Луженский Денис. Сны чужие

   Итог схватки вышел закономерным - Гувор, совершенно потерявший всяческое соображение от боли и ярости, бросился в отчаянную, почти неуправляемую атаку, слепо размахивая копьем; Ураз-Таш увернулся, пропустил его мимо себя и единственным косым ударом сверху вниз поставил точку в начавшей надоедать игре. Копье, вырвавшись из разжавшихся пальцев Беды, вонзилось в снег почти у самых ног Крайта. Мысль попытаться воспользоваться близким оружием возникла и тихо умерла, убитая трезвым рассудком. Крайт даже отступил назад, не из страха, а просто подальше от опасного соблазна.
   - Ну, кто следующий? - бросил Ураз, не глядя на судорожно вздрагивающее в снегу тело.
   Строй молчал. Крайт старался не смотреть на ровно дышащего после недолгой схватки фарсахара. Когда взгляд сэй-гора уперся в него, он даже дыхание затаил, впервые в жизни мечтая стать уже в плечах и ниже ростом. Со своим вожаком (теперь уже окончательно "бывшим") он комплекцией никогда не мерился, но в этой толпе, по большей части состоящей из измученных, оборванных бедолаг, заметно выделялся более крепким, здоровым видом.
   - Давай, ублюдок, - Ураз-Таш смотрел на него оценивающе и под этим взглядом замерзшему Крайту вдруг стало жарко, - покажи, на что ты способен… если, конечно, не желаешь испортить нам всем забаву и умереть прямо там, среди остальных червей.
   У Крайта зашумело в голове, как сквозь сон донесся до него хохот зрителей-фарсахаров, а кто-то спокойный и рассудительный внутри вдруг шепнул: "ничего особенного, просто овраг попался глубже обычного".
   Что ж, все же это было лучше веревки на шее. И Крайт шагнул… почти шагнул навстречу неизбежности, когда Хозяйка Дорог, повинуясь одному ей ведомому капризу, решила продлить жизненный путь одного из самых незначительных своих почитателей еще на один коротенький переход.
   Он вышел из строя мгновением раньше Крайта, не говоря ни слова, подобрал упавшее копье и встал напротив Ураз-Таша, чуть пригнувшись и поудобнее перехватив древко обеими руками. Крайт еще машинально отметил заметную неловкость хватки и полное отсутствие чего-либо хоть отдаленно напоминающего боевую стойку. Только потом сообразил - самоубийца (иначе такого и не назовешь) был никто иной как Тщедушный! Крайт не верил глазам, но ошибиться не мог: его опередил тот самый болезненный барск, совсем еще недавно казавшийся безучастным ко всему, даже к чужому сочувствию и к собственной, явно недалекой, кончине…
   "Вернись, дурак! Что ты делаешь?!" - захотелось крикнуть. Но Крайт не крикнул - все-таки оказаться на месте Тщедушного ему совсем не хотелось. Поэтому он промолчал и даже не пошевелился, только смотрел на происходящее, борясь с желанием отвернуться.
   - Легкой смерти захотел, червяк, - фарсахар смерил нового противника насмешливым взглядом, с показной ленцой поднял меч, по лезвию которого скатывались в снег темные капли.
   - А не выйдет легкой-то…
   - Берегись его, Ураз-дакай! - засмеялся кто-то из сэй-горов. - Его сам Седобородый уложить не сумел, куда тебе!
   - Уложить не уложу, - огрызнулся Ураз, - а поцарапать - поцарапаю. Не очень сильно поцарапаю, чтобы сдох не слишком скоро.
   Он нехорошо усмехнулся и, шагнув вперед, небрежно махнул клинком. Крайт вздрогнул - ему показалось: барск не сделает даже попытки отразить удар, просто подставит шею под беспощадную сталь… Однако Тщедушный все же вскинул копье навстречу мечу, вскинул неловко, медленно, но этого хватило - сталь бессильно прозвенела о сталь и отскочила назад.
