Незнанский Фридрих Евсеевич. Убийство на Неглинной

   В Инессе Алексеевне конечно же крепко сидела учительница. Это проявлялось во всем: в манере излагать мысли - четко и бескомпромиссно, в собственном взгляде на вещи и события, в оценке поступков и однозначности суждений. Точно так же, как понял Турецкий, с тех же позиций судила она и мужа. Человек несомненно умный и деятельный, он в то же время в сугубо личном, духовном плане оставался глубоким провинциалом. Его привлекали всякие блестящие штучки - популярность, особенно в так называемой светской среде, где тусуется малообразованная и пошлая публика, состоящая из молодых нуворишей и кафешантанных певичек; он постоянно принимал всю эту фальшь за чистый и благородный металл, тянулся к ним, теряя свое природное благородство, заменой которому все более и более становилось самомнение. После нескольких неприятных разговоров на эту тему, когда Инессе Алексеевне приходилось в самом прямом смысле брать мужа за руку, объясняя, что так поступать в его положении ему не следовало бы, она перестала посещать с ним эти тусовки - последнее слово она произносила с откровенной брезгливостью. Она, но не он. Он говорил о каком-то имидже, харизме. Но ведь это все пустое, не правда ли? Гораздо сложнее сохранить данное тебе от Бога, нежели накопить подсовываемое дьяволом...
   Что же касается последнего утра, то разговор коснулся как раз этой темы, отчего Михаил Гаврилович неожиданно взвился и наговорил целую кучу дерзостей. Вероятно, если бы не случилось непоправимой беды, он бы скоро отошел и уже днем позвонил бы с извинениями, как это часто случалось, особенно в последнее время, уже здесь, в Москве. Нет, она прекрасно понимала всю трудность его работы, нервы и все прочее, но и отступать со своих позиций не собиралась, поскольку считала их абсолютно правильными. Ведь и он же соглашался с ней, в конце концов.
   На вопрос Турецкого, не помнит ли она, какие дела были у мужа с утра в банке, Инесса даже удивилась:
   - Но он собирался на работу, и Геннадию Борисовичу, своему телохранителю, поднявшемуся за ним в квартиру, так и сказал: едем на службу. А вот почему он оказался возле банка? Очень странно!
   - Я задаю этот вопрос вот с какой целью, - сказал следователь. - Во всей этой весьма печальной истории есть один необъяснимый факт. Дело в том, что выстрелы раздались из окна дома напротив банка. А квартира, из которой стреляли, принадлежит певице Айне Дайкуте. Может... - он даже запнулся, увидев, как мгновенно налилось ненавистью лицо Инессы.
   - Опять эта... с-сука! - почти прошипела она. - Значит, это он к ней собрался?! Какой мерзавец! А ведь вот здесь, у моих ног, так клялся, так божился! Нет, это невозможно...
   Преображение было настолько разительным, что Турецкому стало вдруг не по себе. Действительно, надо крепко ненавидеть, чтоб так сорваться. Так разоблачить свою душу...
   - Вы меня простите, наверное, я сказал что-то лишнее. Но, к великому сожалению, в нашей профессии иной раз приходится быть черствым в поисках истины. Еще раз приношу извинения, доставив вам боль.
   - Не извиняйтесь, Александр Борисович, - снова тихо ответила Инесса. Уж вы-то ни в чем не виноваты. Вы женаты?
   - Да. И дочка Нинка...
   - А вот у нас нет детей... Вам нравится заставлять свою жену страдать, постоянно говорить о ее человеческой, так сказать, неполноценности? Открыто заводить любовниц, давать им свой домашний телефон?!
