни выбрал то самое "меньшее". Спросил бы у них, терзаемых сомнениями до конца своей жизни, существует ли оно. Интересно, как далеко они бы его послали?…"
* * *
Вирэль не спрашивала его куда они направляются и он тоже не спрашивал ее долго ли она собирается пробыть в их компании. Не спрашивал и о многом другом, о чем хотелось бы спросить: о Наше, например, и о том, почему она, не проявляя видимого интереса относительно цели их движения, сейчас едет вместе с ними по открытой всем опасностям дороге, а не пробирается знакомыми лесными путями к безопасному и уютному лагерю у болота.Они ехали, нетерпеливо подгоняя Спиров, не понимающих причин подобной спешки и оттого недовольно шипящих на наездников. Олег, пожалуй, и сам не очень понимал этих причин. Просто что-то гнало его вперед, некая смутная тревога, а может быть предчувствие. И эта самая тревога постепенно передалась остальным, заставляя их плотнее устроиться в седлах и гнать, гнать, гнать…
Навстречу багряно-огненному закату…
Сквозь обволакивающий тело и сознание синий ночной мрак…
В заваливший небо бесформенными грудами серых туч рассвет…
В промозглую сырость неожиданно ветреного и холодного дня…
И только к полудню, когда спиры уже начали хрипеть и спотыкаться от усталости, а седалищные области превратились в одну сплошную саднящую мозоль, они, наконец, позволили себе передышку.
Глава седьмая
Мар-Ратш, Избранный Дара, Глава новообразованного Круга Мудрых, наставник по мастерству и один из приближенных советников Бьер-одра, хорла Северного Арка, будущего Властелина Долины…
Звучные эти титулы хороши для парадных залов Вирт-Хорл, а вдалеке от столицы… В яму! Всё в яму!
Скрыть собственное раздражение - непростая задача. Особенно когда ты пытаешься скрыть его от Харта Серого и коменданта сэй-гора. Одно их присутствие поднимает раздражение почти до высот тихого бешенства.
Он попытался вспомнить, когда его настроение в последний раз хоть сколько-нибудь подходило бы под определение "хорошо" и не преуспел. Кажется, как из Вирт-Хорл выехали, так оно и не улучшалось, лишь становилось с каждым днем все более мрачным. Поездка к северным Вратам оказалась занятием слишком утомительным, а результаты ее - удручающе малозначащими.
Активность Выхода Тропы, похоже, немного снизилась. Это могло означать все что угодно… и не означать ровным счетом ничего. Водоворот событий, раскрученный посланцем Древних, всяко уже нельзя было остановить. Время торопило выполнять данные обязательства, но для этого требовалось нечто большее, чем просто решимость их выполнить в срок. Огромные военные силы Бьер-Рика (Тьфу! Бьер-одра уже, конечно!) топтались на правом берегу Отогона, ожидая приказа броситься на берег противоположный, где их терпеливо поджидала Стена и фаррады армии Бракаля. Переправа через водную преграду таких размеров под ливнем стрел, снарядов метательных машин и шаровых молний тамошних издаров сулила колоссальные потери и Бьер-одр все медлил, ожидая не то небывалого каменного града с небес на головы бракальцев, не то пришествия Холода, до которого еще оставалось слишком много времени…
А тут еще эти тупые джартады из сэй-горов, способные в любой момент спровоцировать новые волнения на севере своими "рейдами возмездия". Набрали, понимаешь ли, мясников-отщепенцев, раздали им оружие и из-за малейшего пустяка… Мар вспомнил как они заехали в одну из общин, где фарсахары пару дней назад "навели порядок", и почувствовал отвращение. Собственно, эти издержки самоуправства новоявленных комендантов и градоправителей и послужили официальным поводом для его поездки.
К несчастью, еще это послужило поводом для того, чтобы вместе с ним отправился Харт. Мар-Ратш прежде просто опасался Серого, неизвестно каким образом в свое время оказавшегося рядом с Бьер-Риком и ставшего - вот уж лучше сравнения и не подберешь - тенью нового хорла. Попутешествовав же вместе с Хартом всего несколько дней, он начал его попросту ненавидеть.
