Ордубади Мамед. Меч и перо

   Известие о прибытии поэта Низами застало Кызыл-Арслана в тот час, когда он пировал в шатре со своими приближенными.
   - Пусть военачальники и знать торжественно встретят поэта! - приказал он визирю Шамсаддину, затем обернулся к слугам: -- Уберите скатерти с вином. Виночерпии и мютрибы пусть удалятся, здесь останутся только певцы и музыканты. К нам приехал поэт, чьи стихи могут быть сравнимы с волшебным эликсиром жизни, какая же надобность в этом напитке, приготовленном из гроздей винограда?!
   Когда Низами вошел в шатер, Кызыл-Арслан поспешил навстречу ему, обнял и усадил рядом с собой.
   Началась беседа. Хекмдар, объясняя причины, по которым он привез в Тебриз Гатибу, сказал:
   - Временно поселив эту женщину в Азербайджане, я избавил от опасности значительную часть государства. На днях Гатиба опять уедет в Хамадан, куда я перенес свою столицу.
   Низами улыбнулся:
   - Разумно ли, хекмдар, спасая от опасности часть государства, ставить под угрозу свою собственную жизнь? - спросил он.
   Кызыл-Арслан тоже не удержался от улыбки.
   - Будущее зависит от событий наших дней.
   - Государством нельзя руководить с помощью одной философии, хекмдар, возразил Низами. - Нельзя ждать, пока события наших дней изменят будущее государства. Хекмдары должны изменять и направлять ход событий. Чтение философских книг доставляет нам большое удовольствие, но книжная философия расходится с философией жизни, она неприменима к жизни народа. Очень многое из того, о чем только что говорил мне хекмдар, пойдет во вред народу, очень многое вовсе неосуществимо. Жизнь народа невозможно узнать со слов местных правителей. Хекмдар должен лично познакомиться с жизнью народа, ибо для тех, кто окружает его, невыгодно говорить ему правду о народе. Придворные обманывают хекмдаров, которые заперлись в дворцовых стенах. Когда голодный народ приходит к дворцу падишаха, чтобы выразить ему свой протест, лживые царедворцы говорят: "Слава Аллаху, в стране покой и процветание! Райят пришел благодарить элахазрета и пожелать ему долгой жизни".
   Низами и Кызыл-Арслан долго беседовали о политике и положении в государстве.
   Многое из того, что говорил хекмдар, поэту не понравилось.
   Прощаясь, Низами преподнес Кызыл-Арслану дастан "Хосров и Ширин".
   Сразу же по приезде в Хамадан Гатиба принялась плести сеть интриг, замышляя расправу со своими смертельными врагами. Прежде всего она вызвала из Хорезма своего старого друга и сообщника Захира Балхи.
   Однажды вечером прохожие на площади перед дворцом покойного атабека Мухаммеда содрогнулись от душераздирающего вопля, донесшегося со стороны дворцовой веранды.
   Когда Хюсамеддин, исполняющий обязанности назира [назир - управитель, министр] дворца и дворцовый кешикчи-баши Абюттар прибежали на веранду, они увидели такую картину: на полу в луже крови лежала любимая рабыня Гатибы Сафа-ханум: из спины ее торчал наконечник стрелы, пронзивший ее тело насквозь.
   Через минуту рабыня скончалась. На веранду сбежались все обитатели дворца. Не было здесь лишь одной Гатибы.
   Вдруг в дверях веранды появилась рабыня Рюбаба с искаженным от страха лицом.
   - На помощь! На помощь! - закричала она.- Гатиба-хатун лишилась чувств!
   Хюсамеддин поспешил к комнате Гатибы. У двери он столкнулся с дворцовым лекарем.
   - Что с мелеке? - спросил он взволнованно.
   - Успокойтесь! Опасности нет никакой, - ответил лекарь. - Мелеке сильно испугалась. Ведь вы знаете, Сафа-ханум была ее любимица, которую она не отпускала от себя ни на шаг. Не впускайте к мелеке никого. Причитания рабынь и служанок еще больше расстроят ее.