   - Помилуйте! - почти взмолился Александр Борисович. - Ваши вопросы просто не укладываются в моей голове! - Он видел действительно боль в ее глазах, так не играют. - Успокойтесь, Инесса Алексеевна, какие вам нужны слова утешения? То, что вы еще достаточно молоды и красивы, - это не слова, а правда. И впереди у вас никакой не монастырь, где замаливают прежние грехи, а вполне нормальная жизнь, в которой все еще впереди. Поверьте моему слову, моя профессия - быть там, где человеческая беда. И нагляделся я всякого, вам и не снилось, милая вы моя. Поэтому скажу честно, вам не нужны слова утешения. Вспоминайте хорошее, плюньте на плохое и забудьте о нем. Соберите друзей, подруг...
   - Если бы так просто!.. - вздохнула она. - Это все осталось в той, прошлой жизни. Видите, одна сижу, время коротаю, - и она заплакала. Как прорвалось. Закрыв лицо руками, поднялась, сдавленно сказала: - Подождите, не уходите, - и вышла из кухни. Турецкий остался один. Увидел на столе сигареты и зажигалку. Закурил.
   Наконец вернулась хозяйка. Глаза были красными, но нос и щеки припудренными.
   - Разве вы курите? - как-то и не удивилась она, просто констатировала.
   - Да так, иногда... Когда прижмет.
   - Это Мишины. Я не курю, поэтому сразу почувствовала запах. Будто он вернулся...
   - Извините...
   - Не надо. Возьмите эти сигареты. Они больше никому не нужны.
   Турецкий молча кивнул и сунул пачку "Данхилл" в карман. А ведь еще недавно душу б заложил за эти сигареты! Из-за границы привозил.
   - Если вы успокоились, я, с вашего позволения, задам вам еще один важный для дела вопрос. Можно?.. Как давно вы узнали об этой... ну, о существовании певицы, скажем так?
   - Не знаю, честно. Вообще-то Михаил особо скрытным не был. Поэтому, я думаю, они могли познакомиться где-нибудь в Сочи, когда он ездил на фестиваль. Если вы помните, в том районе отдыхал тогда премьер Михеев, и муж ездил к нему по делам. А заодно, как он потом рассказывал, был почетным гостем фестиваля. Я уже не помню, какой-то очередной "Кинотавр". Я не люблю сплетен. Но, к сожалению, иной раз приходилось выслушивать от так называемых кумушек в том смысле, что следует приглядывать за своими мужьями, а то они от государственной деятельности так и норовят куда-нибудь налево. Это было так противно и одинаково, что я перестала бывать среди высокопоставленных жен и тем самым обрекла себя на одиночество. Как это ни горько.
   - Я очень хорошо понимаю вас, Инесса Алексеевна.
   - Да бросьте вы, просто Инна, как меня звали всю жизнь. Я и вам буду благодарна, если мы уйдем от официальщины.
   - С удовольствием. Меня тоже зовут запросто: кто - Саня, кто - Сашка, жена иногда - Шурка. Так что, пожалуйста, для вас выбор большой... А вам сюда не звонили? Не угрожали? Может, письма были какие-нибудь - с требованиями, угрозами?
   - Господи, да чего только не было! Звонили тоже. Обычно поздно вечером, когда знали, что муж дома. Но он сам разговаривал. Кричал. А бумажки из почтового ящика рвал безжалостно, даже не читая.
   - Ни одной не сохранилось?
   - Ну что вы, Саша! Откуда! Да и зачем бы он стал это делать? В милицию жаловаться? Смешно.
   - Действительно... Вы не будете возражать, если я вам, в случае, разумеется, острой нужды, позвоню?
   - Ну отчего же, - улыбнулась она, - я даже буду рада. За столько лет в первый раз с нормальным человеком поговорила. А говорят, жизнь у нас сплошная малина! Не верьте, Саша.
   - Так ведь и я не первый день живу на свете. Кое-что знаю. А вы постарайтесь не раскисать. Вам же еще многое предстоит...
   - Ну да. Вот должны родители Мишины приехать. Мои-то совсем старенькие, не смогут. Надо будет встретить, сами понимаете... Позвоните мне. Просто так, без дела.
