Модезитт Лиланд Экстон. Инженер магии

   – Ну... – тянет Тирел. В его голосе нет особой уверенности.
   – Понятно. Я отправлю всех вниз.
   Спустившись с мостика, Доррин направляется к Мерге.
   – Можете вы с Петрой спустить Пергуна в трюм?
   – Здесь прохладнее, мастер Доррин.
   – Очень скоро здесь может стать так жарко, что жарче некуда, – говорит Доррин, указывая на приближающуюся шхуну. – Они собираются на нас напасть. Вот удерем от них, и вы снова вынесете его на холодок.
   Он начинает искать свой посох и в конце концов извлекает его из угла пустого стойла, предназначавшегося для Меривен. С посохом в руках он направляется на нос – туда, где сидит, привалившись к перегородке, Кадара. Она поднимает на него усталый взгляд.
   – Тебе надо идти вниз. Приближается Белый корабль.
   – Я могу сражаться.
   – Надеюсь, мы сможем обойтись без сражения. Если они взойдут на борт, драться придется всем, но я предпочел бы избежать схватки.
   – Как всегда?
   – Как всегда.
   Обогнув ее, он идет к носу, где сообщает то же самое Рилле с Фризой и просит целительницу передать распоряжение Ваосу. Тирел тем временем отсылает в трюм своих людей. Стил и двое других работников покидают палубу лишь после того, как подкатывают к штурвалу бочку с водой и ставят рядом ведро.
   Доррин ищет Лидрал и находит ее близ камбуза, с Петрой и Рейсой. Все три женщины полностью вооружены.
   – Может быть, это и не понадобится... Я надеюсь.
   Он поднимается наверх и спешит к машинному отделению.
   – Надо бы закрыть люк. Белые приближаются.
   – Нельзя, – возражает Яррл. – Мы здесь задохнемся.
   – Ладно, но оставайтесь внизу. Не вылезайте на палубу, пока все не кончится.
   – Понятно, – Яррл бросает в топку очередную лопату угля и поворачивается к Рику: – Уразумел, что сказано, малец?
   – Да, мастер Яррл.
   Доррин снова взбирается на мостик. Белый корабль уже приблизился к «Черному Алмазу» примерно на дюжину кабельтовых, так близко, что на его борту можно прочитать название – «Белая Буря».
   – Передай-ка штурвал мне, – говорит юноша, покосившись на приближающееся судно.
   – Стоит ли? – возражает Тирел. – Рулевой из меня всяко получше, чем из тебя.
   – Знаю. Но хороший рулевой нужен мне живым. Да ты и сам, небось, не хочешь, чтобы тебя поджарили.
   – Само собой, но я надеялся, что ты сможешь меня защитить.
   – Ежели я сумею защитить себя, то буду считать, что мне повезло, – признается Доррин.
   Тирел тревожно смотрит на угрожающе близкую пенистую линию прибоя.
   – Не подходи ближе к берегу. А когда будешь огибать Девалин, тебе придется отвести «Алмаз» от оконечности мыса еще самое меньшее на дюжину родов.
   – Может, я начну маневр прямо сейчас? – спрашивает юноша.
   – Попробуй, – кивает Тирел. Он передает штурвал и сходит с мостика, однако в трюм не спускается, а задерживается у люка.
   Доррин принимает штурвал. Ну почему за что он ни возьмется, его непременно угораздит попасть в затруднительное положение?
   Между тем «Белая Буря» вспарывает волны, и расстояние между двумя судами хоть и медленно, но неуклонно сокращается. Если «Черный Алмаз» и прибавил в скорости, этого пока незаметно.
   С порывом ветра лицо юноши обдает дымом. Он морщится. Судовую трубу следовало сделать повыше: это не только избавило бы от копоти, но и увеличило бы тягу. Но всего не предусмотришь, тем паче что у него никогда не хватало времени. Одно то, что машина пока работает без сбоев, уже можно считать чудом.
