Страница:
– Гармонично, спокойно, богато – и сытно.
– Мне так из всех наших благ дороже всего водопровод.
– Я оценила это раньше, чем попала сюда. Правда, там мне казалось, что ты такой несусветный умник, что додумался до водопровода сам.
Лидрал отпивает вина.
– В известном смысле так оно и было. Я сам додумался и до того, что не худо бы провести в дом воду, и до того, как это сделать. Но придумать что-то совсем не трудно, а вот воплотить свою придумку в жизнь – совсем другое дело.
Блюда из-под рыбы уносят, но на их месте тут же появляются тарелки поменьше. На каждой красуется медовый корж.
– Какая роскошь... – бормочет Лидрал.
– И какое искушение, – с усмешкой вторит ей Доррин, принюхиваясь к восхитительному аромату меда и орехов карна.
– Ты так циничен?
– Может быть, – отзывается юноша, откусывая чуть ли не половину коржика.
– Ты и правда думаешь, что они тебя искушают?
– Может быть, просто кое о чем напоминают.
– Напоминают о том, как хороша жизнь в царстве гармонии? – уточняет Лидрал.
– А заодно устраивают показуху для всех наших.
– Ты действительно намерен позаботиться об остальных?
– Конечно.
– А тебе не кажется, что это малость смахивает на подкуп? Возможно... возможно, ты им просто нужен.
– Похоже, такая форма подкупа тебе по нраву, – ухмыляется Доррин.
– Точно. Я намерена насладиться ею в полной мере.
Завидев проходящую служанку, юноша подзывает ее, подняв руку, и, потянувшись к кожаному кошельку на поясе, спрашивает:
– Сколько с меня?
– Ничего. Все расходы взял на себя Совет.
– Основательно они расщедрились! – замечает Доррин, обращаясь к Лидрал.
– Ну что ж, – откликается та. – Может быть, другие члены Совета не так сильно настроены против тебя и твоих машин, как твой отец.
– Не исключено... – бормочет Доррин, потирая подбородок. – Пока речь шла только обо мне, его мнение никем не оспаривалось... но коли дело касается судьбы всего Отшельничьего...
– Имей это в виду, – говорит Лидрал, глядя на дверь, где появились три облаченные в черное фигуры. – Кстати, вот и они.
По приближении троих в черном Доррин встает.
– Позвольте представить вам Лидрал, – говорит он. – Она занимается торговлей, и без ее помощи мне никогда не удалось бы построить «Черный Алмаз».
Лидрал тоже поднимается и слегка кланяется.
– Доррин, Лидрал, магистра Эллна и магистр Видельт, – представляет Оран своих спутников, и те склоняют головы.
Доррин отвечает им поклоном.
– Знакомство с вами для меня честь, – говорит Лидрал. – Я уже собралась уходить, так что...
– Хорошо, что мы явились вовремя и можем попросить тебя принять участие в нашей беседе, – прерывает ее Оран. – Твои соображения могут оказаться полезными. Прошу, – он кивает в сторону стоящего в углу большого стола.
Все пятеро направляются туда под пристальными взглядами Мерги и Риллы. Проходя мимо, Доррин слышит шепот старой целительницы: «Вот уж воистину сильные мира сего...»
Пергун, Мерга и Фриза неспешно наслаждаются едой, тогда как Тирел и молодцы из его команды воздают должное зеленому бренди. Доррин при виде бутылок с этим напитком морщится: бренди с Отшельничьего славится своей крепостью.
За исключением трех членов Совета, в столовой находятся лишь приплывшие на «Черном Алмазе».
– Мы понимаем, Доррин, – начинает Оран, как только все пятеро рассаживаются, – что ты предпринял героическую попытку спасти Спидлар...
– «Героическую» – это всего лишь одно слово, – отвечает Доррин. – А как насчет «обреченной», «безумной» или «кровавой»? Порой я сильно сомневался в разумности своих действий.
Все трое Черных молчат. Наконец Оран поднимает глаза:
– Ты думаешь, что постройка двигателя была неразумным шагом?
– Нет. Насчет разумности и необходимости постройки машины у меня сомнений нет. Я имел в виду использование своих знаний и умений для защиты Спидлара.
– Будь добр, поясни свою мысль, – просит темноглазая магистра.
– Большинству простых людей Белые ничего худого не делают. Более того, они устанавливают лучший порядок, нежели тот, что существовал до них. У них прекрасные дороги, чистые улицы и почти никакой преступности. При этом они находятся в своего рода западне. Их власть основана на мощи хаоса, однако для сохранения ее им необходима гармония. Им приходится лавировать, ибо усиление гармонии для них гибельно, а держава, основанная на одном лишь хаосе, просто не может существовать.
Оран внимательно слушает.
– Боюсь, – продолжает Доррин, – что мне не удастся сформулировать свою мысль достаточно ясно, но суть дела сводится к следующему. Получилось так, что, применив совершенную тактику и новейшее, изобретенное мною оружие, мы добились лишь того, что убили великое множество ни в чем неповинных людей, а еще большее число обрекли этой зимой на голод. Белых чародеев пострадала лишь горстка. В результате наших действий старые торговые пути будут заброшены, а использование новых нанесет ущерб всему восточному Кандару к выгоде таких земель, как Сарроннин или Сутия. Отчасти, – тут он смотрит на троих в черном, – в этом виноваты и вы.
Оран открывает рот, но черноволосая Эллна поднимает руку:
– Дай ему закончить.
– Вы вышвырнули меня, – продолжает Доррин, – а Белым не понравилось то, чем я начал заниматься. К западу от Закатных Отрогов Черных, особенно Черных мужского пола, не жалуют, так что податься мне, кроме Спидлара, оказалось некуда. А коль скоро Спидлар приютил меня, я счел себя обязанным его защищать. В результате тысячи людей погибли, а я снова оказался здесь, перед вашим судилищем. Не могу сказать, что все мои действия свидетельствуют о благоразумии и прозорливости, но, по-моему, эти качества в большей степени должны быть присущи не кузнецу или целителю, а Совету.
– Что правда, то правда, – бормочет Видельт, почесывая короткую бородку.
– Ты наглядно показал, что морская блокада Белых может быть прорвана, – замечает Эллна.
– Но только с помощью Дорринова корабля, – вмешивается Лидрал. – Это не понравится ни Бристе, ни Хамору.
– В любом случае, – говорит Доррин, стараясь вернуть разговор в прежнее русло, – ответственность за произошедшее лежит и на вас, и на мне, а стало быть, нам стоило бы вместе поискать способ исправить положение. Если, – тут он хмуро улыбается, – вы не решили все заранее.
