Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   Турецкий подумал о том, что надо бы подбросить в Москву новые факты из биографии Новикова, он наверняка хорошо светился в националистических организациях, значит, и материал на него найдется.
   Из рассказа Рафаловича, если отнестись к нему с доверием, следовала и хорошо просматриваемая связь заказа на убийство вице-губернатора с чьими-то, вероятно, сильно порушенными интересами в московских кругах. Именно то, в чем как-то интуитивно и был уверен Александр Борисович...
   Вернувшись к горячему - нежной ягнятине в жаровне, - Ефим Юльевич, значительно поиграв бровями, вдруг сообщил, что его уточнение, ради чего он, собственно, и ходил к телефону, состоит в том, что заказ был-таки сделан в Санкт-Петербурге, но его подтверждение пришло из Москвы. Оттуда же прибыли и исполнители. Они уже покинули город. Но концы, коли есть охота, можно поискать там же, куда ездил недавно Новиков, то есть... Тут старик многозначительно развел руками. Ну что ж, намек его был более чем ясен.
   Турецкий вовсе не собирался углубляться в те, как видно, неразрешимые легитимным путем экономические проблемы города, жертвой которых стал вице-губернатор. Пусть этим занимается Щербина. Но теперь получалось так, что именно от стараний и настойчивости молодого питерского "важняка" будет зависеть один из главных вопросов: на чьем, в конце концов, наивысшем интересе споткнулся Михайлов. Кто раздавил неуступчивого чиновника? Или, точнее, что: нефть? газ? металл? лес? транспорт?.. Или что-то иное? Но за каждым таким понятием стоят организации, деньги и люди. Последних, зная интерес, нетрудно вычислить.
   - Как думаешь, Виктор Петрович, старик не лукавил, отпевая казанских? Ты этого Касыма, или как там его, знаешь?
   - Игорь Касимов - четыре судимости, от сто второй и сто сорок пятой наверх. Полный, как говорится, набор. В законе больше десяти лет. Из отморозков. Еще чего-нибудь добавить для полноты картины?
   - Нет, данного комплекта, - ухмыльнулся Турецкий, - вполне достаточно. Я вот о чем подумал: какой смысл был Новикову, если он принял заказ вместе с теми двумя киллерами-гастролерами, ему-то зачем было афишировать свои связи с казанскими? Или они сейчас в силе и потому на них опираются заказчики?
   - Вячеслав небось рассказывал, что было дело, когда мы их здорово пощипали. Но, к сожалению, и только. Эх, Александр Борисович, - тяжко вздохнул Гоголев, - не моя воля... В Москву звонить не собираешься? А то кабинет, можно сказать, рядом.
   - Наверное, до утра отложу. Надо будет по Новикову дать дополнительные сведения, а сейчас уже поздновато. А ты не торопишься, гляжу? Тогда пошли ко мне, посидим еще чуток, как люди. Не все ж с ворьем гулять?.. Хоть и высокопоставленным!
   - С удовольствием. Тут, между прочим, есть очень хорошая лавочка. Давай заглянем, выберем что-нибудь по настроению...
   Настроение, как быстро выяснилось, потребовало не замены уже принятого на грудь продукта, а его продолжения. В качестве закуски же Гоголев, оказавшийся большим эстетом в гастрономических делах, предложил маринованные мидии, ракушки одним словом. Турецкий пробовал эту еду, будучи в Германии, и в принципе не возразил против некоторых изысков. Но, узрев импортную упаковку, на коей значились "Миноги копченые", не мог удержаться и резко ополовинил свой бюджет. От одного их вида пахло беспечной юностью, когда даже нищий студент мог зайти в ресторан московского Дома журналистов и заказать себе пребывание в раю за рупь с копейками. К сожалению, все уходит: и молодость, и миноги. Но остаются воспоминания. Они и окрылили Александра Борисовича: он взял две упаковки.
   Это было чудо. Сидели два мужика, с наслаждением пили и закусывали. До тех пор, пока не раздался телефонный звонок - приглушенный, но настойчивый.