   - Вот как? - удивленно приподнял брови сэй-гор. - Что ж, так даже интереснее будет.
   Он несильно ткнул барска острием клинка, а когда тот парировал (тяжело, коряво), ушел влево и с полуразворота, красиво, с прежней нарочитой небрежностью хлестнул его в правую руку. Крайт опять вздрогнул, кто-то тихо охнул рядом и он вдруг понял: не один он с напряженным вниманием следит за поединком, который сам он готов был назвать как угодно, только не "поединком". А на предплечье Тщедушного раскрылась узкой прорехой и без того донельзя драная куртка. Однако кровью не набухла - судорожный рывок спас тело от раны.
   Сэй-гора удача противника, похоже, огорчила - он недовольно скривился и повторил свою незатейливую, но эффективную комбинацию с другого бока. Свистнуло стальной плетью гибкое лезвие, лопнула симметричной прорехой куртка барска на левом предплечье и… Крайт даже моргнул от изумления - опять ни капли крови не выступило на месте разреза. Кто-то из фарсахаров засмеялся, кто-то захлопал себя по ляжкам от удовольствия… Крайт не обманулся этими проявлениями одобрения, он видел лицо Ураз-Таша, на котором явственно читалась досада. Старшина фарсахаров явно рассчитывал не раздевать жалкого, почти беспомощного противника ловкими ударами меча, а калечить его, медленно, порез за порезом, жестоко и обидно, как делал до этого с сильным и куда как более ловким Гувором.
   Ураз вдруг ударил снизу вверх - ударил так сильно, что Тщедушного, едва успевшего подставить копье, отбросило назад и развернуло по инерции влево. Сэй-гор, между тем, продолжил начатое движение, тоже развернулся и рубанул его наискось через открывшийся правый бок. Крайт понял сразу - это уже не в шутку, это наверняка, с хмельной злостью и холодным расчетом. Свистнуло лезвие, взвизгнула разрезаемая ткань, скрипнул под ногами поединщиков хрупкий снежный наст, выдохнул торжествующее "х-ха" Ураз-Таш… и только его противник не издал ни звука, крутнулся в полный оборот и снова замер напротив "чёрного", даже не думая валиться наземь и умирать.
   Крайт обалдело смотрел на длинный, во всю спину, разрез, окончательно изувечивший куртку Тщедушного; сквозь этот разрез виднелось голое тело без единого намека на малейшую царапину. А Ураз еще ничего не понял, но все же почувствовал неладное, быстро занес меч, рубанул наотмашь, в основание шеи - добить… не попал. Барск с уже вполне заметной легкостью увернулся от клинка, ловким отточенным движением скользнул вправо и коротко, без замаха ткнул копьём в бок фарсахара чуть выше поясницы… Ураз-Таш неловко переступил ногами, подаваясь вперед, к таращащимся на него во все глаза пленникам, удивленно раззявил рот и повалился навзничь, роняя в снег оружие.
   Краткий миг на поляне царила тишина, а потом ее безжалостно разорвал слитный вопль "пятнистых" - вопль изумления и ненависти, который почти перекрыли радостные крики пленников, еще не осознавших до конца, но уже почуявших нутряным чутьем: свобода близка!
   Тщедушный опередил на доли мгновения и тех, и других. Не дожидаясь, пока придут в себя остальные конвоиры, он метнулся прямо к ним, будто сдутый с места норовистым зимним ветром. Фарсахары опомнились, когда он был уже среди них - кто-то схватился за меч, кто-то потянул из-за голенища кинжал… Победитель Ураз-Таша ни дал им ни единого шанса. Короткое копьецо в его руках, разом потерявших показную неловкость, превратилось в нечто сверкающее и бешено крутящееся. Барск оказался охваченным со всех сторон шипящими кольцами и петлями, в пределах досягаемости которых валился наземь каждый, у кого недостало ловкости держаться подальше. Сбившиеся в кучу пленники стояли, не в силах оторвать взгляд от невероятного зрелища, которое представлял собой Тщедушный. А тот даже не сражался сейчас с десятком хорошо вооруженных фарсахаров - просто убивал их, одного за другим.