– Совет еще не пришел к окончательному решению. Нам казалось, что сначала следует поговорить с тобой.
Доррин вытирает лоб, дочерна загоревший за почти восьмидневку, проведенную на палубе. Несмотря на душ, он до сих пор чувствует себя грязным, словно угольная пыль въелась в его кожу.
– Похоже, – говорит он, – вы надеетесь услышать от меня какой-либо совет, однако по-прежнему не уверены в том, что я для Отшельничьего свой, а стало быть и в том, что этот совет вам подойдет.
– Твои предположения недалеки от действительности, – признает Эллна. – А ты и впрямь можешь предложить выход?
– Без машин, подобных моему кораблю, Фэрхэвен задушит Отшельничий. Или, по крайней мере, изолирует. Вас это устроит?
– Совет заботит... – начинает Оран.
– Нас это более чем заботит, – перебивает его Эллна. – Однако мы не можем позволить себе пренебречь ради выживания всем, на чем зиждется Отшельничий. Во времена Креслина Черные в восточном Кандаре согласились сотрудничать с Белыми ради гражданского спокойствия и хороших дорог. Кончилось это плохо. Мы не хотим создавать машины или устройства, которые поведут нас по тому же пути.
– Любая эффективно действующая машина по определению воплощает в себе хаотическую энергию, – вставляет Оран.
– Так же как и любая форма жизни, – возражает Доррин. – Нет гармонии вне хаоса и хаоса вне гармонии. Важно другое – что преобладает.
Он не уверен в том, что такая прямота пойдет ему на пользу, но и кривить душой не хочет.
– Но на заданный вопрос ты так и не ответил, – замечает Видельт.
– Я высказал свое мнение, – говорит Доррин. – Вы вправе высказать свое, но дело не в том, кто из нас что думает. Многие детали моего двигателя изготовлены из черного железа, и любой из вас в состоянии установить его гармоническую природу.
– Хаос может использовать силу гармонии...
– Я не собираюсь навязывать свои машины вам. Возможно, будет лучше, если вы позволите мне построить кузницу и верфь на южной окраине. Там все равно ничего нет.
– Но какой толк тебе от этого места? Там ведь нет и гавани?
– Там есть маленькая бухта. Для «Черного Алмаза» этого достаточно. Позднее мы сможем ее расширить.
– Мы не можем согласиться, чтобы хаос угнездился на самом Отшельничьем! – восклицает Оран. Кровь отхлынула от его лица.
– Я бы воздержался от таких заявлений. Ни машины, ни химические вещества сами по себе никакого отношения к хаосу не имеют. Да и сам я – вы прекрасно это знаете – не способен иметь с хаосом дела.
– Ты изменился...
– Вероятно, недостаточно.
– Оран, – мягко вмешивается Эллна, – почему бы нам, вместо того чтобы спорить, не испытать предложение Доррина на практике? Пусть он основывает свою мастерскую, а мы оценим результаты его работы. Он получит передышку, что-то вроде испытательного срока, а там видно будет.
– И сколько потребуется времени? – спрашивает Видельт.
– Самое меньшее два года, – отвечает Лидрал, и Доррин радуется тому, что она его опередила. Сам он запросил бы куда меньший срок, поскольку знает, что в состоянии построить новый корабль гораздо быстрее.
– А не слишком ли это затянется? – сомневается Видельт.
– Если ничто не помешает, можно управиться быстрее, – признает Доррин. – Однако большое дело редко проходит без сучка без задоринки. Нам ведь придется создать условия для жизни, жилье построить, то да се...
– Подозреваю, что у нас найдутся желающие предложить тебе помощь, – сухо замечает Оран.
– Возможно, – пожимает плечами Доррин. – В таком случае вы сможете ознакомиться с результатами моих трудов раньше.
– По-моему, предложение честное, – высказывается Эллна. – Это и в наших интересах.
– Вот как? – поднимает брови Оран.
– Оран, они оборудуют еще один порт. Каким образом это может нам повредить? Ты сам неоднократно сетовал на то, что Край Земли не может принимать корабли зимой.
Рослый волшебник кривится, словно надкусил кислый ябруш, однако кивает.
– Еще одно, – подает голос Доррин. – Мне потребуется железо. В достаточном количестве, чтобы построить корабль.
– Еще один? – едко спрашивает Оран.
– Этот я не построил, – объясняет юноша, – а просто снял с мели и поставил на него машину. Если вы хотите оценить мою работу по-настоящему, дайте мне возможность построить корабль так, как я нахожу нужным.
– Это справедливое требование, – соглашается Эллна. – Испытание должно быть честным.
– Но, надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы оплатим...
– Думаю, – прерывает отца Доррин, – что у нас найдется, чем заплатить за железо. Кроме того, мы привезли кое-какие товары и могли бы предложить их здешним посредникам.
– Хмм...
– Впрочем, мы можем обратиться и к прибывшим сюда бристанийцам.
– Их тут немного, – цедит сквозь зубы Видельт. – Это ваше дело, а вот насчет железа мы выдадим вам разрешение Совета. Без него такие покупки не разрешаются. Ты не знал?
– Не знал, – улыбается Доррин, – но это меня не удивляет. А как насчет угля?
– Углем торгуют свободно, так что договаривайтесь сами.
– Когда мы можем приступить к делу? – спрашивает Доррин, чувствуя, что, хотя разговор тянется не так уж долго, он основательно устал.
– Завтра утром ты получишь письмо Совета с разрешением на покупку железа и освоение южной гавани, – с улыбкой отвечает Эллна.
Доррин неожиданно зевает.
Эллна поднимается первой, двое других Черных следуют ее примеру, однако Оран ловит взгляд сына и тот понимает, что отец хотел бы поговорить с ним наедине.
Лидрал, поцеловав Доррина в щеку, поднимается по лестнице.
– Хотелось бы надеяться, что ты изменился, – говорит Оран.
– Если и изменился, то не так, как хотелось бы тебе, – резко отвечает Доррин. – Возможно, как раз поэтому вы уступаете Белым магам.
– Креслин уничтожил Дженреда, а ты – Джеслека.
– Ты так и не понял, – качает головой юноша. – Джеслек являл собой средоточие хаоса, именно поэтому он мог вздымать горы. Я уничтожил точку сосредоточения сил, но сами-то силы остались! Рано или поздно появится новый Джеслек... и так будет, покуда Отшельничий воплощает в себе гармонию.
– Ты подходишь к этому механически. Высшие соображения гармонии...