   - Они знают, что я дома! - многозначительно сказал Турецкий и медленно поднес трубку к уху.
   - Я так и подумал, что вы не спите, - послышался знакомый говорок, в котором "что" звучало как "шо", а "вы" - как - "ви". Добавить еще "таки да", и перед глазами встанет очень хитрый и очень мудрый недавний хозяин застолья, впрочем, весьма благочинного.
   - Я узнал вас, Ефим Юльевич, - ответил "важняк". - Чем обязан вашему звонку?
   - Так вот, я подумал, что любая весть, как вы говорите, лучше сразу, да? А то пойдут кривотолки! Зачем?
   - Новые сведения? Удобно ли?
   - Увы! Я хотел, знаете ли, чтоб этот грубиян послушал кассетку, которую вы мне дали. Понимаете? Попросил отвезти ему... Помните того вежливого молодого человека? Костя его зовут. Так он сейчас приехал и говорит: "Слушайте, говорит, уважаемый Ефим Юльевич! Вы знаете, что этот потс натворил? Он нажрался какой-то дряни и шагнул себе из окна". Вы представляете? Шагнул, идиёт, прямо с десятого этажа... Ай-я-яй, я всегда подозревал, что у этого рыжего грубияна не в порядке с головой. Вы можете быть таким грубым? А я? Ну конечно нет! Такая беда... А ведь я хотел, чтоб он сам себя услышал хотя бы раз и - устыдился!
   - Я вам искренне сочувствую, Ефим Юльевич, - сказал Турецкий, - делая большие глаза насторожившемуся Гоголеву.
   - Да, спасибо, хотя... сами понимаете, не легче. Так я что хотел сказать: с кассеткой этой что ж теперь делать? Вам прислать?
   - Я думаю, будет правильно, если кто-нибудь из ваших помощников, да хоть тот же Костя, подвезет к Виктору Петровичу. Милицию, я полагаю, вызвали?
   - А как же! - с жаром воскликнул Рафалович. - Причем сразу! Он, оказывается, крепко баловался наркотой. Наверное, отсюда и такие вспышки... темперамента. Вы меня понимаете?
   - Я вас очень хорошо понял, Ефим Юльевич.
   - Передайте мой сердечный привет вашему московскому коллеге. Я забыл попросить вас об этом одолжении при прощании. Всего доброго, хорошей вам дороги.
   - Спасибо, - почти по слогам произнес Турецкий и услыхал гудки отбоя. - Интересно, что это он меня провожает?
   - Ну что там? - вскинулся наконец Гоголев.
   - Тот рыжий нажрался или накололся наркоты и вышел на улицу. Через окно на десятом этаже. Ничего? Про кассету ты уже слышал.
   - Хм... Он что же, считает, что закрыл вопрос?
   - Нет, просто временно снял напряжение. Кстати, Петрович, ты помнишь, там, на квартире у Новикова, его сосед, кажется Гриша, описывая гостей, по-моему, назвал одного остролицего такого, с рыжеватыми волосами. Или я ошибаюсь?
   - Было, точно.
   - Петрович, надо срочно узнать, кто там возглавляет дежурную бригаду, и дать им следующее задание. Эксперт-криминалист труп, конечно, запечатлел, пусть и лицо отчетливо снимет, даже если оно разбито. В квартире необходимо найти фотографию этого рыжего, желательно, конечно, из последних прижизненных. Можно и из паспорта. Понимаешь, какое дело? Если все это завязано в такой тесный клубок, я бы проверил все фотики на том Грише. И Рыжего, и фотороботы киллеров. Соседей бы порасспрашивал, тоже предъявил им картинки. Это - во-первых. А во-вторых, надо не просто зафиксировать смерть от... Скажи, чтоб все пробы с ходу отдали биологам и химикам на экспресс-анализ, так у нас уже к утру может быть достоверная картина. Слишком лихо сработано. Не верю я ни в какие наркотики. Хотя...