   Лекарь удалился.
   Через полчаса к Хюсамеддину прибежал запыхавшийся кешикчи-баши Абюттар.
   - Убийца схвачен!-доложил он.
   - Кто этот негодяй?-спросил Хюсамеддин, сжимая кулаки.
   - Конюший, присматривающий за лошадьми иранских аскеров и дворцовой охраны.
   - Допрасите убийцу. Негодяй! За что он убил безвинную девушку.
   Абюттар, вернувшись на веранду, приказал привести злодея конюшего.
   Когда его подвели к телу Сафы-ханум, Абюттар спросил:
   - За что ты убил несчастную девушку? Что она сделала тебе?!
   - Я не питал к ней никакого зла, я лишь выполнил приказание моего господина. Он велел мне пронзить стрелой всякого, кто бы ни появился на веранде.
   - Так значит, это покушение на мелеке! - воскликнул в гневе Абюттар. Какая наглость! Поручить какому-то вонючему конюшему лишить жизни нашу прекраснейшую мелеке! Кому
   теперь верить? Сегодня злодеи подняли руку на мелеке, завтра, осмелев, они захотят убить самого элахазрета. Хвала всевышнему, он сохранил жизнь нашей обожаемой мелеке! Как звать
   тебя, мерзавец?
   - Мансур. - Ты действительно служишь конюшим у иракских аскеров? - Да.
   На веранду пришли Захир Балхи, визири Кызыл-Арслана и другие сановники.
   - Какую награду ты получил от того, кто тебя подослал? - спросил Захир Балхи конюшего.
   - Сто золотых.
   Конюший Майсур, вынув из кармана мешочек с деньгами, швырнул его к ногам Абюттара.
   - А если бы тебе не заплатили этих денег, ты совершил бы преступление? - спросил один из визирей Кызыл-Арслана.
   - Да, совершил бы, ведь мне приказал мой ага!
   - А кто твой ага?
   - Мой ага - Фахреддин, сардар азербайджанского войска. - Давно ли ты знаешь Фахреддина?
   - Давно. Я вырос в их доме.
   Убийцу увели. На веранду вошли Гатиба и Хюсамеддин.
   - По-моему, уважаемые джанабы, дело ясное, - сказал Хюсамеддин. - Раз убийца во всем сознался и выдал нам того, кто подбил его на преступление, мы имеем полное право вынести приговор.
   Кто-то из визирей начал возражать:
   - Раз злодей сознался, надо подождать, когда элахазрет Кызыл-Арслан вернется из похода. Пусть он сам выносит приговор, это дело падишаха, ведь конюший хотел убить мелеке, принадлежащую к роду Эльдегеза.
   Гатиба, Хюсамеддин и Захир Балхи запротестовали. Гатиба воскликнула:
   - Злодей должен быть казнен до того, как тело моей любимой Сафы-ханум предадут земле!
   Находящийся на веранде Сеид Алаэддин был уверен в непричастности Фахреддина к убийству Сафы-ханум.
   "Нет сомнений, преступление - дело рук Гатибы и Хюсамеддина, - думал он. - Они хотят погубить моего друга, изгнать из столицы азербайджанское войско и тем самым обречь на одиночество Кызыл-Арслана. Что же делать? Я не могу сказать ни слово в защиту Фахреддина, так как все знают, что он мне ближе, чем брат. Надо принимать срочные меры, иначе враги возьмут верх над нами. Когда был убит атабек Мухаммед, Гатиба-хатун приказала немедленно казнить цырюльника, причастного к убийству. Подобное они хотят сделать и сейчас. Если конюшего Мансура казнят, Фахреддин будет лишен возможности доказать свою невиновность".
   Заметив у двери веранды своего нукера, Алаэддин многозначительно посмотрел на него и кивком головы указал на дверь.
   Нукер тотчас понял, что от него требуется, и скрылся.