– Ерунда это все! – хмыкает Доррин. – Креслин ради основания Отшельничьего продал свою душу – ну не душу, так зрение, на большую часть жизни. Джеслека породил отнюдь не я, а сосредоточенная здесь гармония. И при этом вас пугает возможность строительства на дальнем конце острова нескольких основанных на гармонии машин. Машин, которых точно так же опасались и Белые.
– Это ты так и не понял! Как раз поэтому мы не можем позволить себе еще большую концентрацию гармонии.
– Так чего же вы хотите? Чтобы я со своим кораблем и своими идеями убрался в Хамор? Или в Бристу?
– Мы согласились на испытание...
– Знаю. Но мне нужно настоящее испытание, а не отсрочка на несколько лет, которая позволит Отшельничьему встать на ноги и снова вышвырнуть меня прочь.
– Мы выполним обещание.
– Знаю, – отзывается Доррин. – Я тоже.
– Доброй ночи, сын.
Перед тем как повернуться и уйти, Оран поднимает руку. Жест его похож на благословение.
Проводив отца взглядом, Доррин поднимается по каменной лестнице. Лидрал заснула на широкой кровати, так и не потушив лампу. Раздевшись, он задувает светильник и ныряет под одеяло, позволив себе лишь легкое прикосновение к обнаженному плечу.
– Доброй ночи... любимый... – сонно лепечет она.
– Доброй ночи.
CLX
CLXI
CLXII
– Мне так из всех наших благ дороже всего водопровод.
– Я оценила это раньше, чем попала сюда. Правда, там мне казалось, что ты такой несусветный умник, что додумался до водопровода сам.
Лидрал отпивает вина.
– В известном смысле так оно и было. Я сам додумался и до того, что не худо бы провести в дом воду, и до того, как это сделать. Но придумать что-то совсем не трудно, а вот воплотить свою придумку в жизнь – совсем другое дело.
Блюда из-под рыбы уносят, но на их месте тут же появляются тарелки поменьше. На каждой красуется медовый корж.
– Какая роскошь... – бормочет Лидрал.
– И какое искушение, – с усмешкой вторит ей Доррин, принюхиваясь к восхитительному аромату меда и орехов карна.
– Ты так циничен?
– Может быть, – отзывается юноша, откусывая чуть ли не половину коржика.
– Ты и правда думаешь, что они тебя искушают?
– Может быть, просто кое о чем напоминают.
– Напоминают о том, как хороша жизнь в царстве гармонии? – уточняет Лидрал.
– А заодно устраивают показуху для всех наших.
– Ты действительно намерен позаботиться об остальных?
– Конечно.
– А тебе не кажется, что это малость смахивает на подкуп? Возможно... возможно, ты им просто нужен.
– Похоже, такая форма подкупа тебе по нраву, – ухмыляется Доррин.
– Точно. Я намерена насладиться ею в полной мере.
Завидев проходящую служанку, юноша подзывает ее, подняв руку, и, потянувшись к кожаному кошельку на поясе, спрашивает:
– Сколько с меня?
– Ничего. Все расходы взял на себя Совет.
– Основательно они расщедрились! – замечает Доррин, обращаясь к Лидрал.
– Ну что ж, – откликается та. – Может быть, другие члены Совета не так сильно настроены против тебя и твоих машин, как твой отец.
– Не исключено... – бормочет Доррин, потирая подбородок. – Пока речь шла только обо мне, его мнение никем не оспаривалось... но коли дело касается судьбы всего Отшельничьего...
– Имей это в виду, – говорит Лидрал, глядя на дверь, где появились три облаченные в черное фигуры. – Кстати, вот и они.
По приближении троих в черном Доррин встает.
– Позвольте представить вам Лидрал, – говорит он. – Она занимается торговлей, и без ее помощи мне никогда не удалось бы построить «Черный Алмаз».
Лидрал тоже поднимается и слегка кланяется.
– Доррин, Лидрал, магистра Эллна и магистр Видельт, – представляет Оран своих спутников, и те склоняют головы.
Доррин отвечает им поклоном.
– Знакомство с вами для меня честь, – говорит Лидрал. – Я уже собралась уходить, так что...
– Хорошо, что мы явились вовремя и можем попросить тебя принять участие в нашей беседе, – прерывает ее Оран. – Твои соображения могут оказаться полезными. Прошу, – он кивает в сторону стоящего в углу большого стола.
Все пятеро направляются туда под пристальными взглядами Мерги и Риллы. Проходя мимо, Доррин слышит шепот старой целительницы: «Вот уж воистину сильные мира сего...»
Пергун, Мерга и Фриза неспешно наслаждаются едой, тогда как Тирел и молодцы из его команды воздают должное зеленому бренди. Доррин при виде бутылок с этим напитком морщится: бренди с Отшельничьего славится своей крепостью.
За исключением трех членов Совета, в столовой находятся лишь приплывшие на «Черном Алмазе».
– Мы понимаем, Доррин, – начинает Оран, как только все пятеро рассаживаются, – что ты предпринял героическую попытку спасти Спидлар...
– «Героическую» – это всего лишь одно слово, – отвечает Доррин. – А как насчет «обреченной», «безумной» или «кровавой»? Порой я сильно сомневался в разумности своих действий.
Все трое Черных молчат. Наконец Оран поднимает глаза:
– Ты думаешь, что постройка двигателя была неразумным шагом?
– Нет. Насчет разумности и необходимости постройки машины у меня сомнений нет. Я имел в виду использование своих знаний и умений для защиты Спидлара.
– Будь добр, поясни свою мысль, – просит темноглазая магистра.
– Большинству простых людей Белые ничего худого не делают. Более того, они устанавливают лучший порядок, нежели тот, что существовал до них. У них прекрасные дороги, чистые улицы и почти никакой преступности. При этом они находятся в своего рода западне. Их власть основана на мощи хаоса, однако для сохранения ее им необходима гармония. Им приходится лавировать, ибо усиление гармонии для них гибельно, а держава, основанная на одном лишь хаосе, просто не может существовать.
Оран внимательно слушает.
– Боюсь, – продолжает Доррин, – что мне не удастся сформулировать свою мысль достаточно ясно, но суть дела сводится к следующему. Получилось так, что, применив совершенную тактику и новейшее, изобретенное мною оружие, мы добились лишь того, что убили великое множество ни в чем неповинных людей, а еще большее число обрекли этой зимой на голод. Белых чародеев пострадала лишь горстка. В результате наших действий старые торговые пути будут заброшены, а использование новых нанесет ущерб всему восточному Кандару к выгоде таких земель, как Сарроннин или Сутия. Отчасти, – тут он смотрит на троих в черном, – в этом виноваты и вы.
