Страница:
– Я лишь благословил его тяготением к гармонии, – отвечает Доррин с невеселой улыбкой.
– Да это ведь хуже смерти! Как ты можешь быть таким жестоким?
Доррин выразительно смотрит в сторону повозки.
– Ты что, думаешь, это он ее? Нет, он не мог... – стряпуха едва не плачет.
– Сделай это он, его бы уже не было в живых.
– Ты справедлив, а это пугает еще больше, – качает головой повариха, оглядываясь на Джардиша. – Никто не в силах проклясть тебя страшнее, чем ты уже проклят. Все, кто окружают тебя, будут страдать.
– Они уже страдают, – печально откликается Доррин, садясь на козлы и щелкая вожжами.
Повозка, слегка кренясь, выкатывает с грязного двора на дорогу.
CIV
CV
CVI
CVII
CVIII
– Да это ведь хуже смерти! Как ты можешь быть таким жестоким?
Доррин выразительно смотрит в сторону повозки.
– Ты что, думаешь, это он ее? Нет, он не мог... – стряпуха едва не плачет.
– Сделай это он, его бы уже не было в живых.
– Ты справедлив, а это пугает еще больше, – качает головой повариха, оглядываясь на Джардиша. – Никто не в силах проклясть тебя страшнее, чем ты уже проклят. Все, кто окружают тебя, будут страдать.
– Они уже страдают, – печально откликается Доррин, садясь на козлы и щелкая вожжами.
Повозка, слегка кренясь, выкатывает с грязного двора на дорогу.
CIV
После крутого поворота Доррин выводит повозку на прямую дорогу. Лидрал, обложенная подушками и укрытая одеялом, спит.
Управлять повозкой сложнее, чем ездить верхом. Сиденье возницы жесткое, дорога размыта.
– Эй, на повозке!
Близ дороги, на стволе упавшего дерева сидят два оборванца. Сердце Доррина начинает биться быстрее. Потянувшись чувствами к обочине и уяснив, что незнакомцев действительно двое и луков у них нет, он левой рукой пододвигает посох поближе, чтобы его можно было выхватить в любой миг. Развернуть повозку, чтобы удрать, все равно не успеть, к тому же ему позарез нужно попасть в Дью.
Двое мужчин с мечами в руках неторопливо выходят на дорогу.
– Привет. Мы тут собираем пошлину, – заявляет бородатый детина на полголовы выше Доррина, помахивая для убедительности выщербленным клинком.
– Я и не знал, что за проезд по этой дороге надо платить.
– Надо, приятель, еще как надо.
– Причем немало, – бурчит второй разбойник. Он пониже ростом и держит свой меч так, словно это дубинка.
Наклонившись, Доррин стремительным движением выхватывает посох.
– Глянь-ка, у торгаша есть зубочистка.
Доррин соскакивает с козел в дорожную грязь. Поскользнувшись, он ухитряется сохранить равновесие, но оба разбойника покатываются со смеху.
– Бедняга... На ногах-то еле стоит.
Огибая повозку, оба грабителя приближается к юноше. Тот, заняв более устойчивое положение, берет посох наизготовку и ждет.
– Чего вылупился, малый? – говорит, останавливаясь, рослый бородач. – Отдавай кошелек, да поживее.
– Ничего вы не получите, – говорит юноша, прекрасно понимая, что, даже отдав деньги, живым он не уйдет.
– Экий ты дурной... – бормочет здоровяк. – Ну смотри, сам напросился...
Он замахивается мечом, но прежде, чем успевает нанести удар, получает посохом по запястью. Меч падает в грязь. Разбойник бросается вперед, выхватив нож. Однако Доррин опережает его, и в следующий мгновенье громила уже валяется рядом со своим клинком.
Прежде чем юноша успевает восстановить стойку, второй грабитель – рыжий коротышка – наносит размашистый удар. Доррин уклоняется, однако острие клинка царапает его лоб.
Оба противника скользят по дорожной грязи. Отбив клинок, Доррин наносит стремительный удар кончиком посоха в диафрагму. Разбойник падает. Юноша по инерции повторяет выпад.
Волна белой боли захлестывает его мозг; чтобы не упасть, ему приходится опереться о повозку. Ему приходится ждать, пока пламя боли поутихнет, превратившись в череду пульсирующих, ритмичных, как удары молота, вспышек.
В повозке все по-прежнему. Лидрал стонет во сне. Оттащив тела в тающий придорожный снег, Доррин, стараясь проявить практичность, обшаривает их в поисках кошельков. Добыча составляет один серебреник, четыре медяка и золотое кольцо. Старые мечи он оставляет рядом с мертвецами, которых даже не пытается похоронить.
Зима была суровой, и стервятники тоже оголодали.
Прихваченной из дома Джардиша чистой тряпицей Доррин стирает кровь со лба и, морщась от жжения, присыпает порез толченым звездочником.
Взобравшись на повозку, он щелкает вожжами. Брид и Кадара постоянно имеют дело с куда более умелыми и опасными грабителями.
Повозка переваливает через гребень, и впереди, выступая из туманной дымки, начинает вырисовываться Дью.
– Пить...
Следя одним глазом за дорогой, Доррин нащупывает бутыль и подносит горлышко к губам женщины. Немного воды проливается на щеки.
– Доррин...
– Я здесь.
Колесо наезжает на камень, и повозка кренится; ее едва не заносит. Дорога вконец размокла.
– Я здесь, – повторяет юноша, глядя на высящиеся позади Дью Закатные Отроги, над которыми клубятся серые тучи. Похоже, дело идет к очередному холодному дождю. Хорошо бы добраться до дому прежде, чем он хлынет.
– Я здесь...
Управлять повозкой сложнее, чем ездить верхом. Сиденье возницы жесткое, дорога размыта.
– Эй, на повозке!
Близ дороги, на стволе упавшего дерева сидят два оборванца. Сердце Доррина начинает биться быстрее. Потянувшись чувствами к обочине и уяснив, что незнакомцев действительно двое и луков у них нет, он левой рукой пододвигает посох поближе, чтобы его можно было выхватить в любой миг. Развернуть повозку, чтобы удрать, все равно не успеть, к тому же ему позарез нужно попасть в Дью.
Двое мужчин с мечами в руках неторопливо выходят на дорогу.
– Привет. Мы тут собираем пошлину, – заявляет бородатый детина на полголовы выше Доррина, помахивая для убедительности выщербленным клинком.
– Я и не знал, что за проезд по этой дороге надо платить.
– Надо, приятель, еще как надо.
– Причем немало, – бурчит второй разбойник. Он пониже ростом и держит свой меч так, словно это дубинка.
Наклонившись, Доррин стремительным движением выхватывает посох.
– Глянь-ка, у торгаша есть зубочистка.
