Модезитт Лиланд Экстон. Инженер магии

   – Надеюсь, в ней будет не больше двухсот пятидесяти, но нам нужно учесть еще и вес баков с водой и ящиков с углем.
   – И носовые и кормовые бункеры выполнены по-новому, – говорит Тирел, указывая на наклонные желоба. – Но... ты точно уверен, что это маленькое чудище не пойдет ко дну?
   – Не должно, – бормочет Доррин, надеясь, что не раз проверенные и перепроверенные расчеты не подведут.
   – А имя для чудища ты уже подыскал?
   – Почему ты все время называешь корабль чудищем?
   Оба собеседника смотрят на почти законченный корпус. Для спуска его на воду уже прорыт специальный канал, а бухта углублена с помощью взрывов и установленной на «Черном Алмазе» землечерпалки.
   – Потому что это и есть черное чудовище, предназначенное исключительно для уничтожения. У него даже нет грузовых трюмов. Только машинное отделение, отсеки для бойцов да много оружия.
   – Ты сам говорил, что я не могу сделать его больше... да я и вправду не могу. Тьма, действительно не могу!
   – Тем паче что тебе никто не помогает.
   – Да помогают мне, только... – Доррин и впрямь считает, что помогают ему больше, чем он того заслуживает, только вот деньги кончаются, а корпус и машина еще далеки от завершения. Неожиданно Доррин говорит: – Давай назовем его «Черный Молот».
   – Подходящее название, какое и мог дать кузнец, – Тирел кашляет и меняет тему: – Пойдем взглянем на опоры у главного вала. Тут твой глаз нужен.
   Доррин глубоко вздыхает.
   Всякий раз, когда у него с Тирелом заходит разговор о корабле, обнаруживается, что примерно с полдюжины деталей необходимо доработать, усовершенствовать, а то и заменить на новые.
   Оба мастера взбираются по лестнице и бочком пробираются по балкам, на которые будет настлана платформа, поддерживающая двигатель.
   – Смотри, – говорит Тирел, указывая на беспокоящий его узел. – Если мы сделаем все по чертежу, то при сильной вибрации вала все полетит.
   – Ну, и что ты предлагаешь? – спрашивает Доррин, сразу понимая, что судостроитель прав.
   – Нужно поместить прямо под валом несколько дополнительных балок, без жесткого соединения их с корпусом. Они будут удерживаться на месте своим весом, но как бы ни была сильна вибрация, это не приведет к разрыву крепления.
   – А сколько это добавит веса?
   – По сравнению со всем твоим железом сущую безделицу – стоунов пятнадцать.
   Доррин однако вовсе не считает пятнадцать стоунов безделицей. Корабль следует сделать как можно легче, и если придется утяжелить на пятнадцать стоунов крепления, значит какой-то узел следует на столько же облегчить. Тирел заботится о прочности, но следует подумать и о скорости.
   – Займись этим, а я подумаю, где можно убавить весу.
   В этот миг внимание Доррина привлекает стук колес. К стапелю подкатывает тяжелый фургон. Доррин видит на козлах Хегла, а рядом – женщину в облачении целительницы. Свою мать.
   – Извини, Тирел, – Доррин торопливо спускается вниз, гадая, что могло заставить матушку предпринять столь дальнее путешествие. Что-то неладное с отцом? Или Совет передумал, и она хочет его предупредить?
   Фургон доверху нагружен всякой всячиной, от детской колыбельки до корабельных гвоздей и болтов.
   Соскочив с козел, Ребекка с улыбкой машет сыну рукой и, отступив в сторонку чтоб не мешать, говорит:
   – Принимайся за разгрузку.
   Доррин поворачивается к фургону.
   – А я бы оставил это на Тирела, – хмыкает Хегл, откидывая задний борт.
   – Основательный народ кузнецы, – заявляет подоспевший Стил, скатывая по доске бочонок. – Ежели что закажешь, так привезут все, о чем просил. И даже больше.
