Модезитт Лиланд Экстон. Инженер магии

   – Так же необходимо, как и все, что ты делаешь, мой дорогой Высший Маг.
   – Фидел, ты знаешь, что делать, – говорит Джеслек другому магу. – Почему бы нам не преподать в Джеллико урок... всем, кто симпатизирует Черным.
   Страж отвязывает от стола лишившуюся сознания женщину и, забросив ее, словно куль, на плечо, выходит из комнаты следом за Фиделем. Едва за ними успевает закрыться дверь, как Ания обнимает Джеслека и, прижавшись к нему всем телом, шепчет:
   – У нас есть немного времени...
   Их горячие губы сливаются в поцелуе.

XCIX

   Снег продолжает валить, покрывая утоптанный двор новым рыхлым слоем. Доррин начал беспокоиться, доберется ли он до дома.
   Рик подкатывает к горну очередную тачку угля и вытирает лоб.
   Доррин механически наносит удары молотом, однако мысли заняты не столько лежащим на наковальне бруском, сколько тем, что Пергун неплохо справился со своей задачей – отгородить на складе комнатушку для Мерги и Фризы. Конечно, это стоило нескольких медяков, но благодаря Финталу денег у Доррина теперь побольше, чем свободного времени. И ему не приходится думать о еде. Разве что о покупке продуктов, когда припасы подходят к концу. А продукты нынче дороги.
   Откуда-то издалека доносится беззвучный крик, и Доррин содрогается, едва не промахнувшись молотом.
   – Осторожнее, – говорит Яррл. – Что с тобой?
   Доррин кладет молот на глиняный пол, и вновь содрогнувшись от накатившей волны боли и белизны, медленно выходит из кузницы под снегопад.
   – Доррин, тьма, нам же нужно закончить это крепление!
   Не слыша слов Яррла, юноша смотрит на тяжелые серые тучи, оседлавшие Закатные Отроги, и гадает, что это может быть. Не иначе как Лидрал попала в беду! Очередная волна белого ужаса и боли захлестывает его, заставляя ухватиться за оледенелый край колодца.
   Может быть, Рейса была права, и ему не следовало отпускать Лидрал? Но что могло с ней случиться?
   – ...Весь задрожал, уронил молот и вышел... Глянь-ка на него, дочка...
   Он плещет холодной водой – чем холоднее, тем лучше – на покрытое потом лицо, а потом еще и отпивает из бадьи.
   – ...Уж не умом ли тронулся? Ледяная вода, в зимнюю-то стужу...
   Что-то тянет его за ногу. Опустив глаза, Доррин видит Зилду. Цепочку козочки держит в руках Петра.
   Со ступеней крыльца на него смотрят Рейса и Яррл. Кузнец сплевывает.
   – Что случилось? – спрашивает Рейса беспокойно.
   – Что-то с Лидрал. Сейчас прекратилось... но ей было очень больно.
   – Ты знаешь, где она?
   Доррин качает головой.
   – Чародейские проделки... ничего хорошего ждать не приходится, – ворчит Яррл.
   – Ты можешь что-нибудь предпринять? – не унимается Рейса.
   – Нет... пока, – Доррин переводит дух. – Надо закончить большие бруски, пока у меня есть возможность.
   – А она есть? – уточняет кузнец.
   – Когда не будет, я дам тебе знать, – говорит Доррин, утирая лицо и направляясь назад, к кузнице.
   Рейса переглядывается с Яррлом, и тот идет следом за юношей.

C

   В вечернем сумраке, возвращаясь домой под валом валящим снегом, Доррин не перестает гадать о том, что же случилось с Лидрал. Где она и почему ему передалась ее боль?
   Это определенно связано с Белыми магами, хотя их действия кажутся бессмысленными. Доррин не построил пока ни одной машины, даже простого парового двигателя, он неспособен делать оружие и не имеет возможности вернуться на Отшельничий. Его можно назвать неплохим подмастерьем кузнеца и, возможно, неплохим целителем, а Лидрал – просто странствующая торговка. Что может понадобиться чародеям от столь неприметных людей? Брид с Кадарой доставили им куда больше хлопот. В конце концов, если Спидлар окажется под пятой Белых, он, скорее всего, угодит на каторгу – но это никак не объясняет повышенного внимания, проявляемого к нему сейчас.