   - Я обещаю... Хотя по нашему делу мы с вами должны будем как минимум встретиться еще дважды: для официального допроса и когда вы будете знакомиться с делом.
   У двери он вежливо поцеловал ей руку и, шутливо отдав честь, пошел вниз, не вызывая лифта. Очень милая женщина, чуть не сказал вслух. И очень одинокая... И чего нам, дуракам, не хватает в жизни!
   Но уже на улице все сантименты словно ветром сдуло. Явился новый поворот темы. И его следовало обдумать и обсудить с тем, кто действительно разбирался в подобных проблемах, иными словами, со Славкой Грязновым.
   На улице посмотрел вверх, увидел в окне Инну и махнул рукой. Забавно!
   Турецкий сел в служебную "Волгу" и сказал шоферу, чтобы тот ехал в прокуратуру. Александр решил забрать свою сумку, чтобы уже сегодня не возвращаться на работу, а затем отправиться к Грязнову, если он на месте, пообщаться, после чего отбыть в объятия семьи. Завтра - воскресенье. Для абсолютного большинства - выходной, но еще неизвестно, что накопает Пустовойт со своими ребятами, а значит, нет ясности и с завтрашним отдыхом.
   У Грязнова вторая половина субботнего дня выдалась относительно спокойной, и он, честно говоря, решил уж было податься домой пообедать да завалиться на диван перед телевизором. Но звонок Турецкого сразу подсказал неотложное дело. И с комментариями по поводу выступления президента страны пришлось подождать. Хотя в чем дело? В кабинете работал телевизор, правда смотреть его Грязнов не любил.
   Турецкий привез немало. Во-первых, сумку, а в сумке... а в свертке... Словом, ставь стаканы.
   А теперь - о главном. То утро покойный должен был употребить на широко известную в народе певицу и киноактрису Айну Дайкуте. И только позже поехать в банк. И тогда вопрос: кто знал об этом свидании и ликвидировал любовников? Короче, разливай, Слава, бери бутерброд с хорошей питерской рыбкой и начинай думать по новой...
   - Инна, жена этого деятеля, теперь, разумеется, вдова, предполагает, что познакомились наши голубки на прошлом "Кинотавре" в Сочи, или где он там проходит. После этого, как ты, Славка, помнишь, была обширная президентская программа, связанная с выборами. Нечаев играл в ней, как я помню, далеко не последнюю роль. Он же, кстати, возил по стране-матушке команду так называемой поддержки. Помнишь?
   Грязнов, пережевывая, кивнул.
   - Дальше. Надо проверить, была ли в той бригаде Айна. Где, когда, с кем - они же целыми ансамблями гастролируют! Из этой информации мы сможем установить круг лиц, в том числе заинтересованных, и наоборот. В результате станет ясно - это была месть или все тут гораздо глубже.
   - Сам-то что думаешь?
   - Лично я не стал бы убивать сразу двоих, если баба мне изменила. Но возможно, кто-то на нее делал ставку, а она не оправдала надежд. "Вокзал" же ей, как ты говоришь, кто-то оборудовал!
   - Ладно, - хитро ухмыльнулся Грязнов, - животрепещущую тему мы с тобой еще успеем сегодня обсудить, а пока ты мне вот что скажи, друг любезный: это кто ж тебе разрешил стрелять в живого человека?
   - С чего ты взял? - Изумлению Турецкого, казалось, не было предела. Но вопрос все равно прозвучал фальшиво.
   - А с того, что эту манеру - отрубать одним выстрелом, я лично долго, и полагал, безуспешно, прививал тебе сам. И учил тебя: когда держишь оружие, не палить как сумасшедший, а спокойно высматривать цель. Так к тебе со стороны определенного контингента уважение повысится. Ну, разве я не прав?
   - Ты, возможно, и прав, но я-то тут при чем?
   - А тебя вычислили.
   - Гоголев, что ль, звонил?
   - Ну вот, - осклабился Грязнов, - ты сам и сознался. Давай, как дело-то было? Где пистолию взял? У тебя ж не было!
   - Твой подопечный дал. Сказал: разрешаю использовать только один патрон. После чего забрал оружие и аккуратно вытер пальчики. Свои оставил.
   - Та-ак... А где вляпались?
   - Его, как я понял, вели. Возможно, из-за меня. Но "наезд" был в стиле братков. А вот водила у Рафаловича - классный. Как говорится, одной короткой рокировкой двоих размазал. Ну а я убрал третьего. А чего тебе Гоголев говорил?
   - Он не говорил, он почти не сомневался, чьих это рук дело. Ну, я и подтвердил, взял на себя такую смелость... Это хорошо, что обошлось. А теперь послушай, о чем сегодня нам, грешным, вещал дорогой президент великой державы. Вон, смотри в ящик. Это их комментарии, а мои будут позже. Давай свою посуду...
   По телевидению между тем вовсю комментировалось дневное выступление президента. Следователь из какой-то уральской области, Турецкий не успел расслышать откуда, говорил в микрофон корреспондента:
   "В последнее время я сам себе начинаю казаться Дон Кихотом, воюющим с ветряными мельницами. С одной стороны, несовершенное законодательство, словно умышленно составленное таким образом, чтобы увести преступников от ответственности, а с другой - решения судов, далекие от стремления установить истину, зачастую лишают смысла нашу работу. Преступники остаются безнаказанными, а безнаказанность порождает новые преступления..."
   - Ну и что? - заметил Турецкий. - Это для тебя открытие? Выключи ты эту бандуру... к матери! Надоело уже - одно и то же. Сколько лет работаю, столько и слышу. Да, все абсолютная правда. Кто возражает? Надеюсь, и президент это понимает? Не слышал? Не говорили тебе?
   - Там, понимаешь, какая штуковина получилась... Американцы опубликовали доклад о преступности в России. Очень серьезный. Но выводы таковы, что с нами лучше дела не иметь. Вот, полагаю, в этой связи, да еще на примере убийства того же Нечаева, видать, и накипело на сердце. Говорил-то он правильные вещи. И о законодательстве, конечно. И о том, что спуску нельзя давать распоясавшимся преступникам. Призвал соответственно все заинтересованные структуры проявить максимум усилий, чтобы навсегда лишить спокойной жизни криминальный мир. Если вслед за словами последует дело, что-то может и получиться, я не исключаю. Но если все останется очередной угрозой, можно будет сливать воду. Правда, мне уже звонили из Главного управления уголовного розыска и предложили к понедельнику подготовить тезисно свои соображения. Ну совсем как в добрые старые времена: шеф выступил, мы с готовностью откликнулись. А дело - стоит. Правда, и не падает. До поры до времени.
   - Так и у меня та же ситуация. И тоже к понедельнику. Только для моего генерального. Ну да, конечно, торопятся откликнуться... А президент, значит, после долгих уговоров решился наконец бросить перчатку?
   - Бросил. Вопрос - кто ее поднимет... Ну ладно, все это будут не раз повторять, а завтра в газетах прочитаем. Давай пока очистим мозги и поговорим за жизнь. Хорошая, говоришь, баба эта мадам Нечаева?
   - Мне понравилась.
   - А чего ж он тогда на певичку кинулся? Я-то видел ее в том положении, в котором даму подают в постель. Честно скажу, эффектная штучка. Не знаю, как с этим, - Славка постучал себя согнутым пальцем по лбу, - но зато все остальное - высший класс.
   - Я не помню, чтоб видел ее в телике, но, по-моему, блондинка, невысокого роста, ножки еще ничего. Это она с таким вот разрезом, - Саша прочертил большим пальцем себя до под мышки, - платья носит?
   - Ну вот, а говоришь! Оказывается, ты про нее буквально все знаешь! Ах ты, скромняга! И когда успеваешь только?..