   Доррин, одно за другим, сгружает два корабельных тесла, а при виде бочарного струга удивленно поднимает брови:
   – Какое отношение это имеет к верфи?
   – Тирел сказал, что для твоего чудища надо будет сделать несколько специальных бочек.
   – Чтоб ты знал – у «чудища» теперь есть имя. «Черный Молот». Кил подсказал, мой братец.
   – «Черный Молот», вот оно как. Ты, надо думать, собираешься молотить этим молотом Белых, – Хегл отставляет в сторону несколько лопат и две мотыги. – Вот эти вещицы сделаны специально для Рейсы, чтоб ловчее управляться одной рукой, а эта, – он показывает мотыгу поменьше, – для старой целительницы. Легкая, как перышко.
   – Ну, стоило ли тебе так утруждаться?
   – Еще как стоило! Давно работа не была мне так в радость.
   Доррин смотрит на мать, но та молча улыбается.
   – Ну, здесь все, – заявляет Хегл после того, как последний бочонок с палубными гвоздями оказывается на земле. – Я поеду дальше. Кое-что мне нужно доставить прямиком к Кадаре.
   Подав матери руку, Доррин помогает ей взобраться на козлы, а сам запрыгивает в фургон сзади.
   Возле жилого дома Хегл останавливает фургон и ставит его на тормоз. Из кузницы доносится звон Яррлова молота, а в самом доме, по дневной поре, нет никого, не считая Мерги и Фризы.
   – Где Кадара? – интересуется Хегл.
   – Думаю, возле оружейной, – Доррин указывает в сторону фундамента будущих казарм.
   – Я вижу, там пока разгружаться некуда. Придется здесь.
   С помощью Доррина кузнец затаскивает в комнату Кадары мебель – кровать со съемным матрасом, детскую колыбельку и маленький столик.
   – Остальное привезу в следующий раз, – говорит Хегл, утирая лоб. – Хочу сейчас поехать навестить дочурку.
   – Ладно, только потом приходи обедать.
   Фургон, громыхая, катится в сторону оружейной, и Доррин с Ребеккой провожают его взглядом.
   – Вот уж не ждал, что ты возьмешь да приедешь, – говорит Доррин матери, когда грохот стихает.
   – Кил сказал, что тебе может потребоваться моя помощь.
   – Ты уже помогла. Поблагодарить за одно то, что ты сделала для Пергуна – так у меня слов не хватит.
   Глядя сверху вниз на стройную, словно бы неподвластную возрасту рыжеволосую женщину, Доррин переминается с ноги на ногу.
   – Ты по-прежнему как маленький... вот и малышом так переминался, стоило мне на тебя взглянуть. А чего робеть, небось я тебе муравьев в кровать не подсыплю! – она ласково улыбается сыну и добавляет: – У меня разговор насчет Лидрал.
   – Физически она в порядке.
   Доррин жестом указывает на скамью, а когда мать присаживается, устраивается с краю, лицом к ней.
   – Понимаю, – сдержанным тоном произносит Ребекка, – но... у меня все же есть кое-какой опыт.
   – С этим не поспоришь, – грустно усмехается Доррин. – Если хочешь повидать Лидрал, она на складе.
   – Я видела ее по пути сюда – мимоходом, из фургона. Мне хотелось сначала поговорить с тобой. Если ты хочешь, чтобы я...
   – Еще как хочу! Мы уже почти потеряли надежду. Рилла испробовала все, что могла придумать, да и я тоже.
   Ребекка понимающе кивает:
   – Прежде всего мне нужно точно знать, что сделали Белые.
   – Вот этого я как раз точно не знаю. Они пытали ее, избивали, всячески мучили... Мучения были самыми настоящими, ушибов и рубцов на ней осталось множество, но при этом они ухитрились каким-то образом внушить ей, будто ее мучителем являлся я. Да так внушить, что даже прекрасно зная, что ей навязали ложные воспоминания, она ничего не может с собой поделать. Вообще-то их цель заключалась в том, чтобы заставить ее убить меня, но из этого ничего не вышло.