   Подняв глаза, он замечает, что труба начинает дымить сильнее и одновременно улавливает усилившуюся вибрацию корпуса. Яррл определенно прибавил оборотов.
   Теперь скорость «Черного Алмаза» ощутимо возрастает, однако для того, чтобы обогнуть мыс и вырваться на морской простор, где встречный ветер лишит «Белую Бурю» возможности продолжать преследование, Доррин должен будет отвернуть от земли, а значит, еще больше сократить разрыв между судами.
   Юноша налегает на штурвал, и корабли сходятся так, что он отчетливо видит стоящего на мостике «Бури» человека в белом.
   Маг поднимает руку. Над верхней реей «Алмаза» с шипением пролетает сгусток белого огня.
   – Отворачивай! – кричит Тирел. – Назад!
   Доррин снова налегает на руль, стараясь вывернуть судно на прежний курс и оторваться от противника. Второй пущенный с «Бури» шар пролетает совсем близко – настолько близко, что юношу обдает жаром и хаосом. Понимая, что следующий попадет в него, и надеясь, что ему удалось заложить правильный курс, юноша перехватывает штурвал одной рукой, а второй, как только к судну устремляется еще один сгусток пламени, вскидывает вверх посох.
   Пламя, словно ударившись о невидимую преграду, растекается вокруг Доррина и поднятого им посоха. Помедли он долю мгновения – и было бы уже поздно. Удар отражен, однако руку пронзает боль, а его сила заставляет юношу выпустить штурвал. Корабль резко кренится. Торопливо схватившись за колесо, Доррин выравнивает судно, стараясь отвернуть его от опасной береговой линии, и одновременно вновь поднимает посох для защиты от очередной огненной атаки.
   Шипящее пламя вновь обтекает его, и ветер уносит назад гаснущие на лету искры. Неожиданно «Алмаз» начинает отрываться от «Бури» – впечатление такое, что белый корабль стоит на месте.
   Оттуда посылают еще один шар, но он падает в зеленую воду за кормой «Алмаза». Доррин слегка поворачивает штурвал, направляя судно в открытое море, подальше от песчаных отмелей и коварных утесов.
   Голова у него болит, плечо пульсирует, а когда он берет посох в поврежденную левую руку, болит и она – кажется, сломан большой палец.
   Вода за кормой вскипает при падении еще одного шара.
   – Мастер Доррин, давай я встану к рулю.
   Юноша кивает, и Тирел занимает место на мостике. Направляемый его умелой рукой «Алмаз» уходит все дальше от материка.
   Однако посох приходится держать наготове: «Буря» не прекращает преследования и не оставляет попыток поймать нужный ветер. Но сократить разрыв Белым не удается. Шхуну сносит к мысу, и ее капитану становится не до погони.
   Доррин ковыляет к машинному отделению.
   – Сбавь ходу! – кричит он Яррлу.
   Утерев потный лоб, старый кузнец закрывает дверцу топки. Доррин прислушивается. Двигатель стучит... Кажется, с перебоями. Это ему не нравится. Прихрамывая, он возвращается к мостику и спрашивает:
   – Тирел, мы сможем пойти под парусом?
   – Только отойдем сперва подальше от берега.
   – Я собираюсь разрешить всем вернуться на палубу.
   – Давай... – Тирел громко смеется, показывая в сторону мыса и сплевывает по ветру: – Белые ублюдки нас все-таки упустили!
   – Можно подниматься! – кричит Доррин и, вконец обессилев, садится прямо на палубу. Рядом, с корзинкой в руке, появляется Лидрал:
   – Тебе нужно подкрепиться.
   Доррин не возражает.
   – Что у тебя с рукой?
   – Защемило.
   Лидрал качает головой, и ее короткие волосы разлетаются на ветру.
   – Я сбегаю за Риллой.
   Тирел, отчаянно фальшивя, затягивает скабрезную песенку, а Стил с парнями лезут на реи – ставить паруса.

