Ордубади Мамед. Меч и перо

   ______________
   * Хастахзна- больница,
   - Я на все согласна, лишь бы хоть раз увидеть его живым и здоровым! Только бы взглянуть на него!
   - Скажите, дорогая ханум, если я покажу вам вашего брата, вы сдержите свою клятву?
   - Сдержу непременно! Но неужели вы можете показать мне моего Хюсамеддина?!
   - Да, могу. Пусть ханум также знает, что я одинок и у меня нет семьи. Кроме того, я рожден от очень благородных родителей.
   - Ваше доброе сердце - свидетель вашего благородного происхождения!
   - Можете ли вы поклясться мне, что исполните вашу клятву?
   - Клянусь жизнью моего брата!
   - Если ханум будет держать все в тайне и никому ничего не расскажет, она сможет каждый вечер видеться в этой комнате со своим братом.
   - Вы не шутите?!
   - Я говорю вполне серьезно. У меня в тюрьме находится один человек по имени Хюсамеддин. По всему судя, это он и есть.
   - Вы не могли бы описать мне его внешность?
   - На правой щеке у него большая черная родинка.
   Из глаз женщины опять хлынули слезы.
   - Это он! Мой любимый брат!
   - Умоляю, ханум, возьмите себя в руки, - прошептал мюдир и вышел из комнаты.
   Не прошло и пяти минут, как дверь отворилась и в комнату всшел Хюсамеддин.
   Женщина бросилась к нему на шею с возгласом:
   - Дорогой братец!
   Целуя его, она шепнула:
   - Задуши мюдира и переоденься в его одежду. Мюдир, войдя через минуту в комнату, спросил:
   - Этот джанаб ваш брат?
   - Да, это он, мой бедный, несчастный брат, - с плачем ответила женщина.
   Хюсамеддин подошел к мюдиру.
   - Вы совершили благородный поступок, позволив мне увидеться с моей обожаемой сестрой, - сказал он, пожимая одной рукой руку мюдира. И тотчас другою схватил его за горло.
   Мюдир начал отбиваться, но на помощь Хюсамеддину подскочила его "сестра", и через минуту добросердечный поклонник женской красоты лежал на полу своей комнаты бездыханный.
   Хюсамеддин быстро переоделся в одежду мюдира, затем они с "сестрой" вышли из комнаты, заперли дверь, а ключ забрала с собой.
   В темноте караульный у ворот принял Хюсамеддина за мюдира тюрьмы.
   - Я провожу ханум и сейчас же вернусь, - тихо сказал Хюсамеддин. - Час поздний, ханум живет далеко, в квартале Абу-Даджаны, и боится идти одна.
   Когда бледно-желтая луна поднялась над минаретом гробницы Исмаила, Хюсамеддин был уже далеко за городом и скакал к границе Хорезмского государства на коне, приготовленном для него заботливой "сестрой".
   Гатиба ликовала.
   Итак, побег Хюсамеддина из тюрьмы прошел успешно. По престижу Фахреддина был нанесен удар.
   Награда мелеке превзошла все ожидания ненасытной Себы-ханум.
   Фахреддин же, получив от Кызыл-Арслана суровое порицание, принялся разыскивать женщину, которая помогла Хюсамеддину совершить побег.
   Призвав к себе караульных, он начал расспрашивать их:
   - Что вы можете сказать об этой женщине? Кто в тот вечер стоял на страже у ворот?
   - Я, джанаб раис! - ответил один из караульных. - Эта женщина ежедневно приходила в тюрьму и передавала заключенным еду. Случалось, она приходила дважды в день. Она
   небольшого роста, очень набожная, с ее уст не сходили имена Аллаха и святых пророков. Однажды мне удалось увидеть ее лицо, но она тут же спрятала его под чаршаф. Она очень красивая. Когда она передавала мне узелок с едой для заключенных, я обратил внимание: на правой руке у нее три дорогих кольца. На голове у ханум всегда был черный чаршаф, обшитый по краям зеленым шелком. На башмаках ее я заметил серебряные узоры. Голос у нее нежный и печальный. Она очень часто плакала. Я в жизни не встречал таких щедрых женщин. У нее привычка - одарять всех бедняков деньгами.
   Фахреддин, обернувшись к сидящему с ним рядом человеку, приказал:
   - Запиши все, что сказал этот аскер. Если ты и твои люди встретите женщину, похожую на эту, немедленно задержите ее и приведите ко мне!