   – Ее изнасиловали? – невозмутимо спрашивает Ребекка.
   – Нет. Во всяком случае, у нее таких воспоминаний не осталось. И повреждений... такого рода... не было.
   – Ох... – вздыхает целительница. – Есть у меня кое-какие соображения, хотя... Это очень непросто.
   – Какие соображения?
   – Сперва мне хотелось бы поговорить с Лидрал. И решение предстоит принять ей. Я не вижу причины, по какой бы она могла отказаться, но... это ее тело и ее выбор.
   Доррин хмурится. Слова матери звучат так, словно речь идет о чем-то страшном.
   – Это не больно и не опасно, – заверяет мать, заметив его взгляд. – Возможно, даже приятно, но... Исцеление потребует времени и внимания, в том числе и твоего. Особенно твоего. Тебе придется принимать в расчет не мужские потребности, а ее нужды.
   – Понятно.
   – Вот в этом я позволю себе усомниться, – улыбается Ребекка.
   Доррин краснеет, и мать переводит разговор на другую тему:
   – Расскажи, как идет постройка твоего корабля.
   Доррин опускает глаза.
   – Тьма! Я не твой отец и давно достигла возраста, позволяющего принимать самостоятельные решения. Мне-то казалось, что тебе это известно! – резко произносит целительница.
   – Ну что ж... Мы решили назвать его «Черный Молот». Это было предложение Кила...

CLXVIII

   – Совет хочет знать, что ты намереваешься предпринять.
   Взгляд Ании падает на лежащее на столе пустое зеркало. Стирол делает жест, и белый туман рассеивается. Появляется изображение – столь устойчивое и четкое, что можно подумать, будто это картина. В узкой бухте стоит у причала черный корабль. На склоне над гаванью виднеются пять строений из черного камня.
   – Смотри. Ты припоминаешь случай, чтобы вид был таким четким?
   – Нет.
   – Я тоже. И не знаю, какой аспект Равновесия мог породить подобное чудовище.
   – Совет обеспокоен. Они желают, чтобы ты принял меры.
   – Замечательно! Только вот хотелось бы знать, какие? Может быть, направить против Отшельничьего флот? Большого ума для этого, – Стирол фыркает, – не надо, но будет ли толк? Стоит ли нападать на остров, зная, каково Белым стражам иметь дело с мечами из черного железа? Или ты хочешь, чтобы одна из изобретенных им штуковин разнесла тебя в клочья? Как великого Джеслека?
   – Черные разобщены, – спокойно возражает Ания. – Многие из них не меньше нашего хотят спровадить этого Доррина куда подальше.
   – Может, и так, но откуда, в таком случае, взялись все эти люди, помогающие ему строить новый город? Он что, привез их всех из Спидлара на своем суденышке? И потом, они ведь сплошь Черные. Стало быть, этот малый не создает на острове очаг хаоса, хотя лишь демонам ведомо, как такое возможно, – Стирол устало потирает лоб.
   – Но почему ты не можешь послать флот? Народ на Отшельничьем не воинственный, и у них едва ли наберется с десяток пригодных для боя судов. Да и те рассеяны по разным морям. Совет ждет от тебя действий, – холодно повторяет Ания.
   – Действуй сама, – предлагает Стирол, протягивая ей амулет. – Бери и решай.
   – Я не Джеслек, меня не проведешь, – качает головой рыжеволосая волшебница.
   – Либо бери амулет, либо заткнись! – рычит Высший Маг. Рука Ании поднимается, но тут же падает.
   – Но кому-то ведь все равно нужно что-то сделать, – со вздохом произносит она.
   – Почему?
   – Ты что, хочешь сидеть сложа руки и ждать, пока этот... странный кузнец не откует из черного железа такие орудия гармонии, какие обеспечат Отшельничьему вечное господство над Восточным Океаном?