Доррин соскакивает с козел в дорожную грязь. Поскользнувшись, он ухитряется сохранить равновесие, но оба разбойника покатываются со смеху.
– Бедняга... На ногах-то еле стоит.
Огибая повозку, оба грабителя приближается к юноше. Тот, заняв более устойчивое положение, берет посох наизготовку и ждет.
– Чего вылупился, малый? – говорит, останавливаясь, рослый бородач. – Отдавай кошелек, да поживее.
– Ничего вы не получите, – говорит юноша, прекрасно понимая, что, даже отдав деньги, живым он не уйдет.
– Экий ты дурной... – бормочет здоровяк. – Ну смотри, сам напросился...
Он замахивается мечом, но прежде, чем успевает нанести удар, получает посохом по запястью. Меч падает в грязь. Разбойник бросается вперед, выхватив нож. Однако Доррин опережает его, и в следующий мгновенье громила уже валяется рядом со своим клинком.
Прежде чем юноша успевает восстановить стойку, второй грабитель – рыжий коротышка – наносит размашистый удар. Доррин уклоняется, однако острие клинка царапает его лоб.
Оба противника скользят по дорожной грязи. Отбив клинок, Доррин наносит стремительный удар кончиком посоха в диафрагму. Разбойник падает. Юноша по инерции повторяет выпад.
Волна белой боли захлестывает его мозг; чтобы не упасть, ему приходится опереться о повозку. Ему приходится ждать, пока пламя боли поутихнет, превратившись в череду пульсирующих, ритмичных, как удары молота, вспышек.
В повозке все по-прежнему. Лидрал стонет во сне. Оттащив тела в тающий придорожный снег, Доррин, стараясь проявить практичность, обшаривает их в поисках кошельков. Добыча составляет один серебреник, четыре медяка и золотое кольцо. Старые мечи он оставляет рядом с мертвецами, которых даже не пытается похоронить.
Зима была суровой, и стервятники тоже оголодали.
Прихваченной из дома Джардиша чистой тряпицей Доррин стирает кровь со лба и, морщась от жжения, присыпает порез толченым звездочником.
Взобравшись на повозку, он щелкает вожжами. Брид и Кадара постоянно имеют дело с куда более умелыми и опасными грабителями.
Повозка переваливает через гребень, и впереди, выступая из туманной дымки, начинает вырисовываться Дью.
– Пить...
Следя одним глазом за дорогой, Доррин нащупывает бутыль и подносит горлышко к губам женщины. Немного воды проливается на щеки.
– Доррин...
– Я здесь.
Колесо наезжает на камень, и повозка кренится; ее едва не заносит. Дорога вконец размокла.
– Я здесь, – повторяет юноша, глядя на высящиеся позади Дью Закатные Отроги, над которыми клубятся серые тучи. Похоже, дело идет к очередному холодному дождю. Хорошо бы добраться до дому прежде, чем он хлынет.
– Я здесь...
CV
Доррин смотрит на лежащий на наковальне металлический лист. Прежде ему почти не приходилось ковать вхолодную, но броня, даже щиты, требует именно холодной ковки.
Отложив лист в сторону, юноша берет щипцами полосу поменьше и отправляет ее в горн. Пока он следит за цветом раскаляющегося металла, Ваос подвозит очередную тачку древесного угля. Переднее колесо разбрызгивает по полу грязь,
– Вытри грязь.
– Но, мастер Доррин, я все равно натащу еще больше, как только снова высунусь наружу. Там льет как из ведра.
– Грязь меня раздражает. Может быть, это и неразумно, но мне необходимо, чтобы в помещении было чисто.
– Хорошо, мастер Доррин, – бормочет Ваос, направляясь за метлой.
– И колесо, пожалуйста, тоже обмети.
– Будет сделано.
Перенеся лист на наковальню, Доррин плющит его ударами молота до толщины боевой брони, одновременно гармонизируя металл, чтобы превратить его в черное железо. Когда дело сделано, он кладет гармонизированную пластину на край горна.
Юноша берет кусок угля и начинает писать на гладкой, струганной доске цифры.
Расчеты показывают, что при толщине в одну двадцатую спана щит в полтора локтя в поперечнике потянет больше чем на стоун.
– Тьма! – восклицает он. Крепеж и ремни добавят еще полстоуна, а если сделать металлический лист еще тоньше, то остановит ли он огненную стрелу Белого мага? Как все-таки мало он знает!
Однако ясно, что даже могучий Брид едва ли захочет таскать щит весом в полтора стоуна. Что уменьшить – толщину щита или его размер? Придется делать расчеты заново.
Но пока он возвращается к работе над новой игрушкой для Джаслота – вентилятором с заводной рукояткой и железными лопастями. Занимаясь ею, Доррин остро сожалеет о том, что не может предложить Бриду ничего хитроумнее обычных щитов для отражения магического пламени.
Изготовление изогнутых лопастей и установка их в соединенной с двумя шестеренками круглой розетке занимает всю вторую половину дня, однако это самая сложная часть оставшейся работы. Шестеренки уже выкованы и обточены, а приладить их на место – дело нехитрое.
Ваос еще дважды привозит уголь и подметает пол. Наконец Доррин кивает в знак того, что с вентилятором на сегодня все, и, положив на наковальню лист черного железа, наносит удар молотом. При этом у него едва не отнимается рука, а на металле остается лишь чуть заметная вмятинка. Очевидно, что черное железо холодной ковке не поддается.
Попытка воздействовать на уже расплющенную до предполагаемой толщины щита пластину с помощью зубила приводит к тому же результату: рука едва удерживает молот, а на железе видна лишь царапина.
Ну что ж, решает юноша, стало быть, можно ковать щиты вгорячую. Маловероятно, чтобы меч какого-либо бойца ударил по щиту сильнее, чем зубило, на которое обрушился тяжеленный молот.
Отправив пластину в горн, Доррин подзывает Ваоса.
– Бери легкую кувалду.
– Ого... я буду молотобойцем?
– Без молотобойца мне с этим делом не управиться. Будешь наносить удары по тем точкам, которые я покажу, и не углом, а всей плоскостью.
– Знаю. Я присматривался к тебе и Яррлу.
Глядя на неловко поднимающего кувалду парнишку, Доррин дивится долготерпению Хегла, возившегося с ним, когда он был таким же неумехой. На третьем ударе Ваос бьет по краю листа, и Доррину приходится отскочить в сторону, чтобы горячий железный лист не свалился ему на ноги.
– Ваос!
– Прошу прощения.
– Ты не извиняйся, а следи за кувалдой. И наноси удар прямо, сверху вниз. Лучше помедленнее, но точнее. Время у нас есть, а вот новые руки-ноги ни один целитель не приставит.
– Понял, мастер Доррин....