Эндра-ши не желал поддерживать каких-либо разговоров. На вопросы либо отвечал короткими скупыми фразами, либо не отвечал вовсе. Любые попытки сближения напрочь игнорировал. И вообще - вел себя так, словно он едет в полном одиночестве, а Избранный Дара просто трусит поблизости наподобие запасного спира, которому можно иной раз сказать что-нибудь вроде "двигайся" или "стой", да и то лишь когда упрямое животное начинает капризничать выходя из повиновения. В конце концов Мар-Ратш и сам начал игнорировать своего спутника… Вернее, попытался игнорировать, ибо вся охрана подчинялась исключительно проклятому эндра-ши, преимущественно состоя из его головорезов. При первом же подозрении на опасность Харт начинал отдавать четкие и жесткие приказы, следя за тем, чтобы приказы эти выполнялись мгновенно и неукоснительно. Как только Мар попробовал "не обращать" на них внимания, Серый подошел к нему и спокойно пояснил, что он не намерен (так и сказал, род его в яму: "не намерен" !) в случае возникновения какой-либо угрозы подставлять свою спину, закрывая ей "всяких упрямцев, возомнивших о себе невесть что". Издару, начинавшему тихо звереть от копящейся внутри ярости, пришлось подчиняться.
В такие мгновения он с тоской вспоминал о Геверхе - юноше-барске, странном посланце Древних. Если бы какие-то ему одному известные дела не заставили эмиссара уйти по Тропе уже больше цикла назад, Мар-Ратшу не пришлось бы тащиться сейчас по пыльным и опасным дорогам Долины, чтобы узнать… Чтобы ничего не узнать, р-ронтова кровь!
А теперь вот еще и это нелепое, совершенно бессмысленное и непонятное, но от этого внушающее только большую тревогу дело…
- Ты говоришь, их было двадцать семь?
- Двадцать восемь, - Зар-Шами, низкорослый, не плотный и жилистый как большинство сэй-горов, а очень полный и малоподвижный, поморщился. - Я этот отряд сам набирал, лично. Все прекрасные бойцы, опытные и безжалостные. Настоящие фарсахары!
"Мясники, - с удивившей его самого гадливостью заключил Мар-Ратш, - трупоеды! Хуже головорезов Харта. Те, по крайней мере, свое кровавое дело возводят едва ли не в ранг искусства и уж точно никогда не станут размениваться на крестьян, тем паче - на безоружных."
- Какие мальчики были - клинок к клинку! - в узких, тусклых глазенках джартада промелькнуло что-то, что с большой натяжкой можно было назвать жалостью.
- Как могли крестьяне убить двадцать восемь опытных бойцов? - Мар-Ратш уже слышал "как", просто хотел проверить не начнет ли джартад заговариваться, рассказывая свою историю по второму разу, не собьется ли, не скажет ли чего нового, лишнего… Не понравилась ему эта история по первому разу. Ох, не понравилась.
Зар-Шами непонимающе посмотрел на издара, прищурился еще сильнее и… взорвался! Взрыв выразился у толстяка-джартада в том, что тот с размаху опустил свою пухлую ладонь на полированный камень каминной полки, от чего по залу раскатился на удивление звонкий и мощный шлепок. Потом он зашипел, ибо кричать либо не умел, либо просто не мог из-за излишков жировых отложений на горле:
- Не крестьяне там были! Не крестьяне, неужто не ясно?! Вольпы там были из леса! Барски! Пятеро! Всех мальчиков моих посекли-порубили!
- Впятером - двадцать восемь? - Мар-Ратш ухмыльнулся как можно ехиднее, хотя смеяться ему сейчас совсем не хотелось.
- Да! Да! Да! - мясистая ладонь джартада при каждом выкрике шлепалась на стойку и издар с внутренним содроганием понял, что если тот не прекратит, у него могут не выдержать барабанные перепонки. - Да! Пятеро лесных влаков разорвали двадцать семь моих мальчиков! Я не знаю какая Бездна породила этих ублюдков, но я верю в их существование, ибо тот, кто поведал мне о них - двадцать восьмой, уцелевший - умер, едва закончив свой рассказ! Умирающие не лгут, георты! Не лгут!
- Что они вообще делали в той общине, твои "мальчики"? - спросил издар, пытаясь перебить шипящего и брызжущего слюной джартада. - Зачем ты их туда послал?
Зар-Шами не слушал. Видимо Мар-Ратш немного переборщил, пытаясь разозлить толстяка и заставить его рассказать то, что тот явно недоговаривал. Он шипел и плевался все сильнее и громче, возбуждая свою пробудившуюся ярость. И колотил ладонью по камню, собираясь, похоже, свести этим своего собеседника с ума.