   Фахреддин не сомневался в том, что Хюсамеддину помогла бежать из тюрьмы Себа-ханум. Но она жила во дворце мелеке, куда он не мог послать своих людей, чтобы арестовать ее. Кызыл-Арслан тоже был против этого, так как арест Себы-ханум во дворце мелеке означал бы, что Гатибу также считают сообщницей Хюсамеддина.
   Кызыл-Арслан распорядился тайно схватить Себу-ханум, когда она выйдет из дворца и предать ее смертной казни.
   С утра и до вечера сыщики Фахреддина бродили вокруг дворца Гатибы, высматривая женщину с приметами, которые были сообщены им.
   Себа-ханум отлично знала, что ее ищут. Ей было известно, что Фахреддин и Кызыл-Арслан приказали схватить ее на улице и бросить в тюрьму. Ей захотелось продемонстрировать перед Фахреддином и Кызыл-Арсланом свою ловкость и смелость. Она решила еще раз показать им свое мастерство.
   В то время как люди Фахреддина, расставленные вокруг дворца покойного атабека Мухаммеда, высматривали женщину небольшого роста, в черном чаршафе с зеленой каймой, в расшитых серебром туфлях, Себа, одетая совсем иначе, увеличив с помощью высоких каблуков свой рост, ежедневно выходила в город, стараясь осуществить задуманный план. Часами расхаживая вокруг дома, в котором жил Фахреддин, она искала случай пробраться в его комнату. У нее была мечта: до отъезда Гатибы в Рейское государство нанести Фахреддину еще один удар и получить от мелеке в награду за это много золота.
   В полдень, когда муэдзин на минарете при гробнице Исмаила прокричал: "Аллаху акбар!", из дома Фахреддина вышла женщина, закутанная в черный чаршаф, бормоча вполголоса: "Аллаху акбар, кабирен кабира..." В руках у нее был объемистый узел с бельем.
   Себа-ханум тотчас догадалась, что это прачка, стирающая для Фахреддина. Приблизившись к ней, она поздоровалась и сказала:
   - Если бы у вас было время, я свела бы вас к моей госпоже, которая уже давно ищет добросовестную, аккуратную прачку.
   - Сегодня и завтра я буду очень занята, - ответила женщина.- Джанаб Фахреддин просил меня как можно скорее вернуть ему белье.
   - Когда вы отнесете белье джанабу Фахреддину?
   - Мы не договорились точно. Я думаю, послезавтра все будет готово.
   - А где я вас увижу?
   - Где вам удобно? Я могу прийти туда, куда вы скажете.
   - Послезавтра пятница. Вы придете в этот день к гробнице Абу-Даджаны?
   - Конечно. Разве можно жить в Хамадане и не прийти в пятницу к гробнице нашего святого?!
   - Когда вы там будете?
   - Полуденный намаз я хочу совершить у гробницы Абу-Даджаны.
   - Там и встретимся. Женщины разошлись.
   В пятницу под вечер Фахреддин сидел в своем доме у окна, выходящего на площадь перед арсеналом, предаваясь невеселым размышлениям.
   "Опять эта беспутница провела меня! - негодовал он.- Подумать только, в моих руках власть, у меня войско, а она так легко и свободно проникла в тюрьму, умертвила мюдира и помогла бежать изменнику родины Хюсамеддину. Какой позор! Какой стыд!"
   Мимо окна по площади шли прохожие.
   Вдруг сердце Фахреддина взволнованно забилось: он увидел женщину в черном чаршафе с зеленой каймой. Он бросил взгляд на ее ноги: туфли были расшиты серебряными узорами.
   "Себа-ханум!.. - прошептал он. - Да, это она!.. Все приметы сходятся. Теперь-то ты не уйдешь от меня!.."
   Выбежав из комнаты, Фахреддин скатился вниз по лестнице к двери, у которой стояли двое караульных.
   - Следуйте за мной!.. - приказал он и в этот момент увидел перед собой женщину, закутанную в черный чаршаф, с узлом в руках.
   - Уважаемый ага, я принесла ваше белье, - сказала прачка.
   - Отнеси его в комнату, я сейчас вернусь! - крикнул ей Фахреддин на ходу и, увлекая за собой караульных, со всех ног, бросился в ту сторону, куда пошла Себа-ханум.
   Через минуту он увидел ее.