Наконец, когда пластина расплющена примерно до намеченной толщины, Доррин прекращает работу.
– На сегодня хватит. Доводить до ума буду завтра.
– Ну вот, а я только-только научился лупить как следует.
– А по-моему, ты только-только собрался сшибить-таки эту пластину мне на ноги. Давай, берись за метлу, а я займусь горном.
Ваос откладывает кувалду. Руки его заметно дрожат.
– Но я бы мог поработать еще, – храбро произносит парнишка.
– Поработаешь, еще надоест, – ворчит Доррин, отворачиваясь к горну. – Уж на сей-то счет можешь не беспокоиться.
Разложив по местам инструменты и напомнив парнишке, чтобы тот не забыл убрать свои, юноша вешает на крюк кожаный фартук и покидает кузницу.
Лидрал, лежа на животе, читает взятую у Риллы книгу целителя.
– Интересно? – он касается ее плеча, и она вздрагивает. – Прости.
– Ничего... просто со мной... что-то не так.
– В бреду ты все время твердила, что я причинил тебе боль... Но ведь я ничего подобного не делал. Я не мог даже выяснить, где ты находишься, а как узнал, тотчас за тобой приехал.
– Знаю, – говорит Лидрал, присаживаясь на постели. – Хорошая у тебя кровать... и вообще – все. Твои друзья... Рейса вот, сегодня под проливным дождем пришла меня навестить... такая славная, – Лидрал морщится, и из ее правого глаза вытекает слезинка.
Доррину хочется обнять ее, но он чувствует, что делать этого не следует. Самое скверное заключается в том, что он не улавливает ни хаоса, ни незаживающих ран – ничего представляющего опасность. И тем не менее с ней определенно что-то не так. Побои не должны были изменить ее отношения к нему, но оно явно стало не таким, как прежде.
– Не хочешь ли подкрепиться? – мягко спрашивает он.
– Не то слово! Просто умираю с голоду, и мне надоело валяться в постели. Можно накинуть поверх этой сорочки твою рубаху?
– А силенок-то у тебя хватит?
– Конечно. Уж во всяком случае выйти на кухню и поесть за столом я всяко смогу. Пожалуйста, дай мне время привести себя в порядок, – просит Лидрал, и Доррин выходит в примыкающую к спальне каморку, где всю обстановку составляют стол и тюфяк.
Вздохнув, юноша направляется на кухню.
– Мастер Доррин, – тут же обращается к нему Мерга. – Не разделишь ли баранину? А я пока закончу с печеньем.
Резать мясо Доррину совсем не хочется, однако, как ни крути, он хозяин дома. Приходится взяться за нож и начать разделывать баранину под пристальным взглядом Ваоса.
– Хватит тебе слюни пускать! – не выдерживает Доррин, – Все равно раньше других тебе не перепадет.
– Я проголодался, а такую кусину мяса нечасто увидишь.
– Скажи спасибо Лидрал. Рейса так обрадовалась ее возвращению, что притащила целую баранью ногу.
– Это за что мне надо сказать «спасибо»? – слышится с порога голос Лидрал.
– За то, что... – начинает Доррин, поворачиваясь к ней с ножом в руках.
– Не-е-е-ет! – побелев от ужаса, кричит Лидрал и без чувств падает на пол.
Доррин, бросив нож, спотыкаясь спешит к ней и касается ее запястий. Мерга рассыпает выпечку.
Юноша проверяет Лидрал чувствами, но не улавливает ни хаоса, ни какой-либо болезни. Только частое и сильное сердцебиение.
– Что случилось? – спрашивает Мерга.
– Хотел бы я знать...
– Она вошла, глянула на нас, и вдруг закричала.
– Она хорошая, ты ее исцелишь, – уверенно заявляет Фриза. Осторожно, стараясь не касаться еще напоминающих о себе рубцов, Доррин поднимает женщину, переносит ее в спальню и укладывает на двуспальную кровать.
Рядом, подкладывая подушки, хлопочет Мерга.
– Нож... – стонет Лидрал. – Зачем ты делаешь мне больно?
Доррин и Мерга переглядываются.
– Похоже, она повредилась умом... Ты не мог бы причинить боль никому, а уж тем более – ей.
– Она думает иначе, – шепчет юноша, а вслух, повернувшись к Лидрал, говорит: – Я никогда не делал тебе ничего дурного.
– Нет... такая боль... мучил меня... так сильно...
Он не понимает, что именно сделали Белые Чародеи, но ясно, что они как-то связали для нее перенесенные мучения с его образом.
– Ей все-таки надо подкрепиться, – шепчет юноша.
– Я принесу тарелку, – предлагает Мерга.
– Я с тобой, – беспомощно твердит Доррин, обращаясь к Лидрал. – Я здесь. Я с тобой.
– Что случилось? – спрашивает Лидрал, с трудом приподнимаясь на кровати.
– Я резал баранину, – отвечает Доррин. – Ты вошла, взглянула на меня, вскрикнула и лишилась чувств. А потом, в бреду, все время твердила о том, как я тебя мучил.
– Ужас, – бормочет Лидрал, утирая лицо рукавом. – Я ведь прекрасно понимаю, что ты меня вовсе не обижал, но со мной что-то творится. Что-то непонятное. Я не владею собой, а это невыносимо. Невыносимо!
Последнее слово Лидрал выкрикивает с яростью.
– И я не буду есть в постели, как малое дитя... – Лидрал делает паузу. – Ты закончил разделывать мясо?
– Мерга может закончить.
– Это я запросто. Я сейчас же поставлю твою тарелку, госпожа.
– Называй меня Лидрал.
Мерга ускользает на кухню. Доррин протягивает Лидрал руку. Та берет ее с дрожью и отпускает, как только становится на ноги.
Бок о бок, но не касаясь друг друга, они идут на кухню.
Отложив лист в сторону, юноша берет щипцами полосу поменьше и отправляет ее в горн. Пока он следит за цветом раскаляющегося металла, Ваос подвозит очередную тачку древесного угля. Переднее колесо разбрызгивает по полу грязь,
– Вытри грязь.
– Но, мастер Доррин, я все равно натащу еще больше, как только снова высунусь наружу. Там льет как из ведра.
– Грязь меня раздражает. Может быть, это и неразумно, но мне необходимо, чтобы в помещении было чисто.
– Хорошо, мастер Доррин, – бормочет Ваос, направляясь за метлой.
– И колесо, пожалуйста, тоже обмети.
– Будет сделано.
Перенеся лист на наковальню, Доррин плющит его ударами молота до толщины боевой брони, одновременно гармонизируя металл, чтобы превратить его в черное железо. Когда дело сделано, он кладет гармонизированную пластину на край горна.
Юноша берет кусок угля и начинает писать на гладкой, струганной доске цифры.
