Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   - Михаил Гаврилович, на мой взгляд, совершил непоправимую ошибку: он забыл, что коней на переправе не меняют. Вряд ли Михеев мог простить ему измену.
   - Даже так? - удивился Турецкий.
   - Я не утверждаю, - заторопился Холодилин, - но Потапов уже потирал ручки. Это известно.
   - А кто дал указание питерскому Михайлову выставлять на аукцион этого вашего монстра?
   - Разумеется, Нечаев. Это же его епархия!
   - А из последних решений на этот счет есть что-нибудь подобное?
   - Как не быть, - снова вздохнул Холодилин. - Новороссийский порт, и ничуть не меньше. Как вы понимаете, в том регионе столкнутся интересы таких сил, что, по-моему, добром там никак не кончится. Это ж нефть! А вокруг нее всегда столько хищников!
   - Извините, что я некоторым образом перевожу стрелку: а что это за девица, с которой что-то там намечалось у Нечаева?
   - А, вы Айну имеете в виду? Ту, что убили в тот же день?
   - Разве есть еще жертвы?
   - Там действительно было нечто вроде романа. Вы не поверите, но именно я на свою голову познакомил их на сочинском кинофестивале. Мы там по делам оказались. Так что весьма бурный роман развился буквально на моих глазах. Но я не думаю, что здесь есть какая-то связь.
   - Вы - пока единственный. А меня как раз практически все стараются уверить в том, что гибель обоих - это акт чьей-то мести. Чьей, вы не можете предположить?
   - На мой взгляд, эта идея попросту абсурдна. Сводить счеты таким образом? Да это же смешно!
   - Вы не были в квартире этой Дайкуте?
   - Нет, никогда.
   - Это кое-что объясняет.
   - В каком смысле?
   - В том, что некто может позволить себе и не гнушаться, как вы говорили. Казнили и за меньшие потери. А тут - одним ударом, да сразу двух зайцев.
   - Что-то вы загадками заговорили, уважаемый Александр Борисович. Показалось, что Холодилин даже готов обидеться.
   - Просто вы находитесь в кругу своих забот, а мне приходится сопоставлять все, включая даже то, что к вам не имеет ни малейшего отношения. Значит, пока третья сила остается загадкой?
   - Я бы не хотел ее называть. Спросите коренных сибиряков, они наверняка подскажут, а меня - увольте...
   Михеев принял Турецкого минута в минуту. Поднялся из-за стола, крепко - раньше это называлось: по-рабочему - пожал руку и опустился в свое кресло. Александр Борисович присел сбоку напротив.
   - Прежде всего, позвольте мне выразить вам свое сочувствие в связи с потерей хорошего помощника. Так, во всяком случае, все считают.
   Михеев молча кивнул и уставился на Турецкого в ожидании продолжения.
   - Следствию было бы желательно знать ваше мнение по поводу причины происшедшего. Можно считать нашу беседу частным разговором. Это ни в коем случае не допрос.
   - Для частных бесед у меня нет времени, - жестко ответил Михеев.
   - Хорошо, - Турецкий достал из папочки бланк протокола допроса свидетеля и авторучку. - Прошу вас. Итак, Михеев Виталий Сергеевич...
   Формальности не заняли и минуты из отведенных десяти. И далее премьер предельно ясно, скупыми и немного резкими фразами изложил свое понимание факта убийства вице-премьера. От женщины он просто отмахнулся. Это - не причина. За это в худшем случае морду бьют.
   - Среди самых разных версий, - стараясь быть спокойным, сказал Турецкий, - имеется и та, по которой, извините, в устранении Нечаева были якобы заинтересованы и вы. Естественно, версия непроверенная.
   - Слухами не пользуюсь, - жестко ответил Михеев. - И вам не советую. Я знаю немало достаточно цивилизованных способов отстранения несправившихся с делом сотрудников. Но никак не уст-ранения. И я бы не советовал сталкивать лбами Потапова, скажем, и Михеева. Об этом, разумеется, говорят, и даже в этом доме. Но я уже говорил о своем отношении к слухам. Извините, время.
