Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   Подполковник Кондратьев покачал головой и усмехнулся: ну и баба! Прямо как партизанка, едущая на казнь... А может, она таковой себя и считала?..
   В полдень Вячеслав Иванович, сидя в кабинете Меркулова, докладывал о завершенной работе. Со смехом рассказал, как, проезжая обратно через Рязань, позвонил из машины генералу Милютенко и поблагодарил за помощь. Тот сперва не понял, и тогда Грязнов сослался на Константина Дмитриевича. Генерал буквально обалдел.
   - Как?! Вы уже закончили операцию? А почему же я до сих пор ничего не знал об этом?
   - Так ведь уговор был какой? В случае крайней нужды. Правда, один раз пришлось сослаться на вашу фамилию - при допросе Николаева, так у него с ходу возражения отпали.
   - Значит, можно вас, как говорят охотники, с полем поздравить?
   - Еще какая добыча! Забрали обоих убийц, а также президента общества "Евпатий" и командира отряда. Много неучтенного оружия и боеприпасов. Есть наркотики. Изъята документация. В общем как частное охранное предприятие "Евпатий" на неопределенное время деятельность прекращает.
   - Ничего себе! А мне тут ваши столичные деятели от оппозиции так называемой всю плешь проели: не трожьте патриотов! Не губите Россию! Вот и доигрались... Вы мне потом информацию киньте.
   - А как же!
   - Кстати, это не ваша ли работа утром на Фирсова?
   - Наша. Мы там киллершу взяли. Тепленькую. Прямо из кроватки.
   - Теперь понятно, - хмыкнул генерал. - Я послал своего разобраться. А то мне с утра: там, говорят, шпионку поймали! Вот оно что. Ну молодцы. Давайте, если что, сами понимаете...
   Вот такой состоялся диалог. Грязнов смеялся:
   - Костя, они там у себя, в провинции, мух, что ли, ноздрей давят?
   - Ты за них не огорчайся. А Толя Милютенко, это он с виду такой. Он специально вам не мешал. По моей просьбе. Вы свое сделали и уехали, а ему предстоит еще всех этих бывших вэдэвэшников раскручивать. А там ведь не только училище. И "патриотизм" этот глубокие корни пустил. Новых штурмовиков готовят, чернорубашечников - сам же, говоришь, форму их видел. Так что ты, Вячеслав, не геройствуй, а Кондратьеву и его парням от меня личную благодарность передашь. С Милютенко я сам поговорю: это общество, мы так решили, пойдет по линии Главной военной прокуратуры.
   - Хитрые вы, однако, все! - хмыкнул Грязнов. - Значит, это он просто темнил? Ну и артист, ай да "контора"!
   - Вам же дорогу расчищаем. Какая хитрость? - отмахнулся Меркулов.
   - А где наш общий друг, товарищ и брат?
   - Он как раз сейчас на Ново-Кунцевском, где опускают гроб с Нечаевым. Как ни отбрехивался, я заставил его туда поехать. А через полтора часа он уже будет в Николо-Архангельском, там кремируют певицу. Мамаша, как я понял, собирается урну вывезти за границу.
   - Значит, как только появится, пусть сразу на меня выходит.
   - Ты скажи Клавдии, она передаст. А после он должен обязательно встретиться с адвокатом по "Юноне". Я запретил ему злить адвокатуру понапрасну, нам ни к чему такая конфронтация!
   - Верно, Костя. Даже когда они защищают бандитов.
   - Это их профессия. А потом, не забывай, они и вам не дают особо разгуляться. Дай вам волю!..
   - Тогда я пошел трудиться.
   - Валяй. Ты уже в курсе, что мы Сурова к делу пристроили?
   - А то как же! Стас даже в Чехов успел направить специалиста. Не сегодня завтра может получить первые весточки...