Оран открывает рот, но черноволосая Эллна поднимает руку:
– Дай ему закончить.
– Вы вышвырнули меня, – продолжает Доррин, – а Белым не понравилось то, чем я начал заниматься. К западу от Закатных Отрогов Черных, особенно Черных мужского пола, не жалуют, так что податься мне, кроме Спидлара, оказалось некуда. А коль скоро Спидлар приютил меня, я счел себя обязанным его защищать. В результате тысячи людей погибли, а я снова оказался здесь, перед вашим судилищем. Не могу сказать, что все мои действия свидетельствуют о благоразумии и прозорливости, но, по-моему, эти качества в большей степени должны быть присущи не кузнецу или целителю, а Совету.
– Что правда, то правда, – бормочет Видельт, почесывая короткую бородку.
– Ты наглядно показал, что морская блокада Белых может быть прорвана, – замечает Эллна.
– Но только с помощью Дорринова корабля, – вмешивается Лидрал. – Это не понравится ни Бристе, ни Хамору.
– В любом случае, – говорит Доррин, стараясь вернуть разговор в прежнее русло, – ответственность за произошедшее лежит и на вас, и на мне, а стало быть, нам стоило бы вместе поискать способ исправить положение. Если, – тут он хмуро улыбается, – вы не решили все заранее.
– Совет еще не пришел к окончательному решению. Нам казалось, что сначала следует поговорить с тобой.
Доррин вытирает лоб, дочерна загоревший за почти восьмидневку, проведенную на палубе. Несмотря на душ, он до сих пор чувствует себя грязным, словно угольная пыль въелась в его кожу.
– Похоже, – говорит он, – вы надеетесь услышать от меня какой-либо совет, однако по-прежнему не уверены в том, что я для Отшельничьего свой, а стало быть и в том, что этот совет вам подойдет.
– Твои предположения недалеки от действительности, – признает Эллна. – А ты и впрямь можешь предложить выход?
– Без машин, подобных моему кораблю, Фэрхэвен задушит Отшельничий. Или, по крайней мере, изолирует. Вас это устроит?
– Совет заботит... – начинает Оран.
– Нас это более чем заботит, – перебивает его Эллна. – Однако мы не можем позволить себе пренебречь ради выживания всем, на чем зиждется Отшельничий. Во времена Креслина Черные в восточном Кандаре согласились сотрудничать с Белыми ради гражданского спокойствия и хороших дорог. Кончилось это плохо. Мы не хотим создавать машины или устройства, которые поведут нас по тому же пути.
– Любая эффективно действующая машина по определению воплощает в себе хаотическую энергию, – вставляет Оран.
– Так же как и любая форма жизни, – возражает Доррин. – Нет гармонии вне хаоса и хаоса вне гармонии. Важно другое – что преобладает.
Он не уверен в том, что такая прямота пойдет ему на пользу, но и кривить душой не хочет.
– Но на заданный вопрос ты так и не ответил, – замечает Видельт.
– Я высказал свое мнение, – говорит Доррин. – Вы вправе высказать свое, но дело не в том, кто из нас что думает. Многие детали моего двигателя изготовлены из черного железа, и любой из вас в состоянии установить его гармоническую природу.
– Хаос может использовать силу гармонии...
– Я не собираюсь навязывать свои машины вам. Возможно, будет лучше, если вы позволите мне построить кузницу и верфь на южной окраине. Там все равно ничего нет.
– Но какой толк тебе от этого места? Там ведь нет и гавани?
– Там есть маленькая бухта. Для «Черного Алмаза» этого достаточно. Позднее мы сможем ее расширить.
– Мы не можем согласиться, чтобы хаос угнездился на самом Отшельничьем! – восклицает Оран. Кровь отхлынула от его лица.
– Я бы воздержался от таких заявлений. Ни машины, ни химические вещества сами по себе никакого отношения к хаосу не имеют. Да и сам я – вы прекрасно это знаете – не способен иметь с хаосом дела.
– Ты изменился...
– Вероятно, недостаточно.
– Оран, – мягко вмешивается Эллна, – почему бы нам, вместо того чтобы спорить, не испытать предложение Доррина на практике? Пусть он основывает свою мастерскую, а мы оценим результаты его работы. Он получит передышку, что-то вроде испытательного срока, а там видно будет.
– И сколько потребуется времени? – спрашивает Видельт.
– Самое меньшее два года, – отвечает Лидрал, и Доррин радуется тому, что она его опередила. Сам он запросил бы куда меньший срок, поскольку знает, что в состоянии построить новый корабль гораздо быстрее.
– А не слишком ли это затянется? – сомневается Видельт.
– Если ничто не помешает, можно управиться быстрее, – признает Доррин. – Однако большое дело редко проходит без сучка без задоринки. Нам ведь придется создать условия для жизни, жилье построить, то да се...
– Подозреваю, что у нас найдутся желающие предложить тебе помощь, – сухо замечает Оран.
– Возможно, – пожимает плечами Доррин. – В таком случае вы сможете ознакомиться с результатами моих трудов раньше.
– По-моему, предложение честное, – высказывается Эллна. – Это и в наших интересах.
– Вот как? – поднимает брови Оран.
– Оран, они оборудуют еще один порт. Каким образом это может нам повредить? Ты сам неоднократно сетовал на то, что Край Земли не может принимать корабли зимой.
Рослый волшебник кривится, словно надкусил кислый ябруш, однако кивает.
– Еще одно, – подает голос Доррин. – Мне потребуется железо. В достаточном количестве, чтобы построить корабль.
– Еще один? – едко спрашивает Оран.
– Этот я не построил, – объясняет юноша, – а просто снял с мели и поставил на него машину. Если вы хотите оценить мою работу по-настоящему, дайте мне возможность построить корабль так, как я нахожу нужным.
– Это справедливое требование, – соглашается Эллна. – Испытание должно быть честным.
– Но, надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы оплатим...
– Думаю, – прерывает отца Доррин, – что у нас найдется, чем заплатить за железо. Кроме того, мы привезли кое-какие товары и могли бы предложить их здешним посредникам.
– Хмм...
– Впрочем, мы можем обратиться и к прибывшим сюда бристанийцам.
– Их тут немного, – цедит сквозь зубы Видельт. – Это ваше дело, а вот насчет железа мы выдадим вам разрешение Совета. Без него такие покупки не разрешаются. Ты не знал?
– Не знал, – улыбается Доррин, – но это меня не удивляет. А как насчет угля?
