Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   - Игорь, ты, конечно, как всегда, прав. Не стоит тебе интересоваться моими проблемами, а мне, в свою очередь, лезть в твои дела. Но ты, пожалуйста, не забывай, что в запасе имеется, чуть не сказал - у нас, у меня наиболее радикальный способ решения любой самой запутанной проблемы.
   - И это мне говорит юрист! - рассмеялся Белецкий. - Толя, ты в каком веке живешь?
   - Но пока что, - не принимая веселья Игоря, заметил Лысов, - этот мой старинный способ приносит наиболее ощутимые результаты.
   - Относительно, Толя. Я все-таки продолжаю думать, что с Нечаевым мы с тобой немного поторопились. Я вчера на кладбище перекинулся парочкой фраз с бородой, с Дубровским этим.
   - Я видел: ты и Центробанк - странно как-то!
   - А вот, оказывается, ничего странного. Я его спрашиваю, мол, нет ли такого ощущения, что новая жертва, вон та, что в гробу, знаменует очередной этап возвышения михеевско-потаповской олигархии? Знаешь, что ответил, причем почти не задумываясь? Тягостно говорить, видеть, как все эти "шеллы" и "петролеумы" устраивают за наши кровные свои собственные дела. А я возражаю, вроде как мальчик несообразительный: так ведь по уговору они нам через того же Потапова миллиарды должны отваливать. Неужто обманывают? Ну тут он меня раскусил: моя б воля, сказал, сменил бы коней. Я ему - про переправу. Мол, не положено менять на переправе коней-то. А он - мне: мы казаки, это не про нас. В общем, понял я, что в тандеме Михеев - Потапов, если говорить серьезно, наиболее уязвимое звено - Виталий. Без него мы с Потаповым справимся. Два года надо продержаться, а там президентские выборы, и - хрен им всем! Теперь Кремль от нас уже не уйдет! Это я тебе заявляю со всей ответственностью...
   - Красиво, ничего не скажешь. А тот же Дубровский тебя не продаст? Как, прямо сейчас готов подарить Михеева?
   - Его он не подарит. Начинай думать, как нам самим обойтись без него. Понял меня? Но - это только ты и я. И ни одна живая душа, Толя... Ну, видно, не дождемся скандала. Давай дерни еще, и пойдем, там, внизу, телевизор включим. Интересно, что они новенького придумали.
   Пока Белецкий завязывал широкий кушак халата, Лысов доел бутерброд, отряхнул ладони и накинул на плечи пиджак.
   - Кто там сегодня самая-самая? - спросил Белецкий.
   - Да, по-моему, балеринка твоя... Игорь, извини, скажи, как другу, честно, душа не болит?
   - Нет, - спокойно ответил Белецкий. - Как вот мы тогда с тобой приняли решение - словно отрезало. Даже гадливость какая-то появилась. Нашла с кем, дрянь! Ты, надеюсь, с квартирой ее решил?
   - Дело нескольких дней.
   - Давай действуй. Я не хочу, чтобы хоть какая-то память оставалась.
   И снова постучали в дверь. Белецкий, не спрашивая кто, распахнул ее. Олег протягивал красный том.
   - Извините, Игорь Юрьевич, отдельного издания нет. Только в большой книге. Я понимаю, неудобно...
   - Ты хоть смотрел, что я прошу? - расхохотался Белецкий. - Это ж вот такая фитюлька! - он показал кончик мизинца. - На, смотри, профессор... Вот видишь, всего и дела-то... раз, два... шесть страничек! Кто ж станет отдельно-то издавать! Ну, грамотеи!.. Да, точно, "гости съезжались на дачу"... А чего меня волновало? Вот оно: "Заметьте, что неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности". Ясно про что?
   - А чего не понять? - пожал плечами Олег. - Только у меня предки были такие, извините, Игорь Юрьевич, падлы, век бы их не видел.
   - А у тебя? - с трудом сдерживая смех, спросил у Лысова.
   - Чего спрашивать? Анкету ж читал. Батя был один из первых чекистов. Но не пострадал.