   Двое или трое "пятнистых" сообразили, наконец, что дело их худо и бросились к привязанным у деревьев спирам - то ли жизни свои спасать, то ли за луками и самострелами, притороченными к седлам… Углядевший это Крайт наконец-то сумел отвлечься от безумия схватки, кипевшей на другом конце поляны. Он присел и подобрал с наста уразов меч. Острое лезвие легко прошло сквозь ремни на запястьях, едва не оттяпав лоскуты живой кожи. Сбросив обрывки пут, бывший ватажник перехватил поудобнее мокрую от тающего снега рукоять.
   - А-а-а-а-а!!! - дикий крик ободрал глотку и взбодрил не хуже кружки хмельного. Обернувшийся на вопль фарсахар жадно вздохнул, заглотив вместе с воздухом пол-ладони отточенной стали.
   - Бей их, ре-ебяты! Ломай!
   "Пятнистые", увлекшиеся схваткой с Тщедушным, просто не могли ничего поделать. Полтора десятка безоружных пленников, подстегиваемые жаждой свободы и ненавистью к недавним мучителям, в едином порыве смяли тех конвоиров, что еще стояли на ногах. Дважды щелкнули тетивы самострелов, один из пленников ткнулся лицом в снег, другой свалился, получив кинжалом в живот. Это не остановило остальных. Сопротивление фарсахаров захлебнулось в волне бешеной атаки.
   Крайту определенно везло нынче - вторым его противником оказался тот самый тощий сэй-гор, щеголявший в его, Крайта, любимых сапогах. Давешний мучитель и не сопротивлялся толком, распахнул в ужасе белозубую пасть и задергался на приколовшем его к стволу дерева мече. Не без труда выдернув клинок из конвульсивно извивающегося тела, Крайт присел, оглядываясь по сторонам… И внезапно понял: все, воевать больше не с кем. Конвойный отряд перестал существовать.
   Первым делом он снял с поверженного врага сапоги и натянул еще теплую кожу на замерзшие ноги. Удовлетворенно потопал в снег - по его, Крайта, мерке сшито. С мстительным удовольствием пнул тело сэй-гора.
   - Теперь ты будешь молчать, недоносок! - передразнил он тощего фарсахара; тот не отозвался, лишь завалился набок, лицом в снег, блеснув на прощание остекленевшим глазом.
   Огляделся. Бывшие товарищи по несчастью не спешили праздновать победу. Двое или трое, из тех что были поопытнее, да пошустрее, бродили по маленькому полю битвы, снимая с убитых теплую одежду и оружие. Низкорослый, но крепко сложенный барск, всегда молчаливый и державшийся особняком (по одежде и замашкам типичный землепашец), вытащил из костра котел с остатками похлебки и жадно глотал варево, зачерпывая прямо руками. Рослая девица в донельзя изодранном полушубке трясла найденной флягой; похоже, там еще что-то осталось, потому что в следующий момент девица обхватила горлышко потрескавшимися губами и, запрокинув сосуд, сделала несколько быстрых глотков, потом она довольно крякнула и передала флягу тощему кальиру, который рядом с ней раздевал убитого фарсахара. Остальные же пленники просто стояли в растерянности - похоже, никак не могли осознать, что вместо бесславной гибели нежданно обрели свободу.
   Гувор-Беда, пока был жив, любил повторять услышанные где-то слова неизвестного мудреца: "Свободу получить - только половина дела, нужно еще суметь ей правильно распорядиться". У самого Крайта на этот счет была одна стоящая мыслишка - убежать подальше, забиться в самую глухую, никому не известную щель и пересидеть там неминуемую бурю, хотя бы до прихода весны. Если удастся наложить лапу на одного из спиров конвойных…
   Сердитое шипение показало ему, что он здесь не один такой умный. Кто-то уже оседлал крупного темно-бурого красавца по имени Джир, бывшую собственность самого Ураз-Таша. Спир покойного старшины отличался злым норовом и Крайт заранее посочувствовал наглецу, осмелившемуся посягнуть на роскошный трофей. К его удивлению, шипение стихло очень быстро, но вовсе не потому, что Джир сбросил неудачника. Дерзкий наездник выехал из-за деревьев и Крайт рассмотрел его.