CLVII

   – Стереть город с лица земли! – приказывает Стирол, глядя на зажатый в руке почерневший амулет.
   – Весь город? Людей, сдавшихся и принявших знамя Фэрхэвена?
   Глаза рыжеволосой волшебницы расширяются.
   – Мне плевать на людей, пусть убираются куда угодно! Речь идет о самом городе. Здесь пал Высший Маг, и само существование этой дыры есть оскорбление для Фэрхэвена. Я хочу увести весь домашний скот и все запасы зерна. Урожай должен быть убран, после чего поля будут прожжены огнем и засеяны солью. Здания – до единого! – следует сравнять с землей, волнорез разрушить, а гавань засыпать камнями.
   – Вот уж не думала, что ты так любил Джеслека.
   – Я его ненавидел, но в этом ли дело? – бархатным голосом произносит Стирол. – Мир должен знать, что покушение на Высшего Мага влечет за собой страшную кару!
   – Понятно. А как насчет объявления о награде за этого Черного мага? Ты хочешь...
   – Свет, конечно же, нет! Неужто я должен тебе все растолковывать? Мы объявим награду, и всем, кто хоть как-то связан с ним, придется теперь жить с оглядкой. Конечно, никто не помешает этим идиотам с Отшельничьего забрать своего выкормыша обратно.
   – Мне кажется, Дженред затевал нечто подобное насчет Креслина. И чем это обернулось?
   – Нынче все обстоит иначе. Дженред не учел, что у тех, кого он изгнал из Кандара, не было выбора. Но скажи, ты и вправду веришь, будто лицемерные трусы с Отшельничьего примут того, кто использует машины, черную сталь и гармонию для создания орудий уничтожения?
   – А если он их принудит?
   – Какими силами? У него всего один волшебный корабль и горстка приверженцев.

CLVIII

   Гармония в чистом виде не может питать жизнь, ибо живое нуждается в росте, а процесс роста являет собой постоянную борьбу за выведение гармонии из хаоса.
   Когда лесные пожары уничтожают великие леса Закатных Отрогов, гармония немедленно восполняется множеством проростков, стремящихся вновь покрыть склоны.
   Когда воздвигается каменная стена, жара и стужа расшатывают кладку. Сказанное о доме может быть отнесено и к семье: она рушится, когда нарушается гармония сердечных отношений.
   Функция гармонии заключается в том, чтобы поддерживать жизнь, каковая самим своим существованием гармонизирует хаос. Именно в этом ее цель и смысл.
   Функция хаоса состоит в разрушении гармонии. Но вне гармонии не может существовать ничто целостное – ни строение, ни мужчина или женщина, ни растение, ни даже земля, по которой мы ходим. Вне гармонии не существует ни самых ярых приспешников хаоса, ни каких-либо его материальных проявлений, и, стало быть, полный триумф хаоса стал бы и его окончательным поражением, и концом мира как такового.
   Однако, поскольку мир есть и будет, в нем всегда пребудут и гармония, и хаос. Ни то ни другое начало не сможет восторжествовать полностью. Мир нуждается и в том и в другом в равной мере, и Равновесие в мире должно поддерживаться и сохраняться, ибо без него не будет ни жизни, ни мироздания вообще.
   Мир наш разделен на сушу и море.
   Многие полагают что море, именуемое еще и водной стихией, по своей природе хаотично, однако сие суждение неверно. В вечных глубинах и волнах, в приливах и отливах, в непрерывной изменчивости, сочетающейся с неизменностью, сокрыта великая гармония.
   Сушу же, в силу ее кажущейся неизменности, люди почитают оплотом гармонии, но под поверхностной упорядоченностью таится ужасающее, наполненное демоническим пламенем горнило хаоса.
   Люди, связавшие свою жизнь с морем, должны преисполниться гармонии, ибо таковая сдерживает поверхностный хаос океанов и перекликается с их глубинным порядком.
   Приверженцы же хаоса привязаны к суше, ибо гармония моря грозит обратить их в ничто.