Расчеты показывают, что при толщине в одну двадцатую спана щит в полтора локтя в поперечнике потянет больше чем на стоун.
– Тьма! – восклицает он. Крепеж и ремни добавят еще полстоуна, а если сделать металлический лист еще тоньше, то остановит ли он огненную стрелу Белого мага? Как все-таки мало он знает!
Однако ясно, что даже могучий Брид едва ли захочет таскать щит весом в полтора стоуна. Что уменьшить – толщину щита или его размер? Придется делать расчеты заново.
Но пока он возвращается к работе над новой игрушкой для Джаслота – вентилятором с заводной рукояткой и железными лопастями. Занимаясь ею, Доррин остро сожалеет о том, что не может предложить Бриду ничего хитроумнее обычных щитов для отражения магического пламени.
Изготовление изогнутых лопастей и установка их в соединенной с двумя шестеренками круглой розетке занимает всю вторую половину дня, однако это самая сложная часть оставшейся работы. Шестеренки уже выкованы и обточены, а приладить их на место – дело нехитрое.
Ваос еще дважды привозит уголь и подметает пол. Наконец Доррин кивает в знак того, что с вентилятором на сегодня все, и, положив на наковальню лист черного железа, наносит удар молотом. При этом у него едва не отнимается рука, а на металле остается лишь чуть заметная вмятинка. Очевидно, что черное железо холодной ковке не поддается.
Попытка воздействовать на уже расплющенную до предполагаемой толщины щита пластину с помощью зубила приводит к тому же результату: рука едва удерживает молот, а на железе видна лишь царапина.
Ну что ж, решает юноша, стало быть, можно ковать щиты вгорячую. Маловероятно, чтобы меч какого-либо бойца ударил по щиту сильнее, чем зубило, на которое обрушился тяжеленный молот.
Отправив пластину в горн, Доррин подзывает Ваоса.
– Бери легкую кувалду.
– Ого... я буду молотобойцем?
– Без молотобойца мне с этим делом не управиться. Будешь наносить удары по тем точкам, которые я покажу, и не углом, а всей плоскостью.
– Знаю. Я присматривался к тебе и Яррлу.
Глядя на неловко поднимающего кувалду парнишку, Доррин дивится долготерпению Хегла, возившегося с ним, когда он был таким же неумехой. На третьем ударе Ваос бьет по краю листа, и Доррину приходится отскочить в сторону, чтобы горячий железный лист не свалился ему на ноги.
– Ваос!
– Прошу прощения.
– Ты не извиняйся, а следи за кувалдой. И наноси удар прямо, сверху вниз. Лучше помедленнее, но точнее. Время у нас есть, а вот новые руки-ноги ни один целитель не приставит.
– Понял, мастер Доррин....
Наконец, когда пластина расплющена примерно до намеченной толщины, Доррин прекращает работу.
– На сегодня хватит. Доводить до ума буду завтра.
– Ну вот, а я только-только научился лупить как следует.
– А по-моему, ты только-только собрался сшибить-таки эту пластину мне на ноги. Давай, берись за метлу, а я займусь горном.
Ваос откладывает кувалду. Руки его заметно дрожат.
– Но я бы мог поработать еще, – храбро произносит парнишка.
– Поработаешь, еще надоест, – ворчит Доррин, отворачиваясь к горну. – Уж на сей-то счет можешь не беспокоиться.
Разложив по местам инструменты и напомнив парнишке, чтобы тот не забыл убрать свои, юноша вешает на крюк кожаный фартук и покидает кузницу.
Лидрал, лежа на животе, читает взятую у Риллы книгу целителя.
– Интересно? – он касается ее плеча, и она вздрагивает. – Прости.
– Ничего... просто со мной... что-то не так.
– В бреду ты все время твердила, что я причинил тебе боль... Но ведь я ничего подобного не делал. Я не мог даже выяснить, где ты находишься, а как узнал, тотчас за тобой приехал.
– Знаю, – говорит Лидрал, присаживаясь на постели. – Хорошая у тебя кровать... и вообще – все. Твои друзья... Рейса вот, сегодня под проливным дождем пришла меня навестить... такая славная, – Лидрал морщится, и из ее правого глаза вытекает слезинка.
Доррину хочется обнять ее, но он чувствует, что делать этого не следует. Самое скверное заключается в том, что он не улавливает ни хаоса, ни незаживающих ран – ничего представляющего опасность. И тем не менее с ней определенно что-то не так. Побои не должны были изменить ее отношения к нему, но оно явно стало не таким, как прежде.
– Не хочешь ли подкрепиться? – мягко спрашивает он.
– Не то слово! Просто умираю с голоду, и мне надоело валяться в постели. Можно накинуть поверх этой сорочки твою рубаху?
– А силенок-то у тебя хватит?
– Конечно. Уж во всяком случае выйти на кухню и поесть за столом я всяко смогу. Пожалуйста, дай мне время привести себя в порядок, – просит Лидрал, и Доррин выходит в примыкающую к спальне каморку, где всю обстановку составляют стол и тюфяк.
Вздохнув, юноша направляется на кухню.
– Мастер Доррин, – тут же обращается к нему Мерга. – Не разделишь ли баранину? А я пока закончу с печеньем.
Резать мясо Доррину совсем не хочется, однако, как ни крути, он хозяин дома. Приходится взяться за нож и начать разделывать баранину под пристальным взглядом Ваоса.
– Хватит тебе слюни пускать! – не выдерживает Доррин, – Все равно раньше других тебе не перепадет.
– Я проголодался, а такую кусину мяса нечасто увидишь.
– Скажи спасибо Лидрал. Рейса так обрадовалась ее возвращению, что притащила целую баранью ногу.
– Это за что мне надо сказать «спасибо»? – слышится с порога голос Лидрал.
– За то, что... – начинает Доррин, поворачиваясь к ней с ножом в руках.
– Не-е-е-ет! – побелев от ужаса, кричит Лидрал и без чувств падает на пол.
Доррин, бросив нож, спотыкаясь спешит к ней и касается ее запястий. Мерга рассыпает выпечку.
Юноша проверяет Лидрал чувствами, но не улавливает ни хаоса, ни какой-либо болезни. Только частое и сильное сердцебиение.
– Что случилось? – спрашивает Мерга.
– Хотел бы я знать...
– Она вошла, глянула на нас, и вдруг закричала.
– Она хорошая, ты ее исцелишь, – уверенно заявляет Фриза. Осторожно, стараясь не касаться еще напоминающих о себе рубцов, Доррин поднимает женщину, переносит ее в спальню и укладывает на двуспальную кровать.
Рядом, подкладывая подушки, хлопочет Мерга.
– Нож... – стонет Лидрал. – Зачем ты делаешь мне больно?
Доррин и Мерга переглядываются.