   Не прошло и получаса, как дворец Атабека Мухаммеда был окружен отрядами азербайджанского войска. Захир-Балхи и Камаледдин были заключены под стражу. Убийца Мансур был переведен из подземелья дворца атабека в городскую тюрьму, охраняемую азербайджанскими аскерами.
   Гатиба, объятая страхом, начала готовиться к побегу в Рей к сыну Гютлюг-Инанчу, но Фахреддин предупредил ее замысел, прислав к ней своего слугу с запиской, в которой говорилось:
   "Я не позволю уважаемой мелеке выехать из столицы, так как она тоже должна принять участие в махкеме, которое соберется после возвращения элахазрета Кызыл-Арслана из похода.
   Принятые мной меры являются единственной возможностью положить конец наговорам и клевете на меня.
   Я уверен, на махкеме будут выявлены не только моя невиновность, но и обстоятельства убийства атабека Мухаммеда".
   Жители Хамадана с нетерпением ждали приезда Кызыл-Арслана, гадая, чью сторону он примет.
   Через три недели после этого происшествия хекмдар возвратился в столицу и тотчас призвал к себе Фахреддина.
   - Кто дал тебе право заключить под стражу Захира Балхи и Хюсамеддина? спросил он грозно.
   Фахреддин, ничуть не растерявшись, ответил:
   - Так надо было сделать, дабы не повторилось то, что произошло, когда был убит ваш брат атабек Мухаммед. Захир Балхи и Хюсамеддин хотели до вашего приезда в столицу казнить Мансура, который, как и рабыня Сафа-ханум, является жертвой их преступных замыслов. Если бы им удалось сделать это, они торжествовали бы победу. Я помешал им!
   - А зачем ты заключил под стражу мелеке? Ведь я наказывал тебе быть с ней обходительным!
   - Мелеке никто не заключал под стражу. Просто ей не дали возможности уехать из Хамадана. Если бы она сделала это, наши враги сказали бы: "В столице невозможно жить! В столице
   восстание! Мелеке вырвалась из лап жестоких азербайджанцев!" Теперь, когда элахазрет пожаловал в Хамадан, я требую немедленного расследования обстоятельств убийства Сафы-ханум, которое было подстроено с тем, чтобы оклеветать азербайджанцев. Элахазрет должен допросить убийцу Мансура!
   - Убийца утверждает, что к преступлению принудил его Фахреддин, гневно сверкнув глазами, сказал Кызыл-Арслан. Как ты докажешь свою невиновность?
   - У элахазрета нет никаких оснований сомневаться в моей искренности. Вам известно, что я всегда боролся с врагами нашего государства. Те, кто подбил Мансура на преступление,
   не только мои враги, но и враги этого государства. Они ненавидят меня за то, что я преданно служу вам и государству, и добиваются, чтобы элахазрет отстранил меня от дел. Я не знаю
   этого Мансура, как и он не знает меня. Если элахазрет желает удостовериться в правдивости моих слов, пусть он вызовет сейчас всех своих военачльников, а затем прикажет привести Мансура. Если Мансур признает меня, значит преступление совершил я, и тогда элахазрет может наказать меня как угодно!
   Кызыл-Арслан с минуту размышлял.
   - Хорошо, быть по-твоему.
   Через полчаса в дворцовую залу вошли пятнадцать военачальников Кызыл-Арслана, среди которых был и Хюсамеддин.
   Из тюрьмы привели убийцу Мансура, закованного в цепь.
   Кызыл-Арслан, подойдя к нему, долго и пристально смотрел в его глаза, затем приказал тюремным стражникам:
   - Снимите с него цепь!
   Стражники поспешили исполнить приказание падишаха.
   - Покажи мне, кто из присутствующих в этом зале присудил тебя к преступлению! - обратился Кызыл-Арслан к Машуру.
   Мансур, обведя взглядом военачальников, подошел к Хюсамеддину и показал на него пальцем.
   - Вот он принудил меня к убийству. Кроме неге, я никого не знаю.