   Выйдя из стен Генпрокуратуры и уже садясь в машину, Грязнов почему-то, подчиняясь скорее интуиции, чем здравому смыслу, достал телефон сотовой связи и набрал код и номер Турецкого. Ждать не пришлось, тот откликнулся сразу, но как-то нервно:
   - Ты, что ль? - заторопился он. - Погоди минутку, я отойду, здесь неудобно. - и после короткой паузы продолжил: - Тут, понимаешь, самый митинг, а ты со своим звонком... Ну чего, только телеграфом.
   - Взяли обоих. Похоже, они. Привезли. Есть оружие и наркота. А вот потерь нет. Косте доложил.
   - Понял, спасибо. Информация может оказаться прямо к столу. До встречи.
   Там же сейчас все высшее начальство. Значит, новая информация может оказаться Сане весьма кстати. Вовремя и умело поданный факт иногда очень много значит. Это Грязнов знал по себе. Но не забывал и другое: тот же факт нередко бывает и источником определенной опасности. Поэтому, хорошо подумав, Вячеслав снова взялся за "сотовик".
   ПОД ЗВУКИ ТРАУРНЫХ МЕЛОДИЙ
   На Ново-Кунцевское кладбище Турецкий приехал немного пораньше начала ритуальных действий: хотел оглядеться и выбрать для себя удобную позицию. У толстой тетки, работающей под азербайджанским присмотром, выбрал десяток гвоздик - меньше показалось несолидным в его положении, и озадачился названной ценой. Но отступать было уже и вовсе несолидно.
   Возле кладбищенской конторы уже стоял ритуальный автобус, кучковалось полтора десятка человек: все были одеты добротно, переговаривались негромко, как и положено в таком месте. Капитан милиции, затянутый в белую сбрую, выгонял заехавшие на площадку перед конторой иномарки. Видать, ожидали более важных посетителей, и сошке помельче находиться тут было не положено. Ну что ж, как везде: до той поры, пока в землю не зароют, существует ранжир. Сам Турецкий предусмотрительно припарковался далеко на выходе, перед поворотом на дорогу, ведущую к кладбищенским воротам, возле которых прохаживались милицейский полковник и парочка скучающих граждан в штатском. На вопросительный взгляд одного из них Турецкий без рассуждений достал и показал удостоверение, где на фотографии он был изображен в форменном мундире с погонами старшего советника юстиции. Тот профессиональным жестом взял удостоверение, глазами - на фото, на Турецкого, обратно, звучно закрыл, вернул хозяину и одним движением век разрешил проход. Небось из президентской охраны, решил Александр Борисович. Неужто сам решил приехать на последние проводы?.. Да нет, вряд ли, тогда бы уже всю дорогу сюда оцепили, а тут посадили бы под каждый куст по топтуну.
   Турецкий неторопливо дошел до автобуса, но присоединяться к важным мужчинам не стал. Правда, несколько человек показались ему знакомыми, но это, возможно, по фотографиям в газетах или по телевизионным новостям. Чуть особняком от остальных стояли трое: один высокий, плотный такой, и двое пониже - молодой и толстый, постарше, с холеной, а-ля рюс бородой. Вот она - истинная власть, усмехнулся про себя Турецкий. Дубровский, Потапов и Винокуров - три ведущих банкира, Центробанк, "Универсал" и Международный коммерческий. В кои-то веки без протокола! А их что привело сюда? Какие нити связывали с покойным? А может, ничего подобного и не было... Кто он для них - очередной приватизатор, распродающий государственную собственность, чтобы любыми возможными способами наполнить госбюджет? Или идейный соратник, павший жертвой межбанковской войны? Черт их всех разберет. Впрочем, возможен и такой вариант: здесь собрались те, которые хотят быть абсолютно уверенными, что слишком решительного вице-премьера действительно положат в землю и придавят сверху камнем, чтоб не выбрался наружу. Но это уже мистика. Хотя Меркулов намекал и на такую возможность. Неизвестно, конечно, как кто, но уж Потапов должен быть многим обязан Нечаеву, если судить по оценкам деятельности банка "Универсал" в прессе. Вероятно, у него имеется причина для глубокого сожаления.