   Ай да Тщедушный! Ай да ловкач! Крайт только головой покачал, увидев, что злобный Джир покорно подчиняется воле нового хозяина, лишь косится на него с каким-то странным, испуганным видом. Наездника же было не узнать - он неуловимо и в то же время совершенно преобразился. Его и "тщедушным"-то называть язык более не поворачивался. Фигура распрямилась, плечи расправились и будто бы даже шире стали, из взгляда исчезли обреченность и пустота - глаза блестели холодно, но живо. Левая рука прижимала к седлу ножны с узким прямым мечом, похоже - сэй-горским зиммаром.
   Победитель Ураз-Таша смотрел на освобожденных пленников и хмурился. На него тоже смотрели, не решаясь обращаться. "Вот так и рождаются легенды", - понял Крайт. А он-то, дурень, не верил раньше витарам, которые ватажники любят попеть у ночных костров. Думал, героев не существует на самом деле.
   "Впредь буду почтительнее к старым песенникам", - решил Крайт и неожиданно подумал: стоит этому барску сейчас поманить за собой, посулить звонких цирхов и бесшабашной жизни - большинство из спасенных им с готовностью побежит следом. Он сам, к примеру, был бы очень даже не прочь примкнуть к ватаге, главой которой станет этот… хэд во плоти.
   "Легенда" его не разочаровала, послушно открыла рот и посулила… вот только совсем не того, чего ждал Крайт:
   - Уговаривать никого не буду, - заявила хмурая "легенда". - Богатств не обещаю. Спокойной жизни - тоже. Зато можете найти быструю смерть в бою и справедливое воздаяние вашим врагам.
   После этой тирады барск словно потерял интерес ко всем, кто смотрел в его сторону. Он вытащил из ножен трофейный клинок и уставился на него со странной мечтательностью во взгляде, будто смазливой девицей любуясь.
   "И кто же теперь с ним пойдет?" - изумился Крайт выходке своего спасителя.
   По его мнению таких дураков должно было набраться немного. Однако он, похоже, ошибался - бывшие пленники неуверенно переглядывались, но расходиться не спешили. Крайт ждал, ему было любопытно. Первым решился прояснить дело долговязый кальир по имени Смух, давний приятель Крайта из ватаги ныне покойного Гувора Беды.
   - Эй! - крикнул Смух. - Я что-то не понял насчет серебришка. Ты, приятель, ватагу собираешь, или как?
   - Или, - буркнул Тщедушный, плавно вгоняя зиммар обратно в ножны.
   - Раз "или", то мы дальше своей дорожкой, - Смух всегда знал, чего ему нужно на этом свете и чего следует избегать. - Глаз, Крайт, пошли отсюда.
   Юки, поколебавшись, двинулся вслед за приятелем к привязанным у потухшего костра спирам. Крайт, однако, не спешил принимать решение. Во-первых, Смух для него никогда не был авторитетом и бежать по одному его слову куда бы то ни было он не собирался. Во-вторых, ему в странном предложении странного барска все же виделась определенная выгода. По крайней мере, выжить с Тщедушным наверняка будет проще, чем с остатками прежней ватаги, особенно если учесть, что теперь, после убийства одиннадцати фарсахаров, на уцелевших беглецов наверняка начнется охота. И в третьих… кто-то мог бы посчитать это глупым, но Крайт испытывал чувство признательности к тому, кто спас его от меча Ураз-Таша. Чувствовать себя должником он не любил, но вполне способен был примириться с этим неприятным чувством, если бы не весомое дополнение из "во-первых" и "во-вторых".