   Кызыл-Арслан нахмурился.
   - А Фахреддина ты знаешь?
   - Как не знать? Знаю... Если бы не Фахреддин, разве я убил бы человека?
   - А ты можешь показать мне Фахреддина?
   - Так вот же он, передо мной. Это и есть Фахреддин!
   - Его звать не Фахреддин, а Хюсамеддин.
   - Неправда. Он сам сказал мне, что его имя Фахреддин. - Сколько ты получил за преступление? - Сто золотых.
   - Глупец! Значит, ты продал свою жизнь за сто золотых?
   - Нет, этот джанаб заверил меня, что я останусь в живых.
   - Кого ты должен был убить?
   - Понятия не имею. Этот джанаб приказал мне пронзить стрелой первого, кто выйдет на веранду.
   - Ты и прежде был знаком с этим джанабом?
   -- Нет. Я знаю его совсем недавно.
   - Но ведь в день убийства ты сказал, будто с детства жил в доме Фахреддина.
   - Да, сказал.
   - Выходит, ты солгал тогда?
   - Вовсе не солгал. Как мне ага велел говорить, так я и говорил. Мог ли я говорить иначе, если мне заплатил за это сто золотых динаров?
   - Знал ли ты, в кого пускаешь стрелу?
   - Нет, не знал. Ага показал мне веранду и сказал: "Убьешь первого, кто выйдет сюда!"
   - Разве тебе не было известно, что это дворец мелске?
   - Нет, этого я не знал. Если бы знал, то не осмелился бы выпустить стрелу.
   - Невероятно! Как мог ты, служа столько времени в моем войске, не знать, где находится дворец моего покойного брата атабека Мухаммеда?!
   Мансур расхохотался:
   - Да разве я служу в вашем войске?! Я впервые в жизни попал в Хамадан. Семь месяцев я сидел в здешнем зиндане. До этого я был главарем шайки грабителей на дороге между Асадабадом и Хамаданом. В конце концов я попался, и меня привезли в Хамадан. Меня должны были казнить, но этот ага вызгюлил меня из тюрьмы и поручил это дело. Он дал мне сто золотых и сказал, что спасет меня от смерти, если даже меня схватят. - Где он договаривался с тобой? - Ага водил меня к себе домой.
   - Если тебе покажут этот дом, сможешь ли ты узнать его?
   - Конечно, смогу.
   Кызыл-Арслан обратился к Хюсамедину:
   - Ну, что скажешь нам на это?
   - Все, что говорит этот человек - ложь! - возмутился Хюсамеддин. - Его подучили говорить так в тюрьме. Когда его допрашивали в день преступления, он говорил совсем другое.
   Кызыл-Арслан опять обернулся к Мансуру.
   - А ты не мог бы назвать нам какие-нибудь вещи, которые были в доме этого джанаба?
   - Могу, это так просто! Дверь нам открыла старая служанка, рябая и кривая на один глаз. В комнате его, как войдешь, справа и слева от двери стоят два страшных львиных чучела.
   В клетке на окне - серый попугай. Когда я вошел, он закричал: "Прошу вас! Прошу вас!"
   Кызыл-Арслан спросил Хюсамеддина:
   - Есть ли все это в твоем доме?
   - Да, есть. Но преступник мог и не видеть всего этого. Мои враги подучили его говорить так, ибо они сотни раз бывали у меня.
   - Что ты на это ответишь, преступник Мансур? - спросил Кызыл-Арслан.
   Мансур усмехнулся.
   - Мой ответ вы уже слышали. Могу добавить, что в доме этого джанаба я видел табакерку, усыпанную рубинами и алмазами, с изображением голой женщины.
   Хюсамеддин поспешно замахал рукой.
   - Он лжет! У меня нет никакой табакерки!
   -- Ага говорит правду, - сказал Мансур. - Сейчас в его доме этой табакерки нет. Когда ага вышел в другую комнату, чтобы достать для меня из сундучка сто золотых, я, сам не понимая как это случилось, сунул табакерку в свой карман.