   - Да, мужики, с вами полнейший атас. На, - сунул книгу Олегу. - Отдай назад, больше никогда не понадобится. Рюмку хочешь - вон, прими, - он показал на недопитый коньяк, - а мы потопали. Есть тепло?
   - Да там уже под сотню градусов! - гордо ответил Олег, наливая себе полную рюмку и беря двумя пальцами, элегантно отставив мизинец, лимонную дольку.
   - А гости? Съехались на дачу?
   - Полный набор, Игорь Юрьевич, как всегда. Ваше драгоценное!..
   Температура в парилке перевалила за сотню, и багровые гости, которые пошустрей, вовсю хлестали себя распаренными вениками.
   Подождав, когда из раскаленного нутра, отделанного розовой осиной, вывалилась очередная партия мужиков, Белецкий вошел, нахлобучив фетровый балахон на голову, и, поднявшись на верхний полок, улегся на разостланной простыне. И глаза закрыл, звучно втягивая в себя горячий мятно-березовый дух.
   Соврал ли он Анатолию, уверяя, что душа не болит? И да и нет. Да потому что не в его характере было вообще отдавать что-то другому. Особенно если это твое, кровное, за что, в конце концов, огромные деньги уплачены. И если эта проклятая латышка, которая из всего, чем она занималась в жизни, по-настоящему умела делать только одно и в том хорошо преуспела, - если она думала, что добилась чего-то исключительно благодаря собственному таланту, она очень сильно ошибалась. Потому что талант, как таковой, у нее неожиданно объявился на следующее утро после того, как она, вздернув юбчонку, устроилась на коленях Игоря Белецкого. И продюсер вскоре появился, и ребятки-оркестранты, а потом клипы пошли, наконец, в кино взяли. Нет, это не ее, а его талант делал карьеру. И на самом взлете, когда уж, казалось, не о чем было и мечтать, вдруг она, видите ли, нашла свое счастье! А ху-ху не хо-хо? Так говорили уличные ребята, когда матерщина еще не стала частью застолья.
   Не денег вложенных было жаль - их на сотню подобных хватит. Все-таки обидно стало, когда узнал, что она завела себе любовника и почти в открытую гоняет с ним по стране, выступая в поддержку президента. Это только дуракам, вроде Нечаева, такая идея могла прийти в голову. И лишь по собственному идиотизму сама Айна могла решить, что стадион, в который Игорь вбухал больше четверти миллиарда долларов, достанется ей, так сказать, в качестве оплаты женских услуг.
   Белецкий даже и не подозревал, что может испытывать такую мощную, почти физическую ненависть к этой маленькой сучонке, иначе он ее и не мог уже называть. Ну а если есть спрос, имеется и предложение. Толя, который умеет иногда глядеть очень глубоко, в самый корень, сделал предложение, убивающее сразу двух зайцев. В прямом смысле.
   О Нечаеве думать не хотелось - с ним покончено. Наклевывается следующий этап. О нем программный такой намек Толя уже съел, пусть теперь думает. Время есть. До очередного потрясения?
   Как там говорил господин Столыпин? Вам нужны потрясения - это всяческим либералам и большевичкам, а нам - Россия. Что-то вроде того. Но без потрясений Россия и дня не жила - такая уж у нее судьба. Так что не мы первые, не на нас и жизнь кончается. Потрясем еще, и думцы нам в этом благородном деле помогут. А в новом веке придется сказать: шабаш, господа, пошумели, побазарили - гуляйте. Дальше - уже без вас. Ваш поезд ушел.
   "В новом веке мне исполнится только сорок пять", - произнес про себя Белецкий. Это самое замечательное время, лучший возраст и для политика, и для хозяина жизни...
   - Ты не сгорел еще? - спросил вошедший Лысов. - Иди, там уже говорит этот болтун. Ты хотел послушать.