   Михеев внимательно прочитал записанные Турецким свои показания.
   - Вы можете спросить меня, зачем все это? - Он ткнул своей авторучкой с большим золотым пером в два листа протокола. - А затем, чтобы каждое слово было зафиксировано предельно точно. Чтобы были исключены двоякие толкования. В моем положении это недопустимо.
   Михеев поднялся, снова пожал Турецкому руку и, провожая его к двери, вдруг остановился посреди кабинета и сказал:
   - Есть такая компания - "Русская нефть", попробуйте обратить на нее внимание. Примите это как дружеский совет, но постарайтесь не лезть на рожон. Всего доброго! - и вернулся к своему столу.
   В наш век гнушаться даже малой информацией - серьезный грех. Так думал Турецкий спускаясь в холл Белого дома. "А смотри, как интересно, Александр Борисович! Ведь Михеев-то, как и все остальные, тоже ищет свой фарт, свою удачу... хотя в его-то положении - зачем? И ведь тоже побаивается. Что ж это за сила такая?! Может быть, подсказка с "Русской нефтью" имеет и свои далеко идущие цели?"
   ПОТЕРИ И ПРИОБРЕТЕНИЯ
   Юра Смирнов заканчивал допрос Анатолия Софроновича Афонина, то бишь Афони. С его предшественником разобрались быстро: Жора с трудом вспомнил, что зовут-то его Георгием Алексеевичем Кудриком. Что вообще-то он люберецкий, но в силу обстоятельств примкнул к таганским ребятам. Причину, как ни силился, назвать не мог. Словом, это был классический образец "быка" - вес девяносто килограммов, позади восьмилетка, "качалка" в Люберцах, затем два года исправительных работ по статье двести шестой, а через короткое время - трояк, по статье двести десятой: вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Своего ума не хватило, пришлось самому в "быки" податься.
   У Афони была биография почище, поспокойней, обошлось без отсидок. Пока все было впереди. Начиная допрос, Юра внимательно прослушал Афонину магнитофонную исповедь, отметил для себя несколько пунктов, по которым можно было углублять свои знания по части Афониной биографии, и чтобы у Анатолия Софроновича вдруг не появилось настойчивого стремления отрицать записанное на магнитофонную пленку, как выбитое из него под угрозой смерти, сделал этот текст достоянием протокола.
   Говоря воровским языком, Афоня уже успел заложить своего хозяина, а теперь Юре оставалось лишь уточнять те или иные эпизоды. Важным моментом оказалось признание Афони, что таганские не раз сотрудничали с охраной фирмы "Юнона". И это было законным образом зафиксировано в протоколе допроса. Но, как ни старался следователь, все же не удалось добиться правды по поводу адресата, доставившего груз кокаина в Москву. Афоня готов был божиться, что ничего не знает. Ему было приказано подойти к седьмому вагону поезда "Дагестан", который приходит на Павелецкий вокзал, и забрать у пассажира, ехавшего в третьем купе, кейс. И больше ничего, никаких слов. Пассажир передаст посылку для Алексея. И все было бы нормально, но на самом выходе с вокзала Афоня вдруг заметил ментов с собаками, которые вполне могли совершать облаву на наркоту. Пришлось быстро уйти в хвост состава, а там - через пути. Машина осталась на площади, но к ней он решил не возвращаться, схватил левака и рванул на Неглинную, где - он твердо знал квартира латышки пустует и опечатана. Только его это не останавливало: Афоня имел пульт-брелок, который открывает тайную дверь в квартиру. Где взял? Да Полина ж и дала, говорила: у подружки золота, как у дурака махорки. Да вот не получилось ничего - бабу ту "замочили", а потом ментовка прошлась, все выгребла. В общем, сообщил с Неглинной хозяину, что едва ушел с грузом, и боялся, как бы хвоста не притащить. Хозяин велел посмотреть, что ментам надо от Полины, а потом забрать ее и вместе с марафетом доставить к нему. Но следак оказался ушлый, такую гонку затеял, что совсем было потеряли его. Выручило то, что девка была уже под кайфом, а в таком состоянии у нее одна мысль: где бы да с кем бы. Вот и вычислили...