«Начала Гармонии»

Выдержка из Раздела II.

CLIX

   По мере того как стынет топка, струйка дыма над трубой пришвартованного к одному из причалов Края Земли «Черного Алмаза» становится все тоньше. Угля в ларях осталось совсем немного.
   К сходням доставлены две бочки пресной воды, однако внизу выставлен караул из четырех Черных стражей.
   – И что теперь, мастер Доррин? – спрашивает Тирел.
   – Подождем, – устало отзывается юноша. Он пытается вытереть лоб и морщится – опять забыл о сломанном пальце. Хорошо еще, что плечо заживает, да и приступы головной боли случаются все реже.
   – Долго ждать не придется, – замечает Лидрал, указывая на открытый экипаж под флагом начальника порта, доставивший к пристани нескольких людей.
   При виде одного из них – рослого, худощавого Черного мага – Доррин глубоко вздыхает.
   – Дерьмо! – негромко, но вполне разборчиво произносит Кадара.
   Несколько одетых в черное людей направляются к кораблю. Лидрал крепко держит Доррина за руку.
   Рослый маг делает знак стражам, и те, отсалютовав, покидают пост. Маг поднимает глаза и, глядя прямо на Доррина, говорит:
   – Всем вам предоставлено право свободного пребывания на Отшельничьем. Предпочтительно, чтобы вы пока не удалялись от Края Земли, но это лишь пожелание, а никоим образом не приказ. Учитывая, что вы... побывали в передряге, мы предлагаем вам разместиться в двух гостевых домах за старой гостиницей. Комнаты в самой гостинице будут отведены Доррину и его... супруге. Лошадей, – Оран указывает на палубные стойла, – можете поставить в конюшню.
   – Мы крайне признательны вам за великодушие, – отзывается Доррин. – Но не сочтете ли вы возможным направить к нам целителя? Один из нас, Пергун, был серьезно ранен в голову. Мне удалось предотвратить самое худшее, однако... в последнее время у меня было слишком много неотложных дел.
   – Ты все сделал прекрасно, мастер Доррин! – пытается возразить Пергун, тяжело опирающийся о бортовое ограждение. Впрочем, говорит он тихо, глотая слова, и никто, кроме стоящей рядом Мерги, его слов не разбирает.
   – Мы постараемся оказать всю необходимую помощь, – вежливо отвечает Оран. – Надеюсь, попозже мы еще увидимся, – маг встречается взглядом с сыном. Доррин не отводит глаз, пока Оран не делает это первым.
   Постепенно пристань пустеет. Тирел с командой, Пергун, Мерга и Фриза уходят к гостевым домам. На палубе остаются Лидрал, Рейса, Яррл и Петра. Кадара держится особняком.
   Лидрал окликает стоящего у трапа Доррина, и тот, обернувшись, усмехается, ибо все происходящее сильно напоминает военный совет. Он садится на доски рядом с Лидрал и с удовольствием подставляет лицо свежему ветерку.
   – До сих пор ты не особо распространялся о том, что мы будем делать дальше, – замечает Лидрал.
   – Не могу сказать, чтобы этот вопрос был у меня толком продуман, – отзывается юноша. – Поначалу-то я просто хотел построить машину, а покидать Спидлар не собирался. И уверенности в том, что нас примут на Отшельничьем, у меня нет. Машины здесь не жалуют.
   – Но ведь остров страдает от морской блокады, – говорит Лидрал, – а твой корабль – это прекрасная возможность ее прорвать. Неужто она их не заинтересует?
   – Нет! – слышится холодный голос Кадары. – Они скорее умрут, чем изменят свои драгоценные убеждения.
   – А кто сказал, что их придется менять? – встревает Рейса. – Мы могли бы строить корабли и защищать их. Им не нужно ничего менять, пусть только нам не мешают.
   – Ну, – пожимает плечами Кадара, – попробуй их убедить! Но я лично сомневаюсь в их способности прислушиваться к доводам разума. Они могут счесть, что вы представляете опасность для здешнего уклада жизни и можете пагубно повлиять на других.
