Страница:
– Мастер Доррин, – с поклоном говорит Тирел, едва юноша спешивается, – у нас хватит угля, чтобы загрузить все эти лари. Только не спрашивай, где мы его раздобыли.
– Сколько времени уйдет на погрузку всего этого и тех механизмов, что остались на складе?
– Ну, до середины дня провозимся.
– А мне надо повозиться с машиной.
Через плечо Тирела Доррин видит Риллу, ведущую своих подопечных к судну, и усмехается: целительница не забыла навьючить их всех мешками.
– На твоем месте я бы поторопился.
– Да уж постараюсь, – отзывается Доррин и направляется к Яррлу. – Погрузкой могут заняться и другие, а нам с тобой надо будет установить конденсатор и новый зажим.
– Хорошая мысль.
– Тирел, пусть твои ребята быстренько перетащат вот те детали на палубу. Положите прямо над машинным отделением.
– А не рванет? А то ведь в прошлый раз чуть...
Доррин вздыхает.
– Потому мы и решили заменить конденсатор и механизм сцепления. Чтобы не вышло, как в прошлый раз. Это надо сделать, иначе мы просто не выйдем из гавани. Я сейчас вернусь, – добавляет он, обращаясь уже к Яррлу.
– А я пригляжу за всем этим, – отзывается старый кузнец.
Поднявшись на борт, Доррин осматривает незаконченные перегородки и подзывает Пергуна, притащившего на корабль бочонок с зерном.
– Можешь разгородить отсеки к середине дня? Времени у нас в обрез.
– Так, чтобы все было как положено, – это вряд ли, – отвечает Пергун, почесав затылок. – Но более-менее пригодные загородки поставлю.
– Делай что можешь, а потом загружай лошадей. Наверное, стоит завязать им глаза. Одно стойло оставь для Меривен. Остальное, кроме некоторых кузнечных инструментов, погрузят Тиреловы ребята.
– А твои волшебные штуковины?
– Ими сам займусь. Кажется, я знаю, как их разложить.
– Не нравится мне, как ты выглядишь, мастер Доррин, – бормочет Пергун, поежившись.
Юноша хмурится: вполне возможно, он и впрямь выглядит не лучшим образом. А все потому, что постоянно размышляет о возможности посчитаться с тем Белым негодяем – Джеслек его зовут, что ли? – который мучил Лидрал.
Вернувшись на берег, он спешит к Тирелову складу, где в углу находятся ванна и бочки. Ему кажется, что лучше было бы добавить воды и замесить лепешку, а потом ее истолочь, но у него вряд ли хватит времени на просушку. Остается надеяться, что все составы подобраны правильно и порошки были равномерно размешаны. Их остается только засыпать в зарядные полости ракет и снабдить запалами. Один за другим Доррин заполняет три снаряда. Хоть он и замечает стоящую в тени фигуру, однако не оборачивается, пока работа не закончена.
– Хочешь тоже стать героем, как Рейса? – спрашивает Яррл.
– Предпочел бы обойтись без этого.
– Помощь нужна?
– Вообще-то не помешала бы, но мне кажется, лучше будет, если я займусь этим в одиночку. Мне не поставить заслон невидимости для кого-нибудь еще, – Доррин вкладывает в одну седельную суму маленькие ракеты, а в другую – переносной держатель.
– Как дела со сцеплением?
– Думаю, все в порядке. А заменить трубы да конденсатор было и вовсе плевым делом.
Доррин качает головой. Пожалуй, обратись он к Яррлу пораньше, машина была бы доведена до ума уже давно.
– Ты еще всему выучишься, – добродушно обнадеживает Яррл. – Взгляни.
Доррин поднимается на борт и, спустившись к машине, убеждается, что все и впрямь сделано отменно. Пожалуй лучше, чем сделал бы он сам.
– Мне надо было сразу обратиться к тебе, – уныло бормочет юноша.
– Так ведь мне бы этого в жизни не придумать, – отзывается Яррл. – Когда вижу, сразу ясно, что да как должно работать, но... – он пожимает плечами.
– Тьма! – восклицает Доррин, заметив, что уже середина утра. – Мне пора.
– Удачи.
«Разумно ли я поступаю? – спрашивает себя юноша. – Вряд ли. Есть ли у меня надежда на успех? Слабая. А вот могу ли я поступить иначе? После всего, случившегося с Лидрал, Кадарой и Бридом? Конечно же, нет!»
Выведя Меривен, Доррин дожидается появления у фургона Лидрал и подходит к ней. При виде оседланной кобылы и вставленного в держатель посоха плечи женщины обвисают.
– Что ты задумал? Может, хватит? Неужто ты хочешь остаться слепым до конца дней, как Креслин?
– Я не ослепну, – уверяет юноша, обнимая ее. – Во всяком случае, если все будет как задумано. А если ослепну, то ненадолго.
– А если ты погибнешь? – Лидрал отступает на шаг, не утирая струящихся по щекам слез.
– Я в долгу перед многими людьми, – говорит Доррин, указывая на «Черный Алмаз». – Слишком многие заплатили за это жизнью. Если понадобится, Яррл сможет меня заменить. А я должен отдать долги.
– Таковы мужчины. Ты отдашь долги и оставишь меня одну.
– У меня нет другого выхода.
– Знаю, – она касается губами его щеки. – Но я не обязана этому радоваться.
Они снова обнимаются, и тут, словно по сигналу, появляются Тирел и Яррл.
– Если я не вернусь до появления здесь Белых, значит, не вернусь вовсе, – говорит Доррин. – Отведите корабль на Отшельничий и попробуйте найти убежище там. Если вам откажут, плывите в Хамор.
– Боюсь, без тебя нам такой путь не осилить, – замечает Тирел.
– Я постараюсь вернуться.
– Ты не старайся, – грубовато ворчит Яррл, – а просто делай свое дело как надо и возвращайся.
Они открывают проем, и юноша едет обратно по тем же гулким, пустым улицам. На них по-прежнему ни души, хотя у некоторых домов все же дымят трубы. У моста Доррин ограждает себя и Меривен щитом невидимости и продолжает путь, ориентируясь с помощью чувств.
Ветерок несет с юга слабый запах гари. Юноша улавливает отдельные признаки окружающего его вещественного мира: приглушенную черноту предметов, скрытых в его седельных сумах, гармоническую основательность посоха и наползающий на юго-восточные холмы белесый туман.
Беженцы, пытавшиеся преградить им дорогу, уже давно ушли, но Доррин все равно старается пересечь мост как можно тише. Правда, цокота копыт Меривен не скрыть, но никто так и не появляется, и он беспрепятственно едет дальше – мимо мастерской Гонсара и мимо собственного дома. Наконец, когда белое марево начинает ощущаться совсем близко, он останавливается в выемке между двумя невысокими холмами.