   Нового больше не было, и Юра решил закончить допрос.
   Подписав страницы протокола, Афоня в ожидании уставился на следователя. Но тот вызвал конвоира и приказал отвести Афонина обратно в камеру. "Скоро отпустим", - сказал на прощание.
   А тут как раз позвонил Грязнов, интересовался ходом допросов. Узнав, что они закончились, созвонился с Кистеневым и сказал, что условия договора готов выполнять. Где Николай Парамонович?
   - Да чего ты, Грязнов! Слову авторитета уже не веришь?! - возмутился было Леха. - У себя дома сидит твой стукач. Но пусть теперь меняет работу покоя ему от братвы не будет.
   - Это в наших силах, Кистенев. Сейчас я ему перезвоню, и если ты сказал правду, можешь присылать на Петровку гонцов за своими.
   - Не велики баре, сами добегут, - презрительно ответил Леха и смачно выругался. - А и ты не шибко радуйся, Грязнов, не одному тебе чихуня.
   - Ты о чем? - насторожился Вячеслав Иванович. Что обозначает этот воровской термин, он знал: специалистка по части орального секса. Но почему этот вопрос возник у уголовника?
   - А тебе скоро доложат, Грязнов. Но учти, твое слово - твердое.
   Грязнов не стал дальше тянуть резину, разгадывая воровские загадки, и перезвонил Парамонычу. Осведомился о здоровье.
   - Да более-менее, Вячеслав Иванович, - как-то неохотно откликнулся тот.
   - Ты один? - и, чувствуя, что Парамоныч замялся, добавил: - Скажи там кому-нибудь из них, что Грязнов хочет говорить. Пусть трубку возьмут.
   - Ну, слушаю, - раздался через полминуты ленивый голос, "бык" еще и чавкал - видно, жвачку жевал.
   - Говорит начальник МУРа Грязнов. Через десять минут ваши будут на свободе. Поэтому выметайтесь из квартиры. Можете позвонить Кистеневу. Все.
   После этого содержательного разговора Грязнов связался с Турецким и попросил его дать Юре соответствующее указание отобрать у бандитов подписку о невыезде и дать им обоим под зад. Но, давно привыкнув держать все под собственным контролем, снова нашел Юру и поинтересовался, выполнено ли указание Александра.
   Юра порывался что-то сказать, но Грязнов не хотел больше ничего слышать про этих бандитов. Наконец, Юра пробился:
   - Вячеслав Иванович, я о другом. У нас серьезный прокол случился.
   - Ну что еще?
   - Я сейчас, ну две минуты назад, звонил своей... приятельнице, той, что в Доме кино работает, которая, кстати, нам и со Скибой помогла. А она вдруг заявляет: чего это ты каких-то мужиков ко мне подсылаешь? Они, говорят, на тебя ссылаются и ищут почему-то опять Полину. Я ничего не понял. Оказывается, это не они, а сама она их спросила: вы от Юры, что ль? Ну они: ага, мол, от него. Галка и стала помогать им разыскивать Полину. А тут она сама возьми да позвони ей. Ты, говорит, где? Тебя тут ищут! Из прокуратуры. Она назвала адрес, те и помчались.
   - Что?! - заорал Грязнов. - Когда это было?
   - Галка сказала, наверное, с час назад, может, больше. А что?
   Вот когда понял Грязнов смысл фразы Кистенева. Но ничего уже поделать не мог: слово начальника МУРа должно всегда оставаться крепким. Телефон в той квартире, куда он отвез Скибу, упорно молчал. Хотелось так выматериться, чтоб небу тошно стало. Ведь говорил же дуре! Ну что ты скажешь...