   – Неужели они так жестоки и непреклонны? – восклицает Петра.
   – Жестокими их не назовешь, – качает головой Доррин, – но что касается непреклонности... Однако, возможно, нам удастся основать поселение на южной оконечности острова. Там есть фьорд и бухта, где можно устроить гавань, а неподалеку – плато с плодородной почвой. Место это так далеко от Края Земли, что у властей просто не дошли руки до его освоения. Людей там живет всего ничего, и как раз они-то, по-моему, ничего против нас иметь не будут.
   – Доррин! – восклицает Лидрал. – Это действительно выход. Добейся разрешения. Только не отступайся!
   – Не знаю, получится ли, – пожимает плечами юноша.
   – А что, в этом есть смысл! – воодушевляется и Яррл.
   – Мы все будем за тебя горой! – подхватывает Рейса. Кадара молча качает головой.
   – В общем... – Доррину не удается подобрать нужных слов, и он машет рукой. – Ладно, сейчас-то мы всяко на юг не отправимся, так почему бы нам не пойти и не воспользоваться предоставленными удобствами? – он не добавляет «пока у нас есть такая возможность», хотя подобная мысль приходит ему в голову.
   Уже с пристани юноша оглядывается на оставленное судно. Опасаться нечего, насчет воровства на Отшельничьем можно не беспокоиться. Точно так же – тут он усмехается – как в Фэрхэвене. Удивительно, как могут сходиться крайние противоположности.
   Оставляя «Алмаз», он задраил все люки и откачал воду из трюмов. Течь из трубопровода особой опасности не представляет, но систему все равно придется периодически прокачивать. До тех пор, пока он не найдет способ обеспечить более надежную изоляцию.
   – Самый ухоженный порт, какой мне доводилось видеть, – замечает Яррл.
   Причалы и впрямь безукоризненно чисты, каменные плиты мостовых великолепно подогнаны и скреплены раствором, а склон холма украшен гармоничной мозаикой черепичных крыш. Воздух свеж, и здесь удивительно легко дышится. Над портом господствует сторожевая башня. На флагштоке перед одноэтажным зданием управления порта реет черно-белое полотнище – копия знамени Основателей.
   – А где эта гостиница?
   – Надо обойти управление порта слева и подняться по переулку. Там будет двухэтажный дом – это и есть гостиница.
   Перед гостиницей их встречает паренек в чистой кожаной одежде, с нарукавной повязкой цветов портового флага.
   – Мастер Доррин, – с поклоном произносит он, – рад приветствовать тебя и твою почтенную супругу. Барла проводит вас в ваши покои. О вечерней трапезе возвестит колокольчик.
   – А нам-то место найдется? – ворчит Кадара.
   – В каждом гостевом доме, – снова поклонившись, отвечает юноша, – имеется четыре отдельные спальни и вдосталь воды для умывания.
   – Слышал я, что они здесь помешаны на умывании, – тихонько бормочет Яррл.
   – Тебе это пойдет только на пользу, – отзывается Рейса.
   Доррин, опять забыв про сломанный палец, открывает дверь, чтобы пропустить Лидрал, и морщится от боли.
   – Добро пожаловать, – говорит немолодая женщина, поднявшаяся им навстречу из-за маленького стола. – Вы ведь Доррин и Лидрал?
   – Да.
   – Меня зовут Барла. Позвольте проводить вас в ваши покои.
   Широкая лестница приводит их на второй этаж. За площадкой начинается длинный коридор, но Барла останавливается и, повернув бронзовую ручку, открывает самую первую дверь.
   – Прошу, – говорит она с искренней улыбкой. – Это ваши комнаты. Скоро позвонят к обеду.