   Проезжая мимо домика Риллы, юноша видит дым над трубой кухонной печи – Мерга занята стряпней. Ну что ж, хочется верить, что она готовит лучше, чем он сам.
   Едва спешившись у конюшни, он слышит легкие шаги, а потом детский голосок:
   – Можно мне покормить лошадку?
   Вручив ведро девчушке, одетой в слишком большую для нее пастушью куртку, Доррин открывает бочонок и говорит:
   – Насыпь в ведерко три полные пригоршни.
   Пока Фриза копошится над бочонком, Доррин расседлывает кобылу и кладет седло на полку.
   Он снова кривится от приступа отдаленной боли. Ему кажется, что источник ее стал ближе, но может ли это быть? И главное, как ему найти Лидрал. Как?
   Девочка, семеня маленькими ножками, припускает к крыльцу и опережает его, проскакивая в дверь, когда он еще отряхивает на крыльце сапоги.
   – Добрый вечер, мастер Доррин, – говорит Мерга, приветствуя его наклоном головы. – Учитывая погоду и то, как некоторые из вас, – тут она указывает половником на Ваоса, – растут, я приготовила тушеное мясо.
   Доррин улавливает аппетитный запах. Ваос, глядя на него, ухмыляется с довольным видом. В кухне темновато – она освещается лишь одной лампой – но у Доррина их на весь дом всего две. Конечно, это хозяйственное упущение, но ведь и лампадного масла у него всего один кувшин. Не только строительство, но и содержание дома требует немалых расходов. Этак и Финталовы золотые скоро закончатся.
   – Мы с Фризой поставили у пруда силки и словили двух прекрасных кроликов, – говорит между тем кухарка. – А в твоем подвале нашли уйму картошки и даже коренья.
   – Вы поймали кроликов?
   – Да, мастер Доррин. Я и раньше ловила, а прежний хозяин не имел ничего против. Говорил, что они только поедают урожай.
   Доррин, устраиваясь на стуле, прячет улыбку.
   – Но вообще-то в кладовой нужно постоянно иметь запас, – говорит Мерга. – Бочонок муки, побольше картофеля, бататов...
   – Возможно, все это и нужно, Мерга, но могу ли я позволить себе такие траты?
   – Бочонок муки даже в наше время можно купить за серебреник, а потом, вернув пустой, получить назад два медяка. А картофелем, ежели сходить к Асаваху, можно разжиться и совсем дешево.
   – Давай потолкуем о хозяйстве завтра, – со вздохом произносит Доррин. – Нынче я устал и проголодался.
   – А еще я раздобыла у Риллы яичного порошка, – сообщает кухарка. – Думаю, его хватит до возвращения твоей подруги.
   На деревянную подставку в центре стола Мерга водружает большую кастрюлю.
   – Не угодно ли раздать, мастер Доррин? – обращается она к нему, поскольку право раздавать еду принадлежит хозяину или хозяйке дома. Он наполняет тарелку Фризы, затем Ваоса, затем Мерги и лишь потом свою.
   – А Меривен любит тушеное мясо? – спрашивает Фриза.
   – Это вряд ли, – бормочет Доррин, налегая на обед. Некоторое время все едят в молчании. Потом он спрашивает: – Мерга, ты умеешь ездить верхом? Или править повозкой?
   – Да, хозяин. Мне случалось делать это, когда Герхальм приболеет.
   От неожиданного стука в дверь Доррин подскакивает. На пороге стоит Пергун.
   – Ты? Как тебя к нам занесло?
   – Да я, это... – мнется подмастерье. – Решил проверить, как там моя работа... Ну и вообще.
   – Заходи. Ты ужинал?
   – Перекусил малость.
   – Малость не считается. Есть у нас миска?
   – Я уже поела, – торопливо откликается Мерга – Сейчас свою вымою, я мигом...