   Белецкий быстро поднялся, покачиваясь то ли от жара, то ли от собственных мыслей, сделал несколько шагов в сторону бассейна и, ухнув, кинулся в воду прямо через бортик. Сделав несколько энергичных кругов, выбрался на кафельный пол, поднял с бортика свою простыню, но обтираться не стал, а прямо так, как был, без ничего, пошел по длинному коридору первого этажа, поочередно заглядывая в каждый кабинетик, где безостановочно трудились массажистки. На него не обращали внимания, здесь было не принято запирать двери - своего рода особая степень доверия. Видя оскаленные физиономии знакомых мужиков, Белецкий одобрительно подмигивал им. А в одном кабинете, где работала классная спортсменка, не раз обслуживавшая и его, легкая такая, ловкая, быстрая, за что и получила прозвище "балеринка", Игорь не удержался и поощрительно похлопал девицу по оттопыренному заду, который проскакал на этом породистом жеребце, Сережке Афанасьеве, поди, не одну версту.
   - Ишь, устроился! Шустрый больно! Ты смотри, мне балеринка самому сегодня нужна. Не утомляй девушку... Надолго в Москву?
   Одно другому не мешало. За работой можно было и поговорить.
   - Пара-тройка дней, не больше. Решим с тобой и с Владом, и отваливаю. У вас тут, гляжу, убивают! А мне это совсем ни к чему.
   - А ты за себя не бойся. Прикроем... Ладно, поговорим обязательно. Давай вместе поужинаем. Я у себя буду. А ты, балеринка, кончай так стараться, я ревнивый, поняла?
   Девица подняла к нему мокрое, усталое лицо и кивнула.
   - Ну вот, закончишь и - отдыхай. А потом ко мне поднимайся, что-то у меня поясница побаливает. Помассируешь, и расслабимся.
   С девками - одно дело, но с мужичками явный эпатаж ни к чему. Белецкий накинул простыню на плечо, обернул конец вокруг пояса, оставив открытой левую сторону груди, и в таком героическом облачении - ни дать ни взять Гай Юлий из видеоклипа потаповского "Универсала" - явился в чайно-пивную залу предбанника, где перед телевизором с открытыми пивными бутылками в руках сидели идейные союзники, они же коллеги по невероятно сложному управлению политикой и экономикой гигантской некогда страны. Впрочем, она и теперь не так уж мала, а проблем только прибавилось. Все живо обсуждали выступление генерального прокурора, его ответы на вопросы журналистской братии.
   Выслушав комментарии приятелей, Белецкий не мог бы сказать себе, что он очень уж удовлетворен лысовскими заверениями. Пожалуй, Толю все-таки, мягко выражаясь, обвели вокруг пальца. И кадры его, по всей вероятности, сгорели, а что касается главного патриота, так его хоть и выпускают, однако с таким количеством оговорок, что проще оставить за решеткой. Нет, совсем не того они ожидали от думского бунта. Зря Толя не слушал, зря... Ладно, этот вопрос пока оставим. Важнее решение о дополнительном экспорте нефти, его готовит михеевский помощник, который сейчас активно расслабляется в крайнем кабинетике с толстушкой горничной.
   - Да выключите вы, наконец, эту херню! - крикнул Леша Крылов, первый зам минэкономики. - Игорь, мне твой Савин вот уже где сидит! - Леша чиркнул себя по горлу ребром ладони. - Мы в прошлый раз решали судьбу одесского терминала. Было? Было. А этот хрен Валера сидит себе у своего хохляцкого президента и не поймешь, чем занимается!
   - А ты не знаешь? - смеясь, перебил его помощник Президента России, тезка Белецкого, Игорь Полушин. - Галушки трескает. За обе щеки! Я с ним сегодня утром разговаривал. Он мне поклялся, что до конца недели его президент подпишет постановление о приватизации цей гарной конторы! Мужики, был кто-нибудь на похоронах этой актрисули?
   - А чего тебе? - не очень дружелюбно спросил Белецкий.
   - Да ничего, так просто. Вот телик посмотрел и вспомнил, что это вчера же было.
   - Так поехал бы.