   Через полчаса Грязнов был уже на Большой Академической. Его сияющий милицейский "форд" прокатился вдоль фасада длиннющего дома на двенадцать подъездов и остановился у последнего. Здесь на лавочке сидели несколько пожилых женщин, носителей самой правдивой информации. И на машину, и на представительного ее пассажира, естественно, немедленно перенесли все свое внимание.
   Посетовали, что милиции, когда надо, ни разу еще не бывало. На вопрос почему, отвечали едва ли не хором: еще бы, тут такое было!
   Оказывается, в квартире на четвертом этаже - все правильно, именно там, кивал Грязнов, - беда случилась с приезжей дамочкой: то ли перебрала чего, то ли травиться решила - про то неизвестно, но вот "неотложку" кавалеры, приехавшие к ней, вызвали. Положили ее на носилки да и увезли. Куда? А кто знает, в клинику, поди. Она ж громко так дышала и стонала, как выносили-то. Номера машины, естественно, никто и не собирался запоминать. А машина, что приезжала сперва, черная и длинная, не наша. Ну а уж после "скорая", это обычная. И санитары - ребятки такие крепкие, враз вынесли. И дамочку ту жалко - симпатичная такая, черненькая...
   Грязнов поднялся в квартиру, открыл своим ключом. Все было так, как он и предполагал: дверь вскрыть им труда не составило. Затем они, очевидно, закатали Полине укол, после чего приехала не "неотложка", а какая-нибудь их же собственная машина. И увезли. В квартире ничего не тронуто, только вешалка - на полу. Видно, жертва попробовала сопротивляться. А так больше никаких особых следов нет. Чисто сделали, мерзавцы. Но зачем же ей понадобилось звонить?!
   Усевшись в машину, Грязнов набрал номер Кистенева, надеясь, что хотя бы на сегодня - в последний раз.
   - А вот это ты зря сделал, Кистенев, - медленно проговорил в трубку Вячеслав Иванович. - Я ведь предупреждал держаться подальше. И увел ты не просто девку, а важного свидетеля преступления. И за это тебе теперь придется ответить по всей строгости закона.
   - Ну пугай, Грязнов!
   - Я сказал. Жаль мне тебя, дурака. Да ничего не поделаешь. Придется к тебе высылать наряд. Я предупреждал.
   - Нет у меня ее, Грязнов! - заорал Леха. - Хоть сам приезжай - нету!
   - А куда девал?
   - Никуда! Мое дело - найти. А остальное - уже не мое. Приехали и увезли. Ничего не знаю.
   - Лучше б ты вспомнил, Кистенев, пока еще живой.
   - А пошел бы ты! - совсем уже сорвался Леха и швырнул трубку, вероятно разбив аппарат.
   Да, покачал головой Грязнов, и достали ж мы его!..
   - Александр Борисович, ты уже на месте? - интересовался Меркулов.
   - Вообще-то раз уж я снял трубку сам, значит, на месте! А чем вызван интерес к моей личности?
   - Ты сейчас зайдешь, и я объясню.
   Меркулов брюзжал. В принципе он был, конечно, прав. Но у Грязнова так сложились обстоятельства, что никак не мог он оставлять своего агента-информатора у бандитов. В подобных ситуациях их решение никогда не бывает в пользу ментовского агента. Меркулов, конечно, все поймет, если ему объяснить, но зачем. У него что, своих забот не хватает?
   - Костя, ты прав, как всегда, просто у Грязнова сложились чрезвычайные обстоятельства, а разрешить их, не вынося на широкое общественное обсуждение, мог ты один. Наша опора и надежда! А на кого нам еще и рассчитывать, Костя?
   Брюзжание прекратилось. Лесть - в умеренных дозах, но с определенным чувством - необычайно полезная и действенная штука.
   - А что у тебя, какие проблемы? Я, между прочим, справку дорабатываю. По твоей же просьбе.