   – Я в нем особой опасности не вижу. Он же не вечен.
   – А ведь злосчастный Дженред говорил то же самое, – хрипло смеется Ания. – Креслин тоже в конце концов умер, однако прожил достаточно долго для того, чтобы ты – Высший Маг Фэрхэвена – боялся открыто выступить против Отшельничьего. Неужто ты хочешь, чтобы тебя запомнили в веках как человека, уступившего Отшельничьему господство над всем Кандаром?
   – Нет, – хмыкнув, Стирол кладет амулет на стол рядом с зеркалом, и изображение вновь затягивается туманом. – Ты хочешь действовать, так действуй. Бери амулет или отдай его кому-нибудь другому.
   – Стирол, я прошу тебя!
   – А я отказываюсь.
   Ания кивает в сторону двери, и в комнату входят трое стражей с кандалами в руках. За их спинами стоят три Белых мага.
   – Все предсказуемо, Ания, – смеется Стирол. – Вы толкуете о действиях, а годитесь лишь на то, чтобы заковать меня в цепи.
   Глаза Ании вспыхивают, пальцы сжимают рукоять кинжала из белой бронзы. Яркая вспышка наполняет комнату жаром и клубами белого дыма. Зеркало на столе взрывается, и двое из стражей распадаются в оседающий на каменные плиты пепел.
   Прежде чем дым успевает рассеяться, Ания, бросив взгляд на пол, на пустое белое одеяние и горстку золы, берет амулет со стола и, повернувшись к остальным магам, говорит:
   – Возьми его, Керрил. Ты заслужил.
   – Нет, – печально отзывается Керрил, глядя на превращающуюся в туман и тающую белую золу. – Заслужила амулет ты, но я приму его, если таково твое желание.
   – Вот и хорошо. А сейчас нам нужно спланировать нападение на Отшельничий.
   – Как тебе угодно.
   Ания закрывает за собой дверь.

CLXIX

   Закрыв дверь спальни, Доррин поворачивается к Лидрал.
   – Тебе не обязательно это делать, – говорит она.
   – А что я могу потерять? – отзывается он.
   – Мало ли что? – натянуто смеется она. – Может быть, терпение, а то и самоуважение.
   – Ладно, делать-то что?
   – Ложись на живот.
   – На кровать?
   – Нет, на пол... – Лидрал прыскает. – Конечно, на кровать. Может, характер у меня и не мед, но я все-таки не настолько жестока! К тому же мне не хочется вытаскивать потом занозы.
   Доррин стягивает сапоги и, не раздеваясь, ложится на кровать.
   – Что дальше?
   – Ничего особенного. Просто лежи, а я буду массировать твою спину. Твоя матушка считает, что это поможет восстановить нашу близость и даст мне инстинктивное понимание того, что ты не способен причинить мне боль.
   – Но...
   – Знаю! Но ведь попытка не пытка?
   Доррину хочется пожать плечами: она права. Они использовали все возможные средства и, поскольку все оказалось тщетно, терять им уже нечего. Он ощущает запах Лидрал, так остро напоминающий об их былой близости. Глаза его горят, и он не поворачивается к ней, когда ее пальцы разминают его плечи и спину.
   – А ты окреп, мускулы нарастил.
   – Да разве это мускулы?
   Постепенно он расслабляется, дыхание его становится глубоким и ровным.
   – Как себя чувствуешь? – спрашивает Доррин.
   – Тсс... – вроде бы шутливо, но с ноткой раздражения шикает Лидрал. – Не мешай мне работать.
   Поскольку дышать, уткнувшись носом в перьевой матрац, не так-то просто, Доррин довольно скоро пытается приподнять голову, но все равно чихает.
   Из-за окна слышатся обрывки фраз:
   – ...раньше думал, что черный камень нагоняет тоску...
   – ...поразительная разница...
   – ...думаешь, мастер Доррин маг, настоящий маг?
   Лидрал встряхивает руками и откидывается назад.