   Имелась, впрочем, и четвертая причина остаться: большинство бывших пленников, похоже, разделяли сомнения Крайта. Недоставало лишь маленького толчка чтобы подтолкнуть их выбор в ту или иную сторону.
   - Я с тобой! - Крайт выкрикнул это достаточно громко, чтобы слышали все, и даже помахал рукой для убедительности. - Урд с ним, с серебришком! Небось, вместе не пропадем!
   - Гляди, пожалеешь, - прошипел, обернувшись, Смух, но Крайт не счел нужным даже оборачиваться. Смух - неудачник и дурак, у него соображения не хватит разглядеть выгоду, даже если она окажется у него прямо перед носом. Пусть себе злится. Юки, конечно, мог бы и остаться, но… пора бы парню начинать жить своим умом, чай не сопливый малолетка уже. Раз увязался за Смухом, значит ума этого в голове негусто.
   - Я с тобой, - повторил Крайт, подойдя к тому, кого уже считал своим новым шавашем. Тот посмотрел на него сверху вниз и молча кивнул: то ли признал давешнего знакомца, то ли согласился с его выбором. Так или иначе, но этот жест ободрил Крайта, вдохновив на следующий шаг. Повернувшись лицом к все еще сомневающимся барскам и кальирам, он обвел их нарочито насмешливым взглядом.
   - Что вы тут раздумываете, парни? Собираетесь остаться и дохнуть в этих клятых лесах поодиночке? Или будете сидеть здесь и ворочать мозгами, пока не примчатся другие фарсахары? Уж они-то будут радешеньки вас здесь застать!
   - Я и не раздумываю вовсе, - хрипло отозвался кальир лет сорока, - я жду. За спасение тебе, достойный георт, большая моя благодарственность. Я с тобой могу хоть в горы к ронтам пойти. Только скажи: чего дальше делать-то?
   Кальир был тощий, изможденный, с всклоченными волосами, но в глазах полыхал шальной огонек, а губы нет-нет, да кривились чуть заметной хитроватой усмешкой. Шустряк успел уже натянуть поверх оставшегося от одежды живописного рванья куртку убитого конвоира и прицепить пояс с ножнами; по всему видать - парень не промах, а такие Крайту нравились, он и сам считал себя хватом.
   Слова тощего были поддержаны нестройным хором одобрительных голосов:
   - Верно говоришь, Альх!
   - Мы, может, и с тобой, георт, коли скажешь что делать!
   - Вместе - оно и впрямь вернее, только куда вместе-то?!
   Всадник поднял руку и гул восклицаний сразу поутих - верный признак того, что бывшие пленники согласились с его старшинством (во всяком случае - пока).
   - Если решили со мной, тогда забирайте все - оружие, припасы, одежду… все. После - уходим. Куда - скажу после.
   Убраться отсюда быстро и подальше - с таким решением Крайт был всецело согласен. Вот только чтобы сделать это требовались ездовые спиры, коих явно не хватало на всех. Тем паче, что Смух и Юки, пока остальные избавлялись от последних сомнений, успели добраться до привязанных животных. Еще немного - и спиров, без того немногочисленных, станет на два меньше. Следовало бы что-то предпринять…
   Крайт уже собрался было обратить внимание своего нового вожака на возникшее затруднение, но не успел. Стоящий перед ним сутуловатый и коренастый барск вдруг отшатнулся назад, кто-то другой испуганно охнул и в тот же миг что-то свистнуло над его головой, пронеслось над поляной и с треском ударилось в дерево над самой макушкой у Смуха. Тот даже присел от неожиданности, затем медленно повернул голову и уставился на кинжал, стальным червем-кровососом впившийся в древесную кору.