– Углем торгуют свободно, так что договаривайтесь сами.
– Когда мы можем приступить к делу? – спрашивает Доррин, чувствуя, что, хотя разговор тянется не так уж долго, он основательно устал.
– Завтра утром ты получишь письмо Совета с разрешением на покупку железа и освоение южной гавани, – с улыбкой отвечает Эллна.
Доррин неожиданно зевает.
Эллна поднимается первой, двое других Черных следуют ее примеру, однако Оран ловит взгляд сына и тот понимает, что отец хотел бы поговорить с ним наедине.
Лидрал, поцеловав Доррина в щеку, поднимается по лестнице.
– Хотелось бы надеяться, что ты изменился, – говорит Оран.
– Если и изменился, то не так, как хотелось бы тебе, – резко отвечает Доррин. – Возможно, как раз поэтому вы уступаете Белым магам.
– Креслин уничтожил Дженреда, а ты – Джеслека.
– Ты так и не понял, – качает головой юноша. – Джеслек являл собой средоточие хаоса, именно поэтому он мог вздымать горы. Я уничтожил точку сосредоточения сил, но сами-то силы остались! Рано или поздно появится новый Джеслек... и так будет, покуда Отшельничий воплощает в себе гармонию.
– Ты подходишь к этому механически. Высшие соображения гармонии...
– Ерунда это все! – хмыкает Доррин. – Креслин ради основания Отшельничьего продал свою душу – ну не душу, так зрение, на большую часть жизни. Джеслека породил отнюдь не я, а сосредоточенная здесь гармония. И при этом вас пугает возможность строительства на дальнем конце острова нескольких основанных на гармонии машин. Машин, которых точно так же опасались и Белые.
– Это ты так и не понял! Как раз поэтому мы не можем позволить себе еще большую концентрацию гармонии.
– Так чего же вы хотите? Чтобы я со своим кораблем и своими идеями убрался в Хамор? Или в Бристу?
– Мы согласились на испытание...
– Знаю. Но мне нужно настоящее испытание, а не отсрочка на несколько лет, которая позволит Отшельничьему встать на ноги и снова вышвырнуть меня прочь.
– Мы выполним обещание.
– Знаю, – отзывается Доррин. – Я тоже.
– Доброй ночи, сын.
Перед тем как повернуться и уйти, Оран поднимает руку. Жест его похож на благословение.
Проводив отца взглядом, Доррин поднимается по каменной лестнице. Лидрал заснула на широкой кровати, так и не потушив лампу. Раздевшись, он задувает светильник и ныряет под одеяло, позволив себе лишь легкое прикосновение к обнаженному плечу.
– Доброй ночи... любимый... – сонно лепечет она.
– Доброй ночи.
CLX
– Как такое вообще могло случиться? Как вы могли его проворонить? – тихо произносит Стирол.
Трое Белых смотрят на зеркало, потом переводят взгляд на Высшего Мага. Наконец, Фидел нарушает молчание:
– Он построил корабль, способный плыть прямо против ветра. «Белая Буря», заложив галс, почти догнала его, но он проскочил мыс и ушел.
– Не смогли захватить, так почему, на худой конец, не сожгли?
– Поджечь голую палубу не так-то просто, а он шел без парусов. Засунул в трюм какую-то машину, которая толкала судно непонятным манером. Это позволило ему пройти вдоль самого берега и обогнуть мыс, а потом, под парусами и с этой машиной, его уже было не догнать.
– Постой. Ты же сказал, что он шел без парусов.
– Паруса были свернуты, – холодно и резко поясняет Ания. – А этот его двигатель горяч как хаос, но окован черным железом.
– Как он работает?
– Это нам неизвестно.
– Превосходно! Просто великолепно! В результате вашего недомыслия Черный маг, способный свести на нет всю нашу затею с блокадой, пришвартовался у Края Земли. В общем... – Стирол вздыхает. – В ответе за это – вы! И Джеслек, конечно, но с него уже не спросить.
Ания поднимает брови.
– Чему ты удивляешься, Ания? Неужели до тебя так туго доходит? Удавалось ли нам хоть когда-либо добиться успеха в прямом противоборстве с самим Отшельничьим? – произносит Высший Маг с холодной улыбкой. – Ступайте, все трое, и молитесь, чтобы Черные оказались такими же недальновидными тупицами, как и вы. Чтобы они продолжали лелеять свою разлюбезную гармонию и отказались от машин.
– А если... – пытается спросить Ания.
– А что «если» – сообразите сами. Убирайтесь!
Трое Белых смотрят на зеркало, потом переводят взгляд на Высшего Мага. Наконец, Фидел нарушает молчание:
– Он построил корабль, способный плыть прямо против ветра. «Белая Буря», заложив галс, почти догнала его, но он проскочил мыс и ушел.
– Не смогли захватить, так почему, на худой конец, не сожгли?
– Поджечь голую палубу не так-то просто, а он шел без парусов. Засунул в трюм какую-то машину, которая толкала судно непонятным манером. Это позволило ему пройти вдоль самого берега и обогнуть мыс, а потом, под парусами и с этой машиной, его уже было не догнать.
– Постой. Ты же сказал, что он шел без парусов.
– Паруса были свернуты, – холодно и резко поясняет Ания. – А этот его двигатель горяч как хаос, но окован черным железом.
– Как он работает?
– Это нам неизвестно.
– Превосходно! Просто великолепно! В результате вашего недомыслия Черный маг, способный свести на нет всю нашу затею с блокадой, пришвартовался у Края Земли. В общем... – Стирол вздыхает. – В ответе за это – вы! И Джеслек, конечно, но с него уже не спросить.
Ания поднимает брови.
– Чему ты удивляешься, Ания? Неужели до тебя так туго доходит? Удавалось ли нам хоть когда-либо добиться успеха в прямом противоборстве с самим Отшельничьим? – произносит Высший Маг с холодной улыбкой. – Ступайте, все трое, и молитесь, чтобы Черные оказались такими же недальновидными тупицами, как и вы. Чтобы они продолжали лелеять свою разлюбезную гармонию и отказались от машин.
– А если... – пытается спросить Ания.
– А что «если» – сообразите сами. Убирайтесь!
CLXI
Доррин едет верхом рядом с Кадарой. Лидрал с повозкой следует за ними.
– А я ведь и не надеялась вернуться домой, – замечает рыжеволосая воительница, придерживая поводья левой рукой. Правая по-прежнему на перевязи.
– Вроде бы мы дома, а вроде бы и нет, – замечает Доррин, озирая плодородную долину реки Фейн с ее колосящимися нивами.
