Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   Щербина молчал.
   - Извините, я говорю из машины, а здесь почему-то плохо слышно, соврал Турецкий. - Что вы сказали?
   - Я ничего не сказал, - ледяным голосом ответил Щербина.
   - Очень плохо. Я сегодня убываю в Москву, поэтому попрошу вас подготовить соображения и по этому вопросу до конца дня. Все, больше не отрываю вас от дела.
   - Так ему! - одобрительно заметил Бронислав, когда Турецкий положил трубку.
   - А что, совсем мышей не ловит? - улыбнулся Александр Борисович.
   - Башка, говорят, есть, но как у паровоза: пока раскочегаришь!
   - Это еще ничего, было б куда дрова кидать. Просто жизнь его еще не терла. А вообще-то думать он может...
   С Юрием Зосимовичем Пименовым у Турецкого не было никаких отношений ни служебных, ни товарищеских. Просто знакомы, и все. Иногда, правильнее, изредка, встречались на высоких совещаниях у генерального. Если приглашали. А в последние два года Пименов навещал Москву довольно редко.
   Костя сказал: расследование дела о коррупции в руководящих органах Санкт-Петербурга хоть и идет ни шатко ни валко, а результаты все же приносит. Четверо бывших уже под арестом. Но даже такое медленное, заторможенное расследование и то кому-то крепко спать не дает. Значит, боятся. Будут усиливать давление по мере обнаружения новых обличительных доказательств. Вопрос ставится совершенно конкретно: кто эти "они"? Пименов, к слову, мужик тертый, и лет ему около шестидесяти. Так что у него имеется выбор: либо хорошая пенсия, либо честный, открытый взгляд.
   Поздоровались как старые знакомые. Пименов пригласил сесть, предложил чаю с печеньем. Турецкий без церемоний согласился и сразу же объяснил причину своего появления в Петербурге.
   Все основные материалы, касавшиеся дела о коррупции в питерской мэрии, были у Пименова собраны в идеальном порядке: ему уже не раз приходилось делать отчеты во время приездов в Москву, в Генпрокуратуру. Поэтому Юрий Зосимович просто вручил Турецкому пухлую папку, вложив туда свои последние соображения о перспективах дальнейшего производства. Сказал, что здесь практически все необходимое для включения в справку генеральному прокурору.
   Саша искренне поблагодарил и перешел к разговору о Маркашине. Вопрос был в том, кого конкретно он не устраивает? Кто мешает пименовскому расследованию и как ведет себя в этой ситуации Маркашин? Честные ответы на эти вопросы, а Пименов, во всяком случае, представлялся человеком откровенным, помогли бы Константину Дмитриевичу Меркулову выбрать наиболее действенную тактику защиты от постоянных инсинуаций отдельных представителей самых верхних ветвей власти.
   - Кстати, слышали, Юрий Зосимович, о чем Москва шумит с утра?
   - Уже два раза передавали по телевидению. По первому каналу. Ужас, да и только. А у нас? Вы же и по делу Михайлова, как я понимаю, прибыли? Ну, нашли чего-нибудь?
   - Именно чего-нибудь. Но, увы, уже сегодня отбываю: приказ Меркулова. Полагаю, что повесят на меня этого вице-премьера. Иначе чего б такая экстренность. Но вернемся к Семену Макаровичу.
   - Его положение здесь довольно сложное. Дело о коррупции в мэрии затеяно по его инициативе, значит, отступать ни ему, ни нам уже некуда. Да он, как мне кажется, и не собирается. Помощь от него ощутимая. Говорю искренне. Что касается постороннего давления, то оно есть. И наиболее сильное - из столицы-матушки. Как ни странно, основное противодействие следствию составляют лидеры думских демократов. Взяв лозунг одного из недавних московских градоначальников "Взяток нет, есть плата за услуги", они с пеной у рта защищают своих здесь, в Петербурге. А ведь тут прежняя власть была практически сплошь демократическая. И вот мы сегодня вскрываем колоссальные экономические преступления, а нам кричат, что мы разваливаем демократию в стране, рубим под корень саму, видишь ли, идею! Я уже говорил как-то Константину Дмитриевичу. Вряд ли теперь будет что-то новое. Кто конкретно? А вы знаете, что большая часть крупнейших ленинградских заводов, составлявших основу многих отраслей, практически идут с молотка? Чья, спросите, инициатива? Так вы ж, в основном, в Москве обретаетесь. Не вы конкретно, Александр Борисович, а те, у кого вопросы возникают. Не проще ли обратиться прямо в правительство и поинтересоваться, чем оно думает?..