- Я отомщу! Им не уйти от возмездия Пустошей! Я соберу в моей крепости фарсахаров со всей Долины, но найду этих влаков! Я утоплю в крови все общины этих земель, но заставлю местных мерзавцев уважать нас!…
- За что?
Мар-Ратш с трудом сдержал удивление. Харт заговорил. Серый эндра-ши стоял вполоборота к джартаду, не глядя на тяжело пыхтящего, взмокшего от собственной ярости толстяка. Тот удивился его вопросу никак не меньше издара, успев за те два дня, что гости провели в его крепости, привыкнуть к обычному молчанию неприметного странного барска, вечно кутающегося в длинный серый плащ. Он даже, кажется, начал считать его кем-то вроде личного писца или слуги Избранного, ибо на телохранителя барск по своей комплекции явно не тянул. И вот теперь, когда "писец" вдруг заговорил, Зар-Шами попросту не знал как ему реагировать. То ли почтительно выслушать, то ли дать пинка зарвавшемуся слуге, дабы поставить его на место, то ли просто вытащить кинжал и…
- За что им уважать вас? - спокойно поинтересовался Серый своим бесцветным, не выражающим сейчас ничего кроме безнадежной скуки голосом. - Твои фарсахары могут только безоружных женщин резать. Стоит из леса выйти нескольким достойным бойцам - и вот уже единственный из уцелевших приползает к воротам твоей крепости, чтобы только сказать: "нас перебили пятеро местных влаков"… и сдохнуть. Пошли туда еще "мальчиков", почтенный Зар-Шами, побольше пошли. Может, последний, кто приползет обратно, сможет рассказать, как его отряд насмерть затоптали пять взбесившихся спиров…
- А-а-р-р-х-х-х!… - джартад так и не успел вытащить из ножен кинжал - пальцы эндра-ши были в три раза тоньше, чем у него, но запястья толстяка будто сковали стальные обручи. Зар-Шами мог лишь бесполезно трепыхаться, пытаясь высвободиться из хватки обманчиво тонких и длинных пальцев Харта и хрипеть от боли, ибо пальцы эти уже начали медленно, но неумолимо сжиматься, грозя в одночасье лишить незадачливого сэй-гора обоих кистей рук.
- Слушай меня внимательно, жирная вонючка, - все таким же тусклым и скучным, а оттого еще более страшным голосом, произнес Серый, пристально глядя в расширившиеся от боли и ужаса глаза джартада. - Сейчас галья Мар-Ратш будет задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них быстро и коротко, иначе я накормлю тебя твоими же пальцами. Ясно?
Джартад прекратил хрипеть и судорожно закивал, выражая согласие.
- Вот и хорошо, - равнодушно одобрил Харт и добавил, обращаясь к обалдело наблюдающему за этой сценой издару: - Можешь начинать спрашивать, Мар. Он ответит.
Мар-Ратш проглотил свое возмущение по поводу фамильярного "Мар", вдохнул поглубже и задал свой первый вопрос…
Рыжеволосый кальир смотрел на Вирэль так, словно видел ее впервые. Оно и понятно - одно дело ввязываться в драку с кучкой "пятнистых", пусть даже и с большой "кучкой", а совсем другое - лезть к ним в самое логово. Да и зачем, спрашивается? Ольк так и спросил у нее, нахохлившейся и мрачной, как дождевая туча над головой.
- Зачем тебе это?
- Мне нужно знать, - Вирэль сделала паузу и повторила с расстановкой, будто пробуя на вкус каждое слово:
- Мне. Нужно. Знать. Если она жива - я хочу это знать. Если мертва… тем более.
- И как же ты собираешься это выяснить? Войдешь в крепость и приставишь нож к горлу коменданта? - съехидничал Антри.
- Если другого пути не будет, сделаю так, - девушка упрямо поджала губы и с вызовом посмотрела на кальира. - Думаешь, я увязалась с вами из-за ваших красивых глаз? Просто до Кадр-хад нам было по пути. И я не прошу помощи, понятно?
"Великая Тши-Хат, как же мне им объяснить?… - с тоской думала Вирэль. - И на что я, глупая, надеялась? На то, что эти отчаянные парни настолько отчаянны, что вот так запросто, с готовностью безумцев захотят броситься в новую драку, лишь бы в драке той было побольше риска проститься с жизнью?"