   Гоголев тут же засел за телефон, через дежурного по городу узнал, какая бригада на выезде. Затем перезвонил к себе в угрозыск и выдал экстренное задание. Там, похоже, стали упрямиться, но Гоголев был непреклонен. Положив трубку, удовлетворенно заметил:
   - Пусть побегают. Совсем разленились. Подай им, видишь ли, на блюдечке. В общем, все сделают. Ну, наливай, давай помянем этого Копперфилда, земля ему, дураку, пухом.
   - Почему Копперфилд?
   - Иван сказал, что фамилия самоубийцы Копер. Кстати, не из тамбовских. Да, клубочек, однако... Но теперь мне интересно, какое место здесь занимает Рафалович?
   - Сдает помаленьку и тех и других? Ты это хотел сказать?
   - Боюсь, другое, Александр Борисович. Выбрасывает лишних. Но так, что нам остается только удивляться. И пить с ним водку при случае.
   - Ну наш-то случай, прямо скажем, не самый обычный!
   - А я не про нас. Я - про теньденьсию! У вас, в Москве, что - иначе?
   - Та же картина, и та же, ты прав, тенденция. Но у вас все равно лучше. У вас миноги продают!.. Кстати, сожаление у старика звучало абсолютно искренне, слух меня не обманывает. И тем не менее это он торопит события. Зачем?
   - Значит, мы где-то все-таки наступили на него. Или на того, кому и он служит. Но твоему Щербине, мне кажется, подкинули еще подарочек.
   - Во-первых, не моему, а вашему. А во-вторых, я бы пока подождал приобщать это дело к делу об убийстве Михайлова. Доказательств-то пока никаких. А что мы с тобой тут себе думаем, к делу не пришьешь. Тухлый "висяк" - хуже не придумать...
   КАЖДОМУ - СВОЕ УТРО
   Непогода в Москву приходит, как правило, из Питера. Там начнется дождь - жди его через день-другой в столице. Вот и теперь навалилась холодрыга - хмурая, неуютная. А ведь только начался сентябрь. Что ж дальше-то будет?..
   Вице-премьер российского правительства Михаил Нечаев ехал на Неглинную, где располагалась основная резиденция Центрального банка. Там в скором времени должен был состояться серьезный разговор с его председателем. Ну, не такой, скажем, чтобы беспокоиться за его исход, скорее очередная рабочая встреча, однако на душе у Михаила Гавриловича было сумрачно, будто по погоде. Тому было несколько причин: и первая, вот уж когда воистину и природа плачет, - пришедшая несколько дней назад из Питера трагическая весть об убийстве Васи Михайлова.
   Василий, к которому Нечаев уже много лет испытывал самые лучшие дружеские чувства, был постоянным и верным участником грандиозной программы приватизации, разработанной и последовательно проводимой в жизнь Михаилом Гавриловичем, кстати, также не без активной помощи все того же Михайлова. Но каждый шаг этой программы, каждое очередное решение правительства вызывали все увеличивающееся сопротивление противников экономических реформ, а их хватало и в Совете Федерации, среди "красных" губернаторов, и в Госдуме, да и в самом правительстве, и даже в банках. Уж им-то, кажется, чего возражать, банкирам-то?.. Им и карты в руки! Нет, те же политические игры. Да оно, в общем, и понятно: происхождение капитала и диктует свою политику.
   В боксе, которым и Михаил, и Василий когда-то в юности занимались, любительским, естественно, всегда особенно ценилось умение держать удар. Так вот, Вася - и это видел Нечаев, и за это крепко ценил друга - умел держать удар. Даже в ситуациях невероятно трудных, как эта, последняя. Но кто ж мог предполагать, что противник, вместо честного боя, предпочтет запретный прием?.. А если проще, внесет в экономическую политику в качестве решающего аргумента главный способ бандитских разборок. Поэтому в той трагедии, что случилась в Питере, Нечаев видел и свою вину. Правда, битвы без жертв не бывает, это известно, но как объяснить сей постулат близким этой жертвы? Да самому себе, наконец...