   Барла уходит. Доррин закрывает за ней дверь. Лидрал с любопытством осматривает помещение. Они стоят в просторной гостиной, на дальнем конце которой находится широкий балкон с двумя креслами. Обстановку гостиной составляют стол с четырьмя стульями, наполовину заполненный книжный шкаф и два больших резных кресла, стоящие перед камином. В камине разведен огонь.
   Лидрал проходит в спальню, где видит широкую кровать красного дерева, туалетный столик и два шкафа для одежды. Кровать застелена настоящими простынями и покрыта серо-зеленым покрывалом, узорчатым, но без кружев.
   – Сдается мне, тебя здесь принимают всерьез, – замечает Лидрал. – Возможно, добиться своего тебе будет легче, чем ты думаешь.
   – Если хочешь, прими душ первой, – несколько невпопад отзывается Доррин.
   – Душ? Такой же ледяной, какой был у тебя?
   – Ну, то у меня... Давай посмотрим, – зайдя в душевую Доррин пробует воду. – Теплая... Бак на крыше нагревается солнцем. Я подожду на балконе. Как вымоешься, дай мне знать.
   Юноша выходит через гостиную на балкон и садится в кресло лицом к гавани.
   Легкий, пахнущий соленой водой бриз ерошит его волосы. У линии северного горизонта редкие облака касаются океана. Темно-зеленые, с белыми шапочками пены, волны бьются о темный камень мола, тогда как внутри гавани волнение почти незаметно. Доррин с удивлением отмечает, что у причала стоит лишь «Черный Алмаз», хотя никогда прежде гавань не пустовала. Где же все суда? Надо полагать, после того, как Фэрхэвен отрезал остров от восточного Кандара, капитаны ищут другие торговые пути.
   Наблюдая за чайкой, вьющейся вокруг «Алмаза» в надежде поживиться съестным, Доррин теряет представление о времени, и глаза его закрываются.
   – Доррин!
   Встрепенувшись, он оборачивается на голос и видит стоящую на пороге Лидрал. Она завернулась в полотенце.
   – Мне показалось, я слышала что-то вроде колокола.
   – А я ничего не слышал.
   – Ты просто устал.
   Доррин поднимается и потягивается. Взгляд его, скользнув по мокрым каштановым волосам, опускается к голым плечам над полотенцем, а потом и к голым ногам.
   – Боюсь, ты еще не готова.
   – Я тоже.
   Сделав шаг вперед, Лидрал касается губами его губ. Он обнимает ее, но спустя мгновение отпускает.
   – Мне нужно принять душ...
   Доррин никак не может заставить себя выбраться из-под теплых струй воды, поскольку давно не получал такого удовольствия и не чувствовал себя по-настоящему чистым. Однако почему ему оказывают такой радушный прием, остается не совсем понятным.
   Услышав второй колокол, Доррин выключает воду и, быстро одевшись, выходит на балкон. Лидрал смотрит, как удлиняются тени на воде гавани.
   – Здесь так... мирно и гармонично. Теперь я понимаю, чем твой дом отличался от прочих и почему он был таким. Но как могло случиться, что ты, выросший в таком месте, пришелся здесь не ко двору?
   – Не я один. Некоторые находят такую жизнь скучной.
   – И ты тоже?
   – Я – нет. Мне просто хотелось строить машины.
   – А они из-за упрямства и приверженности старине были против?
   – Все не так просто. В двух словах не объяснишь, а нам, кажется, пора спуститься.
   Через гостиную они выходят на площадку.
   – Никаких замков, – отмечает Лидрал. – Только щеколды изнутри, на случай, если не хочешь, чтобы тебя потревожили. Это о многом говорит.
   – Да... здесь так. А теперь о машинах. Чтобы заставить паровой двигатель работать, нужно сжигать уголь и нагревать воду до такой высокой температуры, чтобы она превращалась в пар. Горение есть проявление хаоса, да и горячий пар тоже, – поясняет Доррин, пока ведет Лидрал по лестнице, а потом к столовой. – И это не единственная проблема. На изготовление машин уходит уйма железа, а в топках сжигается уйма угля. Остаются шлаки, зола и прочие отходы, загрязняющие землю и воду. А загрязнение тоже есть проявление хаоса.