   Над поляной повисла тишина. Какое-то мгновение Смух смотрел на торчащий в дереве кинжал, Юки - на кинжал и на приятеля, которому этот кусок стали едва не проткнул голову, а Крайт и прочие - на кинжал и на двух неудачников, застывших рядом с десятком привязанных спиров. Потом все начали переводить взгляды на Тщедушного. Тот сидел на фыркающем Джире, а его правая рука обнимала цевье заряженного самострела. Он вроде как и не целился в Смуха, но вряд ли кто из бывших пленников сомневался: захочет всадить тому бельт прямо между глаз - непременно всадит.
   - Животные мои, - холодно заметил Тщедушный.
   - Ах, ты… - Смух осекся на полуслове - даже его бестолковой голове было ясно: они вдвоем с Юки не справятся и с одним Тщедушным, не говоря уж обо всех.
   - Отдай нам хоть одного, - промямлил он, гася злость в глазах, - иначе нам не выбраться.
   - Животные мои, - повторил Тщедушный. - Хотите - присоединяйтесь, нет - идите своими ногами. До ближайшей деревни недалеко - станов пятнадцать, если по дороге.
   Смух скрипнул зубами и пошел прочь, увязая в снегу. Юки побрел следом, постоянно оглядываясь, но так и не решившись оставить приятеля.
   - Поторапливайтесь, - бросил барск, опуская самострел, - отставших ждать не буду.
   Это верно - в ватаге первым делом нужно показать силу, иначе власть твоя не продлится и дня. Крайт с уважением посмотрел на вожака и мысленно поблагодарил собственную прозорливость. Топал бы сейчас на своих двоих вместе с бывшими дружками… Эх, удача ты ватажная - тонкий ледок! Спасибо, славная Тши-Хат, что удостоила вниманием скромного вольпа.
   - Имя, - голос Тщедушного заставил Крайта вздрогнуть и обернуться. Барск наклонился в седле, темная бирюза в его глазах мерцала интересом.
   - Как твое имя?
   - Крайт, достойный… георт.
   Последнее слово вырвалось само собой. Вроде бы и не хотел Крайт произносить его, а только выговорил и удивился себе: никого в жизни "геортом" не величал, а тут - на тебе… Было, видать, что-то в облике странного барска, в его лице, в его глазах. Что-то такое… эдакое… Не то внутренняя сила, не то властность (до сих пор неизвестно где прятавшиеся), не то сразу все вместе. Теперь-то Крайт хорошо видел: ушли из бирюзового взгляда пустота и обреченность, тот, кого он мысленно величал Тщедушным, смотрел на мир жестко и холодно. С превосходством смотрел и с суровым недовольством, как вернувшийся после долгой отлучки хозяин.
   Крайт поежился, ему стало не по себе. А лицо шаваша, между тем, исказила недовольная гримаса.
   - Не говори мне "георт", не люблю. Называй просто…
   Барск задумался на мгновение, потом слабо усмехнулся и закончил:
   - …Эрхал. Я не забываю добра, Крайт. Когда-нибудь тот кусок мяса вернется к тебе ответной услугой. Попомни.
   Крайт запомнил. Пока выбирал себе спира и потрошил притороченный у седла тюк в поисках теплой одежды (очень уж не хотелось натягивать снятую с трупа, промокшую от крови), все повторял про себя выбранное прозвище (навряд ли настоящее имя) своего нового шаваша. Эрхал… Эрхал… Отчего-то казалось, будто слово это отдает могильным холодом.

Глава третья

   Странный город Фельтонг: Хотя, нет, даже не странный. Скверный. А если сказать совсем уж по-простому: дрянь городишко. Две сотни домов по два-три этажа высотой в северной его части жмутся вплотную к серой массивной скале. На скале - небольшой форт, что-то вроде приземистого бастиона с узкими прорезями бойниц, куда при необходимости может втиснуться до полутора сотен гарнизонных солдат. Основные стены города далеки от идеала, но, впрочем, вполне пригодны для обороны. Башни так очень даже ничего - массивные, капитальные. Опять же, имеется и ров, а из-за скалы круговой штурм невозможен в принципе. Пара тысяч воинов даже на этой старой стене смогли бы высидеть достаточно долго, чтобы атакующие вдосталь умылись кровью.
