Модезитт Лиланд Экстон. Инженер магии

   – Я их не бью! Они сами падают да набивают шишки.
   Голос Герхальма становится заискивающим.
   Внутри Доррина вздымается черная волна. Отбросив посох, он хватает мужчину за плечи и направляет этот поток, пропуская его сквозь батрака.
   – Нет... нет... Не-е-ет!!! – Герхальм пытается вырваться, но руки кузнеца сжимают его как стальные тиски.
   Когда Доррин выпускает его, Герхальм обессилено оседает на ступеньку. Выпавший из его рук топор падает в снег.
   – Ты никогда больше не поднимешь руку ни на Мергу, ни на Фризу!
   Мерга пятится от Доррина и своего мужа, глядя на окружившую целителя черную ауру.
   – Не надо... – бессвязно лопочет Герхальм, сползая в снег.
   – Встань! – приказывает Доррин.
   Батрак в ужаса пятится.
   Фриза сидит на крылечке, дожевывая корочку хлеба. Юноша поворачивается к ее перепуганной, осевшей на колени матери.
   – Я не знала... – в ужасе шепчет та. – Я не хотела...
   – С ним ничего страшного не случилось, – говорит Доррин, уже успокаиваясь. – Просто он больше не будет тебя бить. Пальцем не тронет. Мухи не обидит!
   – Я не знала... – твердит молодая мать, не глядя на Доррина. Тот садится в седло.
   – До свиданья, лошадка, – весело кричит Фриза.
   К возвращению юноши в дом Риллы хворые уже разошлись.
   – Тьма! – восклицает целительница, завидев его. – Что ты там учудил? Наложил на Герхальма проклятие?
   – Я вообще не могу никого проклясть! Уж ты-то это знаешь... – отвечает юноша с натянутым смешком. – Просто связал его гармонией. Теперь он не сможет никого избивать.
   – В наши дни для мужчины это ужасное проклятие, – усмехается Рилла. – А что ты станешь делать, когда он от них уйдет?
   – А ты думаешь, он уйдет?
   – Ну, не на следующей восьмидневке, но к концу лета непременно, – отвечает старая целительница, откидываясь на спинку стула и отпивая травяного чаю.
   – Не знаю, – вздыхает Доррин. – Лучше уж я подумаю о разведении растений и строительстве собственного домика. Если, конечно, у тебя все будет нормально.
   – За меня не беспокойся. Никто не тронет старую целительницу, у которой под боком живет Черный Мастер.
   – Я не Черный Мастер.
   – Может, пока и нет, но это дело ближайшего будущего, – говорит она, отпивая глоток из щербатой кружки. – Ну а сейчас тебе, наверное, пора возвращаться к старому Яррлу.
   – Наверное, – рассеянно отвечает юноша.
   – А... ты, небось, все думаешь о своей путешествующей подружке? – проницательно улыбается Рилла. Ее морщинистое лицо озаряет свет.
   Доррин лишь качает головой – читает она его мысли, что ли?
   Копыта Меривен скользят по тающему льду и снегу. На следующую зиму непременно нужно будет сделать подковы с шипами.
   В сарае Рейса ворошит солому.
   – Ты сегодня припозднился.
   – Помогал одной девочке. Ее бил отец, – коротко поясняет он, вынимая посох из держателя и ставя в угол.
   – Многого ли добьешься такой помощью? Ее изобьют снова. Такие люди, как ее отец, никогда не меняются.
   – Нет уж, – спокойно говорит Доррин. – Больше он ее пальцем не тронет.
   – Ты... ты часом не пустил в ход свой посох?
   – Нет. Я обошелся с ним более сурово, – Рейса отступает на шаг, и Доррин осознает, что в его глазах стоит тьма. – Связал его заклятием, так что он не сможет поднять руку ни на мать, ни на дочь.
   – Тьма... с тобой бывает страшно иметь дело.
   – Порой я и сам себя пугаюсь, – соглашается Доррин, расстегивая подпругу и аккуратно укладывая на полку седло и недоуздок. Потом он берет щетку и начинает чистить кобылу. Рейса молча наблюдает за ним. В дальнем углу позвякивает цепочкой Зилда.
   – Почему ты ее отпустил? – спрашивает Рейса, когда он заканчивает. – Я говорю о Лидрал.
   – Потому, что ей нужно было ехать. Потому, что я не могу удерживать ее, если она рвется в дорогу. Потому, что я сам не могу разобраться в себе.
   – Уж больно ты молод, – хмуро роняет Рейса. – А молодые не хотят учиться на чужих ошибках, предпочитая совершать собственные. Они никого не желают слушать, а когда понимают, что были неправы, молодость уже проходит.
   – Что ты хочешь этим сказать? – тихо спрашивает юноша.
   – Только то, Доррин, что жизнь коротка. Очень коротка, – женщина поднимает свою искалеченную руку. – Раньше я думала, что могу одолеть на мечах кого угодно. Кажется, это было еще вчера. Двадцать лет пролетели как один миг. Я не жалуюсь – по большей части то были хорошие годы... Но случалось всякое.
   Доррин закрывает дверцу стойла и кладет щетку на место.
   – Белые Чародеи наступают. Надеюсь, тебе еще удастся с ней встретиться, и тогда – послушай меня! – не отпускай ее.
   Рейса кашляет, вытирает слезящийся глаз и берет щетку.
   – Почищу-ка я гнедого. А ты ступай в кузницу, пока Яррл не надорвался, пытаясь переделать все дела. В этом отношении вы друг друга стоите.
   Шагая по утоптанному снегу к своей комнате, чтобы переодеться, Доррин думает о том, был ли он прав, позволив Лидрал уехать. Но как можно было этому помешать? Он едва в состоянии содержать себя... Укол боли заставляет его вспомнить о золотых в шкатулке и о том, что лгать нельзя даже самому себе. Он может содержать только себя, если хочет строить свои машины.
   Раньше, пока в его жизни не появилась Лидрал, все было гораздо проще.