   Она встает, уступая гостю место на лавке.
   Доррин про себя отмечает, что ему нужна не только кухонная посуда, но и стол подлиннее, и стульев побольше. Зачерпнув еще ложку, он смотрит на то, как Мерга с улыбкой ставит перед Пергуном полную миску, а тот улыбается ей в ответ.
   – Ты что, в такую погоду пешком притопал? – спрашивает Доррин.
   – Подумаешь, – отзывается подмастерье с набитым ртом. – Не так уж и далеко.
   Доррина так и подмывает расколошматить все вокруг молотом. Он досадует на то, что обстоятельства все время выходят из-под его контроля. Вроде бы все предпринимаемые им шаги должны, так или иначе, способствовать скорейшему построению паровой машины, но на деле выходит, что они только создают новые затруднения. Ему нужна мастерская для работы, а вместо того приходится думать о разрастающемся хозяйстве. А теперь вот еще и беспокоиться о Лидрал.
   Неожиданно Доррин резко встает, и все в кухне, прекратив есть, вскидывают на него глаза.
   – Я устал, – говорит он. – Вы ешьте, беседуйте, а мне надо прилечь и подумать.
   Добравшись до своей спальни, он закрывает дверь – здесь она имеется, хотя во многих комнатах двери еще не навешены, – стягивает сапоги и ложится на широкую кровать. Кровать, предназначенную для двоих.
   Укрывшись одеялом, Доррин вспоминает давние уроки отца, пытаясь направить свои чувства вдаль. Только на сей раз юноша ищет не очаг бури, а средоточие хаоса.
   Зловещие белые искры вспыхивают не так уж далеко, однако Доррин так вымотан, что ему не дотянуться даже до Клета. И уж тем паче он не может определить источник боли Лидрал. Если это вообще ее боль.
   Но чья же еще?
   Так, в тревожных размышлениях, проходит ночь.

CI

   Расплющивая раскаленную докрасна железную полосу до толщины, необходимой для изготовления дверных петель, Доррин замечает Ваоса – тот изо всех сил машет ему рукой.
   – Что такое? – спрашивает он, задержав очередной удар.
   – Там к тебе гости. Тот здоровенный громила и рыжая девица.
   – Скажи Мерге, чтобы подогрела сидра да посмотрела, есть ли хлеб, – распоряжается Доррин – А сам принеси угля и подмети кузницу.
   – Но мастер Доррин...
   – Ваос!
   – Будет сделано, мастер Доррин.
   Доррину по-прежнему не дает покоя судьба Лидрал, однако чувства говорят ему лишь о том, что она ближе, чем раньше, и испытывает боль. А теперь и Брид с Кадарой добавят ему беспокойства.
   С этими мыслями он выходит на двор, продуваемый ледяным ветром, где его следы ложатся на сверкающий снег поверх свежих отпечатков конских копыт.
   Глядя на всадников, привязывающих лошадей к столбу, юноша отмечает что Брид оброс неряшливой бородкой, вокруг его запавших глаз темные круги, а щеку украшает глубокий шрам. Кадара исхудала, черты ее лица обострились, а глаза запали так же, как и у Брида.
   – Перекусим? – спрашивает Доррин, указывая в сторону кухни.
   Брид устало кивает. Кадара молча поднимается на крыльцо.
   – Вы могли бы поставить лошадей в конюшню.
   – Мы ненадолго, – бурчит Брид.
   – И тут гораздо теплее, чем там, где мы были, – добавляет Кадара.
   Отряхнув сапоги, они заходят на кухню.
   – Сидр еще не согрелся, – с ходу сообщает Мерга. – Могу предложить хлеба, сыру и немного сушеных фруктов.
   – Замечательно, – говорит Кадара. Брид молча расстегивает куртку.
   – Почему бы вам с Фризой не сходить к Рилле? – говорит Доррин, глядя на Мергу. – Сидром я сам займусь.
   – Да, мастер Доррин. Снегу вон сколько навалило, ей наверняка нужно помочь. Сейчас кликну Фризу, и мы пойдем.