   Гнев Кызыл-Арслана разом погас. Он весело рассмеялся.
   - Где сейчас эта табакерка?
   - Она при мне, элахазрет. Могу вернуть ее вам.
   - Каким образом тебе удалось пронести ее с собой в тюрьму?
   - Как только меня привели в комнату мюдира тюрьмы, я вынул табакерку из кармана и сунул ее под чалму мюдира, которая лежала на тахте. Мне приказали: "раздевайся!" Я разделся и положил свою одежду рядом с чалмой мюдира. Обыскав меня и ничего не найдя, мне опять велели одеться. Одеваясь, я незаметно вытащил из-под чалмы мюдира табакерку и опять спрятал в карман.
   - Покажи табакерку!
   - Прошу вас, элахазрет.
   Мансур, сунув руку за пазуху, извлек табакерку и передал Кызыл-Арслану.
   Увидев табакерку, хекмдар побледнел: это была табакерка его покойного брата атабека Мухаммеда, подаренная ему халифом Мустаршидбиллахом.
   Кызыл-Арслан бросил на Хюсамеддина грозный взгляд.
   - Каким образом эта дорогая вещь, принадлежавшая моему брату, попала в твои руки?
   Хюсамеддин оказался в затруднительном положений. Он не мог признаться, что табакерку подарила ему Гатиба.
   Потупив голову, он ответил:
   - Табакерка попала в мои руки точно таким же образом, как и к Мансуру.
   Кызыл-Арслан обернулся к Фахреддину:
   - Ты можешь идти.
   - Я требую наказаний преступников! - сказал Фахреддин.
   Кызыл-Арслан недовольно поморщился.
   - Не лезь не в свое дело. Тебе никто не давал права приказывать падишаху!
   Хюсамеддии и Захир Балхи были посажены в тюрьму.
   Минула неделя. Никто не знал, как Кызыл-Арслан решит их участь. По городу ходили слухи: "Азербайджанцы требуют сурового наказания преступников, а Гатиба-хатун добивается их помилования".
   Кызыл-Арслан получил письмо, подписанное знатными и авторитетными людьми Северного и Южного Азербайджана, а также многими военачальниками азербайджанского войска:
   "Хашаметмааб!
   Вам должно быть известно, что, хотя правительство салтаната считается прежде всего правительством Азербайджана, однако азербайджанцы, проживающие в Вашей столице, чувствуют себя как чужеземцы.
   События последних недель еще больше подорвали престиж живущих в Хамадане азербайджанцев. Виновники преступления, задуманного с целью поссорить элахазрета с азербайджанцами, все еще не наказаны, и это свидетельствует о том, что элахазрет хекмдар изменил свое прежнее благосклонное отношение к азербайджанцам.
   Это обстоятельство делает затруднительным пребывание азербайджанского войска в столице. Преступники живы, и это порождает в народе слухи об их невиновности и бросает тень на азербайджанцев.
   Поэтому хекмдар не должен удивляться и гневаться, если азербайджанское войско в ближайшее время покинет столицу. Пусть элахазрет заранее позаботится о создании другого войска, призванного обеспечивать порядок в городе и безопасность жизни элахазрета".
   Почти одновременно с этим письмом Кызыл-Арслан получил письмо от Гатибы, которая писала:
   "Элахазрет!
   Ваша дружба с убийцами моего отца оскорбительна для меня. Я пришла в недоумение, узнав, что Вы оставили безнаказанными виновников преступления, задуманного азербайджанцами.
   Преступление было совершено во время отсутствия элахазрета, и это наводит меня на мысль о том, что преступники действовали по его указке. Оставив на свободе Фахреддина и Сеида Алаэддина, Вы тем самым еще больше подтвердили достоверность моего предположения о Вашей причастности к покушению на жизнь мелеке.
   Давно уже предчувствуя недоброе, я несколько раз порывалась уехать из столицы. Последнее событие доказывает, что мое пребывание в Хамадане действительно небезопасно для моей жизни и жизни моей юной сестры.