   - Э-э, досталось вам, однако, - покачал головой Турецкий.
   - А вы думали, милый мой, по собственной охоте второй год как в осаде живем? Посоветуйте Константину Дмитриевичу, я знаю, он всерьез за нас душой болеет, чтобы он попробовал на общественность нажать. Хоть сила невелика, но крику может быть много, глядишь, кто-то почешет за ухом, отстанет - всё польза...
   В общем, как понял Александр Борисович, Пименов со товарищи держат оборону прочно, на провокации не поддаются, и потому, по их собственному разумению, вполне возможно, к концу двадцатого столетия передадут дело в суд. Примут на себя такое повышенное обязательство, будь оно неладно!
   Перед уходом, уже прощаясь, на всякий случай спросил, не собирался ли Михайлов давать им какие-то важные показания? Пименов подумал и молча кивнул:
   - Нам он был нужен...
   С тем и расстались, довольные друг другом. Пименов - тем, что Турецкий не стал изображать из себя всезнающего "представителя", которых немало, к слову, находилось в стенах Генеральной прокуратуры. Александр Борисович по той причине, что получил практически полное подтверждение сказанному Маркашиным во время вечернего их разговора в так называемой конспиративной квартире.
   Между прочим, туда следовало сразу и заехать, чтобы забрать немногочисленные вещи.
   Время подходило к пяти. Оставалось еще одно очень важное и неотложное дело - Рафалович. Турецкий, если так можно выразиться, завелся. И решил никакого спуску хитровану этому не давать. Есть такая порода людей, которые, разыгрывая из себя простачков, на самом деле так и норовят поудобнее устроиться на твоей шее. Ведь понимает же старый сукин сын, что если Грязнов дает "добро" на подобные беседы, значит, держит в своих руках крепкий крючок, с которого так вот запросто не соскочишь - не на рыбалке, чай. И тем не менее юлит, хлебосольного хозяина разыгрывает, отчима даже, вишь ты, вспомнил. Но это все - пыль, пена. Дед знает, конечно, и откуда ветер подул, известно ему и кто вложил оружие в руки киллеров, как наверняка знал и их самих. Но знать - одно дело, и совсем другое участвовать. Есть тут разница, которую и собирался достаточно популярно объяснить Рафаловичу "важняк". В свете нового решения об освобождении от ответственности лиц, помогающих следствию. Ну и, естественно, Грязнов оставался в запасе - в качестве крепостной артиллерии, для которой не существует непробиваемых мишеней.
   Быстренько разобравшись со своим временным пристанищем и вздохнув украдкой по поводу бессмысленно проведенных тут двух ночей, Турецкий позвонил старику. Тот сразу, будто ждал, поднял трубку. Понимая, что никакого секрета ни для кого данная квартира не представляет, Александр Борисович предложил старику на выбор любой вариант: встретиться здесь или в машине. Рафалович выбрал последнее. Но - в своей собственной. Вероятно, в бронированном "мерседесе" он чувствовал себя комфортней. Его дело.
   Сев в "Волгу", Турецкий сказал Брониславу, чтобы тот подвез его к Марсову полю, где будет ожидать Рафалович, и, если беседа затянется, он может отправляться вместе с сумкой в прокуратуру. Куда позже старик подвезет и следователя, пусть только попробует отказаться, душа из него вон!