LXXIV

   Колонна всадников едет по покрывающему дорогу на Фенард утоптанному снегу. Впереди к сине-зеленому небу поднимается тонкая струйка дыма. Голова Брида непокрыта, и он горбится, подняв воротник и стараясь согреть уши. А вот на Кадаре вязаная шапочка. Оба в тяжелых, подбитых овчиной рукавицах.
   – Проклятый ветер...
   – Ворбан, ты все время что-то проклинаешь.
   – Заткнулся бы ты!
   Брид с Кадарой переглядываются и качают головами.
   – А с какой стати мне затыкаться? Ты всю дорогу ноешь, аж тошно делается! Да, наша служба не мед, но нам за это платят. Или ты предпочел бы работать на ферме? Копаться в грязи да выгребать навоз?
   – Платят... Платят за то, что мы морозим задницы, гоняясь за ворами, которые вовсе и не воры? А если мы их догоним и нарвемся на регулярный кертанский отряд? Что тогда?
   – Хорош болтать! – рявкает командир.
   – Наверняка еще один бедолага-торговец, – говорит Кадара, указывая на дым.
   – Возвращался домой, да вот не повезло, – добавляет Брид.
   – Откуда ты взял? – спрашивает едущий с ним рядом Ворбан.
   – Чаще всего спидларских торговцев грабят на обратной дороге, после того, как они продали, что у них было. Таким образом кертанцы не лишают своих торговцев спидларских товаров, а свои товары и выручку прибирают себе. Так и получается, что все убытки несет Спидлар.
   – Хорош болтать! – повторяет командир.
   – «Хорош, хорош...» – передразнивает его Ворбан, но тихонько, так что слышат лишь едущие рядом.
   Конские копыта скользят на ледяной корке.
   – Проверьте оружие!
   На дальнем склоне полыхает огонь. Горстка всадников удаляется на запад, прихватив с собой трех лошадей и оставив позади подожженные повозки.
   – Дерьмо... – бормочет Ворбан.
   Брид с Кадарой молча переглядываются.
   – Свет и Тьма! Дерьмо! – повторяет Ворбан отчаянно.