Когда Доррин приближается к невидимому жару хаоса, мимо него пробегают трое – один из них хромает, и лицо его окровавлено. Они удирают со всех ног, хотя за ними никто не гонится.
Как и предполагал Доррин, Белая рать устроила дневной привал. Всего лишь два холма, один пологий, другой малость покруче, отделяют его от солдат и палаток под вьющимися белыми стягами.
В лощине между холмами юноша спешивается и привязывает Меривен к кусту позади заброшенной пастушьей хижины. Здесь еще пахнет овцами, но сами пастухи давно унесли ноги. И угнали своих животных.
Вздохнув, юноша вспоминает слова Кадары: «Ты не трус, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...»
И правда, за что же он идет в бой? Ведь Отшельничьему его машины не милее, чем Белым.
Рука его сжимает рукоять, к которой крепится трубка из черного железа со вставленным в нее снарядом, начиненным порошком для фейерверков. Положив другой такой же снаряд в карман, он закрывает суму и, оставив посох в держателе, начинает подниматься по склону. Ему удается, не запыхавшись, перевалить гребень, спуститься и подняться на второй холм. Оттуда, стараясь не производить шума, юноша спускается прямо ко вражескому лагерю и скользит мимо солдат. Свет по-прежнему огибает его, и он остается невидимым в самой гуще врагов, любой из которых способен снести ему голову одним ударом меча. Наконец средоточие хаоса начинает ощущаться всего в дюжине родов перед ним, на вершине холма. Двинувшись туда, Доррин слышит свои шаги на утоптанной глине и торопливо сходит на придорожную траву. Еще немного – и он подходит к командной палатке Белых. Изнутри доносятся голоса:
– ...приготовиться... переход не слишком долгий... все внимание на ту усадьбу! Ту, вокруг которой засека из срубленных кустов, там еще рядом остов сожженного домишки... Ничего не поджигать – Высший Маг желает осмотреть это место...
Доррин усмехается: похоже, Белые высоко оценивают его скромную персону. Спустя несколько мгновений его чувства различают среди клубящегося облака хаоса несколько уплотнений, одно из которых подобно могучему, уходящему к небесам смерчу. Рядом кружат и другие белые вихри, но они ничтожно малы и слабы в сравнении с тем воплощением хаоса, какое представляет собой Высший Маг. Проклятый злодей Джеслек.
Доррин делает еще шаг, удивляясь тому, как вообще ему удалось подобраться так близко и не оказаться обнаруженным.
– Смотрите... там!
– Световой щит!
Доррин опускает щит и направляет свое пусковое устройство на светловолосого человека, указывающего пальцем в его сторону.
Мимо, обдав его ухо жаром, с шипением пролетает огненная стрела, но юноша щелкает огнивом, и заряд ракеты из черной стали воспламеняется.
Миг – и черная, скованная гармонией сталь ударяет в самое сердце красно-белого свечения. Взрыв разносит палатку в клочья, разметав чародеев и воинских командиров в стороны, словно мусор.
Доррин шатается. Налетевший ветер треплет обрывки парусины, оставшиеся на шесте палатки. Склон холма сотрясают громовые удары.
– Джеслек! Джеслек! – лагерь Белых оглашают громкие крики. В поднявшейся панике на юношу не обращают внимания, но он, понимая, что это долго не продлится, вновь облачается в плащ невидимости и поворачивает назад. Исчезновение хаотического смерча, который составлял самую суть Джеслека, вызвало настоящую бурю. Доррину приходится возвращаться под ледяным дождем и сшибающим с ног ветром.
В лощине за холмами он бросает световой щит, удерживать который у него уже нет сил, и спешит туда, где привязал Меривен. Внутри он холоден, подобно ледяному дождю, что хлещет с небес, ибо у него нет никаких иллюзий относительно содеянного. Создав орудие разрушения, он уничтожил источник заразы, но поступил так из личной мести, не имея надежды спасти Спидлар или хотя бы Дью. Смерть Высшего Мага едва ли помешает Белым разорить город и покорить весь Кандар к востоку от Закатных Отрогов.
Покачав головой, Доррин дрожащими руками отвязывает кобылу и пытается забраться в седло. Первая попытка не удается: он слишком ослаб, и голову периодически пронзает боль. Но в конце концов ему удается сесть верхом и направить Меривен к дороге.
На мосту, на том самом месте, где ему пришлось отбиваться от оборванцев, он останавливается. Поблизости никого нет. Не бросить ли трубку из черного железа в воду, бурлящую под струями неистового дождя? Но нет, качает головой юноша, орудие уничтожения, основанное на гармонии, еще может потребоваться.
Сразу же за мостом дождь прекращается, как будто он пролился лишь вокруг становища Белых. А вот гарью теперь несет со стороны Дью, как будто пожары начались и там.
Вскоре выясняется, что так оно и есть. «Пивная Кружка» полыхает, а на улице беснуются оборванцы. Заправляет всем малый с перевязанной рукой. Грабители повыкатывали из подожженного трактира бочки, повышибали крышки и налегают на пиво.
Доррин направляет Меривен на другую улицу.
– Чародей! Черный чародей! – кричит кто-то из толпы. Доррин переводит Меривен на рысь. Однако желающих погнаться за ним не находится, и вскоре юноша снова пускает кобылу шагом. С холма над пристанью видна гавань, в которой стоят на якоре всего два судна. Одно из них – покачивающийся на волнах в паре родов от пристани «Черный Алмаз».
Вокруг Тиреловой верфи тоже собралась толпа беженцев.
– Проклятые чародеи! – раздаются неистовые крики. – Подпалить их логово!
– Надо найти лодку! Пусть возьмут нас на борт!
Вновь став невидимым, Доррин проезжает мимо отчаявшихся людей, однако на пристани, прямо напротив судна, натыкается на еще одну группу мятежников, прижимающих к воде дюжину спидларских солдат. Еще около двух десятков бойцов изготовились к бою на палубе «Алмаза». Там же и Кадара – растрепанная, с исцарапанным лицом и замотанной тряпками рукой. Рилла прижимает к груди плачущую Фризу.
Беспокойно выискивая глазами шелковистые каштановые волосы и широкие плечи, юноша видит наконец Лидрал. Она стоит на кормовой надстройке рядом с Яррлом, Рейсой и Петрой. Все они обнажили мечи. Солдаты подступают к ним с угрожающим видом. Ведущий к машине люк закрыт. Над трубой поднимается тонкая струйка дыма.
– Заводи эту штуковину и отчаливай! – слышит Доррин обращенные к Яррлу слова офицера.