   Дальнейшие размышления на эту тему неожиданно прервала стройная женщина, вышедшая из автобуса. Она направилась к Александру Борисовичу, и он, лишь вглядевшись, с удивлением узнал Инессу Алексеевну, вдову Нечаева. Да и мудрено было узнать. Там, дома, он видел усталую, поникшую серенькую птичку, вызывающую желание погладить по гладким белесым волосам, пожалеть, сделать какое-нибудь доброе дело, согреть ей сухие ладошки. А сейчас перед ним стояла довольно эффектная дама в отлично сшитом пальто, сапожках на высоченной платформе, отчего она казалась гораздо выше ростом, и с узкой черной повязкой на голове. Увидев взгляд Турецкого, она едва заметно, сдержанно улыбнулась - видно, довольная произведенным впечатлением.
   - Извините за несколько сомнительный комплимент, - сказал Турецкий, но вы сегодня гораздо лучше выглядите. Я очень рад за вас. А постигшая вас беда - что ж делать... Есть вещи, вернуть которые невозможно, остается принять это как данность.
   - Я уже смирилась, - легко вздохнула она. - Спасибо, что не забыли. Там, в автобусе, Мишины родители, я вас познакомлю. Они очень милые старики. Увидела сейчас вас из окошка и даже обрадовалась: ну вот, хоть один человек по-человечески, а не потому, что надо уровень соблюсти.
   - Да... - только и смог ответить Турецкий. - А сейчас что же, ожидают высокое начальство? Я смотрю - банкиры собрались!
   - А это все, как я поняла, такая своеобразная шутка нашего президента. Уже был ведь траурный митинг, знаете? Ах, вы не в курсе! Тогда я должна обязательно рассказать вам... Час с небольшим назад гроб доставили в Кунцевскую, ну, вы знаете, загородную "кремлевку". Туда же прибыли президент, Михеев, Басов, - словом, вся их команда. Наш с вами царь и бог с трудом произнес несколько фраз, но - искренне, с болью, это было заметно. Потом еще говорили другие. Все очень официально, торжественно... А после, когда закончили и надо было выносить венки и корзины с цветами, президент как-то непонятно сказал о том, что он отдал долг, ну а проводить до конца не сможет, есть народ помоложе: вот тот же Виталий Сергеевич, Альфред Николаевич, господа банкиры, прочие всякие, так что давайте, мол, двигайте. Было бы очень смешно, если бы не было так грустно, вот уж воистину... Мы уехали, а Михеев, возможно, задержался по каким-то своим делам. Теперь ждем, нельзя ж просто так взять да опустить гроб в могилу. Там, у могилы, уже и оркестр выстроился. А в автобусе, кроме нас, почетный караул, молодые люди из охраны и те, кто гроб понесут. Гаврила Афанасьевич, отец Миши, настоял на том, чтобы не кремировать. Вот такие дела, Александр Борисович. А что у вас слышно? По вашей линии?
   - Работаем, - лаконично ответил Турецкий. - Надеемся, что расследование будет успешным. В том смысле, - поправился он, - что преступников сможем назвать.
   - Просто назвать? - с легкой иронией спросила Инесса Алексеевна.
   - Ну а как же? Ведь наказываем не мы, а суд.
   - Да, да, конечно... А, ну вот, кажется, и приехали, - она обернулась к подъезжающему по длинной аллее огромному черному правительственному лимузину, за которым гуськом двигался еще с десяток больших машин. Неизвестно откуда вдруг появились одинаковые рослые мужчины - за могилами, что ли, прятались? Обычных кладбищенских посетителей не было видно, значит, на всякий случай очистили территорию.
   - Я вас хочу попросить, если можно, не оставляйте меня, - быстро сказала Инесса. - Так, где-нибудь рядом, пожалуйста.