   - Да они ж все на один фасон - что формы, что песни. Вот как раз степень раздевания, может, и есть главная характерная черта. И если эта Айна, Дайна, как ее? - хорошо умеет раздеваться, то мужику, каким я вспоминаю сейчас Нечаева, после своей, вполне возможно, пресноватой благоверной, вдруг захотелось горяченького и остренького. С перчиком, на "вокзале", в пампасах там или еще где-нибудь. Отчего же нет? Но это же не навечно, а так, сбегать, отвязаться, чтоб потом снова в конуру. А у Нечаева, как я понял Инну, что-то было более серьезное с этой... с-сукой вот так, через два "с". Понимаешь? Перепихнуться - это одно дело, за такое не убивают. Или тут уже такой должен оказаться Отелло, который нам с тобой и не снился. Во что лично я не верю. А значит, вопреки всем нашим желаниям, мы имеем не любовную, а политическую драму. Вот так, дружок. Кто считает, что я не прав, пусть кидает в меня обломок кирпича.
   - В твоих речах, о великий, есть своя доля истины, - витиевато заявил Грязнов, что означало: так называемый шеф уголовной полиции хочет продолжить затянувшуюся дискуссию, - однако я склонен считать причиной "лав стори".
   Грязнов вспомнил школьный английский - это было действительно достойно мессы.
   - Давай схожу, - сказал Турецкий.
   - Тут есть кому, - важно отмел инициативу хозяин кабинета и снял телефонную трубку.
   - Тогда есть встречное предложение, - заметил Турецкий. - Мы сейчас берем горючее, а заправимся у меня дома, к вящему удовольствию брошенной семьи. Как?
   - Устоять против разумного предложения выше моих сил. Идем, мы уже никому не нужны сегодня. А тезисы ты мне подскажешь. У тебя, Санек, иногда бывает очень свежая башка. И это - правильно. Но я тебе просто обязан сказать, что вчера ты своим спонтанным поступком в Питере вылил целое ведро елея на мою неверующую душу. А Витька не из тех людей, которые болтают без повода. Он сказал мне, что с удовольствием прописал бы тебя в своей команде. Это приятно, старик! Ба! Да у нас есть еще по граммулечке!.. Так давай знаешь за что?
   - Знаю, - кивнул Турецкий. - Чтоб перчатка президента не осталась валяться без присмотра. Впрочем, если у тебя есть другое предложение, широкие народные массы готовы его рассмотреть.
   - У меня нет другого предложения. Ап! - и едем в семью!
   СХОДКА В САНДУНАХ
   Поразительная вещь! Когда Юра Смирнов, следователь городской прокуратуры, молодой и симпатичный, как просил Турецкий, прибыл в Дом кино на Васильевской улице, чтобы пообщаться с кинематографическим начальством, о странной смерти Айны Дайкуте там уже знали. Ко всем прочим необходимым качествам Юра, по мнению Пустовойта, был еще и достаточно толковым малым, поэтому и включил его в свою группу. В этой связи подробности происшествия никто, естественно, не мог знать лучше, чем он. Но было любопытно послушать различные интерпретации, поудивляться слухам, подбросить вечно несытым обслуживающим кинодамам одну-другую достоверную детальку, после чего наслаждаться полным доверием и расположением оных. У новичка глаза бы разбежались, но Юра был действительно толковым следователем и умел пользоваться выигрышным положением супервнимательного слушателя.
   Поэтому уже через час с небольшим он знал о Дайкуте столько, сколько ему не смогли бы рассказать анкеты и справки самых умелых кадровиков.
   Ну, во-первых, это была та еще девочка! Обладая голосом с небольшим, в сущности, диапазоном, она, проучившись у какой-то классной преподавательницы в Риге, из тех еще, чуть ли не с итальянской школой, могла со своими невеликими достоинствами творить поистине чудеса. И творила. Бывали ситуации, когда мужики в буквальном смысле валились к ее ногам.