   Накинув овчину, Мерга выходит на крыльцо.
   – Да ты, я гляжу, стал большим человеком, – говорит Кадара с хриплым, натянутым смешком. – Уже и прислугой обзавелся.
   – Каким там большим! – машет рукой Доррин, – Мне пришлось взять кухарку, потому что я хотел избавить ее и ее дочурку от побоев, а в результате... В общем, вышло так, что ее муж покончил с собой, и мать с дочкой остались без куска хлеба. Вот я и...
   Он берет котелок, в котором Мерга подогревала сдобренный пряностями сидр, и наполняет кружки.
   – Спасибо, – говорит Брид, поднося кружку к лицу и вдыхая пар. – Долгая нынче зима.
   – Вам что-то от меня нужно? – нарушает затянувшееся молчание Доррин.
   – Да, – кивает Брид. – Беда в том, что я не знаю, что именно. Придет весна – не может же эта зима длиться вечно! – и кертанские новобранцы заполонят все дороги к Элпарте. Они могут использовать и реки.
   – Но я не могу делать острое оружие. Разве только щиты из черного железа...
   – Они тяжелые, – качает головой Кадара.
   – На Отшельничьем их изготовляют потому, что только они могут отражать огненные шары Белых магов. А что до веса, то я могу выковать их потоньше.
   – Да, пара таких щитов нам бы не помешала, – соглашается Брид, – но этого недостаточно. Нам необходимо как-то остановить их продвижение. Нет ли у тебя часом какого-нибудь волшебного ножа, способного резать войско на расстоянии?
   – Я никогда... кроме того...
   – Знаю, тебе становится плохо при одной мысли об остром оружии, куда уж тут его делать!..
   – Чего не могу, того не могу, – угрюмо произносит Доррин, выпрямляясь на стуле.
   – Удобно устроился, – фыркает Кадара.
   Доррин бросает на нее раздраженный взгляд.
   – Я каждый день пытаюсь исцелять людей, которые недоедают и поэтому не могут противиться ни поносу, ни чахотке, ни лихорадке. Половина населения Дью медленно замерзает по той единственной причине, что у людей нет ни денег на покупку дров, ни сил, чтобы добраться до лесу и набрать валежника. Я чувствую себя виноватым из-за того, что у меня есть еда. Торговцы, и те – уж вам ли это не знать! – каждодневно рискуют жизнью. И ты говоришь, будто я удобно устроился?
   – Прости, Доррин, но послушай и ты. Я себя ни перед кем виноватой не чувствую. Мы шастаем по горам и теряем силы, а ты тем временем зарабатываешь почет и деньги. У тебя есть дом, ты спишь в чистой постели, и люди смотрят на тебя с уважением. А когда проезжаем мы, они отворачиваются. От нас пахнет смертью, хотя, возможно, мы спасли не меньше жизней чем ты.
   – Надо подумать... – бормочет Доррин. – Мы ведь осенью уже об этом говорили, верно? Что-то режущее, как нож, но не являющееся ни ножом, ни мечом? Может быть, порох на что-нибудь сгодится? Эти кертанцы... с ними будут чародеи?
   – Скорее всего. Наверное, не со всеми отрядами, но будут.
   – А как твой отряд?
   – Теперь это отряд Кадары.
   Только сейчас юноша замечает, что и на ее вороте красуются нашивки.
   – Брид теперь возглавляет ударную группу из трех отрядов.
   Не зная, что сказать на это, Доррин спрашивает о другом:
   – Эти кертанцы, они двинутся по дорогам?
   – Мы все движемся по дорогам, – отвечает Брид. – А каким еще способом можно переправить войско через горы? По бездорожью, по грязи да каменюкам армия не пройдет.
   – Хм...
   – Подумай, кузнец, дельце может оказаться выгодным. Совет выделил мне на закупку оружия аж два золотых, – саркастически замечает Брид.
   – Купи на них припасов, – ворчит Доррин.
   Брид опускает глаза. Кадара молча жует горбушку.
   – Я придумаю, – говорит наконец Доррин. – Тьма знает что, но обязательно придумаю. И щиты вы получите.