Если он верно понял указания, вскоре им предстоит свернуть и, поднявшись по петляющей по склону тропе, добраться до единственной на Отшельничьем шахты, где добывают железо. Там же находится и плавильня.
Впереди маячит серый дорожный столб с двумя стрелками. Одна, с надписью «Фейн – 5», смотрит прямо, а другая – «Рудник – 4» – направо. От указателя начинается узкая и извилистая, однако тоже вымощенная камнем дорога. Все трое начинают подъем.
– Как я понимаю, это у вас что-то вроде проселка, – слышится голос Лидрал, почти заглушаемый скрипом повозки. – Но он будет получше иных кандарских большаков.
– Тут ездят подводы, груженные железом.
– К Фрусовой плавильне тоже, но та дорога выглядит куда как хуже.
«Гармония дает определенные преимущества», – думает Доррин, но, вспомнив сомнение на лице отца, решает, что ей присущи и некоторые недостатки.
Рудник представляет собой комплекс из пяти строений, возведенных на широком уступе. Над верхушками сооружений, чем-то похожих на ульи – не иначе, доменных печей, – поднимается дым. Пониже домен находятся две приземистые постройки, откуда доносятся гулкие, тяжкие удары. Водный поток приводит в движение водяное колесо.
– Хочешь зайти? – спрашивает Доррин Кадару, остановившись возле самого маленького из домов, притулившегося в стороне от дыма и грохота.
– Нет.
За столом сидит седовласый мужчина, погруженный в изучение чертежей. При виде вошедших Доррина и Лидрал он встает.
– Я Корбов, начальник рудника. Чем могу служить?
– Я Доррин, кузнец. У меня письмо от Совета.
Юноша передает ему запечатанный конверт. Скребя затылок, Корбов несколько раз перечитывает письмо и наконец спрашивает:
– И сколько же тебе нужно железа?
Доррин был бы не прочь построить корабль целиком из железа и стали, однако сознает неосуществимость подобной затеи. Мало того что на это потребовалось бы более десяти тысяч стоунов железа, но он, вдобавок, понятия не имеет, как рассчитывать прочность такой конструкции. И потому называет цифру, исходя из того, что корпус будет дубовым:
– Около двух тысяч стоунов.
– Мы можем поставить около тысячи стоунов за полгода, – отзывается, покачивая головой, Корбов. – Цена составит не меньше двух сотен золотых. Дело-то, – он смотрит на полученное от Доррина письмо, – небось важное? Иначе с чего бы им занялся Совет!
Кроме самого «Черного Алмаза» у Доррина есть около сотни золотых, да еще товаров золотых на тридцать.
– А нельзя управиться месяца за четыре – четыре с половиной? – спрашивает наконец он.
– С тысячей стоунов? Выплавить можно, но вот прокатать...
– Я могу взять большую часть листами толщиной в полспана.
– Это проще, – соглашается Корбов. – Но такие листы при размерах два локтя на три потянут почти на семь стоунов каждый.
– Как раз то, что мне нужно, – усмехается Доррин.
– Но раз вам меньше работы, цена должна быть ниже, – быстро вмешивается Лидрал.
– Я сброшу ее примерно на... – с улыбкой начинает Корбов.
– ...вдвое, – заканчивает за него многоопытная торговка.
Улыбка начальника рудника тает.
– Ну... такая большая скидка...
– Ты продаешь большую партию одному покупателю, – указывает Лидрал. – Это выгодно.
– Хм...
– И не забудь, эту затею поддерживает Совет, – добавляет Доррин.
– Попробуем... – начинает сдаваться начальник рудника. – Но ведь я не могу оставить без железа и своих постоянных покупателей!
– Можешь заняться ими в первую очередь, – отвечает ему Лидрал. – Все равно Доррину железо понадобится не раньше чем через четыре восьмидневки.
– А доставка? Поди отвези этакий груз аж на Край Земли!
– Не на Край Земли, а к южной бухте, – уточняет Доррин.
– Так там же пусто! Ничего нет.
– Нет – так будет.
– Восемьдесят золотых за тысячу, – снова говорит Лидрал.
– Ты, я гляжу, мастерица торговаться, – с кислой усмешкой говорит Корбов. – Но это уж чересчур.
– Я могу предложить не только деньги, – заявляет Доррин, произведя в уме некоторые подсчеты. – Если доверишься мне, можешь стать участником выгодного дела. Я строю корабль совершенно нового типа. Такой, который не зависит от ветра. Сам-то корабль тебе ни к чему, но кое-какие приспособления, по-моему, могут оказаться полезными. Как построю – приезжай. Взглянешь, что тебе пригодится.
– Так ты тот самый... с магическим судном...
– Никакой магии, одна механика. «Алмаз» приводит в движение паровая машина.
– Совет ни за что не позволит мне поставить здесь такую машину.
– Догадываюсь. Но у меня есть и другие усовершенствования. Система сцепления, зажимные устройства, зубчатая передача... Надеюсь, мне удастся сделать хороший насос.
– Насос? Хороший насос мне бы не помешал. Они хотят, чтобы я начал разработку северного пласта, а туда не сунешься, не откачав из штолен воду. Ладно, – машет рукой Корбов, – поладим на том, что я возьму восемьдесят чистоганом и насос или еще какую механику, чтоб в моем деле помогла. Ты ведь Черный, а стало быть, не надуешь... Вам придется послать кого-то с подводой, во всяком случае в первый раз. Жду через четыре восьмидневки, считая с сего дня.
Доррин согласно кивает. Помявшись, начальник рудника произносит:
– Только... не то чтобы я не доверял Черному, да еще явившемуся с письмом от Совета, но... понимаешь...
– Хочешь получить залог?
– Обманывать ты не станешь, но вдруг у тебя ничего не получится? Что тогда? Мне придется везти листы назад, да потом их еще и плющить – такие толстенные никто, кроме тебя, не возьмет.
– Десять золотых. В счет стоимости железа, но, если мы подведем, оставишь себе как штраф. И я буду выплачивать тебе еще по десять всякий раз по получении новой партии.
– Это по-честному.
Доррин отсчитывает десять золотых, стараясь не думать о том, во что грозит обойтись его затея.
– Через четыре восьмидневки ты пришлешь проводника, чтобы он отвел мою подводу к южной бухте. Туда, где тебя угораздит обосноваться, – говорит Корбов.
Они ударяют по рукам.
– А ты крепче, чем кажешься с виду, – замечает начальник рудника.
– Спасибо на добром слове.