   – У меня пальцы устали.
   – Неудивительно, ты долго этим занималась.
   Доррин переворачивается на спину и привлекает ее к себе.
   – Нет... я не...
   Юноша разжимает объятия, словно схватился за раскаленное железо, и садится так, что между ними только небольшое расстояние.
   – А теперь ты проделаешь то же самое, – заявляет она. Доррин принимается разминать ее лопатки.
   – Давай посильнее, я не стеклянная.
   – Посильнее так посильнее.
   Руки Доррина постепенно опускаются чуть ниже ее спины.
   – Что-то ты расшалился, – замечает она, и вновь в ее вроде бы игривом тоне слышится нотка раздражения.
   Его пальцы немеют, и он останавливается.
   – Что дальше?
   – Подожди немного, сам увидишь.
   На ее лице вспыхивает, но тут же исчезает улыбка.
   – Я понял, – говорит Доррин и, пожав ей руку, ложится.
   Задув лампу, она быстро сбрасывает одежду и надевает длинную сорочку. Доррин, как уже привык, не смотрит в ее сторону, но ему приходится прилагать усилия, чтобы сделать участившееся дыхание ровнее и глубже.
   В молчании они лежат рядом, слегка соприкасаясь руками. Тишина гнетет настолько, что Доррин был бы рад и комариному писку.
   Хотя ему довелось пережить временную слепоту и мучиться головными болями, на долю других выпадали и большие страдания. И хотя все прикидки по-прежнему убеждают его в том, что Равновесие механически слепо, он тихонько вздыхает в темноте. Неужто мир представляет собой не более чем механизм? Но почему в таком случае верования и устремления приверженцев гармонии значат еще меньше, чем воззрения тех, кто использует разрушительную силу хаоса? И почему многие из числа несомненных последователей гармонии напрочь отвергают его машины? Почему бы им не взглянуть на гармонию по-новому?
   Поняв, что Лидрал заснула, Доррин прикрывает ее одеялом и откидывается в постели, рассеянно уставясь в потолок.
   Снаружи доносится свист ветра да отдаленный шелест прибоя.

CLXX

   Под холодным осенним ветром колышутся бурые травы. Пыль вздымается над Трактом, по которому катится тяжело нагруженная подвода. С рудника доставили последнюю партию железа, предназначенного для «Черного Молота». Стекла в окнах большого дома дребезжат под напором ветра, словно он испытывает задание на прочность.
   Сидящая на террасе Лидрал зябко кутается в плащ. Доррин обнимает ее за плечи, но тут же убирает руку. Джеслек, обрекший их на такую пытку, уже мертв, а их мучения никак не закончатся.
   – О чем задумался? – спрашивает она.
   – О людской жестокости. И мысли у меня жестокие.
   – Так ведь гневом на Белых дела не поправишь, – ласково говорит Лидрал касаясь его теплой рукой. – Ты ведь знаешь, я тебя люблю.
   – Я тоже.
   Новый порыв холодного ветра спутывает их волосы, и он снова на миг обнимает ее за плечи.
   – Ты к Тирелу? Будешь испытывать новый двигатель? – спрашивает она.
   – Пока еще трудно назвать его новым. Как раз с некоторыми новыми деталями и у меня, и у Яррла возникли затруднения. Понимаешь, кривошипно-шатунный механизм...
   – Ты не находишь, что устройство, предназначенное для того, чтобы упростить управление кораблем, могло бы называться не так мудрено?
   – Так всегда бывает... – начинает Доррин, но осекается.
   – Что случилось?