LXXV

   Стройный человек в белом смотрит на лежащий на столе предмет, а потом на шкатулку, из которой он взят. Он отдергивает руки от окружающей эти предметы темной ауры и спрашивает:
   – Где ты это раздобыл, Фидел?
   – В Фенарде, у торговца по имени Виллум, – отвечает бородатый мужчина, тоже в белом, но без золотой цепи и амулета.
   – Ощущение такое, будто эта вещица с Отшельничьего.
   – Но ведь Черные не любят механические устройства, – хмыкает бородатый маг. – Уж не думаешь ли ты, Джеслек, что эти чугунные лбы решили строить машины?
   – Ну, машины – навряд ли. Это игрушка... Но кто мог добиться такого гармонического сочетания природного дерева с черным железом? А сказал этот торговец, откуда у него игрушка?
   – Поначалу не хотел. Даже когда я его чуток поприжал, он потел, но молчал. А до встречи со мной похвалялся, будто привез эту диковину издалека. Кто-то спросил его, уж не Черных ли колдунов это работа, но он рассмеялся и сказал, что она хоть и издалека, но не настолько. Правда, потом я с ним разобрался – решил разом несколько проблем. Ну а он...
   – Надеюсь ты не пустил в ход пламя хаоса, идиот?
   – Не такой уж я идиот! Обычная пытка, без всякой магии, тоже дает превосходные результаты. А потом мы вывели его на дорогу и обставили все как очередное разбойное нападение.
   – В изобретательности тебе не откажешь. Но разумно ли это?
   – Так ведь фургон действительно сожгли и разграбили, – пожимает плечами Фидел.
   – Ну и что ты выяснил?
   – Ремесленник, смастеривший игрушку, живет в Дью. Зовут его Доррином. Больше торговец о нем ничего не знал.
   – Дью? Это где-то у Закатных Отрогов?
   – Маленький порт и прибрежное поселение рудокопов. Примерно в ста пятидесяти кай к северо-западу от Спидлара.
   – Не исключено, что это весьма серьезно... – размышляет вслух рослый маг с золотистыми глазами.
   – Да ну? – флегматичный бородач с недоверием косится на игрушку.
   – Ну что ж... припрячь ее до поры, – говорит Джеслек.
   – Вообще-то я предпочел бы обойтись без этого, – бормочет Фидел извиняющимся тоном.
   – А что, если бы они построили такую мельницу в настоящую величину? Увеличив игрушку в пропорции?
   – На это ушло бы слишком много черного железа. К тому же в пропорции вряд ли она вообще стала бы работать. Да и кому это надо?
   – Фидел, – Джеслек столь суров, что бородач подается назад, – а будь это не мельница, а корабль или что-нибудь в этом роде? Что бы ты предпринял?
   – С чего бы мне что-то предпринимать? Они не строят таких кораблей!
   – Ну почему меня окружают одни идиоты? – восклицает Джеслек, качая головой. – Они не строят – сейчас! Но игрушка доказывает, что такое возможно. Ты хочешь, чтобы Отшельничий обзавелся машинами?
   – Ну, во-первых, эта вещица, – Фидел кивает на игрушку, – не с Отшельничьего. А один ремесленник ничего существенного построить не может.
   – Да ты приглядись к его изделию! – рявкает Джеслек. – Здесь и дерево, и кованое черное железо, и добавление гармонии... Стало быть, это работа столяра, кузнеца и целителя – или того, кто является и тем, и другим, и третьим. Если этот Доррин... я вообще таких не встречал.
   – Не понимаю, что может быть опасного в игрушках?
   – Ничего. До тех пор, пока он ограничивается игрушками. И пока этими игрушками не заинтересовался Отшельничий.
   Джеслек обходит вокруг стола, еще раз присматриваясь к вещице.
   Бородатый отступает, и его спина касается белокаменной стены.