   Себа-ханум шла очень быстро. Это было на руку Фахреддину, так как арест женщины в центре города мог послужить поводом для различных кривотолков.
   Когда Себа свернула в переулок у площади Кожевников, он окликнул ее:
   - Остановись, фахиша!
   Женщина обернулась и, ответив Фахреддину непристойным ругательством, продолжала свой путь.
   - Я тебе говорю, потаскуха! - воскликнул Фахреддин в гневе.- Теперь-то ты не уйдешь от нас!
   Женщина нагнулась и, подняв с земли камень, замахнулась на преследователя. Фахреддин успел схватить ее за руку. Как и говорил караульный, на пальцах у нее были три дорогих
   перстня.
   - Это она! Хватайте ее! - приказал Фахреддин аскерам.
   Те набросились на женщину, которая начала яростно отбиваться. Чаршаф соскользнул с ее головы и Фахреддин остолбонел: перед ним стояла женщина лет пятидесяти, кривая на один глаз, с изрытым оспой лицом.
   - Умоляю вас, ханум, извините нас... - растерянно пробормотал Фахреддин. - Мы вовсе не насильники! У нас и в мыслях не было... Мы ищем преступницу... Приметы, которые нам сообщили, сбили нас с толку...
   Извинения мало утешили оскорбленную женщину. Она расплакалась, приговаривая:
   - Будь ты проклят, падишах Тогрул! Да превратится в гроб твой трон! Среди бела дня в твоей столице пришлые аскеры оскорбляют невинных женщин, обзывают их непристойными словами. Какая я вам фахиша?! Я в матери гожусь вам, бесстыдники! Я заставлю вас пойти со мной к кази. Или вы докажете, что я фахиша, или пусть он засадит вас в тюрьму за оскорбление невинной женщины!
   Как Фахреддин ни извинялся, ему не удалось успокоить рассвирепевшую ханум. Наконец она удалилась, осыпая его бранью и проклятьями.
   Фахреддин, сконфуженный, поплелся к себе домой. Пот градом катил с его лица.
   Войдя в свою комнату, он увидел странную картину: его сундук был взломан и опустошен. Исчезли деньги, драгоценности и важные государственные бумаги. Вор забрал также все, что было в комнате из его одежды.
   На подоконнике лежал небольшой узел. Фахреддин, нетерпеливо развязав его, увидел, что он набит женскими платьями и другими предметами женского туалета.
   Фахреддин оторопел. Только сейчас он начал догадываться, что женщина с узлом в руках, которую он встретил у двери своего дома, вовсе не была прачкой.
   - Скорей, скорей, не теряйте времени! - крикнул он аскерам - Догоните ту рябую ведьму, которая только что поносила нас! Она специально надела чаршаф с зеленой каймой и расшитые серебром туфли, чтобы выманить нас из дома!
   Стражники бросились к площади Кожевников, но поиски их не увенчались успехом. Они видели много женщин в черных чаршафах, но увы, ни на одном из них не было зеленой каймы.
   Когда аскеры ушли, Фахреддин еще раз осмотрел оставленное ему на память женское белье и обнаружил в нем записку:
   "Мы могли бы умертвить тебя, почтеннейший раис, подмешав яд в твою еду, но не пожелали сделать этого. Мы пощадили тебя, так как считаем, что ты ни в чем не виновен. Пусть сегодняшнее происшествие послужит тебе предостережением. Если ты в скором времени не уберешься из Хамадана, мы приговорим тебя к смерти и приведем приговор в исполнение.
   Пойми, иракцы не допустят, чтобы какой-то азербайджанец командовал в Хамадане, под самым их носом!"
   Прочитав письмо, Фахреддин задумался. Впервые в жизни его подвергли такому оскорблению.
   "Нет, иракцы тут ни при чем, - подумал он. - Все это женская хитрость. Случалось, иракцы выходили на меня с мечами, но я не помню случая, чтобы они воровали мою одежду, подменяя ее женскими тряпками. Иракцы хорошо знают меня. Им приходилось видеть меня на поле боя. Они знают, что Фахреддин настоящий мужчина, которому не пристало носить женские юбки. Это проделки Гатибы и Себы-ханум!"
   Вызвав караульных, он приказал:
   - Не смейте говорить никому ни слова о случившемся! Все должно остаться в тайне.