   Уже знакомый серо-стальной "мерседес" ждал у обочины. И снова вежливый молодой человек вышел из передней дверцы и услужливо распахнул заднюю.
   Стекло, разделяющее салон, было поднято. На маленьком откидном столике, открывавшем симпатичный мини-бар, стояли бутылки с минералкой, два высоких бокала и лежал обычный консервный ключ. Новейшие бутылочные открывалки, видно, старика не устраивали.
   - Ну, - с интересом спросил Рафалович, - позвонили в Москву?
   - Естественно, - пожал плечами Турецкий. - А как было не послушаться толкового совета? Позвонил себе на голову и тут же получил ценное указание. Скажите мне теперь, если не секрет, все равно ведь скоро уеду и ну буду морочить вам голову: откуда знали-то?
   - А вы, между прочим, сами обмолвились, что некоторые сведения по непонятной причине сперва попадают в газеты и только позже - в компетентные органы. Почему? Я вам скажу: все зависит от того, у кого в данный момент какой интерес. Информация сегодня, вы же знаете, стоит дорого, но она, ей-богу, стоит того. Некоторые ждут, когда им подадут на блюдечке, а я плачу деньги и поэтому не жду. Вот и весь секрет. Что же касается лично вас, так я и тут подумал: зачем умному молодому человеку, который занимается самыми крупными преступлениями, болтаться в какой-то провинции? Ну что, и оказался прав?
   - Хуже. Вы оказались предсказателем. Доброй-то дороги вы мне пожелали вчера вечером, когда до убийства еще оставалась целая ночь. А это как понимать?
   - Пейте воду, хорошая, - предложил Рафалович. - Или, может быть, желаете чего-нибудь покрепче? Хорошей водочки, например?
   - А вам известен мой вкус? Нет, водочки не хочу. В поезде выпью, отряхнув прах, так сказать. Но вы не ответили.
   - Просто так, - усмехнулся Рафалович. - Я не рассчитывал на дальнейшие встречи. Такой ответ вас устроит?
   - Вполне. Значит, сочли свою миссию выполненной? Поторопились. Хочу вас проинформировать. Как раз перед отъездом, беседуя со своим начальством, в частности с Меркуловым... Вам известна эта фамилия?
   - А как же! Константин Дмитриевич. А ведь вы, Александр Борисович, у него начинали. В городской прокуратуре, да. И не так давно, я вам скажу, каких-то пятнадцать лет назад. Да-да... Для вас - целая жизнь, а для меня только срок. Так что вы хотели рассказать?
   - Мы обсуждали новое постановление, которое должно вот-вот быть принято Государственной Думой. Речь в нем идет об освобождении от ответственности лиц, помогающих следствию, в тех случаях, когда они сами преступили закон и могут быть привлечены к уголовной ответственности.
   Рафалович поиграл бровями, покачал головой.
   - Я полагаю, это разумное решение, - сказал он. - Есть только одна опасность, знаете какая?
   - Хорошее дело может утонуть в словопрениях?
   - Вот именно. Но это шаг. И решительный. Я слышал о нем. Но видит Бог, не хрупкая надежда на мудрое решение Государственной Думы заставила меня сегодня снова назначить вам встречу...
   "Вот ведь, подлец, как излагает!" Турецкий с удовольствием отхлебнул из стакана порцию ледяных пузырьков.
   - Давайте говорить откровенно, Ефим Юльевич. Я знаю, что для вас не являюсь Бог весть каким авторитетом. Но есть же Вячеслав Иванович. Кстати, мой большой друг. Вам не любопытно, как посмотрит он на подобные фокусы? Вы же знаете его характер?
   - Ну... я не думаю, что у Вячеслава Ивановича появится желание шантажировать старого человека, - попробовал отшутиться Рафалович.
   - Не знаю, не знаю. Это уже вопрос его совести... Так вот, именно в этой связи у меня и возникло желание еще раз встретиться с вами. Ну, хорошо, считайте, что это вы назначили мне свидание. Не будем мелочиться. Итак, о наших встречах знают четверо: трое здесь и один в Москве. Это было, повторяю, одним из условий Грязнова. Поэтому я и веду себя с вами достаточно откровенно. Что хотел бы получить и от вас.