- Понятно, понятно, - успокаивающе кивнул ей Ольк, - ты сильная, отчаянная, бесстрашная. Ты и сама управишься. Мы не предлагаем своей помощи, просто поглядим как ты в одиночку будешь растаскивать эти стены на камушки. И когда на городской площади тебе снова начнут рубить руки - тоже не станем вмешиваться. Зачем? Ты и сама можешь за себя постоять. Ты же отчаянная, сильная…
"А он может быть жесток. Не так жесток, как в бою, когда нет иного выбора, когда либо ты врага, либо враг тебя. Он, оказывается, может и вот так - когда нужно слово поддержки и понимания, когда нужно собрать воедино всю силу и решимость идти до конца, он вдруг напоминает тебе о том, о чем не хотела бы вспоминать до конца жизни. И вот уже… Ронтова кровь! Неужели пальцы дрожат? Да и маленький молоточек в груди - тук, тук, тук… И все быстрее, быстрее… Тук-тук-тук-тук-тук!… Р-р-род твой в яму, Ольк, спиров сын! Неужели, ты думаешь, что мне хочется пережить это снова - крики тупых, жаждущих крови ублюдков и блеск опускающегося ножа-крэдека… Опускающегося прямо на мои… такие нежные, такие хрупкие… мои запястья!…"
Вирэль молчала, стараясь ничем не выдать бушующей внутри нее бури чувств. Только нервно подрагивали острые кончики пушистых ушей и превращали в труху сухую ветку напряженно сжатые пальчики. Те самые пальчики, которые в бою с такой легкостью вздымали над головой тяжелый акрам.
"Зачем я пошла с тобой, непонятным, странно далеким, обладающим удивительной силой, так похожей на силу Дара и такой отличной от нее? Я ведь чувствую, что ты не Избранный. Не знаю как , но чувствую… Так кто же ты? Кто?! Я ведь почти не знаю тебя. Я уже и сама не знаю почему рассказывала тебе про себя. Ты только слушал, ничего не говоря взамен… Мы ведь даже не делили с тобой ложе! Так почему же я надеюсь на то, на что надеяться не вправе?"
- Мне нужно, - прошептала Вирэль почти умоляюще, - пойми.
Ольк переглянулся с Антри, вздохнул, посмотрел ей в глаза… Она никогда не попросила бы помощи у него. Она не могла даже показать ему взглядом как сильно нужна ей его помощь. Единственной просьбой, которую смогли позволить себе ее глаза было:
"Не говори мне больше про палача, ладно? И про крэдек не надо… Иначе я не выдержу и сдамся… А я не могу! Я должна быть действительно сильной сейчас! Сильной, отчаянной и бесстрашной! Ну, прошу тебя… Не говори… Хорошо?"
- Только сразу стучаться в ворота не будем, - хмуро бросил Ольк, отводя взгляд, - подумаем сперва. Здесь напролом нельзя. Здесь план нужен.
Антри только фыркнул и весело блеснул глазами из тени шалаша. Он, кажется, и не ожидал иного решения от того, кого, похоже, и впрямь считал никем иным как хальгиром Северного Арка.
А ей сразу стало легко. Легко и покойно. Почти так же легко и покойно, как тогда, несколько лет назад, после побега из "Золотой Радости". Тогда все казалось возможным и чудо происходило каждый миг, каждый шаг, каждый вздох. Тогда свобода пьянила сильнее забродившего бьяни… И Зарта была еще рядом.
- Это не может быть хальгир, - покачал головой тот, явственно избегая смотреть в сторону Зар-Шами. Толстяк, после того как эндра-ши отпустил его запястья, мешком осел на пол и теперь сидел у его ног, жадно хватая ртом спертый воздух зала и неловко разминая опухшие кисти рук. Узкие глазенки джартада влажно блестели, по трясущимся брыластым щекам сбегали вниз крупные мутные капли. Жалок был сейчас вид у заносчивого Зар-Шами, жалок и неприятен.
"Слабак ты, издар, - подумал с легким оттенком злорадства Харт, - разве что чуть покрепче, чем этот жирный студень на полу. Возьми тебя за руку, сожми чуток - и запоешь ты как певчая птаха, только успевай вопросы задавать. Даром, что одним напряжением воли способен этот зал в духовку превратить… А и взял бы, спросил кое о чем… Не время пока, не время."