   - Все это хорошо, но у меня в приемной сидит мать этой Дайкуте. Прибыла из Риги. У нее возникли некоторые вопросы, связанные с печальным ритуалом, сам понимаешь. Кто ее вывел на меня - ума не приложу. Но я уделил три минутки посочувствовать ей, все же остальное, как объяснил, в компетенции следователя, ведущего дело Дайкуте. Так вот, поскольку оно в твоем производстве, сделай одолжение, освободи меня от ее присутствия. Клавдия там, в приемной, по-моему, уже на стенку готова лезть от этой чрезмерно общительной дамы. К тому же у нее возникли какие-то проблемы с наследованием. Узнай и, если удастся, постарайся помочь. Все-таки женщина пожилая. Одинокая. Иностранка. Рига ж нынче у нас заграница. Закончишь, постарайся не особо задерживаться. Около пяти я ожидаю одного бизнесмена, с которым нам придется провести серьезную душеспасительную беседу. Его уже пригласил Станислав, а я подтвердил наше желание увидеться. Все, не мешай мне работать! Положи трубку!
   Турецкий в изумлении посмотрел на тюкающую короткими гудками трубку и положил-таки ее на место. "Кто из нас двоих свихнулся? - спросил он у своего отражения в стеклянной дверце шкафа. - Неужели это я проявил, по обычаю, неавторизованную активность? Да быть того не может! А, ладно, разбираться, так ум за разум зайдет..."
   Он набрал телефон приемной и попросил Клавдию Сергеевну привести к нему посетительницу. И пока та шла длинными коридорами, успел дозвониться до Градуса. Борис Львович был настроен мирно, а узнав, что за дочерью приехала из Риги ее мать, сказал, что тело в принципе можно забирать в любую минуту. Он скажет санитарам, и те приготовят. Надо лишь об одежде побеспокоиться, ведь "девушка" поступила в Склиф в одеянии Евы. Акт же экспертизы со своим заключением он уже отослал Турецкому с оказией. Выводы о причине смерти Турецкий с его слов уже знал - ничего нового.
   Вот ведь какая зараза! Хоть капельку, но должен добавить перчика. С горчичкой... Вот, к слову, надо будет обязательно напомнить Славке, выбрать часок и заскочить к деду с бутылочкой коньяка хорошего. Уйдет он - уйдет и целая эпоха...
   Клавдия ввела посетительницу. Точнее, не так, сперва вошла в кабинет она, сделала огромные глаза, в которых Александр Борисович прочитал не просто привычное в таких случаях выражение типа "ну, твою мать!", а нечто большее. Затем Клавдия, сделав приглашающий жест рукой, быстро исчезла за дверью. Суть этой пантомимы Турецкий понял буквально через две минуты.
   Анна Францевна, так она с ходу деловито представилась, уселась на стул и тут же залилась слезами неутешного горя. Это Турецкий мог понять, поскольку дочь, как ему было сказано, оказалась единственной и горячо любимой. Женщина охотно выдула полный стакан воды, любезно предложенный следователем, уселась поудобнее и начала бесконечный рассказ о том, как она узнала о смерти дочери, как ее собирали в дорогу подруги, как она ехала, какие у нее оказались соседи, как хорошо сейчас в Латвии, хотя и трудно, и так далее, безостановочно, в одном и том же духе. Она говорила много, но никакой новой информации Александр Борисович почерпнуть для себя не мог, и все ему стало неинтересно. Он видел, что эту маленькую и, вероятно, весьма деятельную женщину именно ее образ жизни и спасал от одиночества - чьи-то заботы, чьи-то хлопоты и были для нее способом существования. И даже смерть единственной дочери, в которую она всю жизнь безропотно вкладывала всю свою душу, но которая по многу лет подряд не виделась с матерью, стала событием, требующим ее активного вмешательства и действий.