– Я не умею. Никто из нас не умеет, кроме мастера Доррина, – отвечает кузнец, не сводя глаз с берега.
Юноша пускает Меривен галопом и заставляет ее прыгнуть в воду. Кобыла плывет к кораблю, а его последние силы уходят на искривление света.
– Глянь, лошадь в воду сиганула!
– Скотина – и та не хочет оставаться у Белых...
У борта Доррин привстает на стременах и подпрыгивает, хватаясь за скобу. От его толчка кобыла уходит под воду, но тут же выныривает. По-прежнему невидимый и невидящий, сжимая в одной руке посох, Доррин переваливается через борт и падает на палубу.
Потом, пересиливая жжение в глазах, юноша перехватывает посох и обрушивается на солдат. После первого удара, вместе с первым же упавшим противником падает и щит невидимости, однако Доррин продолжает вращать посох. Еще один солдат летит на палубу, но следующий его удар не достигает цели, а руку пронзает боль.
Доррин уже ждет смертельного удара, однако ранивший его боец падает сам, рассеченный почти надвое клинком Яррла.
Семь тел – среди них истекающий кровью Пергун – распростерты на палубе. Юноша берет подмастерье с лесопилки за руку, но Рилла бесцеремонно срывает с него рубашку.
– Сядь. Дай присыпать твою рану.
– Нужно позаботиться о...
– Без тебя управятся!
Солдаты на причале, отступая под напором толпы, начинают прыгать в воду.
– Возьмите нас! – слышатся истошные крики. – Мы заплатим! Отдадим что угодно!
Яррл уже убедил Тирела отдраить люк машинного отделения. Пока Рилла бинтует Доррину руку, Яррл спускается к двигателю, а Тирел спешит на корму.
Еще несколько мгновений – и Доррин с облегчением улыбается, услышав пыхтение и стук: машина запущена и начинает набирать обороты. Он даже улавливает слабую вибрацию, вызываемую движением поршней из черного железа.
Скорость нарастает. Машина работает ритмичнее, чем во время испытаний.
– Ты того, не особо... – ворчит Рилла, когда он, не выдержав, встает и ковыляет к люку. Внизу, у топки, с лопатой в руках, стоит Яррл.
– Мы верили, что ты вернешься, – говорит кузнец, подбрасывая угля.
– Нужно подсоединить вал и запустить винт.
– Вот и займись этим, – пыхтит Яррл.
Спустившись вниз, Доррин подсоединяет вал и с замиранием сердца ждет, что будет дальше. Винт приходит в движение, и «Алмаз» отходит подальше от берега. Дождавшись, когда давление в котле устанавливается на рабочем уровне, юноша выбирается на палубу и возвращается к Пергуну. Тот лежит навзничь, его прерывистое дыхание не сулит ничего хорошего. Рилла беспомощно поднимает глаза на Доррина.
Переведя дух, целитель опускается на колени, осторожно касается руками лба и отдает все оставшиеся у него силы, разгоняя уже почти поглотившую Пергуна смертельную белизну. Потом палуба вздымается ему навстречу, доски бьют его по лицу, и он проваливается во тьму.
CLV
CLVI
– Сколько времени уйдет на погрузку всего этого и тех механизмов, что остались на складе?
– Ну, до середины дня провозимся.
– А мне надо повозиться с машиной.
Через плечо Тирела Доррин видит Риллу, ведущую своих подопечных к судну, и усмехается: целительница не забыла навьючить их всех мешками.
– На твоем месте я бы поторопился.
– Да уж постараюсь, – отзывается Доррин и направляется к Яррлу. – Погрузкой могут заняться и другие, а нам с тобой надо будет установить конденсатор и новый зажим.
– Хорошая мысль.
– Тирел, пусть твои ребята быстренько перетащат вот те детали на палубу. Положите прямо над машинным отделением.
– А не рванет? А то ведь в прошлый раз чуть...
Доррин вздыхает.
– Потому мы и решили заменить конденсатор и механизм сцепления. Чтобы не вышло, как в прошлый раз. Это надо сделать, иначе мы просто не выйдем из гавани. Я сейчас вернусь, – добавляет он, обращаясь уже к Яррлу.
– А я пригляжу за всем этим, – отзывается старый кузнец.
Поднявшись на борт, Доррин осматривает незаконченные перегородки и подзывает Пергуна, притащившего на корабль бочонок с зерном.
– Можешь разгородить отсеки к середине дня? Времени у нас в обрез.
– Так, чтобы все было как положено, – это вряд ли, – отвечает Пергун, почесав затылок. – Но более-менее пригодные загородки поставлю.
– Делай что можешь, а потом загружай лошадей. Наверное, стоит завязать им глаза. Одно стойло оставь для Меривен. Остальное, кроме некоторых кузнечных инструментов, погрузят Тиреловы ребята.
– А твои волшебные штуковины?
– Ими сам займусь. Кажется, я знаю, как их разложить.
– Не нравится мне, как ты выглядишь, мастер Доррин, – бормочет Пергун, поежившись.
Юноша хмурится: вполне возможно, он и впрямь выглядит не лучшим образом. А все потому, что постоянно размышляет о возможности посчитаться с тем Белым негодяем – Джеслек его зовут, что ли? – который мучил Лидрал.
Вернувшись на берег, он спешит к Тирелову складу, где в углу находятся ванна и бочки. Ему кажется, что лучше было бы добавить воды и замесить лепешку, а потом ее истолочь, но у него вряд ли хватит времени на просушку. Остается надеяться, что все составы подобраны правильно и порошки были равномерно размешаны. Их остается только засыпать в зарядные полости ракет и снабдить запалами. Один за другим Доррин заполняет три снаряда. Хоть он и замечает стоящую в тени фигуру, однако не оборачивается, пока работа не закончена.
– Хочешь тоже стать героем, как Рейса? – спрашивает Яррл.
– Предпочел бы обойтись без этого.
– Помощь нужна?
– Вообще-то не помешала бы, но мне кажется, лучше будет, если я займусь этим в одиночку. Мне не поставить заслон невидимости для кого-нибудь еще, – Доррин вкладывает в одну седельную суму маленькие ракеты, а в другую – переносной держатель.
– Как дела со сцеплением?
– Думаю, все в порядке. А заменить трубы да конденсатор было и вовсе плевым делом.
Доррин качает головой. Пожалуй, обратись он к Яррлу пораньше, машина была бы доведена до ума уже давно.
– Ты еще всему выучишься, – добродушно обнадеживает Яррл. – Взгляни.
Доррин поднимается на борт и, спустившись к машине, убеждается, что все и впрямь сделано отменно. Пожалуй лучше, чем сделал бы он сам.
– Мне надо было сразу обратиться к тебе, – уныло бормочет юноша.