   Другая причина скверного настроения имела тоже сугубо личный характер. Она заключалась в совершенно потрясающем, ничем не исправимом провинциальном мышлении дорогой его супруги Инессы Алексеевны. Как была инспектором дошкольных учреждений, так ею и осталась, несмотря на резко изменившиеся жизненные обстоятельства, быстрое возвышение мужа, иной образ жизни, быта, вообще все то новое, что принес переезд в Москву. Ее раздражали многочисленные приемы и презентации, на которых он, Нечаев, просто обязан присутствовать, ей не нравился определенный светский лоск, обретаемый мужем, ей всюду и постоянно чудились его измены, а по поводу поздних возвращений даже и мыслей других не было: "Ну конечно, я же видела по телевизору, как ты ел эту суку глазами!" или: "Но ты же не возражал, когда эта тварь лезла к тебе со своими развратными поцелуями!" Редкие совместные посещения некоторых относительно спокойных мероприятий все равно превращались для него в пытку - у жены тут же возникал хорошо известный всем психологам так называемый синдром жены советского президента, и Инессу несло. "Мы тут решили... мы посоветовались... но ведь это дураку ясно..." И тому подобное, от чего хотелось иной раз провалиться сквозь землю. Растерявшая прежних друзей, она не приобрела новых и, вероятно, страдала от одиночества. Но Михаил ничем не мог помочь ей, ибо обязан был бывать там, где ей не нравилось. Он уже не принадлежал себе, сохранение определенного имиджа требовало игры по общеизвестным правилам. Тебя никто особенно не уговаривал, но ты подписался и теперь играй по определенным правилам. Таков закон, и не тебе его менять...
   Во все остальные причины возникшей душевной тяжести даже и углубляться не стоило. Среди них было и недавнее выступление президента в Государственной Думе, после которого осталось ощущение, что того постоянно и целенаправленно подставляет его же окружение. Эти деятели вкладывают в уста первого лица в государстве правильные в общем-то мысли, но придают им такой оттенок, что они кажутся абсурдными. Да, нет сомнений, надо амнистировать заграничные капиталы российских бизнесменов, чтоб они наконец начали работать на отечественную экономику. А что тут же было предложено? Обложить их налогом! Да тут впору самому государству приплатить, чтоб только вернуть миллиарды долларов в родную экономику! Смеются ж люди!
   Вот об этом и пошел тогда резкий разговор у председателя правительства, во время которого Нечаев не сдержался и рубанул от души, что называется. За что получил жесткий "отлуп" от самого премьера, ибо были задеты его личные приоритеты, в частности нефтяные квоты на поставки за границу. Другие вице-премьеры знали эту "юношескую", первую, так сказать, любовь Виталия Сергеевича Михеева и без чрезвычайной нужды на рожон не перли. А Нечаев - попер. За что и схлопотал. А ведь премьер сам - впрочем, не исключено, что и по инициативе президента, тепло относившегося к новому "вице", - передал Нечаеву этот один из самых склочных участков экономики. В качестве дополнительной нагрузки. Так ведь знал же Михаил, чьи интересы задел! Уже на следующий день склоняли его имя как "великого борца" с нефтяной мафией. И опять ночные звонки "доброжелателей", пока советующих поумерить пыл и попытаться договориться. Пока. Сколько оно еще будет длиться?..
   С переднего сиденья новенькой, специально для правительственных целей модернизированной "Волги" обернулся Геннадий Борисович, личный охранник вице-премьера.
   - Будем заезжать во двор или паркуемся у ворот, Михаил Гаврилович?
   Машина с Театрального проезда, без всяких правил, заворачивала на Неглинную. Шофер просто включил мигалку и коротко рявкнул сиреной, отчего несущиеся с Лубянской площади автомобили заметно вздрогнули и, как собаки, на миг присели, пропуская нахала.
   - Заезжать не надо, - ответил Нечаев. - До совещания еще почти час.
   - А чего ж тогда так рано? - недовольно спросил охранник.
   - У меня есть одно небольшое дельце... Тут, рядом.
   - Не нравятся мне эти незапланированные дела, - более резко заметил охранник, отворачиваясь. Он был старше Нечаева и иногда позволял себе делать замечания более суровым, чем следовало бы, тоном.