   - Слушайте сюда, Александр Борисович, я тоже говорил вам, что у вас имеется удивительное свойство - убеждать собеседника. Уже убедили. Я вас внимательно слушаю.
   - Что же, давайте к делу. Подтвердилось одно из моих предположений: соседи Новикова опознали среди гостей, собравшихся у него в ночь его гибели и обладающих весьма дурным вкусом, вашего рыжего Копера. Это то, что касается самого убийства. Выстроив определенную цепочку, следствие пойдет следом за киллерами...
   Турецкий подумал: известие о том, что один из киллеров - женщина, не пройдет незамеченным. И если завтра об этом узнает прокуратура, то послезавтра будет знать уже полгорода.
   - ...тем более что все те же соседи по дому опознали и их по представленным фотороботам. И знаете, что самое интересное? Один из них, тот, кто, собственно, стрелял, оказался... женщиной!
   - Не может быть! - воскликнул Рафалович. И этим абсолютно искренним восклицанием выдал себя. Александр Борисович понял, что старик видел убийц. Но видел - вовсе не значит, что направлял их руку.
   - М-да... - задумчиво протянул Турецкий. - Жаль, исключили из нового УК статью сто девяностую - недонесение о преступлениях, а то бы вам светило до трех лет...
   - И правильно сделали! - неприятно засмеялся Рафалович.
   "Важняк" испытующе посмотрел на него.
   - Не надо так глядеть, - хмуро продолжил старик. - Новый УК я не хуже вас штудировал... О чем я? Да, мне их описывали. Но никакого отношения ни к каким убийствам, терактам я не имею. У меня имеются на сей счет и свидетели, и прочее, - словом, железное алиби. Слушайте. Вы ищете причину. Она перед вами, - он показал рукой за стекло машины. - Этот город. Порт. Акционерное предприятие "Озон". И прочее и прочее. Недели две назад, насколько мне известно, на обеде в Коммерческом клубе Михайлов не дал слова, нет, но достаточно твердо пообещал, что Божье отдается Богу, а кесарево - кесарю. Другими словами, обнадежил наших местных коммерческих волков и пообещал не лишать их большой жирной кости. А уже неделю спустя все вышло наоборот. Москва предложила продать "Озон" известному вам коммерческому банку "Универсал". Вот именно, все тому же мистеру Потапову, который еще недавно был вице-премьером, а после положил глаз на сибирскую энергетику, а теперь - на наш Питер. Помните смешной старый анекдот? Цыперовича спрашивают в компетентных органах - это когда цены на машины подняли, - может ли он купить "Волгу"? А он отвечает: вообще-то, наверно, могу, только зачем мне все эти причалы, эти пароходы, эти лишние заботы! Так вот, Цыперович не мог, в силу понятных причин, а Потапов может. И заметьте, в силу тех же самых причин. Потому что за его спиной все те же компетентные органы. Но это так, действительно к слову. Паника, я вам скажу, была. Грядет банкротство, все акции черту, извините, в задницу! Ну лично я свои деньги не вкладывал, так это - я! Когда наносится урон одному человеку - виновного бьют по морде, даже убивают. Время видите какое? Эпоха отморозков! А когда на мели оказывается целая стая? Как вы думаете, какое решение может прийти в их дурные головы первым? Ну да! И опять-таки в наше жестокое время, когда уже ничто ничего не стоит, разве сложно сделать приличный заказ? Вот они и сделали. Я, конечно, не могу сказать со всей уверенностью, но полагаю, что исполнители, раз уж мы выяснили про них, прибыли оттуда, где они были знакомы с Новиковым. То есть из Москвы, а точнее, из нацистского варианта пресловутой "Памяти". Дальнейшие их контакты были только с самим Новиковым. К тамбовским ребятам сам он никогда не имел никакого отношения. Это все братки Касыма. А вот Копер, этот идиёт Феодосий, лично мне говорил, что давно и напрочь порвал отношения с касымовской бригадой. Ну что вы на меня так смотрите?! Значит, врал. А ведь я его хотел к делу приспособить... прописаться помочь. Человеком стать. Вы его видели, нет? Рыжий, маленький, горластый, а бас, как, извините, у Рейзена. Ну а почему с Новиковым был знаком, так это и объяснять не надо: вместе воевали на юге. Вместе в Москве были. Только я не думаю, что это он стукнул его бутылкой. Новиков был крупный парень, а Феодосий - хиляк. Там же удар был!