   – Да так... мысль одна в голову пришла. Мне подумалось, что Оран, при всей его неправоте, в чем-то и прав. Понимаешь, паруса позволяют тебе использовать природную силу ветра, но под простым парусом ты плывешь только туда, куда он дует. Однако более сложное парусное вооружение позволяет идти под углом к ветру или даже против него. Мой двигатель, созданный на основе гармонии, позволяет идти против природного порядка. Однако по некотором размышлении становится ясно, что природный порядок не так уж гармоничен. Бури – явление естественное, однако в них присутствуют оба начала, и гармония, и хаос. Таким образом, утверждая, что, создавая машины, я иду против природного порядка, отец совершенно прав. Но он ошибается, полагая, будто все в природе основано исключительно на гармонии. Естественное не тождественно гармоничному – надо будет записать это и вставить в книгу.
   – В ту книгу о гармонии, которую ты пишешь с тех пор, как я тебя знаю? – спрашивает Лидрал, поежившись на ветру. – Холодно здесь.
   Доррин кивает.
   – А почему бы не дать ее прочесть твоему отцу?
   – Сначала ее надо скопировать.
   – Мы с Петрой можем взяться за это. Меня, чтоб ты знал, учили писать на Храмовом наречии.
   Доррин смотрит вниз, туда, где у каменного причала стоят «Черный Алмаз» и «Собиратель» – рыболовное суденышко Кила. Место еще есть – Рейса позаботилась о том, чтобы к новому пирсу могли одновременно пришвартоваться четыре корабля размером с «Черный Молот». Старую деревянную пристань рачительный Пергун разобрал, а доски пустил на строительство второго склада.
   – Спущусь-ка я к складу, – говорит, вставая, Лидрал. – А ты попытайся не забыть о мелочах, вроде сырорезок или игрушечных мельниц.
   – Постараюсь заняться этим, как только закончим испытание.
   Он заключает Лидрал в объятия, и ее руки обвивают его шею.
   Их губы соприкасаются, и это уже настоящий поцелуй. Только вот длится он совсем недолго.
   Отстранившись, Доррин ухмыляется.
   – Чувствуешь улучшение? – спрашивает Лидрал.
   – Конечно.
   Она возвращается в дом за списком товаров, предназначающихся для отправки следующим судном, а он торопится к Тирелу.
   Тот уже спустил «Молот» по усыпанному гравием накату на половину пути к воде, так что корабельная труба больше не находится под навесом. Работа над корпусом завершена, и Доррин, в который раз пробегая пальцами по лакированному черному дубу и металлическим пластинам, восхищается совершенством обтекаемой формы. Тонкие железные пластины над ватерлинией сливаются с дощатым дном так, что переход от металла к дереву почти незаметен. Медная обшивка могла бы добавить днищу надежности, однако на это нет ни времени, ни денег. Ни Совет, ни Фэрхэвен его пока не тревожат, однако Доррин ничуть не сомневается в том, что довольно скоро ему придется иметь дело и с тем и с другим.
   Он направляется к корме, где осталось установить кожух для вала и гребного винта – пожалуй, самого большого инструмента, какой доводилось делать ему и Яррлу. Одна полировка лопастей заняла почти три дня и потребовала сооружения особой лебедки.
   – Это ж какая прорва железа, мастер Доррин! – с придыханием произносит Стил, направляющийся наверх с материалами для отделки рулевой рубки. – Куда больше, чем винт «Черного Алмаза»!
   – Надеюсь, что он будет развивать большее усилие при меньшей скорости вращения вала, – отзывается Доррин.
   – Знаешь, мастер Доррин... я это... как бы сказать... – Стил смущенно кашляет.
   – Ну, в чем дело? – добродушно интересуется Доррин.
   – Задумался я, стало быть, о черном железе. Всяк знает, что оно сковывает магию... вроде, оно всегда так было. Но мне не совсем понятно, зачем ты обшил борта пластинами. Ведь неспроста же.
   Доррин озирает корабль, представляя его себе уже завершенным, с железной трубой и железной обшивкой бортов, мостика и обеих рубок. Мачт у «Молота» нет, однако на палубе, на случай отказа двигателя, имеются два мачтовых ствола, куда можно установить низкие временные мачты. Вообще-то настоящие мачты со сложным парусным вооружением были бы для машины хорошим подспорьем, но «Молот» слишком мал для дополнительной нагрузки.