   - Разумеется, - поклонился Турецкий. - Наверное, надо подойти к автобусу...
   Появился некий распорядитель, и протокольная машина завертелась. Да, в этом деле все было уже давно отлажено. Выстроились пары, несущие портрет покойного в траурной рамке, венки и цветы, поднялся над плечами черно-красный гроб, ударил барабан, грянули трубы невесть каким образом возникшего словно из-под земли оркестра, и процессия двинулась к могиле. Идти пришлось неблизко. Филиал Новодевичьего, как его называли, быстро разрастался.
   Последний траурный митинг состоялся уже возле свежевырытой могилы. Михеев с суровым и жестким лицом будто бросал тяжелые слова о чести и долге, которым Нечаев не изменял. От имени всех и от себя обещал довести дело до конца. Какое дело и до какого конца - каждый был волен понимать по-своему. Турецкий скользил глазами по сосредоточенно-постным физиономиям провожающих и вдруг на миг представил себе, что игра продолжается большая, страшная, втянувшая всех присутствующих тут в свой круговорот, и никому из них нет из нее выхода, а следующим, вот так же выставленным в последний раз для всеобщего обозрения, будет тот, кто нарушит ее правила. Господи, зачем мне такая жизнь?! А чем ты можешь обезопасить себя? Только одним - не играй в чужие игры...
   В этот момент, оторвав Турецкого от наблюдений, вдруг заверещал "сотовик" в кармане. Поймав на себе недовольные взгляды, Турецкий быстро ретировался. Оказывается, звонил Грязнов...
   Стараясь говорить проникновенно, выступали другие ораторы, играл оркестр, возвышался в одиночестве засыпанный цветами гроб. Наконец и эта часть положенного ритуала закончилась, состоялось традиционное положенное прощание, во время которого дюжие ребятки вежливо и ловко отвели от гроба громко причитающую старушку мать, а официальные лица с мрачным видом наклонялись близко к покойному, словно принося ему клятвы верности. И, слава Богу, вопреки установившемуся обычаю, здесь не оказалось представителей духовенства, - как позже узнал Турецкий, родители Нечаева были нормальными атеистами и, в прошлом, партийными работниками. Как, впрочем, и большинство присутствующих здесь сегодня. Поэтому все действо завершилось чинно и просто - по-советски.
   Когда, насыпав могильный холмик и завалив его венками и корзинами с цветами, ушли одетые по форме могильщики с вполне интеллигентными лицами старших научных сотрудников, Инесса как-то близоруко-беспомощно оглянулась и, увидев Турецкого сзади, кивнула, приглашая подойти поближе. А к ней уже приближался Михеев, чтобы произнести, вероятно, приличествующие моменту слова поддержки. Александру Борисовичу было интересно, что он скажет вдове, и, повинуясь приглашению, остановился рядом с ней. Увидев его в непосредственной близости, председатель правительства сделал большие глаза и замешкался, словно не мог сообразить, что в данной ситуации не так, как должно быть. А может, просто вспоминал, где он видел Турецкого. Тем не менее, поглядывая на него, Михеев сказал, что готов всегда оказать необходимую помощь, и протянул Инессе визитку своего первого помощника. Наконец он вспомнил-таки Турецкого и сухо осведомился, как движется дело по раскрытию преступления.
   Грех было в данной ситуации не воспользоваться информацией Грязнова, и следователь учтиво заметил, что не далее как сегодня утром, в результате отлично проведенной операции, которую осуществили Московский уголовный розыск под руководством и при личном участии его начальника и подразделения антитеррористической оперативной группы "Пантера", арестованы и находятся в следственном изоляторе подозреваемые, непосредственные исполнители убийства.
   Фраза была длинной, но премьер выслушал ее, не перебивая. Жесткое лицо его смягчилось, но в глазах продолжал оставаться вопрос.
   - Мы надеемся с их помощью выйти на так называемого заказчика.
   Михеев машинально кивнул.