– Так ведь мне бы этого в жизни не придумать, – отзывается Яррл. – Когда вижу, сразу ясно, что да как должно работать, но... – он пожимает плечами.
– Тьма! – восклицает Доррин, заметив, что уже середина утра. – Мне пора.
– Удачи.
«Разумно ли я поступаю? – спрашивает себя юноша. – Вряд ли. Есть ли у меня надежда на успех? Слабая. А вот могу ли я поступить иначе? После всего, случившегося с Лидрал, Кадарой и Бридом? Конечно же, нет!»
Выведя Меривен, Доррин дожидается появления у фургона Лидрал и подходит к ней. При виде оседланной кобылы и вставленного в держатель посоха плечи женщины обвисают.
– Что ты задумал? Может, хватит? Неужто ты хочешь остаться слепым до конца дней, как Креслин?
– Я не ослепну, – уверяет юноша, обнимая ее. – Во всяком случае, если все будет как задумано. А если ослепну, то ненадолго.
– А если ты погибнешь? – Лидрал отступает на шаг, не утирая струящихся по щекам слез.
– Я в долгу перед многими людьми, – говорит Доррин, указывая на «Черный Алмаз». – Слишком многие заплатили за это жизнью. Если понадобится, Яррл сможет меня заменить. А я должен отдать долги.
– Таковы мужчины. Ты отдашь долги и оставишь меня одну.
– У меня нет другого выхода.
– Знаю, – она касается губами его щеки. – Но я не обязана этому радоваться.
Они снова обнимаются, и тут, словно по сигналу, появляются Тирел и Яррл.
– Если я не вернусь до появления здесь Белых, значит, не вернусь вовсе, – говорит Доррин. – Отведите корабль на Отшельничий и попробуйте найти убежище там. Если вам откажут, плывите в Хамор.
– Боюсь, без тебя нам такой путь не осилить, – замечает Тирел.
– Я постараюсь вернуться.
– Ты не старайся, – грубовато ворчит Яррл, – а просто делай свое дело как надо и возвращайся.
Они открывают проем, и юноша едет обратно по тем же гулким, пустым улицам. На них по-прежнему ни души, хотя у некоторых домов все же дымят трубы. У моста Доррин ограждает себя и Меривен щитом невидимости и продолжает путь, ориентируясь с помощью чувств.
Ветерок несет с юга слабый запах гари. Юноша улавливает отдельные признаки окружающего его вещественного мира: приглушенную черноту предметов, скрытых в его седельных сумах, гармоническую основательность посоха и наползающий на юго-восточные холмы белесый туман.
Беженцы, пытавшиеся преградить им дорогу, уже давно ушли, но Доррин все равно старается пересечь мост как можно тише. Правда, цокота копыт Меривен не скрыть, но никто так и не появляется, и он беспрепятственно едет дальше – мимо мастерской Гонсара и мимо собственного дома. Наконец, когда белое марево начинает ощущаться совсем близко, он останавливается в выемке между двумя невысокими холмами.
Когда Доррин приближается к невидимому жару хаоса, мимо него пробегают трое – один из них хромает, и лицо его окровавлено. Они удирают со всех ног, хотя за ними никто не гонится.
Как и предполагал Доррин, Белая рать устроила дневной привал. Всего лишь два холма, один пологий, другой малость покруче, отделяют его от солдат и палаток под вьющимися белыми стягами.
В лощине между холмами юноша спешивается и привязывает Меривен к кусту позади заброшенной пастушьей хижины. Здесь еще пахнет овцами, но сами пастухи давно унесли ноги. И угнали своих животных.
Вздохнув, юноша вспоминает слова Кадары: «Ты не трус, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...»
И правда, за что же он идет в бой? Ведь Отшельничьему его машины не милее, чем Белым.
Рука его сжимает рукоять, к которой крепится трубка из черного железа со вставленным в нее снарядом, начиненным порошком для фейерверков. Положив другой такой же снаряд в карман, он закрывает суму и, оставив посох в держателе, начинает подниматься по склону. Ему удается, не запыхавшись, перевалить гребень, спуститься и подняться на второй холм. Оттуда, стараясь не производить шума, юноша спускается прямо ко вражескому лагерю и скользит мимо солдат. Свет по-прежнему огибает его, и он остается невидимым в самой гуще врагов, любой из которых способен снести ему голову одним ударом меча. Наконец средоточие хаоса начинает ощущаться всего в дюжине родов перед ним, на вершине холма. Двинувшись туда, Доррин слышит свои шаги на утоптанной глине и торопливо сходит на придорожную траву. Еще немного – и он подходит к командной палатке Белых. Изнутри доносятся голоса:
– ...приготовиться... переход не слишком долгий... все внимание на ту усадьбу! Ту, вокруг которой засека из срубленных кустов, там еще рядом остов сожженного домишки... Ничего не поджигать – Высший Маг желает осмотреть это место...
Доррин усмехается: похоже, Белые высоко оценивают его скромную персону. Спустя несколько мгновений его чувства различают среди клубящегося облака хаоса несколько уплотнений, одно из которых подобно могучему, уходящему к небесам смерчу. Рядом кружат и другие белые вихри, но они ничтожно малы и слабы в сравнении с тем воплощением хаоса, какое представляет собой Высший Маг. Проклятый злодей Джеслек.
Доррин делает еще шаг, удивляясь тому, как вообще ему удалось подобраться так близко и не оказаться обнаруженным.
– Смотрите... там!
– Световой щит!
Доррин опускает щит и направляет свое пусковое устройство на светловолосого человека, указывающего пальцем в его сторону.
Мимо, обдав его ухо жаром, с шипением пролетает огненная стрела, но юноша щелкает огнивом, и заряд ракеты из черной стали воспламеняется.
Миг – и черная, скованная гармонией сталь ударяет в самое сердце красно-белого свечения. Взрыв разносит палатку в клочья, разметав чародеев и воинских командиров в стороны, словно мусор.
Доррин шатается. Налетевший ветер треплет обрывки парусины, оставшиеся на шесте палатки. Склон холма сотрясают громовые удары.
– Джеслек! Джеслек! – лагерь Белых оглашают громкие крики. В поднявшейся панике на юношу не обращают внимания, но он, понимая, что это долго не продлится, вновь облачается в плащ невидимости и поворачивает назад. Исчезновение хаотического смерча, который составлял самую суть Джеслека, вызвало настоящую бурю. Доррину приходится возвращаться под ледяным дождем и сшибающим с ног ветром.