   РЕФОРМЫ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ
   Кызыл-Арслан, считая, что основной корень зла кроется в несовершенном государственном устройстве, начал пересматривать правительственные законы. Он давно мечтал о том, чтобы за их исполнением следили не духовные лица, а государственные чиновники.
   Прежде всего он решил организовать государственные суды. Духовенство отнеслось к этой его идее крайне враждебно.
   По распоряжению Кызыл-Арслана была создана особая комиссия, которая должна была заняться разработкой проекта земельной реформы.
   Налоги, взимаемые с крестьян, оставались неизменными со времен арабского нашествия. Они были непомерно велики и вконец разоряли крестьян, которым часто приходилось бросать свою землю и бежать в город на заработки. Эти налоги подрывали сельское хозяйство.
   Кызыл-Арслан считал, что работающие на земле люди должны иметь покровителя не в лице безжалостного мюлькедара, а в лице правительства.
   "Новая земельная реформа облегчит участь крестьян, - думал он, сделает их более заинтересованными в труде, что благоприятно скажется на урожайности".
   Он подготовил текст фирмана, в котором говорилось:
   "Отныне при определении налога надо учитывать не количество земли, которой владеет крестьянин, а размер урожая, собранного им с этой земли".
   Кызыл-Арслан много думал о создании единого свода законов, о наказаниях и штрафах.
   Им был издан фирман:
   "Отныне размеры штрафов и наказаний должны определяться государственными судами. Так как земельные и политические дела имеют прямое отношение к правительству, духовенство не должно вмешиваться в них. Что касается лиц, обвиняемых в преступлениях против ислама, они также должны наказываться и штрафоваться в государственных судах, на которых будут присутствовать духовные лица".
   Этот фирман привел в ярость духовенство, главным образом казн; ибо правительство лишало их неисчерпаемого источника доходов.
   Кроме того, Кызыл-Арслан издал фирман, осуждающий сектантскую борьбу и вражду религиозных течений. В нем говорилось:
   "Лиц, использующих коран как оружие в сектантской борьбе, следует наказывать как опасных политических преступников. Те, кто будет искать в коране оправдания сектантским распрям и религиозной междоусобице, будут преследоваться как враги ислама. В случае возникновения споров между шиитами и суннитами, к ним будут применяться новые законы о наказаниях.
   Те ваизы и хатибы, которые с минберов мечетей будут разжигать вражду между сектами и религиозными течениями, лишаются права выступать в мечетях перед верующими. А те из них, которые станут призывать верующих к насильственному истреблению инакомыслящих, будут предаваться смертной казни, как внутренние враги государства.
   Иноземные захватчики, в том числе халифы, всегда опирались на секты и религиозные течения, желая расколоть единства исламского мира и посеять в государствах Востока смуту. В этом они умудрялись делать своим сообщником даже священный Коран".
   Однако, претворяя в жизнь свои реформы, Кызыл-Арслан столкнулся с теми же трудностями, что и халиф Мамун, правивший в первой половине IX века.
   В своем письме к визирю Шамсаддину Кызыл-Арслан писал:
   "Чтобы превратить восточные государства в цивилизованные страны, недостаточно иметь в них сильные правительства,- нужны также сильные, мудрые, энергичные реформаторы.
   Проблема реформ не может быть решена только с помощью силы оружия. Нужно через науку и литературу внедрять в сознание народа мысль о том, что коран и государственные законы не могут ужиться вместе.
   Сейчас, когда мы приступили к реформаторской деятельности, мы на каждом шагу встречаем сопротивление проповедников Корана.
   Задумав создать новую налоговую систему, стремясь осуществить земельную реформу и упразднить старые бесчеловечные законы, такие, как откуп за убийство, мы натолкнулись на упорное противодействие духосенства, ибо наши реформы лишают их больших прибылей и сильно урезают их права. Более всего они воспротивились созданию правительственных судов, так как это отнимает у них возможность получать от народа взятки.
   Духовенство Багдада и Хамадана, стремясь опорочить мои последние фирманы, вооружилось пока что только Кораном. Но и это уже немало! Увы, простой народ не понимает, что причиной всех его бед является религия, Коран и секты. Поэтому райят смотрит на все наши реформы как на бунт против ислама.
   Пользуясь своим влиянием, духовенство натравливает народ на правительство. Больше того, хатибам даже удалось склонить на свою сторону некоторую часть нашего войска!"