– Похоже, она повредилась умом... Ты не мог бы причинить боль никому, а уж тем более – ей.
– Она думает иначе, – шепчет юноша, а вслух, повернувшись к Лидрал, говорит: – Я никогда не делал тебе ничего дурного.
– Нет... такая боль... мучил меня... так сильно...
Он не понимает, что именно сделали Белые Чародеи, но ясно, что они как-то связали для нее перенесенные мучения с его образом.
– Ей все-таки надо подкрепиться, – шепчет юноша.
– Я принесу тарелку, – предлагает Мерга.
– Я с тобой, – беспомощно твердит Доррин, обращаясь к Лидрал. – Я здесь. Я с тобой.
– Что случилось? – спрашивает Лидрал, с трудом приподнимаясь на кровати.
– Я резал баранину, – отвечает Доррин. – Ты вошла, взглянула на меня, вскрикнула и лишилась чувств. А потом, в бреду, все время твердила о том, как я тебя мучил.
– Ужас, – бормочет Лидрал, утирая лицо рукавом. – Я ведь прекрасно понимаю, что ты меня вовсе не обижал, но со мной что-то творится. Что-то непонятное. Я не владею собой, а это невыносимо. Невыносимо!
Последнее слово Лидрал выкрикивает с яростью.
– И я не буду есть в постели, как малое дитя... – Лидрал делает паузу. – Ты закончил разделывать мясо?
– Мерга может закончить.
– Это я запросто. Я сейчас же поставлю твою тарелку, госпожа.
– Называй меня Лидрал.
Мерга ускользает на кухню. Доррин протягивает Лидрал руку. Та берет ее с дрожью и отпускает, как только становится на ноги.
Бок о бок, но не касаясь друг друга, они идут на кухню.
CVI
– Почему ты не работаешь? – спрашивает Лидрал, стоя в дверях кухни.
– Пришел навестить тебя. Я по-прежнему беспокоюсь.
– А как же насчет помощи Бриду и Кадаре или твоей машины? – говорит она, качая головой. – Раньше ты только об этой машине и думал.
– А теперь больше думаю о тебе – о твоих страхах и обо всем, что с этим связано. Проклятые чародеи – я их ненавижу!
– Я тоже, но что толку? Ты же сам признаешь, что исцелить меня тебе не под силу.
Доррин непроизвольно сжимает кулаки.
– И я, и Рилла использовали все известные нам средства. Ничего не помогает. Белые каким-то образом связали для тебя память о мучениях с моим образом, но ни как они это сделали, ни зачем – мне непонятно.
– Тьма! Но ведь от того, что ты стоишь здесь, это понятнее не станет. Да и другие дела с места не сдвинутся.
Шагнув к столу Лидрал смотрит на ломтик сыра, потом на нож... и ее пальцы, словно сами собой, обхватывают рукоятку. Доррин, угрюмо размышляя о том, что бы еще ему предпринять, поворачивается к ней и видит, что глаза ее неожиданно сделались пустыми. Перехватив рукоятку поудобнее, Лидрал делает шаг ему навстречу.
Глаза Доррина расширяются, он отступает.
Она поднимает нож.
– Что с тобой?
Доррин пятится. Лидрал наступает, перехватив рукоять обеими руками и нацелив острие ему в сердце.
Глядя ей в глаза, юноша пытается воздействовать на нее гармонией, но она упорно движется вперед.
Он сосредоточивается, однако в этот миг глаза женщины белеют и она, в стремительном прыжке, наносит ему удар в грудь.
Успев отпрянуть – острие на волосок не достигает цели – юноша хватает ее за запястья, но мускулы Лидрал вздуваются и она вырывается из его хватки. Нож снова нацелен на Доррина.
Отступая, он больно ударяется бедром об угол стола и едва успевает перехватить запястье нападающей обеими руками. Но рука Лидрал кажется выкованной из стали – она одолевает, и нож медленно приближается к его телу.
Остолбеневшая Мерга застывает на пороге с разинутым ртом.
Доррин выпускает запястье Лидрал и отскакивает, опрокинув лавку.
Увернувшись от следующего удара, юноша неожиданно бросается вперед и притягивает Лидрал к себе.
Ему кажется, что по груди бежит струйка огня, но он, не обращая внимания на боль, ухитряется перехватить и вывернуть ее кисть.
Нож с глухим стуком падает на пол.
С трудом собрав то немногое, что осталось от его чувства гармонии, Доррин направляет этот темный поток на Лидрал. У той подкашиваются ноги. Шатаясь, он поддерживает ее за плечи, не давая упасть, хотя правое его плечо жжет огнем.
– Мастер Доррин... что же это? Мастер Доррин... – беспомощно лепечет Мерга.
Не выпуская обмякшее тело Лидрал, Доррин косится на свою рану. Она кровоточит, но кажется не слишком глубокой. Впрочем, почем ему знать: до сих пор его ножами не пыряли.
– Зачем... зачем ты меня мучил? – Голос Лидрал звучит чуть ли не по-детски, а сама она полулежит в его объятиях.
– Да что заладила... «мучил, мучил»! – не выдерживает Доррин. – Сама только что чуть меня не прирезала! – стараясь не морщиться от боли, он сажает ее на стул, а нож отбрасывает ногой по направлению к Мерге. – Прибери эту штуковину.
– Но ты бил меня плетью... – стонет Лидрал. – Хлестал меня... так больно.
– Да я пальцем тебя не тронул! И не смог бы, даже появись у меня такое намерение, – ворчит Доррин, прощупывая чувствами свою рану. Надо бы поскорее присыпать ее порошком звездочника.
– И то сказать... разве ж он бы смог, – повторяет за ним Мерга, поднимая и вытирая нож. Взгляд ее перебегает с сидящей за столом женщины на окровавленное плечо Доррина.
Глаза Лидрал расширяются.
– Я... пыталась тебя убить? – произносит она дрожащим голосом. – Убить? Тебя... я... – тело ее сотрясается от рыданий.
– Мы сделаем все, что надо, – говорит Мерга, подходя к столу и указывая на раненое плечо Доррина.
Юноша открывает дверь в кладовку, где хранятся лечебные снадобья, и шарит по полкам, прислушиваясь к доносящимся с кухни словам.
– ...это же такой человек... целитель... мухи не обидит...
Стискивая до боли зубы, Доррин думает, что кое-кого он все же обидит. И очень сильно.
– Пришел навестить тебя. Я по-прежнему беспокоюсь.
– А как же насчет помощи Бриду и Кадаре или твоей машины? – говорит она, качая головой. – Раньше ты только об этой машине и думал.
– А теперь больше думаю о тебе – о твоих страхах и обо всем, что с этим связано. Проклятые чародеи – я их ненавижу!