   - Откуда вам все это известно, Ефим Юльевич? - изумился Турецкий.
   - Ну не надо, - поморщился тот. - Я спросил, мне сказали. Достаточно? А что касается самого Феодосия, так я только попросил доставить его ко мне, не больше. Я ему зла не желал. А мои мальчики опоздали. Поверьте, Александр Борисович, как на духу.
   - Значит, полагаете, все те же касымовские сработали?
   - Вот тут не знаю. Они молчат. Может быть, и москвичи. Говорите, женщина? Вот жизнь!..
   Старик удрученно замолчал. Александр Борисович чувствовал, что интервью в принципе закончилось. Сказано и так волне достаточно. Чтобы знать все и не иметь концов. Вернее, один-то есть, но он в Москве. Это киллеры. Он и она. Тетка заявила, что, судя по тому, как он обнимал ее, естественно, если это были именно они, вполне могли быть любовной парочкой. Или мужем и женой?..
   Оставался последний вопрос: кому нужна была дезинформация в газете о причастности к убийству лидеров тамбовской группировки?
   Рафалович снисходительно посмотрел на Турецкого и пожал плечами:
   - Если из того, что я рассказал, вам ничего неясно, тогда извините, уважаемый Александр Борисович. Можете передать мое почтение вашему другу Вячеславу Ивановичу. Ему сейчас там, наверное, как все равно на горячей сковороде, я понимаю. Но если он захочет прислушаться к мнению одного старого человека, скажите так: Нечаев - это всего лишь продолжение. Это не конец. А начало у нас, здесь... Ну, как я уже заметил, вы ждете, что я вас отвезу в прокуратуру? А почему нет? Слушайте, вы мне правда симпатичны. Выпейте рюмку. Тут, знаете ли, есть даже бутерброд с икрой. Вполне приличной. И я с вами, немного...
   Три минуты спустя, по-детски облизывая пальцы и стряхивая с колен крошки, Рафалович многозначительно сказал:
   - Это, конечно, очень важное решение, да. Только эти идиёты его постараются не принять, помяните мое слово... - Он взял телефонную трубку и сказал водителю: - Давай подъедем к прокуратуре.
   Шофер что-то ответил ему. Рафалович весь изогнулся и посмотрел назад.
   - Вон тот, черный?.. И давно? Почему не сказал раньше?.. Этого нам еще не хватало! - фыркнул старик, но в голосе его слышалась тревога.
   Турецкий тоже обернулся и увидел черную "бээмвуху", стоящую метрах в двадцати сзади. Он обратил внимание на эту машину, еще когда подъехал сюда и садился в "мерседес". Подумал, что это "моральная поддержка" Рафаловича.
   - Хвост, что ль, повис? - спросил у старика. - Не нравится он мне. Конкуренты от Касыма?
   - К сожалению, теперь мне, видно, придется отвечать, извините за выражение, и за вашу шкуру, - с кислой физиономией сказал Рафалович. - А кто вам сказал, что эта машина бронированная?
   - Интуиция.
   - Ну хорошо, будем надеяться, что эти потсы не взяли с собой какой-нибудь гранатомет. Остальное нам не страшно. А вы вообще умеете стрелять?
   - Приходилось. Вы полагаете, что нам придется отражать атаку?
   - Нет. Но... - старик приподнял подлокотник и достал оттуда "макаров". - Не бойтесь, зарегистрирован, честь по чести. Подержите, чтоб идиётом себя не чувствовать. В атаку пойдут! - снова фыркнул он. - С них станется... - и сказал в трубку: - Ну давай же, едем, наконец!
   Черный "БМВ" шел не отставая. Старик оглядывался и качал головой. Александр Борисович умом понимал, что, если "мерседес" Рафаловича действительно бронированный, никакие "калашниковы" ему не страшны. А если это все туфта? И зачем тогда "макаров"? Неприятно себя чувствовать в стеклянном доме, по которому, того и гляди, звезданут кирпичом... На всякий случай передернул затвор, поставив пистолет на боевой взвод.
   Пропищал зуммер телефона. Старик послушал, что сказал молодой человек, сидящий справа от водителя, и повернулся к Турецкому:
   - Костя говорит, на всякий случай правые двери открыты. Не заблокированы. Мало ли!
   Обернувшись в очередной раз, Турецкий увидел, что черный автомобиль вдруг резко пошел на обгон с левой стороны. Впереди был светофор, перед которым притормаживали на красный свет машины. Но водитель "мерседеса", оказывается, не терял из виду "БМВ", он круто взял вправо, по тормозам, и назад, благо никого рядом не было. Черный проскочил вперед, не ожидая, видно, такой резвости от "мерседеса". У "БМВ" распахнулись обе правые дверцы, выскочили двое с автоматами, вскинули, и... Турецкий невольно пригнулся, ожидая, что очереди сию секунду искрошат лобовое стекло. Они, возможно, и чиркнули бы, если бы бандиты успели нажать на спуски. Но они замерли на короткий миг, увидев несущийся на них радиатор "мерседеса". И этого было достаточно, чтобы водитель Рафаловича вполне профессионально вмял их в боковину черного автомобиля. Александр успел только прижать к себе старика и спружинить упертыми в спинку переднего сиденья ногами.
   Удар был тем не менее чувствительным. И сопровождался каким-то долгим, режущим уши скрежетом. Распахнулась передняя дверь. Костя, выскочив наружу и присев у радиатора, принялся палить из пистолета, держа его в обеих руках. Он стрелял, не высовываясь из-за машины, не давая показаться и бандиту. Но не видел того, что бандит оказался умнее и решил, видно, обойти Костю сзади. Турецкий крикнул телохранителю: "Смотри сзади!" - но тот не услышал, продолжая увлеченно палить. Надо было немедленно спасать его. Как, впрочем, и себя: у бандита вполне могли быть и гранаты, а тогда...
   Турецкий, пригнувшись, выскочил из машины и присел за открытой дверцей, выставив перед собой оружие. Бандит медленно приближался, не отвечая на выстрелы телохранителя Рафаловича. Он выжидал момент, короткую паузу, чтобы выскочить из-за багажника "мерседеса" и тут же врезать из автомата. И он не видел Турецкого, приготовившегося его встретить.
   Наверное, этого не следовало делать "важняку". Участие в бандитской разборке было ему совсем не к лицу. Но что ему оставалось еще, если выстрелы Кости вдруг смолкли, а бандит уже был в прыжке? "Они первыми начали", - мелькнула утешительная мысль, и Александр Борисович, поймав его на мушку, нажал на спуск. Треснул выстрел, и автоматчик завалился. Костя быстро обернулся и благодарно кивнул следователю.
   И тут из нутра "мерседеса" выглянула всклокоченная голова Рафаловича, остатки его седых волос стояли дыбом:
   - Ну если вы все закончили, быстро в машину! А то я вас могу не довезти!
   Водитель коротко дал назад и тут же ринулся на зеленый свет. Турецкий даже удивился: все происшедшее заняло около минуты. Надо же!
   Рафалович аккуратно взял из его руки пистолет, вынул платочек из верхнего кармана пиджака, любовно протер пистолет, затем грамотно оставил свои отпечатки и сунул оружие на место, в подлокотник.