   – А может, этот малый оттуда родом? – предполагает он. – Возможно, они изгнали его как раз за стремление делать необычные вещи.
   – Не могут же они вечно оставаться глупцами! – качает головой Джеслек.
   – Они все еще живут прошлым, байками о Креслине.
   – Хочется верить, что так будет и впредь... Вот что, – распоряжается Высший Маг, – сообщи всем дорожным патрулям, на пропускные пункты и... и сам знаешь куда. Если появятся хоть какие-то сведения об этом Доррине, пусть тут же извещают меня. Понял?
   Фидел кивает.
   – Всего доброго, Высший Маг.
   После его ухода Джеслек продолжает размышлять о диковинной игрушке и о ее создателе. Сознает ли тот, какой силой обладает? Скорее всего, нет. Как и все Черные недоумки, неспособные познать себя.
   Легкий стук в дверь отвлекает его от размышлений:
   – Входи, Ания.
   Рыжеволосая волшебница проскальзывает внутрь и запирает дверь на засов.
   – Это лишнее. Кто посмеет нам помешать?
   – Все-таки так спокойнее, – отвечает она со сдержанной улыбкой.
   Джеслек бросает взгляд на окно: благодаря белому свечению самого Фэрхэвена тьма снаружи никогда не бывает полной.
   – Твои усилия, направленные против Спидлара, оказались на удивление действенными, – произносит женщина.
   – Ты о наращивании энергии хаоса? Чему же тут удивляться? – Джеслек смеется, но в глазах его смеха нет.
   – Это весьма эффективно. Спидлару для выживания требуется усиливать гармоническое начало, а это дает тебе возможность наращивать хаос в Кифриене и Галлосе.
   – Может быть. Скажи, Ания, что ты об этом думаешь, – спрашивает он, указывая на игрушку.
   – О чем? – уточняет чародейка, не делая даже попытки прикоснуться к лежащему на столе предмету.
   – Об этой игрушке. Возьми ее, рассмотри получше.
   Ания смеется, но вещицу не трогает.
   – Так... Я вижу, Фидел тебе уже все выложил, – говорит он. Она и не думает отпираться:
   – А хоть бы и так. Что с того?
   – Ох, Ания, – грустно качает головой Джеслек. – Да то, что нам необходимо сокрушить Спидлар прежде, чем этот игрушечник начнет мастерить вещи побольше. Это важно для всех нас, но вместо того, чтобы позаботиться об этом, ты думаешь о том, кто станет моим преемником и как можно манипулировать этим малым, забравшись к нему в постель.
   – Ты несносен!
   – Я просто реалист. И может быть, тугодум. Но не полный дурак.
   – Нет, не полный, – говорит Ания, устраиваясь в кресле. – Ты не против, если я налью вина?
   – Угощайся.
   – А ты не выглядишь огорченным.
   – С чего мне огорчаться? Белый есть Белый, змея есть змея. Что бы ни было у тебя на уме, ты прелестна, так почему бы мне не пользоваться этим с удовольствием? Для меня ты угрозы не представляешь, а вот для Стирола или Фидела – другое дело.
   – Вижу, ты весьма уверен в себе, – говорит она, наполняя два бокала.
   – Вообще-то, я во многом не разбираюсь. Туповат, можно сказать, что тебе прекрасно известно. Но это не имеет значения, о чем ты тоже знаешь, хотя Стиролу, ручаюсь, не говорила. Вы оба ждете, когда я, хм... перенапрягусь. В смутные времена это рано или поздно случается с каждым Высшим Магом, но я надеюсь стать первым, кто избежит подобного исхода. А ты ставишь на то, что я такой же, как все.
   Ания с трудом проглатывает ком в горле.
   – Это... звучит странно...
   – Отнюдь, – говорит Джеслек, подходя к ней сзади. Его пальцы касаются кожи ее плеча и опускаются ниже. – Отнюдь.