   Стоит Лидрал и Доррину ступить на порог столовой, как им машет рукой уже сидящий за столиком Тирел:
   – Должны быть, тебя тут любят, мастер Доррин. Рыбу здесь готовят – пальчики оближешь, да и пиво у них забористое.
   – У меня теперь своя кровать. Отдельная, мягкая кровать! – возбужденно тараторит Фриза.
   – Рад за тебя, – с улыбкой говорит девочке Доррин.
   – Завтра Пергуна осмотрит здешняя целительница, ее Ребекка зовут, – сообщает Мерга. Сам помянутый ею Пергун бормочет что-то не совсем разборчивое.
   – А мама сказала, что мы, может быть, сами со временем обзаведемся таким же чудесным домом. Это правда? – не унимается Фриза.
   – Ну... я пока не знаю.
   – А я знаю, ты нам это устроишь. Ты все можешь.
   С трудом не поморщившись – слишком уж безоглядна ее вера, – Доррин поглаживает Фризу по плечу. Мерга улыбается, а Пергун смотрит на служанку, расставляющую тарелки.
   – Тебе, кажется, туда, – говорит Лидрал, указывая на единственный стол, накрытый на двоих.
   Все столы в зале изготовлены из полированного красного дуба, столовые приборы – из олова, а высокие стаканы – из голубоватого дымчатого стекла.
   – Пиво, вино или сок? – спрашивает немолодая, но без проблесков седины женщина.
   – Пожалуй, вина, – говорит Лидрал.
   – А тебе сок, не так ли?
   Доррин кивает, и женщина уходит.
   – Откуда она знает?
   – Наверное, это сразу видно.
   – Допустим, то, что ты работаешь с гармонией, и впрямь видно сразу. Но как это связано с предпочтением тех или иных напитков?
   – Черные в большинстве своем не приемлют никакого спиртного. Надо думать, спиртное – это тоже своего рода проявление хаоса. Очень тонкое, но все же...
   – Хорошо, что я не Черная.
   Не успевает Лидрал договорить, как служанка возвращается с двумя кувшинами.
   – Угощайтесь. Сегодня у нас сиг с жареной куиллой, а на сладкое медовые коржики, – с этими словами женщина исчезает.
   – Расторопная, – замечает Лидрал.
   – Это своего рода проявление гармонии.
   – Ты нервничаешь, правда? – говорит Лидрал, пригубив из бокала. – А вино хорошее.
   – Да, нервничаю, – признается Доррин. – А ты бы на моем месте не нервничала?
   – Я – другое дело. Но ты-то здешний!
   – Здешний-то здешний, но много ли от этого радости, если родной отец отправил меня в изгнание за одни лишь мысли, когда я ровным счетом еще ничего не успел сделать?
   – Мне все-таки непонятно, почему.
   – Наверное потому, что я ничего не принимал на веру безоговорочно. Порой он бывал прав, но я никогда не хотел воздать ему должное. Вот и он ни за что не желал признавать, что в чем-то могу быть прав и я.
   – Но сейчас-то ты понимаешь, кто и в чем прав?
   – Вроде бы, – смеется Доррин. – Но от этого не легче.
   На столе появляется рыба.
   – Коржики принесу попозже, – объявляет служанка перед тем, как исчезнуть.
   – Откуда здесь мед, если остров отрезан от мира? Мед должен быть очень дорог!
   – На Отшельничьем свои пасеки, и меду много. Пчелы тяготеют к гармонии. Как, впрочем, и злаки и цветы.
   – Неудивительно, что на материке не жалуют Отшельничий, – произносит, наконец, Лидрал.
   Доррин поднимает брови, но ничего не говорит, дожевывая хрустящую куиллу, вкус которой уже почти позабыл. Согласно преданиям, раньше она росла повсеместно, но теперь ее собирают лишь на самых высоких холмах.