   - Вам ясно, что вы из него не стреляли? - спросил с иронией.
   - А зачем мне это нужно? - вопросом на вопрос ответил Турецкий.
   - Вот именно. Но реакция, скажу, у вас достойная. И Костя тоже отметил, я успел увидеть... Ну так что теперь говорить за этих отморозков? Кто им на этот раз мешал? Я? Или, может, вы? Идиёты... Я, наверное, буду прав, если высажу вас не у самого главного подъезда, где сплошные глаза, а немного в стороне. Думаю, что до самого отъезда вы ничего толком не узнаете про эту стрельбу. Ну и не надо. К сожалению, эти вещи входят в обычай... Костя, - сказал в трубку и показал большим пальцем на Турецкого.
   - Не надо, - запротестовал Александр Борисович, - нет никакой нужды меня провожать.
   - А он и не будет. Пусть постоит посмотрит, вам же спокойно. Ну, протянул он руку, - всего вам доброго. И спасибо, что помогли старику не расквасить себе физиономию. Пока.
   Совещание у Маркашина провели сразу после возвращения Турецкого в прокуратуру.
   - Смотри-ка, оказывается, совсем не поздно, только половина седьмого, - походя заметил Турецкий, мельком взглянув на собственные наручные часы. - А я-то думал... Да, осень наступает, и погода еще... - Это он таким вот образом, на всякий случай, обеспечил себе алиби. На самом деле было уже семь, но Маркашин не обратил на его слова внимания. И хорошо, а то вдруг вопрос возникнет: где был да с кем ездил? Мало ли что, вдруг тот стрелок, которого он успокоил, жив остался! Ляпнет еще про "важняка", поди объясняйся...
   Турецкий предложил не собирать всю следственную группу, расследующую дело об убийстве Михайлова, не устраивать смотрин и словопрений, а поговорить по существу, чтоб зарядить Щербину дополнительной энергией. Маркашин не возражал, по его мнению, любая деловая накачка пойдет только на пользу.
   Ребятам из следственной группы будет весьма полезно выслушать деловую критику со стороны опытного и высококвалифицированного московского "важняка".
   Чтобы не унижать подчиненного в глазах его прямого начальства, Александр Борисович коротко отметил некоторые успехи, достигнутые в ходе расследования, а затем изложил свои соображения, основанные на информации, полученной от Вероники и Рафаловича. Ссылок на последнего он не делал, но заметил, что данная информация заслуживает доверия. Затем все вместе наметили план дальнейших следственных мероприятий, причем материалы, нуждающиеся в детальной проверке уже в Москве, Турецкий отобрал и попросил скопировать, чтобы увезти с собой в столицу. Словом, повел он себя абсолютно лояльно, и скоро Щербина, испытывавший от дневного втыка москвича некоторый дискомфорт, снова воспрянул духом. А Турецкому, после передряги у Марсова поля, почему-то больше не хотелось никаких обострений, тем более что билет не обратный поезд уже лежал в кармане, а остатка командировочных средств вполне хватило бы на ужин с Гоголевым, о чем они уже договорились. Но Маркашин настаивал на своем участии в проводах - еще бы, ведь миссия Турецкого в немалой степени касалась и его, если можно так выразиться, судьбы. Как же быть в стороне от столь значительного события, как отъезд Александра Борисовича некоторым образом на родину?.. Пришлось взять с собой и его.
   В конце концов, надо же было в неофициальной обстановке сказать ему, что у Пименова о нем, городском прокуроре, мнение достаточно благоприятное, о чем будет непременно доложено не только заместителю генерального прокурора, но и самому генеральному, а те оба, в свою очередь, толковыми кадрами разбрасываться не любят. Значит, и не станут поддерживать точку зрения некоторых членов президентской команды. Словом, спите спокойно, дорогой товарищ, в смысле работайте дальше и не берите в голову лишнее... Что-то тебя, друг ты мой, Александр Борисович, на кладбищенскую тематику потянуло! К добру ли?..