   Он снова наполняет кружки.
   – Ты много работаешь, – медленно произносит Брид. – Может, тебе и не так достается, как солдату, но глаза у тебя усталые, да и морщин прибавилось.
   – Стараюсь, – вздыхает Доррин, – а времени все одно не хватает. Чтобы построить двигатель, мне нужны материалы и инструменты – а значит, деньги. Вот и приходится трудиться не покладая рук.
   – Доррин, но что ты все-таки собираешься с этим двигателем делать? – любопытствует Кадара. – Построишь его, а использовать-то как будешь?
   – Он может вертеть пилу лесопилки, вращать мельничный жернов или двигать корабль. Лучше всего корабль, потому что в море больше внутренней гармонии.
   – Стоит поторопиться с постройкой, – замечает Брид. – Если нам не удастся остановить Фэрхэвен, то летом тебе уже никакая машина не понадобится.
   – Что слышно нового от твоей подружки? – меняет тему Кадара.
   – Ничего хорошего, – отвечает Доррин, снова садясь за стол. – Я чувствую, что ей больно, но где она, определить не могу.
   – И ты что же, собираешься сидеть сложа руки? – спрашивает Кадара.
   – А ты что предлагаешь? – отвечает вопросом на вопрос Доррин.
   – Порой стоит выждать, – замечает Брид. – И научиться этому труднее всего.
   – Перестань корчить из себя умудренного жизнью старца, – слегка улыбается Кадара.
   – А может, это лучше, чем быть молодым, напористым глупцом? – смеется Брид.
   – Не особо. А как насчет того, чтобы хоть изредка бывать молодым и счастливым?
   – Таких, подружка, в нашем мире не водится. Но я попробую.
   Доррин отпивает сидра и откусывает кусочек ябруша, думая о щитах, невидимых ножах, дорогах... и Лидрал, приближающейся к нему вместе со своей болью.

CII

   Дождь так и хлещет по лицу. Доррин направляет Меривен по размытой равнине к деревьям, растущим недалеко от двора Джардиша. Лидрал должна находиться если не у него, то где-то неподалеку. Он выехал из Дью, как только почувствовал, что она совсем рядом.
   Под свист ветра он приближается к маленькому складу Джардиша. Копыта постукивают по каменной мостовой, покрытой слякотной жижей.
   Уже заводя Меривен во двор, он узнает лежащую у конюшни перевернутую повозку, и страх пронизывает его насквозь, подобно тому как весь двор пронизан всепроникающей белизной хаоса.
   Доррин не успевает спешиться, как из кухни выбегает Джардиш.
   – Я собирался сообщить... – бормочет торговец. – Но не было оказии в Дью...
   Юноша улавливает окружающую его ауру хаоса и спрыгивает с седла, уже держа в руках черный посох.
   – Я сделал, что мог... – лопочет Джардиш, чуть ли не пресмыкаясь в грязи. – Привез сюда... вот...
   – Где она?
   – Я не мог в дом... там... – взгляд торговца перемещается к конюшне, и Доррин, держа посох наготове, спешит туда.
   Лежащая на тюфяке в углу женщина избита и измучена так, что ее боль на миг ослепляет юношу. Он пытается прийти в себя. Джардиш между тем продолжает бессвязно бормотать:
   – Конечно... я обязан Лидрал, но Белые... Видишь, что они сделали! Брата ее прикончили, прямо на складе... Ты уж забери ее, а? Мне тут неприятности...
   – Сначала нужно ее осмотреть.
   Лоб юноши покрывается испариной, он по-прежнему не понимает, почему Белые так обошлись с безобидной странствующей торговкой. Уж наверное не потому, что она не ездит по их дорогам и не платит им пошлины. Значит, из-за его игрушек?
   – Но ты ведь увезешь ее, да? – канючит Джардиш.
   – Белых, которых ты так боишься, поблизости нет, – гневно говорит Доррин, грозя торговцу посохом. – Кого тебе надо бояться сейчас, так это меня! Бесстыжий ублюдок, ты даже не перенес ее в дом!
   Джардиш пятится.
   – Мне нужна горячая вода, чистые тряпицы и одеяло.
   Торговец, спотыкаясь, выбегает из конюшни, а Доррин вытирает глаза, переводит дух и осторожно касается пальцами тонких запястий.
   Пятна запекшейся крови видны по всему телу, однако все раны неглубоки, и ни одна из них не смертельна. Впечатление такое, что мучители старались причинить своей жертве как можно больше страданий. Еще хуже то, что ее окружает аура хаоса, хотя это лишь поверхностный налет. А вот Джардиш пронизан белизной насквозь.
   Хорошо еще, что Лидрал лежит на относительно чистой простыне.
   Лисса, служанка Джардиша, приносит и ставит на солому возле стойла корзину с ворохом тряпиц.
   – Джэдди сказала, что кипятка придется подождать.
   – Можешь ты принести мне ведро чистой колодезной воды?
   – Да, почтеннейший, – отвечает Лисса, стараясь не встречаться с юношей взглядом.
   – И чистую женскую сорочку.
   – Сорочку?
   – Тебе, небось, невдомек, но Лидрал женщина. Она разъезжала в мужском платье, чтобы... чтобы избежать чего-то подобного.
   – Неужели они избили ее только за это? За то, что она женщина?
   – Белые не потворствуют почитателям Предания, – сухо отвечает Доррин.
   Чародеи, конечно же, устроили это истязание вовсе не из-за такого пустяка, как мужской костюм. Они беспощадны, но их жестокость не бывает бесцельной. «Ну почему... – тут руки юноши непроизвольно сжимаются в кулаки. – Почему я не настоял, чтобы она осталось в Дью?»
   Лисса возвращается с ведром холодной воды.
   – Спасибо, – говорит Доррин, стараясь, чтобы его голос звучал помягче. Он берет из корзины тряпицу и смачивает ее.
   – У меня есть сорочка... не новая, но мягкая и чистая.
   – Спасибо, – тихо повторяет юноша, смахивая одной рукой слезы, и принимается счищать грязь и кровь. То и дело у него возникают вопросы: где Белые схватили Лидрал, не заманили ли они ее в ловушку – но он отгоняет все посторонние мысли, сосредоточиваясь на страдалице.
   Наконец, когда ценой огромных усилий ему удается восстановить нормальное биение темного пульса гармонии, он сворачивается на соломе, укрывшись одним из одеял, неохотно принесенных Джардишем. Темный посох лежит под рукой. Доррин надеется, что он предупредит его о возможной опасности.
   Сон прерывается, когда в конюшне еще темно. Юноша хватается за посох и лишь потом осознает, что его разбудил голос Лидрал.
   – Нет... – стонет в бреду женщина. – Не надо...
   Каждое слово, каждое непроизвольное движение вызывает новую волну боли.
   – Лежи спокойно... отдыхай... – говорит Доррин, касаясь ее лба.
   – Доррин... ты... где... Так хочется пить... За что ты так со мной... так больно... Почему?
   Неужели Лидрал считает его виновником своих мучений? Почему?
   Не находя ответа, он вливает ей в рот тонюсенькую струйку воды, а потом погружает ее в целебный сон. Понимая, что ему сегодня уже не заснуть, Доррин крепко сжимает посох. Жаль, конечно, что он не боец, как Кадара и Брид, но может быть, ему под силу использовать гармонию как оружие?
   Правда, если и под силу... то следует ли?
   А впрочем, почему бы и нет? Креслин же делал это! Основатели делали это и остались живы. Но как к этому подступиться?
   Нужна машина или что-то вроде магического ножа, как говорил Брид...
   Так или иначе, он исцелит Лидрал и отплатит Белым. Вот и все.

CIII

   Пожалуй, Лидрал еще слаба, однако Доррин все же решает перевезти ее. Несмотря на размытые дороги, он готов рискнуть, лишь бы не оставлять больную в такой близости от хаоса, источаемого теперь Джардишем.
   Безделушки, найденные в повозке, он складывает в два мешка, которые подобрал в конюшне. Дно повозки юноша устилает чистой соломой, набрасывает тряпок, а сверху кладет тюфяк.
   Потом наступает пора седлать Меривен и запрягать ее в повозку. Что ему еще нужно? Ну конечно, припасы, ведь на дорогу уйдет дня три, а то и четыре. О снеди следовало позаботиться раньше.
   Вздохнув, он поворачивается к Лидрал, и их глаза встречаются.
   – За что? – стонет она – Мне было так больно...
   Эти слова звучат снова и снова.
   – Я здесь, – говорит Доррин, положив ладонь ей на лоб. – Все будет хорошо.
   – Пить...
   Юноша вливает струйку в пересохшее горло, но часть проливается на тюфяк, потому что ей трудно глотать. И лежать она может только ничком, потому что на спине и боках страшные рубцы.
   Спустя несколько мгновений женщина снова проваливается в сон, словно убегая от воспоминаний о пережитом ужасе. Навьючив мешки с товарами на Меривен, Доррин направляется на кухню.
   – Как та бедняжка? – спрашивает повариха, когда он заходит внутрь с седельными сумами. – Какой кошмар! Что эти чародеи творят!
   – Ей получше. Могу я прикупить в дорогу немного припасов?
   – Куда ты собрался? Дороги-то нынче непроезжие, всюду грязь.
   – Дорога до Дью проезжая в любую распутицу – досюда-то я добрался. А оставаться здесь нам нельзя, – говорит юноша.
   – Жаль, что тебе придется везти бедняжку через весь Спидлар! И это после такой тяжелой зимы...
   – Так как насчет провизии?
   – Ну, запасов у нас самих немного, но как я могу отказать целителю? – бормочет Джэдди, заглядывая в лари и бочонки. – Вот сушеные фрукты... сыр... галеты есть, малость жесткие, но в пути сгодятся...
   Юноша невольно улыбается, глядя, как под это неумолчное бормотание на столе вырастает горка съестного.
   – Бедняжке сухой кусок в рот не полезет, надо его смочить. Водой или сидром... Не стой столбом. Укладывай все в свои сумы. А я посмотрю, может, еще что найду.
   Невольно улыбнувшись, Доррин начинает собирать продукты, но улыбка исчезает, когда на кухне появляется Джардиш.
   – Я тут попросил твою повариху....
   – Еда – это мелочи. Ты, целитель, в долгу передо мной за то, что я занес в конюшню твою подружку. Это был рискованный поступок, – голос Джардиша звучит жестко, хотя встретиться с Доррином взглядом он не решается.
   – Не такой уж и рискованный, – отзывается Доррин, сжимая темное дерево посоха.
   – Ты мне должен! – настаивает Джардиш, и за его словами юноша чувствует биение хаоса.
   – Пожалуй. Получи-ка должок той же монетой!
   Доррин выпускает из рук посох и смотрит Джардишу в глаза.
   Тот пытается отпрянуть, но удерживающие его запястья пальцы кузнеца крепки, как сталь, которую он кует.
   – Я отплачу тебе гармонией! – хрипло, почти надрывно смеется Доррин, свивая вокруг торговца магическую паутину. – Ты больше не сможешь иметь дело с хаосом, даже в мелочах. При любом соприкосновении твоя кожа будет зудеть и шелушиться!
   Его глаза вспыхивают, и тьма изливается из них на Джардиша, корчащегося в железной хватке.
   – Ты убил меня! – рыдает дрожащий торговец, когда юноша отпускает его. Он поворачивается и, волоча ноги и расчесывая на ходу шею, бредет прочь.
   Доррин возвращается к стойлу, подняв Лидрал вместе с тюфяком, переносит ее на повозку, а потом выводит обеих лошадей из конюшни.
   Джардиш, в одних подштанниках, стоит у колодца, выливая на себя ведро холодной воды.
   – Еще одно... еще одно...
   – Что за проклятие ты наложил на него? – кричит повариха Джэдди, выбегая на грязный двор. – Ничего хорошего из этого не выйдет! А я-то думала, ты славный парнишка!