   - А я тебя, Геннадий Борисович, вовсе и не заставляю ходить за мной следом. Посиди в машине.
   - Не положено, Михаил Гаврилович, - сухо отрезал охранник. - Это мое дело, и мне за него зарплату платят. Не подхожу, возьмите себе другого. Если б я знал, ребят бы сюда подослал. Так не дело.
   - Ладно тебе, не сердись. Это ж рядом, дом почти напротив.
   - Да знаю я, - недовольно поморщился Геннадий и обратился к шоферу: Значит, Илья, как обычно. Я - первым, ты - сзади.
   - Да бросьте вы, мужики, фигней заниматься! Кому мы тут все нужны?
   - У вас свои заботы, Михаил Гаврилович, а у нас - свои. Давайте не будет мешать друг другу. Илья, не ставь у ворот, можно чуть-чуть дальше. Видишь, арка слева? Вот напротив и давай.
   Машина мягко затормозила и въехала между двумя припаркованными "мерседесами". А какие еще машины могут позволить себе стоянку возле Центробанка!
   Охранник вышел, привычно огляделся, затем обошел машину и открыл заднюю дверь. Одновременно выбрался из-за руля и шофер. Теперь все трое стояли как бы гуськом, пережидая поток несущихся машин.
   Хлопка не слышал никто. Просто сдавленно вскрикнул шофер. Геннадий мгновенно обернулся и увидел заваливающегося на спину Илью. Охранник тут же вскинул руки, прикрывая своим телом Нечаева, и почувствовал мгновенный сокрушающий удар в спину. Падая, он успел ухватиться за Михаила, желая подмять его под себя, но увидел безумные глаза своего хозяина, и свет померк для него.
   С минуту никто из прохожих ничего не мог понять. Словно вдруг трое здоровых мужиков поскользнулись на чем-то и рухнули друг на друга. А когда сообразили, увидели - раздались крики, на которые отреагировали лишь проезжавшие мимо водители: завизжали тормоза, мгновенно образовалась толпа, перегородившая Неглинную улицу. А уже на этот, столь явный, беспорядок наконец обратила внимание и милиция.
   - В чем дело? Что за шум? Проезжайте, проезжайте! Граждане, освободите проезжую часть! Да уедешь ты, наконец, твою мать?! Извини, сам видишь, чего делается!..
   Кто-то побежал к проходной банка. Оттуда выскочил охранник. Постовой милиционер кричал в свою рацию, называл фамилию Нечаева, которого кто-то опознал, а следом его фамилия ветром пронеслась по толпе, которая все увеличивалась, несмотря на уже истерические увещевания милиционера.
   Все давно всё знали, в газетах читали, по телику им показывали: да, стреляют, машины взрывают, даже целые дома, но чтоб вот так, в самом центре столицы, белым днем, у всех на глазах, да кого! Самого Нечаева, имя которого и броскую внешность знали буквально все, даже абсолютно непричастные ни к какой политике! Да что ж они творят?! Что позволяют себе?! А куда власть смотрит! Где милиция?! Когда надо, так ее с огнем не сыщешь!..
   Послышался быстро приближающийся рев сирен. Их лающие, надрывные звуки как-то сразу утихомирили страсти, шустрые мужики в штатском, выскочившие на шум из банка, набежавшие из каких-то соседних контор, быстро и решительно потеснили толпу, и вскоре пространство перед кованой решеткой Центрального банка России было практически очищено. Медицина и милиция примчались одновременно, благо и тем и другим проще было бы пешком добежать.
   Окровавленное лицо Нечаева, его расширенные остекленевшие глаза показывали, что любая медицина здесь уже бессильна. То же самое было сказано и об охраннике, лежавшем поперек своего хозяина: пуля вошла ему под левую лопатку, точно в сердце. А вот третий, погребенный двумя этими телами, слабо стонал. О нем следовало срочно позаботиться. И снова завопила сирена, уносясь в сторону недалекого Склифа. Место происшествия было быстро огорожено, очерчены меловой краской на мокром асфальте силуэты лежащих тел. Дежурная бригада приступила к расследованию. Старший следователь Мосгорпрокуратуры, на чью долю выпал тяжелый жребий, стал названивать в Главное управление внутренних дел и в МУР, требуя немедленной помощи. Попутно шел опрос случайных свидетелей убийства, уточнялось время, словом, началась рутинная работа...