- Эки-Ра погиб, - сказал Мар-Ратш, - его смерть видели два десятка воинов.
- Никто не видел его тела, - возразил Харт.
- Он упал в бешеный горный поток с большой высоты.
- До этого он уже падал в Садр-Каш.
- В акведуке нет острых подводных камней. И он не был тогда так сильно изранен. Воины, видевшие его падение, утверждали, что мальчишка уже едва держался на ногах. Неизвестно, выжил бы он на берегу или нет, но в воде смерть от потери крови была неминуема. Не говоря уже о слабости, наверняка утянувшей его на дно в одно мгновение.
Звучные эти титулы хороши для парадных залов Вирт-Хорл, а вдалеке от столицы… В яму! Всё в яму!
Скрыть собственное раздражение - непростая задача. Особенно когда ты пытаешься скрыть его от Харта Серого и коменданта сэй-гора. Одно их присутствие поднимает раздражение почти до высот тихого бешенства.
Он попытался вспомнить, когда его настроение в последний раз хоть сколько-нибудь подходило бы под определение "хорошо" и не преуспел. Кажется, как из Вирт-Хорл выехали, так оно и не улучшалось, лишь становилось с каждым днем все более мрачным. Поездка к северным Вратам оказалась занятием слишком утомительным, а результаты ее - удручающе малозначащими.
Активность Выхода Тропы, похоже, немного снизилась. Это могло означать все что угодно… и не означать ровным счетом ничего. Водоворот событий, раскрученный посланцем Древних, всяко уже нельзя было остановить. Время торопило выполнять данные обязательства, но для этого требовалось нечто большее, чем просто решимость их выполнить в срок. Огромные военные силы Бьер-Рика (Тьфу! Бьер-одра уже, конечно!) топтались на правом берегу Отогона, ожидая приказа броситься на берег противоположный, где их терпеливо поджидала Стена и фаррады армии Бракаля. Переправа через водную преграду таких размеров под ливнем стрел, снарядов метательных машин и шаровых молний тамошних издаров сулила колоссальные потери и Бьер-одр все медлил, ожидая не то небывалого каменного града с небес на головы бракальцев, не то пришествия Холода, до которого еще оставалось слишком много времени…
А тут еще эти тупые джартады из сэй-горов, способные в любой момент спровоцировать новые волнения на севере своими "рейдами возмездия". Набрали, понимаешь ли, мясников-отщепенцев, раздали им оружие и из-за малейшего пустяка… Мар вспомнил как они заехали в одну из общин, где фарсахары пару дней назад "навели порядок", и почувствовал отвращение. Собственно, эти издержки самоуправства новоявленных комендантов и градоправителей и послужили официальным поводом для его поездки.
К несчастью, еще это послужило поводом для того, чтобы вместе с ним отправился Харт. Мар-Ратш прежде просто опасался Серого, неизвестно каким образом в свое время оказавшегося рядом с Бьер-Риком и ставшего - вот уж лучше сравнения и не подберешь - тенью нового хорла. Попутешествовав же вместе с Хартом всего несколько дней, он начал его попросту ненавидеть.
Эндра-ши не желал поддерживать каких-либо разговоров. На вопросы либо отвечал короткими скупыми фразами, либо не отвечал вовсе. Любые попытки сближения напрочь игнорировал. И вообще - вел себя так, словно он едет в полном одиночестве, а Избранный Дара просто трусит поблизости наподобие запасного спира, которому можно иной раз сказать что-нибудь вроде "двигайся" или "стой", да и то лишь когда упрямое животное начинает капризничать выходя из повиновения. В конце концов Мар-Ратш и сам начал игнорировать своего спутника… Вернее, попытался игнорировать, ибо вся охрана подчинялась исключительно проклятому эндра-ши, преимущественно состоя из его головорезов. При первом же подозрении на опасность Харт начинал отдавать четкие и жесткие приказы, следя за тем, чтобы приказы эти выполнялись мгновенно и неукоснительно. Как только Мар попробовал "не обращать" на них внимания, Серый подошел к нему и спокойно пояснил, что он не намерен (так и сказал, род его в яму: "не намерен" !) в случае возникновения какой-либо угрозы подставлять свою спину, закрывая ей "всяких упрямцев, возомнивших о себе невесть что". Издару, начинавшему тихо звереть от копящейся внутри ярости, пришлось подчиняться.