   Кстати, о ногах. Маленькая и, если по правде, не очень красивая, она научилась выглядеть так, что за ее якобы невидной простотой вдруг открывалась та-акая роскошная баба, о которой можно только мечтать. И если она, часто ради шутки, на спор, - как сказала Юре одна ерзающая на стуле черноглазая, цыганистого типа, девица - "ложила" глаз на клиента, тот, можно сказать, больше и не рыпался.
   "Клиент" - это кое-что объясняло. Но далеко не все. А словоохотливая "черноглазка", как оказалось, мнившая себя чуть ли не доверенным лицом Айны, а теперь словно получившая наконец возможность и право сказать миру правду, и только правду, живописала похождения прибалтийской Золушки, в одночасье ставшей королевой большого бала.
   Как и было естественно, во-первых, она оставалась именно певицей. Актрисой - далеко "во-вторых". Какая она актриса! Экран требует определенной лепки лица, фактуры, выразительности, а тут как-то все плоско и пресновато. Зато эта упрямая и достаточно капризная стервоза, на удивление, умела носить платья, а уж раздеваться!.. Тут ей, пожалуй, равных не было. Одна ее старая приятельница, такая актриска из средненьких, из эпизодов, рассказывала, что еще в Риге, в одном ночном баре-казино, она, поругавшись с кем-то из обслуги - то ли с мэтром, то ли с крупье, то ли с самим хозяином, это теперь неважно, - напрочь сорвала всю ночную программу. Она вдруг велела мальчикам играть, вышла в игорный зал и запела, да так, что рулетка подавилась и стихла. А когда она, не прекращая петь, выдала публике настоящий полный стриптиз, все в буквальном смысле ошалели. И затем, глядя в воспаленные глаза мужиков, она заявила, что уходит в другое кафе или клуб, черт ее знает куда, и все толпой повалили за ней. Хозяину оставалось только рвать на себе волосы.
   Если Юра считает, что это расхожий анекдот, он может лично проверить позвонить Полине. Скиба ее фамилия. Кстати, тоже пела, но - средненько, как все у нее. Айна, между прочим, не держала рядом с собой ярких людей, в смысле женщин. А на обычном фоне сама, конечно, блистала как звезда первой величины. Умная. Ну и хитрая достаточно. Скольких сумела выдоить!
   Чувствуя, что разговор входит в наиболее интересующую его плоскость, Юра активно поддержал несколько гаснущий костер сплетен.
   - А ведь она покуривала? - кинул затравку.
   - Ха, покуривала!
   Забавно, но из оживленного спора, возникшего неожиданно и длившегося не более каких-то пяти минут, Юра сумел узнать, что Айна не просто "покуривала", а натурально кололась. Что пила она, как лошадь, и именно из-за этого ее "вечного кайфа" у нее постоянно менялся состав музыкальной группы. Такого темпа не выдерживал никто. Ну и наконец, она просто не знала никакого удержу с мужиками. Причем не просто там, ну, как обычно бывает, понимаете?.. Пытливо заглядывая Юре в глаза, настаивала-убеждала черноглазая Галочка, страстно расширяя зрачки. И он отлично понимал, что она имела в виду. Ну, скажем, если бы, к примеру, вы и... я вдруг решили... ну, захотели, да так, что душа вон, то... устроились бы в конце концов. И были бы оба довольны. Но она, Айна эта, нормально не любила, ей надо было обязательно с вывертом, понимаете?
   В общем, атмосфера накалялась. Еще минута, и кто-нибудь из присутствующих дам, не говоря уже о распаленной Галочке, кинется демонстрировать вышеозначенные выверты. Пора было закругляться, ибо сдержанные поначалу женщины, увлекшись воспоминаниями, явно превращались в неутоленных потаскух. Да и информация пошла, мягко говоря, с приличным душком. Ничего она не кололась, эта Айна Дайкуте, что с полной ответственностью установил судмедэксперт. А вот напитков в комнате, в смысле в ее роскошных апартаментах, в самом деле хватало. И что касается мужиков, так тут тоже дело спорное. Про всех без исключения примадонн рассказывают практически одно и то же. Это все истории для таксистов. Они любят живописать, как какая-нибудь всем известная дама, приехав домой за полночь и не имея денег, прямо тут же, в салоне "Волги", расплачивалась натурой, да такие способности демонстрировала - аж дух захватывает! Слыхали, и не раз.