– Я тоже, но что толку? Ты же сам признаешь, что исцелить меня тебе не под силу.
Доррин непроизвольно сжимает кулаки.
– И я, и Рилла использовали все известные нам средства. Ничего не помогает. Белые каким-то образом связали для тебя память о мучениях с моим образом, но ни как они это сделали, ни зачем – мне непонятно.
– Тьма! Но ведь от того, что ты стоишь здесь, это понятнее не станет. Да и другие дела с места не сдвинутся.
Шагнув к столу Лидрал смотрит на ломтик сыра, потом на нож... и ее пальцы, словно сами собой, обхватывают рукоятку. Доррин, угрюмо размышляя о том, что бы еще ему предпринять, поворачивается к ней и видит, что глаза ее неожиданно сделались пустыми. Перехватив рукоятку поудобнее, Лидрал делает шаг ему навстречу.
Глаза Доррина расширяются, он отступает.
Она поднимает нож.
– Что с тобой?
Доррин пятится. Лидрал наступает, перехватив рукоять обеими руками и нацелив острие ему в сердце.
Глядя ей в глаза, юноша пытается воздействовать на нее гармонией, но она упорно движется вперед.
Он сосредоточивается, однако в этот миг глаза женщины белеют и она, в стремительном прыжке, наносит ему удар в грудь.
Успев отпрянуть – острие на волосок не достигает цели – юноша хватает ее за запястья, но мускулы Лидрал вздуваются и она вырывается из его хватки. Нож снова нацелен на Доррина.
Отступая, он больно ударяется бедром об угол стола и едва успевает перехватить запястье нападающей обеими руками. Но рука Лидрал кажется выкованной из стали – она одолевает, и нож медленно приближается к его телу.
Остолбеневшая Мерга застывает на пороге с разинутым ртом.
Доррин выпускает запястье Лидрал и отскакивает, опрокинув лавку.
Увернувшись от следующего удара, юноша неожиданно бросается вперед и притягивает Лидрал к себе.
Ему кажется, что по груди бежит струйка огня, но он, не обращая внимания на боль, ухитряется перехватить и вывернуть ее кисть.
Нож с глухим стуком падает на пол.
С трудом собрав то немногое, что осталось от его чувства гармонии, Доррин направляет этот темный поток на Лидрал. У той подкашиваются ноги. Шатаясь, он поддерживает ее за плечи, не давая упасть, хотя правое его плечо жжет огнем.
– Мастер Доррин... что же это? Мастер Доррин... – беспомощно лепечет Мерга.
Не выпуская обмякшее тело Лидрал, Доррин косится на свою рану. Она кровоточит, но кажется не слишком глубокой. Впрочем, почем ему знать: до сих пор его ножами не пыряли.
– Зачем... зачем ты меня мучил? – Голос Лидрал звучит чуть ли не по-детски, а сама она полулежит в его объятиях.
– Да что заладила... «мучил, мучил»! – не выдерживает Доррин. – Сама только что чуть меня не прирезала! – стараясь не морщиться от боли, он сажает ее на стул, а нож отбрасывает ногой по направлению к Мерге. – Прибери эту штуковину.
– Но ты бил меня плетью... – стонет Лидрал. – Хлестал меня... так больно.
– Да я пальцем тебя не тронул! И не смог бы, даже появись у меня такое намерение, – ворчит Доррин, прощупывая чувствами свою рану. Надо бы поскорее присыпать ее порошком звездочника.
– И то сказать... разве ж он бы смог, – повторяет за ним Мерга, поднимая и вытирая нож. Взгляд ее перебегает с сидящей за столом женщины на окровавленное плечо Доррина.
Глаза Лидрал расширяются.
– Я... пыталась тебя убить? – произносит она дрожащим голосом. – Убить? Тебя... я... – тело ее сотрясается от рыданий.
– Мы сделаем все, что надо, – говорит Мерга, подходя к столу и указывая на раненое плечо Доррина.
Юноша открывает дверь в кладовку, где хранятся лечебные снадобья, и шарит по полкам, прислушиваясь к доносящимся с кухни словам.
– ...это же такой человек... целитель... мухи не обидит...
Стискивая до боли зубы, Доррин думает, что кое-кого он все же обидит. И очень сильно.
CVII
Засветив в предрассветных сумерках лампу, Доррин тянется к повязке на плече, но, заслышав приближающиеся шаги, опускает руку.
В коридоре перед кухней появляется Лидрал в накинутом поверх сорочки одеяле.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, подкручивая фитиль. – Я не хотел тебя будить.
– Хорошо... плохо... Тьма, что я могу сказать? Они хотели, чтобы я убила тебя... – Лидрал ежится и придерживается рукой за стену.
Доррин протягивает ей руку, но она подается назад:
– Нет... прости... Это сильнее меня... – ее снова начинает бить дрожь. – Я люблю тебя, но не могу к тебе прикоснуться.
– Ты хоть присядь, – предлагает Доррин, выдвигая стул.
– Что ты им сделал? – спрашивает Лидрал, осторожно усаживаясь так, чтобы не касаться спинки. – Почему они так боятся тебя... или нас?
Юноша пожимает плечами:
– Не знаю. Думаю, они просматривали письма, и твои и мои.
– А почему ты не сообщил мне?
– Как? – сухо произносит Доррин.
Лидрал издает короткий, невеселый смешок.
– Ты совсем бледная, тебе надо поесть, – говорит он. – Сейчас принесу сыра с хлебом.
Доррин поворачивается к кухонному столу и хмурится, увидев нож.
– Ты хочешь сказать, что я так и не поела? – спрашивает Лидрал, проследив его взгляд. При виде ножа она ежится. – А где вещи, которые были в моей повозке?
– В твоей кладовке, по полкам разложены.
– Что еще за «моя кладовка»?
– Да построил я тут... специально для тебя.
Лидрал вздыхает:
– И зачем только ты отпустил меня? Почему не задержал?
– Потому что был молод и глуп, – отвечает Доррин, уставясь в половицы. – Так что тебе принести из кладовки?
– Сама возьму что надо.
Печально улыбнувшись, Доррин указывает на прочную дверь в дальнем конце помещения.
– Там есть и второй выход, наружу, – говорит он, снимая с консоли лампу.
– Ламп у тебя не хватает.
– У меня много чего не хватает, – говорит он, открывая дверь, – Вот, полюбуйся, все твои вещички разложены по полкам. Тут даже... насчет кое-чего я так и не понял, что это такое.
– Вот поэтому мне и удавалось зарабатывать кое-какие деньги, – откликается Лидрал, неслышно скользя по твердому, холодному глиняному полу. Потом она шарит по полкам, а Доррин светит ей лампой.
– Ага, вот то, что нужно. Сырорезка.
Доррин поднимает брови:
– Как эта финтифлюшка может резать сыр? Здесь же нет лезвия.