В такие мгновения он с тоской вспоминал о Геверхе - юноше-барске, странном посланце Древних. Если бы какие-то ему одному известные дела не заставили эмиссара уйти по Тропе уже больше цикла назад, Мар-Ратшу не пришлось бы тащиться сейчас по пыльным и опасным дорогам Долины, чтобы узнать… Чтобы ничего не узнать, р-ронтова кровь!
А теперь вот еще и это нелепое, совершенно бессмысленное и непонятное, но от этого внушающее только большую тревогу дело…
- Ты говоришь, их было двадцать семь?
- Двадцать восемь, - Зар-Шами, низкорослый, не плотный и жилистый как большинство сэй-горов, а очень полный и малоподвижный, поморщился. - Я этот отряд сам набирал, лично. Все прекрасные бойцы, опытные и безжалостные. Настоящие фарсахары!
"Мясники, - с удивившей его самого гадливостью заключил Мар-Ратш, - трупоеды! Хуже головорезов Харта. Те, по крайней мере, свое кровавое дело возводят едва ли не в ранг искусства и уж точно никогда не станут размениваться на крестьян, тем паче - на безоружных."
- Какие мальчики были - клинок к клинку! - в узких, тусклых глазенках джартада промелькнуло что-то, что с большой натяжкой можно было назвать жалостью.
- Как могли крестьяне убить двадцать восемь опытных бойцов? - Мар-Ратш уже слышал "как", просто хотел проверить не начнет ли джартад заговариваться, рассказывая свою историю по второму разу, не собьется ли, не скажет ли чего нового, лишнего… Не понравилась ему эта история по первому разу. Ох, не понравилась.
Зар-Шами непонимающе посмотрел на издара, прищурился еще сильнее и… взорвался! Взрыв выразился у толстяка-джартада в том, что тот с размаху опустил свою пухлую ладонь на полированный камень каминной полки, от чего по залу раскатился на удивление звонкий и мощный шлепок. Потом он зашипел, ибо кричать либо не умел, либо просто не мог из-за излишков жировых отложений на горле:
- Не крестьяне там были! Не крестьяне, неужто не ясно?! Вольпы там были из леса! Барски! Пятеро! Всех мальчиков моих посекли-порубили!
- Впятером - двадцать восемь? - Мар-Ратш ухмыльнулся как можно ехиднее, хотя смеяться ему сейчас совсем не хотелось.
- Да! Да! Да! - мясистая ладонь джартада при каждом выкрике шлепалась на стойку и издар с внутренним содроганием понял, что если тот не прекратит, у него могут не выдержать барабанные перепонки. - Да! Пятеро лесных влаков разорвали двадцать семь моих мальчиков! Я не знаю какая Бездна породила этих ублюдков, но я верю в их существование, ибо тот, кто поведал мне о них - двадцать восьмой, уцелевший - умер, едва закончив свой рассказ! Умирающие не лгут, георты! Не лгут!
- Что они вообще делали в той общине, твои "мальчики"? - спросил издар, пытаясь перебить шипящего и брызжущего слюной джартада. - Зачем ты их туда послал?
Зар-Шами не слушал. Видимо Мар-Ратш немного переборщил, пытаясь разозлить толстяка и заставить его рассказать то, что тот явно недоговаривал. Он шипел и плевался все сильнее и громче, возбуждая свою пробудившуюся ярость. И колотил ладонью по камню, собираясь, похоже, свести этим своего собеседника с ума.
- Я отомщу! Им не уйти от возмездия Пустошей! Я соберу в моей крепости фарсахаров со всей Долины, но найду этих влаков! Я утоплю в крови все общины этих земель, но заставлю местных мерзавцев уважать нас!…
- За что?