   - Так где, говорите, милые дамы, отыскать мне эту самую Полину?
   - А вы вечерком, попозже, загляните сюда к нам, - многообещающе намекнула все та же неудержимая, ерзающая Галочка, - и я, или кто-нибудь из девочек, подведет вас к ней. Познакомит, представит. Ну а дальше все будет зависеть от ваших личных способностей! - при этом "девушки" почему-то неудержимо рассмеялись. Видно, знали такое, что настырному посетителю еще предстояло узнать.
   Вообще-то, понял он из дальнейших пояснений, обычно та же Скиба предпочитает проводить время в разных "Метелицах", "Колоколах", "Арлекинах", где народ тусуется, который пожирней. Но сегодня, поскольку весть об Айне разнеслась достаточно широко, наверняка сойдутся тут, в альме, так сказать, матери. Нервный, хотя и зажравшийся, бомонд иной раз сам над собой суд вершит, но пасть жертвой так называемой бандитской разборки - и откуда это стало известно?! - совсем другой коленкор, здесь и слезы, и сочувствие, и цветы от чистого сердца, и... Впрочем Юра, ну да, просто так, без отчества, сможет и сам убедиться. Так, значит, к восьми? Естественно, его встретят у входа, проведут, покажут, познакомят, а уж он... Оказывается, не только в кино есть симпатичные мальчики...
   А кстати, в конце дня решится и вопрос с похоронной комиссией. Надо же будет все как следует подготовить. Такие вещи не делаются наспех, с бухты-барахты. Надо оповестить возможных родных покойной. У нее же, кажется, мать жива, в Риге, а это - заграница. Виза, прочие формальности. Да и квартира, говорят, опечатана. И все-то они знают, эти "девушки", плотоядно поглядывающие на симпатичного новичка с крепкой фигурой спортсмена и заманчивой профессией сыщика, - им-то все едино: раз сотрудник органов ищет преступника, значит, он сыщик и есть. Следователь как-то не очень звучит. Но его уже, похоже, взяла под свою цепкую опеку старший инспектор по кадрам Галочка Галеева, а из ее рук никто просто так, по своей воле, не уходил. Это после нее - пожалуйста, сколько угодно. А раз она глаз "положила", значит, так тому и быть, можете чувствовать себя спокойно...
   Уходя, многозначительно обласканный обещающими взглядами Юра Смирнов уносил в записной книжке целый набор адресов и телефонов, принадлежащих ряду лиц, хорошо знающих Дайкуте, - режиссерам, их помощникам, руководителям актерской гильдии и, наконец, тезке Смирнова, Юрию Волковскому, продюсеру Айны. Вот это уже было что-то. Хотя от сплетен и здесь не избавишься.
   Со Скибой, конечно, следовало бы встретиться. Но Смирнову было немного не по себе от активного протежирования Галочки. Хотя, с другой стороны, ничего такого, чего бы он не знал, она предложить все равно не сможет. Позвонив старшему в "контору" и никого там, естественно, суббота же, не застав, Юра решил действовать на свой страх и риск. Впрочем, если быть справедливым, страху у него никакого не наблюдалось, а риск - он был не более, чем во всех иных, подобающих данному случаю, ситуациях. Ну надо будет удовлетворить девушку, и что тут такого! Произведенное добро во имя хорошей цели добром и вспоминаться будет. И наоборот: при дрянной задаче станет насилием, за которое обязательно однажды придется платить - не одним, так другим. А неженатый человек Юра Смирнов пока не желал ради чьих-то интересов расставаться со своей удобной холостяцкой жизнью.