   Шел мелкий холодный дождь, и вообще погода была на редкость отвратительной.
   Звонок дежурного по ГУВД Москвы застал Грязнова на утренней планерке, которую Вячеслав Иванович проводил с начальниками отделов. Выслушав взволнованное сообщение, он прервал совещание ввиду неожиданного чрезвычайного происшествия и выпроводил всех, оставив своего заместителя Владимира Михайловича Яковлева. С ним составил список необходимых специалистов, и уже через короткое время муровский "форд" в сопровождении мерседесовского микроавтобуса мчался по Петровке к ЦУМу.
   Старший следователь Мосгорпрокуратуры Виктор Иванович Пустовойт обрадовался подкреплению. Он быстро обрисовал Грязнову ситуацию, сообщил, что по заключению дежурного эксперта-криминалиста выстрелы могли быть произведены из дома, расположенного наискось, через улицу. Он показал пальцем:
   - Вон тот, кажется, у него номер семнадцать. Или же - из углового, где расположен Минздрав России. Откуда-нибудь с чердака. И там и там сейчас все осматривают оперативники.
   Подошел Борис Львович Градус, судебный медик, как он себя обычно именовал, человек резкий до грубости. Но Грязнов вот уже многие годы не мыслил себе работу на выезде, особенно по чрезвычайным происшествиям, без этого замечательного судмедэксперта. Поэтому и вызвал его на происшествие.
   - Я посмотрел, - сказал он, не обнаруживая ни малейшего почтения к разговаривающим начальникам, - как их тут наваляли. Снайпер бил совершенно грамотно, мать его... извините, в жопу. Первым снял заднего, то есть водителя, которого увезли. Этот, - он показал большим пальцем себе за спину, вероятно, имея в виду дежурного судмедэксперта, - говорит, что имеется сквозное ранение в шею. Потом поглядим, что у него там задето. Затем стрелок убрал переднего. И последним - вашего Нечаева. Они и лежали бутербродом. Вообще, я вам доложу, начальники, так стреляли фронтовики. Это очень профессионально. Знаете, когда танки идут в городе, как оно происходит? Вышибается последний, потом первый, и все остальные оказываются в ловушке. Так, между прочим, было и в Венгрии, где наших мальчишек жгли борцы за демократию...
   Градус сел на своего конька: он заговорил о далекой, славной своей молодости, демонстрируя при этом полнейшую неприязнь к любым изменениям в общественной жизни.
   - Все предельно ясно, Борис Львович, - поторопился остановить поток неуместных воспоминаний Грязнов.
   - Ничего вам неясно, - возразил Градус. - Если хотите знать мое мнение, то стреляли оттуда, - он ткнул пальцем в большой серый дом. Наверняка с оптикой. Похоже, что было три выстрела и все три - точно в цель. Что вы ждете? Идите, там смотрите!
   Грязнов совершенно неуместно ухмыльнулся и положил Градусу на плечо ладонь:
   - С вами не пропадешь, Борис Львович. Но пока не уходите, вдруг понадобитесь. А я действительно схожу к вашим, - кивнул он Пустовойту, затем позвал своего оперативника Николая Саватеева и махнул ему рукой: следуй за мной.
   Они прошли под аркой. Возле первого же подъезда, слева, лениво прохаживались двое молодцов в черной форме: куртки, галифе, начищенные сапоги, на рукавах непонятные эмблемы - стилизованные скрещенные мечи. Грязнов молча сунулся в дверь, но добры молодцы его остановили:
   - Сюда нельзя. Пройдите в следующий подъезд. Ваши там.
   - А здесь что такое?
   - А здесь вам делать нечего. Фирма ремонт производит. Пройдите.