Мар-Ратш с трудом сдержал удивление. Харт заговорил. Серый эндра-ши стоял вполоборота к джартаду, не глядя на тяжело пыхтящего, взмокшего от собственной ярости толстяка. Тот удивился его вопросу никак не меньше издара, успев за те два дня, что гости провели в его крепости, привыкнуть к обычному молчанию неприметного странного барска, вечно кутающегося в длинный серый плащ. Он даже, кажется, начал считать его кем-то вроде личного писца или слуги Избранного, ибо на телохранителя барск по своей комплекции явно не тянул. И вот теперь, когда "писец" вдруг заговорил, Зар-Шами попросту не знал как ему реагировать. То ли почтительно выслушать, то ли дать пинка зарвавшемуся слуге, дабы поставить его на место, то ли просто вытащить кинжал и…
- За что им уважать вас? - спокойно поинтересовался Серый своим бесцветным, не выражающим сейчас ничего кроме безнадежной скуки голосом. - Твои фарсахары могут только безоружных женщин резать. Стоит из леса выйти нескольким достойным бойцам - и вот уже единственный из уцелевших приползает к воротам твоей крепости, чтобы только сказать: "нас перебили пятеро местных влаков"… и сдохнуть. Пошли туда еще "мальчиков", почтенный Зар-Шами, побольше пошли. Может, последний, кто приползет обратно, сможет рассказать, как его отряд насмерть затоптали пять взбесившихся спиров…
- А-а-р-р-х-х-х!… - джартад так и не успел вытащить из ножен кинжал - пальцы эндра-ши были в три раза тоньше, чем у него, но запястья толстяка будто сковали стальные обручи. Зар-Шами мог лишь бесполезно трепыхаться, пытаясь высвободиться из хватки обманчиво тонких и длинных пальцев Харта и хрипеть от боли, ибо пальцы эти уже начали медленно, но неумолимо сжиматься, грозя в одночасье лишить незадачливого сэй-гора обоих кистей рук.
- Слушай меня внимательно, жирная вонючка, - все таким же тусклым и скучным, а оттого еще более страшным голосом, произнес Серый, пристально глядя в расширившиеся от боли и ужаса глаза джартада. - Сейчас галья Мар-Ратш будет задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них быстро и коротко, иначе я накормлю тебя твоими же пальцами. Ясно?
Джартад прекратил хрипеть и судорожно закивал, выражая согласие.
- Вот и хорошо, - равнодушно одобрил Харт и добавил, обращаясь к обалдело наблюдающему за этой сценой издару: - Можешь начинать спрашивать, Мар. Он ответит.
Мар-Ратш проглотил свое возмущение по поводу фамильярного "Мар", вдохнул поглубже и задал свой первый вопрос…
* * *
- Кто-то не так давно называл нас сумасшедшими, не так ли?Рыжеволосый кальир смотрел на Вирэль так, словно видел ее впервые. Оно и понятно - одно дело ввязываться в драку с кучкой "пятнистых", пусть даже и с большой "кучкой", а совсем другое - лезть к ним в самое логово. Да и зачем, спрашивается? Ольк так и спросил у нее, нахохлившейся и мрачной, как дождевая туча над головой.
- Зачем тебе это?
- Мне нужно знать, - Вирэль сделала паузу и повторила с расстановкой, будто пробуя на вкус каждое слово:
- Мне. Нужно. Знать. Если она жива - я хочу это знать. Если мертва… тем более.
- И как же ты собираешься это выяснить? Войдешь в крепость и приставишь нож к горлу коменданта? - съехидничал Антри.
- Если другого пути не будет, сделаю так, - девушка упрямо поджала губы и с вызовом посмотрела на кальира. - Думаешь, я увязалась с вами из-за ваших красивых глаз? Просто до Кадр-хад нам было по пути. И я не прошу помощи, понятно?
"Великая Тши-Хат, как же мне им объяснить?… - с тоской думала Вирэль. - И на что я, глупая, надеялась? На то, что эти отчаянные парни настолько отчаянны, что вот так запросто, с готовностью безумцев захотят броситься в новую драку, лишь бы в драке той было побольше риска проститься с жизнью?"