   - А чего я там потерял? Блядей и тут хватает. Я по другому поводу. Прокурор говорил, что дело практически раскрыто. Остаются мелочи. А мне что-то не верится. Уж больно скоро. Такого до сих пор не припомню.
   - Ну, раз прокурор заявил, значит, так тому и быть, - весело отмахнулся Белецкий, но на душе отчего-то стало нехорошо. Тоскливо как-то...
   Со стороны бассейна показался пофыркивающий и мотающий растрепанной головой Влад Суров. Поднял в приветствии обе руки, потряс над головой сжатыми ладонями.
   - Слышал, что он сказал? - Крылов ткнул указательным пальцем в президентского помощника. - Его личный кореш обещал до субботы дать "добро" на одесский терминал. А вот Игорек, - он перевел палец в сторону Белецкого, - здоровьем поклялся уладить конфликты с новороссийской таможней. Где результат? Доложи, шеф!
   - Я только из Чечни, мужики, - ответил Белецкий, садясь и небрежно открывая о край полированного стола пивную бутылку. - Там дела налаживаются. В нашем отношении. Они эту нашу трубу будут пуще собственного глаза беречь. Железно. А в Новороссийске - немного сложнее. Но чтобы не вдаваться в ненужные подробности, я решил подойти к этому вопросу радикально.
   - А не слишком ли? - спросил из угла Степа Ильин, из штаба МВД.
   - Мы, Степан, дорогой мой, свое дело сделаем, а уж раскручивать его придется тебе. И не так, как получилось вот в этом случае. - Белецкий большим пальцем показал на телевизор за своей спиной.
   - Ну зачем так?.. Ты же знаешь, что, пройди оно по нашему ведомству, похерили бы, как и все остальное. Но они ж чего? Они ж сразу на Генпрокуратуру, а те задействовали МУР и ФСБ. Я сунулся было, а мне этак вежливенько: будьте любезны, не лезьте не в свое дело. Президент приказал нам лично. Так что мы, пожалуй, сами усложнили, а теперь вот и расхлебываем результаты собственного легкомыслия. А в нашем следственном комитете все уже было почти подготовлено. Ладно, чего теперь воду лить...
   - Значит, наперед иметь в виду надо, - наставительно сказал Белецкий. - Чтоб потом задницу себе не чесать. Я тебе сказал, а ты сам соображай. Не маленький. Деньги за это получаешь.
   - Ты о чем говоришь! Игорь, думай сперва! Какие деньги?
   - Мужики, не ссорьтесь! - встрял тезка Белецкого. - Нам только этого не хватает, ей-богу!
   - Что это за ссора, когда драки не вижу? - вмешался входящий после основательного массажа здоровущий тюменец Сергей Афанасьев, президент "Русской нефти".
   - Да какая ссора, так, пошумели малость. Не обижайся, Степа. Белецкий поднялся. - Я знаю, ты у нас сильно ранимый. Да ведь что поделаешь, все крутимся. И тебе придется. Давай, дружок, не подводи всех нас в следующий раз. Ты ж умный, тебе ничего объяснять не надо. Так ведь?
   И этот мягкий, почти ласковый тон Белецкого снял напряжение, но заставил еще больше нахмуриться милицейского генерала Ильина.
   - Я в парилку, потом нырну, а потом... Потом, Сереж, ты и ты, Влад, надо бы перекинуться. Ты до завтра? - повернулся Белецкий к Сурову.
   - К сожалению, сегодня должен быть в первопрестольной.
   - А цель?
   - Сам знаешь - дела.
   - Ой ли! - засмеялся Белецкий. - Ладно, тогда давайте сразу поднимемся... А ты хоть с водилой?
   - Да сам. Сдуру.
   - Понятно. Рюмка противопоказана. Ну, сам виноват. Мужики, мы вас оставим на полчасика, а потом продолжим бдения.