В лощине за холмами он бросает световой щит, удерживать который у него уже нет сил, и спешит туда, где привязал Меривен. Внутри он холоден, подобно ледяному дождю, что хлещет с небес, ибо у него нет никаких иллюзий относительно содеянного. Создав орудие разрушения, он уничтожил источник заразы, но поступил так из личной мести, не имея надежды спасти Спидлар или хотя бы Дью. Смерть Высшего Мага едва ли помешает Белым разорить город и покорить весь Кандар к востоку от Закатных Отрогов.
Покачав головой, Доррин дрожащими руками отвязывает кобылу и пытается забраться в седло. Первая попытка не удается: он слишком ослаб, и голову периодически пронзает боль. Но в конце концов ему удается сесть верхом и направить Меривен к дороге.
На мосту, на том самом месте, где ему пришлось отбиваться от оборванцев, он останавливается. Поблизости никого нет. Не бросить ли трубку из черного железа в воду, бурлящую под струями неистового дождя? Но нет, качает головой юноша, орудие уничтожения, основанное на гармонии, еще может потребоваться.
Сразу же за мостом дождь прекращается, как будто он пролился лишь вокруг становища Белых. А вот гарью теперь несет со стороны Дью, как будто пожары начались и там.
Вскоре выясняется, что так оно и есть. «Пивная Кружка» полыхает, а на улице беснуются оборванцы. Заправляет всем малый с перевязанной рукой. Грабители повыкатывали из подожженного трактира бочки, повышибали крышки и налегают на пиво.
Доррин направляет Меривен на другую улицу.
– Чародей! Черный чародей! – кричит кто-то из толпы. Доррин переводит Меривен на рысь. Однако желающих погнаться за ним не находится, и вскоре юноша снова пускает кобылу шагом. С холма над пристанью видна гавань, в которой стоят на якоре всего два судна. Одно из них – покачивающийся на волнах в паре родов от пристани «Черный Алмаз».
Вокруг Тиреловой верфи тоже собралась толпа беженцев.
– Проклятые чародеи! – раздаются неистовые крики. – Подпалить их логово!
– Надо найти лодку! Пусть возьмут нас на борт!
Вновь став невидимым, Доррин проезжает мимо отчаявшихся людей, однако на пристани, прямо напротив судна, натыкается на еще одну группу мятежников, прижимающих к воде дюжину спидларских солдат. Еще около двух десятков бойцов изготовились к бою на палубе «Алмаза». Там же и Кадара – растрепанная, с исцарапанным лицом и замотанной тряпками рукой. Рилла прижимает к груди плачущую Фризу.
Беспокойно выискивая глазами шелковистые каштановые волосы и широкие плечи, юноша видит наконец Лидрал. Она стоит на кормовой надстройке рядом с Яррлом, Рейсой и Петрой. Все они обнажили мечи. Солдаты подступают к ним с угрожающим видом. Ведущий к машине люк закрыт. Над трубой поднимается тонкая струйка дыма.
– Заводи эту штуковину и отчаливай! – слышит Доррин обращенные к Яррлу слова офицера.
– Я не умею. Никто из нас не умеет, кроме мастера Доррина, – отвечает кузнец, не сводя глаз с берега.
Юноша пускает Меривен галопом и заставляет ее прыгнуть в воду. Кобыла плывет к кораблю, а его последние силы уходят на искривление света.
– Глянь, лошадь в воду сиганула!
– Скотина – и та не хочет оставаться у Белых...
У борта Доррин привстает на стременах и подпрыгивает, хватаясь за скобу. От его толчка кобыла уходит под воду, но тут же выныривает. По-прежнему невидимый и невидящий, сжимая в одной руке посох, Доррин переваливается через борт и падает на палубу.
Потом, пересиливая жжение в глазах, юноша перехватывает посох и обрушивается на солдат. После первого удара, вместе с первым же упавшим противником падает и щит невидимости, однако Доррин продолжает вращать посох. Еще один солдат летит на палубу, но следующий его удар не достигает цели, а руку пронзает боль.
Доррин уже ждет смертельного удара, однако ранивший его боец падает сам, рассеченный почти надвое клинком Яррла.
Семь тел – среди них истекающий кровью Пергун – распростерты на палубе. Юноша берет подмастерье с лесопилки за руку, но Рилла бесцеремонно срывает с него рубашку.
– Сядь. Дай присыпать твою рану.
– Нужно позаботиться о...
– Без тебя управятся!
Солдаты на причале, отступая под напором толпы, начинают прыгать в воду.
– Возьмите нас! – слышатся истошные крики. – Мы заплатим! Отдадим что угодно!
Яррл уже убедил Тирела отдраить люк машинного отделения. Пока Рилла бинтует Доррину руку, Яррл спускается к двигателю, а Тирел спешит на корму.
Еще несколько мгновений – и Доррин с облегчением улыбается, услышав пыхтение и стук: машина запущена и начинает набирать обороты. Он даже улавливает слабую вибрацию, вызываемую движением поршней из черного железа.
Скорость нарастает. Машина работает ритмичнее, чем во время испытаний.
– Ты того, не особо... – ворчит Рилла, когда он, не выдержав, встает и ковыляет к люку. Внизу, у топки, с лопатой в руках, стоит Яррл.
– Мы верили, что ты вернешься, – говорит кузнец, подбрасывая угля.
– Нужно подсоединить вал и запустить винт.
– Вот и займись этим, – пыхтит Яррл.
Спустившись вниз, Доррин подсоединяет вал и с замиранием сердца ждет, что будет дальше. Винт приходит в движение, и «Алмаз» отходит подальше от берега. Дождавшись, когда давление в котле устанавливается на рабочем уровне, юноша выбирается на палубу и возвращается к Пергуну. Тот лежит навзничь, его прерывистое дыхание не сулит ничего хорошего. Рилла беспомощно поднимает глаза на Доррина.
Переведя дух, целитель опускается на колени, осторожно касается руками лба и отдает все оставшиеся у него силы, разгоняя уже почти поглотившую Пергуна смертельную белизну. Потом палуба вздымается ему навстречу, доски бьют его по лицу, и он проваливается во тьму.
CLV
Закончив бинтовать свою руку, рыжеволосая волшебница поднимается и извлекает из кучки золы и обожженного тряпья золотой амулет. Обойдя мертвое тело Белого стража, она бросает символ власти бородатому магу со шрамом на лбу.
– Возьми его, Фидел!
– Тьма! Вот уж нет. Отдай его Стиролу.
– Может, ты? – спрашивает она, повернувшись к Керрилу.
– Ания, время для игр прошло. Стирол хотел бы получить эту вещицу, и лучше отдать это ему. Особенно сейчас.
– Не заставляйте меня думать, что двое отважных и сильных Белых братьев боятся какого-то кузнеца и целителя, докатившегося до убийства.