- Понятно, понятно, - успокаивающе кивнул ей Ольк, - ты сильная, отчаянная, бесстрашная. Ты и сама управишься. Мы не предлагаем своей помощи, просто поглядим как ты в одиночку будешь растаскивать эти стены на камушки. И когда на городской площади тебе снова начнут рубить руки - тоже не станем вмешиваться. Зачем? Ты и сама можешь за себя постоять. Ты же отчаянная, сильная…
"А он может быть жесток. Не так жесток, как в бою, когда нет иного выбора, когда либо ты врага, либо враг тебя. Он, оказывается, может и вот так - когда нужно слово поддержки и понимания, когда нужно собрать воедино всю силу и решимость идти до конца, он вдруг напоминает тебе о том, о чем не хотела бы вспоминать до конца жизни. И вот уже… Ронтова кровь! Неужели пальцы дрожат? Да и маленький молоточек в груди - тук, тук, тук… И все быстрее, быстрее… Тук-тук-тук-тук-тук!… Р-р-род твой в яму, Ольк, спиров сын! Неужели, ты думаешь, что мне хочется пережить это снова - крики тупых, жаждущих крови ублюдков и блеск опускающегося ножа-крэдека… Опускающегося прямо на мои… такие нежные, такие хрупкие… мои запястья!…"
Вирэль молчала, стараясь ничем не выдать бушующей внутри нее бури чувств. Только нервно подрагивали острые кончики пушистых ушей и превращали в труху сухую ветку напряженно сжатые пальчики. Те самые пальчики, которые в бою с такой легкостью вздымали над головой тяжелый акрам.
"Зачем я пошла с тобой, непонятным, странно далеким, обладающим удивительной силой, так похожей на силу Дара и такой отличной от нее? Я ведь чувствую, что ты не Избранный. Не знаю как , но чувствую… Так кто же ты? Кто?! Я ведь почти не знаю тебя. Я уже и сама не знаю почему рассказывала тебе про себя. Ты только слушал, ничего не говоря взамен… Мы ведь даже не делили с тобой ложе! Так почему же я надеюсь на то, на что надеяться не вправе?"
- Мне нужно, - прошептала Вирэль почти умоляюще, - пойми.
Ольк переглянулся с Антри, вздохнул, посмотрел ей в глаза… Она никогда не попросила бы помощи у него. Она не могла даже показать ему взглядом как сильно нужна ей его помощь. Единственной просьбой, которую смогли позволить себе ее глаза было:
"Не говори мне больше про палача, ладно? И про крэдек не надо… Иначе я не выдержу и сдамся… А я не могу! Я должна быть действительно сильной сейчас! Сильной, отчаянной и бесстрашной! Ну, прошу тебя… Не говори… Хорошо?"
- Только сразу стучаться в ворота не будем, - хмуро бросил Ольк, отводя взгляд, - подумаем сперва. Здесь напролом нельзя. Здесь план нужен.
Антри только фыркнул и весело блеснул глазами из тени шалаша. Он, кажется, и не ожидал иного решения от того, кого, похоже, и впрямь считал никем иным как хальгиром Северного Арка.
А ей сразу стало легко. Легко и покойно. Почти так же легко и покойно, как тогда, несколько лет назад, после побега из "Золотой Радости". Тогда все казалось возможным и чудо происходило каждый миг, каждый шаг, каждый вздох. Тогда свобода пьянила сильнее забродившего бьяни… И Зарта была еще рядом.
* * *
- Итак?… - произнес Харт и замолчал, давая возможность Избранному высказать свои соображения.- Это не может быть хальгир, - покачал головой тот, явственно избегая смотреть в сторону Зар-Шами. Толстяк, после того как эндра-ши отпустил его запястья, мешком осел на пол и теперь сидел у его ног, жадно хватая ртом спертый воздух зала и неловко разминая опухшие кисти рук. Узкие глазенки джартада влажно блестели, по трясущимся брыластым щекам сбегали вниз крупные мутные капли. Жалок был сейчас вид у заносчивого Зар-Шами, жалок и неприятен.
"Слабак ты, издар, - подумал с легким оттенком злорадства Харт, - разве что чуть покрепче, чем этот жирный студень на полу. Возьми тебя за руку, сожми чуток - и запоешь ты как певчая птаха, только успевай вопросы задавать. Даром, что одним напряжением воли способен этот зал в духовку превратить… А и взял бы, спросил кое о чем… Не время пока, не время."
- Эки-Ра погиб, - сказал Мар-Ратш, - его смерть видели два десятка воинов.
- Никто не видел его тела, - возразил Харт.
- Он упал в бешеный горный поток с большой высоты.
- До этого он уже падал в Садр-Каш.
- В акведуке нет острых подводных камней. И он не был тогда так сильно изранен. Воины, видевшие его падение, утверждали, что мальчишка уже едва держался на ногах. Неизвестно, выжил бы он на берегу или нет, но в воде смерть от потери крови была неминуема. Не говоря уже о слабости, наверняка утянувшей его на дно в одно мгновение.