   Элахазрет несколько раз обещал мне наказать преступников, но так и не исполнил этого. Мои безвинные друзья все еще находятся в тюрьме, что заставляет меня сделать определенныевыводы.
   Хюсамеддин пользовался неограниченным доверием и уважением моего покойного отца. Его меч в течение многих лет принуждал непокорных азербайджанцев склонять головы перед атабеком. Оскорбительное заключение его под стражу нельзя расценивать иначе, как оскорбление всего моего рода.
   Хазрет Захир Балхи, мудрый, деятельный политик, тоже оказал много услуг нашему государству.
   Я приняла решение провести остаток жизни в Рейском государстве. Лучше на чужбине влачить нищенское существование, чем жить в родной стране, где властвуют убийцы моего отца.
   Гатиба-хатун".
   Кызыл-Арслан колебался: ему не хотелось терять азербайджанцев, но в то же время он не мог допустить отъезда Гатибы из столицы в Рей, где она опять развернула бы против него враждебную деятельность, что привело бы к новым конфликтам с соседними государствами.
   В последнее время в столицу приходили тревожные вести: в Ираке и на границе с Хорасаном начались народные волнения. Кызыл-Арслану не удалось удержать в Хамадане азербайджанское войско, возглавляемое Фахреддином и Сеидом Алаэддином. В один из дней оно покинуло столицу. Падишах остался один в окружении врагов. Хюсамеддин по-прежнему находился в тюрьме, однако это не мешало ему принимать деятельное участие в заговоре против Кызыл-Арслана. Гатиба, когда хотела забирала его из тюрьмы к себе во дворец, советовалась с ним, затем опять отправляла в тюрьму.
   Заговорщики осмелели настолько, что не считали даже нужным скрывать свои замыслы. Подготовка к государственному перевороту шла почти в открытую.
   Кызыл-Арслан, не имея возле себя людей, на которых можно было бы опереться, бездействовал и не решался трогать обнаглевших заговорщиков.
   Старый визирь Кызыл-Арслана Шамсаддин, видя, что хекмдар совершает один за другим опрометчивые поступки и не внемлет его разумным советам, встревожился.
   Накануне ухода азербайджанского войска из Хамадана, он явился к падишаху.
   - Элахазрет, надо быть слепым, чтобы не видеть, какую деятельность развили Хюсамеддин и Гатиба-хатун, добиваясь свержения вашей власти, сказал он. - Они переписываются с халифом багдадским и вашим братом Тогрулом, заключенным в крепости Кахран. Они уже заручились согласием повелителя правоверных на провозглашение Тогрула вновь главой салтаната. Халиф Насирульидиниллах обещал признать Тогрула падишахом, если тот провозгласит сына Гатибы Гютлюг-Инанча наследником престола. Надо немедленно действовать и сорвать планы заговорщиков.
   - Достоверно ли то, о чем ты говоришь? - спросил Кызыл-Арслан, хмурясь.
   Шамсаддин, достав из-за пазухи пачку писем, протянул их Кызыл-Арслану.
   Прочитав письмо Гатибы к Тогрулу, хекмдар еще больше помрачнел.
   - Когда я избавлю наконец мое государство от козней и интриг этого шайтанского рода?! - воскликнул он гневно.
   - Послушайтесь моих советов, элахазрет! Я состарился, но мысль моя не одряхлела. Я хочу уберечь элахазрета от беды. Вспомните, что я вам советовал, когда вы стали падишахом. Если вы не сделаете этого сейчас, может произойти непоправимое.
   Кызыл-Арслан раздраженно поморщился.
   - Говори покороче, Шамсаддин, что мне надо делать?
   - Азербайджанское войско не должно уходить из Хамадана. Отправьте в Рей фирман и потребуйте, чтобы Гютлюг-Инанч немедленно приехал в Тебриз. Сами вы должны тоже завтра же уехать туда вместе с Гатибой-хатун. Надо следить за мелеке и не давать ей возможности заниматься интригами. Пошлите одно войско к Багдаду, второе - к границе с Хорезмом. Как только Гютлюг-Инанч приедет в Тебриз, пошлите Фахреддина с большим войском в Рей, предоставив ему полномочия возглавить там власть. После того, как Рей будет захвачен, а границы салтаната укреплены, предайте в Тебризе казни Гютлюг-Инанча и Гатибу, а в Хамадане - Хюсамеддина. Что касается Тогрула и его сына Мелик-шаха, с ними надо тоже поступить так, как того требует государственная мудрость. Будьте тверды и решительны!
   - То есть, и их казнить?
   - Да! Этого требует обстановка. Элахазрет обязан понимать: потерять дружбу с fзербайджанцами - значит потерять власть. Враги задались целью уничтожить не только влахазрета, но и весь род Эльдегеза.
   - Ах, визирь, визирь! Сколько раз я говорил тебе, не торопись отправлять людей на тот свет. Думай лучше над тем, как наставить их на путь истины и примирить с обстоятельствами.
   - Вы забываете советы великого Низами, -- возразил Шамсаддин. - С помощью одной философии нельзя руководить государством. Надо знать, где проявлять милосердие, а где - непреклонность. Смешно и глупо быть великодушным с теми, кто рвется к власти, не умея руководить государством и народом, и при этом добивается вашей погибели. Прощать без конца человека, который вырывает у тебя из рук корону, - значит, в конце концов проститься с этой короной. Падишах, одумайтесь, пока не поздно! Ваша столица находится почти у самой границы государства, а вы смеете ссориться с азербайджанцами. Враги только и ждут момента, чтобы напасть на нас. Мы располагаем достоверными сведениями на этот счет. Действуйте, хекмдар, речь идет о Вашей жизни!
   - Я вижу, сегодня ты явился запугивать меня и испытывать мое терпение! - в гневе закричал Кызыл-Арслан, - Ты хочешь, чтобы я заслужил проклятье истории? Советуешь мне казнить жену моего брата и моего племянника? Думаешь, это сделает меня счастливым? Ты призываешь меня к подлости, жестокости, хочешь, чтобы я стал палачом своих близких? Будь ты проклят! Ты выжил из ума, старик! Завтра же передай государственную печать джанабу Музафферу. Поедешь в город Наджаф И будешь до конца своих дней жить при гробнице святого Али. Такова мой воля. Ступай!
   На следующий День скромный тахтребан увозил через Багдадские ворота Хамадана на юг опального визиря Шамсаддина и его сына Сулеймана.
   Приподняв занавеску и глядя полными слез глазами в сторону Тебризских ворот, из которых выезжали отряды азербайджанских всадников, направляющихся на север, старик горестно прошептал:
   - Нет больше Кызыл-Арслаыа... Умер Кызыл-Арслан.
   СМЕРТЬ
   Кызыл-Арслан, приказав выпустить из тюрьмы Хюсамеддина и Захира Балхи, надеялся, что его уступка уймет и успокоит Гатибу и по городу перестанут распространяться злые слухи.
   Однако он ошибся: Гатибе было мало этого. Уход из Хамадана азербайджанского войска, изгнание визиря Шамсаддина в город Наджаф, выход на свободу Хюсамеддина и Захира Балхи вновь окрылили ее верой в успех, и она начала упорно думать о том, как бы заставить Кызыл-Арслана провозгласить наследником падишахского престола ее сына Гютлюг-Инанча.
   В один из вечеров, принарядившись, она пришла к Кызыл-Арслану и завела с ним такой разговор:
   - Слава всевышнему Аллаху, наконец-то мы избавились от смутьянов и злодеев, ввергавших наше государство в беду! Теперь все разногласия разрешены, сплетни прекратились. Отныне Элахазрет может руководить государством так, как ему хочется,- все благоприятствует этому. У нас остался лишь один нерешенный вопрос.
   Кызыл-Арслан настороженно прищурился,