   Однако же, не высидели. Ибо и не пытались. Городской совет во главе с наместником предпочел битве переговоры. И в итоге Фельтонг оборонять не стали, открыли ворота и признали власть северного хорла в обмен на гарантии неприкосновенности жителей. Гарантии оные были даны. И даже строго соблюдались. И, надо признать, что городские власти приняли мудрое решение. Ведь отбиться у гарнизона шансов не было. Наместник и остальные из Совета спасли сотни вверенных их заботам жизней, защитили Фельтонг от гарантированного разорения, а многих мирных фэйюров - от насилия и гибели. Горожане же, проникшись речами избранных предводителей, не стали роптать, смирились и неохотно, но без лишних препирательств сложили оружие. Они поступились гордостью ради жизни, достоинством - ради благополучия… дрянь, в общем, городишко, Фельтонг этот.
   Харт знал, что не прав в своих мыслях. Он знал это твердо, поскольку даже лучше наместника Барт-Рурша, этого маленького, плотного, донельзя угрюмого и подавленного кальира понимал, чем бы обернулась для города попытка сопротивления. Благо, довелось побывать в Усарге спустя сутки после последнего, удачного штурма. На слабость нервов ему жаловаться не приходилось но сотни трупов, что целыми возами вывозили из цитадели к старой каменоломне, впечатлить могли кого угодно. В Усарге он не задержался, нужно было срочно догонять Бьер-одра, пожелавшего лично принять участие в осаде столицы Бракаля. В спину неслись стоны раненых, солдатская брань и отчаянные женские крики…
   Зато под стенами Усарги, отбившей четыре штурма и сломленной лишь пятым, осталось почти семь тысяч солдат северной армии. Фельтонг, конечно, куда меньше и куда хуже защищен, и все же при желании…
   - Почему вы не стали защищать город?
   Барт-Рурш, отчаянно пытавшийся не отставать от широко шагавшего сарбаха, болезненно поморщился.
   - Кем защищать-то, георт? Ополчение и большая часть гарнизона еще загодя ушли из города. Кто к Отагону, кто к Тинтре. До подхода вашей армии никто из ушедших не вернулся. На стену разве что стариков, да женщин выставлять впору было. Полагаешь, сэй-горы ваши их пощадили бы?
   - Никак дерзишь, достойный, - Харт взглянул на наместника с некоторым интересом, но тон его был по-прежнему холоден.
   Барт-Рурш подвигал губами, не поднимая глаз, будто сосредоточенно пережевывал что-то малосъедобное. Потом заметил глухо:
   - Я в твоей воле, георт. Ты ныне победитель. А только кому, как не тебе лучше знать кого вы на нашу исконную землю привели с нами воевать.
   - Не я тебя побеждал, - отрезал Серый, - и не "мои" сэй-горы. Ты сам себя победил.
   На это ему Барт-Рурш не ответил, лишь сердито засопел и снова опустил голову, глядя себе под ноги.
   Все улочки в Фельтонге, кроме разве что пары центральных, были узкими, тесными - на них едва-едва могли разминуться повозка и всадник. Наверное, в обычное время здесь приходилось являть чудеса ловкости, чтобы каждый миг не стукаться локтями друг с другом, но сейчас город притих и опустел. Жители сидели по домам, редкие прохожие спешили скорее прошмыгнуть мимо, избегая встреч с патрулями размещенного в крепости гарнизона захватчиков. Один из таких патрулей посторонился, пропуская Харта и его спутника. Трое солдат с двухцветными серо-голубыми плащами на плечах дружно вытянулись "в струнку". Впрочем, сделали они это явно нехотя, будто одолжение сарбаху делали. Пришельцы из Пустошей с охотой слушали только собственное начальство. В своем отряде Харт когда-то сумел заставить приданных ему "черных" лучников слушаться себя с полуслова, но части занявшие Фельтонг ему были незнакомы и формально подчинялись только меот-кортэгу Каэр-Хиззу.