   В номере Белецкого сидели вчетвером. Суров знал, что все, каждое слово, сказанное здесь, записывается на видео, а попутно текст дублируется, так сказать, на аудио. Поэтому слушал, сосредоточившись ровно настолько, чтобы при необходимости дать вразумительный ответ. Сам же поглядывал на Анатолия Валентиновича, застывшего каменным истуканом.
   Лукавил Суров, рассказывая в Генпрокуратуре, что, в общем, мало знаком с этим человеком. Достаточно хорошо был знаком, просто почему-то безумно боялся его, интуитивно чувствуя, что от Лысова постоянно исходит страшная опасность. В том числе и для него тоже.
   Обсуждение очередной операции с перекачкой нефти шло спокойно. Имелись отработанные варианты. Потом из Белого дома поступит решение, документы привезет Лысов, а Суров запустит машину. И новые миллионы долларов лягут на счета, которые продиктует все тот же Лысов. Влад получит свои проценты... Или? Нет, скорее всего, уже никто ничего не получит...
   - Ты чего задумался? - оторвал его от размышлений Белецкий. - Ситуация ясна? Ты одобряешь? - Белецкий любил выглядеть демократом, хотя все решения принимал единолично. Но - такая модная нынче манера.
   - Естественно! Какой может быть разговор!
   - Договорились. Толя в курсе. Вы с ним на связи. Ну, бежать уже хочешь? Небось все мысли на какой-нибудь бабенке? Наши ему уже не подходят! - веселился Белецкий, призывая к тому же и собеседников. - А может, примешь рюмочку? Ну кто тебя остановит? Сунешь гаишнику зелененькую, он тебя в выхлоп поцелует. Ты же сегодня, по самым приблизительным прикидкам, сто двадцать зеле-еных "лимонов" заработал! Имей же совесть!
   - Мужики, давайте я вам поставлю, как говорится, с магарыча, тяпну рюмку и поеду. Идет?
   - Ну что с тобой поделаешь - хоть шерсти клок, - миллиардеры будто обрадовались, что могут содрать на выпивку с обычного российского миллионера. Халява - она везде халява.
   А Влад между тем думал, что, конечно, для следствия, от которого его обещали освободить, в случае и так далее, такой текст ну просто конфетка, вкусней которой и не придумаешь...
   Перед отъездом он забежал в свой номер, проделал операцию с крышкой сортирного бачка, оделся и постарался побыстрее покинуть слишком уж гостеприимный малый дом пансионата. Он выехал за ворота, свернул на лесную дорогу и, когда скрылось из виду все, напоминающее сладкую жизнь, отключил видеозапись. Вынимать из устройств кассеты должен будет специалист, который на недельку, на всякий случай, не станет появляться на работе, ибо по приказу дирекции находится в пыльных и холодных в эту пору казахстанских степях.
   КОГДА БЛИЗИТСЯ ФИНАЛ...
   - День сегодня какой-то сумасшедший, - сказал Меркулов и предложил всем присутствующим рассаживаться. - Итак, позвольте довести до вашего сведения следующее, господа хорошие...
   Судя по вступлению, ничего на самом деле хорошего ожидать не приходилось. Турецкий переглянулся с Грязновым, и оба, почувствовав на себе пронзительный взгляд Меркулова, опустили глаза. Школьная привычка: вечно ожидать порки от старшего. Даже если ни в чем не виноват.
   - Генеральный прокурор, как вы имели возможность слышать, избавил вас от необходимости приносить свои извинения всяким негодяям - мелким и покрупнее. Но это совсем не значит, что вы и дальше можете поступать, мягко говоря, не совсем законно. И внутренняя тюрьма на Петровке, уважаемый Вячеслав Иванович, вовсе не является тем местом, в котором вы для собственного, так сказать, успокоения можете содержать свидетелей. О подозреваемых - отдельный разговор. Я понимаю, что вам с Турецким так легче: все под рукой, хочу - подержу, захочу - совершу обмен. Вы что, может, уже и заложников брать станете? Как в Чечне! Этого нам не хватало. Я не ругаю. Я возмущаюсь. Хотя... и понимаю, как нелегко бывает. Да... Звонил Суров. Едет с материалами. Говорит, совершенно убийственные. Стас, обратился Меркулов к Аленичеву, - ты пригласил своего аса?