   Но вот промелькнула конкретика, Турецкий навострил уши. Смерть Айны наступила в пятницу, но уже в субботу с утра в Риге, в квартире Анны Францевны раздался телефонный звонок из Москвы, из... Она полезла в объемную свою сумку, долго там копалась, наконец вытащила ворох бумаг, попутно объясняя, что здесь и метрика Айны, и еще множество всяких других необходимых документов, которые ей было предложено захватить с собой для оформления наследства. Вот! Она торжественно протянула страничку из школьной тетради, где круглыми большими буквами была написано: "Анатолий Валентинович, начальник юридического управления концерна "Юнона-Русь". И телефонный номер. Турецкий немедленно черкнул себе на календаре эти данные.
   - Так вот, - приготовилась к дальнейшему рассказу Анна Францевна, но Александр, чувствуя, что без железного руководства они оба окончательно утонут в подробностях, взял инициативу в свои руки.
   - Итак, он позвонил. Что сказал?
   - Сказал, что его организация... или компания, я не помню...
   - Это неважно!
   - Она готова немедленно предоставить мне все необходимые юридические услуги по оформлению наследства, вступления в права и так далее.
   - А в чем заключается - и так далее? Их-то интерес в чем?
   - Они хотели, чтобы я, как наследница единственной своей дочери, поскольку других детей мне Бог не дал, а родственники давно в мире ином, чтобы я... чтобы я... ах да, продала им квартиру Айны.
   - Об условиях было сказано?
   - В каком смысле?
   - К примеру, в какую сумму они оценивают эту жилплощадь? Вы хоть видели эту квартиру?
   - О чем вы говорите! Я вообще не выезжаю из Риги. Это просто вынуждена сейчас. А по поводу денег они мне сказали, что заплатят дорого.
   - Например?
   - Сто тысяч долларов! - выпалила женщина и сама испугалась. - Не знаете, не врут? Неужели бывают такие дорогие квартиры?
   - Я думаю, если они возьмут на себя все расходы по вашему пребыванию здесь, по оформлению наследства, сами выплатят необходимые налоги, а также перевезут в Ригу те вещи, которые вы захотите оставить на память о дочери, то тогда, пожалуй, можно и поторговаться. В плане увеличения суммы, скажем, тысяч до ста пятидесяти. Я вижу, вы не совсем представляете объем сделки. Поэтому я могу предложить вам следующий вариант. Я позвоню, ну, скажем, на Таганку, там есть толковая юридическая консультация. Знаю и вполне приличного адвоката, он когда-то у нас работал, очень честный и толковый специалист. Его зовут Юрием Петровичем Гордеевым. Он вас примет, отвезет к нотариусу, даст все необходимые советы, - словом, окажет помощь. Я, к великому сожалению, незнаком с Анатолием Валентиновичем, звонившим вам в Ригу. Вполне возможно, он честный человек. Но уже само начало сделки представляется мне не слишком, скажем так, порядочным. А вот за Юрия Петровича я могу поручиться. Вы, главное, не торопитесь принимать окончательное решение. Возможно, вам есть смысл немного поторговаться. Впрочем, Гордеев определенно окажет вам помощь. По-моему, в настоящее время у него найдется время для вас. Вы не возражаете?
   - Ну что вы, я буду вам премного благодарна! Вы же не понимаете...
   - Естественно, - не дал возможности объяснить пожилой даме, что недоступно его пониманию, Александр Борисович. - Сам я и, увы, принять участие в этом деле никак не смогу ввиду сильной занятости, но чтобы ваша душа была спокойна, поручу, точнее, попрошу одного из следователей своей группы помочь вам встретиться с Гордеевым, а потом вы вместе сможете побеседовать с этими быстрыми на ногу юристами и сделать так, чтобы вас мимоходом не обобрали. Прохвостов, увы, еще как хватает!
   - Ой, не говорите! - словно обрадовалась женщина, обнаружив понимание у собеседника. - Я вам сейчас такое расскажу!