LXXVI

   Черное предрассветное небо хлещет дождем; снег, который еще на прошлой восьмидневке покрывал двор кузницы плотным слоем высотой по колено, размок.
   Поднявшись на крыльцо, Доррин отряхивает с сапог грязь, обметает их веником, вытирает подошвы о половик и лишь потом входит на кухню.
   Яррл сидит за столом; перед ним два ломтя хлеба с сыром.
   – Экая нынче слякоть!
   – А в прошлом году так не было?
   – Было, как раз перед твоим приходом. На моей памяти была только одна не слякотная весна, и лучше бы мне другой такой не видеть. Тогда стояла такая засуха, что половина скота перемерла.
   Кузнец откусывает хлеба с сыром, держа в левой руке кружку холодного сидра.
   Доррин отрезает хлеба себе и заглядывает в буфет.
   – Фрукты есть?
   – Нет. Проклятые Белые чародеи.
   – Ну, вряд ли тебе стоит утруждаться проклятиями! Лучшие люди прокляли их давным-давно, правда, лишь Креслину удалось сделать эти проклятия действенными.
   – Да есть у нас фрукты, – заявляет, появившись на кухне, одетая в толстый свитер и брюки Рейса. – Лидрал оставила целый бочонок. Смесь ябрушей еще с чем-то... Я пока не открывала.
   Яррл бурчит что-то с набитым ртом, в то время как его жена растапливает холодный очаг щепками, а потом добавляет к ним совок угля.
   – Я испеку хлеб к обеду, так что он останется свежим до вечера.
   – Вот и ладно, а то этот уже зачерствел, – отзывается кузнец. Доррин наполняет кружку прохладным сидром.
   – Трудно спорить с женщинами, – говорит кузнец. – Они никогда не отвечают на вопросы, зато выкладывают то, о чем ты и не думал спрашивать.
   – А с мужчинами, Доррин, еще труднее, – невозмутимым тоном отзывается Рейса. – Они никого не слушают и слышат не то, что им говорят, а то, что хотят услышать.
   – А я думаю, что это вам двоим трудно друг с другом спорить, – замечает с порога Петра. – А раз трудно, так и ни к чему.
   – Женщины – они вроде Белых Чародеев, – гнет свое Яррл, – на все у них сыщется ответ, но всегда уклончивый.
   – А вот Брид с Кадарой говорили, – подает голос Доррин со своего края стола, – что разбойники ездят на лошадях с галлосскими подковами. У них еще клепка с такими потешными уголками.
   – Ежели с уголками, так это, может, и не клепка, – замечает Яррл.
   – Папа, оставь ты свои придирки, – хмыкает Петра.
   – Клепка, не клепка, а хорошего тут мало, – говорит Рейса, отсыпая в миску муку. – Ой, Петра, сегодня молоко мне потребуется раньше.
   – А дождь-то как из ведра, – отзывается Петра, выглядывая наружу и закрывая дверь.
   – Но без молока все равно не обойтись, – указывает Рейса и, прокашлявшись, добавляет: – Скоро префект заявит, что земли выше Элпарты принадлежат Галлосу.
   – Еще чего, – фыркает Петра.
   – Нам нужно будет наковать гвоздей, и длинных, и коротких. Вертен хочет получить свои сразу, как только сойдет грязь. Именно наших – другие ему, видите ли, не подходят.
   Кузнец усмехается с довольным видом, а Доррин, напротив, стонет. Он терпеть не может ковать гвозди: дело это несложное, но уж больно нудное.
   – Настоящий кузнец стонет от гвоздей, но делает их как следует, – с пониманием произносит Яррл. – Тьма, подмастерье на то и нужен, чтобы ковать гвозди да качать меха. Ладно, пора за работу. Где этот бездельник? – спрашивает он, допивая сидр, как будто не видит проскользнувшего на кухню Ваоса.
   Петра отрезает для паренька хлеба и дает ему кусок сыра.
   – Так куда он запропастился? – повторяет кузнец, по-прежнему делая вид, что не видит Ваоса.
   – С Зилдой, небось, играет, – говорит Доррин, подмигивая парнишке.
   Ваос залпом допивает полученный от Рейсы сидр. Рейса косится на Доррина и качает головой. Оба они знают, что для Яррла работа на первом месте. По его убеждению, судача о политике, гвоздей не накуешь и молока не надоишь.
   Юноша торопливо доедает завтрак и спешит в кузницу.