   - И как скоро это произойдет? - Он требовательно посмотрел на Турецкого.
   - Хочу напомнить, производство по этому делу началось в прошлую пятницу, сегодня - вторник. Пять дней.
   - Вот так и надо работать, - убежденно и резко сказал Михеев. И качнул головой назад. За его квадратной спиной, уже надев модную кепку, стоял Басов и невыразительными рыбьими глазами смотрел на Турецкого.
   Услыхав сообщение следователя, к нему обернулась Инесса и укоризненно заметила:
   - Ну вот, а вы говорили...
   Александр Борисович лишь пожал плечами: мол, простите, но есть вещи, которые...
   - А как обстоят дела в Петербурге, где вы, насколько мне известно, занимались делом вице-губернатора? - неожиданно спросил Басов.
   Михеев недовольно обернулся к нему. Похоже, затевать дискуссии или вообще долгие разговоры никак не входило в его планы. Но Турецкий счел нужным вежливо ответить:
   - Генеральный прокурор, вернув меня в Москву, сообщил, чтобы я без промедления принял это новое дело по вашему прямому указанию.
   Тень пробежала по розовощекому лицу Басова.
   - Это было личное указание президента.
   - Я так и понял. Полагаю, что мы облегчили работу питерским товарищам. Взятые нами сегодня убийцы причастны и к питерскому преступлению. К сожалению, ничего большего пока сообщить не могу.
   Турецкий уже заметил, что к их разговору внимательно прислушиваются окружающие.
   Михеев помолчал, будто желая что-то еще сказать, но вдруг решительно кивнул и пожал руку Турецкому. Басов многозначительно кивнул, но руки не протянул.
   Александр Борисович отступил на шаг и почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Обернулся: за спиной стоял, поглядывая на него с легкой усмешкой, Модест Борискин.
   - Здрасьте вам, - тихо сказал Турецкий. - Какими ветрами?
   - Отойдемте в сторонку. - И когда они сделали несколько шагов подальше от могилы, эфэсбешник негромко сказал: - Я с утра, как было договорено, в "Юноне" работал. А потом Петр Герасимович Черных, генеральный директор, вдруг заторопился, сказал, что должен проводить в последний путь соратника, так сказать. Словом, он сюда, а я следом.
   - Покажите мне его.
   - А вон, глядите, видите высокий мужик, блондин, с ярким шарфом? Это Белецкий. А Черных - низенький, слева, в черной шляпе. Вы говорили, они старые друзья?
   - Вот именно. И оба - тут. Но я заметил, что этот ваш Белецкий о чем-то беседовал с Потаповым. А по свидетельству того же Сурова, о котором я вам вчера докладывал, они - смертельные враги. Что ж их заставляет здесь изображать едва ли не ближайших единомышленников? Я ведь не знал Белецкого, не видел ни разу, думал, стоят друзья, горюют о потере.
   - А вы, наверное, думали, что они кинутся друг на друга и станут рвать глотки? - не без сарказма заметил Борискин.
   - Да, действительно... Ну что же теперь, здесь все заканчивается, надо ехать в крематорий. Очень интересно, кого из этих я встречу там.
   - А Белецкий очень внимательно, я бы даже сказал, напряженно наблюдал за вами во время беседы с Михеевым. Не знаете, с чего это?
   - Так я ж сказал вам о михеевской фразе: "Поинтересуйтесь "Русской нефтью", только не сломайте себе шею... Говорил? А эта компания под крылышком Белецкого. Общеизвестен, хотя вроде бы и не очень доказуем, альянс Михеев - Потапов. Два крупнейших монополиста, причем один премьер-министр, а другой - могущественный банкир. И оба они, по некоторым свидетельствам, "дружат" против Белецкого. Какая сила в руках у Белецкого, можете узнать вы. Вот тогда и станет понятно, в чьих интересах было устранить Нечаева. Моя диспозиция вам понятна?
   - Очень, - улыбнулся не к месту Борискин.