– Он согласился бы и на восемьдесят, безо всякого насоса, – замечает Лидрал, когда они с Доррином покидают контору.
– Догадываюсь. Но сейчас он доволен. Считает, что выгодно сторговался. Дам я ему насос, самый лучший. Этот малый может нам очень пригодиться. Я не хочу ограничиваться одним кораблем.
– Думаешь, они тебе позволят?
– Думаю, у них нет особого выбора. Разве за все это время в Крае Земли в порту пришвартовался хоть один корабль? Они вовсе не хотят, чтобы весь мир отгородился от Отшельничьего, а дело идет именно к этому.
Доррин знает, что прав, однако помнит и то, какого мнения придерживается на сей счет его отец. А воля иных людей твердостью не уступит железу, из которого сделан корабельный двигатель.
– А я ведь и не надеялась вернуться домой, – замечает рыжеволосая воительница, придерживая поводья левой рукой. Правая по-прежнему на перевязи.
– Вроде бы мы дома, а вроде бы и нет, – замечает Доррин, озирая плодородную долину реки Фейн с ее колосящимися нивами.
Если он верно понял указания, вскоре им предстоит свернуть и, поднявшись по петляющей по склону тропе, добраться до единственной на Отшельничьем шахты, где добывают железо. Там же находится и плавильня.
Впереди маячит серый дорожный столб с двумя стрелками. Одна, с надписью «Фейн – 5», смотрит прямо, а другая – «Рудник – 4» – направо. От указателя начинается узкая и извилистая, однако тоже вымощенная камнем дорога. Все трое начинают подъем.
– Как я понимаю, это у вас что-то вроде проселка, – слышится голос Лидрал, почти заглушаемый скрипом повозки. – Но он будет получше иных кандарских большаков.
– Тут ездят подводы, груженные железом.
– К Фрусовой плавильне тоже, но та дорога выглядит куда как хуже.
«Гармония дает определенные преимущества», – думает Доррин, но, вспомнив сомнение на лице отца, решает, что ей присущи и некоторые недостатки.
Рудник представляет собой комплекс из пяти строений, возведенных на широком уступе. Над верхушками сооружений, чем-то похожих на ульи – не иначе, доменных печей, – поднимается дым. Пониже домен находятся две приземистые постройки, откуда доносятся гулкие, тяжкие удары. Водный поток приводит в движение водяное колесо.
– Хочешь зайти? – спрашивает Доррин Кадару, остановившись возле самого маленького из домов, притулившегося в стороне от дыма и грохота.
– Нет.
За столом сидит седовласый мужчина, погруженный в изучение чертежей. При виде вошедших Доррина и Лидрал он встает.
– Я Корбов, начальник рудника. Чем могу служить?
– Я Доррин, кузнец. У меня письмо от Совета.
Юноша передает ему запечатанный конверт. Скребя затылок, Корбов несколько раз перечитывает письмо и наконец спрашивает:
– И сколько же тебе нужно железа?
Доррин был бы не прочь построить корабль целиком из железа и стали, однако сознает неосуществимость подобной затеи. Мало того что на это потребовалось бы более десяти тысяч стоунов железа, но он, вдобавок, понятия не имеет, как рассчитывать прочность такой конструкции. И потому называет цифру, исходя из того, что корпус будет дубовым:
– Около двух тысяч стоунов.
– Мы можем поставить около тысячи стоунов за полгода, – отзывается, покачивая головой, Корбов. – Цена составит не меньше двух сотен золотых. Дело-то, – он смотрит на полученное от Доррина письмо, – небось важное? Иначе с чего бы им занялся Совет!
Кроме самого «Черного Алмаза» у Доррина есть около сотни золотых, да еще товаров золотых на тридцать.
– А нельзя управиться месяца за четыре – четыре с половиной? – спрашивает наконец он.
– С тысячей стоунов? Выплавить можно, но вот прокатать...
– Я могу взять большую часть листами толщиной в полспана.
– Это проще, – соглашается Корбов. – Но такие листы при размерах два локтя на три потянут почти на семь стоунов каждый.
– Как раз то, что мне нужно, – усмехается Доррин.
– Но раз вам меньше работы, цена должна быть ниже, – быстро вмешивается Лидрал.
– Я сброшу ее примерно на... – с улыбкой начинает Корбов.
– ...вдвое, – заканчивает за него многоопытная торговка.
Улыбка начальника рудника тает.
– Ну... такая большая скидка...
– Ты продаешь большую партию одному покупателю, – указывает Лидрал. – Это выгодно.
– Хм...
– И не забудь, эту затею поддерживает Совет, – добавляет Доррин.
– Попробуем... – начинает сдаваться начальник рудника. – Но ведь я не могу оставить без железа и своих постоянных покупателей!
– Можешь заняться ими в первую очередь, – отвечает ему Лидрал. – Все равно Доррину железо понадобится не раньше чем через четыре восьмидневки.
– А доставка? Поди отвези этакий груз аж на Край Земли!
– Не на Край Земли, а к южной бухте, – уточняет Доррин.
– Так там же пусто! Ничего нет.
– Нет – так будет.
– Восемьдесят золотых за тысячу, – снова говорит Лидрал.
– Ты, я гляжу, мастерица торговаться, – с кислой усмешкой говорит Корбов. – Но это уж чересчур.
– Я могу предложить не только деньги, – заявляет Доррин, произведя в уме некоторые подсчеты. – Если доверишься мне, можешь стать участником выгодного дела. Я строю корабль совершенно нового типа. Такой, который не зависит от ветра. Сам-то корабль тебе ни к чему, но кое-какие приспособления, по-моему, могут оказаться полезными. Как построю – приезжай. Взглянешь, что тебе пригодится.
– Так ты тот самый... с магическим судном...
– Никакой магии, одна механика. «Алмаз» приводит в движение паровая машина.
– Совет ни за что не позволит мне поставить здесь такую машину.
– Догадываюсь. Но у меня есть и другие усовершенствования. Система сцепления, зажимные устройства, зубчатая передача... Надеюсь, мне удастся сделать хороший насос.
– Насос? Хороший насос мне бы не помешал. Они хотят, чтобы я начал разработку северного пласта, а туда не сунешься, не откачав из штолен воду. Ладно, – машет рукой Корбов, – поладим на том, что я возьму восемьдесят чистоганом и насос или еще какую механику, чтоб в моем деле помогла. Ты ведь Черный, а стало быть, не надуешь... Вам придется послать кого-то с подводой, во всяком случае в первый раз. Жду через четыре восьмидневки, считая с сего дня.