LXXVII

   Длинное помещение казармы освещено лишь тлеющими в очаге угольями. Большая часть солдат сидит возле огня, остальные лежат на соломенных тюфяках, отодвинув их подальше от стен. Снаружи, где ледяной дождь поливает тающий снег, тянет сыростью и холодом.
   Брид с Кадарой сидят между очагом и маленькой закрытой каморкой, где проходит встреча начальника гарнизона с командирами отрядов. Из-за потертой двери доносятся голоса: слов не разобрать, но по тону ясно, что там идет спор.
   – Кто-то недоволен, – замечает Кадара.
   – И весьма недоволен, – подтверждает Брид, касаясь ее руки. – Хорошо, что нам не приходится торчать снаружи, под дождем.
   – Это точно, – она пожимает его пальцы. – Но скоро придется.
   – Спасибо, что напомнила, дорогая.
   Дверь открывается.
   – Брид.
   Брид встает.
   – Да, командир.
   – Гарнизонный хочет с тобой поговорить.
   Брид поднимает брови, пожимает плечами и направляется в комнатушку, где идет совещание. Остальные солдаты отводят глаза. Рослый блондин скрывается за дверью.
   – Рядовой Брид, это командир Бискин.
   – Да, командир.
   Слегка поклонившись, Брид без робости смотрит в глаза окружному начальнику, несколько грузноватому, но мускулистому воину с изрядно поредевшими, уже сильно тронутыми сединой каштановыми волосами.
   – Это правда, что ты с Отшельничьего?
   – Да, командир.
   – Не думаю, чтобы Белые маги тебя поймали.
   – Я тоже, командир. Едва ли им нужен пленник с Отшельничьего.
   – Ты хочешь сказать, что они казнили бы тебя на месте?
   – Если бы смогли, командир.
   – А не хотел бы ты стать командиром нового отряда?
   – Это интересно, но я хотел бы узнать побольше. Что за отряд, какие задачи?
   – Да, ты, я вижу, малый осмотрительный, – смеется Бискин.
   – И большой хитрец, – слышится шепот.
   Бискин окидывает трех младших командиров взглядом, и в комнате воцаряется тишина.
   – Как уже было сказано, я считаю необходимым принять решительные меры для пресечения разбоя. После последнего случая, когда был убит довольно видный купец, Совет выделил немалые средства на формирование еще одного отряда. Так вот, этот отряд должен действовать практически самостоятельно, почти без связи с командованием. Будет проводить рейды и устраивать засады в тех местах, где наиболее вероятны разбойные нападения... Учитывая твой опыт...
   – Ты предлагаешь мне принять командование этим отрядом?
   – Да, Брид. Именно это я и предлагаю. Помимо обычного жалования командира ты будешь получать надбавку за риск. Ну и, если ты не против, твоим заместителем будет боец Кадара.
   – Понятно, – отзывается Брид с вежливой улыбкой.
   – Так ты согласен? – спрашивает Бискин, слегка хмурясь.
   – А кому я буду подчиняться?
   – Непосредственно мне, командир Брид. За все свои действия ты будешь отчитываться только передо мной.
   – Когда выступать?
   – В ближайшие дни ты получишь своих новобранцев. За две восьмидневки тебе придется сделать из них бойцов...
   Брид молча слушает, в то время как окружной начальник разъясняет ему новые обязанности
   – Пленных брать не обязательно, разве что в особых обстоятельствах. Три восьмидневки в рейде, одну отдыхаете. Основное внимание – безопасности купцов Совета...
   Когда Брид выходит, на его вороте красуются золотые нашивки. В казарме воцаряется тишина. Новоиспеченный командир садится рядом с Кадарой. Вокруг них образуется пустое пространство, но они не обращают на это внимания.
   – Вот так, – завершает свой рассказ Брид. – Работенка, конечно, гадкая...
   – Так зачем ты согласился?
   – Потому что все остальное еще хуже. Во-первых, никто из командиров не хочет иметь нас в своем отряде, а во-вторых, став командиром, я смогу действовать по-другому. Мне надоело находить трупы и обгорелые фургоны.
   – Ты не упомянул кое о чем другом.
   – Не нашел нужным, – произносит Брид, пожимая плечами. – Пока все это не закончится, нам все равно не найти корабля.
   – Летом мы могли бы попробовать перебраться через Закатные Отроги.
   – Я не хочу убегать.
   – Порой это безопаснее.
   – Сомневаюсь, – качает головой Брид. – Велика ли радость получить стрелу в спину?
   – Ну, если, по-твоему, так лучше всего...
   – Не лучше всего, а лучше всего другого. Ты сама знаешь. А что нам еще остается?
   – Завидую я Доррину – ему не приходится рыскать по бездорожью и рисковать своей шкурой.
   – Боюсь, еще придется, – негромко произносит Брид.