   - Вот это и хотел узнать у меня Михеев только что. А Белецкий, вы говорили, прислушивался? Извините, это меня.
   К Турецкому обернулась Инесса и сделала неопределенный жест рукой. Он подошел.
   - Александр Борисович, вы извините, что я не могу пригласить вас помянуть, как положено в таких случаях. Я здесь лицо подневольное. Но в ближайшую субботу будет как раз девять дней, а если вы сможете навестить меня, буду очень признательна. Я никого не собираюсь приглашать, а Мишины старики уже уедут.
   Турецкий раскланялся, пожал руки Гавриле Афанасьевичу и его совсем сгорбившейся от горя супруге и отправился к своей машине.
   Мчась по кольцевой автостраде практически на противоположный конец Москвы, Турецкий размышлял о том, как заманчиво было бы думать, что в толпе провожающих Нечаева находился и заказчик убийства. Прямо-таки классическая романная ситуация: преступника тянет на место преступления. Да никого уже давно никуда не тянет - преступник пошел хладнокровный и тонко расчетливый. Эмоции не по его части. И все-таки было бы сейчас очень интересно понаблюдать, кто из этой похоронной команды окажется теперь в Николо-Архангельском. Ведь не может того быть, чтобы через какой-нибудь час не встретились, теперь уже в новой "тусовке", знакомые лица. И среди них обязательно будут те, кто знал о любовной связи Нечаева и Айны Дайкуте.
   Привычно поглядывая в зеркальце заднего обзора, Турецкий заметил движущийся в некотором отдалении мощный темный джип. Он был, конечно, гораздо сильнее его "жигуля", но шел небыстро, в том же ряду, и не торопился обгонять, что обязательно сделал бы сам Турецкий, поменяйся он с тем водителем рулями. Что там, отдыхают? Или?.. Александр Борисович прибавил газу, но джип не изменил своего положения. На приличной скорости прошли под эстакадой Ленинградского шоссе, расстояние не сокращалось. Ну и черт с ним, подумал следователь и постарался отвлечься от созерцания могучего сооружения перед радиатором джипа, назвать которое предохранительной решеткой было бы просто оскорблением.
   Прошли Савеловскую дорогу, приближались к Ярославке, до будки ГАИ оставалось, наверное, не больше трех километров. Машинально глянувший в зеркальце, Турецкий заметил, как из-за спины джипа вырвалась серая "девятка" и начала стремительно приближаться. Он еще удивился: это какая ж у них скорость? "Девятка" обходила его справа. Сзади догонял джип. Ловушка? Александр Борисович вдавил педаль газа в пол, выжимая из несчастной машины последние силы. И, как назло, впереди - никого, не укрыться. "Девятка" надвигалась. Турецкий взглянул на нее и увидел, как у машины стало опускаться заднее боковое стекло и оттуда высунулось рыльце автомата. Думать о чем-то было уже поздно, оставалось рассчитывать на везуху и на реакцию водителя той "девятки".
   Турецкий резко крутанул руль вправо, словно бросая машину наперерез "девятке", и сейчас же вернул его на место, моля Бога, чтоб не занесло. Водитель же "девятки" сумел среагировать и уйти от столкновения, но... от собственного маневра он оказался слишком близко от обочины, а неумолимо надвигавшийся сзади джип дополнительным толчком выкинул "девятку" за пределы дороги. Врезавшись правым передним крылом в столб ограждения, она чуть вздыбилась и, переворачиваясь, рухнула с невысокой насыпи вниз.
   "Важняк" оглянулся, но не увидел никакого взрыва, зато из джипа кто-то приветственно помахал ему рукой, а затем показал, все так же ладонью, чтобы он не останавливался и двигал вперед.
   И снова раздумывать не было никакого резона. Тем более что и джип не проявлял никакой враждебности, даже напротив, помог избавиться от того типа в черной шапочке, надвинутой на самые брови, - вот, оказывается, что еще успел в какой-то миг разглядеть Турецкий.