   Грязнов закрыл глаза и вызвал в памяти фасад здания. Нет, Градус показывал именно сюда. А соседний подъезд оказывался намного дальше.
   - Значит, так, мальчики, - сказал он, доставая свое удостоверение, прошу, кто грамотный. Начальник МУРа, как вы понимаете, это я. И пойду я туда, куда мне надо. А одного из вас, на выбор, попрошу сопровождать меня. Вопросы есть? Что это за секретный объект, про который я ничего не знаю?
   - Извини, начальник, - ответил тот, что был покрупнее и, вероятно, потупее, загорелый такой, темнолицый, - зарплату выдаешь нам не ты. Поэтому ничего приказывать не можешь. Вот когда Степа кликнет старшего и если он тебе позволит, чешите на любой этаж. Только здесь никто не живет. Которые квартиры ремонтируются, которые очереди ждут. Некого тут тебе искать. Степа, вали за Порфирьичем!
   - Коля, - Грязнов не стал дожидаться прихода какого-то Порфирьича и обернулся к Саватееву, - пойди к машине и вызови ко мне нашу "Пантеру". А то, я вижу, юноша не понимает, о чем я ему толкую, и только зря теряю время.
   - Понтяра у тебя, начальник, а не пантера, - осклабился охранник. Носком сапога он выкинул из-за двери табуретку. - Можешь посидеть, если сильно устал. И охладись. Сказал: жди, вот и закройся.
   Он был наглец - этот молодой накачанный, кавказского типа паренек. И глаза у него ничего не выражали - пустые. Наверное, и в башке - то же самое. Отмороженный такой.
   - Коля, исполняй! А ко мне Яковлева, - и посмотрел на своего помощника выразительно. Саватеев умчался под арку.
   - Тебя зовут-то как?
   - В крестные напрашиваешься? Так нам без надобности.
   - Дурак ты, - мягко сказал Грязнов. - Надо ж мне знать, какое имя на камне вырубать. Могильном. Ты вот тут, - он показал на свой рукав, черного такого зверя видел когда-нибудь?
   - Ну, - без всякого интереса сказал парень.
   - А чего ну? - скучно сказал Грязнов. - Это тебе не в ножички играть, - он показал парню на его эмблему, - раз не знаешь, значит, теперь уже и не успеешь. Ну, где твой начальник? Долго еще ждать?
   - А разве ты ему нужен? - совсем по-хамски ухмыльнулся охранник. Жди, раз тебе приспичило.
   В это время из-под арки вышел Володя Яковлев. Шагал он грузно и чуть вразвалку, что всегда вводило в заблуждение не знающих, какая взрывная сила таилась до поры до времени в этом ленивом с виду человеке.
   - Вячеслав Иванович, - добродушно начал он, подходя почти вплотную, у тебя тут, сказывают, трудности?
   - Пока только непонимание. Я Колю за зверем послал, сейчас кликнет, и все сразу станет на свое место.
   - А чего ждать-то? Время, говорят, деньги! - и коротким, почти неуловимым движением он скрючил охранника и вторым молниеносным ударом сверху отправил его в глубокий нокаут. После чего неторопливо обшарил карманы лежащего, вынул документы, бумажки какие-то, а заодно и "макарова", оказавшегося на спине, под поясным ремнем.
   - Ишь ты, в копа играет! Ну пошли? - Володя за шиворот втащил парня в подъезд и привалил его к стене.
   В пролете второго этажа встретили спускающихся охранников - Степу и человека постарше. Грязнов показал вниз:
   - Он там, у двери, вас дожидается. Свое оружие и документы он нам передал. На сохранение. Я себе не возьму, у меня свое есть. А вот его "макарова" проверю и, если все в порядке, верну. - Грязнов вынул и показал муровское удостоверение. - А теперь попрошу ваше... Так, Синицкий Иван Порфирьевич, ясно, охранное агентство "Евпатий". Ага, теперь понятно, почему ножички. А чего ж это вы, Иван Порфирьевич, таких грубиянов воспитываете? Ведь этак и лицензии можно запросто лишиться. Хотите, поспособствую?