   - Так точно, Константин Дмитриевич. Ожидает команды.
   - Отлично. Какие вопросы еще открыты?
   - У меня, если позволите, Константин Дмитриевич, - поднялся Борискин.
   - Я же сказал, сидите. Что у вас?
   - По Лысову. Ну, основные вводные вам известны, сорок третьего года рождения. Родители умерли. Отец, в частности, был начальником Пермлага. Сам закончил юрфак МГУ, затем взят на работу в органы. Прошел от опера до замначальника Следственного управления КГБ. Последнее звание генерал-майор госбезопасности.
   Турецкий совершенно неприлично присвистнул и на строгий взгляд Меркулова ответил:
   - А я его по собственному разгильдяйству до полковника понизил! То-то его корежило! А я сообразить не мог.
   Все смеялись.
   - Продолжаю, - сказал с улыбкой Борискин. - Уволен в восемьдесят девятом. Помните, уже чистка начиналась. До девяносто третьего жил на пенсию. Во всяком случае, иных сведений нет. После октября того же года вступил в МГКА, работал в группе адвокатов, защищавших гэкачепистов. В начале следующего года стал заведующим отделом концерна, в котором числится и сейчас. Но, похоже, выполняет совсем иные функции. Вот в таком разрезе.
   - Простой советский чекист, - подытожил Турецкий. - В меру грамотный, излишне самоуверенный. Предпочитает "тыкать" собеседнику. Не терпит возражений. Характер нордический.
   - Ага, - добавил Грязнов, - наводит шорох на московских авторитетов. Те его как огня боятся. Видать, есть за что. К тому же охотно выполняет роль посредника между заказчиком и исполнителем.
   - Благодаря чему заказчик может чувствовать себя в относительной безопасности, - закончил за Грязнова Турецкий.
   - Смотрю, вы все знаете, а он до сих пор на свободе? - удивился Меркулов. - Я вас не понимаю, господа.
   - А ты же нам только что крылья обрезал, - возразил Александр Борисович.
   - Я обязан это делать. А вы в свою очередь обязаны слушать и поступать так, как следует. Это хоть понятно?
   - Еще как! - почти хором ответили Грязнов с Турецким и, перемигнувшись, рассмеялись.
   Вот тут и поступил Константину Дмитриевичу сигнал, что Суров прибыл.
   Появившийся Женя быстренько подключил к меркуловскому телевизору специальную приставку, принес из суровской машины свою хитрую аппаратуру, после чего включил все, что нужно, и тихо удалился в приемную, где Клавдия поила его чаем с пирожными.
   Конечно, это была не студийная передача. Запись шла сразу по трем каналам, и с помощью пульта нужно было все время варьировать, выбирая необходимую запись. Позже можно будет все три дорожки разогнать по отдельности, но пока для этого не было времени. Женя обещал все сделать к утру. Аудиозаписи даже и трогать боялись.
   И тем не менее съемка была грандиозной. Все в буквальном смысле уткнулись носами в экран. Суров сидел чуть в стороне, комментируя отдельные моменты, называя фамилии и должности участников беседы.
   Первой решили посмотреть пленку, снятую в предбаннике. Она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Все, конечно, знали о финансовых махинациях, представляли и их объемы, и гонорары посредников. Но чтобы счет шел на миллионы тонн и миллиарды долларов, о которых рассуждалось, как о нормальных вещах, такое как-то не укладывалось в голове. Меркулов сидел, сжав виски ладонями, как лошадь, на которую надели шоры, и неотрывно глядел на экран. Короткая перепалка между заместителем начальника штаба МВД и Белецким, видно, добила его окончательно. Он тяжко вздохнул и пробормотал:
   - Кто ж нам поверит?.. Чтоб до такой степени...
   Вторая дорожка практически ничего не дала: в своем номере появился Игорь Полушин, первый помощник Президента России, быстро разделся и исчез. Дальше запись шла впустую.