   – Железо и магия... – бормочет Доррин, откликнувшись, наконец, на вопрос Стила. – Ты видел когда-нибудь, каким становится железо в горне?
   – Оно раскаляется... вроде как краснеет.
   – Точно, становится вишнево-красным. Это потому, что железо поглощает жар пламени, вбирает его в себя. Так вот: магия подобна жару, это тоже своего рода энергия, и железо способно поглощать ее, как и энергию огня. Особенно – черное. Вот почему некоторые магистры имеют щиты из черного железа. Будут они и у бойцов на борту «Молота». А обшивка – это своего рода щит для всего корабля.
   – Звучит убедительно, – кивает Стил, – а это что, секрет? Я имею в виду, для других магов?
   Доррин хмурится. То, что черное железо защищает от магического огня, – общеизвестно, но теоретическое объяснение этому он нашел сам. В книгах ему ничего подобного не попадалось.
   – Не то, чтобы секрет, но к таким выводам я пришел самостоятельно. Никто меня этому не учил.
   Стил задумчиво кивает:
   – Спасибо за разъяснение, Мастер Доррин. С твоего позволения я отнесу это мастеру Тирелу. Он, небось, заждался.
   – Скажи, что я сейчас поднимусь.
   Стил уходит. Тщательно осмотрев корпус, Доррин поднимается на главную палубу, а оттуда, по временной приставной лестнице, в машинное отделение. Ни стены, ни постоянный трап не могут быть установлены, пока все узлы механизма не смонтированы и не испытаны. Сейчас из всей системы зубчатой передачи установлено только главное маховое колесо, но сборка самой машины завершена. Яррл уже прогревал паровой котел на низких температурах, что позволило обнаружить недоработки – течь в трубопроводе и, к сожалению, необходимость заменить паровые входные клапаны обоих цилиндров.
   Гадая, что может случиться при более высоком давлении, Доррин проверяет уровень воды в резервуаре, заглядывает в топку и, высыпав туда кучку щепы, поджигает ее огнивом. Пока огонь разгорается, он пробегает пальцами по корпусу котла, проверяя чувствами его прочность. Вроде бы все в порядке.
   Щепа заполыхала, и в топку летит полная лопата мелкого угля.
   – Эй, ты никак уже начал? – слышится сверху голос Яррла.
   – Только разжег топку. Надеюсь, ты не против? Чтобы поднять давление, требуется время.
   – С чего мне быть против, это ж твоя машина, – бормочет Яррл, спускаясь к двигателя. – Хотя... порой мне трудно поверить...
   Доррин и сам иногда испытывает такие же чувства, но вот ведь он – мощный, прочный черный двигатель. И как только отец не поймет, что такое изделие попросту не может ни порождать хаос, ни быть его порождением. И опять же – тут Доррин криво усмехается – основная проблема связана с самим Отшельничьим. Его избыточная гармонизированность неизбежно вызывает где-то усиление хаоса.
   Но не значит ли это, что – поскольку двигатель есть инструмент гармонии – самое его существование тоже будет иметь своим следствием рост хаоса? Улыбка Доррина исчезает. Этот корабль необходим, но не станет ли строительство большого числа ему подобных губительным для мира?
   – О чем задумался? – спрашивает Яррл.
   – О хаосе и гармонии, – рассеянно отвечает Доррин, глядя наверх, где у люка собрались любопытствующие матросы. Потом он тянется к лопате. Яррл открывает заслонку, и в топку летит еще одна порция угля. Котел разогревается, и струя дыма над трубой становится все плотнее.
   Еще раз проверив все отводные патрубки, Доррин смотрит на Яррла и, со словами «будем надеяться...» открывает поочередно оба клапана. Пар подается к цилиндрам.
   По мере нарастания давления к лязгающему стуку поршней и шипению пара в цилиндрах примешивается еще какой-то слабый, свистящий звук.