   Мимо гаишников прошел спокойно, скинув скорость до шестидесяти, хотя было и необязательно, но... остановки и вопросы были сейчас лишними. Только проскочив Горьковскую железную дорогу и сойдя с кольцевой направо, на Носовихинское шоссе, Турецкий свернул на обочину и остановился. Вышел из машины. Джип мягко подкатил сзади и тоже стал. Из него вразвалочку вышел Володя Демидов, это который Демидыч, один из лучших кадров Дениса Грязнова в его боевом агентстве, и, улыбаясь, сказал:
   - Хорошо заделали. Маневр что надо, Александр Борисович.
   - Как вы там оказались?
   - Не там, а тут, - продолжал улыбаться Демидыч. - Вячеслав Иванович так рассудил, чтобы мы денек-другой покатались за вами. Мало ли что бывает! Ну, как сейчас. А вы в голову не берите. Наш бывший шеф просил передать вам, чтоб вы после этих проводов обязательно к нему заехали.
   - Спасибо вам, ребята, - проникновенно сказал Турецкий.
   - Э! Было б за что! Поехали.
   До крематория добрались уже без приключений. Александр Борисович поставил машину на стоянку, водитель джипа, которого следователь не знал, видно новенький, стал рядом, а Демидыч, выходя следом за Турецким, заметил:
   - Вы на меня не глядите, я где-нибудь рядом буду.
   И отошел в сторону, как незнакомый.
   Да, "тусовка" здесь, если к данному действу применим этот все объясняющий термин, была другая. Начать с того, что Анна Францевна оказалась далеко не наивной барышней и четко усекла совет Александра Борисовича, предлагавшего ей не продешевить. Кинодеятели, конечно, не могли позволить себе расщедриться на заупокойную службу в костеле, что на бывшей улице Юлиана Мархлевского, пламенного революционера. Но как раз на этот случай имелся щедрый спонсор в лице фирмы "Юнона", которому факт приобретения квартиры покойной, как выяснилось, истовой католички, был важнее какой-то несущественной суммы, заплаченной за исполнение мессы Баха.
   Поэтому, прежде чем прибыть в крематорий, веселый кортеж разнообразных иномарок, набитых шоуменами и кинодивами, судя по их одежде, собравшихся на что угодно, только не на похороны, долго петлял по городу - от Киноцентра на Пресне, где был выставлен гроб, в район Лубянки, к католической церкви, и только оттуда - в Николо-Архангельское. Естественно, опоздали, поэтому пестрой и говорливой толпе, в которой каждое второе лицо было прекрасно известно российскому населению, пришлось ожидать, когда их наконец запустят в тесноватый зал. Ну а уж после - традиционные поминки в ресторане Дома кино, организованные за счет средств, выделенных руководством Союза кинематографистов, но главным образом пожертвованных неким спонсором, пожелавшим остаться неизвестным. И это обстоятельство, известное узкому кругу лиц, быстро стало достоянием общественности и предметом оживленного обсуждения. Ну, словом, все, как обычно. Начнут за упокой, а закончат - за здравие.
   Турецкий, стараясь оставаться как бы в тени, внимательно просеивал глазами "тусовку", скользил взглядом по безумно дорогим, так ему, во всяком случае, казалось, меховым палантинам и разухабистой джинсе. И - ноги, бесконечные, почти полностью обнаженные женские ноги, все без исключения выставленные напоказ, словно в каком-то сексуальном действе. Но первое знакомое лицо, которое неожиданно заметил в толпе Турецкий, вызвало у него сильное сомнение: не ошибка ли это? Приглядевшись, понял: нет, все правильно, это же Юра Смирнов, следователь из городской, член его следственной группы. Чего, интересно, ему здесь надо? Он разговаривал с очень яркой - в смысле макияжа - девицей восточного типа, обладающей весьма заманчивыми формами. Ишь ты, а губа-то не дура!