– Увидишь. Я-то думала, что она может приглянуться людям вроде тебя, – говорит женщина, возвращаясь на теплую кухню.
– А пригодилась тебе, – замечает Доррин.
– Лучше бы это я испытывала отвращение к клинкам.
– Но ведь ты не хотела меня убивать, – говорит юноша, легонько касаясь ее плеча.
– Не хотела, но все равно пыталась. Это была как будто не я... но все-таки я, – женщина отворачивается к окну, за которым моросит дождик, и добавляет: – Может, уберешь нож подальше?
Взяв нож со стола, Доррин прячет его в ящик для столовых приборов, а Лидрал тем временем налаживает сырорезку.
– Видишь, проволочка режет совсем как лезвие. Может быть, даже чище.
На щербатую тарелку, один за другим, ложатся три тоненьких, аккуратных ломтика.
– Проволока... Проволока из черного железа или стали! Я и представить себе не мог! – изумленно восклицает Доррин. – Магические ножи... Ручаюсь, они их даже не увидят! Понадобится волочильное колесо и особые волочильные доски – но с этим я справлюсь.
Он порывается обнять Лидрал, однако та уклоняется.
– Ладно, потом потолкуем, – говорит Доррин. Под моросящим дождем он спешит в кузницу.
– Чем займемся сегодня? – спрашивает Ваос, раздувая меха.
– Проволоку волочить будем.
– Это как? Я никогда этим не занимался.
– Теперь придется. Думаю, нам ее потребуется много.
Хотя Доррин еще плохо представляет себе будущие магические ножи, в том, что они будут действовать, у него сомнений нет. Белые чародеи получат по заслугам.
– Сбегай, принеси что-нибудь перекусить, – велит он Ваосу.
– Сию минуту.
– Магические ножи... – пальцы Доррина нетерпеливо постукивают по брускам железа. – Белым чародеям воздастся за все!
В коридоре перед кухней появляется Лидрал в накинутом поверх сорочки одеяле.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, подкручивая фитиль. – Я не хотел тебя будить.
– Хорошо... плохо... Тьма, что я могу сказать? Они хотели, чтобы я убила тебя... – Лидрал ежится и придерживается рукой за стену.
Доррин протягивает ей руку, но она подается назад:
– Нет... прости... Это сильнее меня... – ее снова начинает бить дрожь. – Я люблю тебя, но не могу к тебе прикоснуться.
– Ты хоть присядь, – предлагает Доррин, выдвигая стул.
– Что ты им сделал? – спрашивает Лидрал, осторожно усаживаясь так, чтобы не касаться спинки. – Почему они так боятся тебя... или нас?
Юноша пожимает плечами:
– Не знаю. Думаю, они просматривали письма, и твои и мои.
– А почему ты не сообщил мне?
– Как? – сухо произносит Доррин.
Лидрал издает короткий, невеселый смешок.
– Ты совсем бледная, тебе надо поесть, – говорит он. – Сейчас принесу сыра с хлебом.
Доррин поворачивается к кухонному столу и хмурится, увидев нож.
– Ты хочешь сказать, что я так и не поела? – спрашивает Лидрал, проследив его взгляд. При виде ножа она ежится. – А где вещи, которые были в моей повозке?
– В твоей кладовке, по полкам разложены.
– Что еще за «моя кладовка»?
– Да построил я тут... специально для тебя.
Лидрал вздыхает:
– И зачем только ты отпустил меня? Почему не задержал?
– Потому что был молод и глуп, – отвечает Доррин, уставясь в половицы. – Так что тебе принести из кладовки?
– Сама возьму что надо.
Печально улыбнувшись, Доррин указывает на прочную дверь в дальнем конце помещения.
– Там есть и второй выход, наружу, – говорит он, снимая с консоли лампу.
– Ламп у тебя не хватает.
– У меня много чего не хватает, – говорит он, открывая дверь, – Вот, полюбуйся, все твои вещички разложены по полкам. Тут даже... насчет кое-чего я так и не понял, что это такое.
– Вот поэтому мне и удавалось зарабатывать кое-какие деньги, – откликается Лидрал, неслышно скользя по твердому, холодному глиняному полу. Потом она шарит по полкам, а Доррин светит ей лампой.
– Ага, вот то, что нужно. Сырорезка.
Доррин поднимает брови:
– Как эта финтифлюшка может резать сыр? Здесь же нет лезвия.
– Увидишь. Я-то думала, что она может приглянуться людям вроде тебя, – говорит женщина, возвращаясь на теплую кухню.
– А пригодилась тебе, – замечает Доррин.
– Лучше бы это я испытывала отвращение к клинкам.
– Но ведь ты не хотела меня убивать, – говорит юноша, легонько касаясь ее плеча.
– Не хотела, но все равно пыталась. Это была как будто не я... но все-таки я, – женщина отворачивается к окну, за которым моросит дождик, и добавляет: – Может, уберешь нож подальше?
Взяв нож со стола, Доррин прячет его в ящик для столовых приборов, а Лидрал тем временем налаживает сырорезку.
– Видишь, проволочка режет совсем как лезвие. Может быть, даже чище.
На щербатую тарелку, один за другим, ложатся три тоненьких, аккуратных ломтика.
– Проволока... Проволока из черного железа или стали! Я и представить себе не мог! – изумленно восклицает Доррин. – Магические ножи... Ручаюсь, они их даже не увидят! Понадобится волочильное колесо и особые волочильные доски – но с этим я справлюсь.
Он порывается обнять Лидрал, однако та уклоняется.
– Ладно, потом потолкуем, – говорит Доррин. Под моросящим дождем он спешит в кузницу.
– Чем займемся сегодня? – спрашивает Ваос, раздувая меха.
– Проволоку волочить будем.
– Это как? Я никогда этим не занимался.
– Теперь придется. Думаю, нам ее потребуется много.
Хотя Доррин еще плохо представляет себе будущие магические ножи, в том, что они будут действовать, у него сомнений нет. Белые чародеи получат по заслугам.
– Сбегай, принеси что-нибудь перекусить, – велит он Ваосу.
– Сию минуту.
– Магические ножи... – пальцы Доррина нетерпеливо постукивают по брускам железа. – Белым чародеям воздастся за все!
CVIII
Остановив лошадь перед казармой, Доррин стирает с лица пот пополам с дождевой водой. Не смоют ли непрекращающиеся ливни Спидлар с лица земли, тем самым избавив Белых от каких-либо хлопот?
Не зная точно, где можно найти Брида или Кадару, он привязывает Меривен к торчащему возле длинного одноэтажного здания столбу и подходит к солдату, сидящему, развалясь, у входа. Завидев постороннего, тот выпрямляется.
– Мне нужен командир Брид, – говорит юноша.