LXXVIII

   – Где ты это добыл?
   – У одного из наших торговцев в Спидларе, – отвечает бородатый Фидел.
   – Это непохоже на...
   – Да, это не подлинник. Я скопировал письмо, а подлинник велел ему переслать адресату.
   – Умно, – одобряет Джеслек, пробегая взглядом переписанный текст.

   Лидрал.
   Я получил твое письмо, и даже довольно быстро, учитывая расстояние. Прошу прощения за то, что задержался с ответом, но я не мастер писать письма.
   Признаюсь, меня удивляет то, что мои игрушки, оказывается, пользуются спросом. Я и не надеялся, что найдется больше одного покупателя. Может быть, мне стоит сделать изготовление игрушек основным занятием? Это ненамного сложнее кузнечного ремесла, но, похоже, повыгоднее. Однако тут главное – не прогадать, – нынешняя холодная зима ударила по самым бедным, а к лету спрос может измениться.
   Я занимаюсь и целительством, что совсем не весело. Стужа погубила многих стариков и детей. Людям помоложе я помогал, но спасти всех, увы, не мог. Больных было слишком много. Рилла, моя наставница в целительстве, говорит, что я не могу лечить всех бесплатно, потому что обнищавший целитель скоро сам будет нуждаться в исцелении. Вода зимой лучше, чем летом, во всяком случае за городом, но люди по-прежнему смотрят на меня как на чудака, когда я предлагаю им кипятить воду перед тем, как ее пить. Конечно, они предпочли бы пить вино или пиво, но кому из бедняков это по карману?
   Кадара с Бридом пропадают в рейдах. Даже зима не остановила разбоя, что довольно странно, учитывая, что проезжими остались лишь главные дороги. Но так или иначе, грабежи продолжаются. Нынче трудно достать даже сухие фрукты, а подвоз пряностей и вовсе прекратился. Так что если тебе удастся в конце лета добраться до Спидлара на корабле, ты сможешь хорошо заработать.
   Порой мне кажется, будто я знаю тебя гораздо дольше того времени, которое мы знакомы и которое провели вместе. Очень надеюсь, что в скором времени твои торговые пути приведут тебя ко мне.

   – Надеюсь, ты выяснишь, кому это он пишет?
   – Уже выяснил. Женщине по имени Лидрал.
   – Ну, это понятно.
   – Она из Джеллико, занимается разъездной торговлей. Порой выдает себя за мужчину. Пошлин Фэрхэвену не платит, а потому ездит все больше проселками. Особо не разбогатела, так что никто по сей день ею не интересовался. Но она из старинной купеческой семьи. Ее брат вечно сует нос в местную политику.
   – В каком смысле?
   – В том... я думаю, ему платит Стирол.
   – О, наш приятель Стирол сохраняет сеть своих соглядатаев?
   Фидел поднимает брови:
   – А ты ожидал другого?
   – По правде говоря, нет, – усмехается Джеслек.
   – Хочешь, чтобы произошел еще один несчастный случай?
   – Пока нет. Мне нужно подумать, – говорит Джеслек, бросив взгляд на зеркало на столе и тут же отвернувшись к окну, за которым хлещет дождь.