Доррин согласно кивает. Помявшись, начальник рудника произносит:
– Только... не то чтобы я не доверял Черному, да еще явившемуся с письмом от Совета, но... понимаешь...
– Хочешь получить залог?
– Обманывать ты не станешь, но вдруг у тебя ничего не получится? Что тогда? Мне придется везти листы назад, да потом их еще и плющить – такие толстенные никто, кроме тебя, не возьмет.
– Десять золотых. В счет стоимости железа, но, если мы подведем, оставишь себе как штраф. И я буду выплачивать тебе еще по десять всякий раз по получении новой партии.
– Это по-честному.
Доррин отсчитывает десять золотых, стараясь не думать о том, во что грозит обойтись его затея.
– Через четыре восьмидневки ты пришлешь проводника, чтобы он отвел мою подводу к южной бухте. Туда, где тебя угораздит обосноваться, – говорит Корбов.
Они ударяют по рукам.
– А ты крепче, чем кажешься с виду, – замечает начальник рудника.
– Спасибо на добром слове.
– Он согласился бы и на восемьдесят, безо всякого насоса, – замечает Лидрал, когда они с Доррином покидают контору.
– Догадываюсь. Но сейчас он доволен. Считает, что выгодно сторговался. Дам я ему насос, самый лучший. Этот малый может нам очень пригодиться. Я не хочу ограничиваться одним кораблем.
– Думаешь, они тебе позволят?
– Думаю, у них нет особого выбора. Разве за все это время в Крае Земли в порту пришвартовался хоть один корабль? Они вовсе не хотят, чтобы весь мир отгородился от Отшельничьего, а дело идет именно к этому.
Доррин знает, что прав, однако помнит и то, какого мнения придерживается на сей счет его отец. А воля иных людей твердостью не уступит железу, из которого сделан корабельный двигатель.
CLXII
Слева тянутся луга, которые заканчиваются у крутого обрыва над Восточным Океаном. Справа невысокие утесы нависают над Кандарским заливом.
В траве петляет узенькая речушка, по берегам которой кое-где притулились чахлые дубки. А вот трава вымахала по стремена. Тишину над равниной нарушают лишь приглушенный плеск волн, жужжание насекомых, перестук копыт да скрип повозки.
– Чудная какая-то дорога, – замечает Лидрал. – Широкая, мощеная, а никуда не ведет.
– Принято считать, что это был последний замысел Креслина, – поясняет Доррин. – Он придавал дорогам огромное значение и настоял на том, чтобы проложить Тракт через весь остров. Но до побережья дорогу так и не довели. Она обрывается примерно в половине кай от бухты. Там болото, а мостить топь не сочли нужным.
– Это потому, что умер Креслин, – сухо добавляет Кадара. – Проживи он подольше – и болото бы замостили, и порт на юге бы построили.
– Кажется, я начинаю понимать, почему тут так много одержимых, – говорит Лидрал. – Всем охота не посрамить память великого безупречного героя.
– Вообще-то он был не таким уж безупречным, – отзывается Кадара. – Заставил Мегеру пройти через полный демонов ад, а потом, словно во искупление, последовал за ней. При рождении дочери оба они едва не погибли.
Доррин молчит, размышляя о словах Кадары. Должно быть, великие деяния требуют жертв – и не только от творцов этих деяний, но и от тех, кто их окружает.
– А что стало с этой дочерью?
– Выросла, своих детей родила... Спроси лучше Доррина.
– Доррин, расскажи!
– Звали ее то ли Дайлисс, в честь Креслиновой матушки, то ли Ллиз, в честь его сестры. У нее было трое детей...
Поднявшись на гребень холма, Доррин останавливается. Дальше тракт делает по склону широкую петлю. За поворотом начинается последний, прямой как стрела, отрезок дороги, упирающийся в прочерченную узким водным просветом заболоченную равнину. Петляющая речушка дважды пересекается с трактом. В этих местах через нее переброшены каменные мосты. Потом она исчезает в том самом болоте, возле которого обрывается каменное мощение и которое окружает бухточку с трех сторон.
– Не очень-то это похоже на гавань.
– В нынешнем виде – да, – соглашается Доррин. – Но бухту можно значительно расширить с помощью взрывов. К северу от болота почва твердая, а если раздробить здешние скалы, получится прочный черный камень. Превосходный материал для строительства.
В траве петляет узенькая речушка, по берегам которой кое-где притулились чахлые дубки. А вот трава вымахала по стремена. Тишину над равниной нарушают лишь приглушенный плеск волн, жужжание насекомых, перестук копыт да скрип повозки.
– Чудная какая-то дорога, – замечает Лидрал. – Широкая, мощеная, а никуда не ведет.
– Принято считать, что это был последний замысел Креслина, – поясняет Доррин. – Он придавал дорогам огромное значение и настоял на том, чтобы проложить Тракт через весь остров. Но до побережья дорогу так и не довели. Она обрывается примерно в половине кай от бухты. Там болото, а мостить топь не сочли нужным.
– Это потому, что умер Креслин, – сухо добавляет Кадара. – Проживи он подольше – и болото бы замостили, и порт на юге бы построили.
– Кажется, я начинаю понимать, почему тут так много одержимых, – говорит Лидрал. – Всем охота не посрамить память великого безупречного героя.
– Вообще-то он был не таким уж безупречным, – отзывается Кадара. – Заставил Мегеру пройти через полный демонов ад, а потом, словно во искупление, последовал за ней. При рождении дочери оба они едва не погибли.
Доррин молчит, размышляя о словах Кадары. Должно быть, великие деяния требуют жертв – и не только от творцов этих деяний, но и от тех, кто их окружает.
– А что стало с этой дочерью?
– Выросла, своих детей родила... Спроси лучше Доррина.
– Доррин, расскажи!
– Звали ее то ли Дайлисс, в честь Креслиновой матушки, то ли Ллиз, в честь его сестры. У нее было трое детей...
Поднявшись на гребень холма, Доррин останавливается. Дальше тракт делает по склону широкую петлю. За поворотом начинается последний, прямой как стрела, отрезок дороги, упирающийся в прочерченную узким водным просветом заболоченную равнину. Петляющая речушка дважды пересекается с трактом. В этих местах через нее переброшены каменные мосты. Потом она исчезает в том самом болоте, возле которого обрывается каменное мощение и которое окружает бухточку с трех сторон.
– Не очень-то это похоже на гавань.
– В нынешнем виде – да, – соглашается Доррин. – Но бухту можно значительно расширить с помощью взрывов. К северу от болота почва твердая, а если раздробить здешние скалы, получится прочный черный камень. Превосходный материал для строительства.