– А сам-то ты кто таков? – спрашивает солдат, приглядываясь к черному посоху, седельным сумам и какому-то плоскому, завернутому в кожу предмету в руках незнакомца.
– Доррин меня зовут. Я кузнец.
– Подожди здесь, мастер Доррин. Я сейчас вернусь.
Ждать под дождем приходится недолго: дверь открывается, и юноша, прихватив свою ношу, бочком протискивается мимо часового.
– Доррин, как хорошо, что ты наведался! Жаль только, что Кадара со своим отрядом в патруле – она тоже была бы рада с тобой повидаться, – говорит Брид. Он гладко выбрит, на нем аккуратный синий мундир и начищенные сапоги, но глаза по-прежнему запавшие, и лицо кажется изможденным.
Несколько солдат, сидящих возле едва теплящегося очага, с любопытством косятся на гостя своего командира.
– Я к тебе по делу.
– Ну, прежде чем перейдем к делу... – Брид прокашливается. – Ты ведь привез Лидрал из Клета, так? Кадара рассказывала, что она, вроде бы, больна.
– Ее пытали и били, – резко отвечает Доррин.
– Ну, по крайней мере она жива. А там, с твоей помощью, глядишь и поправится. А ты вот что скажи – на обратном пути тебе никто не встречался?
– У меня что, это на лбу написано?
– Зачем на лбу? – смеется Брид. – Патруль нашел у дороги двух мертвых разбойников. У одного шея сломана, у другого грудь пробита. Клинки их рядом валяются, а на дороге следы повозки.
– Ну... так получилась. Они остановили повозку, а у Лидрал был жар. Я боялся, что ее не довезу.
– А зачем же, в таком случае, было трогать ее с места?
– Беда в том, – со вздохом говорит юноша, – что я нашел ее у Джардиша, а Джардиш связался с Белыми.
– Только этого не хватало! Сейчас, когда на носу война! И что ты с ним сделал?
– Когда мы расставались, он стоял в подштанниках у колодца и пытался смыть хаос со своей шкуры. Теперь любое соприкосновение с хаосом стало для него невыносимым... Возьми лучше вот это. Все равно вам принес, – Доррин передает Бриду сверток, оказавшийся весьма увесистым.
– Тяжелехонько... Что это такое?
– В том-то и загвоздка, что легче мне сделать не удалось.
Отогнув уголок кожи, Брид видит гладкий черный металл. Чтобы поговорить наедине, друзья уходят в маленькую комнатушку с прямоугольным столом и полудюжиной стульев. Закрыв дверь, Брид разворачивает щит и кладет его на стол.
Доррин садится.
Брид надевает щит на руку, проделывает несколько движений и удовлетворенно кивает.
– Совсем неплохо. Только вот маловат.
– Сделать больше нетрудно, но он будет и тяжелее. Чтобы черное железо могло отражать белый огонь, лист должен быть не тоньше некоего предела. В чем тут фокус, я пока не понял, но решил смастерить эту штуковину для тебя. На пробу.
– Спасибо, – говорит Брид – Я опробую. Но вид у тебя такой, будто ты припас что-то еще.
– Так оно и есть, – отвечает Доррин, указывая на седельные сумы. – Кажется, мне удалось смастерить что-то вроде магического ножа.
Не зная точно, где можно найти Брида или Кадару, он привязывает Меривен к торчащему возле длинного одноэтажного здания столбу и подходит к солдату, сидящему, развалясь, у входа. Завидев постороннего, тот выпрямляется.
– Мне нужен командир Брид, – говорит юноша.
– А сам-то ты кто таков? – спрашивает солдат, приглядываясь к черному посоху, седельным сумам и какому-то плоскому, завернутому в кожу предмету в руках незнакомца.
– Доррин меня зовут. Я кузнец.
– Подожди здесь, мастер Доррин. Я сейчас вернусь.
Ждать под дождем приходится недолго: дверь открывается, и юноша, прихватив свою ношу, бочком протискивается мимо часового.
– Доррин, как хорошо, что ты наведался! Жаль только, что Кадара со своим отрядом в патруле – она тоже была бы рада с тобой повидаться, – говорит Брид. Он гладко выбрит, на нем аккуратный синий мундир и начищенные сапоги, но глаза по-прежнему запавшие, и лицо кажется изможденным.
Несколько солдат, сидящих возле едва теплящегося очага, с любопытством косятся на гостя своего командира.
– Я к тебе по делу.
– Ну, прежде чем перейдем к делу... – Брид прокашливается. – Ты ведь привез Лидрал из Клета, так? Кадара рассказывала, что она, вроде бы, больна.
– Ее пытали и били, – резко отвечает Доррин.
– Ну, по крайней мере она жива. А там, с твоей помощью, глядишь и поправится. А ты вот что скажи – на обратном пути тебе никто не встречался?
– У меня что, это на лбу написано?
– Зачем на лбу? – смеется Брид. – Патруль нашел у дороги двух мертвых разбойников. У одного шея сломана, у другого грудь пробита. Клинки их рядом валяются, а на дороге следы повозки.
– Ну... так получилась. Они остановили повозку, а у Лидрал был жар. Я боялся, что ее не довезу.
– А зачем же, в таком случае, было трогать ее с места?
– Беда в том, – со вздохом говорит юноша, – что я нашел ее у Джардиша, а Джардиш связался с Белыми.
– Только этого не хватало! Сейчас, когда на носу война! И что ты с ним сделал?
– Когда мы расставались, он стоял в подштанниках у колодца и пытался смыть хаос со своей шкуры. Теперь любое соприкосновение с хаосом стало для него невыносимым... Возьми лучше вот это. Все равно вам принес, – Доррин передает Бриду сверток, оказавшийся весьма увесистым.
– Тяжелехонько... Что это такое?
– В том-то и загвоздка, что легче мне сделать не удалось.
Отогнув уголок кожи, Брид видит гладкий черный металл. Чтобы поговорить наедине, друзья уходят в маленькую комнатушку с прямоугольным столом и полудюжиной стульев. Закрыв дверь, Брид разворачивает щит и кладет его на стол.
Доррин садится.
Брид надевает щит на руку, проделывает несколько движений и удовлетворенно кивает.
– Совсем неплохо. Только вот маловат.
– Сделать больше нетрудно, но он будет и тяжелее. Чтобы черное железо могло отражать белый огонь, лист должен быть не тоньше некоего предела. В чем тут фокус, я пока не понял, но решил смастерить эту штуковину для тебя. На пробу.
– Спасибо, – говорит Брид – Я опробую. Но вид у тебя такой, будто ты припас что-то еще.
– Так оно и есть, – отвечает Доррин, указывая на седельные сумы. – Кажется, мне удалось смастерить что-то вроде магического ножа.