   Зато третья камера, поставленная в номере Белецкого, выдала такую информацию, что даже тертый и битый Грязнов почувствовал себя крайне неуютно: обладание подобным материалом было уже не просто опасным, оно было гибельно.
   Записи кончились. Позвали Женю, и Меркулов спросил, сколько потребуется времени, чтобы привести материалы в надлежащий вид и сделать необходимые копии. Об аудиозаписях пока разговор и не поднимался: уже можно было себе представить, что там имеется, помимо воплей и стонов обслуживающего персонала. Их решили сразу готовить, без предварительного прослушивания.
   Женя обещал все закончить к утру. Но для этого требовалось соответствующее техническое обеспечение, а в институт ехать было поздно, да и отпускать Женю с такими материалами мог только сумасшедший. То есть тут категорическое нет. Выход предложил Грязнов: экспертно-криминалистическое управление ГУВД. А если с ходу задействовать Иосифа Ильича, который некоторым образом в курсе этого дела, то с помощью опытного эксперта-криминалиста, на которого действительно можно положиться, как на самого себя, дело выгорит. На том и порешили.
   Грязнов тут же созвонился с экспертом, предупредил, что работа надолго, а следом вызвал своих оперативников - во избежание ненужных случайностей, - коим и поручил Женю со всем его имуществом доставить на шестой этаж главного здания на Петровке, 38, где и располагалось ЭКУ.
   - Не мне вам говорить, что все, о чем нам стало известно, - сказал Меркулов, пристально оглядев своих товарищей, - имеет особую государственную ценность. Поэтому о полнейшей секретности и не напоминаю. Любая утечка в этом направлении чревата самыми неожиданными и страшными последствиями... Значит, следующий шаг у них - разрубить тандем Михеев Потапов. Надо будет, друзья мои, завтра же подготовить видеоматериал, где речь идет о Михееве, а я постараюсь пробиться с ним к Виталию Сергеевичу. Других путей пока не вижу. С президентом, вынужден констатировать, ничего не получится, он озвучивает, похоже, чужие идеи и очень редко прорывается со своими. Его, как вы, вероятно, убедились, обложили помощники со всех сторон. И вот еще что меня заботит: вы абсолютно уверены, что они - там не найдут, хотя бы случайно, наших записывающих устройств?
   - С этой публикой, особенно с Лысовым, я ни в чем теперь не уверен, мрачно заметил Турецкий. - Это - профессионал. И специализация его лично у меня больше не оставляет никаких сомнений. Смотри-ка, он даже воровских авторитетов сумел подмять и заставить служить своим целям... - Он взглянул на Грязнова: - Теперь понимаешь, где мы найдем Полину? Обошли-таки нас с тобой, старик... Но заметь, прав-то все же я: ревность ревностью, однако Белецкий не может, не умеет подчиняться человеческим чувствам. У него их просто нет. Он живет в другом измерении. Согласен? А вот физиологии - с избытком.
   - Куда теперь денешься!.. - пожал плечами Грязнов. - Я бы хотел дать совет всем, задействованным в этой операции: проявлять в ближайшие дни максимум осторожности. Это же касается и ваших семей - у кого есть, конечно, - и даже в большей степени, чем вы думаете. Если, не дай Бог, произойдет утечка, а это не могу исключить, поскольку мы же не запираем материалы в меркуловском сейфе, а работаем с ними, будем их показывать, как сказал Константин Дмитриевич, Михееву, генеральному прокурору, никуда не денешься и от министра внутренних дел, и директора ФСБ, а все это возможные эмоции, доверенные лица, помощники... словом, если такое случится, мужики, прячьте свои семьи. И сами мы, но они в первую очередь, станут предметом жесточайшего шантажа. Я все сказал и, с вашего разрешения, хочу удалиться, дел, как вижу, становится невпроворот. Саня, обязательно жду твоего звонка. Сразу, как освободишься. Это - личное, - объяснил всем, закрывая за собой дверь.