   Со всех концов империи султана Тогрула в Багдад полетели жалобы духовных лиц на политику Кызыл-Арслана. Они утверждали, что новые реформы направлены против исламской веры и духовной власти повелителя правоверных.
   Кызыл-Арслан не обращал внимания на их козни. Сравнивая различные переводы Корана и религиозные книги, толкующие Коран, он пытался доказать, что именно Коран повинен в расколе и распрях исламского мира.
   Однако его старания не принесли ему ничего утешительного, ибо духовенство, считавшее, что новая политика направлена исключительно против них, мешало ему заручиться поддержкой народа. Больше того, реформы Кызыл-Арслана имели много противников и среди народа. Темные, неграмотные люди начали называть Кызыл-Арслана вероотступником.
   Основная ошибка Кызыл-Арслана заключалась в поспешности. Вместо того, чтобы постепенно проводить в жизнь свои разумные реформы, он задумал разом ликвидировать законы, имеющие традицию тысячелетней давности. Он не принял во внимание, что обычаи, узаконенные религией, невозможно изменить фирманом, который представляет собой всего-навсего бумажку, пусть даже украшенную печатью хекмдара.
   Вторая большая ошибка Кызыл-Арслана состояла в том, что, замышляя реформы, он хотел пойти путем, которым в свое время шел халиф Мамун, и начал с того, что заговорил о несоответствии корана условиям тогдашней жизни. Эта мысль была сама по себе очень верная, ибо фанатизм во всех его уродливых формах всегда опирался на Коран, находя в нем свое обоснование. Но разве могли это понять темные невежественные люди, отравленные ядом религии? Мысли Кызыл-Арслана были непонятны им, а потому чужды.
   Если бы Кызыл-Арслан повел борьбу сначала с отдельными вредными обычаями, опирающимися на Коран, он мог бы найти себе сильных сторонников среди шейхов враждующих между собой сект,
   Если бы он пошел по этому пути, Коран постепенно терял бы свою силу и значение, ибо Коран не может обойтись без ереси и фанатизма. Жизненность Корана заключается именно в том, что его всякий раз по иному толкуют и, запутывая в нем все, даже самое простое и обыденное, превращают в нечто сверхъестественное и божественное.
   Исламское духовенство хорошо понимало, что из Корана невозможно будет извлечь выгоду, признав его как историческое произведение или дастан о жизни народов. Ясно, Коран не заключал в себе законов и идей, с помощью которых могло бы жить цивилизованное общество, ибо Коран был временным оводом законов для людей примитивного общества. Для того, чтобы, этот свод законов не изжил себя, надо было исказить его и доказать его божественную сущность, переосмысливая в нем каждую, строчку.
   Так родились ересь, фанатизм, различные исламские толкования, а отсюда уже борьба сект.
   Кызыл-Арслан мог бы достигнуть успеха, если бы начал проводить реформы снизу, постепенно, привлекая на свою сторону простой народ. Но он хотел сразу сокрушить исламскую веру и потому не мог выйти победителем.
   Представители духовенства, жалуясь в своих посланиях халифу на действия Кызыл-Арслана, писали: "Азербайджан заражает весь Восток безбожием!"
   В конце-концов на попытку проведения реформ Кызыл-Арслана начали смотреть как на дьявольское наущение. Этим воспользовались враги Кызыл-Арслана. Многие духовные лица, бежавшие в соседние государства, создали там политические организации, направленные против Кызыл-Арслана. Иноземные хекмдары оказывали щедрую денежную помощь этим "защитникам веры", используя случай вмешаться в дела империи азербайджанских атабеков.
   Появились специальные религиозные трактаты, порочащие реформистские попытки Кызыл-Арслана. На помощь улемам опять-таки пришел коран, в котором они вычитали новые откровения и мысли, призванные очернить действия энергичного хекмдара.
   Попытки Кызыл-Арслана провести реформы не могли увенчаться успехом еще и потому, что основой государственного строя по-прежнему оставался абсолютизм.
   Несмотря на ошибки Бабека, надо признать, что путь, по которому он шел, был наиболее верный. Чтобы достичь успеха в деле проведения реформ в каком бы то ни было восточном государстве, где господствуют ислам и абсолютизм, следовало идти только путем Бабека.
   Несомненно, Бабек понял, что религия и государственный строй, где основа - абсолютизм, - это кровные братья, и поэтому повернул свое оружие и против религии, и против правительства. Бабек знал: не свергнув власти правителя, нельзя победить религию.