Фидел отводит взгляд. А вот Керрил, напротив, смотрит Ании прямо в глаза.
– Ты не находишь, что этот «кузнец» действовал достаточно эффективно? – спрашивает он, вороша золу – все, что осталось от Джеслека и еще двоих человек, оказавшихся в палатке рядом с ним. – Их было трое, всего трое, и они уничтожили более половины наших сил, полдюжины братьев, а под конец и самого Высшего Мага. А что случилось бы, заявись сюда с Отшельничьего еще насколько мастеров гармонии и воинов, постарше и поопытнее? – Керрил криво улыбается. – Вот почему я предпочту положиться на человека, обладающего необходимыми познаниями и опытом. На Стирола.
– Так что же, чтобы покончить с этой спидларской швалью, мы будем дожидаться его прибытия? – кривит губы Ания.
– Нет. Мы продолжим наступление, но без спешки.
– Ты всегда такой осторожный? – спрашивает волшебница, на сей раз улыбаясь.
– Видишь ли, дорогая, – невозмутимо отзывается Белый маг, – если нет возможности опереться на силу хаоса, осторожность – далеко не худшее качество.
– Ба... Хватит разговоров, нужно отдать приказ войскам сниматься с лагеря, – говорит Фидел, утирая кровь со лба и ступая в круг обгоревшей травы, обозначающий место, где стояла палатка. Сорвавшееся с его пальцев пламя обращает в пепел распростертые поблизости мертвые тела.
– Возьми его, Фидел!
– Тьма! Вот уж нет. Отдай его Стиролу.
– Может, ты? – спрашивает она, повернувшись к Керрилу.
– Ания, время для игр прошло. Стирол хотел бы получить эту вещицу, и лучше отдать это ему. Особенно сейчас.
– Не заставляйте меня думать, что двое отважных и сильных Белых братьев боятся какого-то кузнеца и целителя, докатившегося до убийства.
Фидел отводит взгляд. А вот Керрил, напротив, смотрит Ании прямо в глаза.
– Ты не находишь, что этот «кузнец» действовал достаточно эффективно? – спрашивает он, вороша золу – все, что осталось от Джеслека и еще двоих человек, оказавшихся в палатке рядом с ним. – Их было трое, всего трое, и они уничтожили более половины наших сил, полдюжины братьев, а под конец и самого Высшего Мага. А что случилось бы, заявись сюда с Отшельничьего еще насколько мастеров гармонии и воинов, постарше и поопытнее? – Керрил криво улыбается. – Вот почему я предпочту положиться на человека, обладающего необходимыми познаниями и опытом. На Стирола.
– Так что же, чтобы покончить с этой спидларской швалью, мы будем дожидаться его прибытия? – кривит губы Ания.
– Нет. Мы продолжим наступление, но без спешки.
– Ты всегда такой осторожный? – спрашивает волшебница, на сей раз улыбаясь.
– Видишь ли, дорогая, – невозмутимо отзывается Белый маг, – если нет возможности опереться на силу хаоса, осторожность – далеко не худшее качество.
– Ба... Хватит разговоров, нужно отдать приказ войскам сниматься с лагеря, – говорит Фидел, утирая кровь со лба и ступая в круг обгоревшей травы, обозначающий место, где стояла палатка. Сорвавшееся с его пальцев пламя обращает в пепел распростертые поблизости мертвые тела.
CLVI
Придя в себя, Доррин обнаруживает, что голова его покоится на коленях Лидрал, которая, стерев влажной тряпицей кровь, посыпает рану на лбу измельченным звездочником. Порошок жжется, голова болит, раненое плечо ноет.
Он вспоминает Меривен, и к глазам его подступают слезы. Может быть, лошадь смогла доплыть до берега... Он содрогается, и Лидрал сжимает его плечо.
– Все в порядке.
– Какое там в порядке...
Присев, юноша забирает у нее тряпицу. Какое там в порядке, если его желание строить машины обернулось бедой даже для верно служившей ему ни в чем не повинной лошади!
Брид погиб, Лидрал подверглась мучениям, Кадара осталась без возлюбленного, а ее будущий ребенок – без отца. Целительница Рилла на старости лет лишилась крова. А солдаты? Так ли уж велика их вина?
В чем же причина всех этих несчастий? В том, что, будучи отвергнутым миром гармонии, он сам противопоставил себя хаосу? Или же дело в одном лишь его упрямстве? Стоит вспомнить Фэрхэвен – ухоженный, мирный, по-своему даже гармоничный.
Доррин не приемлет хаоса, но неужто одно лишь это могло послужить первопричиной стольких бед?
Впрочем, сейчас следует не философствовать да каяться, а позаботиться о том, чтобы к скорбному списку его жертв не добавились и плывущие на «Алмазе». Он смотрит на стоящего у штурвала Тирела, а потом переводит взгляд на север, на безбрежное море.
Впереди, в двух или трех кай от берега, дрейфуют три шхуны под флагами Фэрхэвена – белыми, с каймой цвета спекшейся крови.
Юноша порывается встать.
– Тебе нельзя напрягаться, – ворчит Лидрал, однако помогает ему подняться на ноги.
Благодарно коснувшись ее руки, он идет по покачивающейся палубе к полуюту и штурвалу.
– Отсюда нужно убираться, – говорит Доррин Тирелу.
– Как? Белые шхуны могут отрезать нас от открытого моря, в каком бы направлении мы ни двинулись. Думаю, что под всеми парусами они догонят нас даже с твоей машиной.
– А в каком направлении не могут поплыть они? – спрашивает Доррин, потирая лоб. Тупая головная боль мешает ему сосредоточиться.
– В каком им вздумается, на то они и маги.
– Сейчас не до бородатых шуток. Могут их суда идти против ветра?
– Ну... не прямо, конечно, но меняя галсы – могут.
– Хорошо. А на какое расстояние они рискнут приблизиться к берегу?
– При таком ветре? – Тирел смотрит на небо и затягивающие северный горизонт тучи. – Пожалуй, не ближе, чем находятся сейчас.
– Замечательно. Мы поплывем на восток прямо вдоль побережья.
– Но... – Тирел качает головой. – Трудно привыкнуть к мысли, что мы можем плыть, куда вздумается! Однако помни, если твоя машина подведет, нас выбросит на берег.
– Понятно. Но если мы отойдем от берега, они смогут подобраться к нам достаточно близко, чтобы изжарить нас своим колдовским огнем, – говорит Доррин и ковыляет к машинному отделению.
Машина запускается на полный ход, и «Черный Алмаз», так и не поставив парусов, выходит за волнолом. Тирел медленно поворачивает штурвал, и корабль ложится на курс, параллельный побережью.
Оставив у машины Яррла, Доррин возвращается на палубу, где под наскоро сооруженным навесом лежит на тюфяке Пергун. Глаза темноволосого молодого человека закрыты, но дышит он ровно. Мерга, на щеках которой потеки от слез, снимает с его лба влажную тряпицу.
Доррин облокачивается о борт и смотрит вниз, на темно-зеленую воду.
– А ведь ты мог бы сделать то же самое и для Брида, – говорит подошедшая Кадара. Рука ее покоится на перевязи.
– Если ты помнишь, я был едва ли в состоянии что-то делать.
– Вздор. Ты только толкуешь о своих страданиях, а сам всегда выходишь сухим из воды. Вот и сейчас... искупался да получил царапину, но ничего тебе не сделалось.
– Что бы я тебе ни сказал, – устало вздыхает Доррин, – ты все равно останешься при своем мнении. А ведь сила состоит не в способности человека терпеть физическую боль и не в умении сносить головы острым клинком. Ты родишь и вырастишь сына, который, повзрослев, может и не захотеть повторить путь родителей и стать бойцом. Ты не боишься потерять его, принуждая стать тем, кем он быть не может – как поступили мои родители?
– Да как ты вообще смеешь судить о таких вещах? Ты, которому наплевать на других людей и на все на свете! Ведь тебя интересуют только твои проклятые машины!
– Ты права, – отзывается Доррин, встречая ее взгляд. – Я таков, каков есть.
Лидрал подзывает Доррина жестом.
– Не слишком ли ты суров? – спрашивает она. – И к ней, и к себе самому?
– Правда порой сурова.
– А любишь ты, когда эту суровую правду тычут тебе в нос?
– Конечно, нет, – смеется юноша. – Разве что когда это делаешь ты.
Он снова смотрит на север и видит, как белая шхуна, размером примерно вдвое больше «Алмаза», начинает разворачиваться под углом к ветру. Понаблюдав некоторое время за этим маневром, Доррин направляется к мостику – поговорить со стоящим у штурвала Тирелом.
– Он попытается перехватить нас у мыса Девалин.
– Если мы прибавим ходу, это поможет?
– Поможет. Коли проскочим мыс раньше него, ветер не даст ему нас догнать.
Доррин спускается с мостика на палубу. Рилла стоит у борта, обнимая Фризу, и что-то говорит девочке, указывая на берег. Ваос доводит до ума наспех сколоченные стойла, успокаивая лошадей ласковыми словами. Стойло, предназначенное для Меривен, так и осталось пустым...
– Возле твоей штуковины жарче, чем у горна, – говорит Доррину Яррл, откладывая лопату и вытирая лоб. – Духотища страшная, но вон тому малому твоя пыхалка-грохоталка по душе.
Рик смотрит на машину с разинутым ртом, пытаясь сообразить, как же она работает.
– Слишком тут душно, – повторяет Яррл. – Много влаги. Палуба под трубопроводом мокрая, из некоторых труб сочится вода.
Доррин выискивает протечки и обнаруживает две: одну в системе подачи морской воды для охлаждения конденсатора, а другую – в уплотнителе выходного клапана первого цилиндра. Однако в обоих случаях речь не идет о серьезной неисправности. Сломаться или отказать, по крайней мере в ближайшее время, ничего не должно.
– Нам нужно подбавить пару.
– А котел выдержит?
– Должен. Некоторое время.
– Ты инженер, – ухмыляется Яррл, снова открывая заслонку топки и берясь за лопату.
Давление в котле поднимается, и скорость работы двигателя начинает увеличиваться. Когда вибрация корпуса кажется слишком сильной, Доррин слегка стравливает пар, восстанавливая равномерный ритм. Корабль движется быстрее, но не так быстро, как бы ему хотелось. Набрать скорость, не рискуя взорваться, можно лишь постепенно, но они могут просто не успеть разогнаться.
Вернувшись на палубу, Доррин снова присматривается к белой шхуне, а потом поворачивается к Тирелу, отдающему распоряжения своему помощнику Стилу. Как оказывается, они готовятся к огненному обстрелу. Доносятся обрывки торопливых распоряжений:
– ...ведра с водой... оставшийся песок...
– Я приготовил все, что у нас есть, – ворчит долговязый бородач, грозя кулаком приближающейся шхуне. – Правда, не знаю, поможет ли это супротив Белого огня.
– Мы будем его тушить, а там уж как получится...
– Это точно, – отвечает Стил и ловко соскальзывает с мостика.
– Толковый малый, – говорит Тирел. – Раньше плавал помощником капитана.
– Как наши успехи?
– Сближаемся. Похоже, что мы с Белыми подойдем к мысу одновременно.
– Если огненный шар зацепит нашу парусину, паруса сгорят?
– Свернутые – едва ли. Понимаешь, зажечь сам корабль, его корпус, не так-то просто. Обычно они лупят по парусам, чтобы сначала занялись они... ну как в очаг сначала кладут щепу, а уж потом дрова. Но у нас паруса свернуты, так что целить, скорее всего, будут по людям.
– Стало быть, если паруса останутся свернутыми, а люди спрячутся в трюмы, мы можем проскочить рядом с ними и никто не пострадает?
Он вспоминает Меривен, и к глазам его подступают слезы. Может быть, лошадь смогла доплыть до берега... Он содрогается, и Лидрал сжимает его плечо.
– Все в порядке.
– Какое там в порядке...
Присев, юноша забирает у нее тряпицу. Какое там в порядке, если его желание строить машины обернулось бедой даже для верно служившей ему ни в чем не повинной лошади!
Брид погиб, Лидрал подверглась мучениям, Кадара осталась без возлюбленного, а ее будущий ребенок – без отца. Целительница Рилла на старости лет лишилась крова. А солдаты? Так ли уж велика их вина?
В чем же причина всех этих несчастий? В том, что, будучи отвергнутым миром гармонии, он сам противопоставил себя хаосу? Или же дело в одном лишь его упрямстве? Стоит вспомнить Фэрхэвен – ухоженный, мирный, по-своему даже гармоничный.
Доррин не приемлет хаоса, но неужто одно лишь это могло послужить первопричиной стольких бед?
Впрочем, сейчас следует не философствовать да каяться, а позаботиться о том, чтобы к скорбному списку его жертв не добавились и плывущие на «Алмазе». Он смотрит на стоящего у штурвала Тирела, а потом переводит взгляд на север, на безбрежное море.
Впереди, в двух или трех кай от берега, дрейфуют три шхуны под флагами Фэрхэвена – белыми, с каймой цвета спекшейся крови.
Юноша порывается встать.
– Тебе нельзя напрягаться, – ворчит Лидрал, однако помогает ему подняться на ноги.
Благодарно коснувшись ее руки, он идет по покачивающейся палубе к полуюту и штурвалу.
– Отсюда нужно убираться, – говорит Доррин Тирелу.
– Как? Белые шхуны могут отрезать нас от открытого моря, в каком бы направлении мы ни двинулись. Думаю, что под всеми парусами они догонят нас даже с твоей машиной.
– А в каком направлении не могут поплыть они? – спрашивает Доррин, потирая лоб. Тупая головная боль мешает ему сосредоточиться.
– В каком им вздумается, на то они и маги.
– Сейчас не до бородатых шуток. Могут их суда идти против ветра?
– Ну... не прямо, конечно, но меняя галсы – могут.
– Хорошо. А на какое расстояние они рискнут приблизиться к берегу?
– При таком ветре? – Тирел смотрит на небо и затягивающие северный горизонт тучи. – Пожалуй, не ближе, чем находятся сейчас.
– Замечательно. Мы поплывем на восток прямо вдоль побережья.
– Но... – Тирел качает головой. – Трудно привыкнуть к мысли, что мы можем плыть, куда вздумается! Однако помни, если твоя машина подведет, нас выбросит на берег.
– Понятно. Но если мы отойдем от берега, они смогут подобраться к нам достаточно близко, чтобы изжарить нас своим колдовским огнем, – говорит Доррин и ковыляет к машинному отделению.
Машина запускается на полный ход, и «Черный Алмаз», так и не поставив парусов, выходит за волнолом. Тирел медленно поворачивает штурвал, и корабль ложится на курс, параллельный побережью.
Оставив у машины Яррла, Доррин возвращается на палубу, где под наскоро сооруженным навесом лежит на тюфяке Пергун. Глаза темноволосого молодого человека закрыты, но дышит он ровно. Мерга, на щеках которой потеки от слез, снимает с его лба влажную тряпицу.
Доррин облокачивается о борт и смотрит вниз, на темно-зеленую воду.
– А ведь ты мог бы сделать то же самое и для Брида, – говорит подошедшая Кадара. Рука ее покоится на перевязи.
– Если ты помнишь, я был едва ли в состоянии что-то делать.
– Вздор. Ты только толкуешь о своих страданиях, а сам всегда выходишь сухим из воды. Вот и сейчас... искупался да получил царапину, но ничего тебе не сделалось.
– Что бы я тебе ни сказал, – устало вздыхает Доррин, – ты все равно останешься при своем мнении. А ведь сила состоит не в способности человека терпеть физическую боль и не в умении сносить головы острым клинком. Ты родишь и вырастишь сына, который, повзрослев, может и не захотеть повторить путь родителей и стать бойцом. Ты не боишься потерять его, принуждая стать тем, кем он быть не может – как поступили мои родители?
– Да как ты вообще смеешь судить о таких вещах? Ты, которому наплевать на других людей и на все на свете! Ведь тебя интересуют только твои проклятые машины!
– Ты права, – отзывается Доррин, встречая ее взгляд. – Я таков, каков есть.
Лидрал подзывает Доррина жестом.
– Не слишком ли ты суров? – спрашивает она. – И к ней, и к себе самому?
– Правда порой сурова.
– А любишь ты, когда эту суровую правду тычут тебе в нос?
– Конечно, нет, – смеется юноша. – Разве что когда это делаешь ты.
Он снова смотрит на север и видит, как белая шхуна, размером примерно вдвое больше «Алмаза», начинает разворачиваться под углом к ветру. Понаблюдав некоторое время за этим маневром, Доррин направляется к мостику – поговорить со стоящим у штурвала Тирелом.
– Он попытается перехватить нас у мыса Девалин.
– Если мы прибавим ходу, это поможет?
– Поможет. Коли проскочим мыс раньше него, ветер не даст ему нас догнать.
Доррин спускается с мостика на палубу. Рилла стоит у борта, обнимая Фризу, и что-то говорит девочке, указывая на берег. Ваос доводит до ума наспех сколоченные стойла, успокаивая лошадей ласковыми словами. Стойло, предназначенное для Меривен, так и осталось пустым...
– Возле твоей штуковины жарче, чем у горна, – говорит Доррину Яррл, откладывая лопату и вытирая лоб. – Духотища страшная, но вон тому малому твоя пыхалка-грохоталка по душе.
Рик смотрит на машину с разинутым ртом, пытаясь сообразить, как же она работает.
– Слишком тут душно, – повторяет Яррл. – Много влаги. Палуба под трубопроводом мокрая, из некоторых труб сочится вода.
Доррин выискивает протечки и обнаруживает две: одну в системе подачи морской воды для охлаждения конденсатора, а другую – в уплотнителе выходного клапана первого цилиндра. Однако в обоих случаях речь не идет о серьезной неисправности. Сломаться или отказать, по крайней мере в ближайшее время, ничего не должно.
– Нам нужно подбавить пару.
– А котел выдержит?
– Должен. Некоторое время.
– Ты инженер, – ухмыляется Яррл, снова открывая заслонку топки и берясь за лопату.
Давление в котле поднимается, и скорость работы двигателя начинает увеличиваться. Когда вибрация корпуса кажется слишком сильной, Доррин слегка стравливает пар, восстанавливая равномерный ритм. Корабль движется быстрее, но не так быстро, как бы ему хотелось. Набрать скорость, не рискуя взорваться, можно лишь постепенно, но они могут просто не успеть разогнаться.
Вернувшись на палубу, Доррин снова присматривается к белой шхуне, а потом поворачивается к Тирелу, отдающему распоряжения своему помощнику Стилу. Как оказывается, они готовятся к огненному обстрелу. Доносятся обрывки торопливых распоряжений:
– ...ведра с водой... оставшийся песок...
– Я приготовил все, что у нас есть, – ворчит долговязый бородач, грозя кулаком приближающейся шхуне. – Правда, не знаю, поможет ли это супротив Белого огня.
– Мы будем его тушить, а там уж как получится...
– Это точно, – отвечает Стил и ловко соскальзывает с мостика.
– Толковый малый, – говорит Тирел. – Раньше плавал помощником капитана.
– Как наши успехи?
– Сближаемся. Похоже, что мы с Белыми подойдем к мысу одновременно.
– Если огненный шар зацепит нашу парусину, паруса сгорят?
– Свернутые – едва ли. Понимаешь, зажечь сам корабль, его корпус, не так-то просто. Обычно они лупят по парусам, чтобы сначала занялись они... ну как в очаг сначала кладут щепу, а уж потом дрова. Но у нас паруса свернуты, так что целить, скорее всего, будут по людям.
– Стало быть, если паруса останутся свернутыми, а люди спрячутся в трюмы, мы можем проскочить рядом с ними и никто не пострадает?