   Но слушать ее уже не оставалось времени. С минуты на минуту к Меркулову должен был приехать Суров, а это было сейчас важнее всего. Краем уха слушая очередной долгий рассказ и изображая на лице вежливое внимание, Турецкий разыскал Юру Смирнова и дал ему задание, после которого он должен был свести Анну Францевну с киношниками, собственно, занимающимися похоронами. После этого он объявил, что его вызывает руководство, и предложил Анне Францевне подождать в его кабинете, поскольку сюда с минуты на минуту подъедет ее провожатый, а сам, убрав со стола документы, ушел к Меркулову. Она тем временем продолжала что-то говорить, но его в настоящий момент уже больше занимал концерн "Юнона-Русь", сумевший столь оперативно отыскать единственную наследницу покойной и предложить ей весьма выгодную для себя сделку.
   Постой, так ведь это же фирма, которая, по словам Грязнова, владеет нижними пятью этажами! Нет, та просто "Юнона". Турецкий решил, что Пустовойту будет очень кстати поинтересоваться новыми лицами в этой истории. Какой-то здесь темный, нехороший узелок завязался. И сильно отдает криминалом... Уж во всяком случае, квартира Айны Дайкуте со всей обстановкой стоила никак не меньше четверти миллиона зеленых. И кто, как не начальник юридического управления, мог знать об этом лучше других! Ну да, конечно, не стая коршунов слеталась... чай, сказано классиком!
   Владлен Суров выглядел именно так, как должен выглядеть весьма преуспевающий российский бизнесмен-промышленник. Одет с иголочки, но не броско, все очень дорого и предельно удобно - от чуть приспущенного галстука - поди, от Кардена или Версаче, до мягких моднющих ботинок. А эти от кого, одному Богу известно. Он был высок, элегантен и казался абсолютно спокойным. Силу пожатия его руки Турецкий сразу оценил, когда здоровался.
   Турецкий опоздал, и, когда вошел к Меркулову, разговор уже начался. Стас Аленичев сидел сбоку на диванчике, закинув ногу на ногу, и всем своим видом демонстрировал, что не принимает никакого участия в беседе.
   Александр Борисович уселся напротив, уставился на руки Влада - пальцы его были с крупными, почти квадратными ногтями, на среднем левой руки массивный золотой перстень с печаткой - вероятно, инициалы владельца. Солидно, дорого.
   На столе перед Меркуловым лежала достаточно пухлая папка с документами. Но он в них даже не заглядывал - хорошо подготовился к разговору с Суровым. МУР и РУОП постарались, заместителю Генерального прокурора не приходилось "плавать" в материале. Грехов за представительным бизнесменом новейшего российского разлива накопилось вполне достаточно, чтобы возбудить против него уголовное дело.
   Разговор, если его можно так назвать, поскольку пока говорил один Меркулов, приводя такие факты, против которых собеседнику было трудно возражать, проходил в спокойной манере.
   - Акционерное общество закрытого типа "Байкал", президентом коего вы, Владлен Давыдович, являетесь начиная с декабря девяносто третьего года, сотрудничает с рядом нефтяных компаний и фирм за рубежом. Среди них, Меркулов приподнял лист бумаги и заглянул под него, - германская фирма "Ойл-Айр-Гмбх", "ЮС-петролеум" - из Соединенных Штатов и итальянская "Спорт-менеджмент". Получив от правительства Российской Федерации экспортную квоту на сырую нефть, вы сумели реализовать через фирму "Юнона", являющуюся дочерней вашего акционерного общества, сто пятьдесят тысяч тонн по сто пять долларов за тонну.
   - Разве в этом имеется криминал? - учтиво спросил Суров.
   "Опять эта "Юнона", будь она проклята!" - подумал Турецкий. Надо бы тоже внимательно просмотреть дело этого нефтяного магната...
   - Я еще не закончил, Владлен Давыдович, - не менее учтиво заметил Меркулов. - Вы заработали пять процентов от сделки, не так ли?
   Суров пожал плечами, как бы говоря: вам виднее.
   - Далее, вырученные деньги, как удалось установить, пошли на оплату по ряду контрактов с западными партнерами, ни один из которых своих обязательств так и не выполнил.