   Кызыл-Арслан не мог, обнажив меч, поразить им самого себя же. Он оказался бы победителем лишь в том случае, если бы был способен изменить в корне весь государственный строй.
   На это не мог пойти в IX веке халиф Мамун, не пошел на это и Кызыл-Арслан.
   Халиф Насирульидиниллах не мог оставаться равнодушным, глядя на действия Кызыл-Арслана. Он написал ему суровое письмо:
   "Уважаемый хекмдар!
   Элахазрет султан Тогрул утвержден нами владыкой Азербайджана, Ирака, Персии и Рея. Повелитель правоверных предоставил только ему полномочия вершить делами в этих государствах и заниматься реформами.
   Ваши войска заняли Хамадан и подступили к границам Арабского Ирака. После этого Вы начали осуществлять всевозможные реформы. Мы не можем назвать это иначе, как бунтом против ислама и повелителя правоверных.
   Результатом Ваших предательских действий явится то, что Вы будете лишены власти в государстве азербайджанских атабеков, власти, унаследованной Вами как представителем рода атабека Эльдегеза.
   Вы сделали попытку устранить в Хамадане и других городах салтаната шариатские суды и сместили с постов многих духовных лиц.
   Вы не имели права вмешиваться в дела, подвластные только нам, халифу багдадскому.
   В ответ на Ваши действия я хочу отлучить Вас от веры и запретить Вам жить в государствах халифата. Вам придется искать себе приют на земле гяуров.
   Я слышал, Вы оскорбили духовенство и знатных лиц Хамадана, лишив их принадлежащего им имущества.
   Собственность приверженцев исламской веры священна и неприкосновенна. Вы не должны были этого забывать.
   Получив мое письмо, Вы должны, не мешкая, вернуть рабам Аллаха все их добро.
   Приказываю Вам освободить всех, кто был Вами арестован, а те, кто были сосланы, должны вернуться на родину.
   Вы должны заплатить цену крови наследникам тех, кого Вы приказали вздернуть на виселице за их приверженность религии, своей родине и своему падишаху.
   Ваше вмешательство в дела казны заслуживают самого строгого порицания. Охрана казны поручается самому справедливому и набожному человеку, то есть падишаху страны.
   Падишах пользуется покровительством халифа, а халифу покровительствуют святой пророк Мухаммед и всевышний Аллах.
   Священный Коран обеспечивает неприкосновенность прав, которые предоставлены повелителем правоверных падишаху.
   В течение недели по получении этого письма передайте свое войско в распоряжение законного падишаха, а сами уезжайте за пределы исламских государств.
   Если Вы посмеете ослушаться моего приказа, я двину на Хамадан свои войска. Вы и Ваши сторонники будут схвачены и казнены как враги веры.
   Повелитель правоверных Насирульидиниллах.
   Багдад. Десятый день месяца Шабана",
   Письмо халифа было доставлено в Хамадан особым посольством из десяти человек.
   Прочитав письмо, Кызыл-Арслан обратился к Фахреддину:
   - Я считаю, султан Тогрул непричастен к этому письму. Несомненно, оно написано только по настоянию духовенства, Гатибы и ее друзей, иноземных приспешников, которые добиваются раздела нашего государства. Если бы халиф не прислал мне этого письма, возможно, я отказался бы от мысли захватить Багдад. Но, если я сейчас не придам значения письму повелителя правоверных, он обнаглеет еще больше. Надо проучить халифа и показать ему его место. Очевидно, он еще не знает, что время халифов миновало. Стоит мне захотеть и он завтра же уступит свое место другому. Не надо торопиться с ответом на его письмо, мы должны все хорошо продумать. А пока организуем щедрый пир в честь посланцев повелителя правоверных, которые привезли это письмо. Устрой смотр войска, которое находится в Хамадане и его окрестностях. Пусть багдадские гости посмотрят, какой силой мы располагаем.
   По приказу Кызыл-Арслана за городом, в одном из живописных садов, принадлежавшем покойному атабеку Мухаммеду, был организован пышный пир.
   Посланцы халифа выехали за город в сопровождении большого воинского отряда, возглавляемого Фахреддином. С двух сторон на дороге выстроились вооруженные азербайджанские всадники. Гости поразились порядку, царившему в войске, и его численности.
   Садир посольства халифа тихо сказал, обращаясь к своим товарищам: